Соперница королевы

Разоблачение

Итак, на следующий день, я отправилась в Чартли с несколькими слугами в сопровождении Филиппа и его кортежа. Он оказался прекрасным спутником. Путешествие оказалось не таким уж утомительным, как я ожидала, хотя я оставила Роберта с двумя женщинами, влюбленными в него по уши. Мне даже смешно становилось, когда я сравнивала их — нашу царственную, всемогущую леди Елизавету и маленькую, запуганную леди Дуглас Шеффилд, которая, говорят, боится собственной тени. Впрочем, что касается последнего, то, учитывая витающий в снах леди Дуглас призрак леди Эми Робсарт, все вполне объяснимо. Бедняжка! Мне нетрудно было ее понять. Ведь она очутилась на месте несчастной Эми. Если, конечно, она не наврала о своем замужестве.

Мы наконец добрались до Чартли, и на этот раз я уже не смотрела на стены замка с такой тоской, как в прошлый раз, когда возвращалась сюда. Теперь все было иначе, и Роберт вскоре появится в этих стенах собственной персоной.

Еще с дороги я послала вперед гонца с известием о нашем прибытии, поэтому дети уже поджидали у ворот замка.

Я очень гордилась своими крошками. Пенелопа подросла и обещала стать красавицей, а пока напоминала бутон, готовый распуститься дивным цветком. Ее кожа была гладкой и нежной, она унаследовала от меня прекрасные густые светлые волосы и красивые темные глаза, характерную черту рода Болейн. Уже очень скоро она обещала стать прекрасной женщиной. Тут же была Дороти, несколько менее заметная, но только по сравнению со своей яркой сестрой. И, конечно, прибежал мой самый дорогой — Роберт, которому исполнилось восемь лет. Он показался мне очень взрослым. Младший брат Уолтер смотрел на него с восхищением. Я обняла их всех, расспрашивая, скучали ли они без меня, а они наперебой и хором заверяли, что очень скучали.

— А это правда, мамочка, — спросила Пенелопа, — что сюда приедет сама королева?

— Правда, и мы должны приготовиться. Нам очень много предстоит сделать, а вы должны показать, как умеете себя вести.

Маленький Роберт сделал глубокий поклон, демонстрируя, как будет приветствовать королеву, и заявил, что если она ему понравится, он покажет ей своего лучшего сокола.

Я рассмеялась и объяснила ему, что дело не в том, понравится ли ему королева, а в том, понравится ли он ей.

— И если ты ей понравишься, Ее Величество, возможно, соизволит взглянуть на твоего сокола.

— А может, она вообще никогда не видела соколов, — обиделся Роберт.

— Заверяю тебя, она повидала их достаточно. Ты просто не понимаешь, что это сама королева! А теперь, дети, познакомьтесь — это мистер Филипп Сидни, который поможет нам подготовиться к приезду королевы.

Филипп немного поговорил с детьми, и, глядя на него и на Пенелопу, я подумала, что он был бы прекрасным мужем для нее. Пока, конечно, еще рановато для Пенелопы. Сейчас разница в их возрасте кажется огромной. Он уже мужчина, а она еще дитя, но через три-четыре года… Надо будет поговорить с Уолтером. Это ведь неплохая идея — породниться с семьей Лестера, пока он в фаворе, выдать нашу дочь за его племянника. Думаю, Уолтер согласится со мной.

Слуги уже начали подготовку. Везде чистили туалеты, и я с облегчением отметила, что их нельзя легко отыскать по запаху. Старый тростник выметали, а вместо него стелили свежее сено и солому, смешанную с семенами полыни, чтобы не было блох. В день приезда королевы все это сменит свежий тростник. В залах и комнатах раскладывали ароматные травы.

На кухне готовились говядина и баранина, телятина и свинина. Огромные пироги, украшенные королевской символикой, с начинкой, приправленной пряностями и травами, выращенными в нашем собственном саду, уже подрумянивались в больших печах. Наши столы должны ломиться от блюд, иначе это будет недостойно визита королевы. Хотя сама Елизавета, как я знала по опыту, будет есть очень умеренно. Я уже распорядилась поднять из погреба лучшие вина. Уолтер очень гордился нашим винным подвалом, где хранились лучшие итальянские и левантийские вина. Никто не посмеет сказать, что я не знаю, как подобает принимать королеву.

Музыканты целыми днями разучивали песни и мелодии, которые, как я знала, нравятся королеве. В общем, переполох в замке Чартли получился изрядный, поскольку такие события случались здесь редко.

Филипп Сидни оказался идеальным гостем. Прекрасные манеры и обаяние сделали его любимцем детей, а слуги только ловили случай исполнить его приказания.

Филипп читал детям свои стихи. Я опасалась, что мальчикам это быстро наскучит, но, к моему удивлению, даже маленький Уолтер заинтересованно слушал. При этом все не спускали глаз с Филиппа, когда он декламировал.

За столом он рассказывал им о своей жизни, которая моим детям казалось полной приключений. Филипп поведал им о своих школьных годах в Шрусбери, об учебе в церкви Христа в Оксфорде. Потом отец отправил его заканчивать образование на континент, где он провел три года. Пенелопа, забыв обо всем, поставила локти на стол и заворожено слушала Филиппа, словно в трансе. И я сказала себе — да, я хочу, чтобы этот красивый и милый молодой человек стал ее мужем. Надо будет обязательно переговорить с Уолтером, когда он вернется, и как-то устроить этот брак.

Некоторые приключения Филиппа были веселыми, другие необычайно мрачными. Он находился в Париже, в доме английского посланника, в ту роковую августовскую ночь 1572 года, накануне праздника памяти святого Варфоломея, когда католики резали гугенотов. Глухой ночью он услышал звук набата, а из окна увидел много кровавых картин. Он не стал их подробно описывать, хотя юный Роберт и просил об этом.

— Та ночь — это позорное пятно Франции, — говорил он. — И этот позор никогда не удастся забыть.

И тут же перевел разговор в лекцию для детей о том, что нужно терпимо и уважительно относиться к мнению других. К моему изумлению, они ловили каждое его слово.

Потом он рассказывал о торжествах в Кенилворте. Он описывал ночное действо на озере так живо, а о лицедеях и танцорах, спектаклях и инсценировках говорил так ярко и увлекательно, что я словно снова побывала там.

Филипп много и с любовью рассказывал о дяде, великом графе Лестере, о котором дети, безусловно, слышали. Имя Роберта было на устах у всей Англии. Оставалось надеяться, что дети не слышали сплетен о нем, а если и слышали, то не станут говорить об этом с Филиппом. Было видно, что юноша преклоняется перед дядей, как перед божеством. И мне нравилось, что такой явно добродетельный юноша говорит о Роберте совсем не то, о чем сплетничают его завистники и враги, готовые поверить в самое худшее.

— А как он разбирается в лошадях! — рассказывал Филипп. — Вы ведь знаете, что он королевский конюший с первого дня царствования королевы.

— Когда я вырасту, — заявил Роберт, — я тоже стану королевским конюшим.

— Тогда тебе надо брать пример с моего дяди Лестера, — ответил Филипп.

Он начал рассказывать нам об искусстве верховой езды, которым его дядя владел в совершенстве, поясняя, что некоторые приемы он перенял у французов, больших специалистов в этой области. После Варфоломеевской резни Лестер обращался к конюшим убитых французских аристократов, которые, как ему казалось, должны были подыскивать новое место работы. Но все они были слишком высокого мнения о своем искусстве и требовали непомерно большую оплату.

— В конце концов, — продолжал Филипп, — дядя отправился в Италию. У итальянцев запросы не такие высокие. Как бы то ни было, мало найдется на свете людей, знающих о лошадях больше моего дяди.

— А королева выйдет за него замуж? — спросила вдруг Пенелопа.

В наступившем молчании Филипп посмотрел на меня, и я спросила дочь:

— Кто тебе сказал, что она выйдет за него?

— Господи, мамочка, да все об этом говорят, — ответила Дороти.

— О людях с высоким положением всегда сплетничают. Не стоит придавать значение слухам.

— Я думала, мы должны учиться всему и постоянно держать глаза и уши открытыми, — возразила Пенелопа.

— Глаза и уши должны быть открыты только правдивой информации, — ответил Филипп.

Затем он опять принялся рассказывать о своих приключениях в заморских странах, а дети слушали его, открыв рты.

Позже я видела, как Пенелопа и Филипп гуляли в саду, и я опять отметила, что они явно наслаждаются обществом друг друга, хотя ему уже исполнился двадцать один год, а ей было всего тринадцать.

В день предполагаемого приезда королевы я была наготове. Как только мои люди сообщат о кортеже Елизаветы, я с небольшой свитой должна отправиться ей навстречу.

Меня предупредили о приближении кавалькады заблаговременно, и я успела как следует подготовиться к встрече. В этот день я была одета в очень красивое платье из темно-красного бархата и такую же шляпку с длинным волнистым кремового цвета пером. Я знала, что выгляжу прекрасно, и не только благодаря элегантной одежде. Волнение перед встречей с Робертом заставило мои щеки слегка порозоветь, а глаза блестели радостным ожиданием. Свои светлые волосы я уложила очень просто, завязав их свободным узлом и выпустив локоны на одно плечо, по последней французской моде. Это привлекало внимание к естественной красоте моих волос, которыми я необычайно гордилась. Куда было до меня Елизавете с ее кудряшками и накладными прядями. Вертясь перед зеркалом, я решила, что выгляжу гораздо моложе и красивее королевы, несмотря на ее пышные наряды.

Я встретила их на полпути к замку. Роберт ехал рядом с королевой. За то время, что я его не видела, я успела забыть о том, какую власть имеет надо мной этот человек. Едва я его увидела, как вспыхнувшая страсть смела все мои желания, кроме одного — остаться с ним наедине и заняться любовью.

Он был одет в сшитый по итальянской моде темно-красный дублет, инкрустированный рубинами, на его плечи был наброшен плащ того же цвета, а на голове красовалась шляпа с белым пером. Он был так неописуемо хорош, что я едва заметила блистательную даму рядом с ним, благосклонно улыбавшуюся мне.

— Добро пожаловать в замок Чартли, Ваше Величество. Боюсь, после Кенилворта он покажется несколько убогим, но мы приложим все усилия, чтобы оказать достойный прием Вашему Величеству.

— Ну, будет тебе, кузина, — королева теперь ехала рядом со мной. — Ты прекрасно выглядишь. Не правда ли, милорд Лестер?

А глаза милорда впились в меня, и в них был только один вопрос: «Когда?»

— Леди Эссекс действительно выглядит посвежевшей, — произнес он.

— После потрясающих торжеств в Кенилворте мы все словно обрели вторую молодость, — любезно ответила я.

Королева нахмурилась. Она не любила, когда ей напоминали о том, что ее первая молодость давно минула. Ее положено было считать вечно юной. В таких вопросах Елизавета вела себя удивительно глупо, поэтому и тяжело было понять ее характер. Ей казалось, что если она будет вести себя, как юная девушка, то все поверят в ее вечную молодость. А если считать себя самой красивой в мире, то все вокруг тоже будут так думать.

Я понимала, что должна быть осторожной, но присутствие Роберта ударило мне в голову, словно молодое вино.

Мы ехали во главе кавалькады.

Королева посередине, а мы с Робертом по обе стороны. Я подумала, что это выглядит очень символично.

Елизавета расспрашивала меня о сельской жизни о наших землях, неожиданно проявив обширные познания и интерес. Она была очень любезна и сказала, что замок, с его башнями и мощным донжоном, очень живописен.

Своими покоями королева тоже осталась довольна. Еще бы! Я предоставила ей самые лучшие комнаты. Их занимали мы с Уолтером, когда он бывал дома. Полог кровати вытряхнули и отремонтировали, а полы устилали тростниковые подстилки, благоухающие травами и цветами.

Похоже, королеве у нас понравилось, стол тоже был достоин такой гостьи. Слуги, окрыленные присутствием королевы, старались всячески угодить Елизавете. Она это видела и с непринужденной благодарностью принимала услуги, навеки покоряя их сердца. Музыканты играли ее любимые мелодии, а эль на столе был легким, как и любила королева.

Она танцевала с Робертом, но я, как хозяйка замка, тоже смогла потанцевать с ним, хотя и недолго. Надолго королева не отпускала его танцевать ни с кем.

— Я должен встретиться с тобой наедине. — Я почувствовала, как многозначительно он сжал мои пальцы, одновременно поворачивая голову и улыбаясь королеве.

— Да, нам надо поговорить.

Я постаралась придать своему лицу непринужденное выражение.

— У тебя же наверняка есть место в замке, где нам не помешают, — мы говорили короткими фразами, когда королева не могла видеть лица говорящего.

— Есть одна комната в круглой западной башне. Мы почти не пользуемся этой башней.

— Я буду там… в полночь.

— Поосторожнее, милорд, — поддразнила его я. — За вами, наверное, будут приглядывать.

— Я давно привык к этому.

— Вами очень многие интересуются. О вас сплетничают не меньше, чем о королеве… и очень часто ваши имена упоминаются в одной и той же сплетне.

— И тем не менее я должен тебя увидеть.

Роберт вернулся к королеве, которая уже начала проявлять признаки нетерпения. Она хотела танцевать. И, разумеется, только с Робертом.

Я еле дождалась полуночи. Сбросив парадное одеяние, я накинула на себя легкое кружевное платье. Наша страсть все равно вырвется, как бы ни решительно я была настроена поговорить с ним, и я хотела выглядеть соблазнительно. Ни Елизавета, ни, тем более, глупышка Дуглас Шеффилд, не могли дать Роберту то, что могла дать я. Елизавета была сильна своей царственностью, а я своей женственностью. Что же касается Дуглас Шеффилд, то я уже убедилась, что ее в свите королевы нет. Видимо, она уехала домой, к их общему с Робертом сыну.

Он с нетерпением ждал меня. Не успев войти, я оказалась в его объятиях. Он попытался освободить меня от платья, под которым ничего не было, но я остановила его, заявив, что сначала нужно поговорить.

— Леттис, я просто с ума схожу, так хочу тебя.

— Похоже, милорд, вы не впервые сходите с ума от похоти, — ответила я. — Я недавно познакомилась с вашей женой.

— Женой? Но у меня давно нет жены.

— Я не о той, которая умерла в особняке Камнор. Это дело прошлое. Я говорю о Дуглас Шеффилд.

— И что она тебе наговорила?

— О, много интересного, в том числе и о вашем браке.

— Это ложь.

— Неужели? Непохоже, чтобы она лгала. И еще у нее есть кольцо, которое вы подарили ей… кольцо, которое могло быть отдано только твоей жене. Но еще важнее кольца — ее сын, маленький Роберт Дадли. Вы лицемер, милорд Лестер. Интересно, что скажет Ее Величество, когда узнает об этом?

Несколько секунд Роберт молчал, и у меня все внутри опустилось, ведь я отчаянно надеялась, что он убедит меня, что все это неправда.

Роберт, вероятно, понял, что я знаю слишком много, чтобы поверить в его протесты, поэтому кивнул.

— Да, у меня есть сын. От Дуглас Шеффилд.

— Значит, все, что она сказала — правда?

— Но я не женился на ней. Мы познакомились в замке Рутланда, и она стала моей любовницей. О Господи, Леттис, что мне было делать? Я и так хожу по краю…

— На поводке у королевы, — перебила я. — Которая сама не знает, хочет она тебя или нет.

— Хочет, поверь, — ответил Роберт. — Разве ты не замечала?

— Хочет видеть тебя в свите вместе с Хиниджем, Хэттоном и другими красавцами. Вопрос, хочет ли она вступить с тобой в брак.

— Как ее подданный, я должен буду подчиниться, если она этого захочет.

— Она никогда не выйдет за тебя, Роберт Дадли. Да и как она может, если ты уже женат на Дуглас Шеффилд.

— Клянусь, это не так. Я что, по-твоему, дурак, чтобы пойти на такое? Ради этого рисковать милостью королевы?

— Если нас здесь увидят, то ты лишишься ее милости.

— Ты — другое дело. Ради тебя я готов рисковать.

— Ты был готов рисковать и ради Дуглас Шеффилд. Ты даже женился на ней.

— Говорю тебе, я не женился на ней.

— А она утверждает, что женился. У вас даже ребенок есть.

— Это не первый ребенок, зачатый вне брака.

— А как же ее муж? Это правда, что он угрожал ей разводом за связь с тобой?

— Вздор! — воскликнул Роберт.

— Я слышала, что он обнаружил письмо, которое ты ей написал. Таким образом, у него была важная улика, изобличающая тебя перед королевой. Но он умер, не успев поставить тебя в весьма неловкую ситуацию.

— Бог ты мой, Леттис! Ты намекаешь на то, что это я его убрал?

— Весь двор находит странной его неожиданную смерть… в такой удобный для тебя момент.

— Зачем мне его смерть?

— Возможно, чтобы он не обнародовал твою связь с его женой?

— Это была ничего не значащая связь. Все было совсем не так, как ты думаешь.

— Королева могла подумать иначе.

— Уж она-то сразу поняла бы, что это полная ерунда. Это чушь. Я не хотел смерти Шеффилда. С моей точки зрения, лучше бы он был жив.

— Я вижу, что у вас одинаковое отношение к лорду Шеффилду и к графу Эссексу. Если вам хочется заняться любовью с женщиной, намного удобнее, если она будет чьей-то женой, а не вдовой. Иначе она может начать настаивать на браке.

Он положил руки мне на плечи и начал сдвигать с них платье. Я почувствовала, что меня охватывает знакомое волнение.

— Я не Дуглас Шеффилд, милорд.

— Конечно, нет. Ты моя очаровательная Леттис. С тобой никто не может сравниться.

— Надеюсь, королева не услышит твоих слов.

— При чем здесь королева? Да ради тебя я бы рискнул… пусть даже она узнает.

— Роберт, — продолжала сопротивляться я, — я не из тех, кем можно воспользоваться, а затем отшвырнуть в сторону.

— Я это отлично знаю. Я люблю тебя и всегда думал о тебе. Что бы ни случилось, не верь злым сплетням обо мне.

— А что должно случиться?

— Придет день, и мы поженимся, Леттис, я знаю это.

— И каким же образом? Ты принадлежишь королеве, а у меня есть муж.

— Все меняется со временем.

— Думаешь, королева найдет себе другого фаворита?

— Нет, я останусь на вершине, но мы будем вместе.

— Думаешь, она согласится?

— Со временем, когда постареет.

— Ты жадина, Роберт. Ты хочешь обладать всем сразу. Тебя не устраивает твоя собственная доля милостей судьбы. Ты хочешь присвоить себе и то, что по праву принадлежит другим.

— Я никогда не беру больше, чем мне по силам, — улыбнулся он.

— И ты веришь, что женишься на мне и останешься в милости у королевы?

— Послушай, Леттис, ты же хочешь меня. Я же вижу.

— Да, признаю, что ты меня привлекаешь.

— А что у тебя за жизнь с Уолтером Девере? Он неудачник. Он тебя не достоин. Признай это.

— Почему же? Он был хорошим мужем.

— Хороший муж не заставил бы первую красавицу двора годами прозябать в провинции.

— Я могу бывать при дворе при условии, что не буду оскорблять Ее Величество, привлекая внимание ее любимца.

— Мы должны быть осторожны, Леттис, но я твердо знаю, что женюсь на тебе.

— Каким же образом? — рассмеялась я. — И когда? Думаешь, я не знаю, что как только она прикажет, ты сразу бросишь меня? Так уже было раньше. Я уже не наивная девочка, Роберт. Ты повел себя так, как будто я для тебя ничего не значила.

— Я был дураком.

— О нет! Наоборот. Ты поступил очень мудро. Ты отлично понимал свою выгоду.

— Но она же королева, моя дорогая, понимаешь? Королева!

— Я не твоя дорогая. Это она, со своей короной, твоя дорогая.

— Как ты ошибаешься! Королева — это женщина, которая повелевает нами, своими подданными. Мы вынуждены ей подчиняться. Вот почему все обстоит именно так, а не иначе. Ах, Леттис, как же ты не поймешь, что я никогда не забывал тебя? Я тосковал по тебе. Все эти годы твой образ преследовал меня. И вот ты снова появилась, еще прекраснее, чем раньше. На этот раз мы не расстанемся.

Конечно, я не слишком верила ему, но я так хотела поверить! И так хотела его!

— А если она решит иначе?

— Мы перехитрим ее.

Мысль о том, что мы вместе противостоим королеве, пьянила меня. Он понимал меня так, как никто другой, я тоже знала слабости этого сильного мужчины. Сомнений не было, мы созданы друг для друга.

— Слышала бы она тебя сейчас, — рассмеялась я. Он побеждал, но я была не против.

Роберт почувствовал это и тоже рассмеялся.

— Мы будем вместе. Обещаю. Я женюсь на тебе.

— Каким образом?

— Говорю тебе, я решил, а значит, так и будет.

— Не всегда все выходит по-вашему, милорд. Помните, вы как-то решили жениться на королеве…

— Королева настроена против брака, — вздохнул он. — Я убедился, что она никогда не выйдет замуж. Ей просто нравится, когда ее окружает толпа претендентов на ее руку. Если бы она когда-то решилась на это, то вышла бы только за меня. Но она решила вообще не выходить замуж.

— И поэтому ты можешь заняться мной.

— Леттис, давай откровенно. Если бы она захотела, я бы, конечно, женился на ней. Еще бы. Только дурак упустил бы такой случай. И стал бы почти королем. Но разве это помешало бы мне любить мою прекрасную и несравненную леди Эссекс? О Леттис, я хочу тебя. Боже, как я хочу тебя. Хочу, чтобы ты стала моей женой, хочу детей… сына, который будет моим наследником. Я успокоюсь, только когда получу все это. Я буду к этому стремиться, и я знаю, что это все сбудется.

Я не была уверена, что верю ему, но я так хотела верить! Да, когда Роберт хотел, он был очень красноречив и мог убедить кого угодно. Он мог выкрутиться из любого затруднительного положения, как уже не раз бывало с королевой. Очень немногие могли всю жизнь ходить по краю, как Роберт Дадли, и так и не свалиться в пропасть.

— И когда-нибудь это произойдет, — заверял он меня. — Наши мечты сбудутся.

И я верила ему, закрывая глаза на все препятствия.

— А теперь хватит разговоров, — сказал он.

Мы знали, что рискуем, но не могли оторваться друг от друга. В небе уже занималась заря, когда мы расстались и разошлись по своим комнатам.

На следующий день я в тревоге ожидала разоблачения, но, к счастью, никто, похоже, не заметил, как я и Роберт тайком возвращались со свидания.

Дети были в восторге от всего происходящего в замке, и, прислушиваясь к их щебетанию, я поняла, что они уже очарованы графом Лестером. Даже трудно было понять, кем они восхищались больше — королевой или Робертом. Разумеется, королева держалась гораздо более отстраненно, но она пожелала, чтобы ей представили детей. Она задала им несколько вопросов, на которые они дали очень толковые ответы. Так что они понравились королеве, которая вообще была неравнодушна к детям.

Но однажды Роберт вдруг исчез, и его не могли найти. Королева нервничала. Я была все время рядом с ней, прилагая все усилия, чтобы под крышей моего дома не грянул королевский гнев. Но беспокойство и подозрительность королевы передались и мне. Я не могла забыть о нашем свидании. Вспоминая его признания, я представляла, что мы уже женаты, и это наш с ним общий дом. Тогда мне казалось, что я буду вполне довольна судьбой, если мне придется жить в провинции вместе с Робертом Дадли.

Но где же он сейчас? Дуглас Шеффилд здесь, конечно, нет, но, может, Роберт уже морочит голову другой красавице, обещая, что женится на ней, при условии, что королева не будет против, а с нынешним мужем потенциальной невесты что-нибудь приключится?

Королева сказала, что пойдет поищет его в саду. Похоже, она подозревала, что Роберт там с кем-то уединился, и хотела их поймать. Если бы ей это удалось, ее ярость была бы не меньше моей.

Однако все оказалось совсем не так, как мы думали. Едва мы с королевой вошли в сад, как сразу увидели Роберта. Но не в обществе молодой красотки. На руках у него был мой младший сын Уолтер, а остальные дети стояли вокруг. Костюм милорда Лестера был несколько менее безупречен, чем обычно. Грязью было перепачкано не только его лицо, но и один из его пышных рукавов.

Королева глубоко вздохнула и усмехнулась.

— Итак, милорд Лестер превратился в замарашку! — воскликнула она.

Заметив нас, Роберт поспешил навстречу, опустил Уолтера на землю и низко поклонился сначала королеве, а затем мне.

— Надеюсь, я не заставил себя ждать? — встревоженно спросил он.

— Вас не было больше двух часов, милорд, и мы волновались за вас.

Он был поистине великолепен! Он стоял перед своей госпожой и перед своей любовницей, которую совсем недавно сжимал в объятиях, но никто не догадался бы, что нас с ним что-то связывает.

Мой Роберт подбежал к королеве.

— Вот ваш Роберт, — он показал на графа Лестера, — говорит, что никогда не видел такого сокола, как у меня. Я очень хочу показать его тебе.

Елизавета улыбнулась и протянула ему руку. Роберт тут же ухватил грязной ручонкой ее белые тонкие пальцы и потащил королеву за собой.

— Лестер, — в восторге кричал он. — Давай ей покажем…

— Роберт! — прикрикнула на него я. — Ты забываешь, кто перед тобой. Ее Величество…

— Пускай, — отмахнулась королева. — Ее голос смягчился, а глаза ласково глядели на Роберта. Она всегда любила детей, и они сразу признавали ее своей, может, именно по этой причине. — У нас очень важное дело. Нам с Робертом срочно необходимо посмотреть сокола.

— Но слушается он только меня! — с гордостью сообщил ей Роберт, а затем встал на цыпочки, наклонился к королеве и доверительно прошептал: — Я скажу ему, что ты — королева, и он, наверное, тебя тоже будет слушаться. Но я не уверен.

— Пойдем, посмотрим и проверим, — тоже понизив голос, ответила Елизавета.

И тут мы стали свидетелями этого великолепного зрелища. Мой сын тащил по траве нашу величественную королеву, а мы бежали за ними. Одновременно Роберт без умолку тараторил о своих лошадях и собаках, которых он тоже намеревался продемонстрировать королеве, поскольку Лестер уже все это видел.

Должна признаться, она была бесподобна и среди детей, сама вела себя, как девчонка. Но я подметила в ее глазах грусть и догадалась, что она мне завидует. Ведь у меня орава таких очаровательных детишек.

Девочки вели себя несколько более сдержанно, но я осталась ими довольна. Вряд ли королеве понравилось бы, если бы они стали держаться чересчур фамильярно. Как бы то ни было, но именно мой старший сын всецело завладел вниманием королевы.

Он кричал и смеялся, и тянул ее за платье, чтобы она прошла с ним в другой конец конюшни.

— Лестер говорит, что это одна из лучших лошадей, каких он видел, — доносился до меня мальчишеский фальцет Роберта. — А Лестер знает толк в лошадях, он ведь королевский конюший, знаешь?

— Знаю, — улыбнулась Елизавета.

— Значит, он знает толк в лошадях, иначе она бы его прогнала.

— Прогнала бы сразу, — подтвердила Елизавета.

Роберт явно сразу стал ее любимцем.

А в это время Лестер незаметно шептал мне:

— Леттис! Сколько бы я отдал, чтобы это был наш дом и наши дети. И однажды так и будет. Я женюсь на тебе, и никто меня не остановит.

— Ш-ш-ш, — остановила я его.

Мои дочери были рядом и могли услышать. Они были чрезвычайно любопытны.

Когда королева осмотрела сокровища Роберта, все вернулись в замок. Детей допустили поцеловать руку королеве, но мой Роберт вместо этого взобрался к ней на колени и поцеловал в щеку. По лицу Елизаветы я видела, что она ничуть не рассердилась, а наоборот, почти растрогана. Роберт внимательно рассмотрел драгоценные камни на ее платье, а потом взглянул в глаза королеве.

— До свидания, Ваше Величество, — сказал он. — А когда ты опять приедешь?

— Скоро, мой юный Роберт, — улыбнулась она. — Не беспокойся, мы еще обязательно встретимся.

Вспоминая сейчас свою жизнь, я думаю о том, что на нашем пути встречаются поистине роковые моменты, предвестники грядущих катастроф, но как часто мы распознаем их в череде других, незначительных событий? Спустя годы, переживая горечь и боль своей утраты после обрушившейся на меня трагедии, я говорила себе, что встреча моего сына с королевой была репетицией того, что должно было случиться позже. И сейчас я начинаю верить, что уже в тот момент я осознавала, что в воздухе витает некое предзнаменование. Это все вздор, разумеется. Тогда я не придала этому никакого значения. Королева точно так же держалась бы с любым другим непосредственным ребенком, привлекшим ее внимание. Если бы не дальнейшие события, я бы и не вспомнила об этой их первой встрече.

Вечером, во время танцев, королева сказала мне:

— Леттис, ты счастливая женщина, и у тебя прекрасные дети.

— Благодарю вас, Ваше Величество.

— Особенно твой маленький Роберт. Он меня просто очаровал! Я давно не видела такого красивого ребенка.

— Это вы очаровали его, Ваше Величество, только боюсь, что он от восторга иногда забывал, что вы его королева.

— А мне нравится его детская простота и непосредственность, Леттис, — задумчиво ответила она. — В детях нет фальши и предательства…

Мне стало не по себе. Неужели у нее появились подозрения насчет другого Роберта?

Но взгляд у королевы был отсутствующий. Может, Елизавета сожалела, что в свое время проявила упрямство и не вышла за Роберта Дадли. Сейчас она тоже могла бы иметь большую семью. Правда, при этом раскладе она могла утратить корону.

После отъезда королевы и двора я на некоторое время задержалась дома. Дети целыми днями обсуждали последние события. Они восхищались королевой, но, несмотря на то что в их обществе она могла отбросить все церемонии, им больше пришелся по душе граф Лестер. Елизавета была почти божеством, а Лестер, хоть и на вершине власти и славы, все равно был более земным. Мой Роберт объявил, что граф Лестер обещал обучить его премудростям верховой езды — поворотам, прыжкам, вращениям, и вообще, как стать лучшим наездником в мире.

— И когда же он будет обучать тебя? — спросила я. — Разве ты не знаешь, что он постоянно рядом с королевой.

— Ну и что? Он сказал мне, что скоро мы с ним станем большими друзьями.

Значит, он сказал такое маленькому Роберту! Что ж, расположение и восхищение моих детей Лестер уже завоевал.

Я снова собиралась ко двору и мне пришла в голову мысль взять в Лондон Пенелопу и Дороти. Они уже подросли, и мне не хотелось оставлять их в провинции. Мы будем жить в Дарем-хаусе, а оттуда рукой подать и до Виндзора, и до Хэмптона, Гринвича или Нансача, что позволит мне быть при дворе и часто навещать дочерей. Это также позволит девочкам вращаться в придворных кругах.

Дарем-хаус привлекал меня еще и потому, что раньше здесь жил Роберт. Теперь он перебрался в куда более роскошный Лестер-хаус, протянувшийся вдоль реки. До Лестер-хауса было рукой подать, поскольку оба дома стояли на Стрэнде. Это позволяло надеяться, что я смогу встретить Роберта вдали от орлиного ока королевы.

Дочери были в восторге от открывшейся перед ними перспективы, ведь они недавно сами приобщились к придворной жизни. Без малейших сожалений они покинули лишенное всяческих удобств родовое гнездо и отправились со мной в Лондон.

Мы довольно часто встречались с Робертом на протяжении последующих месяцев. После наступления темноты ему было легко взять лодку и, переодевшись в одежду одного из своих слуг, подплыть прямо к нашему дому. Но от частых встреч наша страсть не угасла, а наоборот, разгоралась все сильнее. Роберт постоянно говорил о нашем браке, словно Уолтера не существовало. Он вздыхал о нашем будущем доме, где мы будем жить с моими детьми, которых он уже успел полюбить, и с детьми, которые родятся у нас.

Мы вдвоем мечтали об этом. В моменты просветления я понимала, что это невозможно, но он так убедительно и часто говорил о нашем браке, что я сама начала в это верить.

Филипп Сидни часто навещал нас, и мы были рады ему. Я продолжала подумывать о том, что он прекрасная пара для Пенелопы. К нам захаживал и сэр Фрэнсис Уолсингем. Один из самых влиятельных министров Елизаветы, он невероятно искушенный в искусстве дипломатии, мало понимал в искусстве лести, поэтому, несмотря на то что королева высоко ценила его, он не входил в число ее фаворитов. У него были две дочери — красавица Франческа, на несколько лет старше Пенелопы, и невзрачная по сравнению с сестрой Мэри.

Это были восхитительные, незабываемые дни. Я много времени проводила при дворе, но, улучив момент, ускользала из дворца к детям. Я наслаждалась лондонской жизнью и чувствовала себя заметной фигурой на сцене светской жизни. Все, кто приходил в гости к нам в дом, были из окружения королевы.

Мы с Робертом совсем потеряли голову, и неизбежное случилось. Я забеременела.

Когда я сказала об этом Роберту, его реакция была неоднозначна.

— Как жаль, что мы не женаты, — вздохнул он. — Я очень хочу, чтобы ты родила мне сына, Леттис.

— Знаю, ну и что дальше?

Я была в отчаянии, представляя, как меня выпроводят в провинцию, а ребенка придется тайно отдать кому-нибудь на воспитание. О нет! Только не это!

Роберт утешал меня, обещая, что найдет выход.

— Какой выход? Уолтер может вернуться в любое время. Я же не могу сказать, что это его ребенок. А когда королева узнает, то беды не миновать.

— Не миновать, — вздохнул Роберт. — Поэтому королева и не должна ничего знать.

— Да, думаю, вряд ли она обрадуется, узнав, кто отец ребенка. Что тогда будет, а?

— Не дай Бог. Надеюсь, она никогда не узнает, — прошептал Роберт. — О Господи, ну почему…

— Что почему? Жалеешь, что связался со мной?

— Нет, об этом я не жалею. Я хотел сказать — ну почему у нас на пути Эссекс. Если бы не он, я бы уже завтра женился на тебе.

— Легко обещать то, что ты не можешь осуществить. Если бы я была свободна, тогда бы я на тебя посмотрела.

Он схватил меня в объятия.

— Я докажу тебе, Леттис! — горячо зашептал он. — Докажу!

Лицо при этом у него было торжественно суровое, как у воина, дающего клятву.

— Одно я знаю точно, Леттис. Ты создана для меня, а я для тебя. Это ты понимаешь?

— Пару раз у меня мелькнула такая мысль.

— Не шути, Леттис, я серьезно. Я решился, несмотря на то что у тебя есть Эссекс, а у меня королева, мы поженимся, и у нас будут дети. Обещаю тебе. Обещаю тебе.

— Перспектива ослепительная. Но пока у меня есть муж, а я беременна от тебя. Когда он вернется, — а судя по тому безобразию, что он устроил в Ирландии, он должен вернуться очень скоро, — мы с тобой по уши в неприятностях, мой милый.

— Я что-нибудь придумаю.

— Мой дорогой, ты не знаешь Уотлтера Девере. Может, он и неудачник, но в вопросах чести он сам дьявол. Скорее всего, он не убьет тебя, опасаясь, что королева возненавидит его за это, но шум поднимет такой, что грандиозного скандала не миновать.

— Тогда остается одно, — печально сказал Роберт. — Мне трудно говорить об этом, но, увы, нужно избавиться от ребенка.

— Нет! — вскрикнула я в отчаянии.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Это наш ребенок. Возможно, даже сын, о котором я всегда мечтал… но время еще не пришло. У нас еще будут дети… когда все обустроится.

— Так значит…

— Я поговорю с доктором Джулио.

Как я ни протестовала, он убедил меня, что другого выхода нет. Если ребенок родится, то держать это в тайне не получится и уж королева позаботится, чтобы мы с Робертом больше никогда не увиделись.

Я была подавлена. Конечно, я была светской женщиной, эгоистичной и абсолютно аморальной, но я любила своих детей. И уж если так любила детей от Уолтера, то представляю, как обожала бы детей от Роберта.

Но, к несчастью, он был прав. Роберт не переставал заверять меня, что следующая беременность будет радостным ожиданием наследника в нашем доме.

Доктор Джулио был, конечно, мастер на все руки, но аборт дело опасное. Он дал мне какое-то снадобье, и вскоре я почувствовала себя плохо.

К сожалению, очень трудно утаить природу болезни от слуг. Встречаясь с Робертом, мы не всегда были предельно осторожны, поэтому я полагаю, что половина прислуги в моем доме знала, что человек, приходящий по ночам с черного входа, не кто иной, как Роберт Дадли. Правда, болтать об этом они не смели, опасаясь не столько гнева самого графа Лестера, сколько гнева королевы, готового обрушиться на любого, посмевшего клеветать на ее любимца, даже если клевета вдруг окажется правдой.

Но все равно слухи ходили. Однажды мне было так плохо, что Роберт открыто пришел проведать меня, и это так меня обрадовало, что я начала поправляться. Он действительно любил меня, дело было не только в необычайном физическом наслаждении, которое я ему дарила. Он был нежен. Он стоял на коленях у изголовья кровати и умолял меня выздороветь. Он был твердо уверен в том, что мы поженимся.

А потом вернулся Уолтер. Он потерпел неудачу в Ирландии, и королева была недовольна. Он заметно постарел и очень устал. Я была еще слаба, и его забота смущала мою нечистую совесть. Он так беспокоился обо мне, что было невыносимо стыдно за свою измену получать от него бесконечную нежность и доброту. Я сказала ему, что у меня была лихорадка и что я уже выздоравливаю. И он даже не усомнился в моих словах! Но я все сравнивала его с несравненным Робертом Дадли.

Приходилось признать, что я устала от Уолтера и не испытывала ничего, кроме раздражения от его приезда, — ведь теперь нам с Робертом будет гораздо труднее встречаться. Если это вообще будет возможно. В любом случае, после того что мне пришлось пережить, придется быть осторожнее. Я все еще оплакивала своего неродившегося ребенка. Мне снился маленький мальчик, очень похожий на Роберта. Он грустно смотрел на меня, как будто обвиняя меня в том, что я лишила его жизни.

Я знаю, Роберт сказал бы, что когда мы поженимся, у нас еще будут дети, и сыновья, и дочери. Но это было слабым утешением.

А тут еще Уолтер объявил, что устал от поездок и отныне намерен постоянно жить дома.

— Мне все это надоело, — сказал он. — Ирландия — это совершенно безнадежная затея. Отныне я буду жить дома. Я заслужил спокойную жизнь. Мы едем в Чартли.

Для себя я тут же решила, что никуда не поеду. Опять похоронить себя вдали от удовольствий большого города, интриг двора и от моего обожаемого Роберта? Разлука с ним только распалила мою страсть, и я знала, что, стоит мне с ним встретиться, я забуду об осторожности. Я забуду о муках совести и буду наслаждаться в его объятиях, предоставив будущему самому позаботиться о себе.

Я стала сильнее и была уверена в том, что смогу вынудить Уолтера делать то, что я захочу.

— Чартли — это прекрасно, дорогой, — солгала я. — Но ты случайно не заметил, что наши дочери подросли?

— Конечно, заметил. Сколько уже Пенелопе?

— Мог бы и помнить возраст своей дочери. Ведь она наш первенец. Ей уже четырнадцать.

— Это слишком рано для брака.

— Но не рано подобрать ей подходящую пару. Я хотела бы заранее позаботиться о супруге для нее.

Уолтер подумал и согласился.

— Я имею в виду конкретно Филиппа Сидни, — продолжала я. — Он был в Чартли во время визита королевы, и, похоже, они с Пенелопой понравились друг другу. Всегда лучше, когда девушка заранее знает своего будущего мужа, а не бросается в омут.

Уолтер снова согласился и сказал, что, по его мнению, Филипп Сидни — это прекрасный выбор.

— Как племянник Лестера, он в милости у королевы, — добавил он. — Я слышал, Елизавета по-прежнему обожает Роберта.

— Он все еще на вершине.

— Это хорошо, но если королева выйдет замуж за какого-нибудь иностранного принца или короля, то Лестер утратит свое положение при дворе.

— Думаешь, она когда-нибудь выйдет замуж?

— Министры очень настаивают, указывая на то, что если она умрет, не оставив наследника, в стране начнется гражданская война между претендентами. Она должна дать Англии наследника.

— Она уже несколько старовата для деторождения, хотя никому не позволено вслух говорить об этом.

— Ну и что? Все возможно. Пусть постарается.

Я вдруг рассмеялась при мысли, что на восемь лет моложе королевы.

— Что смешного?

— Ты смешной. За такие речи тебя могли бы бросить в Тауэр.

Господи, какой же он скучный и как я устала от него!

С Робертом мне теперь лишь изредка удавалось перекинуться парой фраз.

— Это невыносимо, — жаловался он.

— Но я не могу по ночам уходить от Уолтера, и ты не можешь теперь приходить в Дарем-хаус.

— Я что-нибудь придумаю.

— Дорогой, ты же понимаешь, что не сможешь разделить с нами брачное ложе. Тогда даже Уолтер заметит, что происходит нечто странное.

Как ни тошно мне было, все же зрелище Роберта, мечущегося в поисках выхода, доставило мне удовольствие.

— Ладно, мой волшебник. Буду ждать чудес.

Но неизбежное случилось. Кто-то — уж не знаю кто, — нашептал Уолтеру, что Роберт Дадли проявляет повышенный интерес к его жене.

Уолтер не поверил. Не поверил, что я могу его обмануть. Боже, каким же он был наивным! Я бы обвела его вокруг пальца, но у Роберта было много врагов, желающих не столько неприятностей для Эссексов, сколько имевших целью устранить Лестера как фаворита королевы.

Однажды вечером Уолтер зашел в спальню. Вид у него был мрачный.

— До меня дошли мерзкие слухи.

Сердце у меня заколотилось, я знала, что виновата перед ним. Однако умудрилась спокойно спросить:

— Вот как? И что за слухи?

— О тебе и Лестере.

Я широко открыла глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Я слышал, что ты — его любовница.

— Да кто тебе сказал такую чушь?

— Мне рассказали об этом с условием, что я сохраню в тайне источник.

— И ты веришь этому источнику?

— Я не верю слухам о тебе, но репутация Дадли на этот счет хорошо известна.

— Ты сам себе противоречишь. Как ты можешь одновременно верить мне и подозревать Лестера?

Вот дурачок! Я решила, что лучшая защита — нападение.

— А мне, Уолтер, очень не нравится, что ты сплетничаешь по закоулкам о своей жене с посторонними людьми.

— Я не верю, что это была ты, Леттис. Его, наверное, видели с другой.

— Но ты, конечно, сразу заподозрил меня — в моем голосе уже звучало благородное негодование.

Это очень подействовало на него, и бедняга уже почти умолял о прощении.

— Я не поверил. Но мне хотелось бы, Леттис, чтобы ты сама сказала мне, что это клевета. И я вызову на дуэль мерзавца, который сказал мне об этом.

— Уолтер, — ответила я, — ты же и так знаешь, что это клевета. И я знаю, что это клевета. Если ты поднимешь шум, это дойдет до королевы, и ты же останешься виноват. Ты ведь знаешь, как болезненно воспринимает Елизавета интриги против Лестера.

Уолтер молчал. Похоже, мои слова заставили его призадуматься.

— Мне жаль ту женщину, которая связалась с Робертом, кто бы она ни была, — вздохнул он.

— Мне тоже, — многозначительно согласилась я.

И тем не менее я была обеспокоена. Нужно было срочно увидеться с Робертом и рассказать ему, но это было непросто. Он постоянно находился рядом с королевой, я — с Уолтером. Но Роберт тоже искал встречи со мной, поэтому нам все-таки удалось коротко переговорить.

— Это сводит меня с ума, — пожаловался он, имея в виду нашу разлуку.

— То, что я тебе сейчас расскажу, сведет тебя с ума окончательно.

И я рассказала ему.

— Кто-то распускает слухи, — сказал он, выслушав меня. — Теперь они припомнят твою болезнь и будут говорить, что ты избавилась от моего ребенка.

— Но кто это делает?

— Моя дорогая, за нами шпионят и предают как раз те, кому мы больше всего доверяем.

— Если это дойдет до Уолтера… — начала было я, но Роберт перебил:

— Если это дойдет до королевы, у нас будет куда больше поводов для беспокойства.

— И что мы можем сделать?

— Положись на меня. Мы обязательно поженимся. Надо только сначала кое-что сделать.

Я поняла, что он имел в виду, когда через несколько дней Уолтера срочно вызвали к королеве.

— Что случилось? — я еле дождалась его возвращения.

— Какое-то безумие, — устало ответил он. — Королева не понимает… Господи, она опять посылает меня в Ирландию.

Я с трудом удержалась от облегченного вздоха. Несомненно, это была работа Роберта.

— Она предлагает мне пост граф-маршала Ирландии.

— Это большая честь, Уолтер.

— Королева полагает, что и я должен держаться такого мнения об этом назначении. Я пытался объяснить ей положение дел.

— И что она сказала?

— Она отмахнулась от меня, — он взглянул на меня. — С ней был Лестер. Он много говорил о важности Ирландии и о том, что именно меня следует назначить граф-маршалом. Думаю, это он постарался убедить королеву.

Я молча смотрела на него, изображая легкое недоумение.

— Лестер сказал, что это прекрасный шанс для меня реабилитироваться после неудач. Я пытался объяснить им, что они не понимают ирландцев.

— И… каков итог?

— Королева решила, что я еду в Ирландию. Боюсь, тебе там не очень понравится, Леттис.

Мне нужно было быть осторожной, и я только покорно вздохнула:

— Будем надеяться на лучшее, Уолтер.

Это вроде успокоило его. Его все еще мучали сомнения, однако понятия о чести у него были таковы, что не позволяли усомниться в моих словах. Но я видела, что подозрения все же остались.

Я делала вид, что готовлюсь к отъезду, но, разумеется, никуда ехать не собиралась.

— Уолтер, — сказала я на следующий день, — меня очень беспокоит Пенелопа.

— А что такое? — удивился он.

— Ей только четырнадцать, но она уже не по годам взрослая. Мне кажется, она не очень разборчива в дружбе с представителями противоположного пола. Дороти тоже дает поводы для беспокойства. А Уолтера я застала в слезах, в то время как Роберт утешал его. Он сказал, что поговорит с королевой, и она запретит мне ехать в Ирландию. Я очень боюсь оставлять детей в такое время, Уолтер.

— У них есть и няньки, и гувернантки.

— Им нужно куда больше, чем это. Особенно Пенелопе. Она в таком возрасте… А мальчики вообще слишком маленькие. Я говорила с Уильямом Сесилом. Он заберет Роберта к себе до его отъезда в Кембридж, но пока ему еще слишком рано покидать дом. Мы не можем оба уехать и оставить детей одних.

Дети спасли положение. Уолтер очень расстроился, но он любил свою семью и не хотел, чтобы кому-то было плохо. Я проводила с ним все время, он рассказывал мне об Ирландии, и мы строили планы на будущее, когда он вернется домой. Будучи граф-маршалом, он займет прочное положение при дворе. «Это будет скоро, — говорила я, — а уж потом, если тебе придется опять уехать, то мы уедем все вместе».

И наконец Уолтер уехал. Он нежно обнял меня на прощание и извинился за дурацкие подозрения. Когда он вернется, все будет хорошо. Мы выдадим девочек замуж, а мальчиков отправим учиться в Кембридж.

Я искренне обняла его. Он выглядел таким грустным. В связи с его отъездом я испытывала облегчение, но мне было жаль Уолтера, и я чувствовала угрызения совести за то, что делаю.

Я говорила ему, что мы идем на эту разлуку ради детей. Пусть меня назовут величайшей лицемеркой всех времен, но у меня на глазах стояли слезы. Я была рада тому, что, увидев столь искреннее проявление чувств, Уолтер несколько утешился.

Он отплыл в Ирландию в июле, а я снова начала встречаться с Робертом Дадли. Он сказал, что действительно посоветовал королеве отправить Уолтера обратно в Ирландию.

— Вижу, ты всегда добиваешься чего хочешь.

— Я получаю только то, чего заслуживаю.

— Тогда я просто боюсь вас, милорд Лестер, — шутливо встревожилась я.

— Не бойтесь, будущая леди Лестер. Чтобы добиться успеха, необходимо уметь дерзко брать желаемое. Иначе не бывает.

— Но что дальше?

— Дальше? Подождем и посмотрим.

Ждать пришлось только два месяца. Из Чартли прискакал один из слуг. Он был очень встревожен.

— Миледи, — сказал он, когда его привели ко мне, — случилось нечто ужасное, и я подумал, что вы должны знать. В стаде родился черный теленок.

— Ты правильно сделал, что приехал. Но ведь это легенда, и мы все живы и в добром здравии.

— Миледи, люди говорят, что это верная примета. Она всегда означает смерть или несчастье для властелина замка, а наш милорд в Ирландии… Это скверные и дикие места. Его нужно предупредить, пусть немедленно возвращается.

— Его послала туда королева.

— Его необходимо предупредить, миледи. Он должен вернуться.

— Боюсь, королева не станет менять свою политику из-за рождения черного теленка в Чартли.

— Но если ваша милость объяснит ей… может, тогда.

Я ответила, что все, что могу сделать, — это написать Уолтеру обо всем.

Наградив слугу и отправив его обратно в Чартли, я задумалась. Неужели это действительно правда? Как странно, что сейчас родился такой теленок, как в тот раз, когда смерть хозяина замка положила начало этой легенде.

Но я не успела отправить письмо мужу. Из Ирландии пришло известие, что Уолтер умер от дизентерии в Дублинском замке[10].