Пять месяцев назад.
— Вам принести что-нибудь из напитков?
Стюардесса вырвала меня из моих размышлений. Я смотрел, как она произносит слова, но не смог уловить их смысл или что-либо ответить.
— Ему — бутылку воды, а мне — тоник с водкой. Простите моего друга, просто ад замерз, а он, должно быть, обгорел раньше, чем холодный фронт ворвался внутрь, — улыбнулся Тайлер стюардессе.
Эта женщина была с такой попкой, от вида которой у меня могла появиться эрекция, пока я смотрел, как она уходит. Но мой член даже не шевельнулся.
— Чувак. Ты даже не обратил внимания на буфера этого небесного ангела. Что, чёрт возьми, с тобой не так? С тех пор, как мы покинули Гавайи, ты, словно пребываешь в космосе. Я уже начинаю волноваться, вдруг ты скоро заплачешь? — прикалывался Тайлер.
— Отвали, Тайлер.
Я был не в настроении для его дерьма, а был вне себя с тех пор, как тот мудак поднимался по трапу позади Сидни, пялясь на её зад. Наверное, он был гребаным бухгалтером, который любил обязательства, и каждый день приходил домой со своей скучной работы. Но мысли о том, что он находится в самолете где-то рядом с моей Сидни, было достаточно, чтобы мне захотелось пробить окно самолета кулаком. Хорошо, что у окна сидел Тайлер.
Что, чёрт возьми, со мной происходит? Я до сих пор чувствую её парфюм на своей футболке. Надо не забыть, не кидать её в стирку и отправить Клои, чтобы она выяснила, какой это парфюм, и купила его для меня. Понятия не имею, что буду делать с флаконом женских духов, но точно знаю, он мне нужен.
Семь дней лучшего секса, что у меня был когда-то, и что теперь? Я — подкаблучник?! Я не могу перестать думать о ней, ведь я уже должен был забыть её. Семи дней достаточно, чтобы она убралась из моих мыслей. Ещё чуть-чуть, и всё это станет слишком запутанным. Но каждый раз, когда я закрываю глаза, вижу её длинные ноги в том чёртовом синем платье. Я возбуждаюсь лишь от воспоминания о том, что под ним у неё не было белья. Сидни. Лицо ангела и тело дьявола.
Стюардесса вернулась с нашими напитками. Она протянула Тайлеру его напиток, слишком сильно наклонившись надо мной так, что её грудь коснулась моей руки.
— Пожалуйста, — промурлыкала она, и я заметил, что еще несколько секунд она держала бутылку, когда я её взял.
Предполагаю, я должен был понять её намек, и непременно отправиться в туалет с нетерпеливой стюардессой. У нас с Сид был секс в туалете самолета. Чёрт, эта девушка прекрасно чувствовала себя, обвив меня ногами.
Тайлер прервал мои мысли, чтобы поговорить о Сидни:
— А Сид в курсе, что ты владеешь отелем, в котором она работает?
Хватит этого дерьма. Мне следует просто поспать.
— Нет. И не узнает. Это большой город, и я уверен, что больше никогда не пересекусь с ней.
— Только если сам не захочешь.
— Не хочу.
— А я и не говорил, что хочешь.
Улыбка Тайлера начала меня злить. Он думает, что самый умный, но он ни хрена не знает.
— Как насчет того, чтобы ты заткнулся со своими девчачьими разговорами, и я мог хоть немного поспать?
— Как пожелаешь, любовничек, — посмеялся Тайлер, и начал листать журнал «Sports Illustrated».
Ну, возможно, вздремнуть было не самой лучшей идеей. Я был рад тому, что взял этот проклятый журнал у надоедливой стюардессы, поэтому Тайлер не видел, что прикрывал им после того, как мне приснилась Сидни.
Я откинул спинку сидения, радуясь спальным местам в первом классе, на которых обычно проще погрузиться в сон. Через окно Тайлера увидел, что уже стемнело, и мои мысли вернулись к той ночи, когда я отвез Сид на вершину горы, чтобы посмотреть на звезды. Мог слышать, как она смеялась, когда мы долго лежали на покрывале и болтали. Этот звук мог быть хорошим рингтоном. Неужели я действительно подумал, что женский смех может быть отличным рингтоном?! Определенно, следует поспать.
Моя мать не снилась мне годами. Последний раз это было за день до её смерти, и я сидел в больнице у её кровати, держа за руку. Как обычно, моего отца нигде не было. Мне ещё никогда не приходилось сталкиваться со смертью, поэтому я не знал, как помочь маме. Я просто сидел там и держал её за руку. Это было всё, что я мог сделать, и казалось, это должно утешить её. Даже, когда она была без сознания, я просто знал, ей нужно дать понять, что она не одна.
Перед смертью она пришла в себя лишь однажды. Она казалась такой живой, и я начал думать, возможно, врач ошибся, сказав, что она не продержится больше нескольких дней. Помню, как мой отец пришел в эти последние часы и стоял в дверном проеме. Мама посмотрела на него, а затем на меня, и прошептала мне на ухо:
— Иногда в жизни случается так, что, когда ты любишь что-то, тебе нужно просто это отпустить. Если оно вернётся, значит, так суждено.
В то время я думал, что она говорила о моем отце. И никогда не придавал этой фразе другой смысл. Но, возможно, просто возможно, что она была права.