Когда Лаура сдалась и перестала говорить о постели, Бишоп мысленно произнес благодарственную молитву. Оставалось только надеяться, что память к бывшей жене вернется очень быстро.
Она считает, что они женаты. Обычно супружеские пары наслаждаются близостью, и они с Лаурой довольно часто были близки. Сейчас Бишопа больше всего беспокоила реакция собственного тела на возможность обнять Лауру. Обнаженную. Любящую. Снова.
Как только Лаура, опустив голову, медленно исчезла в отделанном деревом холле, Бишоп запустил пальцы в волосы и огляделся. Та же мебель, тот же камин. Часто они не успевали его разжечь, потому что начинали заниматься любовью.
Через несколько мгновений он бросился к двери. Ему настоятельно хотелось выйти на воздух. Не-ет, это плохо кончится! Но и уехать он не может. По крайней мере сейчас.
Если память Лауры за воскресенье не восстановится, придется что-нибудь придумать: для себя организовать деловую поездку, а для нее… возможно, нанять медсестру. Или пусть Грейс берет все в свои руки. А пока он застрял здесь. Но это не означает, что следует сидеть, сложа руки. Работать-то он может.
Бишоп забрал из машины ноутбук и, недолго думая, направился в свой кабинет. Мебель красного дерева, темно-красный диван, кубик Рубика… На полированном рабочем столе все еще стоит фотография Лауры. Он подошел и пальцами провел по прохладной серебристой рамке.
Черт, он был уверен, что она уничтожит эту комнату, чтобы ничто не напоминало о разводе. Тут Бишоп вспомнил о кольцах.
Они, конечно, не в больнице. Наверное, Лаура их утопила или бросила в камин — он тогда громко хлопнул дверью и уехал, как ему верилось, навсегда.
Устроившись в кресле, Бишоп связался с центральным компьютером «Бишоп скаффолдс» и с головой погрузился в спецификации и технические условия. Он не связывал себя обязательствами, пока не убеждался, что разработки его абсолютно устраивают.
Имея техническое образование, Бишоп всегда с удовольствием работал с механизмами. Нередко можно было видеть, как босс сам управляется с оборудованием, если рабочий отошел на несколько минут. На прошлой неделе, после внесения компании в каталог продаж, Бишоп больше времени, чем обычно, проводил на заводе. Он считал себя частью рабочего организма, зубчиком колеса, как и своих рабочих, которых тщательно подбирал и ценил.
Хитрая штука — поддерживать производство в Австралии. Не очень надежный, на фоне иностранных валют, австралийский доллар, низкая стоимость рабочей силы в ближайших к материку странах и проблемы качества по сравнению с более дешевыми вариантами вынуждали Бишопа постоянно быть начеку. К тому же существовала реальная угроза свертывания компании.
Вскоре после развода Бишоп потерял пару серьезных контрактов. Он никогда не терпел крупных неудач, но если ему не удалось справиться с таким серьезным делом, как брак, то, наверное, и в бизнесе может не все удаться? Наверное, пора передать компанию тому, кто лучше разбирается в делах.
Бишоп открыл несколько сообщений, но обнаружил, что сосредоточиться ему не удается. Перед мысленным взором предстала Лаура, лежащая под легким покрывалом на кровати, которую когда-то они делили на двоих. От этого видения было невозможно избавиться. Ее грудь мягко поднималась и опускалась во сне, волосы разметались по подушке… Он помнил вкус ее губ… Ему захотелось немедленно бросить все и присоединиться к ней.
Зарычав, Бишоп отодвинул ноутбук и уставился в потолок. Черт возьми, он никогда не хотел, чтобы его брак развалился. Он даже старался спасти его. Что бы там Грейс ни говорила о втором шансе, он не идиот и его не увлекает такая безумная идея. Он здесь только потому, что у него не было выбора. К Лауре вернется память, и они опять начнут жить раздельно.
Лаура проснулась с гулко бьющимся сердцем. В комнате было тихо и темно, зеленый циферблат на столе показывал четыре минуты третьего.
Вздрогнув и ощутив ужасное одиночество, она подтянула повыше одеяло. Потом вспомнила Бишопа и улыбнулась. Ей сразу стало теплее. Лаура осторожно повернулась, протянула руку, и… тепло тут же исчезло. Постель была пустой и холодной. Почему Бишопа нет? Он беспокоится за ее состояние? Разве он не знает, что его объятия — лучшее лекарство?
Ну что ж, если не знает, значит, нужно пойти и сказать.
Завернувшись в длинный мягкий халат, Лаура вышла в холл. В кабинете Бишопа горел свет. Нахмурившись, она плотнее закуталась в халат. Он работает в два часа ночи?
Лаура остановилась в дверях. От увиденного у нее растаяло сердце. Бишоп лежал на диване, перебросив одну ногу через подлокотник, а другую поставив на пол. Левым локтем он закрывал лицо. Брюки и ботинки брошены на пол, а белая рубашка задралась, обнажив живот. По ровному дыханию женщина поняла, что спит он крепко. Знакомый жар окатил ее. Господи, как она его любит! Как хочет. И еще какое-то чувство появилось… Какое-то… трудноопределимое.
Она тосковала по мужу. Тосковала так, будто не видела его несколько лет. В груди образовалась пустота, потом возникла боль. Однако Лаура заставила себя улыбнуться. Бишоп отсутствовал всего полночи. А что она стала бы делать, если бы он оставил ее на неделю, на месяц? Надо подойти к нему, укрыть своим халатом, разбудить. Несмотря на предупреждения врача, она погладила бы его, пошептала бы на ушко, и он, сдавшись, занялся бы с ней любовью.
Бишоп негромко всхрапнул, проснулся и тут же сел, как будто во сне увидел чудовище. Он метнул взгляд на дверь, туда, где стояла Лаура. Темные волосы его растрепались, а загорелые ноги выглядели как металлические колонны. Хорошо бы провести пальцем по этому металлу, по каждому дюйму.
Оглядывая Лауру, Бишоп слегка прищурил синие глаза. Потом опустил веки. А на щеке его забилась жилка. Лаура не сомневалась, что мысленно он представляет себе все выпуклости и ложбинки ее тела, по которым так любил путешествовать.
Бишоп потер лицо и встряхнулся. Голос его со сна звучал хрипло:
— Уже поздно. Вернись в кровать.
— Если ты пойдешь со мной.
Он внимательно посмотрел на нее, потом покосился на стол:
— Через несколько минут. Мне нужно кое-что закончить.
Лаура пересекла комнату, села рядом с ним и, глядя ему в глаза, твердо сказала:
— Знаешь, нам этого не избежать.
— Чего… не избежать?
— Нам нужно поговорить.
Она положила руку на его колено. Он поспешно отодвинулся:
— Не посреди ночи.
Бишоп попытался встать, но она потянула его обратно. Он начал было сопротивляться, но, взглянув ей в глаза, уступил и медленно сел.
Лаура начала:
— Когда я узнала, что мне нужно быть осторожнее и не перенапрягаться, я почувствовала себя… другой. Родители объясняли учителям, что мне можно и чего нельзя. Однажды, когда в команде не хватало ребят, миссис Каролс настояла, чтобы я не стояла у боковой линии, а присоединилась к играющим. Узнав об этом, папа устроил скандал. Он потребовал объяснений от миссис Каролс. И от школы.
Бишоп нахмурился:
— Почему ты рассказываешь мне об этом только сейчас?
— Я хочу, чтобы ты понял: я лучше кого бы то ни было знаю, что потребуется от тебя, от меня и от всех детей, которые у нас будут.
Бишоп опустил взгляд, словно раздумывая над ее словами, и увидел, что у него на рубашке расстегнуты пуговицы. Он машинально начал их застегивать.
— Лаура, уже почти три часа…
— В младших классах иногда бывает очень одиноко. В лагере мне нельзя было бегать по пересеченной местности или ездить верхом. Дети бывают жестоки, и кое-кто смеялся у меня за спиной. Двое даже обзывали калекой.
Рука Бишопа, застегивавшая последнюю пуговицу, сжалась в кулак.
— Жаль, меня там не было.
— Но у меня были и друзья. Мы не обращали внимания на девчонок, которые ставили себя выше других. А в университете я уже понимала, что никто ничего не должен знать. Я ничем не отличалась от других. Спустя год после окончания я встретила тебя.
У него слегка дрогнули губы.
— Той ночью я до рассвета держал тебя в объятиях и говорил, говорил…
Лаура тоже улыбнулась:
— Через восемь недель и один день ты сделал мне предложение и не отменил свадьбу, когда я рассказала о своей болезни. Не было никого счастливее меня… влюбленнее… — Она опустила глаза, потом вновь пристально посмотрела на него. — Поверь, я очень много размышляла о нашем собственном ребенке…
Бишоп прокашлялся:
— Мы поговорим об этом завтра.
Лаура потрогала повязку. Чувствуя, что может потерять сознание, она сдалась и кивнула. На сегодня достаточно. А когда муж поймет, как много значит для нее вынашивание ребенка, когда осознает, что история не обязательно повторяется, он и сам с ней согласится. Он ее любит, а любовь способна преодолеть любые препятствия.
Лаура встала и протянула руку:
— Пойдем?
Бишоп скользнул взглядом по бинтам, она усмехнулась. Если он думает, что ему удастся увильнуть, то он ошибается.
— О, мы можем остаться здесь и договорить, — заявила она.
Бишоп вздохнул:
— Твоя взяла. Но помни, тебе нельзя перенапрягаться.
Молодая женщина взяла его под руку и повела в спальню.
Подойдя к кровати, она скинула халат, а он опять принялся расстегивать пуговицы на рубашке. Ей показалось, что это тянется целую вечность. Лаура скользнула под одеяло, чувствуя себя неотразимой в новой шелковой сорочке.
Уютно устроившись на подушках, она откинула одеяло и полушутливо пообещала:
— Клянусь честью, я тебя не соблазню.
Через мгновение Бишоп лег рядом. Лежа на боку и опираясь на локоть, он искал ее взгляда. Потом отвел с ее лба локон и прошептал:
— Я тоже это обещаю.
На следующее утро Бишопа разбудил шумный птичий хор. Застонав, он протер глаза, узнал комнату, с наслаждением вдохнул свежий горный воздух. А еще он узнал ангельские формы спящей рядом с ним Лауры. Она лежала на спине, и шелковистые волосы образовали нимб вокруг ее головы. Одна прядь упала ей на плечо. Сквозь шелк просвечивала розовая грудь.
Горячее желание пронзило Бишопа с головы до пят. Он инстинктивно потянулся к нежной щеке, но, слава богу, вовремя спохватился и убрал руку. Только забилась жилка на виске. Достаточно и того, что эту ночь он провел в одной постели с бывшей женой, хотя и не занимался с ней любовью. Лаура свернулась клубочком, прижалась к нему и заснула.
Стиснув зубы, Бишоп заставлял себя думать о чем угодно, только не о слабом жасминовом запахе ее кожи и шелковой сорочке. Он понятия не имел, сколько ему придется лежать с открытыми глазами, не смея прикоснуться к ней, погладить по спине, поцеловать.
Утром он боролся с теми же ощущениями. Напряжение в паху требовало немедленно позволить ладони скользнуть по великолепным линиям, а губам — отведать ее грудь, бедра…
Он представил себе, как Лаура со вздохом медленно откроет глаза, потом запустит руку в его волосы, а ее бедра будут выгибаться… Она переживет кульминацию раз, другой… И вообще они могут провести в постели весь день.
Бишоп заглушил мучительный стон. Лучше уйти, пока он не убедил себя, что его желание не только вполне естественно и необходимо, но и правильно.
Он тихо поднялся, сунул руки в рукава рубашки. Вот еще одна проблема. Что он наденет после выходных? Может быть, стоит быстренько смотаться в Бернидейл, ближайший городок?
Бишоп взглянул на часы. Магазины еще закрыты.
За его спиной заворочалась Лаура, но, когда он повернулся и посмотрел на нее, она выглядела совершенно спокойной. Желанные губы слегка улыбались. Врач советовал будить ее каждые четыре часа и задавать одни и те же вопросы, но четыре часа назад она была в совершенном порядке. И сейчас выглядела такой умиротворенной, почти здоровой, если бы не повязка…
Через несколько минут Бишоп был уже в кабинете и открывал свой ноутбук. Первым делом он проверил почту и обнаружил сообщение от Уиллиса: «Где ты, черт возьми?»
А где он? Живет в деформированном времени. Женщина, которую он когда-то любил (и которая когда-то любила его), не помнит, что больше не желает находиться в его обществе. Не говоря уже о его постели.
Бишоп вышел на восточную веранду и набрал полные легкие утреннего свежего воздуха. Птицы оглушили его. Весь год он жил в центре города и забыл, как громко они щебечут. Птичий гам успокаивает и в то же время бодрит. По нему он тоже соскучился. И тоже старался выкинуть из памяти.
Бишоп нажал на мобильнике кнопку вызова заместителя. Когда Уиллис отозвался, он как раз наблюдал за собравшим иголки в щетку дикобразом.
— Ты уже в офисе? — спросил Уиллис.
Взгляд Бишопа скользил по густым ветвям эвкалиптов.
— Я далеко от офиса.
— Ты решил проблему, которая увела тебя так далеко вчера утром?
— К понедельнику все уладится.
— Хорошо. Я обещал потенциальным покупателям, что ты лично поговоришь с ними.
Бишоп, слушая Уиллиса, изучал пень, который он когда-то пытался расколоть на растопку. Когда Уиллис закончил, Бишоп рассеянно согласился:
— Отлично.
В трубке наступила тишина, потом послышалось:
— Похоже, ты не в форме.
Он возразил:
— Я в форме. Просто не думал, что все произойдет так быстро.
— Поверь, Сэм, это большая удача. Нами интересуется не кто иной, как «Клэнси энтерпрайзис».
Бишоп присвистнул:
— Они владеют половиной компаний на восточном побережье.
— Разговор идет о серьезных деньгах, и если мы действительно хотим продать им бизнес, у нас не так много времени. Они парни ушлые.
За валуном ковыляла семья уток: двое взрослых и четверо утят.
— Насколько ушлые? — поинтересовался Бишоп.
— Как говорится, «просто подпишите вот здесь, быстро».
От легкого прикосновения к плечу его сердце заколотилось в глотке. Он обернулся. Перед ним стояла Лаура в том же розовом халате.
Она заметила телефон в его руке:
— Прости, я не поняла.
Словно из другого мира послышался голос Уиллиса:
— Сэм? Ты там?
— Все в порядке, — сказал он Лауре, думая о том, насколько свежо и молодо она выглядит, совсем так же, как в день свадьбы. Горечь, которую он видел на ее лице год назад, казалось, полностью исчезла. — Я заканчиваю. — И он снова приложил трубку к уху: — Мы потом договорим.
Уиллис вопросов не задавал, это в нем Бишопу всегда нравилось. Его заместитель знал, когда нужно надавить, а когда следует отступить.
Лаура ежилась и куталась в халат. Сейчас, конечно, весна, но в горах по утрам еще холодновато.
— Что-то срочное, если он звонит в такое время? — поинтересовалась молодая женщина.
— Ничего такого, из-за чего тебе стоило бы волноваться.
Но у нее между бровями уже пролегла морщинка, и пристальный взгляд скользнул по его лицу, по груди… Лаура покачала головой, и Бишоп сжался. Неужели она вспомнила? Может быть, сыграл свою роль тот факт, что Лаура давно не видела его здесь? Или он что-то сказал? Если проблема разрешилась, он исчезнет через две минуты.
Она склонила голову набок:
— Почему на тебе вчерашняя рубашка? Могут подумать, что тебе больше нечего надеть.
Хмурый взгляд сменился укоризненной усмешкой.
Что он мог ответить? Он больше не живет здесь и потому не держит в шкафу вещи. Если бы он вовремя заскочил в магазин и купил пару рубашек…
Остается просто показать ей пустой шкаф, и пусть сама разбирается со своей памятью.
Они направились в дом, миновали холл, потом вошли в спальню. Пока Лаура возилась с простынями, застилая кровать, Бишоп стоял перед своим бывшим шкафом.
Он взялся за ручку дверцы и потянул на себя. От того, что он обнаружил, у него подогнулись ноги и отвисла челюсть.
В шкафу висела одежда. И не чья-то чужая, а его собственная. Костюмы и рубашки, брюки и джинсы. Да, уйдя отсюда, Бишоп не взял с собой ничего. Ему хватало той одежды, что была у него в Сиднее.
Он был уверен, что после его ухода Лаура всю его одежду отдаст в благотворительный фонд или сожжет. Почему же она не избавилась от напоминаний о нем, как избавилась от него самого?
— Нужна помощь?
Голос раздался прямо у него за спиной. Туман сразу рассеялся. Лаура обняла Бишопа, он машинально откинулся назад. Она поцеловала его между лопаток. Он закрыл глаза и постарался сохранить рассудок.
— Конечно, нам лучше вообще ничего не носить, — промурлыкала Лаура и погладила его руки, бедра и…
В нем завихрились самые темные желания. В голове стало пусто. Бишоп хотел снова обладать ею. Хотел целовать ее, чувствовать…
Бишоп резко сбросил руку бывшей жены. Подавив бурлившее в крови жгучее желание, он повернулся к ней и с трудом улыбнулся:
— Ты очень убедительна.
— А тебе не терпится согласиться.
Ее взгляд тоже потемнел от желания. Она приподнялась на цыпочки и зубами легонько оттянула его нижнюю губу.
Ему показалось, что по телу прокатилась шаровая молния и запалила очень короткий фитиль. Когда же Лаура провела пальцем по его небритой скуле и приоткрыла рот, Бишоп задрожал. Тело требовало, требовало… Лава затопила его с головой.
И теперь Бишоп знал, что он — самый голодный человек на свете, что он хочет быть со своей женой. Лаура испытывала то же самое. Чувствовала то же. Она что-то мурлыкала и не могла справиться с дрожью. У него внутри бушевала геенна огненная. Когда он нашел ее грудь, этот теплый, мягкий холмик, все соображения о правильности или неправильности исчезли под давлением взаимной жажды.
Ее руки проникли к нему под рубашку, а когда он сжал пальцами ее сосок, она взяла его другую руку и положила на свой живот.
Спустя некоторое время Бишоп обнаружил, что, оказывается, у нее под халатом нет трусиков и что она ждет его.
— Займись со мной любовью, Сэм. Ты не представляешь, как я хочу этого.
Бишоп готов был забыть обо всем. Готов был опрокинуть ее на кровать и в полной мере насладиться всем, что предлагает Лаура…
Он вздрогнул, протяжно вздохнул и собрался с мыслями:
— Я… думаю, нам лучше остановиться.
— Не думай.
— Доктор сказал…
— Наплевать мне на то, что сказал доктор.
Он зарычал:
— Послушай меня. Мы не должны этого делать.
Лаура откинула голову и внимательно всмотрелась в его лицо:
— Ты боишься, что я попрошу тебя не предохраняться? Потому что хочу, чтобы мы зачали ребенка прямо сейчас?
О! Это отличная отговорка. Он вздернул подбородок:
— Давай остынем, примем душ…
У Лауры вспыхнули глаза.
— Потрясающая идея!
— Поодиночке. Нам надо поесть. Ты, наверное, проголодалась. А потом…
А что потом? Бишоп пообещал:
— А потом мы все обсудим.
И обсудят. Если только беседа сможет убедить ее — их обоих — в том, что не стоит рисковать с беременностью.