Полчаса спустя Бишоп пулей вылетел из кресла, услышав донесшийся из спальни Лауры пронзительный крик. Сердце у него чуть не выскочило из груди, а волосы встали дыбом. Что, черт возьми, случилось? Он пронесся по главной гостиной и вылетел в холл.
Бишоп недавно принял душ и слышал, как Лаура напевала в ванной. Она любила свою ванную, хоть та и была великовата. Он решил сесть за ноутбук и разобраться с некоторыми несоответствиями в бюджете. Но вместо этого обошел дом, чтобы проверить внешний бассейн, посмотреть, свободны ли стоки и канавки, можно ли набирать воду. Дело в том, что в домашнем бассейне обнаружилась паутина. Внешний бассейн тоже был в плачевном состоянии. Никто не заходил приглядывать за ним хотя бы раз в две недели. Тут не в деньгах дело. После смерти родителей Грейс и Лаура получили хорошее наследство, да и Бишоп после развода выплачивал ей щедрое ежемесячное пособие. Кроме того, он отдал ей этот дом и землю.
Ни Лауру, ни Бишопа не пугали пауки и змеи, хотя многие из этих тварей были ядовиты. Но сейчас, услышав крик бывшей жены, он решил пересмотреть подобное отношение к ним.
Не загнала ли ее в угол ядовитая гадина? Или она опять упала? Или к ней вернулась память, а вместе с ней появилось желание убить его за вчерашний обман, за то, что он позволил ей так заблуждаться.
Они столкнулись у дверей кабинета. Лицо Лауры пылало, а загорелые ноги в коротких шортах казались соблазнительно длинными.
Она взмахнула рукой у него перед носом и опять завизжала:
— Они здесь! — Не испуганно, не сердито, а скорее… взволнованно. — Они все время были здесь.
Бишоп схватил ее за руки:
— Эй, помедленнее. Что здесь?
— Вот!
Она пошевелила пальцами. Бриллианты, которые он два года назад сам надел на ее безымянный палец, сверкали в лучах утреннего света, проникавшего через высокое арочное окно.
— Наверное, я сняла их перед тем, как ехать в больницу. Только не помню зачем. Не могу вспомнить.
Он вздохнул с облегчением. Не упала. Никто не укусил. Слава богу! Если она не помнит, как сняла обручальные кольца…
Он пробормотал:
— Теперь это не важно.
Но, конечно, это было важно. Доктор говорил, что для возвращения памяти нужно ее очень осторожно подталкивать. По мнению Бишопа, то, что он привез Лауру сюда, как раз и должно было стать таким толчком. После последнего скандала они за целую неделю едва ли обменялись парой слов. Он сказал, что ему надо работать, а она заявила, что он может отлично устроиться в своем городском офисе. Потом, икая и рыдая, Лаура пояснила: он может собрать вещи и уезжать. Немедленно. Она больше не в силах это переносить.
— Сегодня ты свое тоже мог бы надеть, — вдруг высказалась она.
Вернувшись к действительности, Бишоп еще больше помрачнел. Она говорит о его обручальном кольце?
— Я понимаю, что в течение недели ты его носить не можешь, — продолжала Лаура. — Ты любишь копаться в машинах. Вдруг кольцо соскользнет с пальца, и произойдет какой-нибудь несчастный случай? А здесь только ты и я.
Она подпрыгнула и поцеловала его в щеку.
Больше года назад Бишоп оставил свое кольцо здесь. Точнее сказать, перед уходом швырнул его в камин. И потом представлял, как Лаура смотрит на ревущий огонь и видит плавящийся золотой ободок…
Лаура протянула ему руку. Когда она разжала кулак, на ладони ее поблескивало то самое кольцо. Сердце Бишопа заколотилось в горле. Он ошеломленно тряхнул головой. Этого не может быть!
Он осторожно взял кольцо и посмотрел на внутреннюю сторону. «Всегда и вечно».
— Где ты это нашла? — протянул он.
— Там, где всегда храню драгоценности. В шкатулке, — ответила Лаура, любуясь кольцами.
Ошеломленный, Бишоп перевел взгляд на лицо жены… бывшей жены. Шкатулка? Она вытащила кольцо из камина после того, как он ушел? Скорее всего.
— Ты его не наденешь? — поинтересовалась она.
Бишоп открыл рот… Развод свершился, что бы она ни думала. Но хоть убей, он не видел выхода.
Он неловко кивнул, поднял левую руку, и Лаура поднесла кольцо к его пальцу. На мгновение Бишоп заколебался. Не слишком ли далеко все зашло? Но вот кольцо надето, и глаза Лауры засияли еще ярче.
Грейс что-то говорила о втором шансе. Еще вчера ему эта идея показалась полным абсурдом. И все же он вернулся в этот дом, провел ночь рядом с Лаурой, а теперь еще кольцо на пальце…
Бишоп встряхнулся. Безумие. Это невозможно.
— Чем ты хочешь сегодня заняться? — спросила она.
Его взгляд переместился с кольца на ее красивое оживленное лицо. На ней был сиреневый топик с вполне умеренным вырезом, но его воображение-провокатор…
— Что ты имеешь в виду?
— Хочешь поучить меня игре в шахматы? Ты обещал.
Бишоп уже учил Лауру, и она была способной ученицей. Он даже попытался пару раз ей подыграть, но одурачить ее было трудно. Если они сейчас сядут за доску, вспомнит ли она те ходы, которые он ей показывал? Или в этой части память ее совершенно стерта?
Он привел ее в кабинет, где у него хранились шахматы.
— Что ты знаешь об этой игре?
— Есть слоны.
Он тихо рассмеялся:
— Верно.
— Первыми ходят белые.
— Тоже верно.
Возможно, она подсознательно помнит их уроки. Тогда, скорее всего, вспомнит и остальное.
Он повертел кольцо на пальце (надо же, все еще впору!) и сел за черные. Лаура взяла кресло и села на стороне белых.
Бишоп показал на фигуру, стоявшую прямо перед черным королем:
— Это пешка.
— Пешки за один ход передвигаются только на одну клетку.
— И только вперед.
— Кроме тех случаев, когда двигаются по диагонали.
— Наверное, нам пора от уроков переходить к игре.
Она засмеялась, и ее смех отозвался в нем.
— О, Сэм, это все знают.
— А что еще ты знаешь?
— Я знаю, что тура…
— Ладья.
—…может двигаться вверх, вниз и поперек. Вот это конь. Он самый симпатичный. А королева — самая сильная.
Бишоп откинулся на спинку кресла:
— Звучит не очень профессионально.
— Скажи… это в самом деле такая трудная игра, как все говорят?
— Только если ты не можешь догадаться, какой следующий ход сделает партнер.
Он-то знал, какой следующий ход будет в их игре. Знал каждый ход, каждую осечку… после того как Лаура сообщила ему, что передумала и хочет родить собственного ребенка, несмотря на проблемы со здоровьем.
Какова бы ни была проблема, Бишоп встречал ее в лоб, вырабатывал стратегию, продумывал ходы и оказывался на шаг впереди. Всегда — за исключением их брака.
Озадаченная, Лаура глядела на доску:
— А ты угадываешь ход партнера? Как это у тебя получается?
Бишоп двумя пальцами взял королеву:
— Привычка. И удача. А иногда просто случайность.
Когда посреди урока ему позвонили, Лаура решила размять ноги. Она пошла в кухню, налила воды и решила, что основы игры не так уж сложны. Как только она разберется, Бишоп, без сомнения, получит удовольствие от их соревнования.
Проводя в больнице много времени, она играла в карты с медсестрами, но чаще — с другими детьми. Ей подобрали дефибриллятор и проводили медикаментозную поддержку. Этого хватало для нормального самочувствия.
Тетя Лауры умерла внезапно и совсем молодой. После этого по требованию матери вся семья прошла медосмотр. Вот тогда и был поставлен диагноз.
Однако Лаура подозревала, что история Бишопа тоже сыграла немалую роль в том, что он заговорил об усыновлении. Он был одним из двух близнецов. Бишоп коротко изложил Лауре историю своего рождения и смерти маленького брата. Когда же она попыталась узнать подробности, он не захотел рассказывать, заявив, что слышал от родителей только это. Лаура представляла себе, как старался мальчик не омрачать жизнь и без того горевавших родителей. Приехавшие на свадьбу Арлина и Джордж Бишоп оказались очень приятными людьми. Они гордились единственным сыном и жалели, что живут не слишком близко — пять лет назад родители Бишопа переехали в Перт. Они собирались часто звонить и молодоженов просили о том же. У Лауры сложилось впечатление, что раскола между родителями и сыном нет, просто в силу обстоятельств возникло некоторое отчуждение.
Грейс и Лаура были очень близки с родителями и между собой. Сестры пережили большое горе, когда в автомобильной катастрофе погиб отец, а вскоре умерла мать. Для Лауры не было секретом, что Бишоп считает, будто она находится под большим влиянием Грейс.
Что значит — большим? Они всегда очень дружили, хотя у Грейс уже давно своя семья и дети — четырехлетний мальчик и трехлетняя девочка. Лаура знала, что она всегда желанный гость в доме сестры. Если Грейс и ворчала накануне свадьбы, так лишь потому, что считала — никто так не любит и не волнуется за Лауру, как она.
Возможно, если бы брат Бишопа был жив, Самюэл лучше понял бы ее сестру. Говорят, между близнецами существует некая связь. Возможно, он скучал по брату больше, чем ему казалось.
Jlaypa выпила воды со льдом, а Бишоп все еще говорил по телефону. Тогда она решила выйти на свежий воздух. Хватит ей на сегодня шахмат.
Солнце сияло, подсвечивая золотом вершины сосен и эвкалиптов. Молодая женщина сняла жакет и мимолетно поразилась, каким образом дремлющая вместе с малышом в развилке дерева коала сохраняет равновесие. За серо-зеленой массой деревьев виднелся мостик.
У нее что-то екнуло в груди. Лаура вздрогнула. Падения она не помнила, но вряд ли скоро осмелится приблизиться к нему. Она что-то попыталась рассмотреть, перегнувшись через перила моста? Или поскользнулась?
В мозгу что-то вспыхнуло, какое-то видение… Но оно быстро исчезло… Только боль осталась в легких и животе. Женщина опять вздрогнула. Лоб ее покрылся испариной. Она опять посмотрела на мост, задрожала с головы до пят и поскорее отвела глаза.
Лаура направлялась к бельведеру, когда ее перехватил Бишоп. Он был мрачен:
— Я не мог тебя найти и забеспокоился.
— Здесь так красиво, а я не знала, сколько еще ты будешь говорить по телефону. Мне показалось, звонок важный.
Руки Бишопа соскользнули с ее плеч. Он стиснул зубы, потом сказал:
— Я собираюсь продать компанию.
У Лауры остановилось дыхание. Она не поверила своим ушам. Бишоп очень гордился тем, что начал с нуля и создал фирму на пустом месте. Он даже собирался расширяться.
— А что случилось?
— Я уже давно об этом подумываю.
Продать фирму? Невозможно! Он такой талантливый и ответственный…
— У тебя финансовые проблемы?
— Я решил, что интересно было бы заняться чем-нибудь новым.
— Значит, ты еще реже будешь бывать дома? Это не важно, — поспешно добавила она. — Со мной все будет в порядке. Просто если ты… Может, стоит завести собаку? Должно же у меня быть какое-то общество.
Бишоп задумчиво кивнул:
— Думаю, это хорошая идея.
— Правда?
Он улыбнулся. Глаза его на весеннем солнце блестели как драгоценности.
— Надо будет все разузнать.
Лаура закинула руки ему на шею и поцеловала в небритую щеку. Ей нравилась эта щетина выходного дня, ощущение покалывания на губах, нравилось, как она царапается, когда муж целует ее по утрам.
— Я почему-то боялась, что ты не захочешь.
— Как ты его назовешь? — Он сунул руки в карманы и пошел мимо благоухающей лаванды к бельведеру. Белую решетку беседки украшало множество пышных и тоже ароматных ярко-алых бутонов.
— Сначала надо его — или ее — увидеть. Трудно дать имя члену семьи, пока он не появился.
Бишоп замедлил шаг. Лаура прикусила губу. Ладно, вступление не самое складное, но поговорить все равно надо.
Он присел на скамейку, она села рядом и убрала упавшую ему на лоб прядь волос.
— Я не хочу, чтобы мы боялись плохого развития событий. Лучше верить, что все будет хорошо, — сказала она.
Бишоп не смотрел на нее. Лаура помолчала немного и осторожно заговорила:
— Я знаю, как было трудно, когда умер твой брат.
— Это произошло при рождении и к нам с тобой не имеет никакого отношения.
— Я только хочу сказать… — Но, видя, каким отчужденным стал его взгляд, Лаура сочла за благо отступить. — Я знаю, что ты не любишь об этом говорить. Не стоило и начинать.
Бишоп запустил пальцы в волосы и застонал. Она попала прямо в точку. Он действительно не любил вспоминать, что у него был брат-близнец. В нем просыпались неприятные ощущения: чувство вины, беспомощности и… потери.
Но, взглянув на Лауру, на ее склоненную голову, Бишоп почувствовал, как что-то в душе его сдвинулось. Они и в самом деле ни разу не обсуждали эту тему. Если она хочет этого, черт возьми, нужно поговорить. Может, что-то пробудится в ее памяти…
— Мы были похожи как две капли, — начал Бишоп. — Но еще до рождения я развивался лучше. Другой близнец…
— Твой брат.
— Он умер через четыре дня.
— И поэтому тебе плохо.
Конечно, он не виноват. Такова жизнь, да и родители никогда ни в чем его не упрекали. Но это только часть правды. Родители вынуждали Бишопа проходить через это каждый день рождения, каждое Рождество, каждый праздник. «Если бы здесь был твой брат…», «Как жаль, что с нами нет твоего брата…»
Ладно. Это он понимает. Он уважает родительскую печаль. Но ему очень хотелось хотя бы раз в жизни обойтись без этих напоминаний.
— Да, мне… плохо, когда я об этом думаю.
Лаура кивнула:
— Маме тоже было плохо, когда выяснилось, что у меня с рождения больное сердце. Но я была благодарна ей за то, что она дала мне жизнь.
— Но когда твоя мать забеременела, она не знала, что рискует.
А они с Лаурой знают и должны поступать ответственно.
— Я счастлива, что мама не знала. Она всегда говорила, что дети — это ее жизнь.
Улыбка тронула губы Бишопа. Какая мать не гордилась бы такой красавицей дочерью? А Грейс? Она, может, и ведьма, но после вчерашнего высказывания о втором шансе он изменил отношение к ней. Им понадобится ее поддержка.
— Ты ведешь к тому, что хочешь иметь настоящую семью, — заметил Бишоп.
— Хочу.
Два года назад, когда они в последний раз об этом говорили, он согласился. Через несколько недель беременность подтвердилась. Казалось бы, на земле не должно быть семьи счастливее. Но куда там…
— Ну? Так что ты думаешь? — спросила она.
Бишоп хотел было закрыть эту тему раз и навсегда, но увидел такую надежду в глазах Лауры, что сразу выдохся. Он задумался, перебирая в уме все возможности.
Их не было.
— Мне кажется…
Она улыбнулась:
— Да?
— Мне кажется, нам следует все еще раз продумать.
Улыбка Лауры пропала, и сразу потухли глаза! Однако вскоре разочарование сменилось тем оживлением, которое он так любил.
Она поболтала ногами в белых босоножках.
— В театре дают «Щелкунчика», — сказала Лаура. — На сегодня все билеты проданы. Но интересно, нельзя ли купить билеты на завтра?
Балет?
В последний раз, когда они ходили на балет, у них вышел спор, свидетелем которого стал один из самых уважаемых клиентов Бишопа, присутствовавший в театре с женой. Бишоп и в лучшие времена не был страстным поклонником пачек и колготок, но после этого поклялся, что больше ни одного вечера не потратит на какие-то там фуэте.
Почувствовав, что он внутренне противится, Лаура заметила:
— Да, балет — это не твое…
— Не мое, зато твое.
Завтрашняя поездка в Сидней еще на двадцать четыре часа связала их… Черт, они могут вовсе не добраться до балета…