Никогда не думал, что покупать шмотки другому человеку может быть приятно и даже увлекательно. Все эти перемещения в магазинах с уймой пакетов меня никогда не прельщали, да и не было женщины, ради которой я готов был это терпеть.
Есть вещи, в которые мужику лучше не лезть и не вдаваться в подробности: шмотки, ногти, ресницы и прочее.
Но сейчас ощущения другие.
Я сижу в кресле, пью холодную минералку, пока щебечущие продавцы-консультанты таскают горами вешалки с платьями куда-то в примерочную, где за плотной тканью скрывается Ева.
Я позволяю себе передышку. Выбросить к чертям все из башки и думать о том, какая трогательная она там, в ворохе одежды, с выпирающим животом. Меня забавляет та робость, с которой она сюда заходила, и я понимаю, с чем она связана. В этих тапках, что на ее ногах, кажется, еще ее тетка пробегала молодость, да только я и сам выгляжу не шибко лучше, с побитой мордой и с ссадинами на руках.
Только мне по большей степени плевать на чужое мнение, я давно перерос тот момент, когда мне важно что обо мне скажут другие. На мой бизнес это не влияет, для журналистов я не особо интересная личность, а все остальное переживу.
Делаю еще один глоток, ощущая, как пузыри углекислого газа перекатываются по языку, и сглатываю шумно, когда Ева выходит к большому зеркалу.
Она босиком, в светлом платье с рукавами-фонариками. Резинка на груди подчеркивает ее новые объемы так, что от них глаз невозможно отвести, и я чувствую пульсацию внизу живота.
Ева смотрит на меня, ожидая реакции, заправляет прядь за ухо и на носочки становится, так, что платье слегка приподнимается, открывая ее коленки.
— Не нравится? — по голосу понимаю, что ей важна именно моя оценка, она совсем не обращает внимание на хор консультантов, которые в один голос говорят Еве, как ей идет это платье.
И я с ними согласен, только язык становится совсем неповоротливым, и слова подбираются с трудом. Я никогда не умел сыпать комплиментами или говорить красивые слова, во всем, что связано с личными темами, бог щедро наградил меня косноречием и способностью мычать невпопад.
— Нравится, — еще бы пару секунд и Ева умчалась обратно в примерочную, но я успеваю остановить ее всего одной фразой. На ее лице расползается довольный румянец, и это отдается томительно в груди, — покрутись, пожалуйста. Для меня.
Наши глаза говорят больше, чем я способен произнести вслух. Ева подходит ближе, так, что я чувствую ее запах, смешавшийся с моим.
Она делает медленно два круга вокруг своей оси, подол, как легко облако, вздымается, и я лишь на мгновение успеваю заметить темную родинку на ее бедре.
— Ты красивая, — сказать это просто, я действительно чувствую, вижу ее такой. Снова вспоминаю нашу первую ночь, но томительное чувство окрашено горьким привкусом лжи и расставания.
Я помню, что был у этой девочки первым. И несколько капель крови на постельном белье, тому доказательство. Но после фотографий все перемешивается, правда и обман: я слишком хорош знаком с девчонками, которые берегут свою девственность для того самого случая, активно пользуясь всеми остальными природными отверстиями.
И мысль, что Ева была такой, выжигает изнутри, оставляя пепелище. Я не могу спросить напрямую о том, что было после той ночи. Пока между нами остается недосказанность, я могу верить в то, что измены не было, что найдется любая, самая фантастическая причина, включая ту, что мы все ошиблись, и Денис перепутал ее с кем-то другим.
Что из того же самого подъезда вышел полный клон Евы, в той же куртке, в том же шарфе.
Но стоит только озвучить некрасивую правду, как пути назад не будет, мне придется смириться и принять ее, жить с ней. Особенно, когда придет результат теста на отцовство.
Поэтому я молчу, затыкая в себе дыру чем угодно: ее запахом, трогательными коленками, бликами на волосах, движением плода под своей ладонью. Мне нужно быть цельным, чтобы двигаться дальше и делать то, что положено.
— Посмотри себе что-нибудь еще, — говорю Еве и она поднимает брови в немом вопросе, — мы же не говорили, что это будет одно только платье.
— Но, — возражения так и готовы слететь с ее губ, но я останавливаю их жестом:
— Не трать время на болтовню, иди.
Еще через полчаса мы выходим из торговой галереи, в моих руках пакеты со шмотками, а на Еве — новая, удобная, кожаная обувь и то первое платье, которое мне понравилось больше других.
Она молчит, словно потрясенная происходящим, а я чувствую себя внезапно довольным. У меня и раньше не было проблем с тем, чтобы купить подарки, но я не делал никогда настолько от души, как сейчас, и это осознание появляется только сию секунду, при виде Евы.
Ей хочется делать приятно. За то, как она принимает каждое слово, каждый жест с благодарностью, не прося ничего в ответ. И это не ложный образ скромности, я убеждаюсь в этом в очередной раз.
После нашего расставания я кроил ее образ в памяти, вертел его, как кубик Рубика, переставляя детали по-новому, и там, где сознание предовало, появлялись новые детали, ничего общего не имеющие с действительностью. И вот уже вместо красивого многогранника выходит нелепое нечто, вызывающее омерзение и брезгливость.
Но сейчас все встает на свои места, мало — помалу.
Я закидываю вещи на заднее сидение, распахиваю дверь перед Евой и, дождавшись, когда она сядет на свое место, обхожу автомобиль по кругу.
Шею жжет от неприятного сверлящего чувства, я вскидываю голову, оглядываясь. Здесь всегда многолюдно, почти самый центр города, и на прогулочных улочках толпами шатаются туристы, бездельники и молодежь.
Но человек, который прожигает меня своими глазами, не относится ни к одной из этих категорий. Я вижу Вику, застывшую между потока людей.
Хмурюсь, пытаясь предугадать ее реакцию, но как я говорил, с этим делом у меня туго, женщина для меня на манер бомбы замедленного действия, не поймешь, когда и отчего рванет.
Я киваю головой, говорю одними губами «привет». Ну не игнорировать же мне ее, в конце концов, и не прятаться как страус, выставляя миру пушистый зад. Да, у нас была интрижка, мы делили одну кровать, и сюда она прилетела только потому, что я отправился домой.
Я замечаю, как у нее непроизвольно дергается щека, и будто устыдившись, Вика прикладывает к ней ладонь, отводит взгляд и разворачивается в обратную сторону. В отличии от меня, она не желает делать вид, что все нормально и так и должно быть. Имеет право, я оцениваю степень ее обиды, но ничего поделать не могу.
Сажусь в прохладное нутро автомобиля, вдыхаю знакомый аромат кожи, освежителя и крепко сжимаю оплетку руля.
— Мы домой? — спрашивает Ева. Мне бы очень хотелось сейчас оказаться в своей квартире, сидеть на диване, глядя без всяких мыслей в телик и чувствовать под боком ее тепло, но ни черта подобного.
— Я отвезу тебя, — говорю неспешно, — а потом мне нужно будет съездить на одну встречу.
И совершенно неизвестно, как она пройдет. Слишком много загадок было в голосе Арслана. Такие люди не проявляют свой интерес просто так, и это мне тоже не нравится.