— Стрельникова, тебе, что нужно особое приглашение? Живо в кабинет зашла! — я уже тридцать минут сижу у кабинета гинеколога, всё не решаюсь зайти, пропуская всех вперёд.
Не люблю эти медицинские осмотры, а с нашими врачами, эта любовь вовсе не появится. Настоящие коновалы, которые даже от ОРВИ без осложнения вылечить не могут. Для нас, детдомовских одна отговорка, лекарств нет, государство деньги не выделяет. Парацетамол и анальгин — лекарство от всех болезней.
Из кабинета Валентины Юрьевны, нашего гинеколога, девочки всегда выходят в слезах. Она с таким пристрастием проводит осмотр на кресле, что девочки ещё несколько дней мучаются от тянущих болей внизу живота. Меня до сегодняшнего дня эта участь миновала. Я говорила, что не живу половой жизнью, мне задавали стандартные вопросы о самочувствии, щупали живот, грудь и отпускали. Сегодня наша директриса заявила, что осмотр на кресле будет обязательно, возьмут анализы на отсутствие различных инфекций. Ей зачем-то важно было подтверждение, что я до сих пор невинна и полностью здорова.
У нас в детдоме, быть девственницей — это значит, ты не такая, как все. Девочки постоянно между собой обсуждают, как проводят время с мальчиками из детдома, кто-то даже встречается со взрослыми мужчинами, которые потом им покупают дорогие подарки и вещи.
Я здесь мало с кем общаюсь, единственный родной и близкий человек, это брат Максим. Он младше меня на десять лет. Мы вместе попали в детдом, когда убили маму. Других родственников у нас не было. Отец умер, когда Максиму было три года.
Захожу в кабинет на не гнущихся ногах от страха.
— Живее давай, мне ещё на аборт надо. Ты последняя, — Валентина Юрьевна смотрит на меня с раздражением.
Сажусь на стул напротив неё.
— Не надо здесь рассиживаться, сразу шуруй за ширму, раздевайся по пояс, лезь на кресло.
— Зачем мне на кресло, у меня нет половой жизни? — уточняю дрожащим голосом.
— Меньше вопросов, больше дела, — рявкает. — Клара Генриховна сказала, всех осмотреть. Вы малолетние шалавы, только притворяется бедными овечками, а сами трахаетесь налево и направо с тринадцати лет. Тебе скоро восемнадцать, думаешь поверю, что ты чиста.
— Но, это правда, — становится даже обидно за такие оскорбления, которые сыпятся не заслужено.
Я итак терплю насмешки от ребят, и мальчиков, и девочек. У меня большой комплекс связанный с моей внешность, а именно неровных зубов и неправильного прикуса. Я этого очень стесняюсь, практически не улыбаюсь. Мама хотела поставить мне брекеты, даже устроилась на вторую работу, чтоб быстрее накопить денег. К выпускному классу у меня должны были быть ровные зубы и красивая улыбка, но судьба сложилась иначе. А так внешность моя самая обычная.
— Ты разделась!
— Нет. Вы дадите что-нибудь подстелить на кресло, здесь грязно? — брезгливо смотрю на потрёпанное кресло, на нём что-то пролитое, даже виднеются капли засохшей крови.
— Посмотри, какая цаца, — завыла. Договорить ей не дали, в кабинет влетела медсестра.
— Валентина Юрьевна, там у Ерохирой кровотечение открылась, я говорила нельзя ей… — увидев меня за ширмой, притихла. — В общем идите, вас там ждут.
— Закончи осмотр, возьми анализы, — дав указания медсестре, она вышла из кабинета.
— Стрельникова Анастасия Викторовна? — прочитала, взяв мою карту.
— Да.
— Половой жизнью живёшь?
— Нет.
— Ясно, раздевайся, располагайся на кресле, подстелить в шкафу возьми.
Всё же разделась ниже пояса, села на кресло и приняла необходимое положение.
— Что ты так зажалась, расслабься, — медсестра подошла ко мне, надев чистые резиновые перчатки.
Вышла из кабинета с неприятными ощущениями. Может и повезло, что не было осмотра с помощью гинекологического зеркала, но зато осмотр был через задний проход, ввела палец, а другой рукой надавила на живот. В этом тоже было мало, что приятного.
Направилась в свою комнату, навстречу шёл Максим, рядом с директрисой.
— Настя, меня опять куда-то везут, — кинулся ко мне со слезами. Обняла брата, загораживая собой.
— Клара Генриховна, куда опять? Что за обследования вы проводите? У Максима какие-то проблемы со здоровьем, почему вы мне ничего не рассказываете? Я его сестра и имею право знать.
— Нет у него ни каких проблем, — фыркнула. — Иди к себе, вечером, когда мы вернёмся тебя ждёт серьёзный разговор. Всё пошли, — схватила Максима за руку и буквально потащила за собой на выход.
Очень переживала за брата, в этом детдоме вообще происходило что-то странное, пропадали маленькие дети, девочки-подростки. Нам конечно говорили, что из усыновляли или удочеряли, но между детьми обсуждали совсем другую правду…
Открыла дверь в комнату, сразу получив удар подушкой по голове. Не смогла удержать равновесие, упала на пол, ударившись головой о косяк двери.
— Посмотрите, наша царевна-несмеяна пожаловала! — девочки начали надо мной смеяться.
— А знаете почему, она не смеётся? — Люба хохотала, возвышаясь надо мной, выставив вперёд грудь пятого размера и большой обвисший жировой живот. — Так у неё зубы кривые! Фууу… Поэтому ты до сих пор целка, у пацанов на тебя не стоит. А может у нашего Борьки встанет? Давайте тащите в кладовку и разденьте её до гола, — скомандовала она.
Люба в нашей комнате была самая старшая, самая агрессивная и злая. Она была очень толстой и высокой, поэтому все девочки её побаивались. Кто не хотел стать жертвой буллинга, слушались и выполняли любые её команды.
Мне не впервой сидеть в кладовке, я даже там ночевала иногда. Лучше там отсидеться или переночевать у Максима в комнате, чем находиться под постоянным прессингом.
— Вставай, — Зоя пнула меня ногой в бедро. — Сама пойдешь или тебя за волосы тащить, — Зойка, как могла строила из себя отмороженную на всю голову, только чтоб угодить Любе. Ей только недавно удалось перейти на её сторону, а до этого два года над ней также издевались. Не знаю, чем она заслужила помилование, но слухи ходят разные. Кто-то даже говорит, что она приняла участи в групповом сексе. Зоя и ещё одна девочка, и пять парней, а Люба всё снимала на телефон. Потом это видео долго гуляло среди наших воспитанников и бурно обсуждалось.
Шла в сторону кладовки, по бокам, как надзиратели двигались девочки. Кто-то даже толкнул меня в спину.
— Шустрее, нам ещё здоровяка надо заманить.
Не успела подойти к двери, как Зойка её открыла на ходу, а от Тани прилетел толчок в плечо. Полетела внутрь комнаты. Запнувшись об валявшуюся швабру, упала, опять разодрав колено. Которое ещё не успело зажить, после предыдущей потасовки. Девочки зашли за мной, одна схватила за джинсы, пытаясь стянуть их вместе с трусами, вторая за свитер. Мне удалось увернуться, и ударить Таню ногой в живот, та согнулась пополам и отстранилась.
— Ах, ты тварь! — завопила. — Зойка врежь ей как следует, — подначивала соучастницу. — Как больно, то! Она мне кажется, что-то повредила.
— Ты охренела, — поворачиваюсь и стремительно отбегаю, когда Зойка летит на меня. Тянется, чтоб достать, схватив за волосы… Больно дико…
Она пытается ударить меня по лицу, но я с размаху щелкаю её по носу, тут же слыша неприятный треск. Блин…
— А-а-а-а! Сука! Ты мне нос сломала! Она мне нос сломала! — повернулась в сторону скрючившейся в углу Тани, смотрит на свои окровавленные руки. Кровь текла ручьём.
Таня с трудом поднялась и увела орущую, на весь коридор Зою.
— Пойдем, Борька сам её разденет, он на неё давно дрочит. С такой тушей она не справится.
Дверь кладовки закрылась, щелкнул засов. С облегчением выдохнула.
На душе даже немного радостно, что получить отбиться от этих дылд. Всё-таки не зря пропадаю в спортзале по несколько дней в неделю.