Спасу тебя навсегда

Глава 3

Бреду мучительно долго, через каждые сто-двести метром останавливаюсь, размышляя о том, что же скажет мне Клара Генриховна. Перед входом в кабинет директора, замираю, переводя дыхание. Знаю, что выгляжу бледной, несколькими щипками разгоняю кровь, чтобы она немного прилила к щекам. Вдыхаю полной грудью, только после этого вхожу. От сквозняка дверь немного выбивает из моих пальцев, стук получается громким, как будто с вызовом.

Тучная директриса отрывает взгляд от кипы бумаг и окидывает меня нехорошим взглядом. Дурное предчувствие подкатывает к горлу противным комком, сжимая в удушье.

У неё всегда волосы прилизаны туго и ровно, а крошечная дулька на голове смотрится немного комично, но смеяться над этой вредной и крайне придирчивой женщиной мне бы и в голову не пришло. А сейчас тем более не время и не место.

Застываю, не зная, чего ожидать.

— Садись, Настя. Нам предстоит долгий и очень неприятный разговор, — машет пухлой рукой в сторону кресла.

Мне предложили сесть? Непривычно очень! Обычно грымза вызывает всех к себе на ковёр и держит у порога, даже стул не предлагает. Но сейчас — кресло?

Клара Генриховна перекладывает ручку между пальцами, напоминающими разваренные сосиски, рядом лежит Уголовный кодекс. Меня начинает скручивать от страха. Упорно стараюсь его подавить, пытаясь угадать, по какому поводу меня вызвали к директору на тет-а-тет. Не из-за драки же. Раньше её это никогда не интересовало.

Занимаю место напротив неё и складываю ладони на колени. Они мгновенно покрываются влагой, вытираю их незаметно о себя.

Сердце грохочет в горле.

Возникает пауза.

— Знаешь, что я читаю? — начинает издалека. Жму плечами. — Я читаю нечто очень занимательное. Занимательное оно потому, что прилетает ко мне на стол не впервые. До сегодняшнего дня, моего хладнокровия и опыта хватало, чтоб закрывать глаза на ваши петушиные разборки. Однако сегодня пришла к выводу, что нужно заниматься первопричиной источника постоянных жалоб. То есть тобой, Настя.

До меня доходит с опозданием, о чём она говорит…

— Жалобы на меня? Какие?

— Систематические. Подробные. И не от одного человека… — усмехается директриса.

Она не назвала имена жалобщиков, но я понимаю, о ком идёт речь, и мрачнею.

— Ткачёва?

— Не она одна, — дректор перебирает на своём столе несколько листочков, складывая их в тоненькую, но уже стопку, и опускает на стол, придавив указательным пальцем. — Что ты на это скажешь? В этот раз я не смогу пустить всё на самотёк и отделаться обещанием провести поучительную беседу. У Тканевой перелом носа со смещением и черепно-мозговая травма, кровотечение с трудом удалось остановить. Хватова, с огромной гематомой на весь живот, сломано два ребра. За что ты избила девочек? Откуда такая жестокость? Я от тебя такого не ожидала… Свидетели происшествия опрошены, все, как один заявляют, что ты первая на них набросилась. Версию потерпевших слышала, теперь твоя очередь, — кладёт передо мной чистый лист А4 и ручку. — Пиши, всё в деталях.

В объяснительной излагаю, всё как есть, что жалобы девочек не имеют под собой реальных оснований. Что это они постоянно цепляются ко мне без основания и систематически изводят, пользуясь тем, что их больше. Ниже описываю сегодняшний случай. Если и говорить словами закона, то это была самооборона.

— Я защищалась, — говорю возмущенным голосом, когда директриса заканчивает читать объяснительную, сняв очки, положив их перед собой.

— Вот как? — её брови взлетают вверх изумлённо. — Чем же ты так им насолила? Впрочем, это не моё дело, у меня других дел непроворот. Эту проблему надо решить в кратчайшие сроки.

— Как? — усмехаясь.

— Извенись, договорись, поговори с ними в конце концов. Выясни причину неприязни. Не с кулаками же сразу лезть. Ты знаешь, что тебе грозит уголовная ответственность, если вред здоровью будет признан тяжким. Статья 112 Уголовного кодекса, — кинула передо мной кодекс, — до трёх лет лишения свободы.

Я сразу и не поняла о чем она говорит. Услышав об уговной ответственности, попыталась абстрагироваться и мыслить здраво. Мне надо прийти в себя. Срочно… Жизненно важная необходимость!

— Я этого не делала, — выделяю каждое слово.

— Как? Вот, же ты сама написала, — надела очки, зачитывая предложение из объяснительной. — "Увернувшись, ударила её по лицу…"

— Удар был, но только по носу, откуда там могла появиться черепно-мозговая травма?

— Не знаю, тебе виднее, — зашипела себе под нос.

— Хватову, только пнула, не могла я сломать ей рёбра, — на глазах навернулись слёзы, мне теперь никто не поверит. Я одна, а их много, и они все против меня.

— Послушай, Стрельникова, факты говорят сами за себя. Девочки в больнице, вид у них, мягко сказать потрёпанный. Это я ещё не сказала, про мелкие повреждения и ушибы мягких тканей. Сказать могу только одно, ты меня очень огорчила, Стрельникова. С виду хорошая, умная, прилежная девушка, а выходит, что малолетняя преступница.

Не выдержав такого напряжения, я расплакалась. Мне было обидно за себя, я ведь столько тренировалась, чтоб себя защищать, а выходит, мне это принесло только проблемы. Что нужно было молча терпеть их побои и издевательства. Я хотела постоять за себя, дать отпор. Понятно, что девочек "добили", а вину перевели на меня. Но как это доказать?…

— Как доказать, что это не я. Они все сговорились против меня.

— Ой, не знаю… не знаю. Я могу конечно, попробовать замять это дело, на сколько мне хватит моего влияния, но и ты должна будешь принять в этом участие.

— Конечно, я сделаю, всё что надо. Только помогите, — в сердце затрепетали надежда, что всё обойдётся.

— К тебе будет важное поручение. Нам в кабинет информатики требуются новые компьютеры. Да, ты сама наверное знаешь.

— Конечно, — компьютеры у нас и правда давно исжившие себя, на которых работать вообще не возможно.

— Хорошо. Вот тебе задание. От меня лично. Встретиться с важным гостем из Минпросвящения, поделиться от первого лица об устаревшей технике, её изношенности и тому подобное.

Понимание ослепляет меня вспышкой!

— Самое важное, — стиснула губы тонкой линией. — Этого человека зовут, Ваган Ашотович, он секретарь комиссии… Без его ведома ничего не происходит, и нашу заявку на дополнительное финансирование могут зарубить на корню. Но к счастью, нам выпал шанс обойти некоторые сложные моменты бюрократической системы. При непосредственном твоем участии… — внимательно посмотрела на меня, потом продолжила. — Настя, — расплылась в сардонической улыбке. — Я очень на тебя надеюсь, именно поэтому посвящаю в такие важные и деликатные нюансы, которые ты знать не должна. Но ты же умная девочка… Уверена ты сделаешь всё правильно, — замолчала.

Я тоже молчу.

Немая пауза длилась не менее минуты.

— Ну?…

— Извините, Клара Генриховна, я не понимаю, к чему вы клоните.

— Что тут понимать? Школе нужна новая оргтехника. Компьютеры на ладон дышат, некоторые вообще не включаются. Мне в кабинет нужен новый факс, в учительской сломался принтер, о сканере и ксероксе вообще молчу. Нашему детдому необходима поддержка и субсидии из бюджета. Мы почти заручились согласием властей уделить больше внимания нашему воспитательному учреждению, но… есть препятствия. Препятствия, которых не станет, если Ваган Ашотович приложит некоторые усилия. Но без стимула, увы, этого не получится, — снова смотрит на меня, выпучив глаза, словно намекает на что-то.

Я просто не пойму, о чём речь! Может быть переживания сказались? От того стала немного тугодум?

Директриса теряет терпение, процедив сквозь зубы:

— Придёшь в пятницу вечером на личную встречу, составишь компанию и окажешь некоторые знаки внимания заинтересованному лицу. То есть Вагану Ашотовичу. Он приметил тебя сразу же, когда приезжал с визитом, ты бегала на площадке с детворой, зарядку делала, приседала…

Пытаюсь вспомнить, когда он мог меня увидеть. Я действительно часто с Максимом и его друзьями играю на спортивной площадке. Выходит он там меня рассмотрел…

До меня наконец, доходит смысл намёков директрисы.

Вскакиваю с места.

— Я?! Ни за что! Как вы могли подумать обо мне, будто я соглашусь на подобное?! — меня затрясло от гнева.

— А что такого? Ты не в той сейчас ситуации, чтоб строить из себя недотрогу. В этой жизни надо уметь вертеться. Не забывай, где ты находишься. Это детдом, здесь иначе обстоят дела, чем у обычных детей. Быстрое взросление, созревание и половая активность.

— Я отказываюсь!

— Послушай, Стрельникова! — стучит толстым пальцем по столу. — Я столько раз закрывала глаза на жалобы, на твои побеги за пределы, твоё нахождение на кухне, ночёвка в комнате у брата… Я могу бесконечно перечислять. Шла навстречу бедной сиротке! Пора отплатить добром за добро! Я ведь, тебе самого главного не сказала, если Ваган Ашотович останется доволен, он с лёгкостью уладить сегодняшнее маленькое недоразумение.

— Ни за что!

Останется довольным? Да, мне даже страшно об этом подумать. Жестокая правда в том, что, если детдомовский, можно за человека не считать. Возмущение клокочет в горле, не нахожу слов, что можно ещё возразить. Директор расценивает моё молчание по-своему:

— Вот и хорошо, — закрывает толстый ежедневник. — Вот и порешали вопрос.

— Ничего мы не порешали, — отвечаю севшим голосом. — Найдите другую кандидатуру. Может быть, сами сходите? — глаза директрисы округляются, как чайные блюдца.

— Забыла с кем разговариваешь?! Совсем совесть потеряла…

— Я разговариваю с директором государственного воспитательного учреждения для детей, оставшихся без попечения родителей, но создаётся впечатление, что с сутенёршей какой-то. Мамку из себя корчите? На одних пустых угрозах решили дельце обстряпать?

— Да как… Да как… Да как ты смеешь? Дрянь! — завопила, как сирена. — Забыла, чем тебе грозит отказ? Последний шанс, Стрельникова. Иначе твоя жизнь в этот интернате превратится в ад! — напоминает директриса. — Не забывай, что в стенах этого детского дома воспитывается и твой горячо любимы братец, Максим. Хороший мальчик, активный, подвижный. Иногда стою напротив окна, пью кофе и наблюдаю, как ребята резвятся на площадке. Максим самый оживленный, динамичный, всё прыгает по этим турникам, брусьям и шведским стенкам. Так переживаю за него, так ведь и упасть можно, сломать себе что-нибудь. Повезёт, если ногу, руку, а если позвоночник? Ах, это ж в инвалидном кресле на всю жизнь, — качает головой, наблюдая за моей реакцией. — В общем, думаю ты меня поняла, Стрельникова. Иди, мне ещё нужно сделать важный звонок, — смотрит на часы. — Завтра хочу услышать от тебя уверенное "да".