Кто знает нашу богомолку,
Тот с ней узнал наедине,
Что взор плутовки втихомолку
Поет акафист сатане.
Как сладко с ней играть глазами,
Ниц падая перед крестом,
И окаянными словами
Перерывать ее псалом!
О, как люблю ее ворчанье;
На языке ее всегда
Отказ идет как обещанье:
Нет на словах - на деле да.
И - грешница - всегда сначала
Она завопит горячо:
"О, варвар! изверг! я пропала!"
А после: "Милый друг, еще..."*
Данило пел песню, радуя сердца всех вокруг. Уже к концу песни все подпевали, поднимая кружки вина и водки, что маркитантки разносили вместе с женой одного из гусар.
-Денис стихи сочинил, а Данило музыку сложил! - слышались слова Софье и чувствовались на ней взгляды. - А он будто общается с кем через песни...
Она подала последнюю рюмку водки, которую наполнила из висевшего на поясе кувшина и поспешила уйти к своему шалашу. Не заботилась о том, что кто может увидит в таком жесте нечто неугодное. Следом за нею, отойдя сначала в сторону, а потом, будто просто прогуливался, отправился Пётр.
Не один Данило заметил это, а и цыганка, которая не так давно пыталась погадать ему и Валерию. Спешила она следом за Данилой, который направил шаг к шалашам, и схватила за руку:
-Обожди! Обмануть тебя хотят!
-Оставь же меня с гаданиями своими, - возмутился он, и цыганка отпустила руку:
-Я лишь предупредить хотела. Не знаю, кто обманывает и почему, но обман на пути.
-Не дадут ей покоя, - засмеялась стоящая в стороне с Валерием Марта, и тот, сняв её шляпку, одел фуражную шапку:
-Желал бы видеть тебя подле именно так.
-Ну тебя, дурак. Ты что? - толкнула она его шутливо в грудь. - Так и желаешь сердце мне разбить? Не выйдет! - смеясь, кинулась она бежать прочь.
Занявшись начавшейся игрой, Валерий бежал следом, пока не поймал в объятия, захватив её губы в сладостный плен поцелуя...
-Данило? - окликнула мамка Дина Данилу, спеша следом к шалашу Софьи.
Не слушал он ни оставшуюся позади цыганку, ни её. Он видел, как в шалаш за Софьей скрылся Пётр. Однако дойти же до шалаша будто не было суждено. Представшая перед ним горою мамка Дина раскинула руки:
-Не пущу! Моя девочка! Не для того воспитывала и растила! Занята она теперь. После придёшь, в другой день, да заплатить не забудь!
-Куртизанкой вырастила? - огрызнулся Данило, бросив ей в ноги мешочек монет со своего пояса.
Только сделал шаг к шалашу Софьи, как оттуда вышел Пётр и сразу встретился с ним взглядом.
-Как хороша-то! - расплылся он в улыбку и был тут же схвачен крепкими руками Данилы за ворот. - Ты что?! Сдурел?! Дуэли захотелось? - хрипел он, а доносившаяся до слуха музыка резко стихла.
Все заметили происходящее у шалашей, насторожились, поднялись с мест и молчаливо смотрели на то, что будет.
-Отставить! - воскликнул вышедший вперёд генерал и указал в сторону приближающегося всадника.
-Гонец с вестями! - воскликнул кто-то из офицеров, и Данило отступил от Петра.
Он достал из-за пазухи белую перчатку, тут же кинув на землю рядом, и поспешил скрыться в шалаше.
-Нет, - заметив его, рыдающая Софья вновь закрыла лицо руками.
-Что Пётр сделал? - не смел двинуться с места Данило, а Софья рыдала:
-Выгнала я его, прогнала! Зачем Вы-то вновь явились? Что Вам нужно от меня? Зачем смотрите? Зачем поёте?
Она рыдала, заваливая вопросами, что вырывались из мучающейся души, а Данило крепко обнял и стал шептать так пылко, так пламенно:
-Милая, родная, не наглядеться тобой... Дышу тобой, живу тобой... Ты мне солнце в этом мире, что так жесток...
-Сумасшедший, - шептала через слёзы и от наслаждения Софья, будто была снежинкой в его жарких руках и таяла, растворялась в нём.
-Да, - целовал он её глаза, а потом щёки. - Схожу с ума... Никому не отдам,... не позволю,... не смогу...
Их губы страстно слились в поцелуе, а руки не позволяли остановиться притягивать тела друг к другу. В считанные мгновения оба снова ощутили жар обнажённых тел,... чувство наивысшего счастья,... которое вдруг сбылось...
* - «Богомолка», Д. В. Давыдов,1810-е годы.