Спрятанная

Глава 8

— Дэмьен, думаю, мне стоит держаться подальше от конюшни. Ленобия совсем недавно пережила передозировку огня, — Шони перевела взгляд с Дэмьена на Эрин. Они ушли втроем, когда Зои попросила разойтись, но вместо того, чтобы действительно разбрестись в разные стороны, держались вместе, пытаясь понять, где каждый из них и его стихия будет наиболее полезен.

— Разумно, — согласился Дэмьен. — Тебе лучше пойти прямо к погребальному костру Дракона. Скоро ты там пригодишься.

Шони ссутулила плечи.

— Да, знаю, но не то чтобы очень этого жду.

— Просто слейся со своей стихией, и все пройдет легко! — сказала Эрин.

Шони моргнула, не просто удивленная тем, что Эрин вообще заговорила — бывшая Близняшка явно избегала Шони с тех пор, как они поссорились, — но потрясенная ее бесцеремонным тоном. Эрин говорила о сожжении тела Дракона словно о зажигании спички.

— Ничто во время похорон Дракона не пройдет легко, Эрин, с моей стихией или без нее.

— Я не имела в виду «легко-легко». — Эрин явно рассердилась.

Шони подумала, что в последнее время она все время ходит с недовольным видом.

— Я имела в виду, что когда по-настоящему сливаешься со своей стихией, окружающий мир мало волнует. Но, может, у тебя не такая прочная связь с твоей стихией…

— Ну вот что за дерьмо собачье! — Шони почувствовала, как в ней закипает гнев. — Моя связь с Огнем ничуть не слабее твоей связи с Водой!

Эрин пожала плечами:

— Да пофиг! Я просто пыталась тебе помочь. Впредь не буду и стараться! — Она повернулась к Дэмьену, который переводил взгляд с одной подруги на другую, словно никак не мог решить, вклиниться ли между ними или убежать куда подальше. — Пойду в конюшню. Ленобия будет рада Воде, а я без проблем попользуюсь своей стихией! — И, не добавив ни слова, Эрин удалилась.

— Неужели она всегда была такой? — невольно задала Шони Дэмьену вопрос, который мучил ее уже много дней.

— Какой?

— Бессердечной.

— Честно?

— Ага. Всегда ли Эрин была такой бессердечной?

— Мне сложно ответить на этот вопрос, Шони. — Дэмьен говорил осторожно, словно боялся, что его слова ранят подругу.

— Просто скажи мне правду, даже если она неприятна, — попросила Шони.

— Ну, если честно, до вашей ссоры толком невозможно было сказать, что каждая из вас собой представляет по отдельности. Я никогда видел одну из вас без другой. Вы заканчивали фразы друг за другом. Словно были двумя половинками одного целого.

— Но сейчас — нет? — подсказала Шони, когда он замялся.

— Сейчас все по-другому. Теперь вы — индивидуальности с собственными взглядами и мненим, — улыбнулся Дэмьен. — Как бы получше выразиться… Большинству из нас кажется, что сердце досталось твоей половине вас!

Шони посмотрела вслед удаляющейся Эрин.

— Я и раньше это знала, и меня всегда это беспокоило. Ну, ты знаешь, какой саркастичной и вредной сплетницей она иногда бывала. Но с ней было так весело и прикольно тусоваться!

— Весело за чужой счет, — заметил Дэмьен. — А прикольно потому, что она мешала тебе общаться с другими, чтобы казаться лучше остальных.

Шони посмотрела ему в глаза.

— Знаю. Теперь я это вижу. А раньше видела лишь то, что мы лучшие подруги, а мне очень была нужна лучшая подруга!

— А сейчас? — спросил Дэмьен.

— Сейчас я должна научиться любить себя, а я к этому не привыкла, будучи лишь половинкой целого. А еще я устала постоянно стараться говорить что-нибудь язвительное, остроумное, а иногда просто отвратительное. — Шони покачала головой, чувствуя себя унылой и по-настоящему старой. — Но это не значит, что я считаю Эрин гадкой. Вообще-то мне хочется, чтобы она по-прежнему была прикольной, веселой и классной, как я раньше считала. Думаю, что, наконец, поняла, что она может быть такой и сама по себе, отдельно от меня.

— А ты умнее, чем я думал, — признал Дэмьен.

— Учусь я по-прежнему паршиво!

Он улыбнулся:

— Ум не ограничивается школьными знаниями.

— Приятно слышать!

— Эй, не нужно себя недооценивать! Ты могла бы преуспеть в учебе, если бы приложила немного усилий!

— Знаю, ты считаешь школьные знания необходимыми, а мне достаточно и того, что мой ум ими не ограничивается!

Дэмьен рассмеялся, и Шони добавила:

— Пойду-ка я к костру. Может, мое присутствие там чем-то поможет.

— Поможет тебе или Воинам?

— Кому-нибудь. Обоим. Не знаю, — вздохнула Шони.

— Буду считать, что обоим, — кивнул Дэмьен. — А я поброжу по территории, как Ветер. Попытаюсь сдуть Тьму, которая до сих пор цепляется за школу.

— Ты тоже ее чувствуешь?

Он кивнул.

— Я чувствую, что здесь скопилась плохая энергетика. За слишком короткий промежуток времени случилось чересчур много плохого, — Дэмьен склонил голову набок, глядя на Шони: — Теперь, когда я основательнее над этим подумал, скажу, что мне не кажется, что тебе стоит держаться подальше от конюшен. Огонь не плохой. Ты не плохая. И Ленобия об этом знает. Помнишь, как ты подогрела лошадиные подковы, чтобы мы смогли проехать верхом в ледяной шторм?

— Помню. — Шони действительно помнила, и мысль об этом согревала ей душу.

— Тогда иди к костру и помоги там, но загляни и в конюшню. Напомни всем, что огонь может не только разрушать. Главное, кто и как им пользуется.

— Наверное, ты имеешь в виду «Главное, в чьих он руках?»

— Вот видишь, я же говорил, что ты вполне способна стать отличной ученицей! — расплылся в улыбке Дэмьен.

— У меня от тебя голова болит, — пожаловалась Шони, но тоже усмехнулась.

— Значит, увидимся позже в конюшне?

— Да, давай!

Дэмьен шагнул в сторону, но на полпути развернулся и крепко обнял Шони.

— Я рад, что ты стала сама собой! А если тебе нужен друг, то я рядом, — сказал он и поспешил в сторону конюшен.

Шони сморгнула слезы и улыбнулась, глядя, как мягкие каштановые волосы Дэмьена развеваются на вызванном им же самим ветерке.

— Огонь, — прошептала она, — пошли Дэмьену маленькую искорку. Он заслуживает человека, который сделает его счастливым, ведь Дэмьен всегда старается сделать счастливыми других!

Впервые чувствуя себя лучше за долгие недели, Шони направилась в противоположную сторону. Она шла медленнее, чем Дэмьен, но больше не боялась конечной цели своей прогулки. Ее не угнетала мысль о костре и сожжении, но она не могла избавиться от боли и печали, просто заморозив свои чувства, как Эрин.

«Не хотелось бы превратиться в ледышку, даже если бы это облегчило мою боль», — про себя решила она.

Шони сосредоточилась и принялась черпать силу из тепла своей стихии.

«Спасибо, Никс. Я постараюсь справляться с Огнем как надо», — думала она, когда в ее медитацию вторгся голос Бессмертного.

— Я не сказал тебе спасибо!

Шони подняла глаза на Калону, стоящего рядом с большой статуей Никс перед школьным Храмом. Бессмертный был одет в джинсы и кожаный жилет, во многом похожий на тот, что носил Дракон. Только он был больше и с прорезями на спине для его крыльев. И на жилете не было эмблемы Богини, но об этом сложно было думать, когда Бессмертный вот так сверлит тебя своими потусторонними янтарными глазами.

«Он и вправду абсолютно нечеловечески прекрасен!»

Шони быстро выбросила эту мысль из головы и сосредоточилась на его словах.

— Спасибо? За что?

— За то, что дала мне телефон. Без него Стиви Рей не смогла бы призвать меня. Рефаим бы умер, если бы не ты.

Шони покраснела. Она пожала плечами, не понимая, почему вдруг так занервничала.

— Ты сам явился на ее зов. Мог бы не отвечать и продолжать быть плохим отцом.

Только выпалив это, Шони поняла, что сказала, и крепко сжала губы, приказывая себе остановиться.

Повисла долгая напряженная пауза, а затем Канона сказал:

— Ты права. Я не был хорошим отцом своим сыновьям. И по-прежнему остаюсь плохим отцом большинству своих детей.

Шони посмотрела на Бессмертного, гадая, что тот имеет ввиду. Он говорил как-то странно. Шони ожидала, что его голос прозвучит печально, серьезно или даже сердито. Но голос Калоны был слегка удивленным, даже смущенным, словно эта мысль пришла ему в голову только что. Шони хотела бы увидеть выражение его лица, но Калона стоял к ней спиной, глядя на статую Никс.

— Ну, — начала она, даже не зная, что сказать, — ты же налаживаешь отношения с Рефаимом. Возможно, еще не слишком поздно наладить их и с другими детьми. Если бы вдруг здесь появился мой отец и захотел со мной помириться, я бы ему позволила. По крайней мере, дала бы ему шанс.

Бессмертный повернул голову и посмотрел на Шони.

Она испугалась, что эти янтарные глаза видят ее насквозь.

— То есть, я не думаю, что бывает слишком поздно поступить правильно!

— Ты правда в это веришь?

— Да. В последнее время все больше и больше. — Ей хотелось, чтобы он отвел взгляд. — А сколько у тебя детей?

Он пожал плечами. Огромные крылья слегка приподнялись и снова опустились.

— Сбился со счета!

— Это могло бы стать точкой отсчета в попытке стать хорошим отцом.

— Информация о задаче и попытка ее решения — разные вещи, — заметил Калона.

— Не имею ничего против. Но я сказала, что это неплохая точка отсчета. — Шони кивнула на статую Никс. — Как и это место для начала.

— Статуя Богини?

Шони нахмурилась.

— Не вижу смысла стоять здесь просто так. Попробуй попросить у нее…

— Не всем из нас дано право просить прощения! — пророкотал он.

Шони почувствовала дрожь и перевела взгляд на статую Никс. Она могла бы поклясться, что красивые полные мраморные губы Богини слегка изогнулись в доброй улыбке. Игра воображения или нет, но эта улыбка придала Шони храбрости, и недолетка затараторила:

— А я и не говорила о прощении. Я говорила о помощи. Попробуй попросить помощи Никс!

— Никс меня не услышит. — Калона говорил так тихо, что Шони его почти не слышала. — Она не слышит меня уже целую вечность.

— И сколько раз за эту вечность ты просил ее о помощи?

— Ни разу, — отозвался он.

— Так откуда тебе знать, что она тебя не услышит?

Калона покачал головой.

— Тебя послали сюда побыть моей совестью?

Настал черед Шони качать головой.

— Меня к тебе не посылали, кроме того, Богиня в курсе, что мне хватает проблем с собственной совестью. И еще я до чертиков уверена, что не могу быть совестью другого существа…

— Я бы не был так в этом уверен, юная огненная недолетка… Не был бы, — задумчиво произнес Калона, отвернулся от Шони, сделал несколько широких шагов и взмыл в ночное небо.

Он не слишком переживал, что большинство соучеников до сих пор его сторонились. Дэмьен вел себя по отношению к нему дружелюбно, но Дэмьен дружелюбен почти со всеми, и бывший пересмешник не был уверен, что доброта друга вызвана хорошим отношением именно к нему, Рефаиму. Хорошо, что Старк и Дарий не пытались убить его или отлучить от Стиви Рей. Недавно Дарий тоже проявил к нему дружелюбие. Прошлой ночью Сын Эреба помог ему взобраться в автобус, когда Рефаим был еще слаб после магически исцеленного ранения.

«Отец спас меня и связал себя Клятвой Воина Смерти. Он любит меня и выбрал сторону Света, а не Тьмы».

От этой мысли Рефаим улыбнулся. Но он вовсе не был так наивен и доверчив, как считали Стиви Рей и остальные. Рефаим хотел, чтобы его отец следовал пути Никс, и хотел этого очень сильно. Но он лучше кого-либо другого, за исключением самой Богини, знал гнев и насилие, которыми долгие века упивался падший Бессмертный.

Существование Рефаима само по себе доказывало, что его отец способен причинять другим невыносимые страдания.

Плечи Рефаима поникли. Он как раз дошел до той части территории школы, где лежал поверженный дуб, наполовину привалившись к опоясывающей школу стене. В центр раскидистого дерева словно ударила молния, выпущенная рассерженным богом.

Но Рефаим знал, как все произошло на самом деле.

Его отец Бессмертный, но вовсе не бог. Калона — Воин, притом падший.

Чувствуя странное волнение, Рефаим отвел взгляд от зияющей в стволе дуба раны, присел на одну из поверженных ветвей ближе к краю кроны дерева и принялся рассматривать толстые сучья, опершиеся на восточную стену.

— Нужно это исправить, — произнес он вслух, наполнив тихую ночь человечностью своего голоса. — Мы со Стиви Рей можем заняться этим вместе. Возможно, дерево не совсем погибло. — Он улыбнулся. — Моя Красная исцелила меня. Почему бы ей не исцелить и тебя?

Дуб не ответил, но, разговаривая сам с собой, Рефаим ощутил странное дежа вю. Будто он уже был здесь, и не в обычный школьный день, а ветром в крыльях, в окружении яркой голубизны дневного неба.

Рефаим нахмурил брови и потер их, чувствуя, как начинает болеть голова. Неужели он прилетал сюда в обличье ворона, когда его человечность пряталась так глубоко, что эти часы становились только обрывками образов, звуков и запахов?

Ответом была тупая пульсация в висках.

Вокруг него поднялся ветер, зашелестев в поверженных ветвях и всколыхнув оставшиеся темные зимние листья, все еще цеплявшиеся за дуб. На секунду Рефаиму показалось, что дерево пытается заговорить с ним, рассказать свои тайны.

Рефаим снова посмотрел в разлом.

Тени. Сломанная кора. Расколотый ствол. Обнаженные корни. Земля в разломе выглядела просевшей, будто под ней скрывалась яма.

Рефаим вздрогнул. Под деревом, в земле, была пещера. В ней веками томился Калона. Память о том времени и едва ли реальном существовании, полном жестокости и одиночества, до сих лежала бременем на душе Рефаима.

— Богиня, знаю, ты простила меня за мое прошлое, и за это я вовек буду тебе благодарен. Но, прошу тебя, научи меня по-настоящему простить себя!

Вновь поднялся ветер. Его шепот успокаивал, словно шелест древнего дуба был голосом Богини.

— Приму это как знак, — вслух обратился Рефаим к дереву, прижав ладонь к коре. — Я попрошу Стиви Рей помочь мне исправить зло, разрушившее тебя. Скоро. Обещаю. Я скоро вернусь!

Когда Рефаим уходил, чтобы продолжить патрулирование периметра школы, где-то под дубом, ему послышалось шевеление, и он подумал, что старое дерево его благодарит.

Аурокс возбужденно ходил взад и вперед, в три шага преодолевая небольшую пещеру под поверженным дубом. Туда и обратно, туда и обратно… И думал… думал… думал, отчаянно желая придумать хоть какой-то план.

Голова болела. Упав в яму, он не проломил череп, но шишка на лбу припухла и сочилась кровью. Аурокс проголодался и хотел пить. Ему было сложно отдыхать в объятиях земли, хотя его организм был утомлен, и ему требовался сон, чтобы исцелиться.

«Почему я решил, будет правильно вернуться в школу и спрятаться на земле, где жили убитый мною преподаватель и едва не убитый парень?»

Аурокс схватился за голову.

«Это не я! — хотелось кричать ему. — Я не убивал Дракона Ланкфорда! Не нападал на Рефаима! Я сделал другой выбор!»

Но его выбор уже не имел значения. Он превратился в чудовище, а оно оставляло на своем пути лишь смерть и разрушения.

Было глупо с его стороны явиться сюда. Глупо верить, что здесь он сможет обрести себя или принести пользу. Пользу? Если кто-нибудь узнает, что он прячется в школе, его схватят, посадят в тюрьму, возможно, убьют. Хотя он не собирался причинять никому вреда, это не будет иметь значения. Он впитает гнев обнаруживших его людей и превратится в зверя. И не сможет этому помешать. Сыны Эреба возьмут его в кольцо и завершат его жалкое существование.

«Но я ведь сумел сдержаться. Я не напал на Зои!»

Но дадут ли ему возможность хотя бы попробовать объяснить, что он не хотел никому зла? Дадут ли хоть мгновение, чтобы доказать, что он не только живущее внутри него чудовище?

Аурокс вновь принялся мерить пещеру шагами. Нет, никого в Доме Ночи не волнуют его намерения. Все здешние обитатели будут видеть в нем только зверя.

Даже Зои? Неужели даже Зои будет против него?

«Зои защитила тебя от Воинов, Только благодаря ее защите ты сумел сбежать», — успокоили его мятущийся разум всплывшие в памяти слова бабушки Редберд.

Зои защитила его. Она поверила, что он сможет сдержать в себе зверя и не напасть на нее. Бабушка Редберд предложила ему убежище. Зои не желала ему смерти.

Но другие-то желали!

Аурокс их не винил. Он заслуживал смерти. Независимо от того, что недавно он начал желать иной жизни, иного выбора — прошлого не изменить. Он совершал жестокие, отвратительные поступки. Он выполнял приказы Жрицы.

Неферет…

Даже произнесенное мысленно ее имя прокатилось по нему дрожью.

Зверь внутри него желал пойти к Жрице. Зверь внутри него должен был ей служить.

— Я больше, чем зверь! — Земля вокруг него впитывала слова, заглушая человечность Аурокса. В отчаянии он ухватился за изогнутый корень и начал выбираться наружу.

— Нужно это исправить!

Звук чьего-то голоса достиг ушей Аурокса. Он замер, узнав его — Рефаим. Бабушка сказала ему правду. Парень выжил.

Невидимое бремя на плечах Аурокса стало чуточку легче.

Минус одна смерть на его совести.

Аурокс замер, пытаясь понять, с кем Рефаим разговаривает. Он не ощущал ни злобы, ни жестокости. Но если бы Рефаим подозревал, что Аурокс прячется так близко, он бы обязательно захотел отомстить, верно?

Время словно замедлилось. Усилился ветер. Аурокс слышал, как он шелестит в сухих листьях сломанного дерева над его головой. В прохладном воздухе до Аурокса доносились отдельные слова: заняться… дерево… Красная исцелила…

Все это Рефаим говорил голосом, лишенным гнева, словно просто думал вслух. А затем ветерок донес до Аурокса молитву: «Богиня, знаю, ты простила меня за мое прошлое, и за это я вовек буду тебе, благодарен. Но, прошу, научи меня по-настоящему простить себя!»

Аурокс затаил дыхание.

Рефаим просил помощи своей богини, чтобы простить себя? За что?

Аурокс потер пульсирующую голову и задумался.

Жрица редко к нему обращалась, только отдавала приказы. Но она часто думала вслух в его присутствии, словно Аурокс ее не слышал или не понимал.

Что ему известно о Рефаиме? Он — сын бессмертного Калоны. Его прокляли, и теперь ночью он человек, а днем — ворон.

Прокляли?

Только что он слышал, как Рефаим молится, и в своей молитве выражает Никс признательность за прощение. Богиня точно не могла бы проклясть и простить одновременно.

А затем Аурокс с удивлением вспомнил ворона, который издевался над ним и каркал так, что он свалился в яму. Мог ли это быть Рефаим?

Аурокс напрягся, будто приготовившись к неизбежному столкновению.

— Обещаю! Я скоро вернусь! — донесся до Аурокса голос Рефаима. Он уходил, но ненадолго.

Аурокс прислонился к земляной стене. Тело болело, а мысли бурлили.

Он должен оставаться в этой яме, это ясно, и это было единственным, в чем Аурокс был уверен.

Неужели богиня Рефаима, которая простила его, намерено привела его к яме, где прятался беглец? Если так, то зачем: чтобы даровать Ауроксу спасение или отомстить?

Может, ему стоит предстать перед кем-нибудь, например, Зои, приняв любые последствия?

Но что если зверь вновь возьмет над ним верх, и он не сумеет с ним совладать?

Может, ему сбежать?

Или отправиться к Жрице и потребовать ответа?

— Я ничего не знаю, — прошептал Аурокс. — Ничего.

Он склонил голову в смятении и тоске. Нерешительно и тихо он сделал то же что и Рефаим, произнеся собственную молитву. Простую. Честную.

Аурокс молился впервые в жизни.

— Никс, если ты и вправду милостивая богиня, прошу, помоги мне… пожалуйста…