Срочно нужен папа

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Озадаченный только что услышанным, стараясь вникнуть в его сокровенный смысл, Джек настолько задумался, что при виде удаляющейся из комнаты Хеллер не сразу понял, что она уходит совсем. Уходит, заботясь о нем больше, чем о себе самой? Он-то полагал, что глубоко ей безразличен, а на поверку выходит наоборот — она относится к нему гораздо серьезнее, чем он полагал. Услышав звук закрываемой двери, он догнал ее на террасе. Как может она сейчас уйти? Ему же так много надо ей сказать! Джек положил руку ей на плечо, она, вздрогнув от неожиданности, обернулась. Всматриваясь в лицо Хеллер, чистое и красивое, Джек заметил, что в солнечном свете ее ресницы отливают золотом. И расплылся в такой широкой улыбке, что у него заболели углы рта.

— Куда это вы собрались?

Она нахмурилась, словно не понимая.

— Что?

— Вы вдруг перестали понимать английский? — подтрунил он над ее замешательством.

Он опять положил руку ей на плечо, но Хеллер, сделав шаг в сторону, освободилась от нее.

— Не делайте глупостей!

Значит, понял он, им совершенно необходимо поговорить об очень многом.

— Ну хорошо, — посерьезнел он. — Если не хотите, не буду. Но ответьте на мой вопрос.

Она нахмурилась и стала переминаться с ноги на ногу. Видно было, что от неожиданности она растерялась.

— Куда я собралась? К себе.

— Еще рано, — сообщил он, приближаясь к ней. — Вернемся в дом.

Его пальцы как-то сами собой легли ей на ладонь, но она вздрогнула и крепко прижала ее к телу.

— Зачем?

Побуждаемый неосознанным желанием коснуться ее во что бы то ни стало, он потерял сдержанность. Приложил палец к ее подбородку и приблизил лицо к себе.

— Затем, что я хочу вас поцеловать.

— Что-о-о?! — Она содрогнулась, выкинув вперед руку для защиты.

Он тяжело вздохнул. Оглохла она, что ли?

— Я сказал…

— Я слышала, что вы сказали, но не верю, что это всерьез.

— Уверяю вас, всерьез. — И в подтверждение своих слов он притянул ее к себе и прижал свой рот к ее губам. Какой-то миг она стояла неподвижно, но затем под свист и улюлюканье с пляжа с силой оттолкнула Джека прочь.

— Вы что, спятили?

— Я спятил? — Он искренне рассмеялся, так комичен был ее ужас. — Разве это я отказываюсь войти в дом?

Она так возмутилась, что раскрыла рот, в больших голубых глазах замелькали молнии. «Вот она, моя Хеллер», — с облегчением подумал Джек, но, понимая, что лучше войти внутрь, пока не разразился гром, схватил ее за кисть и буквально втащил в квартиру.

— Что вы делаете?! — закричала она. — Разрушаете все, ради чего я старалась. Или вы не слышали, о чем я вам тут толковала?

— Слышал. Слышал каждое ваше слово, — мягко сказал он и оперся руками о дверь так, что их лица почти соприкоснулись.

— Прямо не верится, что вы могли так поступить! — продолжала возмущаться неумолимая Хеллер. — О чем вы думали, целуя меня на глазах половины жителей квартала?

— Я думал о том, какая вы привлекательная женщина.

— Вы будете наконец говорить серьезно? — В голубых глаза сверкнула молния. — Неужели вам не ясно, что вы подливаете масла в огонь?

— Этого-то я и хочу. — Он никак не мог сдержать улыбку.

— Уже то, что я сюда пришла, достаточно плохо, — с горячностью продолжала она. — Но я понимала, что должна вам объяснить…

Тут его терпение иссякло. Решив прервать поток ее слов поцелуем, он нагнулся, поймал губами ее рот и не выпускал, пока она не отреагировала должным образом. Как и в первый раз, она на секунду замерла, потом напряглась, встала на носки и уперлась руками в его грудь, будто хотела оттолкнуть от себя. Но действовала она вполсилы, он же вложил в поцелуй все свое чувство и все свои надежды на грядущее счастье. Вскоре она наградила его беспомощным стоном, тело ее прильнуло к нему, руки обвились вокруг шеи.

Он готов был ликовать от радости, прыгать по комнате, размахивая руками, ударить по мячу — словом, излить свою радость в действии, но для этого требовалось выпустить ее, а непреодолимое желание держать эту женщину в руках перевешивало все остальное. Где предел его желаний, он пока еще не знал, но намеревался во что бы то ни стало выяснить. С этой целью он подхватил ее на руки и понес к дивану.

— Что вы делаете? — с трудом выдохнула она, опомнившись и поднимая голову.

Он, не выпуская ее, опустился на диван и погрузил обе руки в золото ее волос. Одна из заколок расстегнулась и упала на подушки.

— Я все хочу кое-что сообщить вам, — сказал он, любуясь ее лицом. Ему было видно, как в углублении между ключицами лихорадочно бьется пульс.

— Что же именно? — Голос ее звучал тихо и нежно.

Он поцеловал ее между бровей и, выпрямившись, внимательно всмотрелся в голубые глаза, горевшие уже не грозовым огнем.

— Так вот, я все хочу вам сообщить, что меня совершенно не интересует, что говорят или думают обо мне. Интересуете меня только вы, вы одна в целом свете.

Огонь в ее глазах перешел в мягкое сияние.

— Ах, Джек, это так приятно слышать. Но я не могу допустить…

Он положил руки ей на плечи и слегка, всего один раз, встряхнул ее.

— Вы сказали все, что хотели. Я выслушал. Теперь мой черед. — Он улыбнулся, стараясь этим смягчить твердость своего тона, и ласково погладил ее стройную шею и лицо. — Я сам знаю, как мне себя вести, Хеллер. Не такой уж я дурак.

— Да. Мне не следовало говорить…

Он заставил ее замолчать, приложив палец к ее рту. Такому соблазнительному рту!

— Я себе не враг. И человек я не увлекающийся. Точнее, увлекающийся, но не очень. А главное — я знаю, что делаю.

— Что же вы делаете, Джек? — прошептала она.

— Занимаюсь исследованием, — сообщил он, не отрывая глаз от ее рта. — Я давно не испытывал ничего подобного, и никто не сможет помешать мне исследовать, как глубоко это чувство. Даже вы, Хеллер, после того как объяснили, почему отвергли меня.

Он наклонился, обдав лицо Хеллер теплым дыханием. Ресницы ее затрепетали, руки крепче впились в его плечи. Он нашел губами ее рот. У нее вырвался тихий стон блаженства и радости, от которого он почувствовал себя так, словно растворился в воздухе, исчез, оставив после себя только горячее желание и непреодолимую потребность касаться ее, осязать, открывать в ней новое. Ему хотелось познать все тайны ее тела, дойти с ней до самых крайних пределов наслаждения, так чтобы он стал частью ее, а она — частью его, чтобы они принадлежали друг другу без оглядки. Он не думал, что это возможно сию минуту, но хотел подняться с ней как можно выше к вершине счастья.

Стоило ему лишь подумать об этом — и в его крови разгорелся настоящий пожар. Он осыпал ее поцелуями, проявив при этом изощренное искусство, какого и не подозревал в себе. Она снова издала стон. Ее бедра и грудь прижимались к мускулистой тверди его тела, руки обвивали его шею. Он завел одну руку ей за спину, а второй провел по нежной выпуклости живота и нырнул вниз, во влажную расщелину между ее ногами.

Она, прервав поцелуй, выгнулась дугой навстречу, а он провел губами по ее щеке и спустился к шее, стараясь одновременно расстегнуть три огромные пуговицы, украшавшие ее блузку. Покусывая ключицу Хеллер, он стащил блузку с ее плеч, затем расстегнул застежку бюстгальтера и снял его.

Бережно положив ее на подушки и тяжело дыша, он сначала налюбовался совершенными округлостями и золотистой кожей грудей и лишь затем нежно взял их в ладони. От его прикосновения коричнево-розовые соски набухли и напряглись. Нагнувшись, он поцеловал соблазнительную родинку у основания одной груди, а затем языком прочертил дорожку до соска. Хеллер вскрикнула, вцепившись руками в его влажные волосы. Он припал ртом к ее груди, забыв, что усами может оцарапать нежную кожу, забыв обо всем на свете, кроме желания слиться с ней. Но для этого требовалось раздеть Хеллер. Он спустил руки к поясу ее шорт и нащупал застежки и молнии. Те, словно испытывая его терпение, не поддавались, и, отчаявшись, Джек выпрямился — взглянуть, что делают его руки. Это была его первая — и последняя — ошибка.

В ней произошла молниеносная перемена — он ее почувствовал сразу, раньше, чем она его оттолкнула.

— О Боже мой! — ужаснулась она, пытаясь встать.

— Подождите, Хеллер! — Он нажал ей на плечи, чтобы уложить обратно, готовый обратиться к ней с мольбой, но, взглянув ей в глаза, понял: лучше держать язык за зубами. Застилавшая их голубизну дымка страсти уступила место темной пелене, предвестнице грозы. Он убрал руки и помог ей занять сидячее положение, но она поспешно соскочила с его колен, выпрямилась во весь рост, схватила блузку и отбежала в другой конец комнаты.

— Прямо не верится! Что мы делаем?

«Занимаемся любовью», — вертелось у него на языке, но он лишь откинул непокорную прядь волос со лба. Хеллер же тем временем вступила в борьбу с застежкой лифчика. Женщина в полном соку, красивая, чарующая, но — очень сердитая!

— Это совершенно ни к чему! — воскликнула она, закидывая блузку себе на плечо, чтобы освободить руку для единоборства с застежкой.

— Разрешите мне помочь вам! — предложил Джек, поднимаясь с дивана.

— Нет, ни за что! Не трогайте меня! — И она выставила вперед руку, обороняясь от него.

— Да-да! Понимаю! — улыбнулся Джек, схватил ее за плечи и, чуть ли не силой повернув спиной к себе, застегнул лифчик. Ощутив прикосновение его пальцев к коже, Хеллер вздрогнула всем телом. — Ну вот и готово. Теперь можете ругать меня, — промолвил он, отступая.

Хеллер накинула на себя блузку, застегнулась на все пуговицы и лишь после этого повернулась к Джеку.

— Я не собираюсь вас ругать, — пробурчала она. — Моя вина не меньше вашей.

Он покаянным жестом приложил руки к груди, изо всех сил стараясь не улыбнуться.

— Что вы, что вы! Я всю вину беру на себя.

— Но раскаиваться, судя по всему, не намерены?

— Не намерен. — Он не выдержал и улыбнулся.

— О-о-о! — Она откинула волосы с лица и укоризненно взглянула на него. — Ну и тип же вы! А мне-то вы казались таким симпатягой!

— А я и есть симпатяга.

— Ну так вот, симпатяга, зарубите себе на носу, я вам не какая-нибудь вертихвостка и не бегаю по первому зову в постель к мужчине, даже если меня туда и тянет!

Понимая, что не дай Бог ему рассмеяться — она ведь и пощечину может отвесить, — Джек зажал рот рукой, весьма довольный тем, что между ними, оказывается, стоят лишь ее принципы, а не отсутствие чувства.

— Я запомню это.

Но, упиваясь своей обидой, Хеллер пропустила его слова мимо ушей.

— Воображаете, что если вы мне по душе больше других, то я пойду у вас на поводу… Хоть вы и напоминаете греческого бога в этих ваших… — она обвела его полуголую фигуру взглядом и очаровательно засмущалась, — все равно, тому не бывать. — Она отвела глаза в сторону и начала одергивать на себе блузку. — Даже если это означает, что никогда… даже если это означает… Я никогда не буду спать с вами, пока мы… — Тут она запнулась.

«Пока мы не поженимся?» — докончил про себя Джек. Он едва не произнес это вслух, едва не предложил ей подумать об этом. К счастью, он удержался — ее настроение не располагало к подобным разговорам.

— Словом, — твердо сказала она, — больше такое не повторится.

— Хорошо, — согласился он, поднимая руки в знак полной капитуляции. — А сейчас, когда мы обо всем договорились, скажите, когда я могу вас куда-нибудь пригласить?

— Вы… вы… У вас не пропало желание меня видеть? — Глаза ее от изумления чуть ли не вылезли из орбит.

— Нет, не пропало, я хочу вас видеть, и как можно чаще. В любое удобное для вас время. Скажите только, когда именно.

Она молча воззрилась на него. Он видел, какая внутренняя борьба в ней происходит, и радовался: раз борьба — значит, это сражение им еще не проиграно.

— Нелепая мысль, — вздохнула она.

— Видите ли, — сообщил он самым убедительным тоном, — не в моих силах уговорить вас принять мое приглашение, но обещаю: если вы откажетесь, вам ужасно надоест захлопывать дверь перед моим носом.

— Я… я не могу.

— Это не ответ. — Он сложил руки на груди и уперся в Хеллер строгим директорским взглядом.

Она таяла прямо у него на глазах.

— Нет, правда, я…

— У вас нет выбора, — решил он за нее, — ибо я не отступлюсь. Что вы скажете насчет завтрашнего вечера?

— Занята. Работаю, — мотнула она головой.

— А когда у вас следующий выходной?

— Только в среду.

— Прекрасно. Когда заехать за вами?

— Ах, Джек, я не могу. Мне так редко удается побыть с детьми.

— А мы их возьмем с собой.

— Могу себе представить, — засмеялась она. — Дейви сразу же на меня вскарабкается, а Коди и Панк заведут ссору из-за пустяка. Обед что надо!

— Обед отменяется. Придумаем что-нибудь взамен.

— Например?

— Пока не знаю, — пожал он плечами.

Хеллер, закусив губу, на минуту задумалась.

— А давайте обед устрою я, у себя дома. И никуда не придется идти. Чем плохо?

Он бы закричал от радости, если бы не боялся ее напугать.

— Лучше и не придумаешь. В шесть, скажем?

— Пожалуй, удобнее в семь.

— Чтобы никому не было обидно — в шесть тридцать. Идет?

— Хорошо, в шесть тридцать.

«Слава Богу!» — возликовал он в душе, надеясь на продолжение любовной атаки. Он и мысли не допускал, что она неподходящая ему женщина. Теперь остается лишь убедить в этом ее. Его больше не тревожил урок, полученный от Лилиан. Уроки — дело хорошее, но и попытка не пытка. Потерять по собственной нерасторопности такую необычную женщину — вот что страшно!

До Хеллер донесся стук его шагов по лестнице. Сразу запаниковав, с застывшей на лице улыбкой, она сунула в духовку сковороду и кастрюлю, затем убавила газ и закрыла дверцу. Джек постучал в дверь, и она удивилась, что биение ее сердца не заглушает стука. Слышала его, разумеется, и Панк, но она сидела с надутым видом в конце стола и скулила и даже не стронулась с места. Хеллер хотела было направиться к двери, но ноги почему-то не слушались ее. А вдруг ему придет в голову обнять ее и тут же расцеловать? При этой мысли пульс ее забился учащенно, но ей не хотелось так срамиться в присутствии маленькой дочки, да еще с мужчиной, которого та видеть не желает. Можно, конечно, позвать Коди из соседней комнаты, где он по ее просьбе сидит с Дейвом, но ведь тогда Джек услышит из-за двери ее голос.

— Пойди открой дверь, — настойчивым шепотом приказала она Панк, которая заскулила громче. — Иди же!

Панк сползла со стула только после повторного стука и двинулась по направлению к входу. Двигаясь со скоростью восьмидесятилетней ленивой улитки, она все же в конце концов добралась до двери, но отпирать ее стала с невероятной медлительностью. Джек буквально проскользнул в открывшуюся ему узкую щель и молниеносно отскочил в сторону, чтобы не быть прижатым дверью, которую с удивительной для ее возраста силой захлопнула Панк. Откровенная враждебность девочки вызвала у Джека улыбку.

— Добрый вечер, мисс Мор! Рад тебя видеть!

Панк в ответ скорчила злую гримасу. Джек, пребывавший в превосходном настроении, усмехнулся.

— Где твоя мамочка?

Панк ткнула рукой в сторону кухни. Джек с теплой улыбкой направился туда, но Хеллер, памятуя о необходимости держать его на расстоянии, издали помахала рукой. Он с одобрением осмотрел ее с головы до ног, перевел взор на лицо и внимательно вгляделся в ее глаза, без слов сообщая, как она желанна. Хеллер сглотнула слюну и почувствовала, как бьется пульс в низу живота.

Вдруг Джек нахмурился и сдвинул брови.

— Что-нибудь горит?

Хеллер моментально вернулась к действительности, принюхалась и ощутила легкий запах гари. Бросилась к плите и увидела, что из духовки вырывается столб дыма.

Значит, желая уменьшить огонь, она по рассеянности его увеличила до предела. Одной рукой она прикрутила газ, а другой — открыла дверцу духовки. Ударившая в лицо волна пара и дыма не помешала ей разглядеть, что мясо сверху покрылось черной коркой, а грибы в сметане сморщились и засохли.

— Нет! — Она схватила одной рукой горячую сковороду, а другой — шипящую кастрюлю.

— Хеллер, не трогай!

Джек подскочил к ней, прежде чем боль в левой руке заставила ее уронить маленькую кастрюльку с грибами, которая грохнулась на пол.

Обхватив Хеллер за талию, Джек оттащил ее в сторону, так что кипящая грибная подливка не успела причинить ей вред. Он донес ее, болтающую в воздухе ногами, до раковины и подставил ее руку под струю холодной воды.

— Мясо! — прокричала она в отчаянии.

— Все в порядке. Я его выну. Ваше дело — держать пальцы под водой. — Он выпустил Хеллер из рук, но, повернувшись, наткнулся на Панк. — Иди в другую комнату, детка. Еще не хватает, чтобы и ты обожглась.

Панк, к удивлению Хеллер, без звука повиновалась, а Джек, отыскав две прихватки для сковород, осторожно ступая между грибами, приблизился к плите и вытащил из нее то, что уцелело.

На шум в кухню прибежали Коли и Дейви.

— Попридержи их, — обратился Джек к девочке. — Видишь, что тут творится?

Панк, расставив руки, преградила братьям вход в кухню, а Хеллер, вытерев пострадавшую руку, стала отрывать от рулона бумажные полотенца.

— Вот несчастье! Мой обед пропал! Весь вечер испорчен.

Джек отодвинул горячие сковороды подальше и заключил Хеллер в объятия.

— Да ничего не испорчено. К тому же, — он перешел на шепот, — не обеда ради я сюда явился. Поесть можно где угодно, а обнять вас — только здесь.

Тая от удовольствия, Хеллер хихикнула, однако, не сомневаясь в том, что дети с нее глаз не спускают, оттолкнула Джека. Тяжело вздохнув, она нагнулась и принялась вытирать пол бумажными полотенцами, а Джек снял рулон со стенки и пошел за ней следом.

— Если хотите, мы можем поехать куда-нибудь пообедать, — предложил он.

— Я, пожалуй, не голодна, — сообщила она, затирая самую большую лужу.

— А дети?

Выкинув бумагу, Хеллер осмотрела пострадавшее мясо. Сгорела только верхняя корочка, остальное мясо вполне годилось для еды.

— Для них наскребу, сколько надо, да и вам, если не откажетесь, хватит.

— Ну и хорошо, — весело согласился он, подбирая с полу последние грибы.

Она отослала его в гостиную, а сама вооружилась шваброй и принялась мыть пол. Но Джеку не удалось спокойно посидеть на диване — Коди и, как ни удивительно, Дейви затормошили его. Одна Панк, снова скорчив враждебную мину, молча взирала на них со стороны. Хеллер, срезав верхушку мяса, залила его кетчупом и поставила на стол, окружив спасенным гарниром. Затем отодвинула стол от стены, чтобы Джеку было где сесть, и позвала всех обедать.

Пока она наполняла тарелки, все шло хорошо, но Джеку не терпелось завязать общий разговор. Коди подхватил его, но, пожалуй, с чрезмерной готовностью, Панк, надувшись, глядела исподлобья злыми глазами, и Хеллер, присматривая за тем, чтобы Коди ел, старалась сгладить ее дурное поведение. К несчастью, Дейви почувствовал себя обойденным вниманием и решил принять участие в общей беседе, издав душераздирающий вопль. Дети рассмеялись, Хеллер его отругала, а Джек стал увещевать приторно-ласковым тоном. Не поддаваясь ему, Дейви выкинул номер почище: водрузил себе на голову кусок мяса с кетчупом, вызвав общее веселье. Только Хеллер, обтирая его волосы бумажным полотенцем, во всеуслышание выражала свое недовольство. Воспользовавшись ее замешательством, Панк попыталась спрятать тушеную морковь под край своей тарелки, но бдительная Хеллер ее уличила и наградила ледяным взглядом, призывавшим девочку к порядку. В раздражении она наложила ей вторую порцию моркови, настаивая, чтобы та съела. К досаде Хеллер и огорчению Панк, Джек встал на сторону последней.

— Вареную морковь я ем лишь потому, что мне это полезно, — сообщил он, демонстративно закладывая в рот ложку моркови и быстро ее глотая. — А нравится мне только сырая и хрустящая.

Панк, вытаращив глаза, мрачно жевала постылую морковь. Хеллер, зажмурившись, считала до десяти. Дейви запустил горсть моркови в грудь Джеку и размазал гарнир по его щеке и подбородку. В наступившей тишине он поднял свои маленькие брови, явно ожидая приступа веселья, которым была встречена его предыдущая выходка. А не дождавшись, влепил себе в глаз мятую морковь и взвыл от боли. Растерявшаяся Хеллер не знала, что делать раньше — то ли броситься обтирать лицо Джека, то ли промывать глаз Дейви.

Она рассыпалась в извинениях, а Коди набросился на Панк, обвиняя ее в том, что своим поведением она настраивает Дейви против Джека. Панк бурно запротестовала, пиная брата под столом ногой. Хеллер отчитывала всех троих. Только Джек, обтерев лицо салфеткой, сидел с равнодушным видом. Он призвал — сначала тихим голосом — всех к спокойствию, но, видя, что его призывы — глас вопиющего в пустыне, постепенно повысил голос, не забывая при этом уговаривать Хеллер, что все в порядке. Кончилось тем, что он грохнул кулаком об стол, да так, что тарелки и стаканы, задребезжав, подскочили, и возопил: «Хватит! Тихо!»

Воцарилась мертвая тишина. Дейви стал счищать морковку с пальчиков, Хеллер в замешательстве замолчала, а Коди и Панк заерзали на своих стульях. Джек откашлялся, взял вилку с ножом в руки и как ни в чем не бывало предложил: «Ешьте».

Хаос сменился позвякиванием ножей и вилок — неотъемлемой принадлежностью любого обеда в цивилизованном обществе. Хеллер вымыла Дейви руки и принялась сама кормить его с ложечки. А что дальше? — подумала она. Чудом будет, если после такого вечерочка Джек придет в дом еще раз, но ведь и раньше она так думала, а он пришел даже вроде бы против ее желания, хотя на самом деле она его прихода очень желала. Во всяком случае, она не удивится, если этот его визит окажется последним, что страшно обрадует Панк, бесконечно огорчит Коди, а ей разобьет сердце. Проклятие! Неужто этого не избежать? Голос Джека вывел ее из задумчивости:

— О, Хеллер, смотри!

Она посмотрела на него, ложка с очередной порцией еды повисла в воздухе.

— Что?

Он движением головы показал на Дейви. Ее младшенький с плотно набитым, как у бурундука, ртом энергично пережевывал пищу, переводя взгляд с Джека на нее и с нее на Джека. Она в расстройстве уронила ложку на стол.

— О Боже! — только и смогла она выдавить из себя и, схватив салфетку, подставила ее Дейви ко рту, чтобы тот выплюнул излишки, но Джек перехватил ее руку и еле заметно покачал головой. Дейви, внимательно следивший за тем, что происходит вокруг, на глазах матери из малыша, не так давно вышедшего из пеленок, превратился в мальчика: его маленькие челюсти работали как мельничные колеса, он наконец проглотил все, что было во рту, с облегчением вздохнул и улыбнулся. И кому же? Джеку. Джек в свою очередь улыбнулся ему и погладил вьющиеся волосы ребенка. Дейви просиял, перегнувшись через перекладину своего высокого стульчика, схватил со стола оброненную Хеллер ложку и с достойным удивления проворством стал черпать морковь и есть. Джек хмыкнул и уткнулся в свою тарелку. Но время от времени он взглядывал на Дейви, и они обменивались немного загадочными улыбками, как если бы между ними существовал известный лишь им двоим заговор.

Коди с надеждой в глазах наблюдал за тем, что происходило между Джеком и его братишкой. Панк же сначала смотрела на них равнодушно, но потом ее взгляд принял обычное в присутствии Джека холодное, даже враждебное выражение. Впрочем, сперва на ее лице мелькнуло что-то вроде ревности. И вдруг до сознания Хеллер дошло: ее красивая колючая дочка точно так же, как она сама, Хеллер, хочет открыть свое сердце Джеку, но боится. Она и хотела бы его полюбить, да опасается, как бы ее не обидел мужчина, который производит впечатление почти неправдоподобный доброты.

Хеллер припомнилось все, что произошло между ними в последний выходной: как он содрал с нее одежду, обнажив до пояса, и, не дав опомниться, заставил ее таять от блаженства; как улыбнулся, словно услышав приятную новость, когда Хеллер объявила, что не ляжет с ним в постель; как настаивал на этом обеде, проявив полное безразличие к сплетням в его адрес и к своей репутации. Может, он и далек от совершенства. Но он именно такой, каким в ее представлении и должен быть мужчина. Сердце Хеллер дрогнуло при этой мысли, впервые она ощутила проблеск надежды. Впрочем, надежда — штука опасная! Она постарается вытравить ее из сознания, надо только придумать, каким образом.

Остаток вечера прошел без происшествий — во всяком случае, без таких, которые могли быть сочтены серьезными. Джек настоял на том, чтобы помочь Хеллер убрать со стола и перемыть посуду, так что оба они возились допоздна на кухне, а дети тем временем смотрели телевизор.

Пора было ехать домой. Коди с Дейви вышли прощаться, и Джек дружески хлопнул Коди по спине, да с такой силой, что тот с размаху влетел ему в живот. Дейви потребовал, чтобы Джек поднял его на руки, и, не переставая лопотать нечто невразумительное, словно Джек был в состоянии его понять, водил пальчиками по его усам. Явно удовлетворенный, он чмокнул Джека в нос и сполз с его рук на пол. Сестрице же его Джек вежливо пожелал спокойной ночи, бесстрастно воспринял ее ворчливый ответ и повернулся к Хеллер. Она все время пребывала в сомнении — осмелится ли он поцеловать ее при детях — и, даже когда он взял ее за плечи и притянул к себе, не была уверена в том, что это свершится. Окончательно ее сомнения рассеялись, лишь когда он приложился к ее рту — правда, самым невинным образом, — после чего, поблагодарив и обещав вскоре наведаться, ушел.

Заперев за ним дверь, Хеллер, не переставая улыбаться, присоединилась к своему семейству. Дейви, лопоча себе под нос, бегал кругами по гостиной и в конце концов выскочил в коридор. Коди, с сияющим лицом, пошел за ним. Хеллер усмехнулась. Может, все и сладится. Чего не бывает на свете! И только Панк еле дождалась, чтобы облегчить свою душу.

— По-моему, он зануда, — объявила она без обиняков.

— Ты уже дала это понять своим поведением, что очень невежливо, — сказала Хеллер как можно более спокойно.

Но Панк решила идти до конца. Откинувшись на спинку дивана, она пронзила мать всезнающим взглядом.

— Если тебе нужен мужчина, чтобы целоваться, почему бы тебе не вернуть домой папу? — с упреком в голосе поинтересовалась она.

Тут Хеллер потеряла самообладание. Сама того не желая, она отрезала:

— Кэрмоди не мужчина. Он мальчишка — и навсегда останется им.

Панк словно ударили чем-то тяжелым по голове. У Хеллер все внутри перевернулось, ее затопило чувство раскаяния.

— Прости меня, мне не следовало этого говорить, — произнесла она, садясь рядом с дочкой на диван и обнимая ее за плечи.

Помрачневшая Панк махнула рукой в знак прощения. Хеллер, прежде чем пускаться в объяснения, взвесила каждое свое слово:

— Дело не в поцелуях, Панк. От мужчины ждешь, чтобы он делил с тобой все тяготы жизни, заботился о тебе, доверял.

— Но ведь папа тебе доверяет! — встрепенулась Панк.

— Возможно. Точнее будет сказать, что он доверяет мне растить мальчиков и тебя. Но я говорю о другом доверии, Панк, о таком доверии, когда один человек верит, что другой не причинит ему боли. Между тем ни я, ни Кэрмоди не можем этим похвастаться.

— Почему?

— На то есть причина, Панк, известная только нам с отцом.

— Все из-за этих женщин? — настаивала Панк.

У Хеллер по спине пробежал холодок.

— Да, из-за этих женщин.

— А ты думаешь, что мистер Тайлер не будет так делать?

Хеллер помотала головой и вдруг решила объяснить Панк, что такое верность:

— Не каждый мужчина обманывает свою жену, Панк. Не верь тому, кто станет тебя в этом убеждать. Каждая жена и каждый муж вправе рассчитывать на верность. Без верности нет доверия, а без доверия не может быть любви.

— А ты любишь мистера Тайлера? — У Панк задрожал подбородок.

— Я… я и сама не знаю, Панк. Думаю, я могла бы его полюбить, если бы он… Видишь ли, Джек, наверное, и сам старается понять, как он ко мне относится и что это для него означает.

— А если он тебя попросит, ты выйдешь за него замуж? — не унималась Панк.

У Хеллер перехватило дыхание.

— Я… я… да никто и не думает о замужестве, Панк! Видит Бог, хочется просто провести вечер без ссор.

Панк вздохнула, положила голову на ладонь, а локтем оперлась на диванную подушку.

— Я никогда не хочу ссориться, — промолвила она. — Но как-то само собой получается.

Хеллер с сочувствием взглянула на дочку.

— Знаю, милая. И со мной такое бывает. Но надо стараться.

Панк кивнула — впрочем, без особого энтузиазма, — соскользнула с дивана на пол, улеглась на живот, подперев голову кулаком, взяла в руки пульт дистанционного управления и быстро забыла и про маму, и про состоявшийся с ней разговор. Пусть смотрит, решила Хеллер, совершенно не представлявшая, как вести себя с дочкой и о чем говорить дальше. Ах, почему все на свете так невероятно сложно?