На следующий день я проснулась затемно. Вот и начинается второй курс, что принесет он мне и моим друзьям? Сегодня я в любом случае увижу Кэла, и от одной мысли об этом было радостно и тревожно одновременно…
К тому времени, как зазвонил будильник, я была полностью готова к разминке. Сигни поднялась по сигналу, ворча, что опять высыпаться не будет, и чего некоторым остроухим не спится? Усмехнувшись, я предложила ей поспать до Колокола, на что удостоились злобного взгляда и шипения.
Спускаясь по лестнице, мы весело переглянулись, завидев первокурсниц с потрясенным выражением на лицах, выходящих из комнат на втором этаже. Давно ли мы сами были такими же? Всего год, а казалось, что это было так давно!
На полигоне мы с Сигни оказались одними из первых, чуть позже подошли Дойл, Рейн и Лан, весело поприветствовав нас. Я огляделась по сторонам, Кэла нигде не было видно. Дойл, поймав мой взгляд, прошептал, что он вышел сразу за ним. Кэл появился буквально за несколько секунд до начала разминки. Вот его еще не было, моргнула — и он уже подходит к нам. Короткий кивок, слова приветствия всем одновременно, и начинается занятие, а я так и не успела посмотреть ему в глаза…
После разминки, во время которой я все время пыталась хоть на секунду поймать его взгляд, Кэл исчез так же незаметно, как и появился. Я только оглянулась растерянно и беспомощно, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
— Лин, бежим скорее, надо переодеться, — громче необходимого сказала Сигни и кивнула парням, — увидимся за завтраком!
Мы бежали в общежитие, а в моей голове молотком стучала одна мысль: почему? Почему он не хочет хотя бы поговорить со мной? Влетев в комнату, я упала на кровать и разрыдалась, так долго сдерживаемое напряжение выплеснулось слезами. Сигни села со мной рядом и молча гладила меня по голове, а я изо всех сил пыталась сделать так, чтобы мои эмоции не затронули друзей…
— Ну все, Лин, — мягко сказала она, — все наладится! Не будет же он вечно от тебя шарахаться! В конце концов ему придется с тобой поговорить…
— Я за ним бегать не буду, — отрезала я, выпрямляясь, слезы мгновенно высохли, — я его люблю, но если он не хочет меня видеть — так тому и быть! Хочет держаться как друг или даже как просто однокурсник — его право! Только это так больно… — слезы снова подступили к глазам, но я удержала их, — ладно, времени у нас мало, я в душ!
Что ж, я оказалась права… Кэл не избегал нас, но и держался как-то отстраненно. Да, мы сидели вместе на лекциях, тренировались в группе на боевке, вместе завтракали, обедали и ужинали, но между нами повисло напряжение. Не было шуток, смеха, веселых подначек, и Кэл по-прежнему не смотрел мне в глаза… Как-то раз, не выдержав, Дойл попытался вызвать Кэла на откровенность. Но, как мне позже сказал Дойл, при вопросе о том, что у него со мной происходит, Кэл ответил, что это никого не касается и попросил не лезть к нему в душу.
Все время я отдавала учебе, стараясь не думать о любимом. Предметы у нас остались теми же, лишь поменялось расписание и, естественно, усложнились сами задания. На боевке мы все тренировались на износ. Кстати, Дойл выполнил-таки свое обещание и поблагодарил мастера Дарена за его науку, я присоединилась к нему: ведь его вроде бы садистские задания спасли мне жизнь как минимум дважды: в море и когда я ползла по скалам! Мастер только ухмыльнулся, но я увидела радость, плеснувшуюся в его глазах.
Шли дни. Прошла седмица, другая… Постепенно все возвращалось на круги своя: то Рейн передразнит кого-то, то Дойл ввернет едкое словцо. А мне все чаще казалось, что Кэл смотрит на меня с какой-то непонятной тоской, но отводит глаза сразу, как только я пытаюсь поймать его взгляд… Я понимала, что рано или поздно это должно закончиться, вот только как и когда? Шел к концу первый месяц учебы, когда все разрешилось…
Был последний день седмицы, и я возвращалась из школы мастера Ларга, где предпочитала проводить выходные: там я могла хоть ненадолго отодвинуть мысли о Кэле. Я уходила туда затемно, и возвращалась тогда, когда на небе зажигались первые звезды. Вот и в тот день я шла уставшая, ничего не видя и без единой мысли в голове, так что столкнулась с Кэлом у входа в общежитие практически нос к носу. Он сделал шаг назад, отводя глаза, а чей-то насмешливый женский голос пропел:
— Ну надо же, наконец даже до каллэ’риэ дошло, что иметь дело с полукровкой — только мараться!
Я подняла взгляд и встретилась глазами с одной из эльфиек-сокурсниц, та рассматривала меня словно какое-то насекомое. Чувствуя, как душу сковывает лед, а на глазах выступают слезы, я рванула к полигону, не обращая внимания на отчаянный вскрик Кэла «Лин!!!»…
Я неслась, не разбирая дороги, а в голове насмешливым эхом звучали слова эльфийки: «полукровка… мараться…» Что ты себе возомнила, дурочка несчастная? Может, поэтому Кэл и избегал меня, а вовсе не из ревности или обиды? Понял, что я ему не пара?
Не добежав до полигона, свернула в сторону — в моем состоянии на полосе я скорее всего сломала бы себе шею, а как бы мне не было паскудно, умирать я не желала. Рядом находилось невысокое строение, что-то вроде спортивного зала — там мы занимались зимой. Вошла — магические светильники вспыхнули автоматически — и достала из ножен кинжал. Как раз сегодня учитель показал мне новое упражнение, вот и буду тренироваться!
Я пыталась сосредоточиться, но удавалось плохо: в голове все еще звучали насмешливые слова, на глаза то и дело набегали слезы, но я смахивала их и снова и снова повторяла никак не дающееся мне движение. Не выдержав, я выругалась и обратилась… не знаю, к кому, наверное, к небесам:
— И вот что я делаю не так?
Ответил мне тихий и такой знакомый голос:
— Ты запястье немного не доворачиваешь.
Я развернулась и впервые за этот месяц прямо взглянула в зеленые глаза Кэла. Он посмотрел в мои глаза и вдруг рухнул передо мной на колени и склонил голову, заставив сделать шаг назад.
— Что ты…
— Лин, я… Я знаю, что вел себя как последний идиот! И тогда, когда уехал, не сказав тебе ни слова, и этот месяц… Боги, мне было стыдно взглянуть тебе в глаза, я проклинал свою глупость каждую минуту с тех пор, когда оставил тебя тогда, после шахты! Если бы я только знал… Клянусь, у меня и мыслях не было, что мое поведение можно было истолковать так! Мне казалось, что ты презираешь меня за то бегство, и я просто не смел сказать тебе все, что так хотелось!
Я слушала его слова и не верила своим ушам. Это не сон? Он говорит мне…
— Почему ты уехал тогда? — мой голос прервался, на глазах выступили слезы.
Он поднял голову, в его глазах бушевало пламя:
— Потому что я чуть не сошел с ума, увидев, как ты обнимала Раяна. Я забыл обо всем: что он твой друг, что он жених Тины, я видел только твое счастье и радость при виде него. Я уехал, чтобы у меня не было искушения убить его. Убить того, кого так нежно обнимала та, которую я люблю больше жизни.
Я ахнула, выронив кинжал и схватившись руками за горло, неверяще разглядывая его.
— Кэл, ты говоришь…
— Я люблю тебя, Лин. Я понял это, как только уехал из Академии… И мне все равно, кто и что на это говорит! Скажи мне только: ты хоть когда-нибудь простишь меня за мою глупость? Есть ли у меня надежда на то, что ты ответишь на мои чувства?
Я помотала головой, пытаясь прийти в себя. Его лицо вдруг помертвело, глаза наполнились горечью:
— Что ж, именно этого я и боялся. Того, что ты мне откажешь. Прости, я не побеспокою тебя больше, — его голос звучал глухо и прерывался, он поднялся, собираясь уходить. И тут я наконец смогла вымолвить:
— Кэл, как же ты… ох, глупый мой любимый…
Он вздрогнул, как будто я ударила его и одним плавным движением шагнул ко мне, всматриваясь в мое лицо с жадным ожиданием:
— Лин, ты сказала…
— Я люблю тебя. И порой мне кажется, что я полюбила тебя с нашей первой встречи… Тогда, в том переулке в Кранеле…
В глазах Кэла бушевала буря, он мельком взглянул на упавший кинжал:
— Так это была ты… Всегда ты… Сердце мое…
Он поднял руку и коснулся кончиками пальцев моего виска, бережно проведя ими по лбу, обведя скулу, подбородок — словно ювелир, что вертит в руках драгоценный кристалл, любуясь его гранями, заставляя меня затаить дыхание от щемящей душу нежности. Вдруг он коротко простонал и притянул меня к себе одним сильным движением, впиваясь поцелуем в губы.
Я прильнула к нему, задыхаясь от желания, отдаваясь во власть его сильных рук, отвечая на поцелуй со всей столь долго сдерживаемой страстью. Кэл оторвался от моих губ и принялся осыпать поцелуями мое лицо, шею, затем чуть прикусил мочку уха, вырвав у меня стон.
— О, Кэл…
Он взглянул на меня, зеленые глаза его сияли, словно звезды, дыхание стало прерывистым и хриплым.
— Моя Лин…
— Только твоя, счастье мое, — шепнула я, целуя его лицо, шею, вдыхая кружащий голову аромат кожи желанного мужчины, зарываясь пальцами в его густые волосы и чувствуя его желание, его нежность. Казалось, мое тело превратилось в аритан, а Кэл играл на нем, словно музыкант-виртуоз, заставляя дрожать и петь каждую струнку.
Он взял меня на руки, шепча — Боги, как нежно! — о том, как он любит меня, а я понимала, что больше не чувствую границ меж нами. Я вдруг с несомненной ясностью ощутила все его чувства, они обрушились на меня, словно прорвав плотину и заставляя меня тонуть в них, погружаясь в пучину сладкого безумия. Любовь, нежность, яростное желание, стремление защитить, чувство вины, ревность — все это словно стало моим, многократно отразившись… И мир сошел с ума…
В зале поднялся ветер, сначала слабый, он становился все сильнее, превращаясь в ураган, закрутившийся вокруг нас в воронку. В нее вдруг вплелись алые нити огня, а сквозь мое тело словно прошел разряд. Один, другой, третий — меня выгнуло от боли, в ушах стоял гул. Кэл что-то кричал, но я ничего не слышала. Он сжал меня в объятиях и куда-то понес.
Боль по-прежнему терзала мое тело, а Кэл почти бежал, одновременно умоляюще что-то шепча мне на ухо. Я прислушалась, пытаясь разобрать его слова, но тщетно… Он миновал общежития и устремился к административному корпусу, почти у самых его дверей нас перехватили куратор и магистр Граяр. Последний что-то быстро сказал Кэлу, вызвав его гневное отрицание. Впрочем, магистра это не остановило: последний спазм боли, и я почувствовала, как от меня словно что-то отрезают, а буйство стихий прекращается.
Кэл прижал меня к себе и бросил:
— Вы не имеете права! Лин не сделала ничего для того, чтобы надевать ей противомагические браслеты!
Я охнула, скосив глаза и увидев на запястьях проклятые браслеты. Магистр Граяр покачал головой:
— Это не наказание, а спасение, иначе бы она попросту сгорела.
В это время двери корпуса отворились, и оттуда стремительно вышел магистр Гаррод, внимательно посмотрел на меня и Кэла и сказал магистру Бренану:
— Ректор велел доставить в зал совещаний всю шестерку. А вы, — повернулся он к Кэлу, — следуйте за мной! Магистр Граяр, вы тоже нужны!
Я тихонько сказала Кэлу:
— Я уже и сама ходить могу, наверное!
— А мне нравится носить тебя на руках, — шепнул он мне, — так что мы и пробовать не будем!
Кэл последовал за магистром Гарродом, который привел нас в тот самый зал, где когда-то состоялось разбирательство по делу принцессы. Декан боевиков коротко бросил нам: «садитесь» и вышел. Мы переглянулись, Кэл опустил меня в одно из кресел и сел рядом, переплетя свои пальцы с моими. И только в этот момент я увидела, что на нем также надеты браслеты, и воскликнула:
— Тебе-то зачем их надели? Что вообще происходит?
На мой вопрос ответил наш преподаватель по теории магии, усаживаясь в одно из расположенных напротив нас кресел:
— Инициация звезды.
Мы уставились на него, и Кэл спросил:
— И каким образом она инициировалась, если никто из нас не занимался магией? Я правильно понял, что это и был всплеск?
— Не просто всплеск, — властный и полный силы голос ректора прозвучал от двери, заставив нас вскочить. Точнее, что касается меня — попытаться, стоило приподняться, как меня шатнуло и я снова осела в кресло. Ректор махнул на нас рукой:
— Сидите.
Он уселся в центральное кресло напротив нас, справа от него сел магистр Гаррод, а магистр Граяр оказался по левую руку от ректора. Несмотря на всю серьезность положения, я чуть не хмыкнула: прямо чрезвычайная тройка! Кресла были размещены так, что три из них стояли напротив десятка других, расположенных полукругом. В результате выглядело все так, словно мы — подсудимые, а ректор и магистры — наши судьи. Знать бы еще, в чем нас обвиняют! Мои мысли озвучил Кэл:
— Тар ректор, магистры, можем ли мы узнать, в чем мы виноваты, что вынуждены предстать перед столь необычным… трибуналом?
— Мы вас ни в чем не обвиняем, студент, — ответил ему ректор, — но сейчас вы опасны для окружающих, и мы должны с этим разобраться. Подождем, пока сюда не доставят остальных.
Мы сидели в молчании: ректор и преподаватели рассматривали нас, словно необычный экземпляр зоопарка. Мне становилось все более не по себе, силы придавало только нежное пожатие руки Кэла и его молчаливая поддержка. Боги, какое счастье знать, что тот, кого ты любишь, отвечает тебе взаимностью и готов защищать тебя!
Наконец дверь отворилась и вошел магистр Бренан в сопровождении остальных членов нашей шестерки. Все они выглядели пришибленными и шокированными, и на всех, как я заметила с возмущением и яростью, были надеты тенаритовые браслеты! Во мне поднялся гнев, и возникло странное ощущение: словно та невидимая преграда, что отрезала меня от магии, истончилась и стала преодолимой, а в зале заклубилась странная сила. Ректор резко взглянул мне в глаза:
— Студентка эс Лирэн, сдерживайте свои эмоции! Или вы навредите своим друзьям!
Я потрясенно уставилась на него. Неужели он прав? Чуть прикрыла глаза и принялась контролировать дыхание, пытаясь успокоиться, и мне это удалось: гнев ушел, а сила словно улеглась. Ректор одобрительно кивнул:
— Отлично, нари Алиэн! Итак, приступим! Магистр Граяр, поясните нашим студентам, что происходит с точки зрения теории магии!
Магистр Граяр склонил голову:
— Да, тар ректор.
Затем он слегка откашлялся и обратил свое внимание на нас:
— Что ж, студенты. Начнем с того, что вы шестеро — боевая группа редчайшей конфигурации, именуемая «звездой», а студентка Алиэн — ее центр, так называемое сердце. Свойства звезды и собственно сердца изучены слабо, ясно лишь одно: пропуская через себя магию других членов группы, так называемых «лучей», сердце усиливает ее. Вернее, не совсем так: оно делает что-то до сих пор нам непонятное, в результате чего магия лучей не конфликтует друг с другом, а складывается, усиливаясь многократно. Когда это происходит в первый раз, то называется инициацией. Именно она и произошла только что, полагаю, вы все почувствовали свою магию? — и он требовательно уставился на моих друзей.
Дождавшись нестройного согласия, он удовлетворенно кивнул и продолжил:
— Результатом стал мощнейший магический всплеск в каждом из вас. О магических всплесках и их последствиях я рассказывал вам на лекциях, так что варианты развития событий вы вполне представляете!
— Простите, тар ректор, магистры, могу я сказать? — почтительно обратился Рейн и, получив нетерпеливый кивок ректора, продолжил, — магистр Граяр говорил о том, что в этом случае надеваются противомагические браслеты, и это помогает, хотя и действует на ауру разрушительно. Но я все равно чувствую Силу! Пусть и слабо, словно огонек вдали, но чувствую!
Ему ответил ректор:
— Сила звезды такова, что для ее абсолютного сдерживания есть только два варианта. Первый — убить сердце, — в ответ на возмущенный вскрик Кэла, которому вторили остальные, он только усмехнулся, — я не собираюсь этого делать, студенты! Второй — заковать вас всех в тенарит полностью. Как вы понимаете, это тоже не вариант. Поэтому если вы хотите стать магами… выбора у вас попросту нет! Единственный возможный для вас путь — в кратчайшие сроки овладеть своей магией. Иными словами, за этот год вам всем придется пройти программу трех курсов, чтобы как можно скорее провести ритуал, который наши студенты проходят после четвертого курса! Все ли готовы на это? Ибо если хоть кто-то откажется, смысла эта затея иметь не будет! Нари Алиэн, что скажете?
— Простите, тар ректор, но принимать решение должны мои друзья. В конце концов, это я виновата в происходящем, так что пускай выбирают они!
— Пожалуй, такая точка зрения имеет право на существование, — кивнул тот, — тогда… студент эс Транкел, что скажете вы?
Дойл подскочил, словно на пружине, несколько секунд помолчал и выдохнул:
— Я готов учиться.
Ректор поочередно опросил всех нас, затем удовлетворенно кивнул:
— Что ж. Завтра вам не нужно посещать занятия, для вас будет составлен индивидуальный план, который вы сможете узнать у вашего куратора, зайдете к нему в шесть вечера. Теперь все могут быть свободны, магистр Бренан, снимите с них браслеты. Магистры, я жду вас у себя завтра в десять. Нари Алиэн и тар Кэлларион, останьтесь!
Наши друзья и магистры покинули зал, оставив нас с ректором, браслеты по-прежнему красовались на наших руках. Когда дверь закрылась, ректор вздохнул и произнес:
— Я оставил вас по весьма важной причине. Только сегодня мы поняли, что толчком к инициации звезды служит не магия сердца, как полагали ранее, а его эмоции. Произошло что-то, вызвавшее эту бурю, и я хочу знать, что именно!
Мы переглянулись. И как это объяснить? Молчание затягивалось, заставив ректора покачать головой:
— Ненавижу лезть в личные отношения, это вообще не в правилах Академии, но… Нари Алиэн, до тех пор, пока вы не пройдете ритуал контроля силы, вы должны избегать ситуаций, в которых будете неспособны контролировать свои эмоции. Понимаете?
— Простите, тар ректор, я не совсем…
— Проклятье! — маска невозмутимости слетела с него, — хотите прямо? Есть не так много ситуаций, в которых это невозможно: сильная физическая боль и такое же сильное удовольствие. Иными словами, это тяжелое ранение, роды и физическая близость! Так понятно?
Мои щеки опалило жаром, я смущенно прошептала:
— Да, тар ректор.
— Слава Богам! Подойдите, я сниму браслеты, и можете идти, — устало осел в кресле он.
Мы вышли из зала рука об руку. Только дверь закрылась, Кэл обнял меня со словами:
— Боги, Лин, как же ты меня напугала!
Я уткнулась ему в шею, прошептав:
— Я и сама испугалась… Что наврежу тебе, всем вам…
Он нежно поцеловал меня в висок:
— Все будет хорошо, сердце мое. Я, все мы сделаем для этого всё. Идем? Нас наверняка друзья ждут!
— Да, идем!
Стоило нам выйти из здания, как навстречу нам бросились друзья, наперебой задавая вопросы:
— Что произошло?
— Как это случилось?
— Вы помирились?
— Что это было про звезду?
Только услышав последний вопрос, я сообразила: а ведь про звезду знают только Сигни и Дойл! Я так и не поведала Рейну и Лану о произошедшем со мной на каникулах: у меня не было желания рассказывать, а парни, видя мое и без того угнетенное состояние, вели себя исключительно деликатно, стараясь не напоминать лишний раз об этом.
— Мы помирились, да, — я улыбнулась Кэлу, получив в ответ ласковую улыбку, — а относительно звезды… Раз у нас завтра нет занятий, давайте все обсудим после завтрака, хорошо?
— Договорились, — за всех ответил Рейн, — а на разминку пойдем?
— Я бы сходила, — кивнула я, — как-то привыкла так день начинать…
— Отлично, тогда увидимся на разминке, — резюмировал Рейн, — а сейчас предлагаю всем идти спать. Вечерок сегодня выдался тот еще!
— Вы идите, мы с Лин задержимся ненадолго, — сказал Кэл, улыбаясь, — доброй ночи, друзья!
Пожелав нам доброй ночи, они ушли, а Кэл снова подхватил меня на руки.
— Кэл, я так совсем ходить разучусь, — запротестовала я.
— Радость моя, я так долго об этом мечтал, — покачал тот головой, — так что уж позволь мне эту малость!
Он отнес меня в парк, сел на скамейку и усадил меня к себе на колени. Я положила голову ему на плечо и прошептала:
— Знаешь, я сейчас так счастлива… Я боялась никогда не услышать от тебя тех самых слов… Скажи, почему ты не поговорил со мной сразу же, как только вернулся в Академию? Почему избегал меня?
Он отвел глаза, сглотнул и посмотрел на меня, словно в растерянности. А затем заговорил, подбирая слова:
— Тогда, в конце года… Мне казалось, что я чувствую твою симпатию, интерес, а когда ты провожала меня — теплоту и нежность…
— Это и правда было так, — удивленно и с ноткой упрека сказала я.
— Лин, — помотал он головой, — дай я попытаюсь объяснить. Понимаешь, я вернулся, и мне показалось… что это ушло… что для тебя я стал просто одним из друзей, как Рейн, Лан и Дойл. Мне даже казалось, что ты относишься к ним с большей симпатией… И я попросту боялся твоего отказа…
Я резко отстранилась:
— Прости, но чего ты ждал? Я пыталась поговорить с тобой наедине — безуспешно, ты так хорошо прятался от меня! А бегать за тобой… я люблю тебя, но я не одна из твоих прежних любовниц, и никогда бы не стала делать этого… даже если сердце обливалось кровью, — я закусила губу и отвернулась.
Он нежно повернул мою голову, взяв за подбородок. Глядя прямо мне в глаза, он сказал со всей возможной искренностью:
— Лин, ну и дураком же я был! Столько мучил тебя и сам мучился! И как ты только меня простила?
— Потому что я люблю тебя. Только пообещай мне одну вещь: если тебе еще раз покажется что-то непонятным, странным, если тебе кто-то про меня что-нибудь скажет — ты спросишь у меня!
— Клянусь! — Кэл сказал это не колеблясь ни секунды, — подумать страшно, что могло случиться из-за моего молчания. Никогда бы не подумал, что могу так бешено ревновать!
— Глупый, я тогда просто думала, что Раян погиб — видела, как он упал под камнями — и когда увидела его живым…
— Не надо, Лин, я уже давно все понял, — прервал меня Кэл, — лучше поцелуй меня. И… Можешь расплести косу?
Чуть отстранившись и глядя ему прямо в глаза, я выполнила его просьбу и встряхнула головой, длинные русые волосы окутали нас словно плащом. Кэл застонал и потянулся к моим губам, запустив руку в мои волосы, я отвечала, явственно чувствуя его желание… Оторвавшись от безумно сладкого поцелуя, покачала головой:
— Любимый, ты помнишь, что нам ректор сказал?
— Ммм, как же мне нравится, когда ты меня так называешь, — от его чуть хрипловатого голоса по моему телу пробежала жаркая волна, — но ты права, я постараюсь сдерживаться. Хотя это и нелегко, — добавил он, целуя меня уже скорее нежно, чем страстно.
Какое-то время мы просто сидели, обнимаясь, затем Кэл сказал:
— Лин, мне не хочется с тобой расставаться, но надо отдохнуть, иначе, если мы завтра будем словно сонные мухи, мастер Дарен зверствовать начнет. Пойдем, я провожу тебя к общежитию.
— Пойдем, — кивнула я, поднимаясь, — а мастер Дарен и без того зверем глядеть будет за то, что мы с его залом сделали… Ох, совсем забыла! Мой кинжал! Его забрать надо!
— Заберешь завтра, в чем беда? — пожал плечами Кэл, обнимая меня за талию.
— Ты не понимаешь, он заклят на крови! И никому не дается в руки!
— Правда? — протянул Кэл, — а как же я? И почему ты мне не сказала о том, что это ты была в Кранеле, когда я рассказал тебе эту историю? Почему ты тогда решилась помочь мне и отказалась от Долга Жизни?
Я вздохнула, отвела глаза и заговорила, то и дело запинаясь:
— Знаешь, в том переулке… Сначала мне понравился твой ответ этим негодяям по поводу остроухого, потом восхитил бой, а когда тебя ранили… Просто поняла, что не хочу, чтобы тебя убили, вот только я тогда совсем ничего из себя не представляла как боец… А кинжал словно сам попросился к тебе в руки, иногда мне даже кажется, что в нем есть душа… И насчет Долга Жизни — мне не нравится это понятие, я сделала это не ради благодарности!
Кэл ласково приподнял мой подбородок, заставляя смотреть ему прямо в глаза, и спросил:
— И все же, почему ты не сказала мне, что это ты спасла меня, когда я рассказывал тебе эту историю?
— Потому что я хотела твоей любви, а не благодарности! — выпалила я и попыталась отвернуться. Впрочем, моя попытка тут же была пресечена еще одним нежным поцелуем и шепотом:
— Спасибо тебе, любимая. И давай я тебя все-таки провожу до общежития, а кинжал заберу сам, раз уж он дается мне в руки.
Он проводил меня, еще раз нежно поцеловал и, пожелав мне доброй ночи, быстро ушел. Я посмотрела ему вслед и вошла в двери.
Когда я вошла в комнату, Сигни не спала, ожидая меня. Стоило мне закрыть дверь, как она подскочила ко мне и спросила:
— Ну что?
— Сигни, он меня любит! Я даже не надеялась на это!
— Ну наконец-то вы закончили дурью маяться! — воскликнула подруга, — это ж надо, столько мучиться и другого мучить! А… он хорошо целуется?
— Божественно, а больше я тебе ничего не скажу, — рассмеялась я, чувствуя, как меня окончательно покидает напряжение.