Стань светом моим

Глава XVII

- Мы и не думали, что дверь открыта, а уж тем более, что взбредёт ей в голову убежать! – захлёбывалась слезами Ирина, встречая нас с цепляющимися за её джинсы хныкающими близнецами. – Игорь с ней повздорил, а она взяла и выбежала…

- Что он с ней сделал? – Неожиданная догадка поразила меня. – Он бил её?

По тому, как Ирина отвела глаза, я поняла, что это так, хотя она бурно принялась возражать. Не слушая её, мы с Валерой отправились во двор искать Таю, где муж Ирины вместе с соседом по площадке тоже занимались поисками – в милицию почему-то Ирина пока отказалась звонить.

Расспрашивали прохожих, осматривали подъезды ближайших домов, заглядывали во все дворовые закоулки, вплоть до заполненного мусором контейнера, громко звали «Тая, где ты, откликнись?» - нигде девочки не было. Отчаяние всё больше захватывало меня – как всё-таки, оказывается, легко потерять маленького человечка в окружении многоэтажек! В бессилии разрыдалась.

- Мы её найдём, Тася, - Валера прижал меня к себе, успокаивая. – Всё перероем, а найдём! Не могла она убежать далеко в тапочках и без верхней одежды, на улице её бы остановили!

И тут в голову мне пришла обнадёживающая мысль: без верхней одежды, почти полуголую малышку двух с половиной лет никто из нормальных жильцов из подъезда не выпустит, а двери в подъезде под кодом и всегда закрыты. Мы с Валерой зашли лишь после того, как Ирина нам по домофону открыла их, сама Тая не смогла бы нажатием кнопки открыть, значит, она где-то в подъезде. Возможно, поднялась наверх и кто-то из жильцов впустил её в свою квартиру. Только вот почему не вернул девочку опекунам – непонятно. Всё-таки нужно было обратиться в милицию…

Вернувшись в подъезд, мы обшарили все лестничные клетки, обзвонили квартиры с первый по пятый этажи. Оказалось, Ирина уже обежала всех жильцов до нас. Тем не менее интуиция отчего-то упрямо подсказывала мне – Тая где-то рядом, никто её не мог выпустить из подъезда, не улетела же она из окна… О, Боже! На пятом этаже какой-то жилец-умелец соорудил прямо в окне что-то вроде шкафа-холодильника. Он казался слишком узким, чтобы спрятаться в нём кому-либо, даже маленькой девочке, да и располагался высоко на подоконнике - без табурета или стула к нему не доберёшься. К тому же закрыт был на ключ – проходя мимо, я заглядывала в щель между дверцей и стенкой шкафа и заметила металлическую щеколду замка. Поэтому не заинтересовалась им. Но его надо проверить.

Мы с Валерой спешно помчались вверх по лестнице. Подбежав к шкафчику, я с силой дёрнула дверцу, замок щёлкнул, и тонкая «дэвэпэшная» дверка легко открылась. И нашему взору предстала спящая заплаканная Тая, скорчившаяся от холода как в утробе матери, прижав кулачки и коленочки к груди.

И как она могла туда залезть?

- Может, здесь стоял стул, а кто-то из жильцов забрал его после того, как она вскарабкалась в шкафчик. – Словно отвечая на мой вопрос, предположил Валера.

Скорее всего, так и было, поскольку на оставшейся части подоконника рядом со встроенным шкафом стояла банка с окурками, видно, кто-то курил здесь, сидя на стуле, и на какое-то время отлучался, а потом забрал стул.

Как ни старался Валера нести девочку осторожнее, чтобы не разбудить, Тая всё же проснулась, когда он занёс её к Ирине в квартиру. Там уже был её муж, они решали, звонить в милицию или не звонить. Открыв глазки, дочка Глеба сонно заморгала, а потом со страхом уставилась на мужа Ирины.

- Где вы её нашли? – начала хлопотать вокруг нас Ирина, пытаясь забрать у Валеры племянницу, но он отвёл её руки и бережно посадил Таю на диван.

Худенькое личико дочери Глеба было бледным и испачканным то ли засохшей кашей, то ли пожелтевшей побелкой, то ли чем-то другим. Огромные глаза казались бездонными и потемневшими, потерявшими свой яркий синий цвет от испуга. Присев на корточки, я взяла её вялые холодные ладошки.

- Она мокрая, - сказал деловито Валера и, присев рядом, стал стаскивать с Таи колготки.

Сначала я ничего не заметила. Взяв принесённые Ириной из детской комнаты сухие колготки, потянулась к девочке, чтобы надеть на неё их. И замерла. Невероятно, безумно, чудовищно! Попка и ножки у Таи были в желтоватых синяках и ссадинах. Боже, только изверг мог совершить такое! Возмущённо посмотрела на Ирину и выдохнула обвиняюще:

- Кто из вас избивал ребёнка?

- Какую глупость ты говоришь! – обиженно воскликнула Ирина. – Она же моя племянница! Это она сама упала, с ней просто сладу нету, лезет повсюду, вот и стукнулась!

Нисколько не поверив ей, я принялась осматривать Таю дальше. Оказалось и на спинке, и на виске у неё синяки.

- Как ты могла? – Моему возмущению не было предела. – Ты же настоящая живодёрка, истязательница! Она же совсем крошка, тебе сдачи дать не может!

- Это не тётя, - неожиданно тихо возразила Тая. – Это дядя Игок! Он бил меня лемнём, - не по-детски глубоко вздохнув, мрачно добавила: - Я не слусалась!

Я перевела взгляд на застывшего у двери мужа Ирины, высокого и статного мужчину под два метра ростом. Я где-то слышала, что высокие и сильные мужчины не истязают женщин и детей, чаще таким образом самоутверждаются низкорослые мужички. А высоким и сильным самой природой заложено быть защитниками. Выходит, это утверждение ошибочно. Вот он стоит передо мной, гордый своей силой и статью, высокий мерзавец, поднявший на маленькую девочку руку – и не раз! – и цинично оправдывается:

- Эта шмакодявка просто неуправляема! Так и норовит кому-нибудь нагадить – то мне, то близнецам. Вот и приходится наказывать!

- Да ей же и трёх лет нет! – вмешался возмущённый Валера.

- А вы её ремнём! – яростно продолжила я. – Я так не оставлю, в милицию сообщу и отдел опеки!

На холёном лице на мгновение отразился испуг, который тут же сменился привычной тупой упёртостью в своей непогрешимости. И ни капли раскаяния. Опаляющая ненависть захлестнула меня, хотелось отхлестать ремнём его самодовольную рожу.

- Если тебя не устраивают мои методы воспитания, забери её! – высокомерно произнёс наглец, усмехаясь. – Легко учить, когда перед твоим носом не мелькает трудный чужой ребёнок. Спасибо пусть скажет, что держим!

- И заберу! – не раздумывая, взвилась я сердито. – Не позволю вам издеваться над дочерью Глеба! – И резко повернулась к Ирине: - Где её одежда?

Та принялась было вяло отговаривать, но под злобным взглядом мужа смолкла и покорно достала Таин голубой комбинезон и стала молча складывать в сумку её одежду.

- Ты подержи несколько дней девочку, можешь в садик водить, чтобы не мешала, -шепнула она мне украдкой от мужа. – Игорь успокоится – я заберу её назад.

Заметно было, она переживает, только мне было совсем не жалко её. Меня душила злость на неспособность Ирины защитить племянницу от собственного мужа.

Валера нёс Таю, я – сумку с вещами. На улице, к нашему везению, мы быстро поймали такси.

В квартире нас ожидала тишина: бабушка увезла Тошку к деду на дачу, где тот продолжал жить всю зиму. После того как выкупали Таю, смазали царапины зелёнкой, накормили и уложили спать – намаявшись, она сразу же уснула, мы уселись в гостиной в кресла у не включённого телевизора.

В комнате стоял полумрак: свет падал лишь из коридора, единственное окно было плотно зашторено. В сонной тишине, витавшей в воздухе, всем своим существом я ощущала волнующее присутствие Валеры, его дыхание было учащённым. Моё неподдающееся разуму сердце забилось в том же убыстрённом ритме, и, как бывало раньше перед близостью с мужем, горячая волна предвкушения наслаждения безотчётно накатила на меня.

О, только не это! Я хотела встать и убежать на кухню, чтобы избежать наступающего влечения к человеку, предавшему меня. Но не могла шелохнуться.

Вдруг Валера поднялся и пантерой скользнул ко мне. Взяв мои дрожащие руки в свои, ласково потянул за них меня с кресла и крепко прижал к разгоряченной груди, так, что слышны были гулкие удары его сердца. «Тася. Тасенька!» - нежно прошептали его губы и ласково прошлись по моей шее короткими поцелуями, заставив таять в блаженстве. Я невольно застонала от удовольствия. Не останавливаясь, Валера жадно стал целовать меня повсюду, куда натыкались его тёплые мягкие губы – в глаза, щёки, волосы. Неожиданно меня охватила такая же нежность, и я всем своим существом бездумно потянулась к бывшему мужу, обняла руками за шею и принялась целовать его так же страстно и яростно, истосковавшись по любви.

Ничто уже не могло нас остановить, подобно прорвавшемуся сквозь землю вулкану, который не погасишь, как не забрасывай камнями. Бушующее в нас пламя вырвалось, и мы добровольно кинулись в него, бесстыдно сгорая в невыразимом наслаждении. Все обиды, размолвки и здравые мысли отступили. Осталась одна лишь страсть. Или восторг, безумие, упоение…

Первое, что пришло на ум, когда ушло безрассудное наваждение и восстановилось сознание, - я опять села в ту же лужу. А ещё говорят, в одну и ту же воду нельзя войти дважды. Жизнь меня ничему не учит. Опять отдалась Валере, не заботясь о последствиях. А вдруг забеременею – мы же не предохранялись.

Слёзы ручьём покатились из глаз моих. И никто их не мог остановить, как великий потоп. Моя жизнь пошла под откос: без надёжного мужского плеча, с кучей детишек – я ни за что не верну Таю назад!

Отчаянно зарыдав от жалости к себе, я исступлённо кинулась с кулаками на не вышедшего ещё из блаженного состояния Валеру, растерянно сидящего на полу в чём мать родила – каким-то образом мы успели раздеться донага.

- Как ты мог! Как ты мог! Я же могу забеременеть! – злобно шипела на него. В общем-то, не это привело меня в отчаяние, а то, что не отбивалась от него, что отдалась оглушающему желанию, потеряв в беспамятстве голову, что опять допустила использовать себя. А ещё обиднее всего было осознавать, что физической близости ни с кем, кроме Валеры, не хочу - по всей вероятности, во мне есть аномалия, подобная болезненному бзику Валеры к Натали. И как ни сопротивляюсь, сколько ни отдаляюсь от него, уже совсем казалось, остался он в прошлом, но увидела, и вновь все принципы полетели в тартарары. Это же ненормально! Отец учил меня устанавливать в жизни приоритеты и стремиться к ним, чтобы не шарахаться по жизни, постоянно оглядываясь назад. Почему я не способна, как он, выстраивать главные линии жизни и идти по ним уверенно, не оборачиваясь на прошлые привязанности. Могла бы попытать счастье с Денисом…

Не обращая внимания на мои удары, Валера, прижал меня к себе и ласково принялся вытирать ладонью мои слёзы.

- От такого количества воды «Титанику», чтобы утонуть, и айсберга не надо! Ну, не плачь, моя радость, ты теперь не одна, я всегда буду с тобой, пусть у нас родится хоть сотня детишек.

Неожиданно для себя я мгновенно перестала реветь: слёзами, действительно, горю не поможешь, нужно уехать от Валеры так далеко, чтобы он, когда стукнет ему в голову блажь встречаться со мной, не сумел бы до меня добраться. Могу поехать жить к матери и отцу – я впервые в своих мыслях назвала Эдварда отцом.

- Я уеду с детьми в Штаты, - шмыгнув носом, произнесла мрачно. – Отпусти меня! – И решительно освободилась от объятий.

- Даже и не думай! – испуганно вскинулся Валера, губы его задрожали, а в голосе зазвучала тревога. – Я уже терял вас с Тошкой, больше такого не выдержу! Ни за что не отпущу ни тебя, ни своих детей ни в какие дальние города и страны. Наш развод – это безумие, мы опять поженимся, и вот увидишь – мы будем счастливы!

- Поженимся? – Во мне вновь проснулись гордость и обида, уничтожающим взглядом скользнула по красивому белевшему в полутьме лицу Валеры, хотела съязвить, как он когда-то, - «с какого перепугу мне это делать», но вместо этого холодно выдохнула другое: - Да прежде Екатеринбург станет столицей! Ты опоздал! Я не хочу за тебя замуж! Я уже за тебя выходила… Теперь мы оба свободны, и нет причины снова вступать в навязанный брак!

Вместо того чтобы согласиться со мной, Валера категорично замотал головой и уставился на меня жарким взглядом.

- Тася, выходи за меня, очень прошу! – глухо произнёс он севшим от волнения голосом. – Я люблю тебя, и никто больше мне не нужен, поверь мне! – Болотная зелень в глазах Валеры исчезла, в слабом свете они казались по-цыгански чёрными и сверкающими. – Ты знаешь, когда я вернулся домой и прочёл твою короткую записку, я думал умру… Я понял, что потерял всё самое важное в жизни… Моё увлечение Натали показалось таким мелким и ничтожным.

- Да уж! – усмехнулась я недоверчиво и сказала с сарказмом: - «Титаник» утонул вовсе не от воды, тем более не по вине айсберга, а от элементарного тупого вранья его владельцев, что он безупречен.

- Что ты хочешь сказать? – удивлённо спросил Валера.

- Не приставляйся! Я звонила тебе через неделю, хотела сообщить, что мы с Тошкой в порядке, думала, волнуешься за нас, но трубку взяла Натали. Ты привёл её в наш дом сразу после нашего с Тошкой отъезда!

- Я её не приводил! - стал было отрицать Валера. – Хотя нет, вспомнил, она заходила как-то раз с подругой, тоже моей одноклассницей, их застал дождь неподалеку от нашего дома. Они обсохли и ушли. Уже до этого я с Натали твёрдо поговорил, что между нами ничего не может быть. Да и не было ничего дальше поцелуев, я с ней не спал, никогда, даже до армии, и вообще после того лета в Сочи я был близок только с тобой, Тася, поверь мне. Конечно, у меня были до тебя женщины, но это так, временно… Не такой уж я испорченный… Ты мне не веришь, что люблю тебя?

Я отрицательно замотала головой: кто на моём месте в это поверит после всего, что было с нами! Не дождавшись от меня ни слова, Валера стал одеваться, затем собрал мою раскиданную по ковру одежду. Выхватив её у него, я стремительно бросилась в ванную. Упругие тёплые струи душа смыли с меня следы волнующих прикосновений Валеры и несколько успокоили, только мысли внутри оказались неподвластными воде, они цепко держались за бывшего мужа. Неужели мне никогда от него не отделаться? И хочу ли я этого?

Накинув шёлковый розовый с белыми цветами китайский халатик-кимоно, едва доходивший мне до середины бедра, – в нём мои ноги казались длиннее и стройнее, хотя я совсем не думала завлекать бывшего мужа, просто именно этот халат висел в ванной комнате - вернулась к Валере. Нашла его, сидящим по-турецки на полу, с откинутой на подлокотник кресла головой и закрытыми глазами. Лицо его было печальным. У меня невольно дрогнуло сердце, захотелось погладить по взъерошенным волосам и успокоить по-матерински.

Услышав мои шаги, он открыл глаза и промолвил просяще:

- Тася, не уезжай, прошу тебя, не покидай меня! Здесь у меня хоть есть надежда заслужить твоё прощение и вернуть тебя. За границу я смогу добраться лишь через годы, может статься, что будет поздно! Ты полюбишь кого-нибудь!.. – И, вздохнув, замолчал.

Я присела с ним рядом, подобрав ноги под себя, и непроизвольно погладила его сцеплённые в замок пальцы. Он казался таким близким и родным, что сердце тоскливо заныло.

- Нам надо отпустить друг друга и попробовать строить жизнь с кем-нибудь другим, - едва слышно прошептала, сама того не сознавая, что причиняю ему боль, которую заметила в его влажных глазах, когда произнесла следующую фразу: – Нас связывает привычка, вдали мы сможем друг от друга отвыкнуть, ты зря приехал в Москву.

- Нет, нет, не зря! – не согласился со мной Валера. Его губы дрожали. – Без вас с Антоном мне тошно было. На что ни посмотрю, всё напоминает вас. Даже спрятал подальше вашу оставшуюся одежду, думал, легче будет, но не стало, тоску так просто не спрячешь в шкаф, как вещи. – Грусть зазвенела в его голосе, и что-то в моём сердце отозвалось, ведь я и сама точно так поступала: прятала всё, что напоминало о нём, подальше, чтобы не будить печальных воспоминаний. – О, сколько раз клял себя и мысленно просил у тебя прощения за все страдания, которые принёс тебе часто по глупости и из духа противоречия. А ведь я всегда тебя любил и люблю. К сожалению, осознал это, когда ты меня бросила.

- Ты встречался с Натали и с ума сходил по ней, - не удержалась напомнить Валере, чтобы спустить его с небес на землю: распелся красиво о любви, как сладкоречивая птица-говорун Феникс, уводит в мир лжи и притворства… Но что-то мне подсказывало, что Валера сейчас искренен.

- Встречался, - спокойно подтвердил он и добавил невесело: - Я это изменить уже не могу. Мы целовались и обнимались. Я думал, вернулись юношеские мечты, но не знал, что они ещё в юности ушли безвозвратно. Как там в стихотворении одного поэта, не помню его имени: «И в обратный отправившись путь, никогда не вернёшься обратно!» А разве ты всё время не думала о Глебе? – внезапно спросил. – Не каялась, что не за него вышла замуж? Я замечал, как тоскливо влажнели твои глаза, когда смотрела на нарисованный им портрет. И когда мы ссорились, чувствовал, ты мысленно обращаешься к Глебу за поддержкой. – Вздохнув глубоко, печально посмотрел на меня. – Знаешь, о чём я загадал в Египте, когда прыгал в озеро влюблённых, чтобы ты навсегда забыла Глеба! Мне казалось, что ты не любишь меня так, как я хотел бы – безоглядно! Что ты со мной только из-за сына! Ты ни разу не сказала мне, что любишь, а вот Натали это говорила постоянно.

- Слова ничего не значат, - с трудом удержавшись, чтобы не вспыхнуть при упоминании имени Натали, возразила: – Я любила тебя.

- Вот-вот любила! - хмыкнул невесело он. – Всегда в прошедшем времени. А я хочу в настоящем, каждый день и каждый час! – В глазах его засверкали жёсткие искорки недовольства. Помолчав несколько мгновений, произнёс резко: - Вместо Глеба теперь Андрей, да? Защиты ты теперь у него ищешь?

Мне бы вскочить и затопать ногами на Валеру, обозвать всяко разно, крикнуть, что грош цена его жалобным излияниям, потому что нет в них правды, а сам он по-прежнему эгоист первой степени, однако, осталась молча сидеть, жалко поджав ноги под себя. Мало того, горючие слёзы предательски побежали из глаз. Валера подполз ко мне на четвереньках и притянул меня к себе, уткнувшись носом в мои волосы, одной рукой прижал к себе, другой успокаивающе стал гладить по спине.

- Прости меня, солнышко, не прав я, - прошептал ласково. – Это я просто-напросто от ревности говорю. Из-за неё становлюсь чудовищем… Если бы ты знала, как мне тяжело было видеть тебя с Денисом, а сегодня вдруг увидел тебя с Андреем… Это правда, что вы с ним вместе были в плену?

- Правда. Но между нами нет ни любви, ни привязанности.

- Он уверен в обратном! – Валера напрягся. – Я ни за что тебя ему не отдам! – вздохнул и, расслабившись, ещё крепче прижал меня к себе. Я уже не вырывалась из его объятий – мне было в них уютно и защищённо. – Я не замечал, что он мне завидует, он был всегда в себе уверенный. Наверное, я действительно толстокожий. Мне казалось, мы искренне привязаны друг к другу. А на самом деле, он вынашивал мысль – как отбить тебя у меня. Мне же говорил, что ты ему не нравишься – капризная генеральская дочка, слишком правильная, инфантильная и зажатая. Я был слеп как курица, дальше носа ничего не видел, ещё ему и рьяно доказывал, что ты совсем не такая, вовсе не капризная, а добрая и весёлая… Я гордился дружбой с Андреем - почти как братья!..

- Да, вы дружили на зависть всем… - попыталась успокоить Валеру, - может, когда-нибудь вернётся ваша дружба, когда глупая блажь в отношении меня у него исчезнет…

- В гробу я видел его дружбу! Неужели, Тася, ты думаешь, я смогу забыть, как он действовал. Подстраивал и подтасовывал. Он мог открыто мне всё рассказать!

- И ты бы подал ему меня на блюдечке с голубой каёмочкой! – съиронизировала я. – А сам бы остался с разлюбезной Натали.

- О, не произноси её имени! Мне кажется, Андрей был с ней в сговоре, иначе как она оказалась сегодня у дверей подъезда именно в тот момент, когда я подошёл к его дому.

- Быть может, они хотели сделать тебе приятный сюрприз?

Я вывернулась из рук Валеры и, пятясь, уткнулась спиной в кресло, тихонько вползла в него и потянулась к пульту, намереваясь включить телевизор, - упоминание Натали действовало как ушат холодной воды. Каждый получает то, что заслуживает. Если Валера мечтал о лживой Натали, пусть с ней и остаётся. Конечно, глупо ревновать бывшего мужа, ведь он свободная личность, но я ничего не могла с собой поделать – всё во мне сжималось от имени соперницы. Валера, встав, спокойно взял у меня из рук пульт и отложил его в сторону.

- Давай выясним всё до конца, - ласково попросил и опустился передо мной на корточки, как перед маленьким ребёнком. Его большие тёплые ладони захватили мои, холодные и дрожащие, и наполнили жаром. – Я не люблю Натали. – Глаза его смотрели в мои твёрдо. – Влечение к ней осталось в прошлом, я даже и не вспоминаю о ней. Да и она никогда не любила меня по-настоящему, только говорила, что любит. – В голосе Валеры не было горечи. – Ты права, слова её ничего не значили. Лишь я ушёл в армию, она выскочила за выгодного человека замуж. А потом вовсе не из-за меня рассталась с мужем, как сказала мне, просто он её выгнал, банальным образом застав в постели с женатым мужчиной - мне это всё её наивный сынок нечаянно выболтал. Любовник отказался принять её, ей пришлось приехать к матери и жить у бабушки. И тут я ей подвернулся со своей юношеской привязанностью. Так что большой любовью ни с её стороны, ни с моей, как я вскоре понял, и не пахло. С её стороны была лишь боязнь остаться у разбитого корыта.

- В Египте, ныряя в «голубую жемчужину», я просила у судьбы, чтобы ты полюбил меня всей душой и всем телом, - неожиданно вырвалось у меня.

- Я просил того же самого. Чтобы ты полюбила меня всей душой! Чтобы стала светом моим, как пел Глеб, помнишь, на дне рождения у Катюхи Горбуновой! – сказал взволнованно Валера и, притянув меня к себе на ковёр, нежно обнял и посадил на колени. – И теперь прошу у судьбы вернуть твою любовь. Я буду за тобой ухаживать, как никогда этого не делал, и ты поймёшь, что серьёзнее намерений, чем мои, не бывает, горячее любви, чем моя, не найдёшь.

- Но мы не поженимся! – упрямо прошептала, не желая сдаваться, хотя внутренне уже признала, что мы не сможем жить врозь. – Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя как в ловушке. Мы просто будем жить вместе.

- Как скажешь, любимая! – радостно согласился взволнованный Валера, всё крепче сжимая меня в объятиях. – Можем не жениться, но распишемся, как люди! - Я стала вырываться, показывая этим, что не шучу.

- Вы что упали? – вдруг раздался испуганный детский голос. – Или вы делётесь?

В дверном проёме стояла освещаемая сзади слабым коридорным светом Тая -тоненькая фигурка на границе света и тени. В свисающей с худеньких плеч Тошкиной пижаме, с распушенными светлыми прямыми волосами и с прижатыми кулачками ко рту, она напоминала грустного ангела и казалась такой хрупкой, ранимой и родной, словно была моим продолжением, подобно Тошке. И как я могла раньше не ощущать в ней близкую душу, как могла в отдельные моменты тяготиться ею, когда между нами существуют невидимые связующие нити душевного родства.

- Нет, мы не дерёмся, дочка, - первым опомнился Валера и протянул к испуганному ребёнку руки. – Иди к нам, не стой босиком.

- Папа? – удивлённо воскликнула Тая и бросилась к нам, но не к Валере в руки, а ко мне, цепко схватила за шею и прижалась всем тельцем. – Я знала, ты вспомнись меня, мама, когда папа найдётся. Вот насёлся – и ты вспомнила, плавда, мама!

Самопроизвольно и уже в который раз покатились из глаз моих обильные слёзы. Тёмные глаза Валеры тоже заблестели, видно, как и у меня, оказались на мокром месте. Он охватил нас с Таей руками, нежно прижав к себе, целуя обеих в волосы и сумбурно шепча успокаивающие ласковые слова. Тая, выпустив мою шею, в ответ принялась обнимать его и гладить ладошкой по лицу, называя «папулеськой». Валера держал нас обеих так крепко, что у меня возникло ощущение: мы – единое целое, и ничто теперь нас не разлучит. Внезапно Тая прекратила причитать и испуганно ахнула:

- А где мой батик Антоса? Он потелялся?.. Надо его сколее найти!