Стань светом моим

Глава III

Следующий день мне принёс неприятное известие, точнее, доставила его однокурсница Катюха Горбунова, проживающая в соседней комнате. Все в общежитии знали об её безнадёжной любви к Андрею Васильеву. Она была слишком толста и некрасива, чтобы завоевать его честолюбивое сердце. Одутловатые щёки и круглые маленькие глазки делали её похожей на бурундука из мультфильма. К тому же одевалась Катюха в такие допотопные вещи, какие носили когда-то наши мамы – считала, они делают её стройнее. Но было совсем наоборот, широкие сборчатые юбки и оборки на блузках делали её ещё толще.

А ведь иногда она казалась почти хорошенькой, если б кто-нибудь из парней удосужился в нужный момент к ней приглядеться. Это когда Катюха пела. У неё был прекрасный голос, звонкий, волнующий, сильный. Впрочем, из-за полной фигуры её не брали даже в студенческую вокальную группу.

Неприятная новость касалась «братьев» Васильевых: выяснилось, что после нашей с Валерой регистрации в загсе они пошли вдвоём в ресторан и там познакомились с очаровательными девушками – студентками торгового вуза, теперь одна из этих очаровашек, та, что положила глаз на Валеру, придёт на день рождения Катюхи, который та собиралась отметить в субботу.

- Я не могла им отказать, иначе Андрей, обидевшись, не пришёл бы совсем, а без него я не представляю, как можно что-то праздновать. Мне не важно, с кем он, лишь бы был неподалеку, - виновато оправдывалась передо мной огорчённая Горбунова. – Но ведь ты, Тася, тоже придёшь? Ты на меня не обиделась? – Её добрые глазки-бусинки умоляюще посмотрели в мои глаза.

Значит, парни бросали мне вызов. Наверняка Валера задумал показать, как мало я для него значу и что он по-прежнему свободный человек. Возможно, хочет наказать меня за навязанную женитьбу демонстрацией ухаживания за другой девушкой.

Нисколько не сомневалась, по красоте я ей и в подмётки не гожусь, неспроста Горбунова говорит о новых пассиях Васильевых с придыханием. Но я приму вызов, недаром я дочь человека, воевавшего в Афганистане и других горячих точках. Я не трусиха, доказала себе это уже не один раз.

- Приду обязательно, - заверила я Катюху. – Тем более, в эту субботу не работаю, мне будет приятно со всеми вместе тебя поздравить. – О том, что мне не очень-то приятно будет встретиться с новым увлечением моего хоть и липового, но мужа, промолчала.

Накрывали стол для именинницы почти все девчонки, кто жил в общежитии и был приглашён на празднование. Мы с Олей Борзовой резали сыр и колбасу. Нож был тупым, с трудом подчинялся мне, на указательном пальце уже образовалось покраснение – предвестник мозоли, но я упрямо кромсала плохо поддающуюся колбасу. За моей спиной, за другим столом, колдовали над салатами Катюха с Наташей Звонковой, другие девчонки готовили еду на кухне на общих плитах.

Дверь вдруг после короткого стука широко распахнулась. В комнату шумно ввалились «братья» Васильевы и какой-то долговязый, с короткой бородкой парень в сером свитере и синих джинсах. С первого взгляда можно было определить: возрастом он постарше всех нас на несколько лет, даже Валеры и Андрея Васильевых, которые поступили в универ не в первый год после окончания школы, Валера – после армии, Андрей – проучившись два года в другом вузе. Судя по всему, поначалу именно это их объединило.

- А где Алёна Неркова? – забыв поздороваться, громко спросил Валера. - Мы хотим познакомить нашего нового друга с самой красивой девушкой журфака.

- Она на кухне, - машинально откликнулась я, но, подумав, что мне не стоит с ним вступать в разговор, так как он смотрит всегда сквозь меня, равнодушно повела плечами и уткнулась в кромсание колбасы.

- Катенька, - заискивающе обратился Валера к имениннице, - ты не против, если к тебе придёт на день рождения ещё и вот этот добрый человек? Глеб - художник и музыкант в одном лице, мы с ним познакомились в ресторане. У него своя доля к столу, принёс деликатесное мясо, вино и конфеты, но я ему обещал познакомить с самой красивой девушкой факультета, – одним духом выпалил Валера. Дождавшись, когда польщённая ласковым обращением Горбунова радостно закивала, всем сердцем соглашаясь на его просьбу, он направился к двери, бросив на ходу: – Я сейчас приведу Неркову. - За ним вышел и Андрей, не сказавший ни слова.

В установившейся тишине размеренно тикали большие китайские часы на стене. Я взглянула на брошенного «братьями» незваного гостя. Его густая, хотя и аккуратно подстриженная, но выцветшая местами бородка показалась мне несуразной и смешной, а большие сияющие самодовольством ярко-синие глаза, которые в другое время я назвала бы великолепными, пробудили во мне раздражение и дух противоречия.

- Вы знакомитесь только с красивыми журналистками? А с некрасивыми знакомиться считаете ниже своего достоинства? – с вызовом спросила, уставившись не мигая прямо в глаза парню.

- Что вы, нет! – смутился гость. – Я не вижу тут некрасивых девушек, одна краше другой. Просто никогда не попадал в обитель, где сразу несколько журналисток. Тут как в прямом эфире под перекрёстным огнём камер и света – не знаешь, чего ждать, всё не предсказуемо.

- Тем не менее вы нас игнорируете, - не унималась я, - между тем одна из нас именинница, её зовут Екатерина Горбунова. – Я показала свободной от ножа рукой на хихикающую Катюху. Парень ей важно поклонился. – Она прекрасно поёт, не хуже Пугачёвой. – А это Оля Борзова, её фельетоны когда-нибудь потрясут мир, «Аргументы и факты» и восставший из пепла «Крокодил» будут драться за её материалы. – Я кивнула на расплывшуюся в довольной улыбке кареглазую, рыжеволосую, с мелкими веснушками на носу и щеках мою соседку по комнате, потом указала на другую соседку: - Это Наталья Звонкова – будущий театральный критик.

Хорошенькая, с нежными чертами лица, формой напоминавшего сердечко, Наташа зелёными чуть на выкате глазами с нескрываемым интересом уставилась на человека, чей образ, по расхожему мнению, не расходится с его профессией. Художник – значит борода, длинные волосы. А у гостя всё так и есть. Звонкову всегда привлекали ярко выраженные внешне творческие личности. Чем страннее и типичнее, тем больше она ими восхищается.

- А вы кто? – требовательно охладила я игриво раскланивающегося с каждой названной девушкой парня и постаралась взглянуть на него с усмешкой. – Кроме того, что вы добрый человек, художник и музыкант в одном лице?

- Я-то Глеб Миролюбов, - приветливо откликнулся гость. - А вот вы, сердитая незнакомка, издеваетесь над несчастной колбасой! Она у вас превратилась в корм для кошек.

Взглянув на мятые колбасные кусочки на разделочной доске перед собой, я прыснула: они действительно были не очень привлекательными. В голове мелькнула шальная мысль, поддаваясь ей, протянула нож парню.

- Может, вы мне покажете, как нужно резать?

Синие глаза сверкнули лукавством и яркой вспышкой озарили бородатое лицо, сделав его почти красивым. Глеб взял нож, оглядел его, хмыкнул и принялся, к моему изумлению, ловко резать неподдающуюся варёную колбасу аккуратными ломтиками, не сминая их.

- Нужно не давить на неё, а пилить, - стал он объяснять мне, заметив моё удивление.

- Но нож всё равно тупой, - заупрямилась я.

- Да, не самый острый, - согласился Глеб, - но и не самый тупой. – В подтверждение сказанного музыкальные, с длинными пальцами руки его ловко разрезали в мгновение ока весь батон «Докторской». – Похоже, из меня разделочник куда лучше, чем вы, красавица незнакомка. Может, мне порезать и мясо, которое я принёс в долю, иначе ты превратишь его в собачьи ошмётки?

- О, будьте добры! – прыснула я и протянула ему карбонат, предварительно освободив от упаковки. Тут какой-то забияка чёртик, расположившийся, наверное, за моим левым плечом, вынудил меня кокетливо произнести: – Между прочим, не такая уж я красавица, вообще-то, может быть, чуть-чуть, самую малость, но на фоне распрекрасной Алёны эта малость растает как снег на жарком солнце.

- Не думаю. – Парень перестал резать мясо и с любопытством оглядел меня.

Я почувствовала, как краснею – этого ещё не хватало, нельзя смущаться перед человеком, озабоченным очередной интрижкой; в том, что Глеб Миролюбов ищет временных любовных развлечений, я не сомневалась. Впрочем, он тут же подтвердил мои мысли о нём, заявив игриво:

– У вас глаза похожи на незабудки, вас, должно быть, зовут загадочно! Анжелика, Изольда, Кристина?..

- Тася, самая деревенская Таисья! – перебила я парня и по-привычному добавила: -Отец меня так назвал в честь своей бабушки.

- Это похвально, когда в семье чтят своих предков, меня тоже назвали в честь дедушки, вместе с именем я принял все его достоинства и недостатки. – Произнося это, Глеб погладил двумя пальцами свою разноцветную бородку.

Что заставило меня захихикать.

- И бороду по наследству приняли?

- И её, - рассмеялся парень, - она вам не нравится?

- Бог мой, - сказала я с иронией, - кто я такая осуждать мочальное «производство» вашего лица!

- Значит, не нравится. – Глеб хотел ещё что-то сказать, но тут вернулся Валера, радостно волоча за руку, как маленькую девочку, улыбающуюся Алёну Неркову.

И началось представление признанной на факультете красавицы гостю с умилительными восклицаниями и избитым для такого случая кокетничаньем с обеих сторон.

Против Алёны, которая не только красива, но и умна – этакая Кармен в интеллигентном варианте или Шахерезада в европейском стиле – я ничего не имела, напротив, она мне даже нравилась. Поэтому потихоньку убралась, как говорится, быстренько сошла со сцены – пусть забавляются. Выскользнула из комнаты. Появилась уже, когда все садились за стол.

Новую подружку Валеры было трудно не заметить: в вечернем ярко-синем шёлковом платье на тонких бретельках она очень отличалась от всех остальных, не так нарядно разодетых. На голые плечи её ниспадали обесцвеченные длинные локоны,

Я ни минуты не сомневалась, когда узнала о беременности, что оставлю ребёнка, не смогу его убить, сделав аборт, но реально, как об отдельной личности, пока не задумывалась. А теперь вот при виде новой девушки Валеры почувствовала его ожившее «я» - малыш раз, другой толкнулся в моём животе. Да так ощутимо, что я чуть не задохнулась от неожиданности и силы толчков.

Ребёнок, казалось, качался во мне, словно в гамаке, ударяясь о стенки моего тугого, уже не плоского, но ещё не раздувшегося живота.

Он так ощутимо зашевелился впервые. Несомненно, требовал к себе внимания. Или его, как и меня, возмутило безразличие, с каким человек, считавшийся ему отцом, отнёсся к нам с ним – прилепился к чужой женщине, обнимает её прямо у законной жены на глазах.

Непроизвольно положила ладонь на живот, прикрытый шифоновой кофточкой-разлетайкой. Тихо, тихо, малыш, не стоит возмущаться! Ведь это я хочу тебя, а не твой отец! Я буду любить тебя за двоих, можешь верить мне. Не нужно волноваться! Недаром на перстне царя Соломона было выбито изречение: «И это пройдёт!» Всё проходит, зачем же зря тратить нервы, страдать, я с тобой, малыш, вместе мы всё выдержим - так старалась успокоить себя и не дать боли завладеть моим сердцем.

Странно, лицо новой подружки Валеры расплывалось у меня в глазах, хотя она и сидела почти напротив и я могла бы хорошо рассмотреть её черты. Но, похоже, сознание моё сопротивлялось этому, а обида застилала взгляд, вот он и ухватывал только общий облик соперницы – белые волосы, синее вечернее платье. Детали же лица стирались, словно по ним проходила школьная стирательная резинка, не задерживались в памяти ни на секунду. Да и мне этого не нужно!

Впрочем, лицо самого Валеры с натянутой улыбкой всё время стояло передо мной, и, если я даже не смотрела на него, то всем своим существом ощущала, как плотно сжимает он губы, превращающиеся в одну скорбную линию, как прищуривается, наклоняясь над ушком белобрысой соседки, словно кот перед открытой баночкой «Вискас». Заметив, что я положила ладонь на живот, чуть отодвинулся от девушки и убрал руку с её плеч.

С другой стороны от Валеры расположился второй ресторанный знакомец Васильевых – Глеб Миролюбов. Держится он несколько отстранённо. Откинувшись на спинку стула, спокойно наблюдает, как все вокруг шумно галдят после первых нескольких тостов и с аппетитом поглощают еду. Я заметила, из стакана с шампанским Глеб даже не отпил и на тарелке перед ним всё те же кусочки колбасы и сыра, что он положил перед первым тостом. Значит, не пил и не ел, зачем тогда пришёл. Если ради Алёны, то и тут ему не повезло: Неркова села на край другого стола, купается во внимании пятикурсника Сергея Олешко.

Наши взгляды с Глебом пересеклись. Он подмигнул мне, в ответ я улыбнулась как можно приветливее, чтобы подбодрить его в незнакомой компании. Похоже, это ему и не требовалось. Неожиданно Глеб хлопнул в ладоши, требуя тишины и внимания.

- Хочу подарить имениннице то, что ей всего дороже – песню! Знаю, она поёт лучше молодой Пугачёвой, - властно и одновременно загадочно произнёс и попросил гитару. Её ему немедленно принесли из соседней комнаты.

Настроив гитару, Глеб запел с вдохновением популярный трёхголосный хит «Бель» из модного мюзикла «Нотр-Дамм де Пари». Голос оказался у него потрясающий. Мурашки побежали по коже, без сомнения, не только у меня, но и у всей женской половины слушателей, когда он выводил:

Не покидай меня, безумная мечта,

В раба мужчину превращает красота.

И после смерти мне не обрести покой.

Я душу дьяволу продам за ночь с тобой.

Удивительные тонкие, длинные пальцы Глеба бегали по струнам так завораживающе, что я не могла оторвать от них глаз. Была зачарована. Лишь когда смолкла гитара, мне удалось поднять взгляд на лицо певца. Он смотрел на меня и широко улыбался. Все дружно захлопали. Глеб привстал и неловко поклонился в сторону именинницы.

- Спой что-нибудь ещё! – закричали вокруг.

Склонившись над гитарой, Глеб принялся перебирать струны. Печально зазвучала песня «Зажигай солнце!» из популярной молодёжной телепередачи «Фабрика звёзд». Глеб пел её задушевно, вкладывая в слова какой-то свой тревожащий смысл:

Ты далеко…Стань светом моим!

Пусть нелегко…

Зажигай солнце,

Зажигай небо!

Его длинные волосы упали вперёд и закрыли ему лицо. Я обратила внимание на красивый золотистый блеск его светло-каштановых прядей. И почему-то подумалось, в этого мужчину я могла бы влюбиться, он мог бы стать моему ребёнку хорошим отцом. Если б я не была беременной… И тут же извиняюще положила руку себе на живот. О нет, малыш, я о тебе не жалею! Возможно, с отцом твоим мне надо было вести себя осторожнее – не бросаться в омут любви, не убедившись в ней с его стороны.

Это было просто каким-то безумием или наваждением. Столкнувшись случайно летом на сочинском пляже, мы с Валерой потянулись друг к другу так, словно впервые встретились, как будто сотни раз в общежитии и университете равнодушно не проходили мимо, едва здороваясь.

Море в тот день было неспокойным, Валера улёгся возле моего лежака на песке лицом к морю, подперев голову руками, и смотрел на набегающие на берег пенистые волны.

- Сегодня купаются только сумасшедшие, - тихо произнёс он.

Неожиданно его слова мной были восприняты как вызов. Я хорошо плаваю и легко могу справиться с любыми волнами, а эти не такие уж и мощные. Не сказав ни слова, из духа противоречия наверное, направилась к морю.

Проплыв несколько метров, оглянулась, чтобы помахать Валере, но оказалось, он плыл рядом. Глаза его возмущённо сверкали. Я приготовилась защищаться, однако, он не стал ругать меня, а просто схватил за плечи и привлёк к себе. Приятный трепет от его объятий охватил меня всю. Набежавшая волна накрыла нас с головой, мы радостно рассмеялись и поплыли обратно к берегу.

Когда уставшие от борьбы с морем растянулись на песке лицом друг к другу, для нас время словно замедлило свой ход. Сердце моё, похоже, пыталось выпрыгнуть из тела, оно учащённо билось не потому, что я запыхалась, оно трепетало в ожидании чего-то необычного. Валера не мигая смотрел мне в глаза в течение нескольких секунд, затем приблизил лицо и прижался тёплыми и нежными губами к моим. Млея от волнующего ощущения, я прикрыла глаза, почти перестала дышать, все чувства мои разбежались. Впервые меня так приятно целовали.

В какой-то момент Валера опомнился и отодвинулся от меня. По всей видимости, подумала я, вспомнил, что на пляже мы не одни, хоть и был штормовой день. Лицо его было таким растерянным, что я невольно рассмеялась, пытаясь обратить всё в шутку.

Но, кажется, Валера настроен был иначе, потому что лицо его выразило крайнюю степень удивления, потом он нахмурился. Я хотела успокоить - никто и не думает за нами наблюдать, но промолчала. И правильно сделала, так как вскоре поняла, что Валеру смущало вовсе не то, что нас кто-то увидит и осудит, а то, что я неправильно оценю его несдержанность. Он привстал, заглянул мне в глаза и погладил мои растрепавшиеся мокрые волосы.

- Что тебе показалось смешным? – осевшим от волнения голосом спросил. – Тебе было неприятно?

- Разумеется, нет! – смутилась я. – Даже очень приятно! – И почему-то кончиком языка облизала губы.

Валера, заметив этот жест, вздрогнул и перевёл взгляд на мои губы. Я затаила дыхание в ожидании его нового поцелуя. Ещё никогда так сильно этого не желала. Вообще-то, если честно, меня никто пока по-настоящему и не целовал. Было несколько беглых поцелуев в школе с одноклассниками, но радости они мне не доставили. Целовалась просто из любопытства и не могла, к своему разочарованию, понять, что в них хорошего находили мои подружки.

Губы Валеры потянулись ко мне. Они ещё не коснулись моих, как я вся уже затрепетала в предвкушении приятных чувств. Он поцеловал меня неторопливо сначала в губы, потом мелкими поцелуями покрыл щёки, глаза. Приятное тепло разлилось по телу, мне так не хотелось, чтобы он останавливался. Значит, вот почему девчонки находили поцелуи такими притягательными и говорили о них с восхищением!

Вечером мы бродили по Сочи, выискивали тёмные уголки и целовались. Валера был очень нежным. На следующий день мы снова купались в море вместе. И так несколько прекрасных дней: с утра - на пляже, а вечером – прогулки по улицам вблизи от дома моей бабушки.

В последний мой вечер в Сочи он не ушёл домой. Пробрался ко мне в комнату, благо, она была не в основном доме, а в двухэтажном деревянном сооружении вроде теремка, построенном моим дедом в саду, где была летняя кухня и комната наверху. Никто ничего не услышал. Там мы с Валерой и стали близки.

Вскоре все высыпали в холл, где, как водится, устроили, танцы. Я не пошла – не до плясок мне теперь. Направилась в свою комнату и полусидя-полулёжа расположилась на кровати, подставив под немного ноющую спину подушки и накрывшись до пояса пледом.

Чувствовала я себя уставшей и никому не нужной. Из коридора доносились плачущие мелодии из телепередачи «Фабрика звёзд». Взяла книгу из тумбочки – лучшего способа отвлечься от действительности не найдёшь. Чисто случайно в букинистическом магазине я наткнулась на воспоминания младшей сестры жены писателя Льва Толстого – Татьяны Кузминской. Какой же прелестью оказалась эта книжка! Но чтение мне в этот раз не шло в пользу. Глаза бегали впустую по строчкам, содержание не доходило до сознания.

Изнутри меня съедали тоска и злость, и неизвестно, что больше. Сердце разрывалось от мысли, что Валера с нежностью в данный момент обнимает красавицу блондинку, обвивая крепкими руками её стройный стан, как когда-то меня в Сочи.

Хотя надо признать, он никогда не был моим, может, лишь на несколько дней. Почему же тогда так больно из-за его отчуждённости! Никто бы мне не смог это объяснить, раз я сама ничего не понимаю.

Люблю ли я Валеру? Сколько раз задавалась таким вопросом и убеждала себя, что нисколечко не люблю, наоборот, ненавижу. Хотя бы за то, что держится в стороне и делает вид, что ребёнок, зародившийся во мне, не имеет к нему отношения. Разве благородный человек будет так вести себя! А мне, дочке кадрового военного, не пристало любить подобную низкопробную личность.

Вдруг кто-то тихо постучал в дверь. «Войдите!» - громко крикнула я. На пороге показалась рослая фигура Глеба Миролюбова. Не потрудившись дождаться разрешения пройти в комнату, решительно направился к моей кровати, придвинул к ней стул сиденьем к себе и оседлал, зажав его длинными ногами, словно маленькое пони. Худые локти упёрлись в спинку старого стула. В облике парня было что-то дон-кихотовское, и я не удержалась от улыбки.

- Тебе смешно, а я погибаю от скуки, - притворно-обиженным тоном воскликнул он и уставился на меня обжигающим взглядом. – Почему не танцуешь, а пролёживаешь бока на кровати?

Я пришла в негодование - какое ему дело, чем я занимаюсь. Раздражённо пожала плечами, показывая, что не собираюсь отвечать. Но Глеб ничуть не обиделся.

- Предпочитаешь чтение танцам? – спросил, не переставая сверлить меня упорным взглядом. Он отвёл его, лишь когда взял из моих рук книгу. – Хм, Кузминская? Прототип Наташи Ростовой? А отчего не какой-нибудь американский любовный роман из английской жизни?

- Отчего не любовный! Даже очень любовный. Исповедь девушки про свои влюблённости. Я люблю читать мемуары.

- Жукова, например? – подковырнул меня Глеб, хитро улыбаясь.

- Жукова в особенности, - ответила без тени улыбки.

- Жукова читала, а танцевать ленишься, - вдруг ни к селу ни к городу заявил Глеб. Заметив моё недоумение – какое отношение к маршалу Жукову имеют танцы – он неожиданно, подражая актёру Ливанову, важно промолвил: - Элементарно, Ватсон! Жуков, гарцуя на своём коне, выделывал такие па, что куда там сегодняшним танцорам.

- Ты поёшь почти как Майкл Джексон, все наши девушки буквально прослезились, - решила я перевести разговор на самого Глеба, - Почему не подался в певцы? В «Фабрике звёзд» тебя бы взяли с руками, с ногами.

- И ещё в «Фабрике грёз». Правда, если бы мои руки и ноги влезли в экран, ну и если бы габариты моей бороды, которая тебе не по вкусу, устроили акул шоу-бизнеса, -отшутился Глеб.

- Но я серьёзно, у тебя хороший голос! – Этот парень с чувством юмора и умением подтрунивать над самим собой мне нравился всё больше и больше.

- И я серьёзно. Мой хлеб художника понадёжнее шоу-бизнеса. Там блеснёшь и сопьёшься. А мои картины прокормят меня ещё сто лет. Так всё-таки почему ты не танцуешь? – вернулся к первоначальной теме Глеб. – Нет, не говори мне, что не выносишь «фабрикантов»! Этот стон у них песней зовётся!..

- Ни в коей мере! - Улыбнулась я удачной шутке, и тут у меня неожиданно вырвалось: - Просто я замужем. А ещё проще – беременна.

Я решила сказать правду: Глеб мне нравился, он начинал со мной флиртовать, незачем морочить голову хорошему человеку. К тому же глупо стесняться своего положения. Надо беременностью гордиться. Совсем скоро мой живот значительно вырастет вместе с малышом, и пусть его замечают люди!

Худое лицо Глеба в изумлении вытянулось, глаза округлились и из васильковых превратились в чёрно-синие. Он разочарованно произнёс:

- Твоему мужу повёзло. Наверняка очень рад. А моя бывшая жена не пожелала рожать, фигуру боялась испортить. Сделала аборт. – В его голосе послышалась печаль.

Однако Глеб не ушёл из комнаты. Мы проболтали ещё с полчаса, пока не пришла Оля Борзова и не принесла тарелку с кусочками торта. Втроём мы попили чай. Потом Оля принесла гитару, с ней явилась Катюха Горбунова, которая покинула ряды танцующих в холле. Катюха с Глебом попели дуэтом. Мы с Олей подвывали им в припевах как могли. Разошлись около часу ночи. Я легла спать, Оля, Катюха и Глеб ушли к имениннице в комнату продолжать веселиться.

Утром за завтраком Наташа Звонкова, вернувшаяся со дня рождения почти под утро, с возмущением рассказала, как безобразно вёл себя Валера – то и дело демонстративно обнимался со своей обесцвеченной Жанной, хотя и не был пьяным.

- Самое забавное, видели бы вы его рожу, - довольно сказала Наташа, - когда он, забавляясь, спросил у Глеба, кто же ему всё-таки из общежитских девчат понравился больше всех, и тот ответил: «Тася Лебедева. Жаль только, что замужем она и ждёт ребёнка. Я бы женился на ней не думая!»