Старше

ГЛАВА 15

Подошвы моих кроссовок стучали по покрытому льдом тротуару, когда я бежала на полной скорости по соседней улице. Дома были освещены так, словно это был переулок Кэнди-Кейн. Разноцветные лампочки сверкали сквозь легкий слой свежевыпавшего снега, и это было как раз то волшебство, в котором я нуждалась.

Я стала бегать за несколько месяцев до того, как начала тренироваться. Даже суровая зима с сильными метелями не смогла подавить мой пыл, наоборот, она только разжигала мой огонь, растапливающий все айсберги и снежные лавины, стоявшие на моем пути.

Еще одна преграда? Отлично, я ее преодолею. Еще одно препятствие, возникшее передо мной? Я перепрыгну через него. Я буду превращать каждую неудачу в ступеньку, пока не стану непобедимой.

Отец ни за что не одержит верх.

Его власть надо мной исчезнет. Его кости рассыпятся под тяжестью моей решимости. Мои синяки станут трофеями, а шрамы — сувенирами.

Историю всегда можно переписать. Моя история до сих пор была не более чем грязным черновиком. Я была главным героем собственной жизни и отказывалась — категорически отказывалась — уступать злодею.

Моя грудь болела, а легкие увеличивались при каждом толчке вперед. Сухожилия в ногах горели, напрягаясь и сжимаясь.

Но мне было все равно. Я продолжала бежать.

Я еще не закончила.

Когда я молниеносно завернула за угол, моя нога поскользнулась на льду. Я бежала слишком быстро, повернула слишком резко, и моя попытка удержаться и предотвратить катастрофическое падение привела к тому, что я оступилась и замахала руками.

Я полетела вперед.

Лицом.

Подбородком на асфальт.

Я вытянула руки перед собой, чтобы смягчить падение, но этого оказалось недостаточно. Гравий и кусочки льда впились в основания моих ладоней, а подбородок ударился о тротуар. Казалось, я скользила целую вечность, пока не остановилась посреди тихой улицы.

Вокруг не было ни души.

Было пять часов рождественского утра. Все, кто еще не спал, скорее всего, собрались вокруг елки в халатах и с кружками кофе, наблюдая, как дети рассматривают подарки.

Боль настигла меня через три секунды.

Моя челюсть болела и пульсировала, а кожа кричала в агонии. На глаза навернулись слезы, но я не позволила им пролиться.

Слишком много слез.

Слишком много соли уже побывало на моих щеках для одной жизни.

Я не собиралась сдаваться.

Пока мое тело пульсировало от боли с головы до ног, я с трудом поднялась с тротуара и осмотрела последствия падения. Кожа на моих руках была ободрана, кровь окрасила снег в красный цвет там, где приземлилось мое лицо.

Это была катастрофа.

Шипя сквозь зубы, я встала на нетвердые ноги и, прихрамывая, прошла два квартала до дома Тары. Я проскользнула через входную дверь, дрожа от боли и холода, и постаралась не шуметь, поскольку все еще спали.

Все, кроме Рида, который сидел в кресле в футболке и пижамных штанах, потому что остался ночевать на диване накануне вечером из-за праздника.

Вот дерьмо.

Я надеялась проскочить мимо него незамеченной, но полная тишина в доме была ужасным сообщником, и его голова дернулась в мою сторону, когда скрипнули половицы.

Он вскочил с дивана, отставив кружку с кофе.

— Галлея, какого черта?

Я проигнорировала его, агрессивно стягивая кроссовки, а затем направилась в ванную.

— Галлея, — крикнул он мне вслед.

— Я в порядке.

Я не была в порядке, но буду. Мне просто нужно было наклеить несколько пластырей и отмыть гравий с кожи. Я буду в порядке.

Он шел за мной по пятам, когда я свернула в ванную и попыталась захлопнуть дверь перед его носом.

Он ворвался внутрь.

— Что, черт возьми, случилось?

Когда я посмотрела в зеркало, у меня защемило сердце — все оказалось хуже, чем я думала.

— Я упала, — сказала я.

— Ты упала в мясорубку? Господи. — Рид присоединился ко мне в маленькой ванной, тихо закрыв за собой дверь.

— Я бежала. — Я включила теплую воду и опустила замерзшие, кровоточащие ладони под струю. Взглянув на свое отражение, я провела мокрыми пальцами по лицу, стирая засохшую кровь, запекшуюся на челюсти. — Я поскользнулась на льду.

— Давай помогу.

— Я сама. — Он потянулся к моим рукам, но я отдернула их.

Его плечи поникли.

— Я просто пытаюсь помочь, — мягко сказал он.

Моя нижняя губа задрожала, когда я наконец поймала его раненый взгляд. Я не хотела так себя вести, но слишком близкое взаимодействие с Ридом было бы куда более трагичным, чем любое глупое падение.

Я уже была на полпути к тому, чтобы влюбиться в него — такое падение было бы убийственным, а я зашла слишком далеко, чтобы разбиться и сгореть сейчас.

Смягчившись, я посмотрела на него, когда из крана потекла вода.

— Я в порядке. Правда. Ничего не сломано, кроме моей гордости.

Он протянул руку и нежно взял мой подбородок в свою большую ладонь, повернув мою голову в сторону. Его брови нахмурились еще сильнее, челюсть пульсировала, пока он осматривал повреждения. Затем он потянулся через мою голову, чтобы открыть аптечку и достать с полки коробку с пластырем и тюбик мази.

— Только руки и лицо?

Я сглотнула жесткий ком в горле, пока он открывал упаковку пластыря. Внизу живота появилась пульсирующая боль.

— Ничего серьезного.

Пока он разворачивал упаковку, я приподняла майку, чтобы оценить, что там.

Когда мой взгляд упал на царапины во всю длину живота и россыпь синяков, которые уже начали образовываться на моем торсе, у меня внутри все перевернулось. Это было ужасно. Меня охватила паника, пока я дрожащими пальцами тянула футболку все выше и выше.

— Я… я в порядке. Я в порядке, — заикаясь, повторяла я, обращаясь больше к себе, чем к Риду. Взвизгнув от боли, я стянула майку через голову и бросила ее на пол, оценивая раны, которые доходили до края моего спортивного бюстгальтера. — Жжет, — выдохнула я.

Я стояла перед ним полуголая, но ужас пересилил смущение.

Измученная, я стянула со стойки полотенце и сунула его под струю воды, намочила, выжала лишнюю жидкость и прижала к ране. Я задохнулась, и мои веки сомкнулись, сдерживая волну жгучих слез.

Рид стоял в нескольких дюймах от меня, нанося мазь на повязку.

— Я должен отвезти тебя в больницу.

Я открыла глаза.

— Нет, пожалуйста. Со мной все будет в порядке. Клянусь, у меня ничего не сломано.

Он шагнул вперед и забрал полотенце из моих рук, положив пластырь рядом с собой на раковину. Полотенце уже остыло, но от его близости мне стало еще теплее. Слегка касаясь полотенцем моей кожи, он позволил ткани впитать остатки крови, его взгляд встретился с моим.

— Это нормально — иногда ломаться, — сказал он. — Тебе позволено быть уязвимой, испуганной. Ты не должна с этим бороться.

Я накрыла его руку своими дрожащими пальцами.

— Я всю жизнь была слабой.

— Это не слабость. Так проявляется сила. Встретиться лицом к лицу со своими страхами, принять свои эмоции — это не делает тебя слабым, это делает тебя человеком.

Я прерывисто вдохнула, и каким-то образом ощущение моей руки на его руке пересилило боль, пронизывающую меня насквозь. Я сжала ее сильнее, сосредоточившись на наших соединенных руках. Мой большой палец провел по костяшкам его пальцев, и напряжение сгустилось. Я чувствовала это, осязаемую силу, заполнившую крошечную ванную комнату.

Затем, как будто поглаживание моего большого пальца разблокировало что-то внутри него, он тяжело вздохнул. Настроение изменилось, и мне показалось, что его собственные стены начали рушиться, камень за камнем.

— Знаешь, мы с братом… мы росли рядом. — Он высвободил свою руку из моей, оставив мне полотенце. Снова потянулся за пластырем и нашел мою свободную руку. — Мы были лучшими друзьями, во всех смыслах этого слова. Мы вместе играли в мяч и настольные игры, летом плавали в озере, ездили в отпуск всей семьей и до рассвета болтали и перебирали бейсбольные карточки в гостиничных номерах.

Я прижимала полотенце к животу и наблюдала, как он осторожно раздвигает мои пальцы и изучает окровавленную, разорванную кожу в основании моей ладони. От его прикосновений я слегка покачивалась, как будто звук его голоса был самой гипнотизирующей мелодией в мире.

Его глаза нашли мои, скользнули по моему лицу.

Читая меня.

— В старших классах после потери обоих родителей мы связались не с той компанией. Однажды вечером он попросил меня пойти с ним на встречу, которой он не мог избежать. Сказал, что должен кому-то денег и хочет подстраховаться на случай, если ситуация выйдет из-под контроля. Я всегда прикрывал его спину. Всегда присматривал за ним. Так что у меня не было сомнений.

Мое сердце колотилось все сильнее с каждым сказанным им словом, пока Рид аккуратно накладывал повязку на мою ладонь, а я сдерживала очередной стон боли.

— Оказалось, что он задолжал кому-то кучу денег, — сказал он, стиснув зубы до скрипа. — Какому-то наркодилеру. Он был старше, крупного телосложения, весь в шрамах.

— Что произошло? — Я подалась навстречу его прикосновению.

Рид пристально смотрел на меня, боль изломила его брови и отразилась на лице.

Затем он отпустил мою перевязанную руку и потянулся вниз, чтобы поднять свою футболку.

Я опустила глаза.

И задохнулась.

Вид этого грубого, неровного шрама послал ледяную волну по моим венам, а глаза подернулись слезами. Я уже видела этот шрам однажды, в его квартире три месяца назад. Я подумала, что это был какой-то несчастный случай.

Но это было не так.

— Встреча прошла хреново, — сказал он. — У Рэдли не было всей суммы, и дилер сделал ему последнее предупреждение. Это был удар ножом в живот, который заставил меня истекать кровью и почти умереть в глухом переулке посреди ночи.

— О, Боже мой!

Я видела его боль.

Я чувствовала ее так же, как и свою.

Кровь, уязвимость, душевную боль.

— Суть в том, что я был в сознании. Меня оставили умирать, я лежал на холодном асфальте, гадая, сколько вдохов у меня осталось. Сколько еще мгновений… сколько вспышек. — Он криво улыбнулся. — А потом, когда я выжил, мне нужно было понять, как жить с этим страхом и болью дальше. И это главное — пережить произошедшее, а не застыть в нем. Ты осознаешь это, направляешь, не пытаешься подавить его. В страхе нет слабости. Ты просто не можешь позволить ему диктовать твой следующий шаг.

Я уставилась на него остекленевшим взглядом, впитывая его слова.

— Я вижу, как ты борешься, Комета. — Его голос понизился до хриплого шепота. — Я нахожусь в эпицентре этой борьбы. Ты поднимаешься каждый раз, когда тебя швыряют вниз. Ты сражаешься за свою жизнь, во всех смыслах этого слова… и это чертовски круто.

Мое дыхание сбилось.

Я медленно кивнула, переведя взгляд на его шрам. Рид тоже вставал на ноги. Он превратил свои шрамы в оружие. В искусство. В историю, которую стоит рассказать.

И теперь он помогал мне сделать то же самое.

Я подняла руку и медленно потянулась к нему, кончиками пальцев касаясь неровного шрама, похожего на небольшую долину, прорезанную на его животе.

Он хрипло втянул воздух, когда я коснулась его.

Мы оба замерли, пока мои пальцы скользили по его неровным краям.

Наши глаза встретились в люминесцентном свете ванной комнаты: его — темные и напряженные, мои — блестящие от слез.

Затем я отстранилась, убрала полотенце с раны и повернулась к нему спиной. Пока моя изуродованная спина не оказалась прямо перед ним.

Я ждала, прикусив язык, с закрытыми глазами и сердцем, разорванным на части.

Он придвинулся ближе. И когда его рука скользнула по моей обнаженной спине, я задрожала с головы до ног. Я чувствовала, как его ладонь скользит по моей коже, раскрывая мои собственные страшные секреты и лаская полосы шрамов от ударов ремнем.

Теплый палец прошелся по всей длине, обводя границы и заживающие рубцы. Я позволяла ему прикасаться к себе. Я бы позволила ему прикасаться ко мне вечно, если бы он захотел, понимая, что он никогда не сотрет следы насилия, но облегчит бремя.

— У нас обоих есть шрамы. — Я наклонила подбородок к плечу, пытаясь поймать его взгляд. Он был ближе, чем я думала, и его дыхание ласкало мою макушку. — Нож. Ремень. Разное оружие — одинаковые раны.

Я наблюдала, как его взгляд скользил от моего лица к спине и обратно. Его рука продолжала двигаться и исследовать, неторопливо, вверх и вниз, поднимаясь все выше, пока кончики его пальцев не коснулись моего затылка и не запутались в волосах.

Моя голова откинулась назад.

Я выгнулась дугой навстречу его прикосновениям, мою грудь наполнило удовольствие, желание и тепло.

Адреналин покинул меня, и я обмякла, припав к его груди, рука Рида запуталась в моих волосах. Волна возбуждения устремилась вниз, расцветая между моих ног. Мы были слишком близко. Уитни и Тара спали этажом выше, а на мне были только лифчик и легинсы, и я прижалась к нему, позволяя его теплу поглотить меня.

Его дыхание стало поверхностным, когда он поднял другую руку, и кончики его пальцев невыносимо нежно прошлись по бокам моего тела, касаясь моей поцарапанной кожи.

Это не причиняло боли. Боль ушла, сменившись эйфорией.

Мой затылок прижался к его груди, а его пальцы запутались в моих волосах, массируя кожу головы. Его левая рука продолжала подниматься вверх по моему телу, касаясь боковой поверхности груди, и он издал долгий хриплый вздох.

А потом он накрыл мою грудь ладонью.

Одной рукой он ласкал ее, пока сосок не затвердевал, превратившись в тугой пик.

Я застонала.

Это был хриплый, умоляющий звук. Я хотела, чтобы его руки были повсюду, пробуждая мои омертвевшие части. Он сказал мне, что внутри меня горит огонь и что мне нужна лишь искра. Рид был моей искрой.

Продолжай прикасаться ко мне, Рид.

Верни меня к жизни.

Но вместо того, чтобы разжечь нашу страсть, звук моего стона заставил его замереть, словно обдав морозом. На мгновение он застыл, не двигаясь, его рука все еще сжимала мою грудь.

Рид отстранился.

Он отшатнулся назад, как будто это я была искрой и только что обожгла его.

— Прости. — Его тон был жестче наждачной бумаги. — Мне нужно идти.

Я отвернулась, смущенная, растерянная и возбужденная.

Но больше всего я злилась.

На себя.

Я смотрела, как он, пятясь, выходит из ванной, моя кожа горела, дыхание сбивалось, нижнее белье промокло насквозь. Прежде чем он развернулся, чтобы уйти, я перевела взгляд вниз и заметила внушительную выпуклость на его пижамных штанах.

Он был твердым. Огромным.

Рид провел рукой по волосам, прищурив глаза, затем повернулся, распахнул дверь ванной и исчез в коридоре прежде, чем я успела произнести хоть слово.

Я стояла там, дрожа всем телом. Одна. Разорванная на части, физически и душевно. Я сдерживала стон наполненного похотью страдания, пока заканчивала промывать и обрабатывать свои раны. Неоспорин. Пластыри. Этого было достаточно, чтобы справиться с внешними ранами, но румянец на моих щеках и возбуждение в глазах говорили о тысяче других сражений, бушующих во мне.

Я побрызгала на лицо прохладной водой и натянула майку.

Затем я выбежала из ванной и помчалась по лестнице в спальню, которую мы делили с Тарой, не обращая внимания на Рида, который, сгорбившись, сидел на диване, обхватив голову руками.

Моя лучшая подруга крепко спала, зарывшись под одеяло. Лишь копна каштановых волос виднелась на подушке и легкое посапывание разносилось по комнате.

Я тихонько, на цыпочках, подошла к кровати и забралась под одеяло. Я перевернулась на спину и уставилась в потолок, пульс бился в венах и между бедер.

Не задумываясь, я засунула одну руку под пояс своих легинсов.

О Боже.

Это было так неправильно.

Я закусила нижнюю губу, чтобы скрыть стон, подступивший к горлу.

Мои пальцы спустились ниже, нащупывая скользкую плоть. Я была мокрой, пылающей, болезненно возбужденной. Моя спина слегка выгнулась на матрасе, я закрыла глаза и провела двумя пальцами по клитору. Ощущение покалывания не заставило себя долго ждать. Я была заведена, полна горячего напряжения, которому некуда было деваться. Мои пальцы быстро и сильно скользили по набухшему клитору, а в голове проносились запретные образы лица Рида, зарытого между моих ног.

Тяжело дышащего.

Сжимающего мои бедра до синяков.

Раздвигающего меня шире.

Я представила, как его язык проникает внутрь, поглощая меня, безрассудный и голодный, как он впивается в меня зубами, как его губы сжимают мой клитор и сильно посасывают, и наши совместные стоны подталкивают меня к кульминации.

Я добралась до пика, волна покалывания пронеслась по позвоночнику, пальцы на ногах поджались, и я прикрыла рот рукой. Я сильно кончила, меня била дрожь, в глазах мерцали звезды. Мое тело звенело в момент освобождения, то отрываясь от кровати, то падая обратно, пока ощущения не угасли и я не расслабилась.

После этого меня окутала тишина. Только легкий гул обогревателя наполнял спальню, смешиваясь с дыханием Тары.

Я закрыла лицо обеими руками.

Мои раны пульсировали. Моя кожа пылала после оргазма. Мои мысли путались, а глаза вновь наполнились слезами.

Я только что мастурбировала в нескольких футах от своей лучшей подруги, в рождественское утро, фантазируя о ее отце.

Это было больным и извращенным.

Унижение захлестнуло меня, и я натянула одеяло на голову, чтобы спрятаться под ним. Но я знала, что не могу прятаться вечно. В конце концов мне придется встретиться с этой катастрофой лицом к лицу.

И в глубине души я знала…

Не все столкновения приводят к тому, что вы восстаете из пепла.

В некоторых случаях ты просто разбиваешься вдребезги, погребенный под обломками собственных ошибок.