Старше

ГЛАВА 36

Когда я увидела его снова пять часов спустя, мое потрясение ничуть не уменьшилось.

Рид Мэдсен исчез с моей орбиты, как метеор, пронесшийся по ночному небу, оставив после себя шлейф звездной пыли, которая впиталась в мое естество, и я не могла стряхнуть ее, как ни старалась. Теперь он вернулся, как вор в ночи, оставив меня лишенной дыхания и страстно его желающей после мгновения, проведенного вместе.

Приблизившись, я заметила его, прислонившегося к обшитому деревянными досками фасаду, рядом с входной дверью, обрамленной аквамариновым рисунком. Засунув пальцы в карманы джинсов, с глазами, бурными, как море во время шторма, Рид смотрел на меня с трагической тоской, пока я неторопливо подходила к нему.

Это была ужасная идея.

По-настоящему идиотская.

И все же, казалось, нас обоих это не волновало, поскольку наш собственный магнетизм притягивал нас друг к другу, и это было похоже на воссоединение душ.

Он обнял меня. Без колебаний, без неловких сомнений. Все остальное отступило — время, возраст, приличия. Я просто оказалась в его теплых объятиях, где мне всегда суждено было быть.

Рид выдохнул мне в ухо и притянул ближе, его большая ладонь обхватила мой затылок.

— Я так рад тебя видеть. — Он не отстранялся. — Прости, это было неожиданно. Я хотел перейти к делу раньше, пока у меня не сдали нервы.

Мое тело вибрировало и таяло одновременно.

— Я рада, что ты это сделал. Я бы, наверное, болтала без умолку, пока время не вышло, и ты бы снова ушел.

Он осторожно подался назад, его руки медленно скользнули вниз по моим рукам и опустились. Его глаза горячо смотрели на меня, мука и нежность сводили его брови.

— Трудно поверить, что я смотрю на тебя. Что-то большее, чем фотография или воспоминание. — Затем его взгляд скользнул вниз по моему телу, от изгиба шеи к ложбинке между грудей, покрытой мерцающим блеском, и дальше вниз по моим загорелым ногам. Когда его глаза снова поднялись, его взгляд сверкнул темным желанием. — Прогуляешься со мной?

Я моргнула в своем черном коктейльном платье до бедер и шикарных ботильонах, пытаясь оторваться от его похотливого взгляда, и посмотрела на ресторан.

— Я думала…

— Я знаю. Я просто всегда хотел это сделать.

— Что сделать?

Он протянул руку и сжал мою ладонь, соединив наши пальцы вместе.

— Держать тебя за руку на публике.

У меня перехватило дыхание от удивления.

Я кивнула, и мы пошли по людной набережной, в воздухе смешались соль и смех. Я не могла подобрать слов. У меня остались только чувства. Только ощущение того, что его ладонь сжимает мою, а наши шаги сливаются в идеальном ритме.

Это не свидание. Мы просто друзья.

Это не может быть свиданием.

Друзья держатся за руки.

Мы со Скотти держались за руки.

Это не должно ничего значить… потому что не могло ничего значить.

Но эта мантра развалилась, когда его большой палец провел по моим костяшкам, и наши ладони переплелись так, что это казалось чем-то большим. Эмоции прожигали дыры в моей груди. Моя любовь пылала, ее огонь не погас.

— Я не знаю, что сказать, — призналась я, пока мы уворачивались от других пар, собак на поводках и множества детских колясок. — Мне кажется, любые слова неуместны.

Он взглянул на меня, и мандариновые блики от низко висящего солнца осветили его темные волосы.

— Ты не должна ничего говорить.

— Я должна. Мне так много нужно сказать. — Я вздохнула, прищурив глаза на оранжевый шар, висящий на горизонте. — Как ты?

— Никогда не было лучше.

— Я имею в виду… раньше. До того как ты приехал сюда. Как твои дела? Твоя жизнь дома?

Он уставился прямо перед собой, его щека подергивалась.

— Сейчас я не чувствую себя там как дома.

— Как… — Мои глаза закрылись, боль пронзила грудь. — Как дела с Тарой?

Хватка его руки усилилась, и я почти услышала, как бьется его пульс.

— Напряженно, — сказал он.

Боже… все еще?

Прошло два года.

Мы с Тарой никогда не обсуждали Рида во время наших переписок. Я отказывалась первой начинать говорить о нем, надеясь, безмолвно умоляя ее затронуть болезненную тему, которая преследовала всех нас. Она так и не сделала этого.

Заглядывала ли она в альбом? Листала ли страницы, наполненные любовью и правдой?

Я не знала.

Она никогда не упоминала об этом.

Я сглотнула, вцепившись в его руку.

— Мне жаль.

— Уитни рассказала мне все. — Он опустил взгляд на тротуар и погладил подбородок. — В то время я слышал об увольнении учителя, о странной дружбе. Я знал, что Тара через что-то проходит, но никогда не интересовался подробностями. Я был занят своим бизнесом, и я сожалею, что не проявил должного внимания. Не почувствовал ее боль. Если бы я знал… — Глаза Рида остекленели, и он выдохнул через нос. — Я бы никогда не сказал ей такого.

Наши ладони сильнее сжали друг друга.

— В любом случае… Я просто продолжаю надеяться, что каждый день приносит с собой шанс начать все сначала. Обрести прощение. Исцеление. — Его глаза прищурились. — Я видел ее. Думаю, она пытается. Но пока между нами все еще пропасть. Темное облако. Уитни говорит, что Тара делает успехи, но с моей стороны их не видно.

Мы свернули за угол и направились к пляжу. Ветерок трепал его волосы, превращая их восхитительный беспорядок, в который мне до боли захотелось запустить пальцы.

— Я все еще надеюсь. Если я могу стоять здесь после всего, через что мы прошли, то и она сможет.

Он улыбнулся, меняя тему.

— Ты делаешь удивительные вещи, Галлея. Я видел твой сайт. Твои свадебные фотографии. Это просто невероятно.

От этого комплимента по моему телу пронеслась сияющая волна света, поднявшая мне настроение.

— Это все, о чем я когда-либо мечтала. Запечатлевать мгновения для вечности, моменты любви. Улыбки, речи, тщательно подобранные цветы и безделушки, украшающие столы. — Я подняла на него глаза, не в силах сдержать улыбку. — Моя любимая часть всей свадьбы — когда жених впервые видит свою невесту, идущую к алтарю. Пока Моник сосредоточена на ней, я снимаю его. Слезы в его глазах. Неподдельную любовь, отражающуюся на его лице. Это нельзя сыграть. Она такая… настоящая. Это волшебно.

Он грустно улыбнулся, когда тротуар под нашими ногами сменился песком.

— Ты хочешь этого?

Я на мгновение заколебалась.

— Любви?

— Свадьбы.

— О. — Я посмотрела вперед — гладь сине-зеленой воды приближалась. — Не знаю. Я не думаю об этом.

Его глаза задумчиво прищурились.

— Интересно.

— Когда я снимаю свадьбы, я никогда не мечтаю о том, чтобы это я была в белом платье и с цветами в волосах. Я увлечена их моментом. Их радостью.

Когда мы приблизились к береговой линии, Рид остановился, отпустил мою руку и полез в карман. Мои глаза следили за его движениями, ожидая и удивляясь.

Затем он вытащил маленький стебелек с голубым цветком.

Утреннее сияние.

У меня перехватило дыхание, когда он поднял цветок и заправил его мне за ухо, отодвинув волосы в сторону.

На его губах расцвела улыбка. Такая яркая, что затмила фон позади нас, сверкающий золотыми солнечными бликами на воде.

— Ты прекрасно выглядишь с цветами в волосах.

Я знала не так уж много, но была уверена, что мое сердце не переживет этого вечера.

Мне конец.

Коснувшись рукой хрупкого цветка, я сдержала слезы.

— Мы держимся за руки. Гуляем по пляжу. Ты даришь цветы. — Я прикусила губу. — Это очень похоже на свидание, Рид.

Он снова взял меня за руку и повел вперед.

— Это всего лишь день. — Мы беззаботно размахивали руками, темные тучи рассеивались, и небо прояснялось. — Очень хороший день.

Вдоль берега выстроились фургончики с едой и очаровательные хижины, в которых звучала живая музыка, воздух был наполнен ароматом жаренных во фритюре лакомств и аппетитных закусок. Я смотрела на воду, глупо надеясь, что таких дней будет больше. По-настоящему хороших дней.

Рид повел меня туда, где люди ели с бумажных тарелок шашлыки и тако с начинкой.

Мой желудок свело от голода.

— Может, поедим?

— Ты готовишь? — Он бросил на меня сверкающий взгляд, который заставил устыдиться океан. — Я скучаю по этому.

— Кажется, моя бабушка была права.

— О чем ты?

— Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.

Он согласно кивнул и потянул меня к одной из очередей за едой.

— Возможно. Но ты нашла путь к моему сердцу еще до того, как я попробовал твою еду.

Теплый румянец окрасил мои щеки.

Да.

Мне точно конец.

Теперь моя улыбка не сходила с лица, пока мы стояли в конце очереди, соприкасаясь плечами.

— Расскажи мне о студии, — попросила я, меняя тему, пока не распалась на части и не стала единым целым с песком. — У тебя много клиентов?

Он снова кивнул.

— Бизнес процветает. Я все время занят. Это отвлекает.

— У тебя появились друзья?

— Да.

— Хорошо. Ты всегда был таким затворником.

— Я оставил большинство своих друзей в Чарльстоне, поэтому мне было трудно начать все сначала, когда я вернулся в Иллинойс. Моя дочь определенно унаследовала свой образ светской бабочки не от меня.

Я постаралась не вздрогнуть при упоминании Тары.

— Я рада, что ты не одинок, — произнесла я, прежде чем коварное, скребущее чувство пробралось мне под ребра. — Ты… с кем-нибудь встречаешься?

В горле образовался комок, а в груди заклокотало тревожное предчувствие.

Он сглотнул и отвел взгляд.

— Ничего не получилось.

Я сжала губы.

— Жаль это слышать.

— А у тебя?

— То же самое.

— А со Скотти?

— Я пыталась. — Пожав плечами, я ковырнула песок носком своего черного ботинка. — Ничего не вышло. Нам лучше остаться друзьями.

Он смотрел на меня, обдумывая мой ответ.

— Он согласен?

— Теперь да. Мы очень близки и до сих пор живем в одной квартире. Я коплю деньги, чтобы обзавестись собственным жильем, а он уже год состоит в серьезных отношениях. Он счастлив. Он даже купил кольцо.

— Это здорово. — Рид почесал затылок, пока мы медленно продвигались в очереди. — Я рад за него.

Это было здорово.

Так много всего было замечательно.

Но мы с Ридом оба были одиноки, смотрели друг на друга мечтательными глазами, стояли вместе на пляже на берегу океана, и при этом жили в тысяче миль друг от друга, а стена между нами была еще больше.

Это не было здорово. Это было больно.

Когда мы подошли к прилавку, я скрестила руки на груди и взглянула на меню. У меня перехватило дыхание, когда я прочитала название.

— Вареники?

Знакомая улыбка тронула его губы.

— Домашние. Самые лучшие.

Между нами снова воцарилась непринужденная атмосфера, когда мы взяли свой заказ и пошли по людному берегу, а я наслаждалась вкусом растопленного масла и лука. Я со стоном отправила вилку в рот.

— О боже, — пробормотала я, откусывая огромный кусок. — Это рай.

Рид прожевал свой вареник, его глаза заблестели, когда он посмотрел на мое счастливое лицо.

— Согласен.

Пока мы ели, вокруг звучала музыка, и наши шаги и разговоры стали менее напряженными. Он рассказывал мне истории о своих клиентах, о роскошной квартире, которую он арендовал в мае с видом на центр города, и о душераздирающей истории любви Божьей коровки и соседского пса.

— Чихуахуа? — Мои глаза округлились. — Неожиданный поворот сюжета.

— Он укусил ее за щеку и тут же пожалел об этом. В тот день Уитни нашла их вдвоем, свернувшимися калачиком возле сарая, и чихуахуа зализывал свою рану до самых сумерек. — Он усмехнулся. — С тех пор они неразлучны.

Отчасти меня это позабавило, но больше тронуло. Настолько, что на глаза навернулись слезы. Фыркнув, я заставила себя рассмеяться, когда мы выбрасывали пустые бумажные тарелки в ближайший мусорный бак.

— Вот это я бы с удовольствием сфотографировала.

Мы добрались до кромки воды, где сухой песок превращался в ил. Мои ботинки погрузились в грязь, а порыв ветра разметал мои волосы по лицу хаотичными прядями. Я так увлеклась тем, как солнце занимается любовью с водой, что не заметила, как Рид стал что-то искать в бумажнике.

Перед моим лицом появилась фотография. Я моргнула, откинув в сторону прядь волос, и мои глаза уставились на Божью коровку и ее нового друга Нико.

О, мое сердце!

Воспоминания взметнулись так же высоко, как и мои эмоции. Я выхватила фотографию из его рук и рассматривала изображение, проводя кончиками пальцев по контуру моего пушистого лучшего друга. Нико уютно устроился у нее на животе, одна из ее огромных золотистых лап обхватила крошечное существо. Их глаза были закрыты. Полное удовлетворение.

Кивнув от нахлынувшей душевной боли, я сжала фотографию в руке и протянула ее обратно.

— Оставь себе, — сказал он. — Я сделал ее для тебя.

Я подняла на него глаза, широко раскрытые и исполненные благоговения.

— Правда?

— Да. — Засунув руки в карманы, он стоял рядом. — Теперь я много фотографирую. У меня их целая коробка. Однажды я планирую отправить их тебе по почте.

— Что? — Я смахнула слезы, и на лице расцвела улыбка. — Рид…

— Это помогает чувствовать себя ближе к тебе. Как будто ты рядом со мной, нажимаешь на кнопку.

Я отвернулась к воде, сжав губы, чтобы не дать звуку вырваться наружу. Это было страдание. Затем я спрятала фотографию в сумочку на моей талии.

— Тебе стоит намочить ноги.

Рид посмотрел на воду, его брови сошлись, и он провел большим пальцем по нижней губе.

— Может быть, в следующий раз.

Его слова, сказанные в ту первую ночь на озере, всплыли в моей памяти, когда я пригласила его в воду, а он отказался.

Мой голос звучал печально, когда я повторила свой ответ:

— Лжец.

Я все равно сбросила ботинки, оставила сумочку на песке и неторопливо пошла вперед, прохладная вода плескалась о мои босые ступни. Затягивая глубже. Дальше от Рида.

Он неподвижно стоял на берегу и смотрел, как я погружаюсь в воду, его черные ботинки едва касались воды. Я повернулась к нему лицом и пошла назад, вскрикнув, когда прилив взмахнул крыльями и разбился о мои бедра. У меня вырвался смех, и он тоже засмеялся.

На расстоянии пятнадцати футов мы смотрели друг на друга, пока я позволяла океану тянуть меня к себе, а обожающая улыбка Рида делала все возможное, чтобы я оставалась на ногах. Морская вода плескалась у моих бедер, пропитывая низ платья. Пальцы ног впились в рыхлое дно. Я взмахивала руками, разбрызгивая в воздухе капли и кружась на месте, пока солнечный свет окрашивал мое тело в яркие цвета. Фуксия, апельсин и янтарь. В его глазах отражались те же цвета.

Дрожащая и промокшая, я вернулась на берег и подошла к нему.

Рид потянулся ко мне, как только я оказалась на расстоянии вытянутой руки, когда из мощеного патио, украшенного гирляндами, послышалась музыка.

— Потанцуй со мной.

Я представила, что это наша песня. Сочиненная специально для нас.

Я позволила ему притянуть себя ближе, и он обнял меня обеими руками за талию и прижал к своей груди. Мы слегка покачивались под аккомпанемент струн акустической гитары и отблески заходящего солнца, а вокруг меня разливалось тепло, побеждая прохладу океана. Я снова была дома. Не в Иллинойсе, а в сверкающей галактике Рида.

Комета, приземлившаяся в объятия своей любимой звезды.

Он тяжело вздохнул, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, и его щетина защекотала мою нежную кожу. Его руки сжались. Мое сердце бешено заколотилось. Мы танцевали, раскачиваясь из стороны в сторону, неустойчивыми кругами, с мокрым песком под ногами и солью на коже. Слезами и океанским туманом.

— Это все, чего я хотел сегодня вечером, Галлея. Только этого. Того, чего мы так и не смогли испытать. — Его слова были как теплый мед у моего уха. — Все между нами было построено на уважении и подлинной связи, но это можно было испытывать только в физическом смысле. За закрытыми дверями. Оставаясь в тени. — Рид провел ладонью вверх и вниз по моей спине, его большой палец коснулся молнии моего платья. — Меня убило то, что ты ушла, а мы так и не сделали этого. Ни разу.

Публичное проявление чувств.

Чистая любовь, на глазах у всех.

Послание всей вселенной, что мы были правы, а она — нет.

Возраст не имел значения. Цифры ничего не значили в великой схеме судьбы.

— Я все еще хочу этого, — пробормотала я, уткнувшись в серый хлопок толстовки, плотно прилегающий к его груди и терзающий меня знакомым мужским запахом. — Я всегда буду хотеть этого.

— Я знаю. — Он поцеловал меня в шею. — Я тоже.

Но…

Всегда было какое-то «но».

Мы оба знали, в чем оно заключалось. Тара еще не простила его. Она не смирилась с тем, что мы были чем-то большим, чем грязная интрижка, чем-то большим, чем повторение ее ужасного прошлого.

То, чего никогда не должно было быть.

И пока этот день не настанет, у нас не будет шанса быть вместе.

Когда солнце полностью скрылось за горизонтом, мы каким-то образом оказались в небольшой беседке в стороне от многолюдного пляжа. Он взял меня за руку и повел внутрь деревянного павильона, который погрузился в сумерки, а шум толпы раздавался словно за много миль отсюда.

Как только мы оказались внутри, он поцеловал меня.

Я не ожидала этого.

Я не ожидала, что он прильнет к моим губам, раздвигая их своим жадным языком. Мое тело обмякло в его руках, мой слабый стон был поглощен его стоном. Он прижал меня к деревянной стене, обнял мое лицо обеими руками и поглощал меня. Я вцепилась в переднюю часть его толстовки, крепко ухватившись за нее, и притянула его ближе, когда моя нога поднялась по его бедру. Наши лица наклонились в противоположные стороны, сливаясь все сильнее. Принимая все. Покусывания, стоны, облизывания. Он сводил меня с ума, и я не знала, почему он решил, что это хорошая идея. Рид уезжал. Возвращался в Иллинойс, к своей жизни без меня. Через день мы расстанемся, изгнанные в свои одинокие дома на разных концах земли.

Его губы скользнули по моей челюсти, затем переместились на горло, язык прочертил влажную горячую дорожку к моему уху, он прикусил мочку и прошептал мое прозвище.

— Комета.

Он хотел, чтобы это был только поцелуй. Что еще это могло быть?

Но он должен был знать. Инстинктивно я раздвинула бедра, подняла ногу выше, предлагая то, от чего он не мог отказаться. Искушение.

Мы все еще целовались, когда он провел рукой по внутренней стороне моего бедра и отодвинул в сторону нижнее белье. Я вздрогнула, задыхаясь, и прижалась затылком к доскам беседки.

— Рид…

Он снова поцеловал меня, и мой рот приоткрылся шире, когда наши языки закружились в блаженном танце. Два пальца скользнули внутрь меня. Ласковые, требовательные. Я держалась изо всех сил, впиваясь ногтями в его грудь, прижавшись спиной к стене, а с пляжа до нас доносились голоса. Играла музыка. Плескались волны — словно саундтрек к нашему украденному моменту.

Рид поглаживал мой клитор, два его пальца все еще были во мне. Мое желание стекало по влажным после океана бедрам.

Это не заняло много времени. Мне никогда не требовалось много времени, чтобы взлететь, расколоться на части от его прикосновений. Головокружительный белый жар лишил зрения, когда оргазм захлестнул меня, и я обмякла, прижавшись стене беседки. Рид подхватил меня на руки, пока я спускалась с высоты, шепча извинения мне на ухо.

Извинения.

Никаких торжеств, никаких фейерверков, никакого начала нашей счастливой жизни.

Только прощание, которое закончится так же быстро, как закат августовского солнца.

Я обняла его крепче, чем когда-либо прежде, и слезы потекли по моим щекам. Цветок выскользнул из-за уха и упал к ногам смятым бутоном.

— Я люблю тебя. — Рид тщетно пытался стереть следы моих слез своими отчаянными поцелуями. Но они вырезали дыры. Оставляли шрамы. — Я люблю тебя, Галлея, — прохрипел он. — Никогда не перестану.

Мы опустились на ближайшую скамейку, и он усадил меня на колени, крепко прижимая к себе, пока остатки света покидали ночное небо. Там мы просидели еще час. В слезах и сожалениях.

Оттягивая очередное болезненное прощание.

Последний раз я видела Рида в студии, прежде чем он покинул город, пробыв тут всего двадцать четыре часа, и отправился обратно в Иллинойс. Я знала, что это временно. Каждая частичка меня знала это, за исключением самой важной. Она стонала и рыдала, умоляя о другом исходе.

За последние два года я прошла долгий путь, и мне так хотелось сказать, что со мной все в порядке. Что я двигаюсь дальше. Но, хотя я могла с уверенностью сказать, что продвинулась вперед во многих отношениях — избавилась от своих прошлых травм, неуверенности в себе, глубинных страхов, — любовь, которую я питала к Риду, не угасла. Она постоянно жила во мне, никуда не исчезала. Стойкая и упрямая.

Все, что я могла делать, — это ждать.

Рид протянул мне спасательный круг.

Но мне нужна была целая жизнь.