12

Прекрасный день для завоевания мира, думала Нико О'Нилли, глядя в окно своего особняка.

Четверг, семь тридцать утра, и Нико чуть дольше посидела над яйцом всмятку, желая запомнить этот день до мельчайших подробностей, особенно ощущения этого утра — утра, когда она встретится с Виктором Мэтриком, чтобы сообщить ему новости о Майке Харнессе. Очень интересные новости, которые — она была абсолютно уверена в этом — покончат с Майком. Раз и навсегда.

Нико повернула яйцо и аккуратно срезала верхушку; вот так же она снесет голову и Майку. Это будет чистая работа, поэтому можно надеяться, что Майк почти не почувствует боли, разве что на пару секунд. Нико посолила яйцо, взяла полоску тоста шириной в полдюйма и обмакнула в желток. Она ела медленно и с удовольствием. Как обычно, и яйцо (варившееся четыре с половиной минуты), и тост, приготовленные ею, получились идеально. Нико завтракала так каждый день: яйцо всмятку, полоска тоста и чашка чаю «Инглиш брэкфаст» с сахаром и лимоном. Поскольку для приготовления всего этого требовалась точность (вода для чая, например, должна кипеть всего тридцать секунд), Нико всегда сама готовила завтрак. Кое-что проще делать самой.

Нико снова посмотрела в окно на маленький сад за домом. Весна шла полным ходом — на вишнях (специально выведенный сорт цветущего плодового дерева, которое обычно растет только в Вашингтоне, округ Колумбия, и купленный Сеймуром у жены одного сенатора) уже красовались большие пушистые бутоны; через несколько дней они распустятся. А еще через пару недель они с Сеймуром откроют дом в Ист-Хэмптоне, и какая же там будет благодать. Они пользовались домом в мае, июне и июле, уезжая в августе из-за наплыва отдыхающих, но лучше всего там в мае, когда морской воздух теплый и усыпляющий, а трава ярко-зеленая. Нико постоянно обещала себе заняться садом и никогда не занималась им, но, быть может, в этом году посадит какие-то цветы…

— Видела? — Сеймур вошел в утреннюю столовую с «Нью-Йорк таймс» в руках.

К предстоящему дню Сеймур оделся, как студент колледжа — джинсы и какой-то дорогой спортивный свитер, длинные волосы заложены за уши. Глаза смотрят проницательно — это их обычное выражение, и Нико улыбнулась, подумав, что Сеймур, наверное, вышел с этим выражением прямо из чрева матери, перепугав всех в родильной палате.

— Что, дорогой? — спросила она.

— Статья в разделе «Метро». О Тренте Кулере. Модельере, только что свернувшем бизнес. Надеюсь, Виктория прочтет этот материал.

— Почему? — Нико сделала глоток чаю.

— Виктория должна порадоваться, что принимает то предложение. Она будет в безопасности, — пояснил Сеймур.

— Не уверена, что Виктория хочет безопасности.

— Все хотят безопасности, — возразил Сеймур. — Теперь она сможет уйти на покой.

Нико улыбнулась и съела ложку яйца. У Сеймура типично мужской подход. Забавно, но если заглянуть поглубже, то большинство преуспевающих мужчин работают только ради одного — уйти на покой, и чем скорее, тем лучше. Тогда как женщины действуют из совершенно противоположных побуждений. Она никогда не слышала от женщины таких слов: «Я работаю, чтобы выйти на пенсию и жить на необитаемом острове или на барже». Видимо, большинство женщин считают, что не заслуживают отдыха.

— Может быть, я приглашу Викторию на ленч, — сказал Сеймур, выходя из комнаты.

Нико кивнула, глядя ему вслед. Виктория, вероятно, слишком занята, чтобы обедать с Сеймуром, но не важно. Неудивительно, что он не понимает. Благодаря Нико он в каком-то смысле уже вышел на покой, единственной его реальной обязанностью остается преподавание в университете.

Но Сеймур прекрасно распоряжается своим свободным временем. Ей никогда не удалось бы занять себя так толково, как он. И снова Нико почувствовала укол вины.

— Как ты можешь изменять Сеймуру? — спросила ее Виктория.

— Я не такая холодная, как всем кажется, — ответила Нико. — У меня есть желания. Разве я должна подавлять их всю оставшуюся жизнь?

Виктория очень непримирима в этом отношении, подумала Нико.

— Ты рискуешь разрушить свою жизнь из-за какой-то интрижки. Именно этим постоянно занимаются мужчины, — заметила Виктория.

Нико обиделась, но люди, никогда не жившие семейной жизнью, идеализируют институт брака, тогда как люди женатые понимают все его несовершенство и необходимость мириться с этим несовершенством.

— Я люблю Сеймура. И никогда не брошу его. Но у нас нет нормальной половой жизни уже…

— Знаю, — прервала ее Виктория. — Но как такое возможно?

— Это случается. Ты слишком перегружена. Устаешь. А затем привыкаешь не заниматься этим. Так удобно. И есть другие, более важные вещи…

— Тогда зачем вообще это делать? С Кирби? — Виктория коснулась руки Нико. Подруги шли по Западному Бродвею навестить Венди в номере отеля «Мерсер». Какое это несчастье — не сравнить с ее собственной ситуацией.

— Мне что, всю оставшуюся жизнь обходиться без секса? — возмутилась Нико.

Она не могла объяснить, что общение с Кирби вернуло ей способность чувствовать, во всяком случае, поначалу. У Нико никогда не было такого секса. Словно получаешь новую игрушку — или, точнее, наконец понимаешь, почему все остальные поднимают вокруг этого столько шума. Благодаря такому сексу Нико казалось, что теперь она похожа на других людей.

— Некоторые говорят, что брак заканчивается, когда супруги прекращают заниматься сексом, — заметила Виктория.

— Некоторые всегда судят об отношениях других людей. И некоторые не знают, что может случиться, когда ты четырнадцать лет в браке. И Сеймур ни о чем не подозревает…

— Ты не можешь быть уверена в этом, — возразила Виктория. — Может, он и знает, да ему наплевать. Допускаю, ты права и он ни о чем не подозревает. Но это не важно. Даже если Сеймур не знает, знаешь ты. Я считаю, если ты намерена продолжать этот роман, тебе следует сказать мужу. Сеймур должен иметь возможность выбора. Вот что несправедливо в подобных ситуациях — ты не предоставляешь права выбора другому человеку. Конечно, мужчины постоянно так поступают, но мы должны быть лучше их. В этом есть некое бесчестье…

— Знаю… знаю, — согласилась Нико. — Меня это пугает, но я не могу взять и бросить…

— Нет ничего страшного в том, чтобы пытаться понять себя. Мы неизбежно совершаем ошибки. Но по-моему, тебе нужно остановиться сейчас, пока ты не разрушила семью.

— Даже если мы… разведемся, уверена, что не пропадем.

— Но ради чего? — воскликнула Виктория. — Таких мужчин, как Сеймур, немного. Да, иногда Сеймур бывает резковат, но он честен. У него есть характер. А у многих мужчин в наши дни его нет. Посмотри на Шона. Какая слабохарактерность. Брак не удастся, если мужчине недостает характера. Такой брак всегда кончается катастрофой. Но ты с самого начала выбрала правильно. Твой брак состоялся. Ты ведь сама не захотела бы, чтобы похоть разрушила так хорошо сложившуюся жизнь…

Нико вздохнула и выскребла остатки яйца. Виктория, конечно, права, и, вероятно, Нико поделилась с подругой, подсознательно желая, чтобы та отговорила ее. Она знала, что поступает неправильно и ей пора остановиться, но не так-то легко выпутаться из создавшейся ситуации.

Взяв тарелку и чашку, Нико унесла их в кухню, где смыла капли застывшего желтка под струей горячей воды. Когда тарелка засияла чистотой, Нико поставила ее в сушку. Кухня была большая — с плитами и духовками, как в ресторане, — и в целом чистая, но, оглянувшись, Нико заметила длинную нитку, зацепившуюся за горелку, наверное, от тряпки служанки. Нико хотела оставить ее на месте — это же лишь ниточка! — но знала: если оставит, то будет думать об этой проклятой нитке еще два часа. Значение нитки разрастется до угрожающих размеров, станет равным всему тому, чем она занимается. Нитка… и Майк Харнесс: орел или решка? Ненормально зацикливаться на нитке, но Нико ничего не могла с собой поделать. Схватив нитку, бросила ее в мусорное ведро и сразу почувствовала себя лучше. Да, Виктория права: она невротичка, и ей повезло, что у нее есть Сеймур, который мирится с ее недостатками. Он даже почти не жалуется. Если бы Сеймур находился в кухне, когда она сражалась с ниткой, то лишь рассмеялся бы. И совсем не обидно. Они с Сеймуром почему-то действительно любили друг друга, и всегда любили, и по большому счету разве это не более важно, чем вожделение?

Конечно, так. И, с удовлетворением придя к такому выводу, Нико отправилась наверх попрощаться с дочерью.

Комната Катрины была царством девочки. К ней примыкала даже ванная — никто из детей и не помышлял о такой роскоши, когда сама Нико была ребенком. Интересно, как они жили, когда на всю семью из пяти человек была одна ванная? Нико даже не имела своей комнаты, жила вместе с сестрой, которая была младше ее на два года, и как радовалась ее сестра, когда Нико уехала в колледж и у нее появилась возможность наконец занять комнату. Конечно, они любили друг друга, но постоянно воевали в детстве. Разумеется, все знакомые, сверстники Нико, не избежали в детстве невзгод: слишком пьющих отцов, разочарованных матерей, ежедневных унижений, несчастных братьев и сестер. Отцы считали нормальным, вернувшись домой с работы, наказывать детей ремнем. Тогда детей не боготворили, уж точно не так, как теперь, и к выходным их ждал бесконечный список поручений. Нико стригла газон и забирала почту, а когда подросла, стала в округе первой девушкой — разносчицей газет, — она предпочла это сидению с детьми. В общем и целом детство у Нико было не такое уж плохое, и, однако, никто из родителей ее возраста не хотел бы его повторения для своих детей. Все желали для них чего-то лучшего: чтобы те чувствовали себя более любимыми. Из своего детства Нико в основном помнила бесконечные жалобы родителей на детей: какие они плохие и ничего не достигнут. Вырастали люди с низкой самооценкой, как ее сестра. Та жила в маленьком городе, принадлежала к какой-то христианской секте и работала официанткой в местной пиццерии (и в третий раз была замужем — за маляром).

Или, напротив, люди, достигшие огромных успехов, как она. Преисполненные решимости избежать несчастной судьбы благодаря своим достижениям. Возможно, это не идеальное решение, особенно если успехи не приходили, но, работая упорно, обычно чего-то добиваешься. Правда, в какой-то момент понимаешь, что идеальных решений нет и важнее всего с пользой распорядиться своим временем, заниматься, если получится, тем, что тебе нравится.

Направляясь по короткому коридору к комнате Катрины, Нико внезапно испугалась. А вдруг она получит место Майка, но это не повлияет на ее судьбу?

А вдруг ничто не имеет значения? В том-то и проблема. Это действительно не имеет значения. Чтобы быть счастливой, совершенно не обязательно занять место Майка. Она будет счастлива ровно минуту. Так зачем же это делать? Для чего все эти хлопоты? Ей не обязательно это делать. Но Нико знала, что все равно это сделает. И как только займет место Майка, сразу же нацелится на более высокий пост. Иногда только это и оставалось — постоянное желание сделать лучше, закрепить успех, и если все сводится лишь к этому, пусть так и будет. Постучав, Нико вошла в комнату дочери.

Катрина в школьной форме смотрела на компьютере японский мультфильм.

— Привет, мам, ты уходишь?

— Через минуту. — Нико хотелось что-то сказать дочери, возможно, что-то вдохновляющее или значительное, но что?

Она посмотрела на экран монитора. Катрина и ее подруги были без ума от японских мультфильмов. Глядя на несуразные женские фигуры, Нико вдруг подумала, что японцы ничуть не изменили отношения к женщинам. Они по-прежнему одержимы тем, чтобы превратить женщину в сексуально подчиненное существо, от которого не исходит угрозы. Идеальная женщина — это гейша или, как в мультфильме, гротескная кукла, и ее единственное достояние — внешность. Нико это не нравилось, однако она понимала привлекательность подобной идеи. Куда как проще скрыться за внешностью, а для маленькой девочки это таит в себе много возможностей.

— Между прочим, есть лучший способ достичь этого, — заметила Нико, став за спиной дочери. Катрина подняла глаза.

— Это же мультик, мама. Он ничего не значит. Опять это слово: значение.

— Но что-то он да значит.

Нико задумалась: как бы женщины ни продвинулись вперед, появляется следующее поколение, и кажется, что прогресс так и не коснулся женщин. Снова посмотрев на экран, Нико осознала, что ее дочери предстоит решать те же проблемы с мужчинами, жизнью и работой, над которыми билась она. Интересно, когда Катрина доживет до ее лет, продвинутся ли женщины хоть немного вперед? Или, напротив, вернутся назад, где мужчины снова будут утверждать, что место женщины дома?

Видимо, чувствуя неодобрение матери, Катрина выключила компьютер.

— Что ты сегодня делаешь? Что-то особенное? — спросила она, поднявшись и собирая свои вещи.

— Хочу уволить сегодня одного человека, — ответила Нико.

Катрина бросила на нее отчаянный взгляд.

— О, мам. Это приятно?

«Как ей объяснить?» — подумала Нико. Нужно попытаться. Она всегда считала важным не скрывать от Катрины суть своих профессиональных обязанностей. Наверное, понимание того, чем занимается ее мать, когда-нибудь поможет Катрине.

— Это неприятно, но необходимо. — Нико разгладила покрывало на кровати дочери. — Этот человек ничего не сделал, чтобы улучшить работу издательского отдела, и доходы не растут. — «Понятно ли ей это?» — спросила себя Нико, глядя на дочь. — И еще он шовинист. Если я не уволю его, он, вероятно, уволит меня. Когда дело касается бизнеса, невозможно все время быть приятной. Взрослый человек должен принимать кое-какие условия, чтобы добиться успеха. И все бизнесмены понимают это. Они все играют в ту же игру. Если ты пытаешься поступать справедливо… — Нико беспомощно умолкла. Катрина со скукой смотрела на мать — наверное, уже думала о чем-то своем.

— Ясно, мама, — с сомнением в голосе проговорила Катрина.

— Видишь ли, — предприняла новую попытку Нико, — никто не знает, как поступит, пока не столкнется с определенными обстоятельствами. Одно из серьезнейших достижений в жизни — занять такое положение, чтобы при возникновении трудностей не бояться принять вызов. Именно это делает жизнь интересной и в конце концов раскрывает все лучшее, что есть в тебе. — «И это твой урок на сегодня, — подумала Нико, — чего бы он ни стоил», — Ну как, я понятно объяснила?

— Пожалуй, да, — пожала плечами Катрина и взяла портфель из розовой лакированной кожи, украшенный молниями и котенком с голубыми тенями. — Удачи, мама. — Девочка обняла ее.

Когда дочь вышла из комнаты, Нико осознала, что она пыталась убедить не Катрину, а себя.


Кирби позвонил Нико, когда она входила в офис.

— Приветик, красивая дама. — Его приветствие заставило ее поморщиться.

Ему вообще не следовало звонить ей, но теперь уже слишком поздно. Она допустила это, и кончилось тем, что они разговаривали хотя бы раз в день, а иногда два, три или даже четыре раза. Выходило, что с Кирби она общается больше, чем сама признавалась себе и Виктории.

— Я не могу сейчас говорить, — сказала Нико. Одна из помощниц подняла голову и кивнула. Последние несколько месяцев они, наверное, гадают, с кем она так разговаривает. Надо с этим заканчивать…

— Увидимся позже? — спросил Кирби.

— Нет. Сегодня у меня очень важный день. — Нико вошла в кабинет и прикрыла дверь только наполовину, чтобы не возбуждать ненужных подозрений. В конторах не доверяют закрытым дверям. Закрытая дверь — повод для обсуждения того, что происходит за ней. А с тех пор как в «Пост» появился намек на то, что Нико может занять место Майка Харнесса, она соблюдала особую осторожность. В понедельник утром, после появления заметки, Майк прислал Нико по электронной почте сообщение, копии которого направил и нескольким другим руководителям. В нем говорилось: «Рад видеть, что ты отбираешь у меня работу». На что Нико умно ответила: «Еще чего!» — как бы давая понять, что не принимает этого всерьез, чего желает и ему.

— Но ты ведь думаешь об этом? — спросил Кирби.

— О чем? — Нико прекрасно знала, что он имеет в виду.

— О сексе, — сказал Кирби.

Месяц назад это слово, произнесенное им, сразу же возбудило бы ее, но теперь вызвало лишь раздражение. Что с ней творится? Неужели ее уже ничто не удовлетворяет?

— Я позвоню тебе позже, — решительно произнесла Нико и отключилась.

Она села к компьютеру. Восемь тридцать утра; у нее час до встречи с Виктором Мэтриком. Пора начинать рабочий день. Она открыла электронную почту, полную посланий из различных отделов (сотрудники рассылали всем свою текущую информацию, чтобы доказать — они держат руку на пульсе и никого не обошли, следовательно, никто ни в чем не обвинит их и не возложит ответственность за потенциальные неприятности). К сообщениям были прикреплены макеты, статьи и графики сдачи материалов в номер. Нико сказала помощнице, чтобы та распечатала одну или две статьи, потом позвонила Ричарду, своему арт-директору, и попросила изменить один макет. Ричард раскипятился и даже пришел к ней в кабинет, желая выразить свое несогласие. Она дала ему две минуты на то, чтобы изложить дело, а затем холодно повторила свои возражения и приказала внести поправки, сообщив, что новую версию нужно подготовить к обеду. Ричард покинул ее кабинет разобиженным, Нико же недовольно покачала головой. Ее арт-директор считался лучшим в своем деле, но был чересчур эмоционален и всякую критику принимал слишком близко к сердцу. Он отстаивал свою работу так, будто только что расписал Сикстинскую капеллу. Нико знала, что за глаза он называет ее Никотановой Бомбой, и она уже не раз подумывала уволить его. Ей приходилось делать это в прошлом — увольнять работников, злоупотребляющих нелестными высказываниями о ней. Нико руководствовалась тем, что если это дошло до нее, значит, этим людям совсем невмоготу, и раз им так трудно с ней, то в другом месте, без сомнения, будет лучше.

Взяв одну из статей, Нико начала читать, но через несколько секунд отложила ее. Нико не удавалось сосредоточиться. Она встала, подошла к окну и посмотрела на открывающийся из него вид: это была часть Центрального парка. Кабинет Майка, расположенный двумя этажами выше в передней части здания, полностью выходил на парк, и кабинет Венди — тоже. Главные редакторы стояли не так высоко на иерархической лестнице, как президенты целых отделов, и одно то, что Виктор Мэтрик рассматривал Нико как замену Майку, было необычным. Как правило, главные редакторы не поднимались выше. Заняв эту должность, ты мог двигаться только в сторону, так сказать, расширения, то есть получить такой же пост в еще одном журнале. Но Нико не обращала внимания на прецеденты. Если кто-то говорил, что чего-то сделать нельзя, следовало попытаться. Она не дура. Зачем же ей гнить в тупике?

«Вы только послушайте меня! — подумала она с улыбкой. — Тупик! Смешно. Чтобы получить такую должность, иной убил бы…» Женщины всегда советуют друг другу довольствоваться тем, что есть. Они полагают, что не стоит мечтать о несбыточном, надо довольствоваться тем, что есть. И Нико была счастлива и довольна, но это не значило, что не стоит попытаться достичь больших высот. Возбуждение, острые ощущения, успех — это движет и женщинами. Целеустремленность придает ей вес в этом мире. Как может женщина успокоиться, если не уверена, что реализовала свой истинный потенциал или хотя бы попыталась приблизиться к этому?

Повернувшись, Нико посмотрела на часы на столе. Тридцать минут до встречи с Виктором. Она подошла к двери и, выглянув, сказала своим помощницам:

— В ближайшие несколько минут меня ни для кого нет. Пожалуйста, принимайте мои звонки.

— Конечно, — ответили девушки. Они были милые, славные и трудолюбивые. Нико взяла за правило раз в месяц обедать с каждой из них. Когда ее повысят, она заберет их с собой…

Нико закрыла дверь. Ей нужно подумать. Она села в кресло, покрытое овчиной — идея Виктории. Когда-то именно Виктория помогла Нико обставить кабинет, даже нашла мастерскую, где изготовили мебель — стол и два кресла. И сейчас, опять-таки благодаря Виктории, Нико получила от Глиннис Рурк информацию, необходимую для решающего удара. Вот так это и действует. Много лет назад она помогла Виктории начать карьеру, одолжив деньги для ее бизнеса. А теперь Виктория помогла ей, устроив тайную встречу с Глиннис в своем салоне…

«Но правильно ли это?» — спросила себя Нико. В том, что она собиралась сделать, было что-то ребяческое и мелкое. Но быть может, в ней говорит совесть? В последнее время газеты запестрели статьями о некоем политике, не попавшем в кабинет из-за того, что вначале сочли проблемой типа «шашни с няней», а потом выяснилось, что это роман с высокопоставленным адвокатом юридической фирмы. Зачем та женщина — ее звали Марианна — закрутила роман с Бертом, политиком, Нико не понимала. Ведь Берт старый, лысый и пьющий. Но Марианна, которой перевалило за пятьдесят, была влиятельной женщиной старого образца. Она достигала успеха потому, что считала необходимым быть единственной женщиной в комнате, где собрались могущественные мужчины. Марианна не доверяла другим женщинам и не любила их. Она до сих пор считала, что преуспеть может только стерва. Но Венди, Виктория и сама Нико принадлежали к кругу влиятельных женщин нового типа. Они не были стервами и не восхищались старомодной идеей о том, что пребывание рядом с влиятельными мужчинами делает тебя более значительной. Новые могущественные женщины желали находиться рядом с другими могущественными женщинами. Они хотели, чтобы миром правили женщины, а не мужчины.

Нико рассеянно теребила овчину. Успех в жизни зависит от того, есть ли у тебя мужество придерживаться страстной веры и способна ли ты брать на себя обязательства. Нико страстно верила в то, что женщинам следует пробиваться на самый верх, и поклялась себе сделать это. Но проблема состояла в том, как этого достичь. Человек мужественный, Нико снова спросила себя, верным ли путем она идет.

Стратегия была проста, и Виктория изложила Нико свой план в тот день, когда Сеймур выигрывал в категории «Лучший в породе» на Вестминстерской собачьей выставке. Пока Сеймур трусил по кругу в своем темно-синем бархатном пиджаке, а Туния бежала рядом, Нико получила сообщение от Виктории: «Важная информация насчет твоей работы. Совершенно секретно. Свяжись немедленно». После того как Сеймур получил свою ленточку, Нико поздравила его и ускользнула в туалет, чтобы позвонить Виктории. Та сообщила, что Глиннис Рурк, подписавшая контракт на создание журнала с Майком Харнессом в связи со своим ток-шоу, намерена подать в суд на Харнесса и «Сплатч Вернер» за нарушение контракта. Нико слышала об этом проекте, но выход первого номера журнала постоянно откладывался, а Майк скрытничал.

— Он гнусный сексист! — воскликнула Глиннис во время первой встречи с Нико. — С ним невозможно разговаривать откровенно. Я сказала ему, что его идеи — дерьмо, он надулся и вышел из комнаты. Мне очень жаль, но что в этом такого? Мы занимаемся делом. На обложке журнала мое имя, а не Майка. Почему я должна поощрять самолюбие этого типа? Вообще-то он взрослый человек.

— Не совсем, — ответила Нико.

Суть дела сводилась к следующему: контракт обязывал Майка советоваться с Глиннис по всем вопросам, связанным с содержанием журнала, но он не делал этого. Майк не отвечал на ее телефонные звонки и отказывался встретиться с Глиннис, ограничиваясь перепиской по электронной почте. Глиннис не раз предлагала свернуть проект, но Майк отвергал предложение, заявляя, что они «владеют» ее именем и могут делать с ним все, что заблагорассудится. Это продолжается два месяца, и теперь Глиннис намерена подать иск на пятьдесят миллионов долларов… «Я никогда не получу их, но напугать этих идиотов можно только большими цифрами», — объяснила она.

…И уже со дня на день могла подать на оформление соответствующие документы. На корпорации, подобные «Сплатч Вернер», постоянно подают в суд, но Нико поняла, что тут ситуация иная: Глиннис, важная фигура, имела возможность делать заявления для прессы. Эта история попадет во все газеты.

И Виктору Мэтрику это не понравится.

Нико встала, снова подошла к окну и побарабанила пальцами по радиатору. Виктор принадлежит к другому поколению. Он считает, что одному из главных руководителей компании не подобает ввязываться в публичный скандал со знаменитостью. Пару лет назад, когда Селден Роуз был женат на Джейни Уилкокс, модели из «Тайны Виктории», и Джейни оказалась замешана в скандале, попавшем на первые полосы всех газет, Виктор Мэтрик предложил Селдену избавиться от жены или покинуть компанию. Виктория Форд вытянула эту историю у Лайна Беннета, а тот, в свою очередь, выведал ее у Джорджа Пакстона, одного из лучших друзей Селдена. Селден пострадал от скандала, хотя был всего-навсего мужем Джейн. Поэтому Нико могла только догадываться, как отреагирует Виктор на проблему Майка. С другой стороны, идти к Виктору с этой информацией — предательство. Это словно наябедничать в школе.

Прищурившись, Нико скрестила руки на груди. Однако это не сплетня, а информация. Мужчина в подобной ситуации не колебался бы и без всяких угрызений совести свалил бы кого угодно, располагая секретными сведениями. Офисных интриг никто не любит, но их не избежать, если хочешь добраться до вершины корпорации. Ей придется это сделать. Майк серьезно напортачил, а Виктор приказал Нико что-нибудь найти.

Пройдя в свою туалетную комнату, Нико достала из аптечного шкафчика губную помаду и пудру. Теперь она станет необходима Виктору. Нико слегка подкрасила губы. Ей, видимо, всегда придется отчитываться перед каким-нибудь мужчиной, пока она не займет место самого Виктора. Тогда и только тогда Нико будет держать ответ лишь перед собой…

Но всему свое время. Все нужно делать постепенно. И, закрыв помаду, она отправилась наверх.


В то утро стол Виктора Мэтрика был завален дамскими сумочками.

— Взгляните, Нико! — с гордостью воскликнул он, когда она вошла. — Я купил эти сумочки на улице менее чем за три сотни баксов. Отличная сделка.

Нико улыбнулась и села в кресло с обивкой из вощеного ситца. Оно стояло перед столом Виктора. Тот, видимо, опять гулял по улицам. Обычно шеф передвигался по городу в микроавтобусе с хрустальным украшением наверху в виде лошадиной головы, но периодически выходил и шел пешком, возвращаясь с какой-нибудь «новой» удачной покупкой с уличных лотков.

— Морин (так звали его секретаршу) говорит, что они поддельные, — сказал Виктор. — Но кто отличит? Вы возьметесь? — спросил он.

Нико колебалась, не зная, что это: простой вопрос или какой-нибудь таинственный тест. Виктор любил прикидываться недалеким добродушным стариканом, но если бы он действительно был таким, то ни за что не удержался бы в начале восьмидесятых на посту генерального директора «Сплатч Вернер». Инстинкт, разумеется, подсказывал ей угождать Виктору, соглашаться с его иногда смехотворными заявлениями и изображать интерес к его любимым темам, самой главной из которых была тема «простого человека». И в этом заключалась возмутительная ирония, поскольку Виктор владел двумя самолетами и несколькими домами, включая поместье в Гринвиче, штат Коннектикут, стоимостью тридцать миллионов долларов. Годами Виктор был одержим шоу Джерри Спрингера, пока оно не прекратило существование; теперь его покорил доктор Фил и реалити-шоу. Привычными стали встречи Виктора с высшим руководством, во время которых не удавалось обсудить насущную проблему, потому что Виктор тратил целый час на разговоры об очередной серии «Свидания вслепую». Руководители покидали его кабинет, говоря, что старик на грани помешательства, но Нико считала неверным недооценивать его. Виктор всегда знал, что происходит. Эти странные беседы позволяли ему подавлять своих подчиненных и вызывать у них замешательство. Нико надеялась, что ее встреча не пойдет по этому сценарию, но, увидев дамские сумочки на столе Виктора, опасалась дурного развития событий.

Лучше всего честность, решила она.

— Да, Виктор, я возьмусь отличить.

— Правда? — Он взял подделку под Луи Вюиттона. — Я думал раздать их как рождественские подарки. — Нико приподняла брови. — Женам некоторых ребят, — добавил Виктор.

— Я бы не стала этого делать, — заметила Нико. — Они догадаются, что вы купили их на улице. А потом все станут об этом судачить. Скажут, что вы скаредничаете. — Нико умолкла. «За это меня могут уволить, — подумала она, — но не уволят».

— Хо-хо-хо! — прокаркал Виктор. На его макушке вздымались космы поседевших волос. Ежегодную рождественскую вечеринку всегда устраивали в огромном помещении типа бального зала «Рокси», и на нее приглашали почти две тысячи сотрудников, а Виктор наряжался Санта-Клаусом. — Значит, по-вашему, идея неудачная? — снова спросил он.

— Да.

Виктор наклонился над столом и нажал кнопку интеркома на своем телефоне.

— Морин, — произнес он в микрофон, — Нико О'Нилли считает сумки барахлом. Зайдите, пожалуйста, и заберите их.

Нико нетерпеливо качнула ногой. Интересно, занимается ли Виктор в течение дня настоящей работой? Этот вопрос руководство его компании задавало себе уже не один год.

— На Майка собираются подать в суд, — вдруг сказала она.

— В самом деле? — проговорил Виктор. — Как вы считаете, что мне сделать с этими сумками?

— Отдать на нужды благотворительности. В Армию спасения.

В комнату вошла Морин, женщина неопределенного возраста. Зная, что она секретарь Виктора с незапамятных времен, сотрудники предполагали, что когда-то у них был роман.

— Вы все же решили, что они вам не нужны, — почти сердито сказала она.

— Нико решила. Сегодня все решает Нико, — сообщил Виктор.

Нико улыбнулась. Интересно, затеял бы Виктор канитель с сумками, если бы она была мужчиной? Вряд ли.

— Майк знает, что на него собираются подать в суд? — спросил Виктор, когда Морин собрала сумочки и вышла из комнаты.

— Еще нет.

Виктор хмыкнул и потер подбородок.

— Почему мне это неизвестно?

— Документы еще не оформлены.

— А будут?

— О да, — кивнула Нико.

— Кем?

— Глиннис Рурк. Она собирается предъявить иск Майку и «Сплатч Вернер». За нарушение условий контракта.

— Ах да. Глиннис Рурк. Америка любит ее, не так ли?

— Любит, — подтвердила Нико. — Она, возможно, получит «Оскара» за роль второго плана в фильме Венди Хили «Пятнистая свинья».

— Венди Хили, — задумчиво произнес Виктор. — Говорят, она разводится.

Нико насторожилась. Никогда не знаешь, куда свернет Виктор.

— Я тоже об этом слышала, — коротко отозвалась она, не желая сообщать подробностей.

— Слышали? По-моему, вы должны знать.

— Это частная информация, — осторожно заметила Нико.

— Таковой она и останется? — Виктор взял стеклянное пресс-папье — безделушку для туристов с миниатюрными нью-йоркскими небоскребами внутри — и встряхнул его, осыпав серебристые здания блестками.

— Думаю, да, — ответила Нико. Надо вернуть Виктора к Майку, но если она сделает это слишком грубо, Виктор не станет ее слушать.

— Чего хочет ее муж? — спросил Виктор. Положив пресс-папье и подавшись вперед, он уставился на Нико. Белки его глаз слегка пожелтели от возраста, как старая бумага, но радужка оставалась темной — темно-карей, почти черной. — Ее муж, кажется, не работает? Он потребует денег. И много денег.

— Я действительно не знаю деталей. — Нико откинулась в кресле. «Словно в клетке со львом находишься», — подумала она. Виктор всегда был готов на какую-нибудь безумную эскападу, но Нико ни разу не замечала в нем скрытой ярости. Но разумеется, это понятно.

Нико сделала то, чему научилась много лет назад, общаясь с бизнесменами, проявляющими несдержанность. Она молча уставилась на Виктора.

Большинство людей не выдерживают такого взгляда, и Виктор Мэтрик не стал исключением. Он заговорил:

— Если вы в самом деле хотите подняться на вершину этой компании, вам лучше все знать обо всех.

— В этом случае, — вкрадчиво произнесла Нико, — я все знаю, но мне не хотелось бы говорить об этом.

— Но вы охотно явились сюда настучать на Майка.

Нико покраснела. Ну вот, подумала она. Она поняла, что пошла по неверному пути и с Венди, и с Майком, и теперь ее уволят. Может, следовало рассказать Виктору о Венди и о том, как Шон потребовал квартиру и опеку над детьми? Но Нико не могла так поступить с подругой: Виктор был способен использовать информацию против Венди. Она не должна волноваться.

— Я думала, это заинтересует вас, — сказала Нико.

— Проблема в том, что Венди — ваш друг, а Майк — нет.

— В прошлом году компания Венди принесла двести миллионов долларов. Издательский отдел дал всего семьдесят три миллиона. И двадцать три из этих семидесяти трех поступили от «Фейерверка». — Слава Богу, что она располагает этими фактами. Но Виктор уже знает это. Каковы же его намерения?

— Вы хотите занять место Майка, — констатировал Виктор.

— Да. Мы обсуждаем это уже несколько месяцев, — холодно ответила Нико. Если она будет придерживаться обычной тактики, то может выйти из этой переделки живой.

— Разве? — удивился Виктор. — Я что-то не припомню подобных дискуссий.

Нико застыла и посмотрела в сторону. Такого ответа она не ожидала, а следовало бы. Люди утверждают, что Виктор способен полностью отрицать то, что делал или говорил, заставляя собеседников думать, не сошли ли с ума они. С другой стороны, Виктор стар. Возможно, он и впрямь не помнит. «Я пропала, — подумала Нико. — Сеймур будет разочарован… Как мне теперь жить? Все были правы… Виктор Мэтрик — мерзавец. Он ненормальный…» И тут у Нико вспыхнула мысль: не подставил ли ее Виктор, чтобы выгнать? Но возможно ли это? Информация поступила от самой Глиннис, через Викторию. Виктория даже не знакома с Виктором Мэтриком, но он, без сомнения, знает, что они подруги. Что, если Виктор сговорился с Глиннис Рурк… если так, то он зашел в предательстве непостижимо далеко. Он способен на все. Но с другой стороны, может, Виктор поступает с ней так же, как она с Майком: наблюдает и ждет, ждет, когда она проколется? — Ну? — сказал Виктор.

Нико посмотрела на него. На щеках Виктора обозначилась тонкая паутина сосудов. Он так стар! Ему помирать пора, возможно, Виктор уже мертв, только никто не догадывается. «Двадцать пять лет, — подумала Нико. — Двадцать пять лет семидесятичасовых рабочих недель, жертв, побед — и все псу под хвост из-за свихнувшегося старикана, настолько невежественного, что готов подарить контрафактные сумки женам своего руководства на Рождество. Он воплощение всего ненормального в мире корпоративного бизнеса. И когда-нибудь я сменю его».

Нико тянула время, откинувшись в кресле и положив ногу на ногу. В руководствах по правилам ведения переговоров не упоминают о том, как вести себя в подобной ситуации, но, что бы ни случилось, она не должна умолять шефа или показывать страх. Ей следует повернуть ситуацию в свою пользу; если это удастся, она, вероятно, справится с чем угодно. Нико пожала плечами:

— Не морочьте мне голову, Виктор. — Она говорила так, будто он пошутил и они оба поняли смысл шутки. — Мы с вами знаем, что Майк должен уйти.

«Мой лучший выстрел, — решила Нико. — Сказано твердо, но не агрессивно».

— Майк так не считает. — Виктор улыбнулся, и его улыбка показалась ей искусственной — преувеличенной и неискренней. Нико предположила, что своим ответом Виктор дает понять: он разговаривал с Майком. Вот чего она боялась больше всего: Майк заручится поддержкой Виктора, чтобы выгнать ее, Нико.

— Не сомневаюсь. — Нико вдруг вспомнила яйцо всмятку и ножик, которым срезала с него верхушку. Всего три часа назад она была уверена в успехе. Неужели она ошиблась?

Внезапно она услышала свое дыхание. Оно было слишком громким. Виктор, вероятно, слышал его, хотя их разделяло десять шагов, и понимал, что Нико боится. Она на мгновение задержала дыхание, тихо выдохнув через нос.

— Да мы не сомневаемся, не так ли? — Виктор коснулся пальцем своего переднего зуба, покачал его. Он сказал «мы», отметила Нико, наблюдая за ним с ужасом и облегчением. Это означает, что она, вероятно, все еще в игре. Если так, нужно поскорее завершить дело, пока Виктор снова не отвлечется.

— Сообщение об иске появится во всех газетах, — сказала Нико. — Глиннис всегда на виду. Это заинтересует всех, и она не задумываясь выложит свою версию истории.

— Будет лить воду на свою мельницу. — Виктор продолжал расшатывать зуб. — Именно этим занимаются знаменитости. Кошмар какой-то. У них появляется болезненное пристрастие к вниманию. По словам доктора Фила, с детьми это тоже случается. Для знаменитостей следовало бы завести специальные комнаты отдыха. — Нико улыбнулась. Все обойдется, предположила она, и ей показалось, будто мир снова обрел цвет. Когда Виктор начинал говорить о любимом телевизионном шоу, становилось ясно, что все будет хорошо. — Следует сделать это до или после возбуждения иска? — спросил Виктор.

— Следовало бы сделать это немедленно. Майка вызовут в суд, но если он уже не будет сотрудником «Сплатч Вернер», создастся глупое положение. Кроме того, нам, вероятно, удастся сохранить хорошие отношения с Глиннис, не делая вид, что мы отступаем перед ее требованиями. Если действовать быстро, никто не догадается. — Эту речь Нико готовила несколько дней.

— Так и поступим. — Виктор встал, давая понять, что встреча окончена. Чтобы сохранить равновесие, он оперся на стол пальцами левой руки, отекшими и узловатыми. — Сделаем это сегодня же днем. В четыре часа.

— Спасибо, Виктор. — Нико поднялась.

— Надеюсь, вы сможете прийти, — сказал Виктор в своей обычной приятной манере. — Я хочу, чтобы вы присутствовали при этом. Более того, я хочу, чтобы вы сообщили ему эту новость.


Нико, застыв, сидела на заднем сиденье лимузина, который медленно двигался по Ист-драйв в Центральный парк. Еще не было пяти, но парк наполнился людьми. Они выгуливали собак на поводках, катались на велосипедах и на роликах (на роликах! Подумать только, неужели на них до сих пор катаются?), бегали, бродили и даже ездили в конных экипажах, что, пожалуй, стоило бы запретить. Несчастные лошади, подумала Нико, когда такси обогнуло такую повозку. Она проводила взглядом лошадь, пытаясь понять, довольна ли та. Лошадь в шорах кивала, как фигурки животных с головой на пружинке, установленные на приборной панели машин… Зазвонил ее телефон.

— Ты сделала это? — с нетерпением спросил Сеймур.

— О Боже, Сеймур! — Восклицание прозвучало более эмоционально, чем ей хотелось. Посмотрела на водителя — не слушает ли он? — Это было тяжело. — Она нахмурилась, словно обвиняя в этом Сеймура.

— Но ты сделала это?

— У меня был выбор?

— Значит, сделала?

— Угу.

— И?..

Нико внезапно разозлилась:

— Как мы планировали, Сеймур. Как я тебе говорила, так и вышло. Вот и все.

Она отключилась и, нажав кнопку, опустила стекло. Ласковый теплый ветер ворвался в машину. Почему водители переходят на кондиционер, как только заканчивается зима? Это все мужчины придумали.

Но это было еще не все.

Она набрала номер домашнего телефона. Сеймур ответил.

— Сеймур, он… — Нико хотела сказать «плакал», но воздержалась. — Он был потрясен.

— Да? А ты чего ожидала?

— Что он будет потрясен.

— Как ты и хотела, — подытожил Сеймур. Нико отключилась, разочарованная. Как жаль, что нельзя объяснить мужу, заставить его понять, какую эмоциональную встряску она пережила в этот день. Смущение, страх и чувство вины.

Эмоциональная встряска сродни насилию… Нико поежилась. Никто не понимает, что это примерно то же, что и настоящее физическое насилие, не имеющее ничего общего с тем, что показывают в кино. Она вспомнила, как однажды сидела с Сеймуром в маленьком баре в Уэст-Виллидже и там вспыхнула драка. Первым побуждением Сеймура было укрыться под столом, но пораженная Нико не могла сдвинуться с места. Ее потрясло, что люди становятся так агрессивны, выходя за пределы дозволенного. Собственно, драка быстро прекратилась: двое парней отвесили друг другу по паре тумаков, опрокинули несколько стульев и бутылку воды. Но этого хватило. «Прячься!» — крикнул Сеймур, схватив Нико за руку и потащив под стол. Она вдруг заподозрила, что ее муж трус — ему следовало бы вступить в драку, но это было бы безумием. И Нико осознала, как они слабы и беззащитны. Когда кто-то нарушает границу, остаетесь ли вы прежним? Забудете ли когда-нибудь об этом? Сеймур поспешно вывел Нико из бара на маленький треугольник тротуара. Переглянувшись, они зашлись в безудержном смехе, продолжавшемся, несмотря на все попытки остановиться, не менее получаса.

Но того, что случилось с ней сегодня, Сеймур никогда не поймет. Нико одержала победу, но триумф дался ей непросто. Добивайся, но при этом плати за свои достижения. Мужья не желают знать о подобных вещах, и понять это способны только подруги.

— Он плакал, Венди, — прошептала Нико в телефон, когда ждала на улице лимузин. — Я не ожидала такого.

— Знаю, — сказала Венди. — Поразительно, как быстро они ломаются, когда давление становится слишком сильным. У нас есть какие-то представления о мужчинах, но все они ошибочны. Мужчины — слабые, маленькие, перепуганные люди, только с пенисами. Когда Шон заплакал, это было ужасно. Как будто он больше не был мужчиной, а я — женщиной. И я поняла, что должна стать женщиной нового типа и отказаться от всех этих косных представлений о том, какими следует быть мужчинам и какими — женщинам.

Нико кивнула:

— Я чувствовала себя дерьмом. А потом он набросился на меня. Сказал, что я служанка Виктора, сука. Насчет суки я не так уж и против, но чтобы служанка?

— Ты в жизни не была служанкой, — фыркнула Венди. — Такие женщины, как мы, сами держат служанок. И называются они мужчинами.

— Но именно все это и будут говорить. Все начнут называть меня служанкой Виктора Мэтрика…

— И пусть называют. Это лишь способ очернить тебя, потому что ты женщина у власти и это позволит им чувствовать себя не слишком разочарованными своими жалкими жизнями. Чужое мнение не должно беспокоить нас. Люди всегда всех осуждают, говоря: «Да, но хорошая ли она мать, деловой партнер, жена?» Кому какое дело, что думают другие, Нико? Они не знают, что происходит у тебя в душе. Они не побывали в твоей шкуре. Мы делаем все, что можем в предлагаемых обстоятельствах, — и нам это удается лучше, чем многим другим. Я решила избавиться от чувства вины. Я не могу и не хочу сделать все. И не надо от меня этого ждать. Боже, Нико, ты ведь все делаешь по-настоящему хорошо. Ты исключительный человек. Тебе придется это принять, но кое-кому это не нравится, ничего не поделаешь. Теперь ты президент и генеральный директор «Вернер пабликейшнз», и, видит Бог, этой проклятой компании повезло, что у них есть ты.

Такую речь, подумала Нико, услышишь только от подруги.

Автомобиль обогнул зеленую лужайку и остановился у светофора на перекрестке Семьдесят второй улицы и Пятой авеню. Как это красиво — зеленая трава и распускающиеся деревья на фоне элегантных серых зданий Пятой авеню. Все будет хорошо, да почему бы и нет? Сегодняшний день в каком-то смысле напоминал роды — муки, пот, страх и торжество. Роды требуют всех твоих сил до последней капли, но со временем ты забываешь об этом. Ты блокируешь в памяти все плохие воспоминания и, глядя на своего ребенка, понимаешь, что дело того стоило.

И она не сможет объяснить, каких огромных усилий стоило ей сегодняшнее достижение. Чтобы понять, через это нужно пройти самой — хотя справедливости ради надо заметить, что роды гораздо тяжелее. Но после них ты получаешь прекрасного младенца. Тогда как в данном случае, когда все закончилось, Майка вывела охрана и Виктор жал ей, Нико, руку, она внезапно осознала, что получила Виктора Мэтрика и, возможно, придется терпеть его до конца его жизни. Сколько бы он ни прожил.

Покинув кабинет Виктора в первый раз, утром, после обескураживающей сцены, когда Нико перепугалась, что ее уволят, она вошла в лифт, покрытая испариной. Нико не совсем понимала, как все произошло, но ее ошеломила внезапно открывшаяся сторона натуры Виктора. Непредсказуемость, абсолютная неразумность этого человека. Кажется, будто противостоишь крупному животному, поступающему только в соответствии с инстинктом. Нико испугалась за себя: вдруг она кончит, как Виктор Мэтрик? Неизвестно, что он мог сделать и каким моральным испытаниям подвергнуть ее в будущем. Виктор едва не вынудил Нико рассказать о разводе Венди. Ее ждали не просто новые профессиональные обязанности, на карту были поставлены ее принципы. Но к тому времени, когда лифт остановился на ее этаже, Нико решила, что справится со всем и примет этот вызов. А затем она прошла по коридору и увидела в своем кабинете Майка Харнесса. Он поджидал ее.

Майк знал. Нико не стала изображать удивление.

— Здравствуй, Майк. — Она села за стол, нажала кнопку на компьютере, и экран ожил.

— Не пообедать ли нам сегодня вместе? — Майк держал в руке авторучку и беспрестанно щелкал ею.

Формально он все еще был начальником Нико, и формально она не могла отказаться.

— Подожди, я посмотрю, нельзя ли изменить расписание. — Нико нажала кнопку интеркома. — Салли? Принеси, пожалуйста, мой ежедневник.

При этом Майк оставался в кабинете, словно хотел убедиться, что она не попытается увильнуть.

Они пообедали в заведении для туристов, куда издательские работники ходили, когда не желали огласки.

— Меня беспокоят слухи, Нико. — Майк отправил в рот тортеллини.

Кожа Майка напоминала цветом старое дерево — по его словам, он только что вернулся с длительного отдыха на Сен-Бартсе. Нико кивнула. Она заказала пиккату и собиралась съесть не более нескольких кусочков.

— Меня тоже, — кивнула Нико и сделала знак официанту, чтобы он принес еще воды с газом. — Но это только слухи. Майк. Как я могу бросить «Фейерверк»?

— Кто-то однажды сказал, что «Нью-Йорк пост» осведомлен больше, чем ЦРУ.

— Вероятно, это правда, если вспомнить о последних мировых событиях. Но ЦРУ не нужно сбывать газеты, а «Пост» нужно. Вот так и получается.

— Да, вот так и получается. Кстати, запомни: я нашел тебя. Это я привел тебя в «Сплатч Вернер». Без меня тебя просто не существовало бы. — Майк пожал плечами. — Ты знаешь, мой принцип — честные отношения со служащими. Ты не такая уж творческая личность. Ты очень внимательна к деталям, отдаю тебе должное. Но для того чтобы руководить отделом, нужно нечто большее.

Нико улыбнулась. Майк запугивает ее? Есть очень специфический тип людей, которые всегда приписывают себе чужие успехи, стараясь при этом унизить тех, кто их достиг. Эгоист постоянно лезет в центр сцены, даже если пьеса не о нем. «Не делай этого, Майк, — мысленно попросила Нико. — Не ухудшай без необходимости свой конец». И поскольку все это уже не имело никакого значения, сказала:

— Ты прав, Майк. И сменила тему.

У Майка был сын-подросток от первого брака, который заканчивал школу. Они обсудили достоинства и недостатки разных университетов. Каждый раз, когда Майк хотел сменить тему, Нико опять заговаривала о колледже. Она поступала отвратительно, но другого выхода не видела, поэтому, когда они расстались у лифтов, Майк не знал ничего конкретного.

«Ты покойник», — подумала Нико, когда за Майком закрылись двери лифта.

В четыре часа позвонила Морин, секретарь Виктора Мэтрика.

— Виктор хотел бы видеть вас у себя.

Нико вошла в кабинет Виктора за минуту до Майка.

— Готовы, Нико? — спросил Виктор. — Все должно пройти, как у доктора Фила.

Нико никогда не видела доктора Фила, но не представляла себе, что дело обернется такой жестокостью.

Майк появился через несколько секунд. Когда он шагнул в дверной проем, на мгновение его лицо выразило невероятное удивление. Он обвел их взглядом и быстро отвел глаза, как животное, внезапно обнаружившее, что оно в клетке. Нико стояла у стола Виктора, и Майк, вероятно, пытался сообразить, выступают ли она и Виктор единым фронтом или проблемы у нее и у него, Майка. В любом случае он решил отмежеваться от Нико, поэтому не обращал на нее внимания. Прошел по комнате, подчеркнуто избегая смотреть на нее, и сел напротив стола Виктора.

— Ну, Виктор, — начал Майк неестественно оживленным тоном. — Что стряслось?

Виктор откинул голову.

— Нико говорит, на тебя вот-вот подадут в суд.

— Нико? — Майк посмотрел на нее с деланным изумлением, скрывая под ним ненависть. — Какого черта она знает?

— Видимо, больше, чем ты, — спокойно произнес Виктор.

— За что? — небрежно поинтересовался Майк.

— За нарушение условий контракта с Глиннис Рурк, — ответила Нико.

— Глиннис Рурк — бездарная дура, которая даже не может вовремя приехать на встречу.

— У меня есть распечатки писем, присланных по электронной почте. От тебя — ей. Ты назвал Глиннис тупой…

— Так и есть…

— Подумай, как это будет выглядеть в газетах.

— Да кому какое дело? — отрезал Майк.

Нико пожала плечами:

— Зачем нам скандал, если можно избежать его?

Майк посмотрел на Виктора, ища поддержки, но не получил ее и перевел взгляд на Нико.

— Ты кто? Грязная предательница? Собираешь за моей спиной информацию…

— Она попала ко мне случайно. Нам повезло… эта информация могла попасть к кому-то другому. Постороннему…

— Ах ты, сука…

— Майк… — Виктор поднял руку.

— О, я понял, — кивнул Майк. — Теперь ты служанка Виктора. Маленькая дева, выполняющая за него грязную работу. Ледяная дева.

— Ты уходишь, Майк, — сказала Нико.

— Что?!

Нико вздохнула и, скрестив на груди руки, слегка оперлась на стол Виктора. Майку не следовало садиться; не подумав, он позволил ей испытать чувство превосходства.

— Именно так, — отозвалась она. — Ты уходишь… я прихожу.

Майк рассмеялся.

— Ты не можешь уволить меня, — проговорил он между приступами смеха.

Виктор покачал свой зуб.

— Может. И она только что это сделала.

И тут Виктор совершил нечто устрашающее. Встал, раскрыл рот и, опершись на стол, расхохотался.

Силы небесные! Нико в тревоге попятилась, случайно столкнула со стола пресс-папье с небоскребами Нью-Йорка внутри и в стремительном броске поймала его обеими руками. Смех Майка сменился молчанием; он откинулся в кресле, потрясенный, напуганный и смущенный. Заглянуть в черную и кажущуюся бесконечной бездну рта Виктора было для него почти то же самое, что заглянуть в пасть льва.

— Какого черта, Виктор? — Майк выбрался из кресла. — Что здесь творится? Почему ты так поступаешь со мной?

Виктор вернулся в свое кресло и принял обычный вид Санта-Клауса.

— Потому что могу, Майк.

— Не понимаю, Виктор, — начал Майк и поднял руки. На глазах у него выступили слезы, нос покраснел и распух. — Я работал с тобой двадцать пять лет…

Виктор сложил перед собой ладони.

— Конец главы, — весело проговорил он и нажал кнопку интеркома. — Вызовите, пожалуйста, охрану.

Майк повернулся к Нико. На щеках у него белели полоски, там, где слезы размыли средство для загара. Некоторые мужчины так никогда и не научатся правильно пользоваться косметикой, с грустью подумала Нико.

— Почему ты это сделала? — спросил Майк. — Я же тебя создал.

Нико покачала головой, чувствуя себя замаранной. Какой грязный, отвратительный спектакль они разыграли, и все ради Виктора Мэтрика. Что ж, теперь она повязана, дороги назад нет.

— Сожалею, — сказала Нико.

— Да, — кивнул Майк. — Если сейчас не сожалеешь, пожалеешь потом.

Что еще ему сказать? Но страх уже поднялся из глубины и, как змея, оплел ее сердце.

Два охранника встретили Майка в дверях. Один ухватил его за плечо, но Майк со злостью стряхнул его руку.

— Я сам покину здание, если не возражаете.

— Что ж… — Виктор протянул руку. — Поздравляю.

Нико положила пресс-папье на стол и пожала протянутую руку, холодную, как у мертвеца.

— Спасибо.

— По-моему, все прошло хорошо, — заметил Виктор. И снова включил интерком. — Морин, запишите меня на прием к дантисту. Кажется, скоро опять отвалится коронка.

Теперь, сидя на заднем сиденье лимузина и мысленно прокручивая эту сцену в памяти, Нико содрогнулась.

Она снова посмотрела в окно. Автомобиль находился на Семьдесят девятой улице, рядом с домом Кирби. Еще не поздно изменить решение, попросить водителя миновать дом, где жил Кирби, свернуть на магистраль ФДР и поехать домой, что ей и следовало сделать. Но Нико еще не была готова к встрече с Сеймуром. Сейчас ей необходимо что-то особенное, чтобы ее обняли и приласкали. Она хотела почувствовать себя маленькой девочкой, а с Сеймуром это не получится. С мужем она не позволит себе проявить беззащитность. Кирби же видел Нико беззащитной и обнаженной — эмоционально и физически — и даже несколько униженной, когда, например, привязывал ее и заставлял умолять проделывать с ней разные вещи…

«На что походил бы брак с Кирби?» — спросила себя Нико, когда машина свернула к его дому. Быстро проскользнув мимо консьержа, Нико нетерпеливо нажала на кнопку вызова лифта. Кирби! А вдруг Кирби — нужный ответ… и она все же влюблена в него?

Нико стремительно прошла по коридору, внезапно охваченная иррациональным страхом, что Кирби нет дома и она так и не увидит его. Позвонила в дверь. Тишина. Сердце ее затрепетало. Она должна увидеть его. Нико снова нажала на кнопку звонка и затаила дыхание, надеясь услышать звук шагов. Но не услышала ничего и, запаниковав, постучала в дверь.

Кирби нет дома именно тогда, когда он действительно ей нужен! Нико посмотрела на часы: пять пятнадцать, а он обещал быть к пяти. Она подождет. Даст ему пять минут. Нервничая, Нико стояла у двери, без конца посматривая на часы. Когда четыре минуты истекли, решила, что подождет еще пять. Как он мог так с ней поступить, недоумевала она. Затем начала предполагать самое неприятное. Может, Кирби специально не пришел, желая унизить ее, показать, что не привязан к ее расписанию. Или она уже не нравится ему и он больше не хочет ее видеть. И это попытка избавиться от нее…

В конце коридора звякнул лифт и послышался шум открывающихся дверей. Это должен быть он, подумала Нико, и точно — через секунду из-за угла вынырнул Кирби, в вязаной шапочке и коричневой кожаной куртке. В одной руке он держал сотовый телефон, в другой — пакет с продуктами.

— Эй! — окликнул он Нико, как случайную знакомую, с которой столкнулся на улице. Нико рассчитывала совсем не на такое приветствие, поэтому почувствовала себя уязвленной. Но сказала себе, что это не важно, главное, что Кирби здесь.

— Я уже собиралась уходить.

Переложив пакет в другую руку, Кирби достал ключи и, легко коснувшись губ Нико, открыл дверь.

— Репетировал сцену для занятий по актерскому мастерству и увлекся, — объяснил он, проходя мимо Нико в квартиру. — Когда ты полностью во что-то погружен, то даже не замечаешь времени. А потом я вспомнил, что нужно купить молоко. Я каждый день напоминаю себе купить молоко и забываю.

Пройдя вслед за ним на кухню, Нико наблюдала, как Кирби вынул из пластикового пакета упаковку молока и поставил на верхнюю полку почти пустого холодильника. Молоко! Лучше бы он думал о ней.

— Как ты? — спросил Кирби, повернувшись к Нико. — Я не видел тебя — сколько? Неделю?

— Я не могла. — Нико испытала облегчение. Значит, легкая холодность вызвана тем, что он скучал по ней. — У меня был жуткий день…

— У меня тоже, — многозначительно произнес Кирби, переходя в гостиную. — Я нервничаю, я так взволнован. Сегодня вечером мне предстоит показать эту сцену в классе, и я хочу, чтобы она удалась.

— Уверена, так и будет.

— Понимаешь, это по-настоящему эмоциональная сцена. — Кирби сел на диван и взъерошил волосы. Посмотрел на Нико. — Что ты делаешь? Иди сюда.

— О, Кирби! — Нико вдруг почувствовала, что совсем раскисла. «Со мной никогда такого не было», — подумала она, боясь расплакаться.

— Эй, что такое? — спросил Кирби.

Нико села рядом, он обнял ее за плечи, и она, расслабившись, прильнула к нему, наслаждаясь этим чудесным ощущением. Кирби не самый интеллектуальный человек в мире, но он всегда знает, в чем она нуждается эмоционально. И Нико подняла к нему лицо, желая рассказать про свой день. Но Кирби, видимо, не так понял, потому что сразу же начал ее целовать.

Губы Нико протестующе сжались. Она несколько секунд отвечала на поцелуи, но потом отодвинулась.

— Кирби, у меня действительно был неприятный день, — поспешно проговорила она, желая довести это до его сознания. — Мне пришлось уволить человека…

— Я думал, ты все время только это и делаешь, — шутливо заметил Кирби.

Нико терпеливо улыбнулась. То, что он пытался шутить, когда ей отчаянно хотелось серьезности, вызвало у нее раздражение.

— Этот человек, между прочим, мой начальник. И теперь я заняла его место.

— Значит, ты должна быть довольна. — Кирби притянул ее к себе, поцеловал в шею, пониже уха, и прошептал: — У тебя новая работа. Я всегда радуюсь, когда получаю новую работу. Это значит, что у меня будет больше денег.

— Дело не только в этом. — Нико отвернулась.

— Ты не получишь больше денег? По-моему, это не очень здорово. — Он с торжествующим видом откинулся на диване, словно сделал грандиозное открытие. Нико посмотрела в это красивое пустое лицо. Как у золотистого ретривера. Красивое, но глупое.

У Нико упало сердце. Она не вправе так думать о Кирби. Не его вина, что он не понимает. Просто Кирби не очень образован — закончил двухгодичный местный колледж, одновременно пытаясь пробиться в модели.

— Давай, дорогой. — Она встала и взяла его за руку. — Пойдем в спальню. — Как только они займутся сексом, все встанет на свои места и она снова будет хорошо думать о Кирби.

— А я уж решил, ты вообще не захочешь секса. Ты сегодня какая-то странная.

— Только из-за всех этих событий. — Нико быстро разделась, аккуратно сложив одежду на комод и засунув трусы под юбку. Она легла на кровать, и он, обнаженный, водрузился на нее. Вот теперь хорошо! Нико крепко обняла Кирби, чтобы как следует почувствовать его вес. Ничто не сравнится с молодым мускулистым мужчиной. Какая у него мягкая кожа… наверное, мягче, чем у нее.

— Привязать тебя? — спросил Кирби.

— Не знаю.

Иногда он привязывал ее к кровати за запястья, и невозможность двинуться усиливала возбуждение. Но сегодня ей не хотелось этого. Нико желала, чтобы Кирби снял с нее напряжение. Мечтала, чтобы он заставил ее почувствовать себя кем-то другим, как всегда бывало раньше. Может, развратной женщиной из порнофильма. Женщиной, которая занимается этим с мужчиной, а другие мужчины наблюдают…

— Трахни меня.

Рука Кирби скользнула между ног Нико.

— Как изволите, красивая леди.

О нет! Ну зачем он это сказал? Ведь ее желание так зыбко. Красивая леди. Она не должна об этом думать. Нужно не обращать внимания и расслабиться. Но Нико не могла отделаться от этой мысли. Хочет ли она вообще заняться сексом?

— Ты не очень влажная, — заметил Кирби.

— Извини. — Нико пыталась скрыть чувства за робкой улыбкой. — Наверное, напряжение сказывается…

— Я расслаблю тебя.

Кирби раздвинул ноги Нико и начал лизать ее. Нико положила ладонь ему на голову, надеясь что-то почувствовать. Но ничего не вышло — более того, она ощутила раздражение.

Что с ней такое творится?

— Кирби, — тихо сказала она. Он поднял голову. — Давай просто займемся сексом, а?

— Конечно, как скажешь, детка. Ты же знаешь, я все для тебя сделаю…

Нико приложила палец к его губам, заставив замолчать. Если он опять начнет слишком много говорить, она уже не сможет продолжать. Нико откинулась на подушки, провела ладонью по мускулистым плечам Кирби и нащупала маленький, удививший ее бугорок. Прыщ? У Кирби Этвуда прыщ… на плече?

«Прекрати!» — приказала себе Нико. Она не станет, по примеру других женщин, зацикливаться на мелких недостатках мужчины, пока он не потеряет для нее сексуальную привлекательность. Ей чертовски повезло, если в сорок три года она встретила мужчину, пожелавшего с ней спать, тем более такого, как Кирби. Она получит от этого удовольствие. Она должна получить от этого удовольствие. Ей необходимо отвлечься… Сосредоточившись на его твердом пенисе, на своих ощущениях и на простой физической радости от совокупления с горячим молодым мужчиной, Нико еще выше приподняла бедра и положила ладони на его ягодицы, заставляя его войти в нее еще глубже.

На некоторое время Нико почти удалось обо всем забыть, она даже вскрикнула от наслаждения. Потом Нико лежала, обнимая Кирби, гладя ладонями по спине и бедрам, наслаждаясь гладкой кожей и вынуждая его оставаться в ней, даже когда пенис начал опадать.

— Вот это да! — Кирби посмотрел на нее. — Какая настойчивость.

Нико кивнула, не желая отпускать его. Как хорошо, что ее палочка-выручалочка по имени Кирби по-прежнему действует. Но пока Нико одевалась, реальность снова навалилась на нее, и ей стало немного грустно. Никуда не деться — все это уже не так славно, как раньше, а однажды, вероятно, довольно скоро, и вовсе не сработает.


Загрузка...