5

В сексе, думала Нико, есть право собственности. Если ты владеешь своей сексуальной жизнью, значит, владеешь миром.

Ну или хотя бы чувствуешь, что владеешь. Последние полтора месяца, с тех пор как она начала скандальные отношения с Кирби, Нико ощущала себя на вершине мира. Ее походка стала энергичной, замечания резкими. Она много смеялась и шутила. Привела в порядок свое тело. В ней горело желание — и не только к Кирби, но и жизни вообще.

Это начали замечать окружающие. Нико и в голову не пришло бы, что Кирби Этвуд невольно способствует ее карьере.

Прошло около месяца с той субботы, когда они случайно встретились с Лайном Беннетом. Нико чуть не попалась, но, как она и рассчитывала, Лайн не счел это событие таким важным, чтобы рассказать о нем Виктории. Тем не менее трепет едва не пойманной и чудом избежавшей поимки жертвы возбуждал, и Нико становилась все смелее и смелее, тайком договариваясь с Кирби, чтобы он появлялся на коктейлях и мероприятиях, где ей приходилось бывать почти каждый вечер. На людях они только разговаривали, но то, что Кирби находился там, наблюдал за ней и Нико могла украдкой поглядывать на него, превращало потенциально скучный вечер в нечто весьма интересное. Нико нравилось ощущать могущество, обретенное благодаря владению секретом, о котором никто не подозревал. В декабре, передвигаясь по теплым, слишком обильно украшенным комнатам, где проходила вечеринка, разговаривая о делах, просто болтая, Нико всегда держалась на виду, чувствуя себя недоступной.

Во время рождественских каникул, проведенных в Аспене, она пережила эмоциональное потрясение. Нико испытывала усталость, опустошенность и одиночество, хотя им с Сеймуром и Катриной пришлось ютиться в маленьком сьюте с двумя спальнями в отеле «Литтл Нелл». Но едва они приземлились в аэропорту Кеннеди, от легкой депрессии не осталось и следа. Бедняга Кирби так и не попал на яхту к Лайну (Нико всегда удивляло, что он приятельствует с Лайном, но такие красивые молодые люди, как Кирби, умеют заводить знакомства) и поехал к родителям в Сент-Луис. Нико же встретилась с Кирби только в первый четверг после Нового года — ей удалось ловко сократить ленч и примчаться к нему домой. Первые десять минут Кирби дулся, вставляя новую батарейку в телевизионный пульт и то и дело мрачно поглядывая на Нико. Наконец ему удалось правильно вставить батарейку, и он включил телевизор.

— Итак, — проговорил он, изображая интерес к шоу Эллен Дедженерес, — ты спала с ним?

— С кем? — спросила Нико, думая о том, что, если у Кирби не изменится настроение и он не перейдет к сексу, ей придется уйти ни с чем.

— Ты знаешь. — В голосе его звучали обвиняющие нотки. — С мужем.

«Он ревнует, — удивилась она. — Ревнует к Сеймуру!» Если бы Кирби знал…

— Нет, не спала.

— Из-за меня?

— Да, милый, из-за тебя.

Не из-за него, но это не касается Кирби. Какая ирония, с насмешкой размышляла Нико, что ее супружеские отношении с Сеймуром составляют гораздо большую и более постыдную тайну, чем преступный роман с Кирби.

Последние три года у них с Сеймуром не было настоящих сексуальных отношений.

Часто много месяцев проходило вообще без секса, а когда они занимались им, то понимали, что совершают это из чувства долга, а желание не имеет к этому никакого отношения. Но это еще не все. Они почти не прикасались друг к другу, не считая периодических сухих поцелуев в щеку или нечаянного касания голых ног под одеялом. Сеймур всегда сжимал ее пальцы своими, а потом отодвигался. Нико знала, им следовало бы поговорить об этом, но что-то в поведении мужа не располагало к подобным откровенным беседам. Кроме того, она знала, что он скажет: «Секс не очень меня интересует. Ты тут совершенно ни при чем, но я не собираюсь изображать то, чего не чувствую». Подозревая, что выяснение тайн и мотивов, стоящих за отношением Сеймура к сексу (и к сексу с ней), будет болезненным и разрушительным для их брака, Нико оставила все как есть.

Поначалу она испытывала растерянность и обиду, но со временем, по мере того как проходили месяцы, обнаружила, что ей не так уж этого и не хватает. Она сказала себе, что проживет и без секса, особенно когда есть так много другого, более важного. А затем появился Кирби…

Было половина одиннадцатого вечера, и Нико расположилась на заднем сиденье лимузина, принадлежавшего компании «Сплатч Вернер», который вез ее домой. Стоял сырой холодный вечер — до этого прошел дождь и температура упала ниже нуля, так что теперь улицы блестели в белом свете фонарей и витрин магазинов. Нико поправила длинное темное платье, облегающее фигуру, и поплотнее закуталась в норковую шубу. Она возвращалась с мероприятия по сбору денег на образование, и Кирби там присутствовал. Конечно, он сидел не за ее столиком — это было бы слишком рискованно. Но Сьюзен Эрроу, глава пиара, выразила радость по поводу того, что заполучила Кирби за свой столик — на подобных мероприятиях красивые молодые люди редкость. Знакомство Кирби со Сьюзен Нико устроила еще в декабре, решив, что это поможет ему в актерской карьере. Между Сьюзен и Кирби установились непринужденные дружеские отношения. С того времени Кирби совершенно естественным образом предложил Сьюзен приглашать его, если ей требовалось сопровождение. Таким образом, Кирби сидел за соседним столиком, и никто не знал, что он здесь благодаря Нико.

Она откинула голову на спинку сиденья. За весь вечер ей удалось поговорить с Кирби два раза и всего по несколько секунд. Но дело не в этом. Нико хотелось, чтобы любовник увидел ее во всем блеске — волосы уложены, на шее ожерелье из бриллиантов и рубинов, которое она купила три года назад, получив премию в полмиллиона долларов.

— Ты прекрасно выглядишь, — прошептал Кирби, когда Нико поздоровалась с ним.

— Спасибо, — прошептала она в ответ, легко коснувшись его плеча.

Но ей хотелось, чтобы он увидел не только внешнюю оболочку. Нико желала, чтобы Кирби понял, кто она в этом мире и как высоко поднялась. Нико мечтала, чтобы он увидел ее здесь, увидел, как она сидит во главе стола рядом с Виктором Мэтриком. А позднее — получает награду за свои усилия по сбору средств для оборудования компьютерных классов в школах…

Нико ничуть не стыдилась того, что жаждет произвести впечатление на любовника, тем более что не может поразить своего мужа, по крайней мере таким образом. Сеймур отказывался посещать подобные мероприятия, говоря, что ему неприятно выступать в роли мистера Нико О'Нилли. Поначалу это больно ранило ее, но она пережила и это.

Нико поудобнее уселась на сиденье, наконец позволив себе во всей полноте осознать значение сегодняшнего вечера. Сеймура там не было, но это не страшно. Он все равно будет гордиться ею, особенно когда она расскажет, что произошло за столом, где сидели Виктор Мэтрик и Майк Харнесс.

Нико весело прищурилась, глядя в тонированное окно на магазины, возвышающиеся вдоль Пятой авеню, словно желтые айсберги. Позвонить, что ли, Сеймуру и сообщить ему хорошую новость — о том, что сказал ей Виктор? Нет. Водитель может услышать и посплетничать с другими. Никому нельзя доверять. Нико видела, как гибли карьеры из-за хвастовства. Гораздо лучше сообщить об этом Сеймуру с глазу на глаз. Он, быть может, разжег камин, и тогда она снимет туфли и они обсудят случившееся.

Нико чуть заметно улыбнулась, вспомнив момент за торжественным ужином, когда Виктор Мэтрик повернулся к ней и тихо сказал:

— Мне хотелось бы, чтобы в эти выходные вы с Сеймуром прилетели ко мне на Сен-Бартс.

Она сразу же поняла, что это не светское приглашение, а встреча для разработки тайной стратегии вдали от любопытных глаз, и на секунду замерла. Нико посмотрела на Майка Харнесса. Тот засовывал в рот большой кусок хлеба (пища на этих ужинах всегда была несъедобной) и казался раздраженным тем, что сидел рядом с подружкой Селдена Роуза — привлекательной молодой женщиной немного за тридцать. Майк, без сомнения, не считал ее сколько-нибудь важной.

И Нико подумала: «Майк, детка, тебя вот-вот вышвырнут пинком под зад».

И сделать это собиралась именно она.

Мысль вызвала у нее тошноту и чувство глубокого удовлетворения одновременно. Значит, Майк все же ходил к Виктору насчет встречи в «Хаккабис», и, как подозревала Нико, его очевидное предательство вызвало у Виктора отвращение. Она приложила салфетку к губам и кивнула:

— Конечно, Виктор. Мы с удовольствием приедем.

Автомобиль свернул на Салливан-стрит, и, не дожидаясь, пока водитель откроет ей дверцу, Нико вышла из машины. По крутым ступенькам с крыльца особняка спускался невысокий мужчина в лыжной куртке и зимних ботинках. Его внимание было целиком сосредоточено на трех маленьких таксах, которых он вел на регулируемых поводках. С тех пор как три года назад Сеймур занялся разведением такс (теперь он надеялся получить награду на Вестминстерской выставке собак), он делал вид, что живет в городе как сельский сквайр, отсюда и лыжные ботинки.

— Сеймур! — радостно позвала Нико. Сеймур поднял глаза и, мгновение поколебавшись, подошел к ней.

— Как прошел ужин?

Нико наклонилась к собакам, радостно цеплявшим лапами подол ее платья. Когти у них были крохотные и смыкались, как ножки паука. Нико взяла одну из такс на руки.

— Здравствуй, Спайди. — Она поцеловала песика в макушку, посмотрела на Сеймура и выждала несколько секунд, чтобы дать ему время подготовиться к хорошей новости. — Думаю, Майка погонят.

— Прекрасно. — Глаза Сеймура расширились, и он одобрительно кивнул.

— И… На эти выходные Виктор пригласил нас к себе в Сен-Бартс, — торжествующе добавила она. Запахнулась в шубу и поднялась по ступенькам.

Особняк был пятиэтажный, с лифтом и садом позади дома. Четыре года назад они купили его в ужасном состоянии за два с половиной миллиона долларов, вложили в ремонт семьсот пятьдесят тысяч, и теперь он стоил более пяти миллионов. Однако полуторамиллионная закладная, по которой приходилось выплачивать пятнадцать тысяч в месяц, иногда казалась тяжелым бременем, тем более что Сеймур не участвовал в этих платежах. Нико не упрекала его — муж внес свою половину при покупке и расходах на ремонт и проделал большую часть работы. Но когда Нико задумывалась об этом, мысль о таком большом долге, о выплатах — месяц за месяцем — ужасала ее. А если ее уволят? Или у нее найдут рак? Если рассудить, карьера всего лишь мгновение во времени. Тебе отпущено десять, максимум пятнадцать лет, а затем твое время уходит, мир движется вперед, оставляя тебя позади. Взять, к примеру, Майка…

Но в этот вечер, открывая дверь собственного дома, Нико была убеждена, что все будет хорошо. С Майком, возможно, покончено. Но не с ней. Куй железо, пока горячо. И если она получит место Майка (а она получит его), ей по крайней мере несколько лет не придется беспокоиться о закладной и деньгах.

Нико вошла в прихожую, и снова ее охватило ликование, от которого даже подташнивало.

Своей отделкой дом скорее напоминал сельское жилище Вермонта, чем нью-йоркский особняк, — пол холла выложен кирпичом, в обшитые панелями стены вбиты крючки, на которых висят пальто и шарфы. В воздухе витал еле уловимый аромат пекущегося печенья, что не удивило Нико — в последнее время Катрина увлеклась кулинарией и требовала, чтобы Сеймур водил ее по всем четырехзвездочным ресторанам Манхэттена. Нико прошла по коридору. В доме жила прислуга, супружеская пара — чете отвели две комнаты справа и ванную. Миновав коридор, Нико оказалась в кухне открытой планировки. К задней стене дома Сеймур пристроил оранжерею; он использовал ее и для других целей и называл своей псарней. Нажав кнопку лифта, Нико поднялась на третий этаж.

Здесь располагались их с мужем спальня и ванная комната, а в задней части, с видом на сад, кабинет Сеймура. Нико вошла в спальню и расстегнула молнию на платье. Обычно в это время она уже спит, но тайное приглашение Виктора на Сен-Бартс лишило ее покоя. Нико все еще видела красное лицо Майка, искаженное раздражением. Интересно, он представляет, что с ним вот-вот случится? Нико полагала, что нет. Такое всегда происходит неожиданно. Ты предвидишь, даже обдумываешь подобную возможность, но, как правило, отмахиваешься от нее. Именно на это они (в данном случае они — это она и Виктор) и рассчитывают: на элемент внезапности.

Скинув платье, Нико небрежно бросила его на кресло. Ей стало не по себе из-за Майка, но дело в том, что и с ней однажды произошло подобное. Нико уволили, предательски и внезапно, десять лет назад, когда она была главным редактором журнала «Блеск»… и к тому же беременна Катриной. За две недели до этого ужасного события Нико тайком сходила на интервью в другой журнал мод, с большим тиражом и более высокой зарплатой, претендуя на должность главного редактора, и думала, что была достаточно осторожна. Как-то утром вскоре после интервью, в одиннадцать часов, в кабинет к ней вошла ее помощница — со странным выражением лица и с листком бумаги в руках. Через открытую дверь Нико увидела небольшое скопление людей. Она поняла: произошло нечто страшное, но только когда помощница подала ей факс и Нико встала, читая сообщение, до нее дошло, что происходящее имеет отношение к ней.

«Руководство с сожалением сообщает об увольнении Нико О'Нилли с поста главного редактора журнала «Блеск», — сообщалось в факсе. — Преданность мисс О'Нилли и ее деловые качества высоко ценились издательским домом, но она оставляет свое место по личным причинам. Приказ вступает в силу немедленно. Преемник будет назван вскоре».

Даже прочитав сообщение, Нико все еще думала, что произошла какая-то ошибка. Она не собиралась увольняться. Информация, переданная по факсу, скоро получит объяснение: вероятно, это чья-то неудачная шутка; в таком случае уволены будут они. Но буквально пять секунд спустя зазвонил ее телефон. Это была секретарша Уолтера Бозака! Уолтер Бозак, владелец, президент и генеральный директор издательского дома, вызывал Нико в свой кабинет.

Немедленно.

Собравшиеся с виноватым видом разошлись по своим местам. Они знали, что происходит. Никто не смотрел на Нико, пока она шла по коридору с факсом в руке. Нико не переставая терла листок пальцами и, войдя в лифт, увидела на руке кровь.

— Проходите сразу же, — сказала секретарша Уолтера — некая миссис Энид Веблем, судя по маленькой табличке на ее столе.

Когда Нико вошла, Уолтер Бозак, мужчина невысокого роста и очень похожий на грызуна, выскочил из-за своего стола. Мгновение Нико смотрела прямо ему в глаза, сознавая лишь, какие они маленькие и красные. Потом заговорила.

— Полагаю, это не шутка? — произнесла она. Нико понятия не имела, в каком состоянии он ожидал увидеть ее — в слезах, быть может, — но Бозак явно испытал облегчение.

— Нет, не шутка, — ответил он и улыбнулся.

Хуже всего была его улыбка, обнажавшая маленькие, недоразвитые серо-желтые зубы, чуть видневшиеся из десен. Эта фамильная черта клана Бозак наводила на мысль, что его представители генетически несовершенны: им не хватало кальция для формирования полноценных зубов.

С другой стороны, при их деньгах в этом не было необходимости.

Уолтер подошел и пожал ей руку.

— Мы ценим работу, проделанную вами для нашей компании, но, как понимаете, больше не нуждаемся в ваших услугах. — Рука у него была влажная и слабая, как деформированная клешня. — Миссис Веблем вызовет людей, которые проводят вас в ваш кабинет, а затем — из здания, — добавил он и еще раз одарил Нико своей путающей улыбкой.

Нико молча стояла и смотрела на него, открыто и бесстрашно. «Когда-нибудь я тебя уничтожу», — думала она.

Под этим взглядом Бозак почувствовал себя неуютно и отступил на шаг. Не отводя взгляда от его лица, Нико подалась вперед и положила факс на стол Бозака.

— Спасибо, — без всякого выражения произнесла она.

Повернулась и вышла из кабинета.

У стола миссис Энид Веблем ее дожидались двое мужчин в дешевых костюмах с такими суровыми и лишенными всяких эмоций лицами, словно они выдворяли сотрудников каждый день и были готовы ко всему. Внезапно Нико осенило. Ее могли уволить, но она не позволит унизить себя или поставить в неловкое положение. Она не позволит, чтобы ее провели по коридорам, как преступницу, отправленную на гильотину! Она не станет собирать вещи под взглядами этих двух громил и персонала — своего персонала, — хихикающего по своим кабинкам.

— Позвоните моей помощнице, пусть она перешлет вещи ко мне домой, — резко бросила Нико.

— Эти двое мужчин… — попыталась возразить миссис Веблем.

— Сделайте так, как я прошу.

Миссис Веблем кивнула.

Нико покинула здание. Было одиннадцать двадцать две.

И только дойдя до угла, она осознала, что у нее нет ни сумочки, ни телефона, ни ключей, ни денег. Даже мелочи, чтобы позвонить Сеймуру из телефона-автомата.

Стоя у мусорной урны, Нико пыталась сообразить, что делать. Вернуться в кабинет она не могла — ее, вероятно, уже внесли в тайный список тех, кому не разрешено находиться в здании, — и домой ей не доехать. Можно было бы пойти пешком, но квартира находилась в сорока кварталах на восток, на Йорк-авеню, и Нико сомневалась, что одолеет такое расстояние в своем положении. Срок у нее был три месяца, и она страдала от тошноты по утрам, хотя тошнота подступала в любое время и неожиданно. Нико наклонилась над урной, ее вырвало. И тут ей почему-то вспомнилась Виктория Форд.

На предыдущей неделе они с Сеймуром ходили к Виктории на вечеринку. Ее квартира была недалеко, на другой стороне Шестой авеню, и они с Викторией больше часа просидели в уголке, разговаривая о своих делах. Тогда в Виктории, модельере, идущем на подъем, угадывались уверенность и целеустремленность, которые обычно указывают на грядущий успех. Нико встречала не много женщин, похожих на Викторию, а разговорившись, они, словно две собаки, поняли, что принадлежат к одной породе.

«Как же молоды мы тогда были! — подумала теперь Нико, стягивая колготки. — Не больше тридцати двух или тридцати трех…»

Нико отчетливо помнила, как появилась в то утро у Виктории — улица запружена грузовиками, тротуары заполнены работающими в Швейном квартале людьми с изможденными лицами. Это был жаркий день в середине мая, почти тридцать пять градусов. Жилище Виктории находилось в здании, когда-то принадлежавшем небольшой фабрике; в вестибюле висели в ряд старые черные телефоны; возможно, они уже и не работали. Названия в списке, помещенном рядом с телефонами, принадлежали каким-то малоизвестным компаниям, которые, вероятно, уже много лет назад вышли из бизнеса, но ближе к концу была прикреплена маленькая белая карточка с аккуратно отпечатанным «В.Ф.».

Мгновение Нико колебалась. Возможно, Виктории и дома-то нет, а если и дома, что она подумает о ней? Они только что познакомились на вечеринке, а теперь вдруг Нико явилась к ней в середине дня.

Но Виктория не удивилась, и Нико всегда помнила, как выглядела ее подруга, когда открыла тяжелую серую дверь. Тогда Нико подумала: «Какая же она красавица!» Ее черные волосы были подстрижены по-мальчишечьи коротко — если у тебя такое лицо, как у Виктории, тебе ничего другого и не нужно, — а держалась она с грацией женщины, уверенной, что ее фигура привлекает мужчин. Нико полагала, что Виктория из тех, кому приятна зависть других женщин, но ее великодушие делало зависть немыслимой.

— Я так рада видеть тебя! — воскликнула Виктория.

В свете дня мансарда Виктории казалась веселой и небрежно-богемной; она как бы свидетельствовала о том, что существует и иной образ жизни. Мысль об увольнении начала проникать в сознание Нико, но она не впала в отчаяние, а ощутила странную легкость, словно попала в параллельную вселенную, где все прежде казавшееся ей важным больше не имело значения.

Она пряталась у Виктории до конца дня, дожидаясь часа, когда Сеймур наверняка появится дома. Вернувшись к себе, Нико обнаружила, что Сеймур в панике. Он уже услышал эту новость — она разошлась по всему городу; к ним звонили из газет и колонок светской хроники. Похоже, увольнение из «Крысиного гнезда» привлекло больше интереса и внимания, чем ее уход два года назад. Несколько последующих недель Нико пришлось терпеть ложь и полуправду о причинах ее увольнения, о недостатках ее характера и стиля руководства. Нико была потрясена, узнав, что кое-кто из нанятых ею сотрудников так ненавидел ее, что жаловался прессе на ее «холодность». Еще больше поразило Нико, что газеты вообще заинтересовались этим событием. Ока не представляла, что ее роль в газетно-журнальном бизнесе настолько значительна.

Нико хотелось исчезнуть, но Сеймур настоял на том, чтобы она появлялась на людях. Все должны знать, что Нико по-прежнему на плаву и ее не сломить. Он сказал, что неприятные статьи — только испытание, и поэтому три вечера в неделю Нико наряжалась и выносила свой растущий живот из квартиры — они с Сеймуром посещали коктейли, вернисажи и ужины, составляющие светскую основу издательского дела Нью-Йорка.

Что ж, думала Нико, надевая пижаму, Сеймур прав. Это было испытанием. Одни отвернулись от нее, а другим, например, Виктории или Венди, было все равно, уволили ее из «Крысиного гнезда» или нет. После этих вечеров Нико и Сеймур анализировали, как все прошло, кого они видели, что те сказали и какие у них могут быть планы. Сеймур считал необходимым знать, чего хотят люди, что им нужно и как далеко они зайдут, чтобы это получить. Этот вопрос был связан с моральными качествами…

Поначалу от этих бесед у Нико болела голова. Ей никогда не хотелось проникнуть в мысли других людей, как и им, по ее мнению, — в ее мысли. Нико стремилась к одному: превратить «Блеск» в отличный журнал. Это она сознавала. Нико полагала, что напряженная и добросовестная работа — сама по себе награда, и те, кто имеет хоть каплю разума, поймут это. Но Сеймур снова и снова твердил, что мир — во всяком случае, мир большого бизнеса — строится на других принципах. Миллионы талантливых людей оказываются не у дел только потому, что они не уяснили — важен не талант, а ощущения и выбор позиции. Ты должен уметь войти в ситуацию и сразу же вникнуть в нее.

Как-то вечером они присутствовали на коктейле по случаю выхода новой книги издательства «Монблан», и рядом с Нико сел мужчина лет пятидесяти. Нико поразили его кожа цвета красного дерева (он пользовался средствами для загара) и галстук в серебряную и черную полоску.

— Я хотел сказать, что вы отлично работали в «Блеске». «Крысиное гнездо» совершило большую ошибку, — заметил он.

— Спасибо, — ответила Нико, подумав: кто он? Она как будто должна его знать.

— Над чем вы сейчас работаете? Помимо очевидного. — Мужчина взглянул на ее живот.

— Я рассматриваю несколько интересных предложений, — ответила Нико, как учил ее Сеймур.

— Возможно, как-нибудь вы заинтересуетесь тем, чтобы поговорить и с нами.

— Конечно, — кивнула Нико.

И только когда он отошел, Нико поняла, что это — Майк Харнесс, только что назначенный генеральным директором издательской группы компании «Сплатч Вернер».

— Видишь? — радостно воскликнул Сеймур, когда они возвращались домой на такси. — Вот в чем смысл выходов в свет в Нью-Йорке. Теперь нам остается только ждать.

— Может, он и не позвонит.

— О нет, позвонит, — уверенно возразил Сеймур. — Не удивлюсь, если он наймет тебя вместо Ребекки де Сото в журнал «Фейерверк». Понимаешь, Ребекка не его ставленница. На это место он хочет посадить своего человека, чтобы укрепить положение.

Нико немного знала Ребекку де Сото, и та ей нравилась.

— Бедная Ребекка, — проговорила она.

— Бедная Ребекка — пустое место, — с издевкой отозвался Сеймур. — Тебе нужно выработать более жесткий подход. Дело не в том, что у тебя к ней какие-то личные претензии. Ты даже не знаешь ее. Это просто бизнес.

Через три месяца после рождения Катрины компания «Сплатч Вернер» объявила, что Нико О'Нилли заменит Ребекку де Сото на посту главного редактора журнала «Фейерверк». И Нико поняла, что Ребекка тоже ничего подобного не ожидала.

А затем, как только она снова оказалась наверху, вдруг откуда-то появилось множество друзей — ей посылали цветы, визитные карточки и поздравления. Сеймур настоял, чтобы Нико ответила каждому, даже тем, кто сторонился ее после увольнения. Но первой она написала Ребекке де Сото, высоко оценив ее работу и пожелав удачи. Нет смысла без необходимости наживать себе врагов, подумала Нико.

Особенно когда тебе нужно одолеть настоящих соперников.

Проработав две недели, Нико увидела, что первым ее заклятым врагом стал тот, кто должен был стать союзником, — Брюс Чикалис, редактор «Фейерверка». Брюс, высокомерный молодой человек лет тридцати пяти, считался золотым мальчиком Майка Харнесса, о чем никому не давал забыть.

Он и Нико с первого взгляда возненавидели друг друга.

Брюс воспринимал женщин только с точки зрения своих отношений с ними. Он делил женщин на два типа: тех, с кем можно заниматься сексом, и тех, кто не годится для этого. Относящиеся ко второму типу для него словно не существовали. Брюс считал, что женщина должна быть красивой, с большой грудью, стройной и покорной. На деле это означало — женщина должна делать ему минет, когда он того пожелает. Брюс не излагал это вслух, да и зачем? Нико и так ощущала его презрение к женщинам; оно сквозило в каждом слове. Нико познакомилась с ним, когда он вошел в ее кабинет, указал на модель на обложке последнего выпуска «Фейерверка» и заявил:

— Я хочу знать одно — можете ли вы устроить мне свидание с ней?

— Простите?

— Если вы устроите мне свидание с ней, — проговорил Брюс с ухмылкой, указывавшей на то, что он привык к поклонению женщин, — то сохраните работу.

— При вашем отношении к женщинам беспокоиться об этом следует вам, — ответила Нико.

— Посмотрим. Последняя редакторша недолго продержалась. — Брюс сел, одарив ее мальчишеской улыбкой.

Нико встала.

— Я не последняя редакторша, Брюс. А теперь, прошу извинить, у меня встреча с Виктором Мэтриком. — И вышла из кабинета, предоставив ему размышлять над его судьбой.

Разумеется, никакой встречи с Виктором Мэтриком у Нико не было, но Брюс не знал этого. Нико отправилась в дамскую комнату и десять минут просидела в кабинке, собираясь с мыслями. Придется убрать Брюса Чикалиса. Она поняла, что Ребекку де Сото уволили из-за него. Но что еще важнее, Нико поняла и то, что Брюса ничуть не волновала судьба «Фейерверка». Журнал для него — средство для продвижения наверх, к более значительному посту, а значит, к большим деньгам и лучшим девицам. Если Нико тоже не удержится здесь, это подтвердит безупречность Брюса и его имидж улучшится. Но он не на ту напал. Ее не уволят второй раз подряд. Одно увольнение — это случайность, два — провал. С ее карьерой будет покончено, и что тогда скажет Сеймур? И что подумает о ней ее маленькая дочь?

Ответ был прост: необходимо убрать Брюса Чикалиса.

До увольнения и до встречи с Брюсом Нико никогда не думала о карьере таким образом. Она говорила себе, что не унизится до устранения соперников. Но говорила так только потому, что сомневалась в своей способности устранить их. Нико не знала, хватит ли у нее на это сил. Однако, сидя на стульчаке и размышляя об этом, Нико осознала, что у нее нет другого выхода, а кроме того, она еще и получит от этого удовольствие.

Она сотрет эту насмешливую, презрительную, циничную ухмылку с лица Брюса Чикалиса!

На следующий день Нико позвонила Ребекке де Сото. Целый час они с Сеймуром обсуждали, где должна состояться встреча. Сеймур считал, что она должна быть тайной, но Нико не соглашалась. Она не могла пригласить Ребекку де Сото на ленч в какое-то заурядное место — Ребекка бы оскорбилась, а Нико помнила, какой зачумленной она чувствовала себя после увольнения. Нико не смогла бы просить у Ребекки информацию, ведя себя так, словно стыдится появляться в ее обществе.

Они пошли в ресторан «У Майкла».

— Только вы проявили порядочность, прислав мне письмо, — сказала Ребекка. Они сидели за одним из передних столов, на виду у всего ресторана, и Нико ловила на себе любопытные взгляды посетителей. — Вам следует остерегаться Брюса. Он опасен, — осторожно проговорила Ребекка.

Нико кивнула:

— Чем именно?

— Он назначает важные встречи с рекламодателями, затем меняет время, а его помощник «забывает» сообщить вам.

На следующий день Нико встретилась с Майком Харнессом в лифте.

— Я слышал, вчера вы обедали «У Майкла» с Ребеккой де Сото, — заметил он.

Нико похолодела, но тут же напомнила себе, что специально выбрала этот ресторан, стремясь к распространению слухов. Ей хотелось, чтобы люди знали — она не боится.

— Верно, — отозвалась Нико.

Она не сочла нужным ни объясняться, ни извиняться. Мяч снова был на стороне Майка.

— Необычный выбор сотрапезника, не так ли? — Майк потер шею под воротничком рубашки.

— Ничуть, Ребекка моя приятельница.

— На вашем месте я вел бы себя осторожнее. — Майк посмотрел на густо-оранжевую тыльную сторону своей ладони. — Мне говорили, что она лгунья.

— Спасибо, я учту это.

Ублюдок, подумала Нико, глядя, как он выходит из лифта. Мужчины всегда заодно, как бы они ни ошибались. Что ж, женщины тоже умеют играть в эту игру.

Две недели спустя Нико начала приводить в исполнение свой план.

Субботним днем Виктор устраивал весенний праздник в своем поместье в Бедфорде, штат Нью-Йорк, традиционное ежегодное увеселение для избранного руководства компании «Сплатч Вернер». Дом представлял собой украшенное башнями сооружение из серого камня, построенное в двадцатых годах двадцатого века; территория поместья составляла пятьдесят акров, расположенных рядом с природным заповедником. В то время Нико и Сеймур ездили на джипе «вагонере», и когда они припарковались на стоянке в конце подъездной дорожки длиной в милю, с ревом подкатил на коллекционном «Порше-911» Брюс Чикалис. Нико вышла из джипа с Катриной на руках в тот момент, когда Брюс лениво вылез из «порше» и не спеша протирал солнцезащитные очки. Он аккуратно водрузил очки на нос, посмотрел на Нико и улыбнулся — как раз в ту минуту, когда из-за угла дома показался Виктор Мэтрик в теннисном костюме.

— Вот теперь я действительно вижу тебя, Нико, — громко сказал Брюс. — В качестве матери. Ну разве не чудесно, Виктор?

Нико хотелось убить его, но она поймала взгляд Виктора. Тот хлопнул Брюса по спине.

— Пора и тебе, Брюс, подумать о детях, — заметил он. — Я считаю, что семейные мужчины — лучшие руководители.

Нико только это и хотела услышать.

В какой-то момент днем она унесла Катрину на второй этаж, в одну из гостевых комнат, чтобы покормить грудью, и на обратном пути встретилась в коридоре с Виктором.

— Спасибо вам за это, — как бы между прочим проговорила она, имея в виду инцидент у машины. Нико показалось, что Виктор слегка польщен.

— Приходится осаживать этот молодняк, — усмехнулся он. — Кстати, как у вас идет работа?

Они уже почти спустились вниз — через несколько секунд им придется расстаться, — и, вероятно, для Нико это единственная возможность поговорить с Виктором наедине.

— Мы готовим потрясающий первый номер, — уверенно заявила Нико, переложив малышку на другую руку. — Убеждена, мы достигнем успеха только в том случае, если будем помнить: «Фейерверк» — журнал, поддерживающий женщин. Когда к рекламодателям входит издатель-мужчина, по-моему, это не производит столь сильного впечатления, какое способны создать мы, женщины.

Виктор кивнул:

— Может, вы и правы. Я подумаю об этом.

Нико продолжала в том же духе, постоянно напоминая Виктору, что на рекламодателей необходимо производить самое выгодное впечатление, и одновременно оберегая свой тыл от Брюса. Несколько месяцев прошло без видимого результата, но в конце концов, как всегда и случается, нужный момент подвернулся.

Одна из косметических фирм-гигантов устраивала в выходные дни рекламную акцию и праздник на эксклюзивном лыжном курорте в Чили. Знаменитости, модели и руководство журналов летели на привилегированный «отдых» на частном «Боин-ге-747» — ради подобных мероприятий и жил Брюс. К сожалению, «Сплатч Вернер» не поощряла поездок руководителей в отдаленные места, откуда их было сложно вызвать в случае необходимости. Нико знала, что если бы Брюс хоть немного раскинул мозгами, то остался бы в Нью-Йорке. Трудность заключалась в том, чтобы убедить его лететь.

Но как?

— Это легче, чем ты думаешь, — сказал Сеймур. — Мужчины примитивны. Просто сообщи ему, что он не может лететь.

— Вообще-то я не вправе указывать ему, что он может, а чего не может делать.

— В том-то все и дело, — ответил Сеймур. Утром по средам Нико проводила еженедельные встречи с Брюсом и старшим руководством. В конце встречи она заговорила о мероприятии в Чили.

— Я не хочу, чтобы ты летел, — проговорила она ровным, бесстрастным тоном. — По-моему, ты с большей пользой проведешь время, если останешься на этой неделе в Нью-Йорке.

Потрясенный Брюс поднял брови, но быстро овладел собой:

— Снова строишь из себя мамочку?

Он как будто пошутил, но в голосе прозвучало раздражение.

Через десять минут Брюс зашел к ней в кабинет и захлопнул дверь.

— Нам нужно поговорить. Никогда не смей указывать мне в присутствии персонала, что я могу делать, а чего не могу.

— Это и мой персонал, — спокойно возразила Нико. — Я должна быть уверена, что журнал выйдет в срок.

— У меня свои сроки.

— Как угодно, — пожала плечами Нико. — Я лишь прикрываю твои тылы.

Он недоверчиво фыркнул и вышел.

Ясно, что наживку Брюс заглотил. Пока он катался на лыжах в Чили в обществе моделей, облаченных в бикини, Нико и Виктор подобрали ему замену — женщину. Майк Харнесс мог бы защитить Брюса, но Нико подозревала, что Виктор, настояв на его увольнении, использовал этот случай для того, чтобы держать Майка в рамках.

Брюсу предстояло узнать об увольнении на следующий день после возвращения из Чили. Вероятно, он почувствовал: в его отсутствие что-то случилось, поскольку, прилетев днем, позвонил Нико, предложил вместе поужинать и обсудить «стратегию».

От этого предложения Нико не могла отказаться, и ужин стал одним из первых ярких моментов ее карьеры. Она навсегда запомнила тот вечер, когда сидела напротив Брюса, а тот все говорил о том, что им пора прекратить вражду и попытаться работать вместе, одной командой. Нико кивала и соглашалась с ним, зная, что к полудню завтрашнего дня с Брюсом будет покончено, он покинет здание, и она выиграет. Нико охватило сладостное, ласкающее ощущение власти — а он находился в неведении. Несколько раз во время ужина Нико становилось жаль Брюса, и она подумывала, не сказать ли ему правду, но быстро отбрасывала эту мысль. Они в серьезном бизнесе, а Брюс взрослый человек. Ему придется научиться заботиться о себе.

Точно так же, как ей пришлось научиться этому.

В половине первого, через полчаса после объявления об увольнении, Брюс позвонил ей.

— Это ты подстроила, да? — спросил он с горечью и отчасти восхищением. — Что ж, воздаю тебе должное. Не думал, что ты на такое способна. Я считал, у тебя не хватит духу.

— Это просто бизнес, Брюс, — отозвалась Нико. Боже, какое же опьяняющее ощущение! Она никогда в жизни не испытывала ничего подобного.

Нико словно оказалась в центре мира. В душе она сознавала, что как женщина должна чувствовать себя виноватой. Она должна казаться себе плохой или устыдиться того, что вела себя неделикатно. На долю секунды Нико стало страшно. Но чего она испугалась? Своей власти? Себя? Или традиционного представления о том, что она совершила «плохой» поступок, а значит, должна быть наказана?

Сидя в своем кабинете после звонка Брюса, Нико вдруг поняла, что ее не накажут. Законов не существует. Большинство женщин считают «законами» правила, установленные мужчинами, чтобы держать их в узде. Понятие деликатности, придуманное обществом, обеспечивает уверенность в том, что женщина, стараясь проявлять такт, будет в безопасности. Но безопасности не существует ни для кого. Безопасность — ложь, особенно там, где это касается бизнеса. Настоящие законы связаны с властью: с теми, кто имеет ее и может ее применить.

И если ты мог это сделать, ты ее имел.

Впервые Нико почувствовала себя равной всем. Она стала участницей этой игры.

В тот вечер Нико купила белужью икру и шампанское «Кристаль», и они с Сеймуром отпраздновали событие. Потом Сеймур захотел секса, а она отказалась. Нико очень ясно помнила то ощущение: она больше не желает никого впускать в себя. Как будто все пустые углы и закоулки внутри ее заполнились, и наконец-то Нико стала самодостаточной.

Но так ли это до сих пор?

Она подошла к окну спальни и посмотрела на улицу. За годы, минувшие после увольнения Брюса Чикалиса, Нико осторожно пользовалась своей властью, применяя ее в полной мере лишь в тех случаях, когда считала это абсолютно необходимым. Она научилась не торжествовать свои победы, даже не признавать их, потому что подлинная власть — это незаметное, всегда контролируемое управление. Побеждая, Нико трепетала, но это не означало, что об этом должны знать другие.

При мысли о Майке и о том, что она с ним сделает, Нико ощутила неизбежный трепет предстоящей победы, хотя эта победа и сочеталась с ощущением пустоты и горечи. Что-то заставляло Нико надеяться: люди в высших кругах корпорации поведут себя достойно, но опыт научил ее, что там, где речь идет о деньгах и власти, всегда происходит одно и то же. Если бы Майк был старше и ждал пенсии… но он не старше. Не устрани она его, он отравит ей существование. Майк уже сделал две попытки подкопаться под Нико, следующий его удар станет нокаутом.

Нико отвернулась от окна и прошлась по восточному ковру. Это просто бизнес, напомнила она себе. Майку Харнессу известно, как действует «Сплатч Вернер». Он должен знать, что в какой-то момент Виктор может снести ему голову. А Майк, кстати, и сам снес уже достаточно голов…

Но всегда полагаешь, что это произойдет с кем-то другим. Никогда не думаешь, что это случится с тобой.

Вероятно, в этом и состоит разница между ней и другими руководителями «Сплатч Вернер», в основном мужчинами. Нико знала: с ней это может случиться. Получив место Майка, она, в зависимости от обстоятельств, удержится на нем два года, возможно пять, а если очень повезет, то и десять. Но в конце концов уволят и ее.

Если только она не займет место Виктора Мэтрика.

Нико посмотрела на темную улицу внизу и улыбнулась. «Нико О'Нилли, генеральный директор компании «Сплатч Вернер», — подумала она. — Вполне реальная возможность».


Загрузка...