8

Венди рухнула в кресло салона первого класса. Сердце ее все еще колотилось после того, как она бежала по взлетной полосе. Венди посмотрела на часы. До взлета еще добрых десять минут. Хотя она твердила себе на бегу, что без нее самолет не улетит, внутренний голос, дразня, как шестилетний ребенок, все спрашивал: «А если улетит? А если улетит?» — «Если улетит, то я в дерьме! — крикнула она в ответ голосу. — Это означает, что я попаду на место съемок только завтра вечером, а это будет слишком поздно…»

Хорошо, что Джош не подвел с человеком из специальной службы, подумала она, глубоко вздыхая. Эта очень приятная дама ни на секунду не теряла спокойствия, даже видя, что Венди вот-вот утратит его при общении со служащим паспортного контроля, который должен был поставить штамп. Он без конца листал документ, словно искал там свидетельства преступления.

— Вы много путешествуете, — заметил он. — Каков характер этой поездки?

Мгновение Венди тупо смотрела на него, прикидывая, возможно ли объяснить ему, что первоклассный режиссер намеренно губит фильм стоимостью 125 миллионов долларов и, вероятно, разрушит и ее карьеру. Но решила, что это, пожалуй, немножко слишком.

— Я работаю в кино, — холодно проговорила она. Кино! Боже, волшебное слово! Парень внезапно изменил свое отношение к ней.

— Правда? — с восторгом спросил он. — Вы знаете Тэннера Коула?

Венди натянуто улыбнулась.

«Он попытался зажать меня в туалете, когда я праздновала свой тридцать девятый день рождения», — чуть не сказала она, но лишь пробормотала:

— Он один из моих лучших друзей.

А потом они с дамой из специальной службы (Венди так и не запомнила ее имя) сели в автомобильчик с мотором, на каких перевозят клюшки для гольфа, и со скоростью примерно две мили в час поехали к выходу на посадку. Венди хотела спросить, нельзя ли ехать побыстрее, но сочла это невежливым. Тем не менее каждые полминуты она невольно смотрела на часы, а в промежутках высовывалась из тележки и махала пассажирам, чтобы уходили с дороги.

— Шампанского, мисс Хили? — спросила стюардесса.

Вздрогнув, Венди подняла глаза и внезапно осознала, на кого она, наверное, похожа. Дышит, как собака, волосы выбились из узла, очки едва держатся на кончике носа. Надо купить новые, напомнила она себе, водружая очки на место.

— Судя по вашему виду, вам не помешает выпить, — шутливо заметила стюардесса.

Венди улыбнулась, почувствовав благодарность за то, что в сравнении с прошедшим днем казалось огромным благодеянием.

— Было бы очень неплохо…

— «Дом Периньон» подойдет?

О да, подумала Венди, откинувшись на сиденье и глубоко вздохнув. Через секунду стюардесса вернулась с бокалом шампанского на серебряном подносе.

— Вы поужинаете с нами сегодня или предпочитаете поспать?

— Поспать, — ответила Венди, вдруг ощутив, что измучена.

Стюардесса прошла в переднюю часть самолета и вернулась с упакованным в пленку спальным комплектом — как правило, это бывали большая футболка с длинными рукавами и объемистые спортивные брюки.

Венди поблагодарила и огляделась. В первом классе насчитывалось десять спальных мест; большую часть их занимали бизнесмены, уже натянувшие выданные им комплекты. Это походило на грандиозный ночной девичник, только все подчеркнуто не обращали друг на друга внимания. Венди взяла свой саквояж — старую черную кожаную сумку от Коул Хаан с маленькой прорехой сверху, там, где ее «случайно» продырявили таможенники в Марокко, — и пошла в туалет.

Разорвав пластиковый пакет, она сняла пиджак и блузку. Венди надела брючный костюм от Армани утром на работу и, вероятно, проходит в нем еще дня три. С облегчением натянула футболку. На сборы у нее была пара минут, и по пути в аэропорт она сообразила, что забыла взять пижаму, а значит, в ближайшие три дня ей придется спать в этом комплекте. В горах Румынии холодно, а там снимают все зимние сцены. Нужно купить теплые носки в парижском аэропорту…

Зазвонил ее телефон.

— Мама!.. — Голосок шестилетнего Тайлера звучал напряженно.

— Да, дорогой? — Придерживая телефон плечом, Венди свободной рукой расстегивала брюки.

— Почему Магда получит пони, а я нет?

— Ты хочешь пони? — спросила Венди. — С пони очень много хлопот. Это не Блю Дрейк. Надо кормить его и… э… гулять с ним. — Венди задумалась, так ли это. Нужно ли гулять с пони, как с собакой? Господи, как она допустила, чтобы идея с пони реализовалась?

— Я могу кормить его, мамочка, — мягко возразил Тайлер. — Я буду хорошо заботиться о нем. — Нежный голосок так подкупал, что мальчик вполне мог соперничать с Тэннером Коулом.

У Венди разрывалось сердце при мысли, что она покидает сына, пусть даже на пару дней.

— Давай решим это в выходные дни, милый. Когда поедем в Пенсильванию. Ты посмотришь на пони, и если захочешь его иметь, мы обсудим это.

— Ты правда вернешься, мамочка? Венди закрыла глаза.

— Конечно, вернусь, дорогой. Я всегда буду возвращаться. Ты это знаешь. — Только, наверное, не в эти выходные. Она вздохнула, чувствуя себя страшно виноватой.

— А папа снова уйдет?

— Нет, Тайлер. Папа останется.

— Но до этого он уходил.

— Теперь останется, Тайлер. И больше не уйдет.

— Обещаешь?

— Да, дорогой. Обещаю. Папа там? Дай ему трубку.

— Ты успела на самолет? — раздался голос Шона.

— Да, милый, — ответила Венди приятным и подчеркнуто ровным тоном, каким теперь говорила с ним.

Доктор Винсент, консультант по вопросам брака, которую нашел Шон (ее клиентура состояла в основном из кинодив и звезд спорта, и она не только приезжала на дом, но вылетала в любую точку земного шара, если ей обеспечивали частный самолет или билет в первом классе), сказала, что из-за резкого тона Венди Шон часто чувствовал себя ее служащим. Следовательно, одно из «упражнений» Венди состояло в том, чтобы беседовать с Шоном как с «самым дорогим для нее человеком в мире». Это выводило ее из себя, поскольку последние десять лет она только и стремилась к тому, чтобы сделать мужа счастливым, но спорить духу не хватило. На этом этапе проще было уступить — Шону и доктору Винсент — и продолжить съемки фильма.

— А ты как? — ласково спросила Венди, хотя видела Шона всего два часа, когда в лихорадочной спешке собиралась в аэропорт.

— Нормально, — отозвался он своим обычным, слегка обиженным, тоном. И тут, видимо, тоже вспомнив наставления доктора Винсент, добавил: — Моя любовь.

— Я очень рада, что ты дома, с нашими детьми. Без тебя я не справилась бы.

— А я хотел поблагодарить тебя за то, что ты так много работаешь для нашей семьи. — Шон словно прочитал это по шпаргалке. Для осуществления части «программы реабилитации брака» доктор Винсент снабдила их двумя комплектами карточек с выражениями чувства благодарности: им следовало употреблять их в каждом разговоре. Один комплект предназначался «добытчику», а второй «сторожу».

— Обычно карточки «добытчика» получает мужчина. — Доктор Винсент сопроводила свои слова широкой веселой улыбкой, обнажив крупные искусственные зубы. Во время первой их встречи она с гордостью объявила, что ей пятьдесят семь лет. У нее была внешность женщины, перенесшей слишком много плохих пластических операций. — Но в данном случае, на мой взгляд, карточки «добытчика» должна получить Венди. Если вам это неприятно, Шон, мы поговорим об этом. — Доктор Винсент похлопала по руке Шона ладошкой, напоминавшей лапку маленькой птички. — В наши дни я все чаще отдаю карточки «добытчика» женщинам, поэтому вы не в меньшинстве.

— Я действительно выполняю большую часть работы по дому, — подчеркнул Шон. — На мне лежат обязанности отца двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.

Венди не уточнила, что большую часть тяжелой домашней работы выполняют миссис Миннивер и уборщица.

— Это хорошо, Шон, — одобрительно кивнула доктор Винсент. — Принятие, Признание и Любовь — три главные составляющие брака. И что они дают при сложении? — спросила она. — Восхищение.

Венди поежилась и взглянула на Шона, надеясь, что и он находит доктора Винсент смешной и эти слова станут одной из их семейных шуток. Но Шон внимательно смотрел на доктора Винсент с торжествующим видом человека, каждую минуту ожидающего подтверждения своей правоты. Видимо, за последний год их брак из стадии семейных шуток перешел в стадию семейного ада.

И вот теперь, стоя в тесном туалете самолета, Венди проговорила:

— Я ценю твою признательность, милый.

— Хорошо, — недовольно ответил Шон, как ребенок, решивший уступить в схватке.

Венди вздохнула:

— Шон, мы можем говорить нормальным языком? Давай вернемся к тому, как было раньше.

— У меня не получается, Венди. Ты это знаешь. — В его голосе зазвучали предостерегающие нотки. — Ты прилетишь в субботу? Это важно.

Обязательства, Обсуждение и Уступки, подумала Венди, напомнив себе о трех других важных составляющих хорошего брака, названных во время последнего сеанса доктором Винсент.

— Постараюсь, — ответила она. — Я знаю, как это важно. — Предполагалось, что на этом Венди и закончит, а затем продемонстрирует выполнение своего обязательства, вернувшись в назначенный срок. Но, черт возьми, Шон внезапно сообщил ей об этой поездке в Пенсильванию. Нарочно, подумала она, ведь он знает о том, насколько важен этот фильм для ее карьеры. — Но этот фильм имеет для меня большое значение, Шон. — Венди старалась не сорваться, и ее голос прозвучал плаксиво. «Плаксивость, Неуверенность и Слабость совершенно недопустимы, они подрывают ваш брак», — мысленно услышала она слова доктора Винсент.

— Отлично, — легко отозвался Шон, как будто надеялся на такой ответ. И отключился.

— Я позвоню завтра, как только самолет приземлится, — сказала в пустоту Венди.

Отключив телефон, она бросила его в саквояж. Вернулась в салон и села на свое место. «Отвлекись, — приказала себе Венди, роясь в сумке. — С этим ничего не поделаешь». Она достала красную шелковую маску для глаз (подарок Магды на прошлое Рождество), маленькую металлическую коробочку с восковыми берушами, бутылочку с прописанным ей снотворным и сложила все это в небольшое углубление в подлокотнике.

Слегка дернувшись, самолет двинулся по взлетной полосе. Венди прижалась лбом к иллюминатору. Пластик приятно освежил голову. Венди глубоко вздохнула. Впереди семь часов свободы — семь блаженных часов, когда ее не достанут ни звонками, ни электронной почтой…

Внезапно в голове у нее зазвучал голос Шона: «Без меня все развалится. Поэтому я и ушел. Чтобы показать Венди, как это будет выглядеть без меня».

Это потрясающее заявление он сделал в начале их первой встречи с доктором Винсент. Венди только криво улыбнулась в ответ на его откровение. Но дело в том, что Шон был прав.

Это она признала в тот вечер, когда, придя домой, обнаружила кучу в трусах Тайлера.

Самолет пробежал по взлетной полосе, моторы взревели, и он оторвался от земли. Рев перешел в негромкий гул. Фу-у-у, фу-у-у. Стюардесса принесла еще бокал шампанского. Венди приняла снотворную пилюлю, запив игристым вином. Нажав кнопку, перевела спинку кресла в горизонтальное положение, положила под голову две подушки, укрылась мягким одеялом и закрыла глаза.

Фу-у-у, фу-у-у.

В мозгу сразу же завертелись беспорядочные мысли: Селден Роуз, «Пилигримы поневоле», Боб Уэйберн, Шон (и его все более странное поведение), доктор Винсент, пятнистый пони, Виктория и Лайн Беннет (что у них за отношения?), полные штанишки Тайлера…

Это было действительно ужасно. Он снял пижамные штаны, кал выпал из трусиков и размазался по простыне. Тайлер, видимо, целый день не ходил в туалет (терпел, как объяснила доктор Винсент, пытаясь выдержать характер), а когда лег в кровать, потерял над собой контроль.

То был самый худший день, апофеоз последствий ухода Шона.

Днем пришли пленки первых двух съемочных дней «Пилигримов», уже и так с запозданием на три дня, и Венди было совершенно необходимо отсмотреть их. Материал оказался плохим — четыре часа лажи, которую, вероятно, придется переснимать (за полмиллиона долларов — три дня съемок, а они уже превысили бюджет), — и следующие два часа Венди названивала как в лихорадке в Румынию и на побережье. Она уехала из офиса в девять, ничего не уладив и с отчаянием ощущая, что пять лет работы над фильмом могут пойти прахом. Дома ее ждал еще больший хаос. Тайлер ревел, стоя на кровати; Магда пыталась заглушить его, включив на полную громкость телевизионное реалити-шоу о пластической хирургии; миссис Миннивер находилась в комнате Тайлера, а Хлоя цеплялась за ее ногу и плакала. Да еще в дверь стучал консьерж — пожаловались соседи снизу.

В комнате Тайлера воняло фекалиями, и Венди испугалась, что ее вырвет. Миссис Миннивер отцепила от себя Хлою и передала ее Венди.

— У маленького Тайлера происшествие в штанах, — заявила она таким тоном, словно обвиняла в этом Венди. — Не следует рожать столько детей, если не можешь позаботиться о них. Хорошо бы ваш муж вернулся, дорогая.

— Хочу папу! — завопил Тайлер.

Венди взглянула на миссис Миннивер, желая сказать: «Бессердечная женщина, посмотрите, что вы наделали!»

Но миссис Миннивер не собиралась брать на себя даже часть вины. Поджав губы, она покачала головой, утвердившись в убеждении, что Венди — плохая мать, и все тут.

— Теперь, когда вы вернулись, я ухожу, — сообщила она.

Венди довела Хлою и Тайлера до ванной комнаты и поставила Тайлера под душ. Заниматься простынями у нее уже не было сил, поэтому она позволила сыну спать с ней. Это считалось абсолютно недопустимым, но люди, установившие эти правила, не предвидели подобных ситуаций. Тайлер всю ночь крутился, то цепляясь за Венди, как краб, то пиная ее во сне. Надо было что-то делать, но что?

Она проснулась в шесть утра от звонка Хэнка, исполнительного продюсера на съемках «Пилигримов». Хэнк занимался неблагодарным делом — отвечал за производство в первые несколько недель, и в его обязанности входили ежеутренние звонки с отчетом о событиях на месте съемок. Венди слушала его, плохо соображая от усталости.

— Боб Уэйберн пьет, — сообщил Хэнк, имея в виду прекрасного, режиссера, с которым непросто было работать. — Наливался до трех утра с местными. Между Дженни Кейдайн и Бобом уже возникли трения. Дженни просит тебя позвонить ей. Она хочет, чтобы к ней приехала сестра, а Боб установил правило — никаких гостей. Дженни сказала одному из операторов, что, по ее мнению, Боб нарочно снимает ее в плохих ракурсах. Мне об этом известно потому, что парень этот, по его словам, прошлой ночью занимался с Дженни сексом, и она ограничилась анальным… — Повествование продолжалось в том же духе еще десять минут, после чего Хэнк сказал: — Слушай, я уже не справляюсь. Тебе придется прилететь.

Венди посмотрела на Тайлера. Наконец-то он заснул спокойно, подложив ладошки под щеку и приоткрыв рот. Интересно, он вырастет таким же храпуном, как Шон?

— Венди!

— Хорошо, Хэнк, — ответила Венди. Она не могла признаться ему, что сейчас не имеет возможности оставить детей — пойдут слухи, и тогда Боб Уэйберн сочтет себя полновластным хозяином. Если ее семейная ситуация не улучшится, Боб им станет, но пока надо потянуть время. — Я решу, отсмотрев материалы еще за два дня, — сказала она.

Венди хотелось бы лечь и поспать еще, но она потащилась в ванную и встала под душ. Прежде Венди всегда уезжала, чтобы уладить тот или иной кризис, но тогда Шон был дома. А уход Шона осложнялся тем, что «Пилигримы» не просто фильм. Если «Пилигримы» с их бюджетом в сто двадцать пять миллионов долларов провалятся, ее карьера закончится. Шон знал, что стоит на карте, устало подумала Венди. Он, без сомнения, рассчитал время своего исчезновения, чтобы причинить наибольший ущерб. Придется вернуть его. Может, если она купит ему машину… что-нибудь модное, например последнюю модель «порше»…

— Миссис Хили? — В дверь постучала миссис Миннивер. — Мне хотелось бы поговорить с вами о создавшейся ситуации.

Миссис Миннивер тоже намерена уйти? Не лучше ли подкупить автомобилем миссис Миннивер, а не Шона?

— Сейчас выйду! — крикнула Венди. Зазвонил ее сотовый. Это была Дженни Кейдайн.

— Не хочу показаться гадиной, но я недовольна, — заявила она.

Дженни, подумала Венди, хотела показаться гадиной, но уж ладно.

— Я все знаю и намерена уладить этот вопрос, — заверила ее Венди, стараясь, чтобы в голосе не прорвалось раздражение. — Свяжусь с Бобом, а потом сразу же перезвоню тебе.

— Хорошо бы прямо сейчас…

— Миссис Хили! — воскликнула миссис Миннивер.

— Через десять минут, — пообещала Венди и отключилась.

Она последовала за миссис Миннивер в кухню. Господи, она даже не знает, как ее зовут. Да и есть ли у этой женщины имя?

— Нельзя допустить, чтобы повторилось вчерашнее, — сказала миссис Миннивер. — Я работаю в определенные часы и должна придерживаться их. С семи утра до пяти вечера. Возможно, мое расписание вам неизвестно, потому что Шон периодически просил меня задержаться, и я обычно соглашалась. Но в таком случае он всегда помогал ухаживать за детьми.

Венди не знала, что ответить. Ее мутило от сознания вины. Даже собственная улыбка казалась Венди неприятной.

— Простите… — проговорила она.

— Дело не в извинениях! — возмутилась миссис Миннивер, наполняя кофеварку водой. — Обычно я не позволяю себе критиковать хозяев, но ваш дом — это настоящий хаос. Дети запущенны и, возможно, нуждаются в консультации психотерапевта. Магде нужен лифчик…

— Я куплю ей лифчик… в эти выходные… — прошептала Венди.

— Просто не знаю, что вы будете делать, — вздохнула миссис Миннивер, наливая себе чашку кофе.

Миссис Миннивер повернулась к Венди спиной, и та посмотрела на няню с ненавистью. Она стоит тут в своей наглаженной серой униформе с чулками на резинках (миссис Миннивер была няней старой школы, о чем никогда не позволяла забыть), а Венди, ее работодательница, чью жизнь предположительно должна облегчать эта особа, не успела высушить волосы и снять полинявший старый халат. К тому же вся ее жизнь рушится. Венди знала, что у нее есть две возможности: накричать на миссис Миннивер, и тогда та, вероятно, тоже уйдет, либо сдаться на милость бессердечной англичанки. Венди предпочла второе.

— Прошу вас, миссис Миннивер, — умоляющим тоном произнесла она, — у меня нет выбора. Я же не могу бросить работу. Как мне тогда кормить детей?

— Это, кажется, не моя проблема. — Миссис Миннивер с чувством превосходства улыбнулась Венди. — Хотя, полагаю, речь идет лишь о том, чтобы упорядочить работу.

Венди подавила в себе безумное желание расхохотаться. С каких пор миссис Миннивер стала специалистом по выживанию в индустрии кинобизнеса?

— Не нанять ли мне еще кого-нибудь? — осторожно спросила Венди. — Кого-то, кто будет приходить в пять и оставаться на вечер. — Господи! Две няни. Что же за жизнь будет у детей?

— А это идея, — отозвалась миссис Миннивер. — Вы могли бы подумать и о пансионе.

— Как в Англии? — Венди повысила голос, не веря своим ушам.

— Магда уже вполне взрослая. И Тайлер скоро подрастет.

Венди услышала, как кто-то ахнул позади нее, и обернулась. В проеме между кухней и гостиной стояла Магда. Много ли она услышала? Достаточно, судя по ее обиженному и смущенному лицу.

— Магда! — воскликнула Венди. Девочка повернулась и убежала.

Венди нашла дочь на своей постели, где она лежала, обняв Тайлера. Тайлер плакал. Магда посмотрела на Венди торжествующе и вместе с тем обвиняюще.

— Почему, мама? — спросил Тайлер, всхлипывая. — Почему ты хочешь куда-то нас отослать?

— Потому что ты наложил в штаны, — заявила Магда. — Теперь нас обоих ушлют. — Она вскочила с кровати. — Как сирот.

Венди поникла.

— Никто никуда не отсылает вас, понятно?

— А миссис Миннивер сказала другое.

— Миссис Миннивер лгала.

— Когда папа вернется домой?

В комнату с плачем вбежала двухлетняя Хлоя; за ней следовала миссис Миннивер.

А затем все было как в кино. Венди достала из шкафа пальто миссис Миннивер и заявила, что больше не нуждается в ее услугах. Приятное ощущение от одержанной победы длилось минуты две, пока Венди не посмотрела на трех перепутанных детей и не спросила себя, что она творит.

— Мамочка, нас ты тоже уволишь? — Тайлер испуганно взглянул на Венди.

Она позвонила Шону. Ничего другого ей не оставалось. Для этого и нужны бывшие мужья, с горечью подумала Венди.

Она боялась, что Шон не ответит. Неделями он утверждал свою независимость, не отвечая на звонки, а затем звоня Венди, когда было удобно ему.

— Да? — сказал он.

— Угадай, что я расскажу? — весело прощебетала Венди, пытаясь обратить все в шутку. — Я уволила миссис Миннивер.

— В восемь утра? — зевая спросонок, спросил Шон. Представив его в кровати, Венди подумала, лежит ли рядом с ним другая женщина. Вот бы поменяться с ней местами! — Умный поступок, — саркастически отозвался он.

— Она хотела, чтобы детей отправили в пансион! — в гневе воскликнула Венди.

Шон прибыл через полчаса, вошел, воспользовавшись своим ключом, словно никуда и не уходил, а просто забыл свои бумаги. В тот вечер, когда Венди вернулась домой в семь, порядок в доме был восстановлен. Впервые за долгое время дети искупались и их накормили; Магда и Тайлер даже делали уроки. Пока Шон отсутствовал, дети походили на птенцов, брошенных в гнезде и отчаянно нуждающихся в заботе. Эта ситуация слегка вывела Венди из себя: она-то полагала, что нужна детям, но на самом деле им нужен был Шон. Однако Венди не роптала. Она слышала о матерях, впадавших в бешенство, когда их дети звали папу вместо мамы (более того, это был ключевой «момент» сценария, где женщина осознавала, что дети для нее важнее карьеры), но всегда считала подобные чувства эгоистичными и незрелыми, а в своем случае крайне глупыми. Какая разница, если дети счастливы?

Но долго ли они будут счастливы? Как заставить Шона остаться?

Венди пошла в ванную и увидела, что муж вернул свою зубную щетку на обычное место — в маленькую лужицу воды рядом с краном, на краю ванны. Взяв щетку, Венди пошла с ней в гостиную.

— Ты остаешься? — спросила она.

— Да, — ответил Шон, отрываясь от просмотра фильма. Это был крупнобюджетный боевик, еще не выпущенный в прокат.

— О! — Венди колебалась, опасаясь, как бы муж не изменил решение. — Зачем же тогда уходил?

— Мне нужно было время. Чтобы подумать.

— В самом деле? — Венди не упомянула о том, что женщинам подобное даже не приходит в голову. — И что же ты надумал?

— Хочу позаботиться о детях. Кто-то же должен их растить.

Это заявление удивило и озаботило Венди: Шон сомневался, что она способна справиться и с работой, и с детьми. Но жаловаться не приходилось. Более того, Венди испытывала чувство неловкости и вины из-за того, что для нее все разрешилось с наименьшими потерями.

И Шон держал слово. Он нанял новую няню, Гвинет, ирландку лет тридцати, и та находилась в доме только с двенадцати до пяти. По словам Шона, он не желал, чтобы его детей воспитывали няни. Венди подозревала, что он поговорил кое с кем из сидящих дома жен из индустрии развлечений; те всегда обсуждали последние веяния по части воспитания детей. У них же, как догадывалась она, Шон узнал имя и номер телефона доктора Ширли Винсент, консультанта по вопросам брака. Доктор Винсент брала пятьсот долларов за сеанс («Я знаю, это кажется большой суммой, — сказала она, шлепая, как утка, своими хирургически увеличенными губами, — но столько же стоит визит к парикмахеру. Если вы способны заплатить такую сумму за прическу, то должны быть готовы потратить не меньше за восстановление отношений. Волосы отрастают, отношения же сами не становятся прежними!»). Доктор заявила, что поскольку их брак находится на стадии «высокой опасности», то поначалу она рекомендует два-три сеанса в неделю.

— Шон вернулся, — сообщила Венди матери. — Он решил стать Отцом на полную ставку.

— При такой-то помощи? — поинтересовалась мать.

— Теперь Шон выполняет основную часть работы.

— Значит, он вообще не работает?

— Воспитание детей — это работа, мама. Тяжелый труд, не забывай.

— О, я знаю, дорогая! Но и ты не забывай, что именно это говорят женщины, которые в конце концов добиваются огромных алиментов.

«Мне не победить», — подумала Венди.

— Шон — мужчина, мама, — усмехнулась она.

— Конечно, — вздохнула мать. — Уверена, он просчитал, что жить с тобой ему гораздо удобнее, чем одному.

Это напомнило Венди о квартире, где жил во время своего отсутствия Шон. Она не видела ее, но посылала туда своего ассистента, чтобы тот помог Шону собрать вещи. Шон взял квартиру в субаренду у бармена (Венди не спрашивала, мужчина или женщина этот бармен) — крохотную, с одной спальней, в доме без лифта, с матрасом на полу и тараканами в ванной комнате. Венди невольно вспомнила о присвоенных Шоном двухстах тысячах долларов, которые он снял с ее карточки для своего ресторана. Они так об этом и не поговорили, однако муж признал затею с рестораном ошибочной и решил отказаться от нее. Похоже, он давал понять, чтобы и Венди отказалась от нее. Тем не менее этот эпизод до сих пор беспокоил Венди. Как внезапно возникающий непонятный зуд, который будит тебя, когда ты вот-вот провалишься в сон.

— Здравствуй, — заглянул как-то днем к ней в офис Селден Роуз.

После того ленча он иногда неожиданно заглядывал в кабинет Венди, минуя двух помощниц в приемной и Джоша. Каждый раз, когда Селден входил, небрежно засунув руки в карманы, Венди разговаривала по телефону и замечала, что невольно рисуется перед ним. И тот день не стал исключением, хотя Шон вернулся. Сидя в наушниках и с микрофоном, Венди выразительно посмотрела на Селдена, а затем, слегка нахмурившись, опустила глаза. Потом подперла голову рукой, поставив локоть на подлокотник; затем скрестила ноги и подняла брови, поймала взгляд Селдена и недоверчиво улыбнулась.

Наклонившись в сторону, она решительно заговорила в микрофон:

— Послушай, Айра, Сэм Уиттлстейн — сволочь, и таким образом мы дела вести не будем. Я не желаю, чтобы меня заставляли ждать. Это нарушение условий сделки, и если он не хочет сотрудничать, обойдемся без него.

Венди сняла наушники и встала, обошла стол и остановилась, опираясь на край.

— Проклятые агенты.

— Любители падали, — согласился Селден.

— Айра скорее сделку провалит, но сделает по-своему.

— Как и большинство этих людей.

— Но, надеюсь, не ты, Селден, — проговорила Венди с сексуальным, повелительным смешком и нажала на кнопку интеркома.

— Морс Блибер? — осведомился Джош.

— Попроси его подождать. — Она сосредоточила все внимание на Селдене. — Как премьера?

— Вопрос в том, кто на нее придет. — Селден поддернул брюки, сел в мягкое кресло и расставил ноги.

Взгляд Венди скользнул по его промежности, по натянувшейся ткани брюк. Впрочем это ничего не значит, может, ткань так легла.

— В смысле? — спросила она.

— Тони Крэнли говорит, что занят.

— О, я уверена, что он действительно занят. Или, во всяком случае, что-то планирует. — Венди скрестила руки на груди. — С проституткой.

— Трудно сказать. Она может быть подающей надежды актрисой.

— Хочешь, чтобы я ему позвонила? — поинтересовалась Венди.

— Если, по-твоему, это поможет.

— Поможет. Просто я знаю, что ему сказать. Тони милый, но тупой.

Их взгляды встретились, и они быстро отвели глаза, понимая, что разговор вполне мог состояться по телефону или по электронной почте. «Мне следует сообщить ему о Шоне», — думала Венди.

— Ты должна прийти. — Селден непринужденно протянул руку.

Венди кивнула, притворяясь, что поглощена выравниванием стопки сценариев у себя на столе. Его приглашение застало ее врасплох. Это или слабый намек на свидание, или хитрый стратегический ход, а возможно, понемногу от того и от другого. Три месяца назад Селден Роуз не посмел бы предложить Венди прийти на его премьеру — ее появление означало бы только одно: она готова публично заявить, что полностью поддерживает проект Селдена и верит в него. Во всяком случае, это, без сомнения, вызовет пересуды, поскольку в прошлом Венди намеренно не посещала его премьеры.

— Я могла бы, — сказала она, ничего не обещая. — Если вернусь из Румынии.

— Проблемы? — спросил он.

Венди быстро посмотрела на него. Слышал ли он про негодный отснятый материал?

— Обычные дела. — Она пожала плечами. — Скорее всего меня не будет три-четыре дня.

— Хорошо. Увидимся на премьере. — Селден встал. — Я всегда говорю, что от личного приглашения никто не отказывается.

— Ты мой должник.

— Я уже твой должник, если ты заманишь ко мне Тони.

Она должна сказать ему про Шона. Селден был уже у двери, когда Венди обронила:

— Кстати, Шон вернулся.

Селден остановился и обернулся:

— О, хорошо. Что ж, в любом случае для тебя это хорошо. Так легче. Приводи и его.

«Черт! — размышляла Венди, взяв наушники. — Почему он так безразличен?» Внезапно она осознала — ей хотелось, чтобы Селден немного огорчился.

Все время, пока он здесь сидел, Венди думала о сексе сравнивая свои чувства к Селдену и Шону. Увы, сейчас Селден одерживал победу. Но это и состязанием-то не назовешь: после возвращения Шона Венди уже не находила его сексуально привлекательным. Однако это не помешало ей сделать Шону минет перед отлетом в Румынию, почему у нее и не осталось времени на сборы.

— Мне это не нравится, Венди, — сказал Шон сегодня днем, следуя за ней в спальню. — Я дома всего неделю, а ты уже решила смотаться?

— Чего ты хочешь от меня, милый? Прикажешь остановить производство фильма стоимостью сто двадцать пять миллионов долларов, чтобы наладить наш брак?

— Да, если хочешь, чтобы наш брак не развалился, ты должна находиться дома.

Почему он издевается над ней?

— Милый, — терпеливо продолжала Венди, — ты знаешь, что значат «Пилигримы». Для нас. Для всех нас.

— Для тебя, Венди, — возразил Шон и злобно добавил: — Ты же всегда имеешь в виду деньги, не так ли?

Это удар ниже пояса, решила Венди. Почему когда мужчины озабочены зарабатыванием денег, это приветствуется, но стоит проявить подобное рвение женщине, на нее смотрят с подозрением? А когда доходит до денег, заработанных ею тяжким трудом, Шон весьма легко тратит их. Или крадет.

Не желая углубляться сейчас в столь обширную и неприятную тему, Венди промолчала. Как сказала бы доктор Винсент: Принижение, Стервозность и Нытье наносят только вред браку.

Вздохнув, она вытащила саквояж из-под груды обуви в шкафу.

— Мне приходится зарабатывать. Помнишь, что говорила доктор Винсент? Я всего лишь стараюсь играть свою роль. Обеспечивать семью.

Но Шона не переспоришь.

— Доктор Винсент говорит, что существует граница между зарабатыванием и бегством.

Жуткая мысль пронзила Венди — доктор Винсент права. Она действительно хотела сбежать. От Шона, своей жены-пилы. Интересно, когда доктор Винсент перейдет к этой части программы?

Но внезапно Венди почувствовала себя виноватой. Она никогда не должна так думать о Шоне. Он старается, хочет сделать как лучше для семьи. Поэтому она повернулась и взялась за минет. Венди все равно стояла на коленях, так какая разница?

— Сегодня вечером мы собирались ехать к Ширли. Она не обрадуется, — сказал он потом. Вышел из комнаты и вернулся через пару минут. — Но я все уладил. Ширли разрешила нам назначить на завтра сеанс по телефону. Когда тебе удобно?

Из Румынии?

Фу-у-у, фу-у-у, гудели двигатели.

Венди открыла глаза и сорвала маску. Теперь она была взвинчена до предела. Венди посмотрела на часы. Семь утра. По нью-йоркскому времени. Час ночи в Париже, два в Румынии. Таблетка не подействовала, и теперь она вообще не уснет.

Венди села, нажатием кнопки вернула кресло в вертикальное положение и достала из саквояжа два сценария. Один — полный текст «Пилигримов», испещренный ее пометками, а второй — материал для съемок, с распределением сцен по дням. Затем Венди вынула компьютер, включила его и вставила диск.

Диск содержал материалы съемок за последние две недели. «Пилигримов» снимали на пленку, и каждые два дня специальный курьер из производственного отдела доставлял пленки из Румынии в Нью-Йорк, в центр проявки в Куинсе. Затем он перевозил пленки в здание компании «Сплатч Вернер», где Венди просматривала их. После этого пленки цифровым способом переводили на диск, чтобы Венди могла уже более внимательно изучить материал на компьютере.

Положив сценарий съемок на колени, она начала просматривать отснятый материал, сравнивая свои пометки с тем, что видела на экране компьютера.

Венди в отчаянии до боли стиснула зубы. Только этого ей не хватало. Боль эта уже много лет настигала ее — и всегда в момент сильного стресса. Венди попыталась расслабить мышцы. Ничего не остается, как жить с этой болью.

Она снова уставилась на экран и подумала, что была права: это катастрофа. Венди уже почти двадцать пять лет работала в этой сфере и полностью полагалась на свои суждения. Проблема не в том, что актеры говорили не те слова, а в том, как они их произносили, и в атмосфере сцен. Это самая непостижимая часть создания кино, своего рода искусство: перенести свое видение сюжета и то, что у тебя в голове, на экран. Но между одним и другим простиралась пропасть, заполненная сотнями людей, — и каждый из них имел собственные идеи.

Как, например, Боб Уэйберн, режиссер. Она поморщилась. В том, что касалось «Пилигримов», они с Бобом находились по разные стороны баррикад, и он знал это. Поэтому последние две недели Боб и не отвечал на ее звонки. Это было возмутительно, но из ряда вон не выходило, и при других обстоятельствах Венди спустила бы все на тормозах: если, скажем, Боб был прав — если он извлекал из сценария некий нюанс, которого не уловила она… или если ежедневных материалов достаточно, чтобы довести фильм до ума при монтаже. Венди всегда посещала места натурных съемок и съемочные павильоны всех фильмов, выпускаемых «Парадором», и будь ситуация чуть иной, она отложила бы свой полет в Румынию еще на несколько дней, отправилась бы туда после выходных, когда Магда уже выбрала бы своего пони. Но «Пилигримы» не средний фильм. Подобные фильмы рождаются раз в пять—десять лет, ленты со смыслом, умные, с потрясающими героями. Короче говоря, люди в ее индустрии называли их стоящими.

Венди прочла еще несколько строк сценария, хотя не видела в этом необходимости. Она знала каждую строчку диалогов, описание каждой сцены наизусть. Венди работала над этим проектом около пяти лет, купив права на книгу «Пилигримы поневоле», когда книга эта была еще рукописью, которую собирались издать через полгода. Никто, даже издатель, не подозревал, что «Пилигримы» более года будут занимать первые строчки списка бестселлеров, публикуемого «Нью-Йорк таймс». Но Венди это поняла. Разумеется, любой в их бизнесе знает, что следует экранизировать роман, если он стал бестселлером. Но угадать, что книга станет хитом, — здесь нужен особый талант. Венди до сих пор помнила, как прочла первый абзац «Пилигримов», забравшись с рукописью в постель. Измученная, она заставила себя еще полчаса поработать. Шел двенадцатый час, и рядом лежал и смотрел телевизор Шон. Тот день для Венди был отвратительным. Она тогда работала продюсером в «Глобал пикчерс», со своей производственной компанией, а компания «Глобал» только что назначила нового президента. Прошел слух, что он хочет снимать кино для молодых мужчин, и Венди — первый кандидат на увольнение. Она помнила, как в отчаянии сказала Шону:

— Я больше уже не знаю, что есть что. По-моему, никто не желает снимать фильмы, какие хотелось бы увидеть мне.

— О, Венди! — вздохнул Шон, не отвлекаясь от телевизора. — Ты всегда все так драматизируешь. Смотри на вещи проще.

Недовольно взглянув на него, она приступила к чтению.

Почти сразу же у нее от возбуждения заколотилось сердце. Дрожащей рукой Венди перевернула первую страницу, а после трех страниц обратилась к Шону.

— Вот он, — сказала она.

— Кто? — спросил муж.

— Фильм, которого я ждала.

— Ты, кажется, всегда так говоришь. — Шон зевнул, повернулся на бок и выключил свет.

Венди ушла на кухню и читала всю ночь, сидя на табуретке у стойки.

«Пилигримы поневоле» рассказывал о трогательных приключениях трех американских медсестер, оказавшихся в Европе в годы Первой мировой войны. Роман в духе Хемингуэя, но с женским акцентом. В девять утра Венди позвонила агенту и договорилась о том, что покупает права за пятнадцать тысяч долларов, вложив в эту сделку свои сбережения. Это вложение Венди считала одним из самых дальновидных в своей жизни. «Пилигримы поневоле» могут завоевать «Оскара» — завоюют «Оскара», — а своими деньгами Венди обеспечила себе участие в проекте. Это означало, что, когда она принесет книгу на студию, право снимать фильм у нее не отнимут.

Через полгода книга стала бестселлером, а Венди предложили пост президента «Парадор пикчерс». Она принесла «Пилигримов» в «Парадор» и последние четыре года сражалась за них. Сражалась за адекватный сценарий (на это ушло три года и понадобилось шесть сценаристов), а затем отстаивала сам проект, доказывая, что он будет хитом. Все упиралось в бюджет — натурные съемки и костюмы превратили «Пилигримов» в ленту стоимостью сто двадцать пять миллионов долларов. Столько студия не вкладывала еще ни в один фильм.

Все в «Парадоре» боялись, кроме нее. Но это потому, что Венди была президентом, а они — нет. И до последнего времени, до последних двух недель, когда начались съемки, Венди испытывала неколебимую уверенность в том, что фильм станет хитом, принесет прибыль и будет номинирован по крайней мере на десять «Оскаров». А потом она увидела отснятый материал.

По сути своей фильм был феминистским, а материал показывал, что Боб Уэйберн ненавидит женщин лютой ненавистью. Заполучив Боба Уэйберна, Венди совершила единственную грубую ошибку, а как она радовалась, думая, что он гармонизирует материал. Вместо этого Уэйберн разваливал его. Бобу Уэйберну нельзя ни доверять, ни давать волю.

Положение создавалось аховое. Придется вернуться к началу и переснять все уже отснятые сцены. Боба Уэйберна хватит удар. Но Венди уже не раз имела дело с высокомерными творческими личностями мужского пола и выработала простую стратегию: будет по-моему или прочь с дороги, приятель.

Боб получит две недели на то, чтобы взглянуть на фильм ее глазами, в противном случае Венди уволит его. Возможно, конечно, что он и сам уйдет. Не исключено, что к моменту приземления вертолета у подножия румынских гор он уже сделает этот жест. Но Венди подготовилась и к такому повороту событий. Последние три дня она провела на телефоне, тайно наводя справки о режиссерах, способных заинтересоваться этой работой и реально осуществить ее. По крайней мере одного Венди уже подыскала.

Нацарапав несколько слов на сценарии съемок, она почувствовала, как ее захлестнуло чувство вины. Венди сознательно солгала Шону, своей семье и собиралась солгать доктору Винсент. Она ни за что не вернется домой на выходные. Чтобы направить съемки в нужное русло, уйдет не меньше десяти дней, а позже ей, вероятно, придется слетать в Румынию еще на десять — по расписанию. Лгать (возможно, понятие «не сказать всей правды» больше отвечало истине) нехорошо, но в жизни бывают моменты, когда приходится делать трудный выбор, надеясь, что однажды те, кому ты небезразлична, поймут тебя.

И кто, как не Шон, должен бы это понимать! Он достаточно долго крутился рядом с киношным бизнесом (даже сам работал), чтобы знать, как все происходит. Провал «Пилигримов поневоле» даже не рассматривался, и Венди морально обязана сделать все от нее зависящее, чтобы картина получилась. Она выпрыгнет из самолета, если придется, будет работать круглые сутки, отрубит себе палец на правой руке, если понадобится. Если она не поедет на место съемок и все там не уладит, ее уволят — хотя, конечно, не сразу. Но когда через шесть месяцев фильм выйдет и провалится, и «Парадор» потеряет деньги (приблизительно пятьдесят или шестьдесят миллионов), Венди выкинут в два счета. Если это произойдет, ей удастся получить менее ответственную работу на другой крупной студии. Но тогда придется переехать в Лос-Анджелес, оторвать детей от Нью-Йорка, их школ и обширного круга знакомых. В Нью-Йорке только одна крупная студия и только одно президентское кресло. И в нем сидела она. Оттуда путь один — вниз.

А этого не должно случиться. Особенно после двадцати лет упорного труда.

Что ж, Венди не боялась поработать еще немного. Она работала — и точка, потому что именно это она любила и для этого родилась.

И она продолжала работать всю ночь, пока тьма над Атлантикой не сменилась розовеющим парижским рассветом. Самолет остановился у пассажирского выхода в пять двадцать местного времени. Венди включила сотовый и настроилась на европейскую сеть. Телефон мгновенно запищал. Она нажала кнопку приема сообщений.

— Вам пришло… тридцать два сообщения, — прозвучал приятный механический голос.


Загрузка...