Сто семидесятая

Глава тринадцатая ОЗДОРАВЛИВАЮЩАЯ

Ободрённая первыми зачатками контакта между мной и капитаном, я ещё больше уверовала в успех своего предприятия — мне удастся обвести ратенмарца вокруг пальца, выведать все его тайны и заставить покончить с моей ролью Хранящей номер три!

Я продолжала спрашивать его о незначительных вещах, стараясь не выглядеть навязчивой и внимательно выбирать темы, чтобы не вызвать своими вопросами подозрения. Ещё… ещё я старалась время от времени проявлять инициативу — если уж мне всё равно приходилось совершать энергообмен, то пусть от этого хотя бы будет толк.

С догадками было покончено — теперь я знала всю правду об энергообмене. В сущности, он был нужен только для того, чтобы поддерживать силы Проводящего, не дав машине высосать из ратенмарца все силы и, наверное, жизнь. А значит, моё стремление участвовать в процессе по доброй воле могло быть расценено не только как желание удовольствий, но и стремление помочь небезразличному мне ратенмарцу. Во всяком случае, я надеялась, что ран Дарий Альрон и наблюдающие считают именно так.

Мне оставалось только поддерживать образ влюблённой девушки, смотреть на него преданным взглядом (что само по себе было непростым делом), стремиться быть рядом и разговаривать обо всем на свете, пока однажды ран Альрон не ослабит бдительность настолько, чтобы рассказать заветную тайну, могущую стать в моих руках оружием против него самого.

Несмотря на воинственные мысли, я ясно отдавала себе отчёт в том, что сам он не пострадает. Лишившись очередной Хранящей, он просто отправится на Матеру и найдёт себе новую батарейку… Неважно. Главное, я больше не позволю распоряжаться собой словно куском пищи. Я верну себе честь и гордость. Большее мне было не по силам.

С Кэртисом мы, к моему удивлению, всё же освоили теорию, относящуюся к устройству Прогулочной. Поняв это, я пожелала ему успехов, понимая, что наше общение подошло к концу. Но, видимо, слишком поспешила с выводами, потому что стоило мне завести речь о прощании, как Кэртис поторопился перебить и тут же обрадовать, что он утвердился в своём решении осваивать системы Оздоравливающей.

— Я не против. Занятий на Зигме у меня немного, — выдохнув, пожала я плечами. Каким-то необъяснимым образом Кэртис стал для меня отдушиной на жутком корабле. — Но, думаешь, у тебя хватит на всё времени?

— Я обо всем подумал, — твёрдо кивнул он. — Буду вставать раньше общего подъёма и работать у себя в Спасательной до первого приёма пищи и после. Вторую часть рабочего круга буду разбираться с практической частью Прогулочной, а после третьего приёма пищи станем не спеша рассматривать отсеки Оздоравливающей. Конечно, дополнительного времени на самостоятельную подготовку не будет, но зато мы не будем никуда спешить, и со временем, когда я получу статус механика Прогулочной палубы, у нас уже будет задел, чтобы браться за зубрёжку плотнее. Честно говоря, я уже написал запрос и получил одобрение вместе с доступом к материалам и специальным пропуском.

— Пропуском?

— Да. В Прогулочную пропуск не требуется, потому что зона второстепенная, а в Оздоравливающую, как и в Спасательную, он нужен. Чтобы иметь возможность увидеть всё вблизи.

— Ясно, значит мы с тобой не прощаемся? — улыбнулась я.

— Если ты только от меня не устала. Юна, ты говори, не стесняйся, если я тебя достал. — Щёки Кэртиса заалели румянцем.

— Не придумывай, — отвесила я ему шутливый подзатыльник. — Когда приступаем?

Мы взялись за новый отсек со всем энтузиазмом, и очень быстро поняли, что Оздоравливающая на несколько порядков сложнее, чем Прогулочная. Наверное, тот факт, что палуба принадлежала к разряду критических систем, говорил сам за себя. Подтверждал мои догадки и Кэртис, говоря, что и родная для него Спасательная не намного легче.

Впрочем, трудности нас не остановили. Медленно и вдумчиво мы продолжали пробираться вдоль хитросплетений системы, для начала пытаясь охватить внешний контур. Спешить было некуда, и потому мы оба получали удовольствие, разбираясь с необычной архитектурой механического устройства Зигмы.

Занятия немного отвлекали меня от навязчивых мыслей о том, что следует выведать тайны ран Альрона, и, пожалуй, позволяли лучше держать себя в руках, не спешить, и, благодаря этому, не допускать досадных ошибок.

Создавать видимость отношений было гораздо сложнее зубрёжки схем и планов. Приходилось быть очень осторожной, заранее решать, что делать и говорить дальше, держать в голове все вехи пройдённого пути. Стоило идее зародиться в голове, как я незамедлительно старалась вписать её в общую картину и посмотреть, насколько правильным или ошибочным могло показаться то или иное действие со стороны. Родись у меня хотя бы одно сомнение или заметь я малейшую нестыковку, как тут же выкидывала забракованную мысль, продолжая размышлять дальше. Всё должно было быть гладким, понятным, простым.

Не сбиться и не облажаться мне помогал Кэртис, давая эмоциональную разрядку. С ним мне не приходилось играть. Больше не приходилось. Я решила оправдать одного-единственного ратенмарца, признав его невиновным в преступлениях своего народа. Кэртису просто очень не повезло родиться в Империи. Вселенская ошибка, решила я, и успокоилась, чувствуя, что права. Стоило мне это сделать, как с души словно камень свалился.

— У меня сейчас голова взорвётся, — парень улегся на травку и закрыл лицо руками.

— Да, так запутано, едва разобрать.

Мы трудились над новой системой уже половину дюжины, пока окончательно не зашли в тупик. Закончив с внешним, более понятным кругом агрегатов, составлявших корпус блока, перешли к внутреннему кругу… и поняли, что до этого куна даже не подозревали, насколько сложна система.

Понять всё из кратких объяснений и сжатых описаний мне не удавалось, поэтому всё, чем я могла помочь Кэртису, это запомнить определения.

— Слушай, Юна, я тут подумал, — Кэртис встрепенулся, выглядя нерешительно. Немного понаблюдав за парнем, я приметила, что нервничая, он начинает слегка приглаживать макушку пальцами. — Может, ран Альрон дал бы тебе разрешение на посещение Оздоравливающей вместе со мной?

Мысль Кэртиса застала меня врасплох.

— Не знаю, — подёрнула я плечами. — Не уверена, что мне позволят.

— Ну ты спроси, а? Это же не страшно, поинтересоваться?

На единый кун я попыталась представить реакцию ран Альрона, и не смогла, при этом будучи полностью уверенной, что ничего не выйдет. Умоляющий взгляд продолжал сверлить дыру в моём лице, и я решила, что ничего не потеряю, если спрошу.

— Хорошо. Поинтересуюсь, как представится возможность.

— Ты лучшая! — просиял Кэртис, словно мне уже дали позволение.

Возможность представилась во время следующего энергообмена. В последнее время ран Альрон не довольствовался одним разом, давая мне короткую передышку и снова высасывая энергию. Вывод из этого следовал только один — к помощи Зигмы прибегали всё чаще, должно быть, тандерцы действительно изобрели технологию, заставляющую ратенмарцев понервничать.

Больше ран Альрон не пытался отправить меня в собственную каюту и я, по обыкновению, вытянувшись на его постели, спросила:

— Э… ран Альрон, я бы хотела попросить разрешение посещать Оздоравливающую.

— Для каких целей? — не открывая глаз, спросил капитан, уже готовясь погрузиться в сон.

— Я помогаю одному из механиков готовиться к экзаменам, — «о чём ты и так прекрасно знаешь», про себя добавила я, — системы Оздоравливающей оказались сложнее Прогулочной. Было бы намного легче, если бы я увидела всё воочию.

Он молчал, не требуя дополнительных объяснений, укрепляя во мне уверенность, что ратенмарец был в курсе всего, что со мной происходило в его отсутствие.

— Хорошо, — прозвучал наконец ответ.

Пожалуй, стоит сказать, что я удивилась. Сильно удивилась. Но расспрашивать о причинах его решения не стала, слишком велика оказалась растерянность и слишком неприятно чувство обуявшей меня радости. Радоваться было нечему — я в плену и скоро всё это должно закончиться.

В следующий круг я собиралась обрадовать Кэртиса, но тот ошарашил меня известием:

— Юна, я получил распоряжение, что мы с тобой вместе будем готовиться к экзамену по Оздоравливающей.

— То есть? — уставилась я на парня.

— Ты будешь сдавать со мной… или я с тобой? — озадаченно уставился на меня Синий.

— Как это?

— Юна, да откуда я знаю, это же ты разговаривала с ран Альроном, — ответил он, привлекая к нам внимание тех, кто пораньше пришёл на первый приём пищи. Заметив оплошность, Кэртис заговорил тише: — Ты попросила допуск, чтобы тоже получить разряд?

— Нет! — тихо возмутилась я, потянув парня за руку и усаживая рядом с собой. — Я только попросила разрешение посещать Оздоравливающую, чтобы помогать тебе готовиться.

— И ты его, судя по всему, получила, — задумчиво ответил Кэртис. — А ты вообще этого хочешь? То есть я имею в виду, тебе это интересно? Ты же Хранящая, а не механик, — сконфужено заметил он, словно опасаясь, что его слова могут меня задеть.

— Не знаю, — честно призналась я.

Рассказать Кэртису историю моей жизни не представлялось возможным, и уж конечно я не могла посвятить его в детали своего почти сумасшедшего плана: как собираюсь втереться в доверие к ран Альрону и найти способ покончить со своей ролью жертвы.

— То есть тебе об этом даже не сообщили?

Я отрицательно покачала головой.

Мы ненадолго замолчали, позволяя гулу голосов утопить наш разговор.

— Ты согласишься или откажешься? — осторожно спросил Кэртис.

Пожалуй, известие действительно застало меня врасплох, и с ответом я не торопилась, заставляя Кэртиса взволнованно ёрзать на стуле.

— Думаю, я ничего не теряю, согласившись. В конце концов, я сказала тебе, что помогу, и не собираюсь отказываться от своих слов. А если провалю экзамен, — насмешливо фыркнула я, — терзаться не буду.

— Здорово! Но ты не провалишься, Юна. Ты умная.

— Само собой, — с чересчур серьёзным выражением лица кивнула я.

— Чего, ты не веришь? Конечно, умная. Так что сдадим вместе. Может, тебе ещё понравится.

— Наверняка.

— Юна!

— Ладно-ладно. Поживём, увидим, — на этих словах я чуть заметно споткнулась, понимая всю их иронию, но Кэртис этого, конечно же, не заметил, он понятия не имел, что крутится у меня в голове.

— Теперь трансфер без труда доставит тебя на нужную палубу. Смотри-ка, у тебя сообщение.

Действительно, в правом верхнем углу вспыхнула красная метка. По телу прошла лёгкая вибрация. Не стесняясь Кэртиса, я нажала на значок.

— Что это? — не сразу поняла я.

— Здесь говорится, что после второго приёма пищи ты должна явиться в Оздоравливающую на занятие. В форме.

Если первая часть послания была предельно ясной, то вторая вызывала вопросы.

— Форма?

— Так написано. Наверное, тебе выдадут специальную форму. Не знаю, Юна. У меня одна, всегда синяя, — пожал плечами Кэртис.

— Ладно, разберёмся.

— Очень рад, что ты согласилась. Если что непонятно, всегда спрашивай ина.

— Кто такой ин?

— Ин — это твой преподаватель. Ин Герм. Нас таких желающих сдать экзамен по Оздоравливающей четверо, с тобой пятеро.

— Так мало?

— Оздоравливающая — сложный объект. Ничего удивительного. Мне кажется, тех, кто желает повысить квалификацию, вообще немного. Этой программе не так много дюжин. И многие даже не верят в реальную возможность это сделать, считая, что это просто профанация, но на моём примере ты сама можешь убедиться, что всё правда. Как же нам повезло, что семья ран Альрона пришла к власти!

— Программа тоже заслуга ран Альрона?

— Да. Ратенмар переживает множество изменений. Жизнь уже не та, что прежде.

Время первого приёма пищи подошло к концу и у меня уже не было возможности расспросить Кэртиса об этой самой семье, что вот уже несколько раз всплывала в разговоре.

Прогулявшись в искусственно созданном парке и немного поразмышляв о том, почему капитан не просто дал мне разрешение на посещение Оздоравливающей, но и вынуждает практически сдавать экзамен на механика, я вернулась в каюту.

И собираясь совершить гигиенические процедуры, с удивлением обнаружила новый комплект одежды: не глухой комбинезон Синих, а белый, он обтягивал руки, грудь, живот и бедра, спускаясь от пояса прямыми просторными штанинами, приятно облегчая движение.

Отправляясь на своё первое занятие, я немного нервничала — два моих предыдущих посещения Оздоравливающей едва ли можно было назвать приятными воспоминаниями. На знакомой белоснежной палубе, с цветом которой я почти полностью сливалась, я заметила двоих Синих, одним из которых был Кэртис. Он махнул мне рукой, приглашая присоединиться.

Так я познакомилась с Лусими. Чуть позже к нам подошли ещё двое ратенмарцев — Анрира, с чёрным ёжиком волос, немногим старше Кэртиса, и Сатий, годившийся мне в отцы.

По их удивлённым лицам я без труда догадалась, насколько они шокированы видом Хранящей в роли ученика. Однако никто из них ничего не сказал, и мы все вместе прошли в широкий проход основного блока, где уже через кун нас встретил ин Герм.

Ин Герму было больше лет, чем любому из нас, и седина давно украсила не только его виски, старательно выедая некогда насыщенный каштановый цвет. Он отличался крепким телосложением, идеально ровной полоской всегда сжатых губ и тяжёлым взглядом, словно веки его вот-вот были готовы опуститься от усталости. Впечатление было обманчивым — ин зорко следил за каждым из нас.

Моё первое впечатление о блоке было похоже на то, как я впервые очутилась на корабле ратенмарцев: полная растерянность и бесчисленное множество вопросов, ни один из которых, вопреки совету Кэртиса, я так и не решилась озвучить.

Блок Оздоравливающей представлял собой систему невероятной сложности, уже не говоря о фантастических программах и наборе функций, осуществлявшихся в её пределах. Впрочем, помимо знакомства и очередного осознания того, что сложности нам с Кэртисом предстояли немалые, я всё же разобралась с некоторыми моментами, никак не поддававшимися пониманию из кратких описаний обучающего планшета.

После занятия ин Герм меня задержал.

— Вам было всё понятно на занятии?

Тяжёлый взгляд карих глаз заставил скрипнуть зубами и ответить правду:

— Почти ничего.

— Почему вы ничего не спрашивали? — Его лицо не дрогнуло.

— Потому что в таком случае наше занятие растянулось бы до следующего начала круга и мы бы даже не покинули индукционную платформу.

Ин Герм, чуть помолчав, спросил:

— Вы хотите получить ответы на свои вопросы, Хранящая?

— Да.

Обернувшись к столу, он взял тонкий лист прозрачной панели, точно такой же, как и у Кэртиса, и вручил его мне.

— Здесь вы найдёте ответы на все свои вопросы, а если не на все, то на многие. Также там имеется номер моего комма, на который вы можете писать в любое время. На этом у меня всё. Не торопитесь, внимательно просмотрите предложенное меню. Если всё же поймёте, что поставленная перед вами задача непосильна, сообщите мне об этом.

Покинув пределы Оздоравливающей, я тут же включила панель. Первая раскладка дала следующие названия: основы теоретической физики, механики, машиностроения и принципы устройства Оздоравливающей — похоже, мне всерьёз предлагают освоить специальность.

Я открыла первую папку и обнаружила ещё сорок пять. Каждая из них тоже делилась на разделы. Так. Открыв самый первый, я решила почитать, пока трансфер нёс меня обратно на свою палубу.

Не помню, как покинула кабину и вышла в коридор. Должно быть, я так и остановилась там, потому что в себя я пришла, услышав знакомый голос.

— Что-нибудь интересное? — ран Альрон стоял напротив и внимательно меня изучал. Выражение его лица было сложно прочесть.

— Совершенно ничего, — безразлично отозвалась я, подёрнув плечами. — Я могу быть свободна, ран Альрон?

Светлые глаза предостерегающе сузились, но вместо угрозы на губах проявилась кривая полуулыбка.

— Можешь.

Странно, но навязанная необходимость готовиться к экзаменам немного разнообразила серые будни. Моя цель никуда не исчезла, всё так же чётко обозначаясь на линии воображаемого горизонта, но идти до неё предстояло порядком, и потому новое занятие прекрасно помогало убить свободное и абсолютно не нужное мне время. Учитель на Тейане всегда говорил, что если нам не терпится покинуть урок и мы считаем время до конца, лучше всего заняться именно тем, что тебя просят, и тогда время иссякнет совсем незаметно. Он был прав, и потому я с головой окунулась в изучение точных наук.

Те вопросы, на которые у меня не получалось найти ответ самостоятельно, я задавала Кэртису и ин Герму. Иногда технические тонкости затягивали настолько сильно, что я, навострив уши, прислушивалась к разговору других обучающихся. По большей части, я старалась не вступать в разговоры, но иногда, увлёкшись, забывала о первоначальном намерении и встревала в дискуссии. На этом разговор обычно затухал — остальные Синие, похоже, никак не могли смириться с тем, что Хранящая учится с ними бок о бок. К тому же, отсутствие элементарных знаний, о чём они и так прекрасно знали, тут же убедило всех в моей никчёмности. Насмешливые и презрительные гримасы неизменно сопровождали меня во время урока, едва я решалась всё-таки раскрыть рот.

Меня это нисколько не задевало. Синим, конечно же, было невдомёк, что о работе механика Оздоравливающей я едва ли мечтала. Голову занимали задачи и решения намного страшнее, чем боязнь завалить экзамен.

Мы проходили блок за блоком, перемещаясь по контуру, не тревожа работающих вокруг Синих и их пациентов, которых, кстати сказать, было немного, учитывая размеры палубы.

Однажды я спросила об этом Кэртиса.

— Во время отсутствия серьёзных сражений Оздоравливающая осуществляет стандартную диагностику физического состояния команды и персонала Зигмы. Если выявляется отклонение от нормы, здоровье пациента тут же приводят в соответствие с нормой.

— То есть нельзя обратиться в Оздоравливающую, если кому-то вдруг нездоровится?

— Конечно можно, — улыбнулся Синий. — И вообще-то положено по уставу. Регулярная диагностика проводится для того, чтобы поддерживать оборудование и программы в надлежащей готовности, так же, как давать лишнюю практику служащим блока.

— Понимаю. Правда, не совсем ясно, почему их так мало.

— Случись что-нибудь серьёзное, к нам прибудет подкрепление с ближайших форпостов и станций, работники Оздоравливающей в том числе. Процесс занимает относительно немного времени, так что держать огромное количество человек в пустом блоке попросту не имеет смысла. Они находятся на Зигме посменно, а после разлетаются по основным местам службы. Исключая, конечно, небольшую команду, приписанную к кораблю.

Работа Зигмы казалась упорядочена до последнего винтика. Ни одного лишнего движения — всё в строго определённое время с чётко обозначенной задачей. Это становилось очевидным с каждым новым леном. Глядя на работу Обеденной, Тренировочной, Прогулочной, я всё чётче видела сходство доступных к посещению палуб, и Оздоравливающая в этом смысле ничем не отличалась от остальных.

Попадая в её стены, я заранее знала тему урока и материал, с которым мне следовало ознакомиться, чтобы понимать суть происходящего. Небольшая часть теории рассматривалась практически в строго отведённой секции палубы, которая неизменно игнорировалась регулярным персоналом, наверняка оповещённым о предстоящем занятии.

Более того, «учебная секция», как называл ин Герм место нашей очередной практики, изолировалась от общей системы на время занятий. Как нам объяснили, это делалось для того, чтобы мы могли допускать ошибки и беспрепятственно пробовать различные комбинации, исключая возможность сбоя взаимозависимых в стандартных условиях программ.

И так происходило всегда. Мы готовили материал, изучая элементы систем в многомерных чертежах, а затем соотносили новые знания с конкретными платами и железом. Программное обеспечение затрагивалось поверхностно — нам просто полагалось знать набор функций и их сочетание для осуществления конкретных задач.

Очередное занятие ничем не отличалось от предыдущего. Наша небольшая группа сгрудилась у огромной решётки в полу.

— Так, парни, взялись, — скомандовал ин Герм и Синие отодвинули перфорированную металлическую крышку в сторону.

Взгляду открылся небольшой узел — запасная панель контроля охладительных систем на случай, если основная выйдет из строя или будет физически уничтожена. Её мы осматривали и обсуждали круг назад, а в этот круг должны были разобраться с двумя дублёрами, расположенными в диаметрально противоположных частях.

Первая панель находилась недалеко от главного входа в отсек, и когда со стороны трансферов послышался шум, мы, недовольные тем, что нас отвлекают, уставились в направлении, откуда неслись десятки Синих.

Я едва успела отметить фасон формы парней с нижних палуб, как внимание привлекло то, что было у них в руках… вернее те, кого они спешили доставить в Оздоравливающую.

Маленькие хрупкие тела, затянутые в синие костюмчики, безжизненно свешивались вниз, болтая руками и ногами. Не сразу я заметила тёмные разводы на одежде, растекавшиеся грязными масляными пятнами вдоль тел. Но вот ярко-красный отчётливо смазал лбы и руки детей, чьи тела проносили мимо.

Один из Синих пробегал так близко, что мне удалось разглядеть лицо ребёнка на его руках. У мальчика был почти оторван нос. Жалкий обрубок торчал кверху, заставляя сердце в груди замереть.

А Синие меж тем заполонили собой всё пространство вокруг. Они всё прибывали и прибывали, выпускаемые панелью трансфера снова и снова. Все спешили к капсулам, стараясь доставить ношу и погрузить её в блок, пока ещё было время.

— Чего стали! — гаркнул на нас ин Герм. — Помогайте, чем сможете!

Мы словно отмерли и бросились в разные стороны.

Я продвигалась вглубь огромной площадки, где в радиусе двух вытянутых рук ровными рядами располагались Оздоравливающие капсулы. Одна из таких не единожды восстанавливала моё тело. Многие из них уже были задействованы и, судя по зелёному свечению показателей, с некоторыми детьми было всё в порядке. Туда, где горел красный и раздавался прерывистый сигнал тревоги, я старалась не смотреть.

— Помогите, помогите! — кричал один из Синих, загнанно оглядываясь вокруг, но все были слишком заняты и никого свободного не оказалось поблизости.

— Что случилось?

Синий был настолько встревожен, что даже не обратил внимания на мой белый костюм.

— Я-я не знаю, как это работает. Я отвечаю за запасы топлива, я не знаю, как включить капсулу. Пожалуйста! — он умоляюще смотрел на меня.

На плоской поверхности лежал мальчик в синем, окровавленная голова завалилась набок. Не разбираясь, дышит ли он или нет, я уставилась на оранжевые строчки табло, сообщавшие, что камера деактивирована. Судя по всему ею недавно пользовались и аккумулятору следовало завершить подзарядку. Но времени не было.

Каждая капсула имела аварийный блок питания, активируемый по команде. Я задала несколько команд, подтвердила наличие чрезвычайной ситуации и через кун крышка начала опускаться. Показатели заскользили по панелям — мы успели.

— Здоровья тебе, — не глядя на меня, отреагировал Синий, в глазах которого светилось облегчение. Он позволил себе отдых на ещё несколько недолгих кунов, а затем кинулся обратно.

— Ты куда?

— Там ещё много детей, — бросил он, не оборачиваясь.

Пробираться стало сложнее. Синие с детьми на руках были везде. Некоторые застыли у одних камер, не находя поблизости свободного места.

— Вон там есть одна! — крикнула я, указывая в сторону небольшого пустого островка. Один из Синих тут же кинулся в указанном направлении.

Тела некоторых детей убирали из камер — увы, даже продвинутые технологии оказались не всесильны…

Рядом я заметила другого Синего, нервно шептавшего себе под нос и бьющего по табло пальцем.

— Давай же, — достигло слуха, когда я была уже совсем рядом.

— В чём дело?

— Не понимаю. Пишет: «Физическая акценуация». Я пытаюсь выбрать другой режим, но ничего не происходит. Что это вообще значит?! — кипятился он, бросая взгляды на бледного мальчика в синем.

«Акценуация», — задумалась я, стараясь припомнить термин.

— Вытаскивай!

— Что?

— Вытаскивай его оттуда.

— С ума сошла, Хранящая. Он и так был еле живой, когда я его сюда клал.

Оттолкнув растерянного Синего в сторону, я мигом заставила крышку откинуться.

Мальчик лет восьми едва дышал. Я с силой порвала на нем курточку и исподнюю майку. Мертвенно бледная кожа была без единого изъяна. Кроме…

— Что за… — не смог договорить Синий, так же как и я уставившись на длинную багровую полосу, идущую вдоль левого бока.

— Пинцет есть?

Синий словно застыл. Грубо толкнув его в плечо, я повторила вопрос.

— Есть, — не глядя извлёк он небольшие щипцы из кармана.

Тут же перехватив инструмент, я воткнула края под кожу, заставив малыша завыть.

— С ума сошла!

— Заткнись!

Ухватив край неизвестного предмета покрепче, я потащила его на себя. Кровь хлынула следом. Большая, с половину ладони величиной металлическая пластина показалась наружу. Отбросив её в сторону, я снова нажала табло. Камера ровно загудела и малыш, выдохнув, успокоился.

Каким чудом я вспомнила дурацкое слово и то, что некоторые инородные предметы камера не в состоянии расщепить до ионов и атомов, как, например, определённые виды ткани и сложные виды сплавов, непонятно. Во многих случаях сначала требовалось извлечь предмет и только потом погружать тело в камеру. Синий, работавший на другой палубе, конечно, не мог об этом знать.

Я сама узнала об этом совсем недавно.

Бредя дальше и стараясь немного успокоиться, я смотрела, как паника понемногу спадает. Напряжённая спина одного из Синих и низко опущенная голова привлекли моё внимание. Я решила заглянуть через плечо и тут же об этом пожалела.

На поверхности оздоравливающей камеры лежала девочка. В белом. На груди знак. «10.3». Ей было всего десять дюжин.

В груди отчаянно защемило.

— Что произошло?

Синий, который, по-видимому, принёс малышку на палубу, обернулся. Взгляд немолодого ратенмарца был тяжёлым, словно тот не спал несколько ночей.

— Тандерцы, — выдохнул он. — Напали на группу наших кораблей, один из которых двигался на Матеру.

Спрашивать дальше не хватало сил, но всё же я продолжала:

— На борту было много детей?

— Не знаю, — пожал плечами Синий, словно прикованный взглядом к малышке. — Обычно около нескольких сотен.

В груди снова болезненно сжалось.

— Слышал, что как только атаку удалось отбить, детей тут же направили по ближайшим кораблям.

— Много погибших?

Синий наконец оторвал взгляд и, не торопясь, огляделся вокруг.

— Скоро узнаем.

Ратенмарец оттолкнулся руками от камеры, на которую опирался всё это время, а потом сделал то, что я не забуду никогда — он быстро склонился к девочке и неуклюже чмокнул её в лоб. А затем наконец ушёл.

Ноги и руки давно похолодели от ужаса, стоило мне замереть на секунду, и шаг дался с трудом. Я приблизилась к камере, вставая на место, где кун назад стоял ратенмарец.

Малышка была совсем худенькая, но если бы не белоснежное, как её платье, лицо, можно было бы поклясться, что она здорова и сейчас вошла в ту пору, когда тело начало стремительно вытягиваться, обещая высокий рост. Не знаю, какого цвета у неё были глаза, не знаю, о чём она думала последние уты и как выглядела её жизнь до этого.

Я нисколько не сомневалась в том, что она тейанка. Чуть раскосые к вискам глаза и оливковая кожа укрепляли меня в уверенности, что ошибки здесь быть не могло.

Её рука была совсем холодная.

Мне хотелось утешить её в гуле царившей повсюду суматохи. Многие дышали, у многих впереди были долгие дюжины, а у малышки без имени всего этого больше не было.

«Не печалься, милая, — шептала я в уединении собственного разума, поправляя светлую прядь, выбившуюся из хвостика. — Ты не станешь ничьей батарейкой и никто больше не станет тебя обманывать».

Мои слова были чистой правдой, но облегчения от этого не было. Те девушки, с которыми я училась в одной группе, кажется, были рады своей жизни, считая, что у них есть предназначение. Они не обращали внимания на цвет и вкус еды и, скорее всего, нисколько не сердились на крохотное пространство личной каюты. Они ничего не знали о том, кто они, и от того их жизнь совсем не казалась им ужасной.

Несмотря на строгую дисциплину они знали, что такое дружба и испытывали искренние чувства к мальчишкам в чёрном. Это была их жизнь, наполненная радостями, а позже, когда пелена наконец спадала с глаз, горестями. Но это была их жизнь. И несмотря на всё презрение, которое я испытывала к этим дурочкам, и собственный выбор, который вскоре должен был остановить моё сердце, я не желала им зла. Я не желала им смерти.

Фарфоровое личико передо мной выглядело совсем невинно. У меня не поворачивался язык назвать эту девочку дурой. Разве она была виновата в том, что её воспитывали таким образом, что у неё не оставалось никаких шансов узнать об окружающем мире хоть что-то полезное? И эта девочка совсем не заслужила смерти от рук тандерцев. Она пала жертвой кровавой войны, как и многие до неё.

Это было несправедливо. Нечестно.

Но кто был в этом виноват? Ратенмарский правитель, совершивший ошибку из собственной алчности множество сантир назад? Или его предки, те немногие, кому удалось уцелеть? Или их дети, озлобленные жестоким уроком прошлого? Или тандерцы, проигнорировавшие глупость неразвитого племени и вступившие в войну? Или их потомки, убившие сегодня девочку, чья судьба могла быть такой разной, начиная от свободной жизни на Тейане и кончая участью птички в клетке на Матере?

Кто был во всем виноват?

Я не заметила, как слезы хлынули потоком, стекая вниз по щекам и капая на комбинезон. Не заметила, как сползла вниз под камеру, обхватила руками колени и стала тихо давиться рыданиями.

Мы, выжившие и скрывавшиеся тейанцы, были счастливы в собственном крохотном мирке ущелья. Лишённые права свободной жизни, мы всё равно не разучились улыбаться, дружить, любить. Мы ценили эти жалкие крохи и считали, что наш мир рухнул заново, когда ратенмарцы отыскали укрытие, потому что несмотря ни на что мы хотели жить.

Все хотят жить. Даже в неволе. Даже помня о том, каково это — быть свободным.

Какая бы ни выпала доля, каждое существо всё равно выстраивает тесный мирок собственного существования, ограниченный бескрайними просторами планеты, металлической обшивкой корабля, несколькими палубами и крошечной каютой.

Я ведь была счастлива в Альмене. И были счастливы мои мать и отец, и друзья, и все односельчане. Конечно, мы никогда не забывали о том, чего нас лишили, но, несмотря ни на что, мы продолжали жить и радоваться яркому свету звёзд.

И эта девочка тоже научилась бы быть счастливой. Возможно, всего на несколько дюжин, но она бы непременно радовалась своему вымышленному предназначению.

Никто не имел права отбирать её жизнь.

Никто.

Это всё, что у неё было.

— Юна, — позвал знакомый голос.

Я не хотела отвечать и смотреть в лицо капитана.

Может быть, во всем был виноват именно он?

— Юна, иди сюда, — непривычно мягко позвал он и я почувствовала, как меня потянули за руку. Вокруг всё плыло, пока я пыталась подавить судорожное дыхание и оглядеться вокруг. — Пойдём.

Капитан взял меня под руку и повёл вдоль заполненных детьми камер, вокруг которых было так много Синих.

Успокаиваться получалось с трудом. На миг я засмотрелась на посиневшее лицо мальчика, которому камера оказалась уже не в силах помочь, и споткнулась. Ран Альрон не дал мне упасть, а затем и вовсе подхватил на руки.

Я хотела сказать, что могу идти сама, но силы будто закончились, испарились разом. Энергии во мне было предостаточно, я бы с лёгкостью могла выполнять несложную физическую работу несколько кругов кряду без перерыва на сон и отдых, но сейчас мне не хватало другой силы. Той силы, что заставляет двигаться вперёд, определяя начало любого действия. Я чувствовала себя свечой без фитиля.

Капитан отнёс меня в мою каюту. Он уже собирался выйти из спальни, оставляя меня в одиночестве, когда я спросила:

— Зачем? Зачем это всё? Неужели нужны все эти смерти?

Ран Альрон замер в дверях. Я не думала, что он ответит, но снова ошиблась.

— Не нужны. Но когда колесо катится с горы, его очень трудно остановить в один миг, — он посмотрел на меня своими пустыми холодными глазами. — Нужно время, Юна. Чем больше колесо, тем больше усилий и времени нужно, чтобы его остановить.