Стремление к совершенству

Глава 2

Поезд медленно приближался к вокзалу Виктории, и Дарсия подумала: «Вот и началась моя новая жизнь».

В действительности эта новая жизнь началась еще в Париже. Но тогда ей не было нужды все время притворяться, ведь там она общалась только с маркизой, отлично знавшей, чья она дочь.

Госпожа де Бьюлак оказалась именно такой, какой представляла ее Дарсия. В молодости она была красавицей, но еще не утратила былой привлекательности, несмотря на седину и морщинки вокруг ее темных выразительных глаз. После первого же их разговора Дарсия поняла, что маркиза не только обладает острым живым умом, но и не лишена чувства юмора.

Уехав из монастыря, Дарсия боялась, что отец вдруг захочет вернуть ее туда. После веселой и яркой жизни с отцом, монотонное, расписанное по часам существование казалось невыносимым. За эти два года Дарсия добилась всего, чего ждал от нее отец, но вести такой образ жизни и дальше она, пожалуй, не смогла бы.

Дарсия вспомнила, как лукаво блеснули глаза маркизы, когда она неожиданно спросила:

— Ну кто, кроме твоего отца, смог бы придумать столь забавное и в то же время неслыханно дерзкое приключение?

— Именно это я и сказала ему, — ответила Дарсия.

— Я знаю твоего отца уже многие годы, он всегда был верным другом моему мужу… и мне.

Дарсия укрепилась в догадке, что ее отца и маркизу когда-то связывало нечто большее, чем просто дружба.

— Я согласилась в этом участвовать не только потому, что мне бы хотелось помочь твоему отцу и его дочери, — продолжала маркиза, — но и потому, что его предложение — кажется, я правильно подобрала слово — пришлось как нельзя вовремя, ибо в тот период я чувствовала себя подавленной и опустошенной и мне нужно было отвлечься. Со смертью мужа я начала осознавать, что в обществе, где благодаря его положению я всегда играла немалую роль, теперь нет для меня места.

— Ну что ж, значит, мы обе выгадаем от интриги, которую затеял отец, — произнесла Дарсия и с удовольствием заметила, что лицо маркизы осветила улыбка.

Дарсия знала, что никто и ничто не сможет заменить ей общества отца, и от этого у нее все время немного щемило сердце. Тем не менее она испытывала приятное волнение, посещая парижские магазины и покупая модные платья, каждое из которых — в этом она была твердо уверена — у любой женщины вызвало бы чувство зависти.

Речь шла не просто о приобретении нескольких нарядных платьев. Необходимо было обновить весь гардероб. Поэтому покупки отнимали немало времени, и посыльные ежедневно приносили в дом маркизы огромное количество коробок.

Вместе с тем, согласно инструкциям лорда Роули, им нельзя было медлить с отъездом из Парижа.

— Необходимо, чтобы вы прибыли в Лондон точно в нужный момент, — объяснял он дочери. — Тогда, когда девушки, впервые выезжающие в этом сезоне, уже утратили для света очарование новизны и пресыщенное, скучающее общество занято поисками новой темы для разговора.

— А вы хотели бы, чтобы этой новой темой стало мое появление?

— Да. И будь уверена, моя дорогая, оно ею станет. Я арендовал лучший дом на Парк-лейн и купил для тебя превосходных лошадей. Даже если мужчины не разглядят твоего лица, они не смогут не обратить внимания на этих великолепных скакунов.

Ясно было, что лорд Роули и мысли не допускает, что можно не заметить красоту его дочери. Дарсия рассмеялась и сказала:

— Да… Вы всегда учили, что мудрость заключается в умении перестраховываться.

— Уверен, что, поскольку речь идет о тебе, в этом нет нужды. Но ты и без меня знаешь, что, хоть хорошенькое личико и может служить удачным началом, для того чтобы закрепить успех, нужно иметь кое-что про запас.

— Что же еще вы приготовили для меня?

— Бал, после того как ты будешь представлена ко двору, и строжайший наказ маркизе и близко не подпускать к тебе охотников за приданым и таких, как я, ловеласов.

— Я начинаю думать, — поддразнила его Дарсия, — что ваша затея потребует больших расходов, но окажется весьма скучной и мне, несмотря на все ваши усилия, так и не удастся выйти замуж.

К ее удивлению, отец не только не рассмеялся, напротив, его лицо стало непривычно серьезным.

— Одна лишь мысль, что ты будешь принадлежать другому мужчине, вызывает у меня приступ ревности. И все же, моя малышка, я понимаю, что тебе нужен муж, чтобы он заботился о тебе.

— Но только если я его полюблю! — вспыхнула Дарсия.

— Бывает, что любовь приходит и после замужества, — наставительно произнес лорд Роули.

— Ну да, а также скука и отвращение.

Отец воздел руки к небу. Этот почти театральный жест больше пошел бы французу, нежели англичанину.

— Как бы там ни было, — предостерег он, — будь осторожна, когда полюбишь кого-нибудь.

— Я постараюсь, — пообещала Дарсия. — Но я хочу предупредить вас, папа, что я дала себе клятву не выходить замуж за нелюбимого человека, каким бы многообещающим ни представлялся брачный союз с ним.

— Что ж, мне остается только надеяться, что твой брак будет так же удачен, как мой.

Когда она и маркиза ехали из Парижа в Кале, Дарсия решила, что наконец наступило время задать вопрос, который занимал ее уже несколько дней. Она тщательно выбирала подходящий момент, выжидала, пока они с маркизой получше подружатся и привыкнут друг к другу. Она не хотела, чтобы та придала слишком большое значение этому разговору.

— Я все пытаюсь вспомнить тех, — сказала Дарсия, — кого когда-то встречала в Лондоне. И хотя я не сомневаюсь, что все давно обо мне забыли, было бы интересно взглянуть, сильно ли они изменились за эти годы.

Маркиза обеспокоенно посмотрела на девушку:

— Твой отец уверен, что никто из его друзей не сможет тебя узнать.

— Я думаю, папа прав, — ответила Дарсия. — Ведь мне было всего тринадцать, когда я последний раз была в Лондоне. А до этого мы почти весь год проводили в Роули-Парк. Боже, как же там было прекрасно!

Маркиза вздохнула:

— Ужасно! Для меня просто невыносима мысль о том, что этот восхитительный дом пустует.

— Для меня тоже, — согласилась Дарсия. — Возможно, когда-нибудь все эти сплетни вокруг отца стихнут, он начнет жить как все и сможет вернуться.

Маркиза негромко рассмеялась:

— Это случится только тогда, когда он состарится настолько, что впадет в детство и не сможет передвигаться самостоятельно.

— Этого-то я и боюсь, — задумчиво проговорила Дарсия. — Но мне все равно хочется взглянуть на наш старый дом, даже если вид его меня огорчит.

— Тебе будет чем заняться и о чем подумать по приезде, ma chere, — сказала маркиза. — Но мы говорили о тех, кого ты знала в Англии. Ты помнишь их имена?

Дарсия задумалась.

— Я вспоминаю один прием в нашем поместье. Кажется, это было по случаю скачек. Как мне помнится, большинство из присутствующих были друзья отца, увлекавшиеся лошадьми.

Говоря это, она мысленно перенеслась в тот осенний вечер. Было уже около десяти, и гувернантка уложила ее спать. Но Дарсия не засыпала, поскольку отец еще не пришел, как обычно, чтобы поцеловать ее и пожелать доброй ночи. Сначала она ждала, но потом, подумав, что он забыл о ней, решила сама поискать его. Она выскользнула из кровати, накинула халатик из белого сатина, украшенный кружевными оборочками, и на цыпочках, чтобы никто не услышал, спустилась вниз. Достигнув Большого зала, она убедилась, что дамы уже удалились из столовой, так как их голоса доносились из гостиной. Это означало, что джентльмены скорее всего продолжают пить свой портвейн в столовой, и Дарсия побежала туда по длинному широкому коридору, со стен которого на нее смотрели многочисленные предки. Приоткрыв дверь в великолепную столовую, она, как и предполагала, увидела отца, сидевшего во главе стола в окружении своих друзей.

Дарсия помнила, что они смеялись над какой-то шуткой. Улыбающийся отец был так красив, что она почувствовала, как любовь к нему теплой волной охватывает все ее существо.

Она сделала несколько шагов, и тут отец заметил ее.

— Дарсия! — с удивлением воскликнул он. Она подбежала к нему.

— Вы все не приходили поцеловать меня, папа, — проговорила девочка, — поэтому я пришла сама.

— Прости меня, дорогая. Я очень виноват перед тобой, но больше этого не повторится.

С этими словами он поднял ее и посадил себе на колени. Один из джентльменов за столом пошутил:

— Роули, ваших поцелуев жаждут все женщины независимо от возраста.

На что лорд Роули ответил:

— Пройдет немного лет, и моей дочери не придется ходить за поцелуями ни ко мне, ни к любому другому мужчине. Они сами будут искать ее общества.

— В этом вы правы. Она обещает стать настоящей красавицей.

— Ты слышала, Дарсия? — повернулся лорд Роули к дочери. — Эти джентльмены говорят, что ты станешь красавицей, когда вырастешь. Но запомни, что такие комплименты редко расточаются бескорыстно.

— Одумайтесь! — воскликнул один из сидящих за столом мужчин. — Вы превратите ребенка в циника. Не лишайте ее иллюзий хотя бы до тех пор, пока она не достигнет нашего возраста.

— Будет лучше, если она научится здраво рассуждать и верно оценивать достоинства как мужчин, так и лошадей, — ответил лорд Роули.

Дарсия, увлекшаяся игрой пламени свечей в золотых украшениях на столе, при этих словах встрепенулась.

— Сэм говорит, что я хорошо разбираюсь в лошадях, совсем как вы, папа, — сказала она. — Но зачем мне оценивать мужчин?

Все засмеялись, и Дарсия пришла в замешательство, поскольку не могла понять, смеются они над ней или над тем, что она сказала. И тут она заметила, что среди взрослых за столом сидит юноша. Она была уверена, что никогда раньше он не приходил в гости к отцу. Ей было интересно узнать, кто это. Он очень понравился ей тем, что не смеялся вместе с остальными, а смотрел на нее серьезно и внимательно.

— Думаю, что тебе уже пора спать, моя дорогая, — сказал отец. — Вот мой поцелуй. Уверен, что все эти джентльмены тоже не отказались бы поцеловать тебя, но я предлагаю тебе просто вежливо всем поклониться и бежать наверх, пока тебя не хватились.

Говоря это, он наклонился и поцеловал ее в щеку. Дарсия обвила шею отца руками, крепко прижалась к нему и тоже поцеловала. Затем лорд Роули спустил ее с колен и поставил рядом с собой. Она поклонилась, как он ей велел, и застенчиво произнесла:

— Спокойной… ночи…

— Спокойной ночи, — отозвались несколько человек.

А один из гостей добавил:

— Оставьте за мной несколько танцев на вашем первом балу.

Дарсия почувствовала, что он не ждет ответа на эти слова, и, бросив на отца прощальный взгляд, повернулась, чтобы уйти. Юноша, на которого она обратила внимание, встал и подошел, чтобы открыть ей дверь. Дарсия посмотрела на него и улыбнулась:

— Благодарю вас.

— Доброй ночи и приятных сновидений, — пожелал он на прощание.

Дарсия думала о нем весь следующий день, но ей не пришлось спрашивать, кто он. На конюшне она услышала разговор отца с конюхом, и что-то подсказало ей, что они говорят именно об этом юноше.

— Мальчишка графа Керкхэмптона великолепно управляется с лошадьми. Немногие в его возрасте на это способны, — говорил лорд Роули Сэму.

Сэм служил у отца уже очень давно. Именно он научил Дарсию ездить верхом, причем едва ли не раньше, чем она начала ходить.

— Я тут много чего слышал о нем, милорд, — отвечал Сэм, — но только когда я увидел его на скачках, поверил, что это не выдумки.

— Да, преувеличения здесь нет, — подтвердил лорд Роули. — Я бы гордился сыном, который так же брал бы барьеры.

Нотка горечи прозвучала в его голосе, и Дарсия почувствовала, что, несмотря на всю любовь к ней, отец часто жалеет, что она не родилась мальчиком.

— Я научусь так ездить верхом, что ты сможешь гордиться мною, — заявила она.

Отец засмеялся, поднял ее на руки и посадил в седло.

— Я всегда горжусь своей дочкой. Нам с тобой незачем кому-то завидовать.

Шли годы, и Дарсия все чаще слышала, как отец и его друзья обсуждают поразительные достижения сына графа Керкхэмптона.

В другой раз возможность увидеть его представилась ей однажды вечером в Лондоне. По смущенному выражению лица гувернантки, по тому, как та находила любой предлог, чтобы не отвечать прямо на вопросы девочки, Дарсия догадалась, что это была одна из тех вечеринок, что создали дурную славу ее отцу. Подрастая, она научилась не задавать лишних вопросов, а узнавать все, что ее интересует, из обрывков подслушанных разговоров. Ей было нетрудно сообразить, что дамы, приглашенные на вечер, были актрисами. Дарсия точно знала, что актрисы считались особами легкого поведения. Но из разговоров слуг она выяснила, что отец в то время был увлечен знаменитой актрисой, выступавшей на Друри-лейн, и эта вечеринка давалась в ее честь.

«Хотелось бы мне посмотреть на гостей», — подумала Дарсия. Но она знала: если высказать эту идею вслух, дело кончится тем, что гувернантка просто запрет ее в спальне. Тем не менее она твердо решила, что не останется в стороне от подобного развлечения, раз уж сам отец находит приятным такое времяпрепровождение.

Весь день шли приготовления. По окончании спектакля должен был состояться ужин, затем в одной из огромных комнат гости начнут танцевать, а в другой — играть в бридж. Дарсия видела, как расставляют покрытые зеленым сукном столы и вносят в дом охапки цветов. Отец обожал цветы, и, где бы они ни жили, всегда по комнатам стояли букеты, наполнявшие воздух своим ароматом. В сознании Дарсии это делало образ отца еще более романтическим.

Днем она безуспешно пыталась поговорить с отцом, но только к вечеру ей удалось ускользнуть от гувернантки и пробраться к нему в спальню, где он переодевался для вечера. Лорд Роули, как обычно, был рад видеть дочь. Дарсия смотрела, как отец расчесывает волосы костяным гребнем, и думала, до чего же он красив.

— Мне хотелось бы побывать на сегодняшней вечеринке, папа.

— Не сомневаюсь, что тебе этого хочется, моя дорогая, — ответил он. — Но пока тебе нельзя участвовать в таких развлечениях. Да и когда подрастешь — тоже.

— А почему?

— Потому, моя малышка, что ты — прирожденная леди.

Именно такого ответа Дарсия и ожидала. Она поморщилась:

— Какая жалость, что не джентльмен.

— Большая, — согласился отец. — Но тут уж ничего не поделаешь. Как бы я ни хотел видеть тебя рядом с собой, но на сегодняшний вечер у тебя свой мир, а у меня — свой.

Дарсия присела на кровать.

— А если я переоденусь мальчиком?

Отец рассмеялся и повернулся, чтобы посмотреть на нее.

— С твоими глазами и нежной кожей? Сомневаюсь, чтобы тебе удалось обмануть даже слепого.

Снова поворачиваясь к зеркалу, он добавил:

— К тому же на этом вечере будут только мои сверстники, за исключением сына Керкхэмптона.

— А почему вы пригласили его?

— Потому что вчера он с блеском выиграл скачки, и я полагаю, что он заслужил право получить компенсацию за те ограничения, которым подвергал себя, чтобы добиться нужного веса.

— Он нравится вам, да, папа?

— Очень, — ответил лорд Роули. — Он выдающийся наездник. Только слишком серьезно относится к жизни. Впрочем, возможно, мне удастся его развеселить.

Отец всегда говорил с дочерью как со взрослой.

— Если он вам так нравится, мне тоже хотелось бы с ним познакомиться, — сказала Дарсия.

— У тебя еще будет такая возможность, когда подрастешь.

Лакей уже держал наготове узкий, тщательно подогнанный вечерний фрак с длинными фалдами.

Но прежде чем надеть его, лорд Роули обнял Дарсию и поцеловал.

— Ступай спать, моя дорогая, — сказал он. — Лет через семь я представлю тебе всех самых достойных, самых красивых молодых людей, которые все как один будут хорошими наездниками.

— Мне никто не нужен, кроме вас, папа, — серьезно произнесла Дарсия.

— Ну, к тому времени я буду слишком стар, — заметил отец, но Дарсия видела, что ему пришлись по душе ее слова.

Мысль о человеке, который так нравился ее отцу, не оставляла Дарсию, и желание снова увидеть его не становилось меньше. Совершенно неожиданно такая возможность представилась ей во время верховой прогулки в Гайд-парке, которую она совершала в сопровождении Сэма, потому что отца в тот день не было в Лондоне. Они проехали по малолюдной части парка, потом повернули на Роттен-роу. Дарсия с восхищением смотрела на элегантных дам в облегающих амазонках. Их лошади были не менее великолепны, чем в конюшне ее отца, но джентльмены, сопровождавшие этих дам, как правило, держались в седле отнюдь не так хорошо, как он. И вдруг Дарсия заметила среди них превосходного наездника — казалось, он родился в седле. С первого взгляда ей бросилось в глаза элегантное мастерство, с которым он управлял лошадью. Так умел ездить верхом только ее отец.

Всадник приблизился, и Дарсия узнала в нем молодого человека, который несколько лет назад в тот памятный вечер в Роули-Парк встал из-за стола, чтобы открыть ей дверь. Ей даже не пришлось спрашивать Сэма, кто это.

От Дарсии не укрылось, что взгляды других посетителей Гайд-парка обращены на великолепного наездника. Но он не обращал на это никакого внимания и, не улыбаясь и никого не приветствуя, скрылся так же неожиданно, как появился.

— Ты ведь знаешь, кто это, — обратилась Дарсия к Сэму.

— Ну да, молодой граф из Керкхэмптона. Как стал хозяином, все лошадей покупает, у него теперь их куда больше, чем было. А сейчас, должно быть, новую объезжает.

Дарсия ничего не сказала. В эту минуту перед ее мысленным взором стоял только что скрывшийся всадник. Именно тогда она ясно поняла, почему отцу так хотелось иметь сына.

Теперь, вспоминая это, Дарсия сознательно не стала сразу упоминать графа, называя маркизе имена тех знакомых отца, которых она когда-то знала. Она спросила, что случилось с пожилым человеком, часто гостившим, как она помнила, в Роули-Парк.

— Лорд Фитцхерберт? — вспомнила маркиза. — Он умер в прошлом году. Очень печально. Мы с мужем так любили его.

— А лорд Эрингтон? Помню, он был близким другом отца.

— Когда я последний раз была в Англии, он уже отошел от дел, жил в своем загородном доме и страдал от подагры. Он сильно постарел, но в свое время был одним из самых остроумных людей, когда-либо посещавших наше посольство.

— Припоминаю, что у отца был и более молодой товарищ. Кажется, его звали граф Керкхэмптон. — Дарсия надеялась, что голос ее звучит вполне естественно.

Маркиза воскликнула:

— О! Милорд Керкхэмптон! Я всегда считала его очень красивым молодым человеком. Был год, когда все только и говорили о том, как он выиграл какие-то там важные скачки.

Наступило молчание. Казалось, маркиза целиком погрузилась в воспоминания.

— А сейчас он по-прежнему участвует в скачках?

— Да нет. Он, как и раньше, держит лошадей, но в основном посвящает время совсем другим занятиям.

— Каким же?

— Он строит дом.

— Строит дом?! — поразилась Дарсия.

— Его фамильный замок сгорел. А так как он находился в довольно отдаленной части страны, то новый граф решил построиться поближе к Лондону, на землях, которые он купил.

— Странная прихоть. — Говоря это, Дарсия подумала, что почти все друзья ее отца жили в замках, построенных еще их предками, подобно Роули-хаус, в котором сменилось пять поколений. Но потом она решила, что вообще-то удивляться тут нечему. И в конце прошлого столетия, и в течение этого строились дома не менее великолепные.

— Было бы любопытно узнать, что у него получится, — продолжала маркиза. — Когда я последний раз была в Лондоне, он был так увлечен своим начинанием, что не посещал никаких приемов, и его друзья жаловались, что никак не могут увидеться с ним.

— А где он строит свой дом?

— Как ни странно, он выбрал место неподалеку от Роули-Парк, — ответила маркиза. — Помнится, я еще подумала, когда узнала об этом, что твоему отцу было бы неприятно иметь соседа, чьи конюшни способны соперничать с его собственными.

Дарсия промолчала. Она думала о том, что отцу действительно это не понравилось бы, если бы речь шла о ком угодно другом, кроме графа Керкхэмптона. А вот она сама скорее всего переживала бы неприятные минуты каждый раз, когда отец после очередного успеха графа на скачках начинал бы жалеть о том, что она не мальчик.

Дарсия выяснила все, что хотела. Теперь можно было сменить тему разговора. Она никогда не призналась бы в этом ни маркизе, ни кому-то другому, но ей очень хотелось вновь увидеть этого молодого человека, который был таким замечательным наездником.

Дом, снятый отцом в Лондоне, полностью оправдал ожидания Дарсии. Он был даже больше, чем Роули-хаус. Но, любуясь им, она вспомнила укол совести, который ощутила, проезжая мимо заколоченных окон родного дома.

Не успели они обосноваться в Лондоне, как благодаря связям маркизы' на них посыпались приглашения. Платья, купленные Дарсией в Париже, неизменно производили фурор.

Последний раз маркиза была в Лондоне в качестве жены французского посла, пользуясь при этом всеми привилегиями, которые давало ей ее положение. Впрочем, то обстоятельство, что теперь, став вдовой, она уже не принадлежала к дипломатическому корпусу, не уменьшило ее значительности в глазах света. А тот факт, что ее повсюду сопровождает необычайно красивая молодая девушка, к тому же, по слухам, богатая наследница, без сомнения, подогревал интерес общества к ней. Любому приему, который почтили своим вниманием маркиза и ее протеже, был обеспечен успех.

Дарсия оказалась в центре всеобщего внимания. Ее осыпали комплиментами, за ней ухаживали, мужчины всех возрастов увивались вокруг нее. Каждое утро, спускаясь в холл, Дарсия обнаруживала там море цветов, присланных ее поклонниками, число которых день ото дня увеличивалось.

— Моя дорогая, ты пользуешься феноменальным успехом, — сделала вывод маркиза, просматривая визитные карточки, присланные вместе с букетами.

Секретарь даже составил специальный список, чтобы Дарсия никого не обделила своей благодарностью. Такая любезность с ее стороны была для общества свидетельством того, что девушка не только красива, но и обладает хорошими манерами. Секретаря предоставил в распоряжение дочери сам лорд Роули, присовокупив, что она, помимо всего прочего, может доверить ему и свои денежные дела.

— Мистер Кертис некоторое время работал у меня, — говорил лорд. — Ему можно давать любые поручения, вплоть до самых необычных, и он в точности выполнит их. Кроме того, он всегда в курсе всего, что происходит вокруг.

— Что вы имеете в виду, папа?

— Я имею в виду, — объяснил лорд Роули, — что, если тебе захочется узнать, что говорят о тебе или о ком-то еще, или если тебе покажется, что кто-то ухаживает за тобой только потому, что он по уши в долгах, мистер Кертис поможет все это выяснить.

— То есть он будет моим шпионом?

— Только если в этом возникнет необходимость. Все остальное время он будет оплачивать твои счета, писать письма, вести дом и обеспечивать тебя всем, что ты пожелаешь.

— Ну тогда он просто волшебник! — рассмеялась Дарсия.

Мистер Кертис оказался серьезным спокойным молодым человеком. При взгляде на него создавалось впечатление, что он не выспался. Его организаторские способности были безукоризненны, а работоспособность поражала. Маркиза с радостью переложила на его плечи ведение всех домашних дел.

— Мадам, я подготовил для вас список лиц, которых, как я предполагаю, вы желали бы видеть на своем приеме, — как-то раз обратился Кертис к маркизе. — Но, конечно же, вы сами можете добавить в него любые имена.

Дарсия быстро просмотрела список. Он был составлен в алфавитном порядке, и она сразу заметила, что имени графа Керкхэмптона в нем нет, но пролистала его до конца и с улыбкой вернула Кертису:

— Такое впечатление, что вы включили сюда весь город.

И только когда маркиза поднялась к себе отдохнуть, Дарсия отыскала Кертиса, чтобы поговорить с ним наедине. Он сидел за столом в своем небольшом кабинете и при появлении девушки поднялся ей навстречу. Дарсии показалось, что в его усталых глазах мелькнуло любопытство.

— Не вставайте, мистер Кертис. Я зашла только для того, чтобы обсудить с вами список приглашенных на бал.

Кертис протянул ей листы, и она присела к столу.

— Я не вижу в этом списке графа Керкхэмптона, — сказала Дарсия, решив действовать напрямую.

— Я подумал, что бесполезно приглашать его, мадемуазель.

Кертис был настолько осторожен, что, помня о ее вымышленной национальности, называл ее так, даже когда рядом никого больше не было.

— Почему? — спросила Дарсия.

— Потому что всем известно, что за последний год граф не принял ни одного приглашения.

— Он так занят строительством нового дома?

— Насколько я понимаю, да.

— Расскажите, что вы о нем знаете. Он был другом моего отца, и мне бы хотелось узнать о нем побольше.

— Прежде чем рассказать что-либо вам, я должен убедиться, что мои сведения о нем соответствуют действительности, — ответил ей Кертис.

— Ну хоть что-нибудь вы можете мне сказать прямо сейчас.

В ее голосе прозвучали властные нотки, и Кертис подумал, что девушка очень напоминает отца, хотя и не подозревает об этом.

— Хорошо, — согласился он, — я слышал, граф строит дом для леди Каролины Блейкли, хотя не ручаюсь, что это правда.

Прошла минута, прежде чем Дарсия спросила:

— Вы имеете в виду, что он собирается жениться на ней?

— Говорят, что они тайно помолвлены, мадемуазель.

Снова наступило молчание, затем Дарсия сказала:

— Я хочу увидеть этот дом. Мне нужна такая карета, чтобы я могла съездить туда, не привлекая к себе внимания.

Кертис кивнул, и она продолжала:

— Насколько я поняла, это где-то по соседству с Роули-Парк?

— Вы совершенно правы, мадемуазель. Если говорить точнее, дом расположен неподалеку от деревни Летти-Грин.

В первый момент это название ничего не сказало Дарсии, но потом она вспомнила:

— Летти-Грин! Именно там отец купил домик для мисс Грейтон, когда она перестала быть моей гувернанткой?

— Это было еще до меня, мадемуазель, — заметил Кертис. — Но к утру я уточню все детали.

— Да, прошу вас, сделайте это, — распорядилась Дарсия и вышла из кабинета.

Вернувшись с бала, где она весь вечер танцевала с самыми завидными женихами Лондона, Дарсия тем не менее продолжала думать о графе Керкхэмптоне, предпочитавшем танцам строительство. Странное занятие. Это так не вяжется с тем, что она о нем знала раньше. Естественнее для него было бы возиться с лошадьми, готовиться к скачкам, в конце концов строить новую конюшню. Но увлечься строительством дома для будущей жены — это совсем на него не похоже.

Кстати, на сегодняшнем балу ей удалось увидеть леди Каролину Блейкли. Бал был одним из самых пышных в этом сезоне, и присутствовать на нем было почти так же престижно, как получить приглашение в Букингемский дворец.

— Расскажите мне о тех красивых дамах, — попросила Дарсия своего кавалера, когда танец закончился.

— Кроме вас, я не вижу здесь ни одной красивой дамы, — ответил он, и его лесть прозвучала почти искренне.

— Благодарю вас, — сказала Дарсия, — но я недавно в Лондоне и чувствую себя очень неуютно, когда не знаю имен тех, кого встречаю на балах почти каждый вечер.

Кавалер улыбнулся и, подчинившись ее желанию, начал перечислять одну за другой всех наиболее привлекательных женщин в зале. Он был довольно остроумен и, называя дам, давал им меткие характеристики, как правило довольно язвительные.

— Очаровательна, но мелочна… Обворожительна, но слишком любит звук собственного голоса… Прелестна, однако интересуется только своим отражением в зеркале…

Дарсия слушала и молча кивала, пока наконец он, указав на красивую блондинку, не произнес:

— А это леди Каролина Блейкли, дочь герцога Халлского.

— Она восхитительна, — сказала Дарсия.

— Любуясь гладью вод, не забывайте о подводных течениях…

Дарсии хотелось бы знать, что он имел в виду, но она не стала уточнять. Вместо этого она спросила:

— Она помолвлена с тем приятным молодым человеком, с которым танцует?

— Нет, это лорд Арклей. Поговаривают, что леди Каролина, как бы это сказать… В общем, официально о ее помолвке с графом Керкхэмптоном объявлено не было, но, кажется, приватным образом они обо всем договорились.

— А почему они не хотят объявить о помолвке официально? — с невинным видом поинтересовалась Дарсия.

— Он сейчас строит для нее дом, и Бог знает, сколько еще времени уйдет на это строительство.

— Как прозаично! Если бы я любила кого-то, то ничто не остановило бы меня, даже отсутствие крыши над головой.

— Если вы полюбите меня, — отозвался ее кавалер, — обещаю, что и глазом не успеете моргнуть, как мы окажемся перед алтарем.

Она весело рассмеялась. Но к концу бала его торжественные заверения в любви и преданности начали ей надоедать.

Дарсия устала, но уснуть не могла. В темноте комнаты перед ее глазами возник образ графа. Она представила его таким, каким видела в последний раз — на аллее в Гайд-парке, верхом на лошади, с сосредоточенным выражением лица; он пронесся мимо и пропал в тумане.

Потом возникло другое лицо. Оно проявилось из темноты очень четко, как на тех фотографических карточках, о которых так много все говорили в последнее время. Это было лицо леди Каролины Блейкли — нежная кожа, глаза цвета незабудок. «Она хорошенькая», — подумала Дарсия, понимая, что лукавит сама с собой. Правильнее было бы назвать ее красавицей.

Весь следующий день был расписан маркизой по минутам, и Дарсии не удалось приступить к осуществлению своей затеи. Ей пришлось ждать еще некоторое время. Подходящий момент наступил только дня за два до бала, который давала маркиза.

Рано утром маркиза прислала сообщить Дарсии, что ей нездоровится. Дарсия не мешкая прошла в ее комнату. Шторы на окнах были опущены, в воздухе стоял резкий запах одеколона.

— Мне очень жаль, моя дорогая, — слабым голосом проговорила маркиза, — но меня опять мучит мигрень. Иногда у меня бывают такие сильные приступы, что ничего не остается, как только тихо лежать и ждать, пока боль не пройдет.

— Я понимаю, — сочувственно произнесла Дарсия. — Вы уверены, что я ничего не могу сделать для вас?

— Ничего, — с трудом ответила маркиза. Было ясно, что разговор причиняет ей боль, и

Дарсия поспешила удалиться.

Вернувшись в свою спальню, она набросала записку мистеру Кертису и поспешно начала одеваться. Спустившись вниз, она увидела, что ее распоряжения уже выполнены. Закрытый экипаж ждал перед парадной дверью. Кертис протянул ей листок бумаги, из которого она узнала все, что хотела.

— Вы решительно не хотите, чтобы я сопровождал вас, мадемуазель? — спросил Кертис.

Дарсия покачала головой и нарочито громким голосом, так, чтобы услышал лакей, сказала:

— Благодарю вас, мистер Кертис. Я собираюсь навестить одну мою знакомую — пожилую леди, живущую в пригороде. Надеюсь, состояние здоровья позволит ей встретиться со мной.

— Я тоже надеюсь, мадемуазель, — вежливо согласился Кертис.

— Будьте добры, отмените на сегодня все встречи, — продолжала Дарсия. — И уточните у мадам N, к которой мы с маркизой приглашены, удобно ли будет, если я приеду одна…

Не дожидаясь ответа, Дарсия села в карету, и ее охватило волнение, какого она не испытывала ни перед одним из званых вечеров, на которых ей пришлось побывать с момента приезда в Лондон.

Дарсия помнила, что до местечка Летти-Грин, расположенного на самой границе отцовских владений, было не так далеко — миль на десять ближе, чем до Роули-Парк.

Женщина, которая была ее гувернанткой в течение четырех лет, состарилась уже тогда, когда отец подарил ей домик. Дарсия помнила, что сам дом и аккуратный ухоженный садик, тогда, девять лет назад, казались ей кукольными, несмотря на то что это было самое большое здание в Летти-Грин.

Через час экипаж остановился перед ним, и Дарсия убедилась, что память не подвела ее. Разве только сад сильно разросся с тех пор, как она видела его в последний раз. Она вышла из кареты и постучала в дверь, отметив про себя, что дверной молоток не мешало бы почистить. Прошло несколько минут, прежде чем ей ответили. Она уже собралась постучать еще раз, когда дверь открылась и на пороге появилась пожилая женщина, похожая на крестьянку.

— Я бы хотела повидать мисс Грейтон, если это удобно.

— Этого никак нельзя, мэм, — произнесла женщина. Говорила она совсем по-деревенски.

— Почему же? — спросила Дарсия.

— А потому как похоронили мы ее на прошлой неделе, — ответила женщина. — Я вот теперь как раз о доме думала, что мне с ним делать-то?

Дарсия вошла в маленькую прихожую. Женщина закрыла за ней входную дверь, а затем проводила ее в гостиную. Это была очень милая комната, с окнами, выходящими в сад. Дарсия сразу узнала вещи, которые мисс Грейтон разрешили взять на память из Роули-хаус. На стенах в аккуратных рамочках висели детские акварели Дарсии. Было очень трогательно, что мисс Грейтон хранила их.

— Расскажите мне, как это произошло, — попросила она крестьянку.

В ответ ей пришлось выслушать длинный и довольно бессвязный рассказ о том, как постепенно угасала мисс Грейтон и никто за ней не ухаживал, кроме самой рассказчицы.

— Разве у нее не было родственников? — спросила Дарсия, когда та перешла к описанию похорон мисс Грейтон.

— Вроде нет, — ответила крестьянка. — За эти годы никто не навещал ее.

— Может быть, она оставила какие-то распоряжения?

— Вот все хожу и думаю об этом. Тут письмо осталось для дочери его светлости — благородной Дарсии Роули. А говорят, что она где-то за границей. Куда мне его посылать-то? Вот я и не могу его отправить. — Она говорила почти сердито, словно боялась, что кто-то обвинит ее в пренебрежении волей покойницы.

— Что ж, вам это действительно было бы сложно сделать, — успокоила ее Дарсия, — Но я могу вам помочь. Мисс Дарсия — моя близкая подруга. Я обещаю, что передам ей это письмо, если вы отдадите его мне.

Женщина подошла к французскому секретеру, стоявшему у стены, открыла его и вытащила конверт, подписанный старческим почерком.

— Благодарю вас, — сказала Дарсия. — Насколько я знаю мисс Роули, она обязательно попросила бы меня вознаградить вас за ваши хлопоты и возместить все расходы по уходу за мисс Грейтон во время ее болезни.

Лицо женщины расплылось в улыбке.

— Какая же вы добрая, мэм. А я все хожу и думаю, продолжать ли мне убираться в доме? А то ведь новую работу искать теперь надо. Деньги-то всегда нужны, коль семья большая.

— Да, конечно. — Дарсия открыла сумочку и достала три соверена. — Этого должно хватить. Чтобы покрыть ваши издержки и помочь вам продержаться до моего следующего приезда.

Женщина недоверчиво, словно бы не веря в такую удачу, взяла деньги.

— Может быть, мне будет нужно время от времени пользоваться этим домом, пока мисс Роули не вернулась в Англию, — продолжала Дарсия. — А пока я сообщу ей, что вы замечательно ухаживаете за ним, чтобы она не волновалась.

— Ей вовсе и не нужно волноваться, — заверила крестьянка.

— Как вас зовут? — спросила Дарсия.

— Миссис Коснетт, мэм. А за садом-то, чтоб в порядке был, муж мой ухаживает, на неделе по два раза приходит, правда-правда по два раза.

Дарсия оставила немного денег и для мистера Коснетта. Потом она попросила показать ей другие комнаты. Они оказались так же хорошо и аккуратно обставлены, как и гостиная. Дарсия подумала, что такая щедрость была вполне в духе ее отца. Ему мало было просто предоставить старой гувернантке крышу над головой, нет, он обставил ее дом в таком стиле и с такой роскошью, которые вряд ли кто в ее положении мог ждать от бывшего хозяина даже в самых радужных мечтах. Ковры великолепной работы выдержали испытание временем, шторы до сих пор выглядели свежими и почти не полиняли, стулья, комоды, столы, дедушкины часы, тикающие в холле, — все было такого качества, что ими не стыдно было бы обставить любой лондонский или парижский дом.

— Я вижу здесь весьма неплохие вещи, — проговорила Дарсия, когда они опять спустились в прихожую. — Как хорошо, что у мисс Грейтон были вы, миссис Коснетт. Все в великолепном состоянии, ничего не сломано.

— Я часто говорю себе, что все дело в ответственности, — важно изрекла миссис Коснетт и неожиданно хлопнула себя по лбу: — Чуть не забыла! Тут есть кое-что, что надо бы показать вам, мисс. Хорошо бы вы рассказали об этом мисс Дарсии.

— Что же это?

Миссис Коснетт повела ее в сад, где стоял добротный сарай. Черепичная крыша была в хорошем состоянии, дверь, как входная дверь в доме, недавно покрашена.

Дарсия терялась в догадках, что может оказаться внутри, а когда миссис Коснетт открыла замок, едва не вскрикнула от изумления.

— Это везли в Роули-Парк три года назад, но что-то случилось по дороге, в деревне, и мисс Грейтон принесла это сюда для сохранности. Она мне тогда еще сказала: «Здесь все будет в сохранности. А когда понадобится хозяевам, они пришлют кого-нибудь и заберут». Но они так никого и не прислали, с тех пор все так и лежит здесь!

Дарсия с удивлением рассматривала то, что лежало перед ней. Это были деревянные панели для обшивки стен — ламбри, которые ее отец купил в Париже. Когда перестраивали один из дворцов, когда-то принадлежавших кардиналу Ришелье, отец приобрел эти панели, покрытые искусной резьбой, и отправил в Англию.

— Что вы собираетесь с ними делать, папа? — спросила его Дарсия.

— Их продавали совсем дешево, и к тому же кардинал Ришелье всегда вызывал у меня восхищение.

— Да, но зачем вам резные панели во французском стиле в английском доме? — настаивала Дарсия.

Отец пожал плечами.

— Когда-нибудь пригодятся, — ответил он, и дочь еще долго подшучивала над его скопидомством.

Сейчас, глядя на них, Дарсия решила, что они гораздо красивее, чем она представляла по памяти. Ей пришла в голову мысль, что сама судьба помогает ей странным и почти сверхъестественным образом. Вот перед ее глазами лежат панели, которые любой человек, занятый строительством дома, не прочь был бы приобрести. Тем более что они не только очень красивы, но и имеют определенную историческую ценность.

Похоже, что какие-то могущественные силы решили содействовать ей в той игре, которую она тайно затеяла. И Дарсия не собиралась отвергать столь высокое покровительство.

Присмотревшись внимательнее, она увидела, что почти все панели были длинными, во всю высоту стен. Глаза ее загорелись, когда она увидела одну более короткую ламбри, видимо, предназначенную для того, чтобы закрывать пространство над дверным проемом.

— Миссис Коснетт, мне кажется, я видела в саду вашего мужа. Не мог бы он оказать мне любезность и перенести эту панель в карету? Если она для него слишком тяжелая, мой лакей поможет ему.

— Уверена, муж все для вас сделает, мэм, — ответила миссис Коснетт и поспешила звать мистера Коснетта.