Стремление к совершенству

Глава 4

Они обошли первый этаж, побывали еще в одной большой гостиной, прошли по западной галерее, осмотрели будущую библиотеку и личный кабинет графа. На первом этаже были и другие комнаты, но он сказал, что они еще не готовы для показа столь строгому ценителю, как она, и повел Дарсию на второй этаж. Наверху предполагалось разместить не только роскошные спальные комнаты для гостей, но и несколько ванных комнат, что явилось для Дарсии полнейшей неожиданностью.

Когда они опять спустились на первый этаж, граф посмотрел на нее и спросил:

— У меня появилось ощущение, что я сделал что-то не так. Вам кажется, что я допустил где-то ошибку?

— Не то чтобы… ошибку, — нерешительно сказала Дарсия.

— Я готов выслушать ваш вердикт, — проговорил граф, сделав неудачную попытку улыбнуться.

— Совершенство, с которым спланирован ваш дом, произвело на меня ошеломляющее впечатление, — сказала она, — но это дом не для человека, у которого есть семья.

Граф нахмурился и довольно сердито спросил:

— Что вы этим хотите сказать?

— Вы не учли, что женщины, причем все без исключения, должны где-то хранить свою одежду.

Граф нахмурился еще больше:

— Это означает, что им нужны шкафы?

— Это означает, что гардеробы, которые я никогда не считала красивой мебелью, нарушат симметрию ваших спальных комнат, и для дам, которых вы будете принимать здесь, было бы намного удобнее иметь отдельные комнаты.

— Вы правы, — почти простонал граф и, немного помолчав, добавил: — Кажется, я начинаю вас ненавидеть!

Дарсия расхохоталась:

— Вас никто не заставляет прислушиваться к моему мнению.

— А что мне остается делать, ведь я прекрасно понимаю, что вы нашли уязвимое место в моем проекте, которого сам я не заметил.

— Позвольте мне еще раз взглянуть на ваши чертежи, — попросила Дарсия.

Так как граф оставил их в комнате для завтрака, пришлось вернуться туда. Дарсия снова отметила, что резные деревянные панели отлично смотрятся здесь, и, представив, как граф завтракает в этой комнате с леди Блейкли, для которой он строит сейчас этот дом, отчего-то погрустнела.

Заметив, что она опечалилась, граф спросил:

— Надеюсь, вы не ищете недостатков и в этой комнате?

— Нет, конечно же, нет! — воскликнула Дарсия. — Я думала совсем о другом.

— Думайте обо мне! — почти повелительно сказал граф. — Думайте о том, как я сейчас нуждаюсь в вашей помощи.

Внутри у Дарсии все задрожало от этих слов. Не зная, что ответить, она склонилась над чертежами и стала искать среди них планы спальных комнат.

Самая большая из них была обозначена как «спальня хозяина». Та самая, подумала Дарсия, где он будет спать… один… или с женой.

К спальне примыкали ванная и туалетная комнаты, с другой стороны — будуар.

Но места для шкафов не было предусмотрено, а она знала, что огромные и неуклюжие гардеробы не будут смотреться среди другой мебели, которая, Дарсия не сомневалась, будет по-французски изящной.

Взяв карандаш, она указала на комнату за будуаром:

— А как вы думаете использовать это помещение?

— Я планировал сделать там гостевую комнату на случай визита особо важных гостей, — ответил граф.

— Как жаль, что им придется делить ее с нарядами, шляпками, зонтиками от солнца и туфлями! — с усмешкой сказала Дарсия и провела жирную линию, разделив комнату надвое.

— А здесь будет гардеробная для костюмов хозяина. Надеюсь, этого достаточно для холостого мужчины.

— Я не допущу, чтобы мои планы… — начал граф сердито, но остановился и рассмеялся. — Хорошо. Будь по-вашему! Но если вы надумаете размещать гардеробные по всему второму этажу, мне придется пристраивать еще одно крыло.

— Или сокращать число ваших гостей, милорд!

— Архитектор, который создавал рабочий проект по моим наброскам, предупреждал меня, и, как видно, не без оснований, что всякий раз, когда дом уже построен, он оказывается слишком мал. Он как в воду глядел. У меня дурное предчувствие, что если я и дальше буду следовать вашим советам, то одним дополнительным крылом дело не ограничится.

— А ведь надо еще решить, где спать вашим детям, когда они появятся, — сказала Дарсия. — Нельзя же загубить корабль, сэкономив на смоле.

Оба весело рассмеялись, и в этот момент Дарсия услышала высокий женский голос:

— Будьте добры, скажите, где я могу найти графа Керкхэмптона?

Дарсия вздрогнула:

— Я не хочу, чтобы… меня видели здесь.

— Да-да, конечно, — согласился граф.

Он показал на дверь, ведущую в зимний сад, и, когда Дарсия торопливо прошла туда, закрыл за ней дверь. Но на двери не было замка, и она сразу же открылась. Дарсия взялась за ручку, чтобы снова ее закрыть, и в этот момент услышала:

— Грэнби! Ты удивлен моим приездом?

— Очень удивлен, Каролина, — ответил граф. — Почему ты не предупредила меня, что приедешь?

— Я приехала посмотреть, чем ты занимаешься. Ведь ты уже больше месяца не был в Лондоне.

— Я был занят, — ответил граф. — И когда ты увидишь, как много сделано с тех пор, как ты была здесь в последний раз, то поймешь, почему я никуда не езжу.

— Меня интересует не этот противный дом, а ты. Дарсия догадалась, что приехала красавица леди

Каролина Блейкли. Она вспомнила ее на балу, и подумала, что белокурые волосы, голубые глаза и бело-розовая кожа леди Блейкли вполне отвечают образу сказочной принцессы и, безусловно, соответствуют дому, который граф для нее строил.

— Польщен! Но все же мне хочется, чтобы ты полюбила свой будущий дом так, как я люблю его уже сейчас.

— Но здесь еще все вверх дном, — пожаловалась леди Каролина. — Мне даже пришлось выйти из кареты и пройти пешком по дороге. Да, кстати, я видела там другую карету. Чья она?

В ее голосе неожиданно прозвучала подозрительность, и Дарсия затаила дыхание. Но граф небрежно ответил:

— Наверно, это карета архитектора или декоратора. Они оба где-то здесь, в здании. — Словно желая скорее сменить тему, он спросил: — Скажи мне, что ты думаешь об этой комнате. Здесь мы будем начинать наш день, и это первая комната, которая уже практически закончена, за исключением штор и ковров.

— И мебели, если не ошибаюсь, — добавила леди Каролина.

— Но она тебе нравится? — нетерпеливо, спросил граф.

— Она очаровательна, — без всякого энтузиазма сказала она, — но скорее всего, дорогой, завтракать я буду у себя в спальне, как привыкла.

— Даже в поместье?

— Даже в поместье.

— Тогда позволь показать тебе другие комнаты, — предложил граф.

Дарсия почувствовала, что он огорчен равнодушием леди Каролины.

— У меня мало времени, — сказала та. — Я приехала только затем, Грэнби, чтобы попросить тебя поехать со мной на костюмированный бал, который дает русский посол в конце недели.

Теперь в ее голосе слышалось радостное возбуждение.

— Думаю, будет забавно, если мы нарядимся в костюмы русских исторических персонажей, например царицы Екатерины и графа Орлова, не правда ли?

Граф не отвечал, и она продолжала:

— Мы могли бы приехать на санях — к ним легко приделать колеса, — а кучер в ермолке, как тогда одевались в России, завез бы нас прямо в бальный зал. Правда, бесподобно?

Наступило молчание. Вероятно, она ждала от него ответа. Наконец граф сказал:

— Мне жаль разочаровывать тебя, Каролина, но если и есть на свете что-то, чего я терпеть не могу, так это наряжаться и выставлять себя дураком. К тому же у меня сейчас нет времени на балы.

— Я прошу тебя поехать со мной. — В голосе леди Каролины появились стальные нотки.

— Мы обязательно пообедаем вместе на следующей неделе или в крайнем случае через неделю. Но на бал я не поеду.

Леди Каролина топнула ножкой:

— Право, Грэнби! Ты стал таким несносным и, я должна отметить, крайне невнимательным.

— У меня и в мыслях этого не было. В конце концов я же строю этот дом для тебя.

— Дом! Всегда дом! Опять этот дом! — воскликнула леди Каролина. — Разве ты не можешь понять, что мне нужен ты, а не эта груда кирпича и известки? Есть куча домов, которые можно было бы давно купить за намного меньшие деньги, чем ты тратишь на этот.

— Ты всерьез полагаешь, что я способен приобрести дом, построенный для того, чтобы отвечать чужим вкусам? — спросил граф.

— Какая разница, как выглядит дом снаружи? — удивилась леди Каролина. — Если он удобен, роскошен и в нем можно принимать гостей, его внешний вид не имеет никакого значения.

Граф молчал, но Дарсия могла представить, как сжались его губы.

— Ты тратишь время на этот дом, — продолжала она, — а мною пренебрегаешь. Между прочим, об этом уже начинают сплетничать.

— Так вот что тебя беспокоит!

— Разумеется, беспокоит! То, что ты столько времени проводишь здесь, не имело значения зимой, но сейчас, в разгар сезона, когда тебе полагалось бы ездить со мной на балы, в Оперу и на десятки приемов, это недопустимо! Это унижает, и мне крайне неприятно постоянно отвечать на вопросы, где ты и чем занимаешься.

— Но все, вероятно, и так знают, где я.

— Когда я говорю правду, никто мне не верит! — перебила его леди Каролина. — Не сомневаюсь, что в свете считают, будто ты прячешь здесь, в лесах, хорошенькую любовницу, которую находишь более соблазнительной, чем я!

Леди Каролина подняла на графа свои голубые глаза и была так обворожительна в этот момент, что он воскликнул:

— Ты знаешь, что это невозможно!

— Это все, что я хотела тебе сказать! Если ты хочешь доказать, что по-прежнему любишь меня, ты должен поехать в Лондон.

Граф не отвечал, и она подошла вплотную к нему.

— Мы могли бы пообедать сегодня вечером в твоем лондонском доме. Конечно, мне придется сказать маме, что мы будем не одни, что у тебя большой прием, иначе она придет в ужас.

Словно не устояв перед ее красотой и выражением глаз, граф обнял ее.

— Ты не получишь от меня поцелуя, — прошептала она, — если не пообещаешь провести этот вечер со мной.

Граф не ответил, просто склонился к ней и начал целовать. Наступило молчание, которое показалось Дарсии вечным.

Затем граф сказал:

— Мы проведем вечер вместе. Возвращайся в Лондон, а я скоро приеду.

— Ты очень мне дорог, Грэнби, милый, и нам о многом надо будет поговорить. — Что-то ненатуральное было в ее голосе, когда она добавила почти шепотом: — …особенно о нашей свадьбе.

— Она состоится сразу же по окончании строительства.

— А когда это будет?

— Возможно, через пять или шесть месяцев.

— Как долго! Я думала, мы обвенчаемся летом. Помолчав немного, граф сказал:

— Мне не хотелось бы говорить об этом сейчас.

— Я уверена, Грэнби, дорогой мой Грэнби, что ты сделаешь, как я хочу!

На это граф ничего не ответил, и леди Каролина поспешила сказать:

— Надеюсь, ты проводишь меня до кареты. Дарсия не могла удержаться, чтобы не бросить хотя бы мимолетный взгляд на женщину, которую до этого видела только однажды, и осторожно приоткрыла дверь.

В этот момент граф стоял к ней спиной, а леди Каролина, подняв к нему свое прекрасное лицо, брала его под руку.

Изысканно одетая, с прекрасными, почти классическими чертами лица и голубыми глазами — точь-в-точь дрезденская фарфоровая статуэтка, подумала Дарсия. Она будет великолепно смотреться в роли хозяйки в столовой, окруженная гобеленами по эскизам Буше.

Граф и леди Каролина вышли из комнаты, и их голоса затихли в восточной галерее.

Оставив дверь зимнего сада открытой, Дарсия пошла в столовую, чтобы еще раз полюбоваться на «Купидонов» Буше, которых граф уже успел повесить над камином.

— И зачем я отдаю картину ей? Ведь для нее она ничего не значит, — с горечью спросила себя Дарсия. Она знала это и раньше, но невольно подслушанный разговор причинил ей такую душевную боль, что она не могла избавиться от нее даже на мгновение.

Потом она сказала себе, что как-нибудь спасет графа от этой женщины, которую не интересует ни дом, который он строит для нее, ни он сам — его мысли, чувства, душевные порывы.

И так же, как она интуитивно понимала графа, Дарсия чувствовала, что нежные слова любви, сказанные леди Каролиной, были неискренними.

Что-то другое скрывалось за ее настойчивым желанием провести сегодняшний вечер с графом в Лондоне.

Дарсия внезапно вспомнила, что, когда она впервые увидела леди Каролину, молодой человек, говоривший о ней, произнес: «Любуясь гладью вод, не забывайте о подводных течениях…»

Что он имел в виду? Дарсия терялась в догадках. Удастся ли ей узнать тайну женщины, которую та скрывает даже от того, кто ее любит?

В том, что граф любил леди Каролину, не было ничего удивительного. Бесспорно, она обладала классической, типично английской красотой. Как раз таких женщин художники рисуют со дня сотворения мира, а мужчины всех национальностей считают неотразимыми.

— Она прекрасна, действительно прекрасна! — с тоской признала Дарсия. Она словно выдохнула эти слова, и тут же услышала, что граф идет к ней по зимнему саду.

Она обернулась. На фоне струящегося сквозь стекло солнечного света граф казался окруженным ореолом божественного сияния. И в это мгновение Дарсия осознала, что будет бороться за этого человека, и никто, даже самая красивая женщина в мире, не сможет отнять его у нее.

Все неясные чувства и мысли о нем, бродившие в ее душе все эти годы, превратились в уверенность, что она его любит и предназначена ему судьбой.

Он принадлежал только ей. Дарсия знала это уже тогда, много лет назад, когда впервые увидела его за большим столом в доме отца и он открыл ей дверь, пожелав спокойной ночи.

«Я люблю его!» — затрепетало ее сердце.

Она знала, что это не просто влечение женщины к красивому мужчине. Это было совсем другое чувство — словно во мраке вечности она встретила и узнала свою вторую половину.

— Я должен извиниться за то, что прервал нашу беседу, — вежливо произнес граф, входя.

— Боюсь, я отнимаю у вас слишком много времени… — смущенно сказала Дарсия.

— Нет-нет, вы не правы, — ответил граф. — И сейчас, после того как я столько ждал вас и на тысячи вопросов еще не найдены ответы, вы не можете говорить об отъезде.

Дарсия поколебалась, затем сказала:

— Вообще-то я не спешу, но, поскольку я вряд ли приеду в Лондон к обеду, не сочтете ли вы невежливым с моей стороны, если я поем, прежде чем мы продолжим работу?

Граф вспыхнул:

— Как я мог быть столь негостеприимным и не подумать, что вы могли проголодаться. Но боюсь, что я совсем забываю о еде, когда занят домом. Возможно, кто-нибудь из моих слуг…

Дарсия жестом остановила его:

— Я захватила с собой завтрак для пикника, и вы окажете мне честь, если разделите его со мной.

— Вы самая предусмотрительная женщина из всех, что я знаю, — восхитился граф. — С радостью принимаю ваше приглашение.

Дарсия улыбнулась ему:

— Все в моей карете, и поскольку день просто великолепен, не могли бы мы расположиться в саду?

— Вряд ли может быть что-то лучше, — ответил граф.

Они вместе вышли и подошли к карете. Дарсия попросила лакея отнести большую корзинку с едой, которую брала с собой, на то место, которое выберет граф.

Граф повел их мимо пламенеющих темно-малиновым цветом рододендронов. За ними обнаружилась лужайка, окруженная деревьями и кустарником. Отсюда открывался такой же великолепный вид на долину, как и из окна дома.

— Бесподобно! — воскликнула Дарсия. — Давайте присядем в тени деревьев.

Лакей расстелил на траве два пледа, а Дарсия принялась распаковывать корзину. Граф уселся на плед и стал смотреть на нее.

— Ваша посетительница недолго пробыла у вас, — как бы между прочим отметила Дарсия, доставая серебряные мисочки с крышками, в которые нанятый маркизой в Лондоне французский повар положил экзотические деликатесы.

— Дама, о которой вы говорите, спешила, — ответил граф.

После небольшой паузы он спросил:

— Почему вы не хотели, чтобы вас кто-нибудь увидел?

— У меня есть причины не желать, чтобы кому-то стало известно, чем я занимаюсь.

— Это не ответ. Почему вам надо окружать себя такой таинственностью? Поймите, я даже не знаю вашего имени?

— Я уже говорила, что вы можете называть меня Дарсией.

— Ну хорошо, а если, предположим, мне надо будет вам написать?

— Вы знаете, где находится мой коттедж.

— Не похоже, чтобы этот коттедж был вашим домом, — заметил граф. — Я видел там весьма милые вещицы, но не могу представить в нем вас.

— Не понимаю, почему вас это настолько волнует.

— Если вы решили заинтриговать меня, чтобы заставить самому выяснить, кто вы такая и почему приехали ко мне, то, должен вам сказать, вы почти этого добились.

— Если вы пытаетесь подловить меня или заставить произнести какое-то признание, — сказала Дарсия, — то давайте, пожалуйста, сначала поедим. Быть может, тогда я буду более сообразительна, чем сейчас.

— Я всегда считал вас очень сообразительной! — вспыхнул граф.

Дарсия рассмеялась и протянула ему паштет.

— Думаю, мне не следует удивляться, что ваше поразительное чувство гармонии проявилось и в выборе блюд.

— Надеюсь, что и вино выбрано правильно, — ответила Дарсия. — Считается, что женщины прискорбно невежественны во всем, что касается напитков.

Граф посмотрел на бутылку вина, стоявшую в серебряном ведерке со льдом, которое лакей принес и поставил перед ними, пока они беседовали. Он плеснул немного в бокал, сделал маленький глоток и сказал:

— Превосходное вино. Позвольте заметить, я был уверен, Дарсия, что таковым оно и окажется, хотя вы и напускали на себя притворную скромность.

Дарсия обратила внимание, что он назвал ее по имени, но вида не подала. Граф наполнил оба бокала, поднял свой и произнес:

— За ту, которая пытается быть подобной сфинксу, но выглядит богиней с Олимпа.

Он отпил немного вина.

— Божественный нектар!

— Богиня с Олимпа? — с сомнением в голосе произнесла Дарсия. — Хотелось бы мне, чтобы это было так, но единственные богини, которые вас интересуют, вероятно, найдут свое место на стенах вашего дома.

— Кажется, вы не случайно заговорили об этом. Вы что-то хотите предложить?

Дарсия улыбнулась:

— Ваши слова навели меня на мысль, что в вашей просторной гостиной не хватает богини.

— Какой же? — взволнованно спросил граф.

— Я полагаю, что на большую стену хорошо бы повесить картину Луи Мишеля ван Лу «Венера, Меркурий и Купидон».

Какое-то время он недоверчиво смотрел на нее. Затем быстро, почти скороговоркой, сказал:

— Вы говорите мне об этом, потому что могли бы помочь приобрести эту картину?

— Если бы она вам понравилась.

— Если бы она мне понравилась! — повторил граф. — Это картина, о которой я всегда мечтал.

Но я даже не имею представления, где она может быть или кому принадлежит.

— Цветовая гамма картины, по-моему, как нельзя лучше подходит для этой комнаты. Розово-белое тело Венеры восхитительно оттеняется более смуглым торсом Меркурия, а Купидон у него на коленях придает композиции завершенность.

— Когда-то я видел репродукцию этой картины, но не очень хорошую.

— Я уверена, она послужит центром всего интерьера комнаты.

Граф поднялся, и Дарсия поняла, что мысленно он уже видит свою гостиную с картиной ван Лу на стене.

— Когда я смогу получить эту картину?

— Вы уверены, что хотите ее приобрести?

— Неужели это вы задаете мне такой глупый вопрос? Вы знаете, что я хочу приобрести ее сразу же, как вы привезете ее. Или, может быть, вы предпочтете, чтобы я сам приехал за ней?

— Вами руководит вежливость или любопытство? — задала ему вопрос Дарсия.

В ответ граф расхохотался:

— Признаюсь, я подумал, что это может помочь мне узнать, где же находится ваша сокровищница. Я прекрасно понимаю, что «Венера, Меркурий и Купидон» слишком велика для того маленького коттеджа в Летти-Грин, который якобы принадлежит вам.

— Я привезу вам картину завтра, — пообещала Дарсия. — Или вам это неудобно? Тогда, может быть, в какой-то другой день на этой неделе?

Возникла пауза. Дарсия знала, о чем думает граф: леди Каролина наверняка рассчитывает задержать его в Лондоне и на следующий день. Наконец он принял решение:

— Я вернусь завтра в полдень.

— Я позабочусь, чтобы картина была у вас к этому времени, — пообещала Дарсия.

— А вы сами приедете?

— Не уверена, — ответила она. — Для меня это может быть сложно.

— Что вы подразумеваете под словом «сложно»? — поинтересовался граф. — Кто еще распоряжается вашим временем?

— У вас нет права задавать такие вопросы.

— Поскольку вы проявляете определенный интерес к моему дому, вам придется ответить, — сказал граф. — И раз уж вы снова приехали, я бы хотел, чтобы вы ясно себе представляли, что я не успокоюсь, купив одну картину, мне нужно их намного больше.

— И сколько же?

— Я жду, что вы мне скажете это.

— Знаете, мне придется быть очень осторожной, а то вы опять вообразите, что я собираюсь отнять у вас ваш дом, — поддразнила его Дарсия.

— В день нашей первой встречи я был ужасно невежлив, — согласился граф. — Трудно объяснить, почему я неожиданно испугался вас, вашей интуиции, если это можно так назвать.

Дарсия не ответила, занятая едой.

— Ну вот, — продолжал граф, как бы подыскивая слова, — вы с убийственной точностью высказываете идеи, которые я еще сам для себя четко не определил. Разве может быть что-то лучше такого взаимопонимания?

От этих слов сердце Дарсии забилось быстрее. Но, стараясь ничем не выдать себя, она сказала:

— Я не хочу навязываться вам, милорд, но… Она замолчала, и граф нетерпеливо сказал:

— Хотелось бы, чтобы вы закончили свою мысль.

— …Но ваш дом, — тихо сказала Дарсия, — представляется мне столь великолепным, столь гармоничным и вдохновляющим, что хочу помочь вам сделать его совершенным, как он того заслуживает.

— Таким он и будет, — с уверенностью сказал граф. — Но, пожалуйста, поймите меня правильно: вы нужны мне! Порой я начинаю думать, что ничего не смогу сделать без вас.

Дарсия взглянула на него, стараясь придать своему лицу выражение обычной деловой заинтересованности, но каким-то образом он поймал ее взгляд, и ей уже было трудно не смотреть ему прямо в глаза.

Через силу Дарсия произнесла:

— Вы ничего не едите, мой шеф-повар будет очень огорчен.

Она сказала это не подумав, а граф тут же оживился:

— Значит, вы держите шеф-повара. Вынужден заметить, что он, вероятно, с трудом прячется где-нибудь в подвале, если таковой вообще имеется в домике в Летти-Грин.

Дарсия рассмеялась:

— Должна ли я признаваться, что этот завтрак приготовил для меня шеф-повар одной из моих подруг?

И это была правда, потому что повар был взят на работу маркизой, и, несмотря на то что жалованье он получал из денег отца Дарсии, она не считала его своим личным слугой.

— Не сомневался, что вы найдете какое-нибудь объяснение, — заметил граф, — но не скажу, что я в него верю.

— Не понимаю, почему.

— В вас есть что-то экзотическое, хотя это и не совсем точное слово. Нечто необычное, хотя вы очень просто одеты. Ощущение богатства — причем я имею в виду не деньги, а вашу сущность. — Его голос стал проникновенным. — Вы не соответствуете этому крошечному коттеджу и не принадлежите тихому мирку обыденной жизни, потому что ваши горизонты ограничиваются лишь небом.

Дарсия чувствовала, что вся дрожит, слушая его. Она не могла ничего сказать и молчала. А граф продолжал:

— Мне нужно ваше доверие, мне не нравится, что между нами есть какие-то секреты. Я хочу, чтобы вы рассказали мне правду.

— Я не подозревала, что вы такой… ненасытный, — проговорила она после мучительной паузы.

— Ненасытный?

— Я предлагаю вам только ван Лу, а вы желаете большего.

— Может быть, то, чего я от вас жду, намного дороже любой картины.

— Означает ли это, что я должна предложить вам, чтобы вы не чувствовали себя обделенным, комод работы Крессента, который будет превосходно смотреться в Красной гостиной?

— Вы пытаетесь увести меня в сторону, — сказал граф. — Конечно, я знаком с работами Крессента. Он был скульптором, но делал и мебель, и, несомненно, это как раз то, что мне нужно: он составит пару другому комоду, который уже есть у меня. На нем вырезаны купидоны, и, на мой взгляд, это лучшая из его работ.

Дарсия улыбнулась:

— Купидоны в столовой, купидоны в обеих гостиных! Поистине, милорд, вы строите дом, наполненный символами любви!

Но граф не засмеялся ее шутке. Задумчиво поглядев на долину, он тихо сказал:

— Об этом я и мечтал, когда начали класть только первые камни в фундамент.

Такая тоска прозвучала в его голосе, что Дарсия не задумываясь сказала:

— Вы вкладываете душу в строительство своего дома, так будьте осторожны в выборе той, с кем вы разделите свой кров!

Проговорив это, она тут же поняла, что зашла слишком далеко.

Граф нахмурился и сказал:

— Я получил удовольствие от нашего восхитительного завтрака, но теперь, полагаю, нам следует приступить к работе. Мне необходимо уехать в Лондон ближе к вечеру.

— Я готова, — откликнулась Дарсия. — Мой лакей отнесет корзину в карету.

Они вернулись к дому, Дарсия видела, что граф все еще хмурится.

Только когда они снова заговорили об оформлении комнат и цвете штор, он повеселел и улыбка тронула его губы.

Три часа спустя, возвращаясь в Лондон, Дарсия озорно улыбалась, не сомневаясь, что заставила графа опоздать к ужину.

Она узнала, что пока шли работы, граф жил в трех милях от стройки, у своего приятеля.

Значит, ему пришлось сначала съездить туда переодеться, потом добраться до Лондона, потом снова переодеться для ужина. К тому времени ему уже надо было либо посылать записку леди Каролине с предупреждением, что он задерживается, либо заставлять ее ждать. Мысль о леди Каролине сразу же вызвала у Дарсии желание узнать о ней побольше.

Странно, что та готова была рискнуть своей репутацией, отваживаясь на столь противоречащий нормам морали поступок, как обед наедине с неженатым мужчиной у него в доме — даже если она и была тайно обручена с ним.

Леди Каролина явно поставила себе задачу увидеть графа сегодня вечером. Слыша лишь голоса, Дарсия воспринимала оттенки ее интонаций лучше, чем если бы видела ее в момент разговора. Так у слепых развивается слух и осязание.

«Боюсь, — говорила себе Дарсия, — что леди Каролина вовсе не влюблена в графа. Она хочет выйти за него замуж, потому что это престижная партия и, возможно, ее физически влечет к нему, но это ведь не любовь».

Дарсия не сомневалась, что между графом и леди Блейкли не было ни духовной близости, ни сходства мыслей, одним словом, всего того, что чувствовала она по отношению к графу, пусть и в небольшой степени. Она глубоко вздохнула. Да, ей удалось его заинтриговать интересом к дому, но Дарсию огорчало, что ему и в голову не приходило воспринимать ее как женщину. Всю обратную дорогу в Лондон она пыталась понять, что именно граф испытывает к леди Каролине, и ей было невыносимо тяжело снова переживать те чувства, которые охватили ее, когда она поняла, что он целует свою даму в соседней комнате.

— Ты выглядишь немного грустной, ma petite, — сказала маркиза, когда они отправились во французское посольство. — Мне кажется, поездки в Роули-Парк расстраивают тебя. Ничто так не нарушает спокойствия, как тоска на сердце.

Дарсия подумала, что маркиза права. У нее становилось тяжело на сердце при мысли о том, чем занят граф сегодня вечером.

Леди Каролина прождала больше двадцати минут, прежде чем граф вошел в гостиную своего дома на Беркли-сквер. Он, как всегда, выглядел великолепно.

Граф поднес к губам руку своей гостьи и проговорил:

— Прости меня. Я могу только смиренно просить прощения за то, что не смог покинуть поместье раньше, как предполагал сначала.

— Не спрашиваю, что задержало тебя, — сказала леди Каролина. — Конечно же, твой дом.

— Наш дом, — поправил ее граф.

— Мне кажется, я весьма далека от этого.

— Это не моя вина, — ответил он. — Если бы ты только знала, как я хотел показывать тебе каждый этап строительства, рассказывать тебе о каждой своей идее и радоваться вместе с тобой каждой удаче.

Прежде чем ответить, леди Каролина сделала глоток шампанского из бокала, который держала в руке.

— Сегодня я хочу поговорить с тобой серьезно, Грэнби.

— О чем? — поинтересовался граф.

— О нас с тобой.

— Что ж, эта тема интересна и мне.

— Надеюсь, ты говоришь искренне.

— Почему ты в этом сомневаешься?

— Потому что, как я уже говорила тебе днем, ты пренебрегаешь мною, и мне это не нравится!

— Прости меня, — вновь извинился граф. — Ты же знаешь, что я стараюсь создать соответствующее обрамление для твоей красоты, и как только оно будет готово, ты будешь сверкать в этой оправе как самое дорогое сокровище из всех, какими я обладаю.

— Звучит очень романтично, но, если честно, Грэнби, я устала ждать. Давай поженимся сейчас и закончим твой дом вместе.

— Это все испортит, — запротестовал граф. — Когда ты впервые сказала, что любишь меня, я решил не только воздвигнуть памятник нашей любви, но создать настоящий дом для нас, наших детей и внуков, которые будут носить мое имя.

— Все это весьма похвально, как говорит мой отец, — сказала леди Каролина, — но я хочу выйти замуж, пока не кончился сезон.

Граф собрался что-то ответить, но в это время дворецкий объявил, что ужин подан.

В присутствии слуг обсуждать личные вопросы не представлялось возможным, и граф стал рассказывать леди Каролине о картине «Венера, Меркурий и Купидон», которую он заказал.

— Никогда о ней не слышала, — сказала она раздраженно. — Почему она так интересует тебя?

— Потому что она не только идеально подходит для Красной гостиной, но и, по-моему, является одной из лучших картин, написанных в прошлом веке. Ты, наверное, слышала о Луисе Мишеле ван Лу?

— Полагаю, мне прожужжали все уши именами каких-то художников, когда я сидела в классной комнате, — ответила леди Каролина, — но все, что я помню, так это боттичеллиевская Венера, потому многие говорили мне, что она похожа на меня.

— Если быть более точным, ты похожа на нее, — поправил граф.

Леди Каролина пожала плечами:

— Какое это имеет значение? Почему ты не купишь Боттичелли?

Граф рассмеялся:

— Если бы это было возможно, уверяю тебя, я сделал бы это с удовольствием, но сомневаюсь, что итальянское правительство согласится расстаться с этой картиной даже за несколько миллионов фунтов.

— Кажется, это то же самое, что просить тебя жениться на мне.

Слуги уже удалились, и граф взял ее за руку.

— Ты знаешь, я очень хочу, чтобы ты стала моей женой.

— Это правда?

— Я много раз говорил тебе об этом.

— Я предпочитаю словам поступки, — сказала леди Каролина, состроив недовольную гримаску, которую большинство мужчин сочли бы прелестной.

— Я подумаю, как ускорить строительство дома. Леди Каролина стукнула кулачком по столу.

— Мне надоело слышать об этом доме! — воскликнула она. — Наша свадьба — вот что имеет значение!

Граф еще не закончил ужин, но она поднялась из-за стола и вышла из комнаты. Идя по коридору, она постаралась успокоиться и справиться с раздражением. Родственники леди Каролины, а тем более слуги в доме ее отца, могли бы рассказать графу, что у нее ужасный характер — она легко теряла контроль над собой, хотя обычно эта яростная буря стихала так же неожиданно, как начиналась.

«Я хочу выйти замуж и выйду замуж этим летом!» — сказала она себе.

Когда граф догнал леди Каролину в гостиной, взгляд ее голубых глаз все еще был жестким, а лицо выражало твердую решимость добиться своего.

Прежде чем отправиться во французское посольство, Дарсия послала за мистером Кертисом.

— Распорядитесь, пожалуйста, относительно картины ван Лу «Венера, Меркурий и Купидон». Ее нужно забрать из Роули-Парк завтра утром, как можно раньше, и доставить в новый дом графа Керкхэмптона.

Ей казалось, что если картину привезут до приезда графа, ему не представится случай навести справки у тех, кто ее доставит.

Мистер Кертис не проявил ни малейшего удивления. Он только уточнил:

— Это та картина, что висит в Голубой гостиной?

— Да, именно она.

— Надеюсь, хозяин не будет возражать.

— Вы знаете не хуже меня, мистер Кертис, что вряд ли мой отец когда-нибудь вернется в Англию. Но если и вернется, мы найдем для пустующего места что-нибудь не менее подходящее.

Мистер Кертис склонил голову в знак согласия.

— Что нам нужно, так это завести отдельный счет, на который мы будем заносить средства для возмещения всего, что я продам из Роули-Парк. У вас уже есть чеки в оплату ламбри и Буше.

— Я открою такой счет, мадемуазель, — проговорил мистер Кертис.

Он хотел уйти, но Дарсия его остановила:

— У меня к вам еще одно поручение. Мне нужно, чтобы вы собрали всю информацию, какую только сможете, абсолютно всю, о леди Каролине Блейкли.

Мистер Кертис занес это имя в записную книжку.

— Она дочь герцога Халлского и проводит, как я полагаю, много времени в обществе лорда Арклея. Я хотела бы знать, где они встречаются и когда, а также нет ли у нее еще каких-нибудь симпатий.

— Я предоставлю вам информацию как можно скорее, мадемуазель.

Глаза мистера Кертиса ничего не выражали. Он поклонился в своей обычной преувеличенно-вежливой манере и вышел из комнаты.

Дарсия тихо вздохнула и, посмотрев на себя в зеркало, подумала, что бы сейчас сказал о ней граф, если бы мог ее увидеть.

В блестяще сшитом парижском платье с турнюром, придававшим ей вид экзотической птицы, она выглядела ослепительно и чарующе соблазнительно.

И только ее глаза сохранили обаяние юности и невинности. Но в глубине этих глаз знаток человеческой природы безошибочно разглядел бы жажду любви.