Стриптиз

Глава 12

Однажды зимой, когда мне было лет десять, отец выиграл в лотерею. Надо признаться, прежде он никогда ничего не выигрывал. Он купил лотерейный билет просто так, по той же причине, по которой их покупают все. Таким, как мой отец, ничего в жизни легко не давалось. Все, что они имеют, досталось им тяжелым трудом.

Так вот, в тот вечер, когда отец выиграл в лотерею, он вернулся домой ближе к ужину. По-моему, я больше никогда в жизни не видела его таким счастливым, ни до этого, ни после. Я сидела за кухонным столом и делала уроки. Мама поглядывала то на меня, то на равиоли, которые она готовила. Братья тоже крутились здесь же, дурачась и стараясь напакостить друг другу. Когда отец, ужасно возбужденный, вернулся домой значительно раньше обычного, мы поняли: что-то случилось.

Мы примолкли и уставились на него. А он подошел к маме, приподнял ее и закружил по кухне. Он давно уже ничего подобного не делал. Мама очень удивилась и даже немного испугалась, но отец не обращал внимания, будто не замечал этого. Он размахивал клочком бумаги и кричал: «Я выиграл, Эви! Я выиграл! Мы поедем на Рождество во Флориду».

К тому времени когда маме удалось наконец его успокоить и выяснить, в чем дело, до нас уже дошло. Мы поедем туда, где растут апельсины, где качаются высокие пальмы, где по пляжам разгуливают длинноногие красотки в бикини рядом с длинноволосыми молодыми людьми, держащими доски для серфинга. Мы поедем туда, где даже в самую холодную зиму не бывает снега.

Мама не любила суеты, ей не хотелось, чтобы люди знали, что происходит у нее в доме. Но даже она страшно обрадовалась. Мы это видели, потому что следующие несколько недель, пока мы не уехали в Форт-Лодердейл, она что-то напевала и все время улыбалась. Пару раз я даже видела, как они с отцом танцевали на кухне, после того как нас уложили спать.

Мы поехали в Форт-Лодердейл. Отцу так не терпелось поскорее попасть туда, что он с большой неохотой останавливался по дороге, когда нам надо было в туалет. Мама загрузила машину всем необходимым, взяла макароны, оливковое масло, сандвичи, итальянский хлеб, салями, твердый сыр. Все это на тот случай, если во Флориде не окажется хороших продуктов. Флорида казалась нам почти другой страной, и мой старший брат Джимми предположил, что там даже по-английски не говорят, поскольку большинство жителей — выходцы с Кубы.

Сама мысль о том, что мы едем в какое-то место, совершенно не похожее на Филадельфию, представлялась нам ужасно романтичной. Мы были уверены, что Флорида будет полной противоположностью Филадельфии. Там чисто, бурлит жизнь, полно музыки. Филадельфия была для нас как старое черно-белое кино. Нам казалось, что Флорида окажется разноцветной.

Никто из нас не разочаровался. У нас сохранилась фотография, на которой запечатлены мы все. Какой-то прохожий по нашей просьбе сфотографировал нас. На ней были мама, папа, четыре моих брата и я. Мы стояли у стоянки морских яхт перед огромной яхтой «Королева джунглей». Мы никогда не видели такой раньше. Отец был в черных гольфах, которые наполовину закрывали его белые волосатые икры, в клетчатых матросских шортах и в гавайской рубашке. На маме и на мне были огромные соломенные шляпы и темные солнечные очки. Братья были в бейсболках и шортах из старых обрезанных джинсов. Мы дружно, как идиоты, улыбались. Ну и зрелище! И все же каждый из нас хранит такую фотографию у себя дома, там, откуда ее всегда можно достать, посмотреть и вспомнить, что в ту единственную неделю мы, Лаватини, приехавшие неизвестно откуда, наслаждались жизнью и не сомневались, что так будет всегда.

Почему-то я подумала именно об этой фотографии в пять утра, когда мы въезжали в Форт-Лодердейл. Рейдин уснула, прислонившись головой к окну, и тихонько похрапывала. Флафи свернулась клубочком между нами, положив голову на сумку Рейдин. Поэтому Форт-Лодердейл в утренней дымке увидела только я одна. Наверное, то же самое было и с отцом почти двадцать лет назад. Только теперь горизонт был закрыт небоскребами и кругом шло бурное строительство. Даже в этот ранний час по шоссе проносилось полно машин. Сейчас в городе были районы, куда туристы, опасаясь за свою жизнь, боялись заходить. Крошечные семейные отельчики, которых раньше было так много, теперь вовсе исчезли.

Я неслась по шоссе, соображая, что же делать дальше. С собой у меня было всего шестьдесят баксов наличными и кредитка, а кроме того, собака и старая сумасшедшая. Выбор небольшой. Глаза устали и покраснели, я соображала с трудом. У заправки напротив аэропорта я остановила машину. Вывеска обещала горячий кофе и хот-доги. Возможно, немного кофеина и белков помогут мне разработать какой-нибудь план. Как только машина остановилась, Рейдин очнулась от сна и бдительно огляделась вокруг.

— Где это мы, дорогуша?

Волосы у нее сбились на одну сторону, взгляд был сонный. По-моему, она даже не соображала, на какой мы планете, не говоря уже о том, в какой части Флориды. Флафи тоже подала признаки жизни и потянулась на крошечных лапках.

— Мы в Форт-Лодердейле, — ответила я. — Хочу выпить чашечку кофе и сообразить, что делать дальше и где остановиться. Ты что-нибудь будешь?

Рейдин, выглянув из машины, проводила взглядом только что взлетевший самолет.

— Давай остановимся здесь, — предложила она, указывая на «Хилтон», расположенный рядом с аэропортом, — отсюда видно, как взлетают самолеты, так интересно.

Флафи уже окончательно проснулась. Она повернула голову в том направлении, куда показала Рейдин, и на ее мордочке появилось подобие улыбки. Я тоже посмотрела на «Хилтон» и вздохнула. Чашка горячего кофе и сосиска с булочкой, не говоря уж о гостиничном номере, сделали бы из меня банкрота. Я уже была готова раскрыть рот и сказать Рейдин, что мы не в отпуске и я не английская королева.

— Рейдин, этот отель слишком дорогой, номер в нем стоит, наверное, больше сотни долларов в сутки. Понимаешь, у меня сейчас с деньгами негусто, всего шестьдесят баксов наличными и кредитка, но на ней почти ничего нет. — Тяжело вздохнув, я взялась за ручку дверцы. — Сейчас принесу нам по кофе и хот-догу.

— А я бы лучше выпила чаю там, в гостинице, — капризно протянула Рейдин, теребя ручки своей древней кожаной сумочки.

Я медленно сосчитала до десяти.

«Так, я у нее в машине, — напомнила я себе, — и должна быть благодарной и терпеливой». Однако каждая клеточка, каждый мускул моего тела кричали от нетерпения. Швы на руке начинали чесаться. «Зря я все это затеяла», — подумала я.

— Ладно, — сказала Рейдин, — этого должно хватить. Ты говоришь, сто долларов в сутки? Так, фламандцы здесь до нас не доберутся. Абсолютно точно известно, что они не любят аэропорты. Здесь слишком много металлических детекторов и магнитных полей, поэтому мы будем в безопасности. Пошли.

Я повернулась, чтобы посмотреть на Рейдин и сказать ей, что это никак невозможно, однако вдруг увидела ворох смятых крупных купюр, которые она вытряхнула из сумочки себе на колени.

— Рейдин, — выдохнула я, — откуда у тебя столько денег?

— Жизнь полна возможностей, — ответила она философски. — Ты думаешь, если я живу в трейлере и иногда у меня появляются дикие идеи, то у меня не может быть денег?

— Но откуда…

Она не дала мне закончить.

— Я когда-то была замужем, — сказала она. — Деньги эти от мужа. Когда он умер, они достались мне. А еще от моей семьи. — Она сурово взглянула на меня. — Я владею информацией, и когда наступит большой день, вы увидите, что я права. А я уже буду готова. Ладно, сестренка, пошли!

Дорога, ведущая к «Хилтону», была усажена пальмами. А пригорки за ним скрывали тот факт, что «Хилтон» расположен рядом с аэропортом. Стоило только остановиться у входа, как тут же к машинам подскакивали приветливые молодые люди в безупречно белых рубашках и шортах, с ухоженными волосами. Они открывали дверцы, помогали выйти, будто вы прибыли с королевским визитом, а автомобиль у вас не менее чем лимузин, даже если на самом деле у вас ржавая колымага, а похожи вы на бездомного бродягу.

— Разрешите помочь с багажом, — предложил один из них.

— Нет, — довольно резко ответила я, — багажом мы займемся потом.

Рейдин взяла Флафи на руки. На ней было все то же выцветшее домашнее платье и чулки, которые спустились ниже колен. Она гордо вплыла в мраморный вестибюль. Все вокруг уставились на нас.

Я шла на шаг или два позади Рейдин, пытаясь пригладить волосы, чтобы выглядеть поприличнее в такой шикарной обстановке. Рейдин поставила сумочку на стойку и заговорила с молодой женщиной, имя которой было написано на карточке, прикрепленной у нее на блузке. Звали ее Мария.

— Дорогуша, нам нужен номер на двоих, и чтобы окнами на аэропорт.

Мария смотрела на нас в нерешительности. Она явно оценила взглядом Рейдин и посчитала, что та не похожа на обычных клиентов «Хилтона». Я поняла, что пора вмешаться, и подвинулась к Рейдин.

— Мамочка, давай я сама договорюсь.

Рейдин нахмурилась, но уступила мне место.

— Хорошо, мы с Флафи пойдем посидим вон там, но ты обязательно скажи им, что я люблю мятные пастилки. Деньги возьми в сумочке, сколько нужно.

Я повернулась к Марии, которая со всевозрастающим ужасом смотрела вслед Рейдин. Медлить было нельзя — еще секунда, и она вызовет кого-то из старших, а может, даже охранников, которые выдворят нас из гостиницы, чтобы мы не портили шикарную обстановку.

— Мария, — обратилась я к ней, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно интеллигентнее, — моя мать, скажем так, несколько эксцентричная женщина, а ее доктор в клинике Мейо считает, что у нее, возможно, признаки болезни Альцгеймера. Я хочу сказать, что женщина с такими средствами, как у нее, может одеваться подобающим образом.

Мария сосредоточила взгляд на мне. Я вежливо хихикнула.

— Но мама вбила себе в голову, что мы на грани разорения и надо экономить. Отец настоял, чтобы мы поехали отдохнуть. Сам он не смог поехать с нами из-за годового собрания акционеров. Он не может пропустить это собрание, поскольку возглавляет совет директоров. Вот мне и пришлось поехать с мамой.

Мария взглянула на меня так, словно хотела мне поверить. Я потянулась за сумочкой Рейдин и достала из нее пятьдесят долларов.

— И обязательно не забудьте про мятные пастилки. Мама их очень любит, а мы стараемся ей во всем потакать. — Я изобразила грусть на лице.

— Какая жалость, — прошептала Мария с сильным испанским акцентом и сочувственно покачала головой. — У нас пятьсот десятый свободен. — Она поискала в ящике и протянула мне ключ.

— Мария, мама настаивает, чтобы мы заплатили наличными. Мы остановимся у вас только на одну ночь. Я оставлю вам задаток в триста долларов, полагаю, этого хватит, чтобы заплатить за номер и возможные расходы? Конечно, если вы хотите кредитку в качестве гарантии…

Мария взяла мою кредитку.

Наконец нас оформили. Теперь можно было спокойно обдумать, что делать дальше. Я не спеша подошла к Рейдин, чувствуя на себе взгляды всех, кто находился в холле.

— Пойдем, дорогая, — тихо сказала я ей. — Твоя комната готова.

Прижимая Флафи к груди, Рейдин поднялась с кресла. Вид у нее был точно как у жертвы болезни Альцгеймера.

— А фламандцев здесь нет? — громко спросила она воинственным тоном.

Я успокоила ее и повела к лифтам. За приемной стойкой Мария о чем-то шепталась с коллегой, жестами показывая на Рейдин и печально качая головой.

«Господи! Вот не знаешь, что и где тебя ожидает», — подумала я, когда мы подошли к лифтеру, и прошептала с сочувствием:

— Бедняга.

— Как здесь холодно, — проговорила Рейдин, и двери лифта закрылись за нами.