Каролина
После завтрака Райнхарт осмотрел Иветт. Я очень переживала за то, как пройдет процедура. Особенно взятие крови для изучения темной магии. Не хотелось бы, чтобы малышка испугалась. Я обещала ей, что все будет хорошо, и что никто не причинит ей вреда. А тут на следующее же утро уколы. Но и без них никак не обойтись.
Я пришла с утра пораньше, чтобы проведать Иветт и подготовить ее к неприятной процедуре.
– Доброе утро, – когда я зашла в спальню, она еще лежала в кровати.
– Доброе утро, – Иветт подорвалась с постели и побежала ко мне с раскрытыми объятиями.
Я присела, чтобы обнять ее. Малышка прижалась ко мне и крепко-крепко стиснула своими маленькими тонкими ручками. Святая Селеста, сколько же доброты и тепла таилось в ней. Мое сердце мгновенно растаяло, и я почувствовала, что готова исполнить для Иветт любой каприз.
– Как тебе спалось? – спросила, не отрываясь от нее.
– Хорошо, – она первая отстранилась. – Мы порисуем сегодня? Я люблю рисовать. У меня не было столько карандашей.
– Конечно, и поиграем во что захочешь.
Иветт смотрела на меня с таким восторгом, что я аж растерялась. Боги, словно я стала для нее новым миром. Теперь мне непременно нужно раздобыть самую полный набор цветных карандашей.
– Но сначала надо умыться, почистить зубы и…
Я не договорила. Девочка сорвалась с места, как угорелая, и побежала в ванную комнату.
– Я все сделаю. Сейчас.
«Какая же она забавная», – подумала я и огляделась. Комната пустовала. Надо бы съездить в город и закупить для Иветт игрушек, одежды, обуви. Скоро зима. Ей обязательно нужно теплое пальто, и шубка. У нее же ничего нет. А еще карандаши, краски, кисточки. Может ей и мольберт теперь нужен?
Пока я мечтала о совместных покупках в моих любимых лавках, Иветт привела себя в порядок. Я помогла ей надеть платье. Сегодня это нежное платье длиной чуть ниже колена голубого цвета и мягкие туфельки.
Бордово-рыжие волосы невероятно контрастировали с одеждой. Я хорошенько расчесала их, и собрала несколько прядей шпильками. Остальная часть струилась волнистым каскадом по спине.
Мы вместе отправились завтракать. Горничные накрыли нам примыкающую к спальне Иветт столовую комнату. Накрытый белоснежной скатертью овальный стол пленил ароматами.
Иветт уселась у окна, и я присела рядом с ней. Если вчера девочка была более сдержанная, то сегодня уже вовсю говорила.
– Я люблю кашу. Папа всегда клал кусочек сверху, – малышка принялась гонять квадратик сливочного масла по молочной поверхности.
– Я тоже люблю, когда в каше побольше масла, – я тоже взяла ложку и кончиком крутанула кусочек масла по поверхности. – Знаешь стишок про кашу?
– Нет, – Иветт продолжала гонять масло.
– Каша вкусная дымится,
Иви кашу есть садится.
Очень каша хорошо!
Ели кашу не спеша,
Ложку за ложкой
Ели понемножку…
Малышка засмеялась и наконец перестала крутить масло.
– Давай ешь, – мне тоже было весело.
Наверно, так делать нельзя. Тетя всегда вела себя очень сдержанно даже с родными дочерями. Что уж говорить обо мне… Такое поведение позволяли себе няньки.
Но я чувствовала, что нам с Иветт вся эта формальность не нужна.
– А что ты еще любишь есть? – в детских глазах горело любопытство.
– Сладкое, – призналась я.
Это было понятно еще из вчерашнего застолья. Мы с Иветт каким-то случайным образом слопали тарелки безе, пока рисовали. Надо бы мне быть более сдержанной и взрослой. Ладно я. У девочки мог разболеться живот от такого количества сладкого.
– А что больше всего? – продолжала свой милый расспрос малышка.
– Булочки с корицей и кремом.
– А я люблю меренгу.
Какое-то время мы болтали о сладостях. Потом об играх и рисовании. Время летело, и я совсем забыла о самом важном.
– А правда существуют краски, которые блестят? – спросила Иветт.
– Да, перламутровые. Их делают из раковин моллюсков.
Такие краски были дорогими. Их могли себе позволить только очень состоятельные люди.
Как-то раз мне подарили набор из розовой и желтой перламутровой краски. Правда, теперь я не была уверена был ли это подарок от тети или же от Райнхарта.
– Они наверно красивые?
– Очень. Блестят и переливаются.
Я смотрела в беззаботное лицо Иветт и улыбалась. Она напоминала мне саму себя.
Стук в дверь прервал нашу милую беседу. Это был Райнхарт.