Струны сердца

Глава восемнадцатая

Дуайт Сэмьюэл отпил из бутылки мескаля и вытер тыльной стороной ладони усы и бороду. Его пьяные глазки блестели в свете костра.

— Черт возьми, Гид, у тебя здорово получилось с этим выкупом. Хочу поблагодарить тебя за это, кузен.

Гидеон лежал, опершись на локоть и протянув ноги к огню.

— Мы ведь как-никак родня, чего не сделаешь для я семьи. — Он чуть пригубил огненную жидкость и отдал бутылку Дуайту.

— После того как погиб Джесси, от нашей семьи мало что осталось. А те, что еще живы, вряд ли имеют право претендовать на эти деньги.

Стрелок взял бутылку, отпил и утерся рукавом, подражая Дуайту.

— У тебя « есть мы, Дуайт, — криво усмехнулся он. .

— Ты не в той весовой категории, что Джесси.

— Я никогда на это и не претендовал, хотя мог бы.

Чарли Бакк ткнул Стрелка локтем.

— Конечною, мог бы, парень, — хохотнул Дуайт. — Примерно так же, как я мог бы претендовать на пост губернатора Нью-Мексик«о. Или эти двое, — он показал большим м пальцем на пьяных мексиканцев, — стать генералами Соединенных Штатов.

Стрелок обиженно замолчал, а мексиканцы беззлобно рассмеялись. Гидеон задумался. Семья. В устах Дуайта это слово прозвучало как фальшивый звук треснувшего колокола. Когда-то кузен, взяв его, десятилетнего пацана, за шкирку, посадил на коня, и с : тех пор его жизнь превратилась в сплошное бегство от закона. Этому бегству уже двадцать лет. С небольшими перерывами на то время, когда он был с Корой или сидел в тюрьме. Всемогущий Боже! Как же он устал все время скрываться!

Сухая ветка можжевельника вспыхнула, полыхнув бирюзовым отсветом. Ясноглазая! Какой огонь пылал в ее глазах, когда она влепила ему пощечину!

Мать Хани, должно быть, уже посадила ее в поезд и увезла в Санта-Фе. Кейт Логан явно не из тех, кто позволит своей дочери жить во лжи, и наверняка обо всем ей рассказала — о том, что он действует на стороне закона, выполняя план Рейса Логана, что идея выкупа принадлежит не ему, что он не хочет разрушить ее жизнь, потому что любит ее…

Хотя, по всей видимости, последнее он уже сделал. Что, если она забеременела? Помнится, она сама высказала такое предположение — с несколько задумчивым, явно довольным видом. Ему не следовало поддаваться искушению. В тысячный раз он корил себя за это и в тысячный раз не мог отделаться от воспоминаний о минутах наивысшего блаженства.

Если у нее и правда будет ребенок, пусть уж лучше вырастет Логаном, а не Саммерфиддом. У Кейт Логан достанет решительности убедить в этом свою дочь.

Надо вспомнить, что ему говорила Кейт. Что-то насчет того, что ему нужен ангел, который был бы с ним рядом. Мысль замечательная, но разве она не поняла, что он уже обречен? Или она, подобно Хани, думает, что ее дочь сможет вырвать его из ада и вознести на своих белоснежных крылах прямехонько в райские кущи?

В самом деле, а какое у него будущее? Он уже не едет в Канзас с его привольными кукурузными полями. Но и в тюрьму не вернется. Это он знает твердо. А ведь мог бы зажить с Хани совсем другой жизнью. Но теперь ее с ним нет, и следует хорошенько обдумать свою дальнейшую жизнь.

Гидеон поднялся и, подсев ближе к кузену, тихо сказал:

— Вижу, Дуайт, тебе понравилось получать выкуп. Так почему бы тебе не послушать, что я расскажу об одном богатеньком банке в Санта-Фе?

— Слушаю тебя, кузен. Я весь внимание.

Гидеон начал рассказывать, немного сгущая краски, о банке — о его вкладах, удобном местоположении в тихой улочке, о практически полном отсутствии охраны.

Излагая свой план ограбления, Гидеон видел, как заблестели глазки Дуайта. Совсем как у изголодавшегося медведя, обнаружившего дупло с медом.

Вот тебе месть за Кору! — подумал Гидеон со злорадством, но тут же опомнился. Если рассуждать здраво, Дуайт оказал ему услугу, сбежав с Корой. Однако кузен бросил его, раненного, и он попал в руки правосудия. Это предательство освобождало Гидеона от угрызений совести: не он должен кузену, как недавно намекал тот, должок как раз за Дуайтом.

— Дельце, похоже, не такое уж трудное. А как поделим деньги? — Дуайт кивнул в сторону сидевших вокруг костра бандитов.

— Половину — семье, — лениво усмехнулся Гидеон, — а остальное твои парни пусть сами поделят между собой.

— Подходит. А вы, ребята, что скажете?

Гидеон не ошибся, подумав, что «ребята» согласятся, — они действительно дружно закивали головами: знали, что несогласие могло стоить им либо пули в голову, либо ножа в спину.

— Значит, завтра, — сказал Гидеон.

— О'кей!

Так-то, банкир, подумал Гидеон. Несмотря на неожиданное вмешательство вашей прелестной дочки, я свою часть сделки выполню — приведу черную овечку на заклание. А потом исчезну. Даже не возьму наличности, которая мне понадобится, чтобы пересечь границу. Если только в перестрелке меня не настигнет пуля. А если останусь жив — просто скроюсь, и всё. Навсегда. Потому что люблю ее. Потому что уже слишком поздно уповать на ангелов.

Костер догорал. Пьяных бандитов сморил сон. Только Гидеон бодрствовал. Неожиданно ему почудилось какое-то движение возле лошадей. Он прислушался, встал и осторожно подкрался к тому месту, откуда доносился шорох.

Увидев в лунном свете мирно пасущегося Нарцисса, он тихо выругался. Что за сумасбродная девчонка! Что она здесь делает? Хочет забрать обратно выкуп?

— Хани, — тихо позвал он, готовый к тому, что в ответ может раздаться вы стрел.

Голова девушки показалась из-за густых зарослей можжевельника.

— Гидеон? Это ты? — Хани бросилась ему в объятия.

— Какого черта ты здесь делаешь, ясноглазая? — прошептал он.

— Я должна была предупредить тебя. Мой отец…

— Тише. — Он прижал ее лицо к груди, опасаясь, что Дуайт или кто-нибудь из его шайки могут услышать. — Иди в пещеру, там поговорим. Я только расседлаю Нарцисса.

— Прости, что ударила тебя сегодня утром, Гидеон. Я думала…

Гидеон приложил палец к губам, призывая ее замолчать, потом, вскинув на плечо седло и обняв Хани за талию, повел ее к пещере.

— Я еще не встречал женщины, которой бы так нравилось спать под открытым небом. Эд, дорогая, тебе не приходило в голову, что это можно делать и у себя дома на заднем дворе?

— Без тебя — не могу. Мне нравится спать под открытым небом с тобою, Гидеон.

Он только хмыкнул в ответ.

— По правде говоря, мне нравится спать с тобой в любом месте — под звездами, в комнатушке в Керрилосе. Здесь.

Когда они достигли пещеры, Гидеон сбросил седло и привлек Хани к себе.

— Если бы у тебя имелась хоть капля разума, Хани Логан, ты бы сейчас нежилась в Санта-Фе в своей чистенькой кроватке. Тебе бы снились сладкие сны, в которые мне вход запрещен.

— А если бы у тебя имелась хоть капелька разума, Гидеон Саммерфилд, ты бы перестал ворчать и поцеловал меня.

Но у Гидеона уже не было даже этой капельки. Она испарилась в тот самый момент, как он увидел Хани. С легким стоном он прильнул к ее губам, растворившись в их мягкой, теплой податливости.

Хани первая прервала поцелуй.

— Мне нечем дышать.

— Тогда будет лучше, если я перестану тебя целовать. Не хочу отвечать за твою преждевременную смерть.

— Я не это имела в виду, и ты прекрасно знаешь, о чем я… А ты чувствуешь то же самое?

— Не совсем, — тихо засмеялся он и приложил ее руку к своему сердцу. — Вот что ты со мной делаешь. И гораздо больше того.

Усмехнувшись, Хани провела рукой вниз от пряжки ремня.

— Больше?

Гидеон поднял ее на руки и вошел в пещеру. Там он сел, прислонившись к деревянной обшивке шахты, и посадил Хани себе на колени.

— А теперь скажи, почему ты явилась, мисс Ни-капли-разума? Возомнила, что сможешь отнять у пятерых отчаянных головорезов десять тысяч долларов?

— Я приехала, чтобы предупредить тебя.

— О чем, позволь спросить?

— Мама рассказала мне о плане отца: ты заманишь Дуайта и его шайку в Санта-Фе, а взамен получишь свободу. Но после того, что случилось со мной, отец вряд ли выполнит свое обещание, Гидеон. Он совершенно теряет голову, если считает, что мне грозит пасность.

— Если бы я был твоим отцом, не сомневаюсь, что тоже потерял бы способность мыслить здраво.

— Он всегда хотел держать меня в своем подчинении.

— Он хочет обезопасить тебя от таких опасных бродяг, как я, — возразил Гидеон.

— Но именно с тобой я в безопасности. Вот как сейчас.

Гидеон устало вздохнул.

— Лучше бы ты приковала к себе наручниками какого-нибудь прилизанного банкирского сыночка. А может, мне следовало бы в тот день отрезать тебе руку вместе с наручником. В конечном счете это, возможно, было бы не так больно, как разбивать твое сердце.

— Так не разбивай его. — Хани прижалась к Гидеону щекой. — Люби меня. Женись на мне, и мы поедем в Канзас выращивать кукурузу и растить сероглазых гидеончиков.

Гидеон закрыл глаза, стараясь избавиться от нарисованной ею картины. Она обещает ему рай на земле. Но прежде ему придется пройти через врата ада. Его снова посадят, и еще неизвестно, переживет ли он это. И захочет ли Хани ждать его.

— Я уеду с тобой куда угодно, — сказала она, будто читая его мысли. — В Мексику. В Южную Америку. Если в Канзасе тебя ждет тюрьма, уедем куда-нибудь по дальше.

— Я не могу так с тобой поступить, ясноглазая. Ты заслуживаешь лучшей жизни.

— Я заслуживаю того, чтобы разделить жизнь с любимым человеком. На меньшее я не согласна.

— В этом-то и проблема: я не могу предложить тебе даже меньшего.

— Ладно. — Упершись ладонями ему в грудь, Хани отодвинулась. — Давай, Гидеон, бросай меня. Я найду кого-нибудь другого. Того, кто меня не бросит, кто верит в то, что любовь может преодолеть любые трудности. — Она встала и отошла в другой конец пещеры. — К твоему сведению, я не кисейная барышня! — крикнула она. — И мне не нужна постель, усыпанная розами.

Проклятье, подумал Гидеон. Постель усыпанная розами, — это самое малое, чего она заслуживает. Но мысль о том, что в эту постель может лечь кто-то, кроме него, оказалась невыносимой. Да, кисейной барышней ее не назовешь. Характера ей не занимать. Она хороша, невинна и упряма, как самый упрямый из Божьих ангелов. Именно такого ангела он хотел бы иметь рядом с собой. Но это право надо завоевать.

Гидеон встал и медленно подошел к Хани, обнял ее и зарылся лицом в ложбинку между плечом и шеей.

— Ангел, — пробормотал он. — Ты почти заставила меня поверить, что рай существует.

— Существует, Гидеон. — Она подняла голову и встретилась с взглядом его по влажневших глаз, увидела, как дрожат его губы. Приподнявшись на цыпочки, коснулась губами мокрых ресниц и прошептала:

— Прошу тебя, Гидеон, выбери рай. Вы бери меня.

Какой уж там выбор! Его нет. Он прильнул к ее губам с жадностью, с какой умирающий от жажды путник в пустыне припадает к роднику, и почувствовал вкус собственных слез. У него нет иного выбора, как осторожно опустить ее на землю и раствориться в волшебном раю, найти себя в блеске ее глаз, слиться с ней воедино, обливаясь слезами и шепча слова любви.

— Ангел мой, — шепнул он, — пожалуйста, дождись меня на том краю ада.

— Подожди, Хани.

Они спускались с горы к костру, вокруг которого сидели Дуайт и четверо его сообщников с кружками кофе в руках.

Гидеон взял ее за руку, и понизив голос, сказал:

— Надо придумать причину, по которой ты вернулась. Я не хочу, чтобы мой кузен что-нибудь заподозрил.

На виду у всей шайки Хани обняла Гидеона за шею и прошептала:

— Значит, мне придется тебя поцеловать, да так, чтобы все поверили, будто это я за тобой гоняюсь.

Прежде чем он успел ответить, Хани впилась в него губами, и он даже застонал от блаженства.

Ему хотелось бы, чтобы этот поцелуй длился вечно, но слишком много предстояло сделать — и для начала придется отправить ее обратно в Санта-Фе под крылышко родителей. Подальше от бандитов.

— Ты неотразим, милый.

— Надеюсь, и они в это поверили, — улыбнулся Гидеон, хотя ему было не до смеха. Пять пар глаз были устремлены на них. — Сможешь притворяться, что ты от меня без ума, до тех пор, пока мы не доберемся до Санта-Фе?

— Гораздо дольше. До самых врат рая, Гидеон Саммерфилд, и это не будет притворством.

Они спустились к костру.

— Ну и ну, кузен, — качая головой и одобрительно посмеиваясь, сказал Дуайт. — Получил выкуп и вернул себе девчонку. Таких, как ты, Гид, еще поискать.

— И она так думает, — подмигнул Гидеон. — Верно, крошка?

— Верно, — совершенно искренне отозвалась Хани.