Стоя у затухающего костра, Хани расправляла помявшееся платье, которое сунул ей Гидеон, буркнув: «Вот, на», прежде чем спуститься к ручью.
Крепкий сон привел ее в благодушное расположение, тогда как Гидеон был таким же колючим, как отросшая на его щеках щетина.
Не с той ноги встал, подумала она, ну и пусть. Надо расправить платье, смявшееся в его седельной сумке, — вот о чем ей сейчас следует позаботиться. Как приятно снова надеть свою одежду, а не эти красные тряпки! Но платье здорово помялось, и она пожаловалась вслух:
— У меня такой вид, будто меня кошки драли.
— И очень даже усердно драли, — услышала Хани за спиной. Быстро обернувшись, она увидела Гидеона, который внимательно ее разглядывал. Его глаза сверкали, как лезвие ножа, на которое у упали солнечные лучи.
Сердце Хани ёкнуло, когда он протянул руку, чтобы застегнуть на корсаже пуговицу. Полагалось бы эту руку оттолкнуть, но она не о оттолкнула.
— Ты пропустила одну, — тихо сказал он.
Он был так близко, что она почувствовала запах речной воды, исходившими от его влажных волосе. Мурашки побежали у нее по спине.
— Спасибо, что привезли мое платиъе.
— Без проблем. Я подумал, что у банковской служащей не очень-то много платьев, чтобы ими разбрасываться.
Хани вспомнила о чемодане, с которым она приехала из школы, и ей вдруг захотелось, чтобы сейчас на ней оказалось белое шелковое балльное платье, которым так восхищались все кавалеры. А волосы, сосульками повисшие вдоль щек, были бы зачесаны наверх и с скреплены черепаховыми гребнями, усеянными жемчугом. Она привыкла к оценивающим взглядам мужчин. Скорее, мальчиков, поправила себя девушка. И хотя сейчас она была в мятом платье и со спутанными волосами, что-то в голосе Гидеона Саммерфилда и во взгляде его серых глаз убедило ее в том, что он ею искренне восхищается.
— Вы правы. У меня нет ни лишних платьев, ни денег. Мне приходится самой зарабатывать на жизнь. — Она огляделась, пытаясь определить, куда он спрятал мешок с деньгами. — Кстати, о деньгах. Что вы с ними сделали?
— Ну и ну, мисс Эдвина. Большинство девушек не интересуются деньгами так откровенно. Они по крайней мере притворяются, что любят бедолаг, которых тащат под венец.
— Вам, видимо, уже приходилось проделывать этот путь.
— Улыбка исчезла с лица Гидеона. Его взгляд стал суровым.
— Деньги в надежном месте, а лошади — оседланы. Поехали.
Что же он все-таки сделал со вторым мешком? — недоумевала Хани. Не может же он просто так прятать деньги по всей территории Нью-Мексико в надежде когда-нибудь потом их забрать. А как ему удастся улизнуть, когда власти нападут наконец на его след? Вообще странно, почему до сих пор за ним нет погони.
Спустя несколько часов они въехали в городок Голден. Казалось бы, человек, задумавший ограбление банка, должен как можно незаметнее — аки тать в ночи — прокрасться в город, держась все время в тени и беспрестанно озираясь. А Гиддеон середь бела дня прогарцевал по центральной и площади пыльного городка с таким видом, будто он по меньшей мере странствующий набоб.
Привязав коня возле салуна, он помог спешиться спутнице. При этом его руки чуть задержались на ее талии.
— Отпустите, — потребовала Хани.
Черт, подумал он, я теряю голову! Если так пойдет и дальше, чего доброго, окажусь в церкви, а не в банке.
— Мне надо выпить, — прохрипел он.
— Достал из седельной сумки пачку банкнот и, сунув ее Хани, приказал: — А ты и иди в лавку и купи какой-нибудь провизии.
— А чего?
— Еды. Кофе. Чего хочешь. Я вернчусь через пятнадцать минут.
— Гидеон!
Он глубоко вздохнул и обернулся. Она стояла, зажав в кулачке деньги, и рядом с двумя рослыми лошадьми казалась совсем маленькой — ну прямо деревенская девчонка, приехавшая в город за покупками.
— Чего тебе?
— Будьте осторожны.
Сердце Гидеона сжалось. С тех пор, как ему исполнилось десять лет, никто ему такого не говорил. Никто! Ни Корра, ни, конечно же, его головорезы кузены. Странной казалась сама мысль, что кто-то может о нем беспокоиться. Тем более она. Однако сейчас не время расслабляться.
— Я всегда осторожен, ясноглазая, — весело откликнулся он и исчез за дверями салуна.
Магазинчик живо напомнил Хани жалкую лавчонку матери, покинутую семнадцать лет тому назад. Там она провела первые три года своей жизни.
Грубо сколоченные полки уставлены пыльными бутылками и жестяными банками. На полу громоздятся деревянные ящики, а с потолка свисают веревки, цепи, лопаты, топорища и метлы.
— Привет. Чем могу помочь? — спросила молоденькая продавщица, и в ней Хани неожиданно увидела себя — такой она была бы сейчас, если бы осталась Эдвиной Кэссиди.
У нее вдруг закружилась голова, и пол медленно стал уходить из-под ног.
— Мне нужно… — Хани быстро перечислила первые пришедшие на ум продукты.
Эдвина Кэссиди! Вот кем она была бы, если бы отец, вернувшись с войны, не предъявил права на нее и Кейт и не забрал бы их из такой же лавки в Санта-Фе, где потом они стали жить, вознесенные высоко, не ведая ни забот, ни лишений.
Если бы Рейс Логан не вернулся, Эдвина Кэссиди сейчас взбиралась бы на стремянку, чтобы достать с полок продукты. Если бы деньги Рейса Логана и его безграничная, деспотическая любовь не превратили ее в бесполезное создание — вроде комнатной собачонки или попугайчика, она бы сейчас была вполне самостоятельной молодой женщиной и ей не пришлось бы с таким трудом доказывать отцу свою надежность и деловую хватку.
Схватив покупки, Хани пробкой выскочила из лавки, стремясь поскорее глотнуть свежего воздуха и избавиться от непрошеного видения, — и очутилась в объятиях Гидеона Саммерфилда.
— Что с тобой, Эд? У тебя такой вид, будто за тобой гонится призрак.
— Гонится… — не подумав ответила она и тут же очнулась. — Скажете тоже!
— Тебя кто-нибудь обидел в лавке? — настаивал он.
— Нет, Гидеон. Ради Бога, оставьте меня в покое. Ничего не случилось. Никто ничего мне не сделал. Просто мне захотелось на воздух…
— Ну, коли так…
— Да, все в порядке.
Тут она заметила, что он держит в руке холщовый мешок.
— Вижу, вы уже сделали свое… э-э…дело, — кивнула она головой в сторону мешка, на котором крупными буквами значилось: «Голденский банк, территория Нью-Мексико».
— Да, дело сделано, — на удивление спокойно ответил он. И это человек, который только что ограбил банк! Либо он самый наглый и беззастенчивый бандит на свете, либо у него просто не хватает ума поскорее скрыться из города.
— Разве нам не надо бежать? — удивилась она, начиная паниковать.
— Ты все еще немного бледна, ясноглазая. Уверена, что сможешь сесть на лошадь?
Хани метнула взгляд в сторону банка. Он, наверно, всех там связал и засунул им в рот кляпы, поэтому и не слышно ни криков, ни выстрелов.
— Я считаю, что надо убираться отсюда, и как можно скорее. — Схватив в охапку свертки, Хани побежала к лошадям. — Гидеон, поторопитесь! Не стойте столбом, как деревенский дурачок. Черт побери! Разве вам не страшно, что вас поймают?
— По-моему, твоего беспокойства хватает на нас двоих.
Судорожно запихнув покупки в седельную сумку, Хани вскочила на Нарцисса. Гидеон спокойно сел на своего коня, и ей показалось, что уголки его губ чуть подрагивают от сдерживаемой улыбки. Но ей было не до смеха: она представила себе, как люди в банке развязывают веревки и…
— Гидеон Саммерфилд! Неудивительно, что вас поймали пять лет назад. Похоже, вы самый глупый из всех грабителей на свете. Сначала потрошите банк, а потом целый день крутитесь поблизости.
Гидеон нахлобучил шляпу на самые глаза.
— А так лучше? — Хотя поля затеняли его лицо, широкая улыбка так и светилась весельем. — Я и вправду не удосужился как следует поразмыслить о превратностях своего почтенного ремесла.
— Вот именно, — фыркнула Хани. — Всякое ремесло требует сноровки.
Ударив пятками по бокам Нарцисса, она пустила его вскачь.
Гидеон ехал позади девушки и думал о том, что же могло случиться с ней в Голдене. Она выскочила из лавки с такой скоростью, будто за ней гнался сам дьявол, но не пожелала говорить об этом. И вообще всю дорогу молчала.
Когда они наконец остановились возле заброшенной шахты, она оглядела пустынную местность и изрекла:
— По-моему, подходящее место, чтобы залечь.
— Залечь? — расхохотался Гидеон, разминая затекшие от долгой езды ноги. — Кем ты себя вообразила, Эд?
Она не удостоила его ответом, а лишь заявила, что намерена помыться в речке, которая протекала неподалеку.
— Не намочи платье, — предостерег он ее. — Я не намерен нянчиться с тобой, если ты простудишься.
Гидеон набрал хвороста для костра и расседлал лошадей. Хорошо бы тоже искупаться, подумал он, а еще лучше — навсегда избавиться от грязи. Когда все закончится, он проведет остаток жизни в горячей, пенистой ванне!
Но сначала надо расквитаться с Дуайтом Сэмьюэлом. Встреча с ним уже не за горами. Гидеон «отметился» в Санта-Фе, Керрилосе и Голдене. Везде люди узнавали его, когда он появлялся в салунах, при этом одни начинали перешептываться, а другие быстро допивали свое виски и исчезали.
Он твердо придерживался плана Лога-на, хотя и считал, что надо действовать эффектнее и смелее. Брать деньги в этих банках — все равно что отнимать леденцы у детей. Никакого шума. Одному Богу известно, попадется ли его тертый кузен в расставленные силки.
Отчаянный вопль нарушил его мысли. Гидеон бросился к речке.
Хани снова завопила, но уже оттого, что увидела его.
— Не смейте ко мне приближаться! — взвизгнула она. — Сейчас же отвернитесь! И закройте глаза!
Как только Гидеон понял, что ей не грозит смертельная опасность, он остановился возле высокого тополя, рядом с которым лежала ее аккуратно сложенная одежда. Вся, до единой вещички, будь он проклят! А девушка стояла совершенно голая, вода доходила ей только до щиколоток.
— Отвернитесь!
Он отвернулся и, скрестив руки, прислонился к стволу дерева. Его сердце бешено колотилось, то ли оттого, что он быстро бежал, то ли от вида ее голого тела.
— Черт возьми, женщина! Зачем же было так вопить, если ты не хочешь, что бы я к тебе приближался?
— Я закричала, потому что увидела змею.
— Змею?
— Она заползла в мои вещи и, наверно, все еще там.
— Гидеон поднял кончиком сапога край одежды, и оттуда выполз безобидный уж. До смерти перепуганный бедняга поспешно скрылся в кустах.
Лицо Гидеона расплылось в улыбке. Не каждый день случай дает ему возможность созерцать обнаженную красавицу, напуганную собственной одеждой. К тому же она заслуживает наказания за то, что взбудоражила его.
— По-моему, она все еще там, — крикнул он.
— Так выгоните ее!
— Я тоже боюсь. Не умею обращаться с этими гадами. Они могут быть ядовитыми, — скрывая улыбку, ответил он.
— Возьмите палку. Делайте же что-нибудь!
— Я не вижу здесь никаких палок. — А потом добавил: — Придется тебе надеть мою рубашку.
— Да уж придется, — с явным отвращением откликнулась она. — Бросайте ее сюда.
— Нет, Эд. Если тебе нужна моя рубашка, вылезай из воды и иди ко мне.
Казалось, от ее ярости забурлила вода.
— Я не собираюсь подходить к вам голой!
Как хочешь. Эта змея, наверно, выползет, только когда стемнеет. — Гидеон чуть обернулся, искоса глянув на Хани.
— Не смотрите на меня, — огрызнулась она.
— Ты разве забыла?
— О чем?
— Что я уже видел тебя голой, ясноглазая. Как ты думаешь, кто снял с тебя мокрую одежду всего пару ночей тому назад?
— Вы не джентльмен, раз напоминаете мне об этом.
— А я никогда и не претендовал на это.
Он прав: ни один джентльмен на месте Гидеона Саммерфилда ни за что не упустил бы оказии насладиться пикантным зрелищем, а этот даже не взглянул на нее толком.
Но ведь он раздел ее там, в гостинице. Ее бросило в жар от одной этой мысли. Интересно, он ее разглядывал? Дотрагивался до нее? Нет, она бы это почувствовала даже во сне.
Может быть, она ему тогда не понравилась, подумала Хани, и поэтому сейчас у него нет желания на нее смотреть? Не то чтобы ей этого хотелось, но… Она все же женщина! И все при ней. А он мужчина. Почему же он не хочет смотреть на нее?
Гедеон стоял, небрежно прислонившись к дереву, — видны были лишь его локти, часть плеча и длинная нога — и не проявлял ни малейшего интереса. Будь ты проклят, Гидеон Саммерфилд! Что во мне не так, если ты предпочитаешь смотреть на закат?
— Ладно. Ваша взяла. Снимайте рубашку. Я иду.