Студентка с обложки

Глава 15 ЕВРОПЕЙСКИЕ СТАНДАРТЫ

— Здравствуйте!

Моя спортивная сумка громко шлепается на каменный пол.

— Эй!.. Есть кто дома?

Согласно инструкциям, я прибыла в дом 55 по улице Саут-Клэпхем-Коммон. Снаружи дом выглядел элегантным городским особняком, но внутри оказался самой что ни на есть типичной общагой. На крючке висит байка Майамского университета. На перилах сушится ярко-розовое пляжное полотенце. Поверх ряда практичной английской обуви — три пары роликовых коньков.

По лестнице спускается высокий мужчина с седоватой шевелюрой.

— Наконец-то брюнетка! — восклицает он.

— Рада сделать вашу жизнь ярче, — говорю я… Кому? Видалу Сассуну?

— Эдвард Джонс, — улыбается он и протягивает руку.

— Эмили Вудс.

У меня еще никогда не было квартирного хозяина. Я ожидала увидеть мистера Роупера из сериала «Трое сверху». Хотя Эдвард почти того же возраста, во время обхода дома обнаруживается, что он гораздо дружелюбнее и вообще ведет себя гораздо приличнее. Дом тоже симпатичный, даже очень: сочетание белых диванов в чехлах с эбеновой колониальной мебелью. Куда элегантнее, чем сулила прихожая, и гораздо лучше, чем обещанное Байроном (мол, моделей селят в настоящих трущобах). А мне, похоже, повезло.

— Это что? — спрашиваю я, указывая на гигантское сооружение у кухни, которое подозрительно напоминает телефон на последнем месяце беременности.

Эдвард кривится.

— Таксофон. После того как уехали прошлые девушки, мне пришлось оплачивать три страницы разговоров с Испанией. На две сотни фунтов.

Я присвистываю.

— Вот именно. Правда, этот новый ужасно неудобный. Знаешь что? Будешь вести себя хорошо — дам тебе пользоваться своим, — говорит Эдвард и подмигивает.

Я широко улыбаюсь.

— Спасибо!

Тур по дому включает холодильник — на полке моделей пусто, если не считать полутора бутылок шампанского и нескольких коробок какого-то английского варианта «Капитана Кранча», — и завершается в заднем холле. Эдвард открывает дверь, за которой обнаруживаются запущенный газон и две блондинки в шезлонгах.

— Эмили Вудс, познакомься с Вивьен Дю Шамп и Рут Фут.

Заслышав голос Эдварда, парочка подает слабые признаки жизни, как ящерицы, которым тучка перекрыла солнце.

— М-м-м-н-н, — мычит платиновая блондинка, лежа на животе.

Золотистая блондинка поднимает козырек и меряет меня взглядом.

— Рут, вот Эмили, она из…

— Америки, — объявляю я.

Эдвард со смешком отвечает:

— Да, милая, они тоже. Из какого штата?

Американки?! A-а. Почему-то — теперь совершенно неясно, почему, — мне казалось, что этим летом я буду в Лондоне единственной моделью из Америки. А значит, экзотичной и популярной. Я воображала себе, как прихожу на собеседование в наряде, слегка отдающем патриотизмом, — «Хэлстон» или «Боб Маки», — и меня сразу же узнают. С криками «США! США!» все кидаются ко мне, сопя носами и пытаясь уловить бодрящий аромат настоящего кофе. Если мне уж суждено делить кров с двумя блондинками, почему им было не оказаться шведками… Некрасивыми шведками?

— Висконсин, — бормочу я. — Привет.

— Привет.

Рут бросает сигарету на землю и поправляет чашечку бикини: самого что ни на есть бикинистого бикини — крошечного, тесного, желтого в горошек.

Эдвард напрягается.

— Рут, разве я не просил тебя пользоваться пепельницей?

— Ой, пра-а-асти, Эдвард, забыла! — Она эффектно надувает губки. — Пойду возьму.

— Ладно, дорогая, — смягчается Эдвард, — только в следующий раз не забудь, ладно? Итак, на чем я остановился? Наша мисс Фут из Скрэнтона, Пенсильвания, а мисс Дю Шамп…

— Уф-ф-ф!

Вивьен встает на четвереньки и перекатывается с живота на спину. Ее лифчик тянется следом, словно тоже обессилел от этой полуденной сиесты.

— Мисс Дю Шамп… Э-э, она… Она из…

— Оцеола, Флорида.

Вивьен протягивает жирно намазанную маслом руку к пачке «Мальборо лайтс», и ее лифчик соскальзывает наземь.

Я кошусь на Эдварда: тот покраснел, как вареная свекла.

— Что ж, уверен, вам есть о чем друг с другом поговорить, так что я вас оставлю, знакомьтесь! — бросает он.

Дверь закрывается с громким стуком. Вивьен провожает хозяина пристальным взглядом.

— Такой, блин, размазня!

Эдвард ошибается: мне совершенно нечего сказать Скрэнтону или Оцеоле. Хотя…

— Можно стрельнуть сигарету?

Рут резко протягивает мне пачку. Вивьен бросает тяжелую зажигалку «под золото». Несколько секунд мы молча дымим, изучающе глядя друг на друга. Со своими румяными щечками, веснушчатым носиком и пшеничными ресничками Рут похожа на куклу, только посексуальнее. Вивьен выглядит опытнее — гораздо опытнее. Ее волосы спадают темно-золотистыми кольцами, глаза скрываются за огромными очками в черепаховой оправе. Трусики ее бикини чисто черного цвета, как и соломенная шляпа, которую она осторожно располагает на голове с помощью тщательно отполированных ногтей. Вероника Лейк[67], голливудская старлетка.

— Рут, ты горишь! — замечает Вивьен.

Рут ахает и начинает мазаться кремом от загара с фактором 4. Вивьен поворачивается ко мне.

— Ты сюда надолго?

— Думаю, до августа.

— В августе застой, — ворчит она. — И сейчас застой.

— Я тут три недели, а поработала всего два раза, — тихо говорит Рут.

Вивьен кивает.

— Да, Рут совсем мало работает.

— Плохо дело.

— И я не одна такая, — снова вставляет Рут. Она уже намазалась и сердито теребит бантик на трусах от бикини. — Многие девушки сидят без работы.

— Это верно, — говорит Вивьен.

Прелестно. Буду толстой и безработной.

— Я вот, правда, много работаю, — продолжает Вивьен. — У меня куча всяких классных заказов.

— Здорово.

— Да, Лондон для меня — то, что надо.

— Угу.

Вивьен высовывает кончик языка, обнаруживает на губах крупинку табака и смахивает ее указательным пальцем.

— Любишь вечеринки?

— Э-э, да, — отвечаю я. — Конечно.

— Где?

— Ты про здесь?

— Ну да, — говорит она.

Тьфу.

— Я тут в первый раз.

Вивьен скрещивает ноги, потом снова кладет их ровно.

— A-а… Ну. А где ты была — в Токио?

— Не-а.

— В Париже?

— Нет.

— В Милане?

— Не-а.

— Ты никогда не была в Милане? — повторяет она. Конечно, я просто не расслышала вопроса.

— Нет. — Я смотрю на свои замшевые кроссовки. Они не такие уж старые, но на ярком солнце выглядят неряшливыми, даже потертыми. — Я учусь.

— Учишься? — Ее лоб пересекает складка. — Где?

— В универе.

— Понятно… В каком?

— В Колумбийском.

Вивьен приоткрывает рот, словно я мимоходом заявила: мол, летала на Венеру или на Марс. Я прячу усмешку. Наконец я ее сделала!

— Универы для тупых, — говорит она.

A-а. Ну да, конечно.

— То есть не пойми меня неправильно. Я училась пару лет назад, было здорово и все такое, но потом меня нашли и… — Она обнимает руками шляпу. — Теперь я даже не могу себе представить, что туда вернусь, понимаешь? Жизнь гораздо интереснее, чем учеба.

— Ага, — говорю я.

Крыса.

В моей комнате прямо на пол без всяких церемоний бросили матрас. Я ложусь. В университетском общежитии стены моей комнаты давно обклеены всякими меню и компрометирующими фотографиями. По сравнению с ней этот чердак кажется еще более пустым.

— Не буду скучать! Не буду скучать! — шепчу я, пока глаза не устают и не закрываются. Когда я просыпаюсь, вокруг темно. За дверью странные звуки. Я выхожу за порог.

— Что с тобой?

Вивьен резко оборачивается и смотрит на меня злыми глазами-щелочками не шире щели в двери. Я уже и так поняла, что с ней все в порядке, что она так и хотела, что я влезла не в свое дело.

— Идиотка! — шипит она.

Дверь туалета со стуком закрывается.

Я залезаю под одеяло, смотрю на тоненькую трещинку на потолке и слышу приглушенные звуки рвоты.

На следующее утро у меня и Вивьен общая цель: делать вид, что ничего не произошло. Я ухитряюсь сохранить невозмутимость даже при виде горы бекона, яиц и намазанных маслом тостов на ее тарелке. В девять утра мы едем на метро в Южный Кенсингтон, на Бонд-стрит, в офис «Дебюта», нашего лондонского агентства. Девушки отправляются на кастинг, а я — на встречу с исландкой Сигги, вице-президентом «Дебюта» и женой владельца.

«Самая главная ВИП-персона — это она, — предупредил меня Байрон до отъезда. — Обязательно заручись ее поддержкой».

Во время вчерашнего осмотра я не могла не заметить, что мои соседки гораздо больше напоминают Твигги, а не Ферджи. Я уверена, это не норма, а отклонение, но все-таки для уверенности надела огромный черный свитер и черные леггинсы. Проблема в том, что на улице «жарко не по сезону», как выразился Эдвард, и к тому времени, как мы поднялись на второй этаж приземистого серого здания без особых примет, я покрылась капельками пота.

— Вот и «Дебют», — говорит Рут.

Я промокаю лоб рукавом и осматриваюсь. Агентство располагается в одном длинном помещении. По контрасту с высокими окнами, узорной лепкой и двумя мраморными каминами яркая пластмассовая мебель выглядит временной и хлипкой, словно ее склеил из картона гигантский малыш.

— А которая из них Сигги? — спрашиваю я. Шепотом — чуть громче, и все развалится.

Рут разворачивает меня в сторону маленького офиса в самом углу. За стеклянной стеной в клубе дыма кто-то ожесточенно жестикулирует.

— Она вон там, — говорит Рут и стискивает мне руку. — Удачи!

— Спасибо!

Вивьен кривится.

— Не потей.

Я подумываю, не ответить ли ей что-нибудь вроде: «Главное, чтоб не тошнило», но самой же потом придется общаться с ней! Я молча подхожу к офису, стучу в стеклянную дверь и говорю:

— Сигги?

Из табачных миазмов вырывается рука и жестом приглашает меня войти.

Как только Байрон назвал мне имя Сигги, я почему-то представила себе Снагги, медвежонка из рекламы кондиционера для полотенец. И этот медвежонок будет заниматься моей карьерой в Лондоне, то есть твердить: «Выберите Эмили!», зловеще моргая голубыми глазенками. Когда дым рассеивается и воздух становится прозрачнее, я вижу, что Сигги похожа на Снагги разве что цветом глаз, а так она маленькая, сухощавая, с волосами, торчащими пучками в разные стороны, и встрепанным видом человека, у которого хобби — играть с электрическими розетками.

— Садись! — говорит Сигги одними губами. Она на громкой связи. — Si, Джанни, si! — восклицает она и выпаливает совершенно непонятную мне тираду по-итальянски. — Лотта! — Она наклоняется к микрофону, словно в танце, — Лотта! — и отпрыгивает от стола, включая вилку чайника в розетку. — Presto! — насыпает в чашку «Нескафе» и сахар, — Лотта! — заливает кипятком, — «Вог»! — перемешивает и выпивает, так и не выпустив из руки сигарету.

Я смотрю сквозь стеклянную стену. Комната заполняется девушками, пришедшими на кастинг. Несколько (все — небывалой красоты) прохаживаются по офису и болтают.

— Чао! — Сигги выключается и вылетает из кресла, словно ее катапультировали. — Пора зажигать звезды. Эмили! Добро пожаловать!

Я улыбаюсь: зажигать звезды. Моя очередь! Мы целуемся, а потом я сажусь на свой стул и жду вдохновляющей речи нового агента. Как показывает опыт, в отличие от самого поиска агентства, это даже приятно — да что там, праздник любви! Короче говоря, я жду продолжения трогательной речи Байрона, озаглавленной «Славься, Британия!», которая должна начаться со слов Сигги о том, как они рады, что я приехала в Лондон.

— Байрон звонил мне на прошлой неделе и сказал, что ты приедешь, — говорит Сигги.

…Какое я замечательное добавление к их коллекции талантов…

— И я сказала: «Байрон! Этим летом у нас уже и так куча девушек!»

…Какая я уникальная…

— И особенно много американок.

…Как им не терпится помочь мне сделать карьеру…

— Но, скажем так, мы кое-что ему должны. В конце концов, ведь это он прислал нам Сюзи Бик.

Сюзи Бик?..

— А с калифорнийкой все равно ничего не получается.

С калифорнийкой?..

— И мы решили втиснуть еще одну.

Еще одну?..

— То есть…

Меня.

— Тебя.

Прелестно.

— Так что… — Сигги подскакивает. — Как это говорится? Яблоку негде упасть? Очень смешно, потому что…

И Сигги просто-напросто исчезает, выбегает из кабинета и пределов досягаемости. Я вижу сквозь стекло, как она обегает девушек, как эльф. «Яблоку негде упасть?» О чем она толкует? Господи…

Я, спотыкаясь, бегу за Сигги, рискуя заблудиться в лесу из высоких «ив».

— Сигги, я еще в агентстве?

— Сигги, где мой чек?

— Сигги, когда придет клиент?

— Сигги-и-и!

Над блестящими прядями волос взмывает крошечная ручонка.

— Сюда, Эмили! Сюда!

Я бегу за Сигги по длинному узкому коридору, которого раньше не заметила — стоп, стол заказов в другой стороне!

— Мы куда?

Если ответ на этот вопрос и был дан, он теряется в стуке каблуков и непрестанном щебете моделей.

— Существует недолго… Высокий профессионализм… — доносится до меня, пока ноги Сигги продолжают двигаться со скоростью миксерных насадок. — Оттачивает инстинкты убийцы… Метит в яремную вену…

Мы говорим о тигренке? О маленькой анаконде? Нет, меня приводят в крошечное помещение с квадратным карточным столом и раскладным стулом, на котором сидит двенадцатилетняя девчонка.

Сигги поднимает руки.

— Мы пришли!

— Пришли куда? — удивляюсь я.

Сюда я не собиралась.

Голубые глазки-пуговички впериваются в мои.

— Эмили, ты ушами хлопала? «Антракт»! Это «Антракт»! — Она моргает. — Я же тебе сказала, в «Дебюте» нет мест.

А. Ну да. Нет мест. Это значит, я в…

— Так где мы?

— В «Антракте»! Такое французское слово! — напевно объясняет Сигги. — От слова «антракт», что означает интервал между актами пьесы. Филиал «Дебюта» для новых лиц!

— Стойте!.. Вы записываете меня в новые лица?

— Да. У тебя прекрасная возможность начать карьеру!

Нет! Меня бросает в жар.

— И составить портфолио!

Нет! Я осматриваюсь, вижу одинокое грязноватое окно, календарь из тех, что раздаются бесплатно, с видом Темзы средней красивости, девочку, еще не достигшую переходного возраста. Она мне улыбается.

О боже!

— Эмили, познакомься с Самантой, твоим агентом!

Нет. Этого не может быть!

— Она растет не по дням, а по часам…

И, я бы сказала, будет расти еще очень долго. По шее стекает ручеек пота.

— Привет, Эмили! Я Сэм.

Когда Сэм широко мне улыбается, у меня не возникает ощущения, что я доверяю свое портфолио увлеченному профессионалу, который проложит мне маршрут по извилистым улочкам Лондона в лучшие дома моды. Видимо, потому, что в стране, где к зубам относятся спокойно — лишь бы кусали, — я нашла-таки одного человека в брекетах. И это мой агент.

— У Сэм пока не так много девушек, так что она сможет уделить тебе много внимания…

— Замечательно… — Я утираю лоб.

— И сосредоточиться на организации качественных собеседований.

— М-м-м…

Ручеек пота превратился в реку, которая стекает вниз по позвоночнику и собирается в лужицу у шва трусов. Эта комната, эта девчонка — у меня сейчас все внутренности расплавятся. Я бросаю взгляд на Сигги, которая осматривает мои влажные верхние и нижние регионы. Черт! От шока я забыла стратегически разместить портфолио у талии. Я быстро возвращаю его на место.

— Тепло сегодня, верно? — говорит Сигги.

— Немножко.

— Хм-м-м, да. А ты слишком тепло одета. — Сигги ударом отбрасывает мое портфолио в сторону, словно оно собиралось ее ужалить. — И бедра что-то полноваты.

Черт! Черт! Черт! Я отскакиваю, вцепившись в подол свитера.

— Я просто чуть-чуть набрала вес во время учебы, — пищу я.

— Может, померяем ее? — спрашивает Сэм.

— Давай! — кричит Сигги.

Спасибочки, Сэм.

— Слушайте, Сигги, не надо. Я знаю, что у меня лишний вес. Вообще-то, я уже на диете!

Сигги меня игнорирует. Она прыгает по комнате, в ликующем самозабвении открывая и закрывая ящички.

— Сэм, где сантиметр?

— Сигги, послушайте: я уже сбросила пять фунтов, почти шесть!

— За дверью!

Ну, спасибо…

— Сигги!

— …Сигги!

Сигги резко прикрывает дверь наполовину.

— Ага! Вот он! — радостно объявляет она.

— Сигги! — Я говорю совсем другим тоном. — Сигги, через две недели я вернусь в норму!

— Ну-ка иди сюда, Эмили. — Она протягивает мне желтую ленту, словно поводок. — Быстренько померяем бедра.

Моргает.

— Ну, подходи. Давай!

Наконец я осознаю, что прижалась к картотечному шкафу и изо всех сил вцепилась в ручку.

— Э-ми-ли-и!..

Я смотрю на свою противницу, и моя неприязнь настолько сильна, что отдается во рту металлическим привкусом. Или это кровь? Такой взгляд… Боже, она действительно…

— Ладно, Снагги. — Я выпускаю ручку. — Ой, простите. Я хотела сказать, Си…

Раздается пронзительный писк.

— Снагги! Великолепно! Просто супер! — восклицает Сигги и заливается смехом.

Я бы тоже с удовольствием посмеялась, если бы не тот факт, что моя милая медведеподобная подружка одновременно обхватывает сантиметром мой свитер и самую широкую часть ягодиц.

— Тридцать семь! — кричит она Сэм и хмурится. — Это слишком много! Тридцать семь?

— Да, но я думаю, они меньше, видите ли…

— Вот где она! Сигги, мы тебя везде…

В комнату врываются две «ивы», оценивают ситуацию и замирают.

— Тридцать семь дюймов! — Сигги поднимает ленту к небесам на тот маловероятный случай, если они что-то упустили из виду. — Ужасно полные бедра!

Они вытаращивают глаза и ретируются. Рыжая закрывает дверь с той стороны.

Дайте мне умереть…

— У Лотты тоже были полные бедра, когда она пришла к нам, но она шесть футов ростом, а размер груди — «С». Так или иначе, сейчас она худая — но не тощая! С пышными формами. Идеальные пропорции.

Понятия не имею, кто такая Лотта, но это не мешает мне проникнуться к ней глубочайшей неприязнью.

— Прекрасно, — бормочу я, отступая к картотечному шкафу. — Замечательно.

— Все дело в дюймах и фунтах, Эмили. В дюймах и фунтах.

Вот как?!

— Поняла.

— Хорошо. Рада, что мы достигли взаимопонимания. — Она быстро вешает сантиметр на дверной крюк. — Теперь мне пора за работу: зажигать звезды! Зажигать звезды!

Я уже не могу слышать этих слов, ведь звезда, которую она будет «зажигать», явно не моя.

— Ладно, Сигги!

— Снагги! — кричит она. Ее шаги отдаются эхом по коридору. — Снагги! Здорово! Великолепно!

Сэм скалится:

— Великолепно!

Великолепно. Я толстая и мне не дадут работу.

Я иду по лондонским улицам, сама не зная куда. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

Несколько минут бесцельных блужданий, и я совсем потерялась. Путеводитель «Лондон от А до Z» я оставила на карточном столе. «Опять-таки великолепно, Эм», — думаю я, почти падая на ступеньки у какого-то подъезда. Болит голова и хочется есть, но есть нельзя. И еще я хочу сигарету.

— Ты в порядке?

Меня кто-то трогает за плечо. Я вздрагиваю, потом вздыхаю. Рыжая из «Дебюта».

— Да, в полном, — ворчу я. — Я просто… Потерялась.

— Уже? — ласково спрашивает она.

Я прослеживаю ее взгляд и вижу, что из здания меньше чем в пятнадцати футах от нас выходят две девицы с ногами от ушей. Мысль, что я так сильно старалась отсюда уйти и все равно оказалась там же, становится последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Из моих глаз брызгают слезы. Я пригибаюсь низко-низко к коленям.

— Эй… Эй, ты что… Послушай… — Она садится рядом со мной на корточки. — Сигги только сначала строгая, а со временем станет мягче, вот увидишь.

— Она запихнула меня в «Антракт»! — шмыгаю носом я.

— А что такое «Антракт»?

Замечательно.

— Отдых. Пауза. Перерыв на туалет, блин! А Сэм должна впиваться в яремную вену! Она даже не подросток, а ребенок! А Снагги? Что это за фигня? «Антракт» — ДЕРЬМО!

Не уверена, что моя речь хоть что-то прояснила, но на большее я вряд ли способна. Я сижу и сотрясаюсь от плача.

— Ну, давай рассудим: дебют может быть или его может не быть. Но без перерыва на туалет, блин, жить невозможно.

Я смеюсь и поднимаю глаза.

— Эмили, — представляюсь я.

— А я Кейт.

Мы с Кейт идем пить чай в маленькую кафешку, напоминающую ей заведение, куда она часто заходит в Париже. Мы делаем заказ: ей «Эрл Грей», мне кофе. Я все еще в мерзком настроении, поэтому ведет разговор Кейт. Она британка, девятнадцати лет. У нее глаза цвета меда и орлиный нос. Мне знакомо ее лицо. Она известна — не знаменита, но почти. Одета Кейт довольно эксцентрично: воздушная блуза в цветочек, хлопчатобумажный шарф в полосочку и очень темные джинсы. Я сижу в кафе под низким потолком с балками в окружении гераней, кружевных занавесок и написанных мелом меню, слушаю воркование Эдит Пиаф и переливчатые интонации Кейт, которая рассказывает мне о своем бой-френде и его группе, о своей квартире и пяти собаках. Постепенно мне становится лучше.

— Когда ты переехала в Лондон? — спрашиваю я.

— Три года назад, когда мне было шестнадцать. Приехала с классом из Манчестера, а Сигги заметила меня в метро.

Я ставлю кофе на стол, оно расплескивается.

— Сигги! — бормочу я.

Кейт разбирает оладью на куски и намазывает самый крупный джемом и сливками.

— Слушай, она к тебе проникнется, я точно знаю! Когда я только сюда переехала, она относилась ко мне очень ласково, как вторая мама — и этого стоит дождаться. Она прекрасный специалист.

Отлично. Сигги — прекрасный специалист, значит, она может отличить «антрактных» от перспективных. В таком случае, какие у меня шансы здесь пробиться? Какой смысл вообще трепыхаться?

— Я хочу уехать! — вырывается у меня.

Не собиралась такого говорить, но назад своих слов не возьму. Это правда.

— Не глупи, — говорит Кейт. — У тебя все получится. Я точно знаю.

Я отодвигаю стул.

— Позволь мне по порядку перечислить все, что произошло со мной в последнее время, — начинаю я. — За один семестр учебы я набрала двенадцать фунтов. Мой нью-йоркский агент говорит: либо сбрасывай, либо оставляй, но добавь силикона и коллагена. Когда я отказываюсь, он отсылает меня к Сигги, сумасшедшей дамочке, которая начинает разговор со слов, что я ей не нужна, а потом отправляет меня в кладовку, где сидит юный перспективный агент в брекетах. А потом меряет меня. Исходя из вышеизложенного, у меня вряд ли что-то получится в Лондоне, Нью-Йорке и где бы то ни было. Как модель я никуда не гожусь! Я хочу все бросить и уехать домой!

Когда моя гневная отповедь заканчивается, сердце бьется часто-часто. От волнения. Я ведь сказала чистую правду: я могу просто все бросить. Прямо сейчас.

— Эмили, ты ведешь себя глупо, — не поддается Кейт. — Ты же как две капли воды похожа на Ясмин Ле Бон, а в Англии ее боготворят.

Ну, предположим, Ясмин Ле Бон действительно одна из самых знаменитых топ-моделей в мире — и это еще до того, как она вышла за солиста «Дюран-Дюран». В Англии она популярна почти как член королевской семьи.

— О! Правда? — переспрашиваю я. — Ты так думаешь?

— Да, — заверяет меня Кейт и хлопает по плечу. — Слушай, сбрось пару фунтов, и у тебя все наладится, обещаю.

В ответ мой живот урчит. Мне нечего курить, и я прошу сигарету у Кейт. Она роется в зеленой бесформенной сумке, и содержимое вываливается на стол.

— Ух ты! — Я беру в руки «Сатанистские стихи». Благодаря тому, что мусульмане ополчились против Рушди, эта книга стала самым модным аксессуаром сезона. Переплет на книге Кейт переломан — значит, она ее читает. А если судить по загнутому уголку страницы, почти закончила. — Ты это читаешь? И как твое мнение?

Кейт корчит гримаску.

— Слишком закручено. Ее захвалили. А ты что думаешь?

— Не читала. — Я пролистываю страницы, чтобы определить, стоит ли. — Я сейчас читаю «Джуда незаметного».

— О боже! Вот в чем корень зла. Хватит с тебя Харди, он слишком мрачный! — восклицает Кейт и хлопает по столу, словно объявляет решение суда. Допив чай, она зажигает две сигареты и дает одну мне.

— Спасибо.

Я длинно затягиваюсь, глядя на Кейт сквозь завиток дыма. Когда никотин затопляет мои вены, приходит головокружительное облегчение. И чувство благодарности.

— Почему ты такая хорошая?

— Потому что большинство моделей думают, что Харди — фамилия двух сыщиков-любителей. Ну, и еще у меня слабость к людям, которые плачут на лестницах, — говорит Кейт. В ее глазах пляшет озорной огонек. — Да ладно, оставайся! Оставайся, будем вместе тусоваться. Устроим веселое лето!

Кейт классная. Слишком классная, чтобы для меня имело значение, что она девушка из «Дебюта» толщиной с зубочистку и в настоящий момент доедает вторую оладью со сливками. Я не могу не улыбнуться:

— Я подумаю.

Ночью, лежа у себя в комнате, я действительно думаю. Год назад в «Милуоки джорнал» на первой странице раздела «Стиль» напечатали статью под заголовком «Выпускница балзамской школы — студентка-модель». В нескольких столбцах с продолжением на странице 14 высказывались ТАМИ! и другие: мол, они «даже не сомневались», что я добьюсь успеха. Без Конрада тоже не обошлось: он назвал меня «классической красавицей» с «безупречной кожей» и «чертами лица, словно выточенными скульптором».

Наши двери буквально не закрывались, автоответчик еле успевал принимать звонки. Знакомые из Балзама бросали мне веселые фразочки вроде: «Не забывай старых друзей, Эм!» или «Автограф, пожалуйста!»

А если я сейчас вернусь домой, что они напишут? «Студентка-модель переросла конкуренцию»? «Незвездный час «королевы молока»? «Аппетит — враг карьеры»?

Самое ужасное, что никакого заголовка не будет. Если я приеду домой, то стану всего лишь девушкой, которая проводит лето у озера, а в этом нет ничего интересного.

Я хочу быть такой, как все, только лучше других.

На улице темно, но светит круглая и тяжелая луна. Еще не полнолуние, однако мне хватит, чтобы исполнить задуманное. Это долго, только я не спешу. Мне не нужна спешка. Мне нужен идеал.

Я смотрю на Синди и Татьяну, Кэрри и Элль, Клаудию, Эшли и Рейчел. Они все со мной: моя поддержка, моя компания.

Как там говорит мама? «Делай, но делай, как следует»? Что ж, девушки, скоро я буду среди вас! Вот увидите!