Маргарет Уэй Свадебное бланманже

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Лео, ты же знаешь, как они ко мне относятся. Однако им ничего другого не остается, кроме как обратиться ко мне, — мстительно стукнув кулаком по диванной подушке, произнес Робби.

Сводный брат Леоны обожал, как обычно, непринужденно раскинувшись на ее диване, рассуждать о своей значимости и незаменимости.

Этот ее чудесный новенький великолепный диван с несметным количеством подушек, достойный всяческих восхищений, — и небрежно полулежавший на нем, закинув одну ногу на другую, Робби… Леона испытывала сложные чувства, но, поскольку весьма дорожила своей репутацией тактичного человека, тщательно подыскивала слова.

— Ты понимаешь, что несправедлив к ним, Робби? — осторожно спросила она.

Но потом присела и в ее голову закралась мысль: «А что, если он прав?» Однако подобные умонастроения сейчас будут не на пользу делу, ведь Робби пришел за поддержкой, и потому она постаралась тут же отогнать от себя сомнения, пока те не успели подточить ее веру в лучшее. Она убежденно воскликнула:

— Все знаю, что ты компанейский парень! Не было ни одной вечеринки, на которую бы тебя не пригласили. И потом — ты с Бойдом в одной команде по теннису. И я не встречала лучшего партнера на корте, чем ты. С чего бы им плохо к тебе относиться, Робби?

— Бланшары — это же могущественный клан! — воскликнул брат.

— И что же из этого? По-твоему, они не признают других людей, кроме Бланшаров? Брось, Робби! Никогда не поверю, что ты можешь всерьез так рассуждать. Ну же, признавайся, что шутишь!

— Отношения с Бойдом конкретно — это одно, а Бланшары в целом — это совершенно иное, Лео, — назидательно произнес Робби. — Бойд парень что надо. В деле — лев, мозги — как у Эйнштейна, переговоры ведет просто-таки феноменально, атлет… Знала бы ты, как женщины на него смотрят! Просто млеют и тают. Не понятно, почему его до сих пор не пригласили на роль Джеймса Бонда в Голливуд?

— Забудь ты хоть на минутку про Бойда, — осадила восторженного студента Леона.

Если бы она этого не сделала, то вынуждена была бы еще добрых полчаса, а может, и больше, выслушивать восторженные ахи-охи братца в адрес неподражаемого, великолепного Бойда Бланшара. О своем кумире Робби мог распространяться очень долго. Он был эталоном, на которого молодой человек равнялся как в личной жизни, так и в бизнесе. Тем слаще было предвкушать тот миг, когда Робби наконец хоть в чем-то добьется превосходства над этим суперменом.

— Твои оды в честь идеального Бойда Бланшара мне уже порядком поднадоели. Когда с таким постоянством твердят о чьих-либо достоинствах, так и подмывает это оспорить, — произнесла Леона с заметным холодком в голосе.

— Звучит так, будто вы с ним соперники! — хмыкнул Робби. — Или, может быть, ты в него тайно влюблена, но не хочешь в этом сознаваться… даже себе самой? — вдруг осенило его.

Леона нахмурилась.

— Ну конечно. Человечество обречено! — саркастически воскликнула она и всплеснула руками. — Весь мир просто обязан любить и обожать Бойда Бланшара — совершеннейшего из людей! Прошу тебя, Робби, не мели чепухи! С какой стати мне влюбляться в Бойда, тем более что он мне какой-никакой, но родственник?

— Только не говори, что девичье сердце слушается голоса разума, — не без ехидства произнес брат.

— В моем случае это действительно так и есть. Хотя можешь относиться к этому, как тебе вздумается, — холодно отозвалась Леона, уязвленная тем, что ее посмели причислить к безликой массе всех прочих представительниц женского пола, влюбленных в бесподобного Бойда.

— Тогда никаких разговоров! — с притворной серьезностью нахмурил брови Робби. — Нет — значит, нет. Если человек так уверен в себе и своих чувствах, ни у кого нет права сбивать его с верного пути и вгонять в какие-либо сомнения. Торжественно клянусь больше никогда не посягать на твою убежденность по этому поводу. Считай, что теперь я четко усвоил: у моей сестренки разум управляет чувствами, а ни в коем случае не наоборот, как у большинства смертных. И я должен, просто обязан, сделать где-нибудь соответствующую пометку.

— Прекрати ерничать, Робби, — снисходительным тоном проговорила Леона. — Тебе известно, как я к этому отношусь.

— Прости, если мои слова задели тебя… Ну так вот, вернемся к великим и ужасным Бланшарам. Я тебе еще не все дорассказал, и было бы интересно узнать, что ты обо всем этом думаешь.

— Внимательно тебя слушаю, — серьезно произнесла Леона.

— Как ты знаешь, не в каждом семействе такое огромное количество рождений, смертей, свадеб. Ну и разводов, причем мало какие из них заканчивались воссоединениями, в основном же дело шло к новым бракам, созданию новых семей, рождению детей — и так по кругу… — начал Робби.

Леона внимательно слушала его, терпеливо дожидаясь, когда же брат доберется до сути дела. Робби очень точно описывал картину. Семейство Бланшар знавало всякое. В его судьбе были и высокие подъемы, и стремительные спуски, и опасные трамплины, и трагические падения. И горнолыжный спорт тут ни при чем. Просто такова была жизнь людей, ни в чем не признающих полумер.

С тем же Бойдом Бланшаром у Леоны было немало общего. Оба в свое время потеряли матерей. Леона помнила тот мрачный период своей жизни во всех драматических деталях. Ей тогда было восемь. Мать Бойда, красавица Алекса, которая приходилась Леоне какой-то очень дальней родственницей, долгое время тихо и незаметно для окружающих угасала от редкой неизлечимой болезни. Она умерла, когда Бойду исполнилось двадцать и он только вступил в пору своего совершеннолетия.

Его отец, Руперт, председатель семейной корпорации «Бланшар», два года спустя вновь женился. И этот выбор многим показался странным. В отличие от первой жены новая избранница не отличалась ни кротким нравом, ни великодушным сердцем, ни тонким умом, ни умением держать себя на людях. Кроме того, она была, как это заведено у престарелых магнатов, намного младше его. К пожеланиям прочих членов семьи Руперт не счел нужным прислушаться. Диссонанс союза был настолько вопиющим, что вряд ли этой женщине суждено было когда-нибудь стать принятой Бланшарами в свой круг избранных. И страсти в семействе закипели…

Робби — заядлый остряк — за глаза прозвал вторую жену Руперта Бланшара невестой Франкенштейна. Не из злорадства, а, скорее, соболезнуя безумству молодящегося старика. Хотя Бланшары, трепетно относящиеся к своей репутации, не оценили этого отношения. Как и сам поступок Руперта, так и всякого рода отголоски его были для них сущим наказанием. Джеральдин, престарелая незамужняя сестра Руперта Бланшара, с незапамятных времен привыкшая оглашать свое драгоценное мнение по каждому поводу, во всеуслышание предрекла, что «в конце концов короткий и нелепый брак спятившего на старости лет младшего брата окончится затяжной и беспощадной баталией в зале суда».

Но, невзирая ни на какие предостережения и хлесткие словечки в адрес невесты, Руперт женился, сделав Виржинию, а в просторечии Джинти, одной из Бланшаров, чем нанес грубое оскорбление своим домашним.

— Все так, дорогой Робби, и мне это не хуже твоего известно… — вдруг нетерпеливо перебила его сводная сестра. — Но вместо того, чтобы в очередной раз говорить о Бланшарах, может быть, лучше поговорить о тебе?

— А ты думаешь, ради чего вообще весь этот разговор? — ухмыльнулся молодой человек, поудобнее развалившись на ее прекрасном диване. — Неужели, по-твоему, у меня настолько низкая самооценка, что я живу лишь их радостями и переживаниями? Как бы не так, малышка, — покачал он головой и сделал многозначительную паузу.

Кроме того что Роберт был неисправимым болтуном, он еще считал необходимым относиться к сводной сестре несколько свысока. И продолжалось это вот уже почти четырнадцать лет. Порой ей казалось, что все на свете меняется, но только не Робби, которого она впервые увидела заносчивым, упрямым, непримиримым шестилетним мальчишкой.

Но вдруг этот насмешник сделался чрезвычайно серьезным и проговорил:

— К сожалению, Лео, я представления не имею, кто я в действительности такой. И это моя проблема. В этом я не могу не согласиться с отцом. Разумеется, он во многом прав. Пол по-своему хороший человек и джентльмен строгих правил, старая, так сказать, гвардия. Но теперь-то мне понятно, что с моим существованием он смирился только из-за матери. Как же я заблуждался в детстве, думая, что однажды он меня примет! Но не теперь, по прошествии стольких-то лет, тем более теперь, после их развода… Надеюсь, ты не станешь утверждать, что во мне говорит одно лишь желание быть одним из Бланшаров, — шутливо оговорился он.

Леона прекрасно его поняла, поэтому выразительно вздохнула и склонила милую головку набок, не зная, что сказать своему сводному брату.

— Лично я никогда не отождествляла себя с Бланшарами как с каким-то особым кругом избранных. По-моему, Бланшары — такие же люди, как и все на этой планете. Но я согласна с тем, что проблема существует. Чужаков принимают с трудом, крайне неохотно или же вообще не принимают. Но это происходит сплошь и рядом во многих других семьях, вне зависимости от социального статуса. Может быть, просто не стоит придавать этому значения, Робби? — выразительно глянула на него сводная сестра. — И, умоляю тебя, не откидывайся со всего маху на спинку этого несчастного дивана. Ты что, не слышишь, как он, бедняжка, трещит под тобой?

— Разве? Не замечал, прости… Удобная такая вещица, Лео. Всегда завидовал твоему умению выбрать правильную вещь, — проговорил Робби, аккуратно усаживаясь на краешек, но уже через пару мгновений, забыв о просьбе сестры, вновь с силой откинулся назад, забросив лодыжку одной ноги на колено другой, потому что в такой позе разглагольствовать было намного удобнее. — У тебя отменный вкус, сестренка! Тебе это известно? — спросил он, оглядев пространство гостиной. — И вообще ты классная девчонка! Неженка, лапушка и красотка. Если бы не твое очаровательное личико и Бойд, все ваше семейство сплошь состояло бы из одних кровожадных ястребов или законченных снобов, вроде твоего отца…

— Опять ты завел свою любимую пластинку, Робби. Я больше не в силах это слушать! — готовая выйти из себя, перебила его Леона и резко поднялась.

На сей раз Робби переступил ту грань, за которой его монолог превращался в огульное охаивание сообщества разнохарактерных людей за то, что они не желают относиться к нему как к равному. В этом и крылась основная проблема Робби.

Леона давно собиралась завести отдельный разговор о его главном недостатке, но все не решалась, опасаясь уязвить непомерно раздутое самолюбие брата. Предъявляя к людям завышенные требования, он не особенно старался скрыть это в общении. Однако не считал, что именно его собственная спесь отпугивает других, поскольку причину видел в необоснованно высоком самомнении окружающих, в данном случае — Бланшаров.

— Я пришел к тебе как к другу, Лео! — патетически воскликнул он. — Но, видимо, вся семья целиком, без всякого исключения, порадовалась бы, попади я под автобус!

— У меня нет желания обсуждать это, Робби, — стараясь вложить в голос как можно больше мягкости, проговорила Леона, надеясь хотя бы тоном умерить его чрезмерную горячность. — Все, что тебе действительно необходимо, — это прекратить копаться в причинах давнишних конфликтов и начать строить отношения с людьми по-новому, без счетов и обид.

Старшая сестра имела право выговаривать ему, хотя старалась этого не делать. У нее были свои собственные представления о том, как следует вести себя девушке с близкими и со всеми прочими людьми. И этих принципов Леона старалась не нарушать.

Ее отец, Пол, официально усыновил Робби, Роберто Джанкарло Д'Анджело, женившись на его матери, Делии. Все считали, что дерзкий, несговорчивый характер Робби — это наследие его отца: таким образом сказывается примесь итальянской крови.

— По-прежнему осваиваешь искусство вразумления непутевых? — съязвил он. — Однако, по моему скромному мнению, тебе гораздо лучше удается разбираться в сентиментальном искусстве прерафаэлитов, чем в человеческих душах. А по-простому, ничего ты, милая моя, в людях не смыслишь, живя в своем замке из слоновой кости.

Леона сурово посмотрела на брата, но рассудила, что обижаться не стоит. И потому только снисходительно улыбнулась.

Робби спохватился и проговорил:

— Будь уверена, я обдумаю то, что ты мне сказала.

— Видимо, потому, что Бойд поступил бы так же? — ехидно отомстила ему за дерзость Леона.

— Острый разговор, ничего не скажешь. А знаешь, мне это нравится гораздо больше, чем простой обмен любезностями… Поэтому я еще раз спрошу: почему ты боишься признать, что любуешься Бойдом так же, как и все? Это не пустое измышление. Я наблюдал за тобой и могу утверждать это со всей ответственностью, — заметил сводный брат. — Почему тебе кажется немыслимым восхищаться мужчиной, тем более что он этого достоин? Любая девушка готова признать, что именно такой человек мог бы стать героем ее романа. Многие всеми правдами и неправдами стараются обратить на себя его внимание. Ни для кого из них в этом нет ничего зазорного. И лишь для тебя, Лео, это что-то постыдное. Мне интересно, ты вообще не жалуешь мужчин, или у тебя к одному лишь Бойду такое предвзятое отношение? Понимаю, что ты не настолько примитивна, чтобы желать брака с самым завидным холостяком Австралии. И похоже, единственно нежелание быть как все мешает тебе признать все его достоинства.

— Какие, например? — сдержанно спросила сестра.

— Он трудолюбив, многого достиг и уже сейчас готов занять отцовское место в правлении корпорацией. И он единственный в клане Бланшаров, не считая старушки Джинти, кто не пасует перед Рупертом, перед этим хитрым дьяволом, которого никто и никогда не сможет уложить на лопатки. И это, пожалуй, единственное, что мне импонирует в Руперте Бланшаре.

— И почему же тебе так несимпатичен отец твоего кумира? — хитро прищурилась Леона.

— Да он же презирает меня и даже не скрывает этого!

— А мне кажется, ты сильно ошибаешься на его счет. Просто Руперт — он такой от природы. Ты никогда от него не дождешься каких-то душевностей. Он человек дела, суров до крайности даже с самыми близкими. Но они с этим просто смирились. А ты все продолжаешь выискивать личную неприязнь, — заверила брата Леона, и сделала это скорее из упрямства.

Она сама отказывалась понимать, по какой причине ее умницу брата до сих пор продолжают держать на расстоянии, вдали от серьезных дел, в которых с его-то способностями и хваткой он, вне всякого сомнения, преуспел бы. И в отношении Руперта она была не вполне искренней, ведь давно было понятно, что тот именно ее собирается всячески продвигать по карьерной лестнице. Старик всегда питал к ней слабость и, что называется, готов был сделать ставку на свою многообещающую родственницу. Особенно заметно он смягчился по отношению к Леоне, когда она лишилась матери.

Серена погибла в результате несчастного случая, при падении с лошади во время своей традиционной верховой прогулки. Тогда-то Руперт вместе с Бойдом взяли маленькую восьмилетнюю сироту под свое крыло. Бойду в ту пору исполнилось четырнадцать, но он уже достиг шести футов в росте и обладал неюношеской статью. Он был так подчеркнуто обходителен и предупредителен с ней, что это уязвило маленькую Леону, посчитавшую, что Бойд своим вниманием делает ей одолжение. Так что маленькая гордячка постепенно отдалилась от него, но при этом продолжала оставаться любимицей отца Бойда.

Соглашаясь со всеми хвалебными отзывами Робби о Бойде Бланшаре, она могла бы добавить и от себя немало слов о его достоинствах. Ведь в свое время Бойд и на нее произвел неизгладимое впечатление. В каждом своем движении он был неподражаем, а его проницательный и пронзающий взгляд буквально заставлял съеживаться любого, если Бойд того желал. Ей не хотелось бы попасть на его острый язык, зная, что своих оппонентов Бойд не жалует. Но с тех самых пор, как ей в сердце запало убеждение, что этот человек холоден и бездушен, Леона считала все его восхитительные жесты продиктованными желанием поражать и властвовать над умами других. Потому-то ее так раздражал неподдельный восторг брата, видевшего в нем эталон, потому-то она сторонилась самого Бойда, опасаясь подпасть под его влияние, как все прочие.

— По поводу вечеринки… — вновь начал Робби.

— Да? — отозвалась Леона.

— Я уверен, что на этот раз они обязательно пришлют мне приглашение, — проговорил он.

— Но ты и так всегда бываешь на их праздниках, — напомнила ему сводная сестра.

— Согласись, быть приглашенным лично гораздо значимее, чем просто заявиться, зная, что тебя никто не выставит прочь, — изрек Роберто.

— И по какой причине ты предполагаешь получить это вожделенное приглашение? — слегка улыбнулась Леона.

— Мне кажется, что в такой момент они захотят держать в поле зрения всех, кто так или иначе причастен к бизнесу, включая меня, — рассудил он.

— Для этого не обязательно приглашать на вечеринки. Если Руперту зачем-то понадобится приглядеть за тобой или за мной, он сделает это, не афишируя своих намерений. В наше время способов хватает, — возразила ему сестра.

— Как это по-королевски! — рассмеялся Робби. — Приглядеть! Мило, очень мило. Ты очень изобретательна по части интерпретаций! — воскликнул он.

— Но все же не так изобретательна, как Бойд, — в очередной раз попыталась она поддеть своего братца.

— Мне бы не пришло в голову вас сравнивать, дорогая сестренка. К такому нежному, утонченному цветочку, как ты, невозможно применить те же мерки, что и к титану бизнеса.

— Забавно такое слышать, — проговорила Леона, не зная еще, обижаться на слова сводного брата или же, наоборот, радоваться.

— Но оба одинаковые притворы, — будто невзначай заметил тот.

— В каком это смысле? — насторожилась девушка.

— Почему вы перестали играть в теннис? — спросил Робби.

— Потому что у меня появился лучший в мире партнер, мой братик, — польстила она.

— Мне тоже очень нравится играть в паре с тобой, Лео, — ответил тем же Робби.

— Послушай меня, Робби, — серьезно начала девушка. — Этот разговор пустой. Сам посуди, какая спутница нужна твоему обожаемому Бойду Бланшару.

— Ну и какая же? — не захотел эксплуатировать без толку свое воображение тот.

— Это должна быть девушка с огненно-рыжими волосами, энергичная и непредсказуемая, деятельная, инициативная, этакая ускользающая и непостижимая особа, за которой еще нужно угнаться. Ему нужна такая, о которой он бы думал каждое мгновение своей жизни и которая умела бы заставить его иной раз и поволноваться не на шутку. Я же сделана совершенно из другого теста. Я обожаю уют и покой и ничего сверхъестественного собой не представляю. Согласись, это совсем не то, чего заслуживает твой Бойд, — бесстрастно рассудила Леона.

Роберто выслушал ее со всем вниманием, после чего спросил:

— Так ты готова появиться в субботу на весеннем карнавале? Вижу, свой образ ты уже досконально продумала.

Леона усмехнулась и с добродушной улыбкой посмотрела на своего упрямого брата.

Этот довольно симпатичный малый с гладкой оливковой кожей и полудетским румянцем, просвечивающим сквозь густой загар, сидел напротив и смотрел чистыми ангельскими глазами.

— Я пойду с Деб. Баррингтон и его клиенты могут выступить в качестве мужского сопровождения для девушек. Повеселимся днем, а потом будет время переодеться… Лео, неужели я должен тебя уговаривать, сестренка? — вздохнул Робби. — Я так надеялся поставить на тебя парочку центов, дорогая. Или ты хочешь, чтобы Руперт вновь заполучил себе весь куш от игры?

— Робби, как же ты коварен, оказывается! — рассмеялась она. — Я, конечно, могла бы сыграть свою партию, как тебе того хочется, но не думаю, что ты получишь назад свои два несчастных цента, а тем более выигрыш по ним. У меня нет иллюзии по поводу того, что когда-нибудь удастся перебить ставку Руперта Бланшара. Деньги к деньгам. Слышал такое выражение?

В приливе естественной сестринской нежности она обняла брата за плечи и от души звучно чмокнула в румяную щечку.

Робби ответил тем же. Был он очаровательным пухленьким, относительно невысоким, но вполне видным и чрезвычайно колоритным молодым человеком. Почти вровень с сестрой, он очень комплексовал из-за недостаточной, на его взгляд, рослости и стати. Но старался не показывать вида, не совсем удачно компенсируя свой надуманный изъян высокомерием.

Леона — обладательница очаровательной внешности, ясных зеленых глаз и безупречной стройной фигурки, а помимо того, еще и роскошной квартиры в тихом уютном квартале, из окон которой можно было любоваться на Сиднейскую гавань. Эта квартира стала щедрым подарком «от семьи» на совершеннолетие девушки. И это был их традиционный способ продемонстрировать свое расположение, что называется, обозначить кредит доверия. Хотя сама Леона не считала себя чем-то обязанной. Она просто жила, наслаждалась жизнью, совмещая это с работой референта культового дизайнера Беатрис Колдуэлл, директора «Бланшар-Фешн». Место работы Леоны однозначно считалось престижным и лакомым для многих молодых женщин города, мечтавших о карьере.

Леона же никогда не сомневалась, что достойна этого. Все говорили, что у нее есть глаз. Вообще-то их у нее было целых два и оба — прекрасные, но, конечно же, имелось в виду врожденное чувство стиля и вкус или же развитая интуиция, что еще более важно в вопросах бизнеса.

— А что отец? — спросил сводный брат. — Он еще не нашел себе очередную жену, чтобы настругать с ней с десяточек новеньких детишек? — язвительно поинтересовался он.

— Не знаю, Робби. Но искренне надеюсь, что с новенькими детишками отцу повезет больше, чем с тобой, — хлестко ответила ему Леона, потому что иначе на его дерзости нельзя было отвечать.

Робби это очень рассмешило.

— Ладно, Лео, любовь моя! — объявил он, поднимаясь с ее новенького новомодного дивана. — Надеюсь увидеть тебя в выходные в Бруклендзе.

— Так и быть, Робби. Приноси ракетки. Постараемся обставить их всех! — пообещала она своему напарнику по корту.

— Именно этого ответа я от тебя и добивался, дорогая сестренка.

— Рада была тебе угодить, братик! — заулыбалась Леона и обняла Роберто на прощание.

Загрузка...