Свет в ночи

13 ЛОЖНЫЕ ОБВИНЕНИЯ

Воспитатель-наставник только начал читать расписание на этот день, как пришел курьер из офиса миссис Айронвуд с приказанием мне немедленно явиться. Я посмотрела на Жизель и увидела, что она выглядит такой же смущенной и заинтересованной, как и все остальные. Не говоря ни слова, я вышла из класса и быстро пошла по коридору. Когда я вошла в офис миссис Айронвуд, миссис Рэндл стояла у внутренней двери с папкой в руке.

– Проходи, – сказала она, отходя в сторону и давая мне дорогу.

Сердце у меня билось так часто, что мне казалось, сейчас взорвется грудная клетка. Я вошла в кабинет миссис Айронвуд. Она сидела за своим столом, жестко выпрямившись, поджав губы, а в ее глазах полыхала такая ярость, какой мне прежде не доводилось видеть.

– Садись, – скомандовала директриса. Она кивнула миссис Рэндл, которая вошла следом за мной и закрыла дверь. Та быстро села на стул рядом со мной и положила на колени блокнот. В руке была зажата ручка.

– Что случилось? – спросила я, не в силах дольше выдерживать гнетущее молчание, окружавшее меня.

– Не могу припомнить другую ученицу, которую вызывали бы столь же часто в мой кабинет за такое короткое время, как я вызываю тебя, – начала миссис Айронвуд, сведя в одну линию темные брови. Она взглянула на секретаршу, желая получить подтверждение своим словам, и миссис Рэндл едва кивнула.

– В этом нет моей вины, – ответила я.

– Гмм, – пробормотала Железная Леди. Она взглянула на вторую женщину, словно они слышали голоса, которых не слышала я. – Они никогда не признают своей вины, – сказала директриса с глуповатой улыбкой, и секретарша снова кивнула, как и в первый раз. Она напоминала марионетку, чьи нити находились в руках миссис Айронвуд.

– Итак, зачем вы за мной послали? – спросила я. Прежде чем ответить, миссис Айронвуд еще дальше отвела назад плечи, став еще прямее и тверже.

– Я попросила миссис Рэндл вести протокол, так как я начинаю официальное слушание об исключении.

– Что? Что я сделала на этот раз? – воскликнула я и посмотрела на миссис Рэндл. На этот раз та не подняла головы. Я перевела взгляд на миссис Айронвуд, глядевшую на меня так пристально, что мне казалось, я чувствую, как ее взгляд проходит сквозь меня подобно лазерному лучу.

– Чего только ты не сделала? Лучше вопрос поставить так. – Директриса покачала головой и посмотрела на меня сверху вниз с высоты своего презрения. – С самого начала, по твоему происхождению, о котором мне откровенно рассказала твоя мачеха, по высокомерию и презрению, которое ты проявила во время нашей первой встречи, по твоему отношению к нашим правилам, когда ты практически сразу же нарушила запрет на выход с территории, по манере, с которой ты пренебрегла моими пожеланиями, я поняла, что твое пребывание в «Гринвуде» – гигантская ошибка, попытка, обреченная на провал. Наказания, предупреждения, даже дружеский совет оказались бесполезными. Люди твоей породы редко меняются к лучшему. Неудача у тебя в крови.

– В чем конкретно меня обвиняют? – с вызовом бросила я.

Вместо того чтобы немедленно ответить, директриса откашлялась и надела очки для чтения в перламутровой оправе. Затем взяла бумаги, лежавшие у нее под рукой, и начала читать.

– Этим мы делаем первый шаг к процедуре исключения, как предписывает устав школы «Гринвуд», утвержденный советом директоров. Ученица, о которой идет речь, – читала она, поглядывая на меня поверх очков, – некая Руби Дюма была вызвана, чтобы ее информировали о том, что состоится слушание по обвинениям, выдвинутым против нее администрацией школы «Гринвуд».

Первое, – продолжала директриса еще более уверенным голосом, – она сознательно и добровольно пошла в помещение, не разрешенное для посещения, расположенное на территории школы, и оставалась там после отбоя.

– Что? – воскликнула я, глядя на опустившую голову миссис Рэндл, быстро строчившую в своем блокноте. – Какое помещение?

– Второе, она сознательно и добровольно допустила аморальное поведение, находясь на попечении школы.

– Аморальное поведение?

– Перечисленные выше обвинения будут выдвинуты, и по ним будет принято решение на официальном слушании об исключении сегодня в четыре часа дня в этом кабинете.

Миссис Айронвуд положила бумаги и сняла очки.

– Информирую тебя, в чем состоит процедура. Решение принимают два преподавателя и председатель школьного совета Дебора[10] Пек. Мы заслушаем обвинения, обсудим доказательства и вынесем решение. Естественно, я буду наблюдать за происходящим.

– Какие обвинения? Какие доказательства?

– Я прочитала тебе, в чем тебя обвиняют, – сказала директриса.

– Я ничего особенного не услышала. Что имеется в виду под моим уходом с территории? Особняк? Об этом речь? – требовательно спросила я. Щеки Железной Леди покраснели, она бросила быстрый взгляд на секретаршу, затем взглянула на меня.

– Едва ли, – отрезала она. – Тебя видели после отбоя возле эллинга.

– Эллинга?

– Куда ты ходила на недозволенное свидание со служащим, Баком Дардаром.

– Что? Кто меня видел?

– Одна из преподавательниц, всеми уважаемый член преподавательского корпуса, много лет работающая в школе, должна добавить.

– Кто? Я могу узнать имя обвинителя? – спросила я, но директриса колебалась.

– Миссис Грей, твоя преподавательница латыни. Так что не может быть и речи о том, что она обозналась, – заключила миссис Айронвуд.

Я покачала головой.

– Когда?

Директриса взглянула на документы так, словно ей потребовалось для этого большое усилие, и сказала:

– Тебя видели входящей в эллинг вчера вечером в семь тридцать.

– Вчера вечером?

– И ты оставалась там после отбоя, – добавила она. – Остальные детали свидетельских показаний миссис Грей будут оглашены на официальном слушании.

– Меня с кем-то спутали. Я не могла быть в эллинге в семь тридцать вчера вечером. Просто позовите Бака и спросите его, – посоветовала я.

Железная Леди ухмыльнулась.

– Неужели ты считаешь, я не сообразила, что надо предпринять? Его первым делом вызвали в этот кабинет сегодня утром, и он сделал письменное признание, – ответила директриса, доставая еще один документ, – подтверждающее то, что видела наша свидетельница.

– Нет, – возразила я, тряся головой. – Он ошибается или лжет. Вы увидите, когда Бак придет на слушание, увидит меня и поймет…

– Бака Дардара уже здесь нет. Его освободили от его обязанностей, и он уже покинул школу, – ответила миссис Айронвуд.

– Что? Его уволили из-за этих ложных обвинений против меня? Но это нечестно.

– Уверяю тебя, – миссис Айронвуд холодно улыбнулась, – он счел мое предложение абсолютно честным. Ты несовершеннолетняя. Если бы не возможный скандал, я бы сдала его полиции.

– Но это неправда. Просто спросите вашу тетю, где я была прошлым вечером.

– Мою тетю? – миссис Айронвуд съежилась, словно гармошка. – Ты хочешь, чтобы я вовлекла миссис Клэрборн в эту вульгарную и отвратительную историю? Как ты смеешь предлагать подобное? Неужели нет предела твоей безнравственности?

– Но вчера вечером я была в особняке и вернулась в общежитие задолго до отбоя.

– Уверяю тебя, – медленно проговорила миссис Айронвуд, – миссис Клэрборн никогда не согласится подтвердить подобное. – Директриса выглядела такой самодовольно-уверенной.

– Но тогда просто позвоните Луи…

– Слепому человеку? Ты хочешь его в это втянуть? Ты собираешься опорочить эту достойную семью? Это твой мотив? Своего рода болезненная акадийская ревность?

– Конечно же, нет, но все это ошибка, – закричала я.

– Это решит наш совет в четыре часа. Не опаздывай. – Железная Леди моргнула. – Ты можешь привести кого-нибудь, кто выскажется в твою защиту. – Она помолчала, потом нагнулась вперед с легкой улыбкой на губах. – Разумеется, если ты хочешь избежать всех этих неприятностей, ты можешь сознаться, признать обвинения и согласиться с исключением.

– Нет, – гневно ответила я. – Я хочу посмотреть на моих обвинителей. Я хочу, чтобы все, кто участвует в этой лжи, взглянули мне в глаза и поняли, что они делают.

– Как тебе будет угодно. – Директриса снова выпрямилась. – Я знала, что ты будешь вести себя вызывающе до конца, и у меня было мало надежды на то, что ты облегчишь положение своей семьи, особенно после той трагедии, которую только что пережила твоя мачеха. Мне тебя жаль, но, вероятно, тебе лучше вернуться к себе подобным.

– Ах, миссис Айронвуд, вопрос не в том, как мне лучше поступить, – возразила я. – Подобные мне люди не смотрят свысока на тех, кому не случилось разбогатеть или быть родом из знатной семьи. Люди моей породы не устраивают заговоров и ничего не замышляют, – бросила я. Векам стало горячо от выступивших слез, но я сдержалась, чтобы не доставить директрисе удовольствия насладиться моим унижением. – Но я не хочу, чтобы меня вышвырнули отсюда под предлогом сфабрикованных обвинений и хитрости, основанной на ненависти.

Железная Леди посмотрела на миссис Рэндл, которая тут же опустила глаза на свой блокнот.

– Для протокола, – снова начала диктовать миссис Айронвуд, – следует записать, что ученица Руби Дюма отрицает все обвинения и желает присутствовать на официальном слушании. Ее информировали о ее правах…

– Правах? Какие у меня здесь права? – поинтересовалась я с саркастическим смешком.

– Ее информировали о ее правах, – подчеркнуто повторила директриса. – Вы все записали, миссис Рэндл?

– Да, – быстро ответила та.

– Дайте ей подписать протокол, как предписывает устав, – велела миссис Айронвуд. Секретарша повернула ко мне блокнот и придвинула его поближе, одновременно протягивая ручку.

– Ты должна подписать здесь, – проинструктировала она меня, указывая на черту, проведенную внизу страницы. Я вырвала ручку у нее из пальцев и начала подписывать.

– Ты не хочешь сначала прочесть? – спросила директриса.

– А зачем? – поинтересовалась я. – Это отлично отрепетированное представление с заранее известным концом.

– Тогда зачем продолжать? – тут же задала она вопрос.

Действительно, подумала я, зачем продолжать? Потом я вспомнила о бабушке Катрин, о том, сколько раз она говорила, что надо принимать самый суровый вызов, все неизвестное, темное. Бабушка всегда охотно боролась за правду, несмотря на то, насколько ужасными были препятствия на пути к успеху.

– Я буду продолжать для того, чтобы все, кто участвует в этом заговоре, смогли посмотреть мне в лицо и дали мне возможность объясниться с ними, – ответила я.

Глаза миссис Рэндл раскрылись от удивления и некоторого одобрения, которое, она была уверена, миссис Айронвуд не заметит.

– Теперь ты можешь вернуться к занятиям, – произнесла Железная Леди. – Ты должна прийти ровно в четыре. Если не появишься, тебя будут судить заочно.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответила я и встала. У меня чуть было не подкосились ноги, но я закрыла глаза и мобилизовала всю свою силу воли. Распрямив плечи и высоко подняв голову, я повернулась и вышла из кабинета миссис Айронвуд, ни разу не споткнувшись. Только когда я уже сидела на первом уроке, я осознала, что произошло, и какая-то парализующая слабость овладела мной.

Весь день я ходила словно зомби. Я никому не рассказала о моей встрече с директрисой, о том, в чем меня обвиняют и что за этим должно последовать. Но не было никакой необходимости делиться с этим хотя бы с одной живой душой. Как только Деборе Пек сказали, что она будет присутствовать на слушании об исключении, новости разлетелись по всем коридорам и классам быстрее, чем угорь на болоте бросается за добычей. После полудня девочки уже все знали и говорили обо мне. Перед последним уроком Жизель перехватила меня в холле, сначала набросившись на меня за то, что я не пришла со своей проблемой прямо к ней, а потом выразив свое удовольствие, потому что, раз меня выгоняют из «Гринвуда», значит, и ее тоже.

– Я не сказала тебе именно из-за того, как ты себя ведешь, Жизель, – сказала я. – Я знала, как ты обрадуешься и станешь злорадствовать.

– Зачем тебе возиться с этим слушанием? Давай просто позвоним Дафне и скажем ей, чтобы она прислала лимузин.

– Потому что все это вранье, вот почему, и я не собираюсь спускать этого Железной Леди, если только смогу, – возразила я. – Я не хочу уехать отсюда, осыпанная бранью, вымазанная дегтем и обваленная в перьях.

– Что ж, если ты не прекратишь это, ты просто будешь упрямой акадийской дурой. Ты не пойдешь на слушание, Руби, – приказала Жизель. – Слышала, что я сказала? Ты не пойдешь.

– Я должна идти на урок, Жизель. Я не хочу добавлять еще и опоздание ко всему прочему и давать директрисе еще один повод, чтобы вцепиться в меня, – произнесла я, начиная обходить кресло.

Сестра схватила меня за рукав блузки.

– Просто не ходи туда, Руби. Я вырвала руку.

– Пойду, – отрезала я. В моих глазах было столько ярости, что мне опалило щеки.

– Ты теряешь время, – крикнула мне вслед Жизель. – Дело того не стоит! Это место не стоит того! – воскликнула она. Я пошла быстрее и вошла в студию живописи как раз со звонком. Мне хватило одного взгляда на лицо мисс Стивенс: она все знает и очень огорчена из-за меня. Учительница настолько расстроилась, что, дав задание остальным, отвела меня в дальний конец класса и попросила обо всем рассказать.

– Я не виновата, мисс Стивенс. Это ложные обвинения. Я не могла быть в эллинге вчера вечером. Миссис Грей ошиблась.

– Почему этого не могло быть? – спросила Рейчел. Я рассказала ей о моем визите к Луи.

– Только они говорят, что миссис Клэрборн не станет свидетельствовать в мою пользу, и не хотят дать и Луи такую возможность, – объяснила я.

Учительница покачала головой, ее глаза потемнели от тревожных мыслей.

– Не могу представить себе миссис Грей участницей срежиссированного заговора с целью выгнать тебя из «Гринвуда». Она отличная женщина, очень добрый человек. Ты справляешься с латынью? – спросила она.

– Да, конечно, у меня А с плюсом.

– Миссис Грей отнеслась ко мне как мать, – сказала мисс Стивене, – советовала, помогала мне с самого начала. Она верующая женщина.

– Но меня не было там, мисс Стивене! Честное слово. Миссис Грей, вероятно, ошиблась.

Рейчел задумчиво кивнула.

– Может быть, она поймет это и отзовет свои показания.

– Сомневаюсь. Миссис Айронвуд выглядела слишком довольной и чересчур уверенной в себе. А так как Бака уже уволили и он уехал, получится мое слово против слова миссис Грей и лживых показаний Бака, подписанных им, – простонала я.

– Почему миссис Айронвуд так твердо настроена против тебя? – не могла понять мисс Стивенс.

– В основном из-за Луи, но она невзлюбила меня с самого начала и ясно дала это понять, когда мы впервые встретились у нее в кабинете. Моя мачеха сразу же создала мне здесь дурную славу. Не знаю, зачем она так поступила. Вероятно, только для того, чтобы сделать мое пребывание здесь ужасным. Ей хочется моей неудачи, чтобы я выглядела не в лучшем виде, чтобы у нее появилась причина избавиться от меня… и Жизель, – проговорила я.

– Бедняжка. Ты хочешь, чтобы я пошла на слушание вместе с тобой и рассказала о твоем таланте, твоих успехах?

– Нет. Это не будет иметь значения, а у вас не исключены неприятности. Я просто хочу пойти туда и плюнуть им в физиономии.

Глаза мисс Стивенс наполнились слезами. Она обняла меня и пожелала удачи, а затем вернулась к доске, чтобы продолжить урок, но я ничего не слышала и не видела. После занятий я вернулась в общежитие словно во сне и даже не помнила, как шла. Войдя в свою комнату, я начала упаковывать некоторые из моих вещей. Когда приехала Жизель, она была вне себя от радости.

– Ты решила внять моему совету и сдаться? Отлично. Когда придет лимузин?

– Я просто готовлюсь к тому, что считаю неизбежным, Жизель. Я все еще собираюсь пойти на слушание, оно начнется через час. Хочешь пойти со мной?

– Конечно нет. Зачем мне это делать?

– Чтобы быть со мной.

– Ты имеешь в виду, попасть вместе с тобой в неприятное положение. Благодарю, нет. Я подожду здесь и тоже начну собирать вещи. Благодарение Господу, мы сможем счастливо отделаться от этого места и тех, кто здесь есть, – произнесла она, не обращая внимания на то, что некоторые девочки могут ее слышать.

– Я бы так не радовалась, Жизель. Дафна приготовит для нас еще одно мучение. Увидишь. Нас отправят в другую школу, в худшее место, как она и грозилась.

– Я не поеду. Я привяжу себя к кровати!

– Дафна прикажет грузчикам упаковать и кровать. Она полна решимости.

– Мне все равно. Все, что угодно, будет лучше этого, – настаивала моя сестра, потом развернула кресло и отправилась собирать вещи. Я вернулась к своим чемоданам, потом причесала волосы, чтобы выглядеть прилично, уверенной в себе, насколько это возможно.

Я отправилась обратно в школу без пятнадцати четыре. Большинство девочек из нашего общежития собрались внизу в гостиной и говорили обо мне. При моем появлении они замолчали и проводили меня взглядами, некоторые подошли к окнам, чтобы выглянуть на улицу, а я в это время шла по дорожке с высоко поднятой головой. Я ничего не взяла с собой, но не забыла талисман на счастье, данный мне Ниной, – веревочка с монеткой обвивала мою щиколотку.

Небо приобрело угрожающе-серый цвет, быстро двигались плотные облака, стремясь закрыть последний голубой лоскут, пока мир не стал темным и унылым, отражая мое настроение. Неожиданно похолодало, так что я поторопилась войти в здание.

В это время дня в школе оставалось мало учениц. Но те, кто не ушли, прекращали свои занятия, чтобы посмотреть на меня, а потом шепотом обменяться комментариями, пока я шла по коридору к офису миссис Айронвуд. Внутренняя дверь оказалась закрытой, а стол миссис Рэндл пустовал. Я села и стала ждать, наблюдая, как стрелки часов все ближе и ближе подходят к четырем. Ровно в четыре дверь в кабинет миссис Айронвуд распахнулась. Показалась директриса, на ее лице одновременно отразились разочарование и отвращение, когда она увидела, что я жду в приемной.

– Заходи и садись, – приказала Железная Леди, потом развернулась, чтобы вернуться за свой стол.

Мебель в ее кабинете переставили, так что теперь он больше походил на зал суда. Кресло для свидетелей поставили слева от стола миссис Айронвуд. Миссис Рэндл, которая должна была вести протокол, сидела за маленьким столиком справа от него. Слева от так называемого кресла для свидетелей расположились «судьи» – мистер Норман, преподаватель естественных наук, мисс Уэллер, библиотекарь, и Дебора Пек, с удовлетворенной улыбкой на лице, отчего меня переполнил гнев. Я была уверена, что она сразу же бросится звонить своему брату, как только все это закончится. Миссис Грей сидела слева на диванчике, выглядела она очень несчастной и расстроенной.

Не забыли про кресло и для меня, обвиняемой, лицом к столу. Миссис Айронвуд кивком приказала мне сесть. Я быстро опустилась в кресло, не сводя глаз с судей. Меня переполняла решимость не выглядеть испуганной или виноватой, но в груди у меня было такое ощущение, словно я проглотила рой болотных москитов, которые жужжали и кружились вокруг моего сильно бьющегося сердца.

– Начинаем официальное слушание об исключении Руби Дюма, – начала миссис Айронвуд. Она надела очки, чтобы снова зачитать обвинение. Пока директриса читала, я чувствовала, что взгляды присутствующих прикованы ко мне, но выражение моего лица не изменилось. Я не сводила глаз с Железной Леди, сидя совершенно прямо, сложив руки на коленях. – Признаешь ли ты себя виновной или нет? – спросила она в заключение.

– Я невиновна, – произнесла я. Мой голос чуть было не сорвался, но я справилась с собой.

Миссис Айронвуд выпрямилась.

– Отлично. Тогда продолжим. Миссис Грей, – обратилась она к маленькой темноволосой женщине с мягкими голубыми глазами. Я знала, что до этого момента преподавательница очень меня любила, много раз хвалила за работу в классе. Женщина выглядела так, словно ей разбили сердце, словно она делает что-то очень болезненное для нее самой, но миссис Грей все-таки встала, глубоко вздохнула и пересела в кресло для свидетелей.

– Пожалуйста, опишите присутствующим, что вы знаете и что вы видели, миссис Грей, – велела миссис Айронвуд.

Преподавательница кинула быстрый взгляд на меня, а затем посмотрела на ту троицу, что должна была вынести приговор.

– Вчера вечером, приблизительно в семь двадцать-семь двадцать пять, я возвращалась в школу. Мы обедали в Уэверли с миссис Джонсон, экономкой. Я оставила машину на школьной стоянке и пошла пешком. Повернув за угол, я увидела девушку, торопливо идущую к озеру, к эллингу. Она двигалась крадучись, прячась в темноте. Меня охватило любопытство, потому что я знала – это может быть одна из учениц, и я повернула по тропинке к озеру.

Миссис Грей остановилась, чтобы перевести дух и сглотнуть.

– Я услышала, как открывается дверь эллинга. Я явственно услышала женский смех, а потом шум закрывающейся двери. Я пошла дальше к доку. Дойдя до эллинга, я остановилась, потому что окно было открыто, и я хорошо видела то, что происходило внутри.

– И что же происходило внутри? – спросила директриса, потому что миссис Грей колебалась. Учительница латыни закрыла глаза, закусила нижнюю губу, затем еще раз вздохнула и закончила:

– Я увидела Бака Дардара, в одних трусах, обнимающего девушку. Потом он немного отступил назад, и я четко увидела девушку.

– И кто была эта девушка? – быстро задала вопрос миссис Айронвуд.

– Я увидела Руби Дюма. Разумеется, я была шокирована и разочарована. Прежде чем я смогла вымолвить хоть слово, она расстегнула свою белую блузку и стала снимать ее. Бак Дардар снова обнял ее.

– Что на ней было надето в этот момент? – спросила директриса.

– Она была… наполовину обнаженной, – сказала миссис Грей. – На ней была только юбка.

Я заметила, как у Деборы Пек открылся рот. Мисс Уэллер с отвращением покачала головой. Мистер Норман лишь на секунду опустил веки, но его лицо оставалось застывшим, губы неподвижными, он смотрел на миссис Грей.

– Продолжайте, – велела Железная Леди.

– Я была так изумлена и расстроена, что почувствовала слабость и тошноту, – рассказывала миссис Грей. – Я повернулась и торопливо пошла по дорожке.

– После чего вы позвонили мне, чтобы доложить об этом. Это правда?

Преподавательница посмотрела на меня и кивнула.

– Да.

– Благодарю вас.

– Это была не я, миссис Грей, – негромко заметила я.

– Тихо. У тебя будет время поговорить, – рявкнула миссис Айронвуд. – Вы свободны, миссис Грей, – сказала она, кивая.

– Мне жаль. Я рассказала о том, что видела, – сказала мне главная свидетельница, вставая. – Я очень огорчена.

Я покачала головой, глаза налились слезами.

– После того, как мне доложили о происшедшем, – начала директриса, как только миссис Грей ушла, – сегодня рано утром я вызвала Бака Дардара в мой кабинет. Я представила ему свидетельство миссис Грей и достала из личного дела Руби Дюма ее фотографию, показала ему, чтобы он мог подтвердить, что девушка, которая по показаниям миссис Грей была с ним в эллинге, действительно Руби Дюма. Сейчас я прочту вам подписанное им заявление.

Она взяла в руки лист бумаги.

– «Я, Бак Дардар, нижеследующим признаю, что в данном случае и еще несколько раз, – читала Железная Леди, – у меня были близкие отношения с Руби Дюма. Мисс Дюма приходила ко мне не менее шести раз, чтобы пофлиртовать со мной и предложить мне себя. Признаю, что я принял ее предложение. В настоящем случае Руби Дюма пришла в эллинг в семь тридцать и не уходила до девяти тридцати. Я сожалею о любовной связи с этой ученицей и принимаю наказание, наложенное на меня миссис Айронвуд». Как вы видите, – заключила директриса, протягивая документ мисс Уэллер, – он это подписал.

Та взглянула на документ, кивнула и передала его мистеру Норману. Он мельком просмотрел его и протянул Деборе, которая продержала его дольше остальных, прежде чем вернуть миссис Айронвуд. Девушка выглядела довольной, как сытый енот. Она откинулась на спинку своего кресла.

– Можешь представить аргументы в свою защиту, – обратилась ко мне миссис Айронвуд.

Я повернулась к «суду».

– Не сомневаюсь, что миссис Грей видела кого-то идущим в эллинг вчера вечером в семь тридцать, и я знаю, что она считает свои слова правдой, но преподавательница ошибается. Меня там не было, я была…

– Я скажу им, где ты была, – услышали мы. Я повернулась в своем кресле и увидела мисс Стивенс, ведущую Луи.

– Что все это значит? – требовательно спросила миссис Айронвуд.

Думаю, что я удивилась не меньше, чем она. Луи, аккуратно причесанный, в пиджаке и при галстуке, кивнул.

– Я здесь для того, чтобы свидетельствовать в пользу обвиняемой. – Он улыбнулся мне. – Можно, Руби Дюма? – спросил Луи.

– Конечно нет. Это школьное дело, и я…

– Но я располагаю информацией, имеющей отношение к делу. – Двоюродный брат директрисы стоял на своем. – Это кресло для свидетелей? – Он кивнул в сторону кресла.

Миссис Айронвуд бросила разъяренный взгляд в сторону мисс Стивенс, затем перевела его на «судей». Те смотрели на нее и ждали.

– Это в высшей степени противоречит правилам, – сказала она.

– А что в этом противоречит правилам? Это слушание, а на слушании дают показания, верно? – спросил Луи. – Я уверен, что вы хотите узнать правду, – с улыбкой добавил он.

Все переводили взгляд с Луи на миссис Айронвуд. Молодой человек двинулся к креслу, потому что его кузина молчала. Он сел и удобно устроился.

– Меня зовут Луи Тернбулл, я внук миссис Клэрборн, проживаю в доме, известном как особняк Клэрборнов. – Луи повернулся к миссис Айронвуд. – Должен ли я сообщить мой возраст и род занятий?

– Не будь смешным, Луи. Тебе незачем быть здесь.

– У меня есть причина находиться здесь, – твердо ответил он. – Насколько я понимаю, суть дела в том, была или нет вчера в семь тридцать вечера Руби Дюма в эллинге, верно? Что ж, я могу заверить присутствующих, что ее там не было. Она была со мной. Мадемуазель Дюма пришла в семь тридцать и оставалась до девяти часов.

В комнате воцарилось тяжелое молчание, из-за чего тиканье напольных часов казалось громче обычного.

– Разве дело не в этом? – продолжал Луи.

– Отлично. Если тебе хочется продолжать в таком духе, то скажи, как ты можешь быть уверен в точном времени? – бросила вызов миссис Айронвуд. – Ты слепой. – Она обвела «судей» взглядом, полным превосходства.

Луи тоже повернулся к ним.

– Это правда, у меня были серьезные проблемы со зрением. Но в последнее время я добился больших успехов, – объяснил он, потом посмотрел на меня и улыбнулся. Молодой человек повернулся к напольным часам в углу кабинета. – Давайте посмотрим. Если верить часам в кабинете моей кузины, сейчас четыре двадцать… две, – объявил он и был совершенно прав.

Я посмотрела на «судей». На всех это произвело впечатление.

– Разумеется, вы можете проверить сказанное мной, вызвав нашего дворецкого Отиса, который встречал мадемуазель Дюма и провожал ее в конце вечера. Он также подавал нам чай во время ее визита. Так что, как видите, у Руби Дюма не было физической возможности быть в эллинге вчера вечером в семь тридцать, восемь, восемь тридцать, девять, – нараспев произнес Луи.

– Уважаемый член нашего преподавательского корпуса утверждает обратное, и у меня есть подписанное признание…

– Пожалуйста, выйдите к машине и пригласите Отиса войти, – обратился Луи к мисс Стивенс.

– В этом нет необходимости, – быстро возразила миссис Айронвуд.

– Но если мои показания вызывают какие-нибудь сомнения… – Луи повернулся к миссис Айронвуд. – Если будет нужно, я уверен, что смогу убедить мою бабушку также подтвердить мои слова.

Железная Леди уставилась на него. Ярость, бушевавшая внутри нее, окрасила ярким румянцем ее щеки и даже шею.

– То, что ты делаешь, Луи, никому не нужно, – пробормотала миссис Айронвуд.

– Никому, кроме мадемуазель Дюма, – парировал он.

Директриса закусила нижнюю губу и выпрямилась, подавляя свой гнев.

– Очень хорошо. При сложившихся обстоятельствах, учитывая противоречивые факты, я не вижу возможности для нашего совета ясно высказаться по этому вопросу. Я уверена, что вы все согласитесь со мной, – добавила она. Мистер Норман, мисс Уэллер и Дебора, широко открывшая глаза, кивнули.

– В соответствии с этим объявляю слушание закрытым. Решение не будет вынесено. Хочу подчеркнуть, что речь не идет об оправдании ученицы, против которой выдвинуты обвинения. Это всего лишь констатация того факта, что в настоящее время принять решение невозможно.

Миссис Айронвуд посмотрела на меня.

– Ты свободна, – произнесла она и отвернулась. Разочарование кипело в ней с такой силой, что мне казалось, я вижу, как дым идет у нее из ушей. Сердце тяжело билось у меня в груди, таким грохотом отдаваясь в ушах, что я была уверена, его стук слышат все присутствующие. – Я сказала, слушание окончено, – бросила миссис Айронвуд, когда я не поднялась немедленно с кресла. Я встала.

Луи подошел ко мне вместе с мисс Стивенс.

– Почему вы привезли его, мисс Стивенс? – спросила я, как только мы вышли из кабинета директрисы. – Миссис Айронвуд настолько рассердилась, что вам тоже достанется.

– Я подумала об этом и посчитала, что не могу лишиться моей лучшей ученицы, – ответила она со смехом. – Кроме того, стоило Луи услышать о том, что с тобой случилось, я не могла удержать его, правда, Луи?

– Совершенно верно, – ответил он, улыбаясь.

– И твое зрение так улучшилось, Луи! – воскликнула я. – Ты можешь определить время с точностью до минуты.

Он снова улыбнулся, а мисс Стивенс рассмеялась.

– Что в этом смешного?

– Луи предвидел, что ему укажут на его зрение, и спросил у меня точное время перед тем, как войти в кабинет, – объяснила Рейчел.

– Я знал, что если и ошибусь на пару минут, то это все равно произведет впечатление, – добавил он.

– Но ты не ошибся. Ты точно назвал время, – воскликнула я и обняла его. – Спасибо, Луи.

– Это было забавно. Наконец-то я сделал что-то для другого человека, – заметил он.

– И, вероятно, у тебя будут из-за этого неприятности с бабушкой, – прибавила я.

– Неважно. Я устал оттого, что со мной обращаются как с ребенком. Я сам могу принимать решения и отвечать за свои действия, – гордо объявил Луи.

Мы шли по коридору к выходу, и все трое держались за руки. Неожиданно я расхохоталась.

– Почему ты смеешься? – спросил Луи с улыбкой.

– Из-за моей сестры Жизель. Не могу дождаться, когда расскажу ей и увижу выражение ее лица.

– Что?! – завопила Жизель. – Тебя не выгнали из «Гринвуда»?

– Слушание окончено, решение не принято благодаря Луи и мисс Стивенс. Тебе следовало побывать там, Жизель, – проговорила я, настолько переполненная чувством удовлетворения, что просто бессовестно сияла. – Тебе бы понравилось выражение лица миссис Айронвуд, когда ей пришлось проглотить свои грубые слова и угрозы.

– Мне бы это не понравилось. Я думала, что мы едем домой! Я уже даже собрала большую часть вещей!

– Мы скоро поедем домой… на каникулы, – пропела я и вышла, оставив сестру сгорать от досады, не меньшей, чем у миссис Айронвуд.

Вести об обвинениях против меня и предстоящем слушании пронеслись по школе со скоростью урагана, так же быстро распространилась новость о том, что меня не выгнали. Вся история произвела совсем другой эффект, нежели тот, который предвкушала миссис Айронвуд, я уверена в этом. Вместо того чтобы превратить меня в парию в глазах других учениц, происшедшее сделало из меня героиню. Я выдержала испытание огнем и серой, гнев и силу нашей наводящей страх директрисы. Я оказалась Давидом, победившим нашего Голиафа и оставшимся в живых. Куда бы я ни пошла, девочки собирались вокруг меня, чтобы выяснить детали, но я не злорадствовала и знала, что мои ответы их разочаровывают.

– Это было не очень приятно, – говорила я. – Мне не нравится все время говорить об этом. От этого пострадали люди.

Я думала о бедном Баке Дардаре, потерявшем работу, и больше не сердилась на него за подписанное им ложное признание. Я была уверена, что его просто запугали и он сделал это после страшной угрозы ареста и тюремного наказания. Но поведение миссис Грей оставалось загадкой, которую я могла решить только на следующий день после ее урока.

– Руби, – окликнула она меня, как только прозвенел звонок на перемену.

Я подождала, пока остальные девочки уйдут, и лишь потом подошла к ней.

– Да, миссис Грей?

– Я хочу, чтобы ты знала: я ничего не придумала, – твердо сказала она и с такой искренностью, что я не могла отвести от нее глаз. – Я знаю о показаниях внука миссис Клэрборн во время слушания, но это не изменит того, что я видела, и того, о чем рассказала. Я не лгу и не плету интриг против кого бы то ни было.

– Я знаю, миссис Грей, – ответила я. – Но меня там не было. Честное слово, меня не было там.

– Мне жаль, – произнесла учительница, – но я тебе не верю. – Она отвернулась, а я осталась с тяжестью на сердце.

Выражение твердости на лице миссис Грей преследовало меня весь день. Словно миссис Айронвуд заколдовала ее, чтобы заставить увидеть то, что хотелось увидеть ей самой, и сказать то, что хотелось услышать директрисе. Как бы мне хотелось, чтобы рядом со мной хоть на несколько минут оказалась Нина, чтобы она воспользовалась ритуалами вуду и изменила ход событий.

Я вспомнила, как бабушка Катрин рассказывала мне о человеке, потерявшем свою пятилетнюю дочку, когда лодка перевернулась на болоте. Даже когда ее тело нашли, он продолжал верить, что девочка потерялась где-то на протоке. Мужчина клялся, что слышит, как она зовет его по ночам, и что временами видит ее.

– Ему так хотелось, чтобы это было правдой, – говорила мне бабушка, – что для него это и было правдой, и никто не смог переубедить его.

Может быть, миссис Грей не настолько четко все видела и не была так уверена, когда впервые говорила об этом с миссис Айронвуд, которая, вероятно, и убедила ее, что она видела меня.

Это продолжало волновать меня. Возвращаясь в конце дня в общежитие, я остановилась, чтобы взглянуть на эллинг. Если бы только я могла найти Бака, подумалось мне, и заставить его сказать правду. А вдруг мне удалось бы убедить его рассказать правду миссис Грей? Мне был ненавистен тот факт, что она продолжает так плохо думать обо мне.

Меня удивило, что Жизель еще не вернулась в общежитие, но вскоре пришла Саманта и сообщила, что сестре пришлось остаться с миссис Уэйзенберг и позаниматься дополнительно из-за ее отвратительных отметок по математике. Я знала, что Жизель, когда вернется, будет вне себя от ярости.

Я уже распаковала все вещи, собранные мной перед слушанием, и теперь заглянула в комнату Жизель, чтобы посмотреть, сделала ли она то же самое. В ее комнате царил страшный беспорядок. Из-за досады и гнева сестра все повыбрасывала из чемодана. Платья, юбки и блузки валялись на креслах и кровати, а кое-что из одежды упало на пол. Я начала подбирать вещи и аккуратно развешивать их. Когда я положила в ящик белую шелковую блузку с перламутровыми пуговицами, то остановилась, вспомнив кое-что из показаний миссис Грей.

Разве она не сказала, что девушка расстегнула белую блузку? Я не носила такой, я надевала только гринвудскую форму. Мой взгляд упал на туфли Жизель, выстроенные на дне шкафа. Кое-что привлекло мое внимание. Мое сердце забилось быстрее, когда я медленно опустилась на колени и взяла в руки пару тапочек, подошва и бока которых были испачканы грязью. Но каким образом…

Громкий голос моей сестры, жаловавшейся на то, что ее оставили в школе, оповестил о ее появлении в нашем секторе. Я слышала громкие высказывания, пока Кейт катила ее коляску по коридору. Я встала и затаила дыхание. Мой мозг гудел от предположений, казавшихся мне самой фантастическими. Прежде чем Жизель подъехала к двери в свою комнату, я спряталась в шкаф и почти совсем закрыла дверцу.

– Где моя сестра? – поинтересовалась Жизель.

– Она была в твоей комнате, – сказала ей Саманта, – убирала твои вещи.

Жизель заглянула в комнату и фыркнула.

– А кто ее просил? В любом случае, ее уже здесь нет. Саманта подошла к ней и тоже заглянула в комнату.

– Наверное, Руби ушла, пока я была в ванной.

– Замечательно. Я хочу, чтобы она узнала, что заставляла меня делать эта ужасная миссис Уэйзенберг, пока я не добилась правильного ответа.

– Поискать ее? – спросила Саманта.

– Нет. Я расскажу ей позже. Мне необходимо немного отдохнуть, – объявила Жизель и вкатила свое кресло в комнату, закрыв за собой дверь. Она посидела минуту, глядя на кровать. Потом потянулась назад и заперла дверь. Я затаила дыхание. Как только дверь была закрыта, Жизель встала без малейшего усилия, у нее даже не дрожали ноги.

И я поняла, что моя сестра может ходить!

Я медленно открыла дверь шкафа, без особенного шума, но она почувствовала мое присутствие и обернулась. Ее глаза раскрылись от изумления, но я уверена, что не настолько широко, как мои.

– Что ты делаешь? – задохнулась Жизель. – Шпионишь за мной?

– Ты можешь стоять и можешь ходить. Mon Dieu,[11] Жизель!

Сестра села обратно в инвалидное кресло.

– Ну и что? – спросила она через какое-то время. – Я пока не хочу, чтобы кто-то об этом знал.

– Но почему? Как давно ты можешь стоять и ходить?

– Некоторое время, – призналась Жизель.

– Но почему ты держала это в секрете?

– К инвалиду лучше относятся, – призналась она.

– Жизель… Как ты могла так поступить? Все эти люди, почти твои рабы… Ты могла ходить еще до папиной смерти? Могла? – потребовала я ответа. Сестра промолчала, но ей и не требовалось отвечать. Я знала, что она могла. – Какой ужас! Ты могла бы помочь ему почувствовать себя намного лучше.

– Я собиралась сказать ему, как только нам позволят вернуться домой и уехать из этого ужасного места, но, пока остаюсь здесь, я не собираюсь никому признаваться, – объявила Жизель.

– Как это случилось? Я хочу сказать, когда ты поняла, что можешь встать?

– Я всегда пыталась это сделать, и однажды у меня получилось.

Я села к ней на кровать, мысли мои были в смятении.

– Ой, только не надо устраивать из этого событие, – приказала сестра, встала и подошла к шкафу. Видеть, как легко она ходит, было странно. Словно мне снится сон. Жизель, снова в полный рост и на своих ногах, предстала передо мной изменившейся. Как будто сестра стала выше и сильнее, чем когда она была прикована к своей коляске. Я несколько мгновений смотрела, как Жизель причесывается, и выплеснула на нее мои предположения.

– Это была ты, правда? – воскликнула я, указывая на нее.

– Я? О чем ты говоришь, Руби? – спросила она, делая вид, что не понимает.

– Это ты была с Баком Дардаром в тот вечер, верно? Поэтому твои туфли испачканы грязью. Ты пробралась туда и…

– Ну и что? Он был единственной шашкой в игре, хотя должна признать, что парень оказался достаточно хорошим любовником. Мне жаль, что он ушел, но, раз тебя обвинили во всем, я подумала, что все складывается отлично. Наконец-то мы отсюда тоже уберемся. Но тут явился твой любовник и вытащил тебя из-под удара. Невезуха.

– Бак думал, что ты это я? Ты сказала, что тебя зовут Руби?

– Сказала, но не знаю, поверил он или нет. Давай смотреть проще, он был счастлив представлять меня тем, кем я была, когда приходила к нему.

– Как часто… И ты всякий раз запирала дверь, – проговорила я, оборачиваясь к двери, а затем переводя взгляд на окно.

– Все правильно. Я вылезала в окно и отправлялась на свидание. Очень возбуждающе, правда? Держу пари, что ты подумываешь сейчас о том же.

– Неправда. – Я встала. – Ты немедленно выйдешь отсюда и расскажешь правду, – сказала я. – Особенно миссис Грей.

– Да неужели? Так я не готова объявить всем, что могу встать и пойти, – ответила Жизель, возвращаясь к креслу.

– А мне все равно, готова ты или нет. Ты расскажешь, – заверила я ее, но она не казалась испуганной. Сестра подкатила в коляске ко мне и тяжелым, холодным взглядом уперлась в меня.

– Не расскажу, – проговорила она. – А если ты хоть словечко шепнешь об этом, то я поведаю миссис Айронвуд о тебе и твоей драгоценной мисс Стивенс. Вот это ее точно добьет.

– Что? О чем ты говоришь?

Жизель улыбнулась.

– Все знают о хорошенькой малышке мисс Стивенс, которая боится парней, но любит проводить время с девочками, – с улыбкой заявила она. – Особенно с тобой, правда?

Мне показалось, что у меня внутри разожгли костер. Огонь гнева охватил мое сердце и воспламенил мозг. Я задохнулась.

– Это отвратительная, ужасная ложь, и если ты скажешь такое кому-нибудь…

– Не волнуйся. Я буду хранить твой секрет, пока ты будешь хранить мой, – объявила Жизель. – Договорились?

Я смотрела на нее сверху вниз, с приоткрытым ртом, но слова не могли сорваться с онемевшего языка.

– Принимаю твое молчание за согласие. Отлично. – Сестра развернулась и подъехала к двери, чтобы открыть ее. – А теперь мне надо немного отдохнуть перед ужином. Ах да, спасибо за то, что убрала у меня в комнате. Мне слишком тяжело справляться одной, пытаясь быть самостоятельной. Мне следует приглашать тебя время от времени, чтобы ты помогала мне в мелочах. Пока мы здесь, – добавила Жизель. – Разумеется, как только мы отсюда выберемся…

– Ты меня шантажируешь, – наконец обвинила я ее. – Вот чем ты занимаешься.

– Я просто стараюсь устроиться как можно удобнее и приятнее. Если бы ты была хорошей сестрой и действительно заботилась обо мне, ты бы в обмен сделала то, чего я хочу.

– Значит, ты собираешься оставаться в этом кресле, чтобы все думали, что ты искалечена?

– До тех пор, пока мне это выгодно, – ответила она.

– Надеюсь, что это будет тебя устраивать вечно, – бросила я и широким шагом дошла до двери. – Мне жаль тебя, Жизель. Ты так себя ненавидишь, что сама даже не понимаешь этого.

– Просто помни, что я сказала, – парировала та, пронзительно глядя на меня прищурив глаза. – Я сделаю то, что говорю.

Я открыла дверь, чтобы вдохнуть свежего воздуха и избавиться от моей сестры-близнеца, чье порочное, самодовольное лицо, несмотря на сходство, ясно показывало, что мы с ней чужие.