Свидание вслепую

1

Очереди в супермаркете особой не было, но впереди завис этот толстяк в необъятных джинсах, загораживал проход, рассматривал этикетки на упаковках с чипсами, и миссис Клоттер так и хотелось пнуть его в толстый зад тележкой и поинтересоваться, куда ему еще чипсы есть, а?

Толстяк со вздохом сгреб несколько пачек и двинулся наконец вперед. На повороте миссис Клоттер вытянула шею, пытаясь разглядеть лицо незнакомца, но у того под бейсболкой был напялен еще и капюшон бесформенной спортивной толстовки, так что ничего не получилось. Вид у него затрапезный, но на местного он не похож… Ах, ну кто же это?

Толстяк уже расплачивался, когда миссис Клоттер не утерпела.

— Эй, мистер! В красной кепке! Мистер, вы уронили мороженое…

Толстяк повернулся и ответил усталым женским голосом:

— Извините… я не брала никакого мороженого.

Миссис Клоттер недоверчиво вгляделась в лицо говорившей. Женщина, убей меня Бог!

Маленькие глазки миссис Клоттер работали не хуже камеры наружного наблюдения, а в голове уже жужжал маленький компьютер. Система опознавания пришла в движение, и миссис Клоттер анализировала, сопоставляла и делала выводы.

Незнакомой — или все-таки знакомой? — женщине было лет тридцать. Плюс-минус. Лишние килограммы, не меньше десяти. Плюс-минус… Роста невысокого, что вкупе с лишними килограммами превращает ее в бесформенную толстуху, хотя на самом деле женщина таковой не является.

Волосы светлые, неопределенного оттенка, явно нуждаются в шампуне и укладке. Лицо — лицо совершенно обычное. Бледное, усталое, не слишком красивое, но и не лишенное привлекательности. Глаза… Глаза могли бы быть изумительно хороши, если бы в них не застыла такая безбрежная тоска и апатия. Синие, большие, опушенные темными ресницами. Разумеется, никакой косметики. В таком виде обычно встают с дивана, напяливают на немытую голову бейсболку и идут за чипсами.

Одета незнакомка в мешковатые джинсы, спортивную толстовку темно-синего цвета, кеды… ну и бейсболку, конечно.

Вывод: неряшливая баба тридцати лет, дома ее никто не ждет, да и не может ее никто ждать, потому что, когда есть кому ждать, так себя не содержат.

Тут что-то щелкнуло в голове у миссис Клоттер, и она расплылась в ехидной и злорадной улыбке.

— Мисс Стоун? Ведь это вы? Хелен, душечка, я вас сто лет не видела. Когда же вы вернулись?

Хелен Стоун еле сдержалась, чтобы не оставить корзину с продуктами и не удрать из магазина. Миссис Клоттер она приметила еще в отделе консервов и с тех пор очень старалась не попасть с ней в одну кассу, но закон подлости, разумеется, сработал четко.

Миссис Клоттер была не первой и не последней в списке тех людей, кого Хелен Стоун не хотела бы встретить. Список был велик. Однако именно миссис Клоттер входила в первую почетную десятку, потому что миссис Клоттер наверняка прекрасно помнила то, что сама Хелен предпочла бы забыть навсегда.

Хелен мысленно досчитала до десяти и выдавила из себя подобие светской улыбки.

— Я тоже рада вас видеть, миссис Клоттер. Собственно, я уже давно в городе.

— Ну как же! Я ничего не знала, а ведь мы соседи. Надо же, как обрадуются Элл и, Клара и Сьюзан! Ведь мы-то решили, что вы навсегда покинули Эшенден вместе с вашим молодым человеком. Ох, какой был мужчина… Вы вместе приехали?

Хелен с ненавистью смотрела в маленькое крысиное личико. Черные глазки миссис Клоттер хищно поблескивали. Ну и что ты сделаешь? — говорили эти глазки. Завизжишь, бросишь в меня чипсами? Соврешь? Ври не ври, а то, что тебя бросили и ты приползла в родной Эшенден зализывать раны, очевидно.

— Я вернулась домой, миссис Клоттер. У меня сейчас сложный период. Компания, в которой я работала, закрылась. В данный момент я ищу работу.

— О, как жаль, милая. Надо же, как странно. Экономисты — это ведь профессия, которая всегда в цене. Даже и не могу припомнить, чтобы когда-нибудь на моей памяти бухгалтер остался без работы. Разве что проворовался, но ведь это не про тебя, милочка?

— Я просто уволилась по сокращению штатов!

— Ну разумеется, сейчас такое трудное время! Хелен, и как там твой дом? В прошлый раз я тебя не спросила… Наверное, трудно содержать такую громадину? С деньгами-то, наверное…

— У меня все в порядке, миссис Клоттер. Деньги у меня есть, на дом хватает, а сейчас я иду ужинать, так что всего доброго.

— До свидания, милая.

Хелен вылетела из широких стеклянных дверей, торопливо затолкала пластиковые пакеты в корзинку, прикрученную проволокой к раме велосипеда, неловко взгромоздилась на проклятый драндулет и выехала, виляя, со стоянки.

В самом конце улицы стоял ее дом. Дом семьи Стоун, в котором жила теперь только одна представительница этого семейства — сама Хелен. Женщина с разбитым сердцем и загубленной жизнью.

В каком бреду ей пришло в голову вернуться на родину?!

С отвращением поставив велосипед под навес, Хелен вытащила сумки из корзины и направилась к дому. Кеды нахлебались воды и мерзко хлюпали. Уже на крыльце она услышала издевательское металлическое звяканье, а потом грохот. Велосипед дождался, пока она протопает по всем лужам, и упал. Пойти поднять? К черту!

Она вошла в темную прихожую, не стала зажигать свет, прошла прямо в мокрых кедах в комнату. Какая разница, если в доме сто лет не убирались. То есть не убиралась. Она сама. Не сто лет, но уж эти две недели — точно. И если так пойдет дальше, то и еще две недели не уберется. А зачем?

Хелен с отвращением стянула с ног мокрые кеды и отшвырнула их в угол, свалив при этом какую-то вазочку с низкого журнального столика. Дурацкого, надо сказать, столика, неудобного и страшного.

Добралась до дивана, плюхнулась на него, прямо на ковер выложила покупки, нажала кнопку на пульте, включила телевизор и с облегчением откинулась на спинку дивана. Все, день окончен. Еще один день в родном гнезде.

На экране суетились какие-то люди, дикторша с неестественно ровными зубами беззвучно разевала рот и глупо хихикала. Собственно, это была реклама, но какая, в сущности, разница?

Хелен Стоун, тупо глядя прямо перед собой, стащила через голову намокшую толстовку, расстегнула и сняла джинсы, оставшись в одной длинной безразмерной футболке. Устало провела рукой по спутанным, свалявшимся волосам. Надо помыть голову…

Кому — надо? Ей, например, на это совершенно наплевать. Она открыла самый большой пакет с чипсами, открутила пробку с двухлитровой бутылки кока-колы — и вскоре в комнате воцарилась полная тишина, нарушаемая только ритмичным похрустыванием да редкими булькающими звуками.

…Вероятно, все дело в том, что я была слишком молода. Знаю, вы не будете смеяться над этим утверждением — ведь в наши дни девушки рано сходятся с парнями, еще в школе, а со мной это случилось уже после колледжа, в двадцать четыре года. Но меня так воспитывали. Одним словом, он был первым моим мужчиной, и мне казалось, что я попала в рай. Работа, любимый, большой город — что еще нужно? Я с наслаждением забыла о маленьком провинциальном городишке и увлеклась новой жизнью.

Он был старше меня всего на пару лет, но для девочки с куриными мозгами казался совершенно зрелым мужчиной. К тому же занимающим высокое положение. Как тут было не закружиться бедной голове? Я влюбилась и забыла обо всем на свете. Три года продолжалась наша связь, три года я с упоением разрушала собственную жизнь, наивно полагая, что строю свое счастье…

Хелен снился какой-то дурацкий сон, в котором были барабаны, человек с молотком и погремушка. Шум, который они подняли, настолько надоел ей во сне, что она решила проснуться — и тут обнаружила, что противный стук никуда не делся. Барабанили в дверь, а еще громко вопили, и Хелен быстро поняла, что так себя вести в Эшендене может только один человек: Люсиль.

Люсиль была ее подругой детства, потом школьной подругой, потом однокурсницей, потом они вроде бы разошлись на некоторое время, но когда останки Хелен две недели назад приползли в родной город, выяснилось, что Люсиль не собирается предавать старую дружбу.

— ХЕЛЕН!!!

— О боже, какие у тебя легкие сильные… Иду я, иду.

— Что?! Я не слышу, тут дождь.

— Открываю я… В Эшендене всегда дождь. Здравствуй, Люсиль.

Люсиль Барлоу замерла на пороге, вытаращив глаза, а потом решительно шагнула в прихожую и разразилась тирадой, которую невыспавшаяся Хелен воспринимала скорее в качестве шумового эффекта, чем сколько-нибудь связного текста.

— …Нет, я знала, что у тебя неприятности, и могла предположить, что они несколько выбьют тебя из колеи, но до такой степени… Хелен! Это же немыслимо! На что ты похожа! Эти сальные патлы! Это пузо! Эта ужасная футболка! Ты похожа на сорокалетнюю пьющую бабищу, присматривающую за общественным сортиром!

— Я тоже рада тебя видеть, подружка…

— Не надо заговаривать мне зубы! Боже, чем здесь воняет? Немедленно раскрыть окна!

— Там дождь…

— Там всегда дождь! Вот что, я сейчас мою посуду и варю кофе, а ты идешь в душ и приводишь себя в порядок. После этого — С ЧИСТОЙ ГОЛОВОЙ!!! — ты возвращаешься в гостиную и рассказываешь мамочке Люсиль, что происходит. Это катастрофа какая-то…

Люсиль Барлоу удалилась в сторону кухни и загремела там посудой, а Хелен зевнула и отправилась в ванную. Нельзя сказать, что она была не рада приходу Люсиль. Она была ему более чем не рада.

Грязная футболка полетела в корзину с грязным бельем — и благополучно туда не влезла. Корзина была набита битком. Хелен попинала и утрамбовала тряпье, затем включила воду и впервые посмотрела на себя в зеркало.

Волосы унылыми сосульками свисают вдоль помятых щек. Глазки — щелочки, вчерашняя кока-кола дает о себе знать. Грудь какая-то обвисшая… Живот торчит…

Фу, мерзость!

Дальше произошло то, что очень любят показывать в психологических триллерах. Короткие вспышки — и картинка поменялась. Предполагается, что главная героиня за короткий миг дежавю вернулась в прошлое…

У нее было прошлое. И в этом прошлом она была совсем другой…

Руки мужчины скользят по гладкой коже, наливаются жаром. Томительно ноет в груди, напрягаются до болезненности соски, плавится тело, превращается в раскаленную лаву, и лава течет у мужчины между пальцами. Волосы — буря, вихрь, водоворот, в котором запутался мужчина, и стонет, бедняга, заблудившись в душистых локонах, жадно ищет губами смеющийся рот, а руки все бродят по телу, все ищут, все добиваются…

И где-то на краю затухающего сознания восторженно верещит маленькая девчонка-неумеха: мой! Этот прекрасный, немыслимый, роскошный мужчина — мой! Этот баловень судьбы и любимец женщин — мой! Суперлюбовник, знавший десятки других объятий, выбрал ее, и хочет ее, и жаждет, и добивается…

Объятия становятся невыносимо жаркими и удушающе крепкими. Тело распадается на атомы. Руки — крылья, ноги — корни, два тела — одно, и острое наслаждение в момент обостряет все запахи и звуки, превращая неопытную юную женщину в похотливую самку, с восторгом отдающуюся мужчине без всяких раздумий, без сожалений и сомнений…

Хелен очнулась от боли, ошалевшими глазами посмотрела в зеркало. Ее собственная рука стиснула ее собственную грудь, имитируя ласку мужчины, и это выглядело так глупо и унизительно, что Хелен разрыдалась сухим страшным плачем.

Она одна. Она теперь всегда будет одна. Она опустилась и разжирела, она потеряла вкус к жизни всего за месяц с небольшим, а дальше пойдет еще быстрее.

Это все сделал с ней один человек. Тот самый, которому она была готова отдать всю свою жизнь без остатка, которого считала единственным и неповторимым и который оказался бездушным чудовищем с калькулятором вместо мозгов и мотором вместо сердца!

Она влезла под душ, который по старой доброй английской традиции представлял из себя то холодную, то горячую воду, с разной интенсивностью струящуюся из железного диска. Подвывая и взвизгивая, принялась остервенело тереть мочалкой плечи и живот. Ненавидела себя и весь мир.

Кухня к тому времени преобразилась. Люсиль умудрилась навести здесь вполне пристойный порядок, и теперь мойка сияла чистотой и пустотой, в воздухе плавал великолепный аромат кофе, а на столе красовалась новая скатерть, которая в прежние времена считалась в семье Стоун праздничной.

Хелен — в чистом спортивном костюме, свежей футболке и с мокрыми волосами — бочком пробралась к столу и торопливо уселась. Слишком явное неодобрение, едва ли не отвращение в глазах Люсиль заставило девушку вспомнить, сколько у нее лишних килограммов и когда она последний раз пользовалась косметикой.

Люсиль воинственно вздернула нос.

— Ну и? Как дошла ты до жизни такой, Хелен Стоун, которую четыре года назад все в городе запомнили смеющейся красавицей с лучистыми глазами?

— Люсиль, я не уверена, что готова рассказывать…

— А я не прошу пикантных подробностей. Только тезисы. Я даже помогу начать. Итак: с работы тебя уволили.

— Да. Мерзко и нагло.

— Насколько я помню, ты работала у самого…

— Не смей произносить это имя! Вообще… давай обойдемся без имен. Сегодня, по крайней мере.

— Хм… не думаю, что это будет легко, но попытаемся. Итак, объект, с которым ты… того-этого… назовем Икс. А того, у кого ты работала, назовем Игрек. Для простоты изложения можем обезличить даже тебя. Ты будешь называться Омега.

— Почему?

— Потому что омега последняя. А ты сейчас — последняя из последних.

— Я вообще тебе ничего рассказывать не буду, Люсиль Барлоу!

— Будешь, куда ты денешься. Не забывай, я ведь психолог по образованию. Увидишь, с псевдонимами все будет легче и проще. Это как бы не ты и не про тебя. Валяй.

— Ох… Хорошо, попробую. Значит, я…

— Омега!!!

— То есть Омега после колледжа получила работу в конторе… Игрека.

— Очень хорошо. Дальше? Опиши Игрека.

— Ты что, сбрендила? Его же каждая собака…

— Игрека? Ничего подобного. Ты сейчас рассказываешь совершенно новую историю про совершенно посторонних людей. Каков Игрек?

— Ну… Он старый, высокий, седовласый… гад. Ему принадлежит уйма всяких газет, банков, алмазных копей и прочее.

— Отлично. И Омега попала к нему в контору совершенно случайно?

— Разумеется, нет. Me… Омегу пристроила ее тетка, которая всю жизнь занималась налаживанием деловых связей с элитой. Получалось это у тетки из рук вон плохо и как-то… омерзительно, но тогда Омега еще этого не понимала…

…Она вертелась вокруг меня, распускала мне волосы по плечам, а я ненавидела свои распущенные волосы, потому что они у меня всегда держались в прическе не дольше десяти минут, а потом напоминали воронье гнездо. Но в тот день тетя все же настояла на распущенных волосах, а еще на дурацком платье с широкой юбкой и открытыми плечами. И когда мы пришли на этот вечер — знаете, друг мой, только сейчас я понимаю, что тетка вела себя, как самая обычная старая сводня. Она просто-напросто предлагала меня, словно товар. Разумеется, тайно — иначе даже моя природная стеснительность не помешала бы мне уйти с проклятого вечера…