Свободная от страха

ГЛАВА ВТОРАЯ

Проходя по коридору к лестнице, Иоланда встретилась с парой, которая явно прислуживала в отеле.

На женщине был длинный фартук, прикрывающий почти все платье, и чепчик с оборкой. Мужчина также носил фартук и сюртук с открытым воротом, под которым сверкала белизной крахмальная рубашка.

Они выглядели совсем не так, как прислуга в Англии. По каким-то трудно уловимым признакам Иоланда догадалась, что это супружеская пара и что они работают вместе.

Когда-то мать рассказывала ей, что во Франции так принято.

— Добрый день, мадам, — приветствовали ее слуги, когда она прошла мимо.

На верхней площадке лестницы Иоланда задержалась, обозревая суету, царящую в вестибюле. Одни путешественники только что прибыли с очередным судном, и слуги вносили их багаж, другие, наоборот, покидали гостиницу.

У стойки портье то и дело возникали громкие споры, видимо, мест на всех в гостинице не хватало, и приезжие выражали свое недовольство.

Иоланда прошла через эту толпу и направилась к высоким дверям, откуда слышался шум многих голосов. Судя по запахам и звону столовых приборов, именно там находится обеденный зал.

Заглянув в ресторан, Иоланда увидела, что он уже заполнен и слуги мечутся от одного стола к другому.

Ей было неудобно спросить цены, указанные в меню, но по виду блюд, которые официанты разносили на подносах, Иоланда сразу поняла, что они весьма изысканны, экзотичны и наверняка ужасно дороги. Большинство гостей за столами пили шампанское.

Нервная дрожь пробрала Иоланду. «Нам с Питером не стоит появляться здесь, пока мы не узнаем, во что это нам обойдется, — подумала она. — Не хватало еще нам опозориться, не заплатив по счету».

Иоланда вернулась к стойке портье, где высокого роста англичанин, закутанный в твидовый плащ и разговаривающий по-французски с ужасным акцентом, локтями пробивал себе дорогу к маячившему за стойкой владельцу гостиницы.

Он бесцеремонно оттеснил Иоланду, лишив ее возможности что-либо спросить у портье.

Завидев высокого мужчину, владелец отеля мгновенно поспешил к нему, излучая внимание.

— Месье Хартли, — почтительно воскликнул он так, как будто само произнесение этого имени доставляло ему несказанное удовольствие. — Надеюсь, ваш патрон уже прибыл?

— Да, он уже здесь, месье Дессен, — ответил англичанин. — Яхта бросила якорь в гавани.

— Значит, его светлость скоро прибудет сюда? Мы ждем его с нетерпением, — продолжал лебезить владелец отеля. — Мы все в полной готовности, чтобы принять его. Вам не о чем беспокоиться, месье Хартли.

— Я знал, что могу положиться на вас, — милостиво кивнул англичанин.

Из этого разговора Иоланде стало ясно, что мистер Хартли служит секретарем у какой-то высокопоставленной особы. Она была осведомлена в том, что богатые знатные путешественники всегда посылают вперед человека, чтобы тот подготовил все к приезду хозяев, обеспечил бы их экипажами и лошадьми, а также проверил, будет ли путешественник принят с надлежащим комфортом.

— К сожалению, плавание через пролив было на этот раз очень тяжелым, — заявил мистер Хартли.

— Так бывает всегда в это время года, — кивнул месье Дессен. — Море — коварная стихия, и у него всегда наготове парочка сюрпризов.

— Один сюрприз оно для нас действительно подготовило, — согласился мистер Хартли. — Перед самым отплытием яхты его светлости из Дувра разыгрался настоящий шторм и в результате личная горничная мадемуазель Дюпре отказалась подняться на борт.

Мистер Хартли подал эту новость как настоящую трагедию, а месье Дессен огорченно всплеснул руками.

— Как это ужасно! — воскликнул он. — Но что взять с прислуги? Сколько раз мы сталкивались с подобной безответственностью в своем отеле. Современная прислуга совершенно обленилась и обнаглела.

— Это означает, — строго продолжил мистер Хартли, — что я должен попросить вас, месье, найти мне хорошую и опытную горничную, и причем немедленно.

— Но это невозможно! — Месье Дессен даже изменился в лице. — Разумеется, наши служанки сделают все возможное, чтобы обслужить мадемуазель. Но предоставить в ее распоряжение личную горничную, в то время как отель переполнен, об этом не может быть и речи. Я не в силах это сделать.

— Вы знаете, что его светлость не признает слово «нет», — сказал мистер Хартли.

По его тону Иоланда догадалась, что он не только обеспокоен реакцией своего хозяина на отказ, но и сам безумно боится потерять свою должность.

Апломб, с которым мистер Хартли явился сюда, несколько поиссяк, он облокотился на стойку, склонился к хозяину гостиницы и произнес почти умоляюще:

— Пораскиньте мозгами, месье Дессен, прошу вас. Кто-то обязательно должен обслуживать мадемуазель лично. По крайней мере до того, как мы прибудем в Париж. Вопрос об оплате, как вы знаете, нас не волнует. Мы пойдем на любые расходы.

Иоланду сразу же осенило, что это было бы решением всех ее проблем.

Теперь, когда в разговоре мужчин возникла пауза, потому что мистер Хартли горестно вздыхал, а месье Дессен, изображая работу мысли, потирал лоб, Иоланда решила, что наступил благоприятный момент, чтобы обнаружить свое присутствие.

— Простите, месье, — произнесла она негромко, — что я случайно услышала часть вашей беседы. Я подумала, что, вероятно, могу помочь вам.

Мистер Хартли уставился на нее с изумлением.

— Помочь чем? — полюбопытствовал он. — Вы согласны взять на себя обязанности личной горничной мадемуазель?

— Да, разумеется. Так случилось, что я имею достаточный опыт в этом. Я только что приехала из Англии, где несколько лет находилась в услужении у знатной леди.

Месье Дессен, который еще недавно размещал Иоланду и Питера в качестве постояльцев своей гостиницы в господские номера, посмотрел на девушку ошеломленно, но тут же справился с удивлением и облегченно рассмеялся.

— Кажется, месье Хартли, удача сопутствует вам. Действительно, эта молодая женщина только что прибыла на корабле и пережила те же трудности при путешествии, что и пассажиры яхты его светлости.

Он хотел сказать что-то еще, но нетерпеливый постоялец, желающий покинуть гостиницу, прервал его.

— Если вы тотчас не обратите внимание на меня, то я уеду, не оплатив по счету!

Месье Дессен поспешил успокоить раздраженного гостя, таким образом Иоланда осталась лицом к лицу с мистером Хартли.

— Это правда, что вы мне сказали? — спросил он. — Вы слишком молоды, чтобы быть опытной горничной.

— Я выгляжу моложе своих лет, месье, — ответила девушка. — И, конечно, у меня есть рекомендации, чтобы доказать вам истину моих слов.

— Я бы хотел их видеть.

— Я схожу за ними в свой номер, — сказала Иоланда. — Но прежде я должна сказать вам одну вещь.

— Что такое?

— Я путешествую со своим… мужем… — Говоря это, Иоланда не смогла скрыть нотки беспокойства в голосе.

Конечно, это был подарок небес, что она получила возможность устроиться горничной хотя бы до прибытия в Париж. Но она не могла отправиться в путь без Питера.

— С мужем? — произнес Хартли несколько озадаченно. — А что умеет делать ваш супруг?

— Он опытен в обращении с лошадьми, — не замедлила произнести Иоланда, вспомнив, о чем она толковала Питеру совсем недавно.

— Он ездит верхом? Очень хорошо… прекрасно…

— Да, он прекрасный наездник.

— А есть ли у него рекомендации, чтобы доказать это?

— Конечно есть, месье. Он был на службе у сэра Питера Тивертона.

Услышав этот титул и имя, мистер Хартли явно вздохнул с облегчением и тут же сообщил девушке:

— Так случилось, что во время шторма один из верховых слуг, обычно сопровождающих карету его светлости, сломал ногу и теперь не в состоянии покинуть даже борт яхты.

— Я уверена, месье, что мой… супруг вполне заменит беднягу на этом месте, и вы будете им довольны. Он фактически управлял всей конюшней сэра Питера.

— Я бы хотел увидеться с ним немедленно, — тут же заявил Хартли. — И одновременно взглянуть на ваши рекомендации, — добавил он.

— Все будет исполнено, месье, — сказала Иоланда, — но вы должны дать мне хоть несколько минут, потому что мы еще не распаковали вещи.

Мистер Хартли с беспокойством посмотрел на входные двери.

— Его светлость может появиться в любой момент. Так что надеюсь, вы меня не подведете.

— Обещаю, вы не будете разочарованы, месье.

Все внимание мистера Хартли было сосредоточено на дверях.

— Скорее, скорее, — пробормотал он. — Я буду ждать вас здесь.

Иоланда подхватила подол юбки и стремительно взлетела по лестнице.

Она ворвалась в номер, где Питер возлежал на высоко взбитых подушках.

— Вставай! Я нашла для нас работу, а следовательно, и возможность попасть в Париж.

Питер приподнялся и взглянул на нее круглыми глазами.

— Что это ты болтаешь, сестрица?

— Я буду личной горничной… а ты — сопровождающим карету верховым… Быстро вставай. Мы должны написать сами себе рекомендации.

— Я думаю, что ты сошла с ума, — начал было Питер, но, заглянув в дверь соседней комнаты, увидел, что сестра уже открыла шкатулку с письменными принадлежностями, обтянутую дорогой кожей, доставшуюся ей от матери.

Иоланда открыла ее и бережно извлекла пару листков дорогой бумаги с тисненным на ней гербом Тивертонов.

— Поспеши, ты должен сочинить восторженную рекомендацию на самого себя от имени сэра Питера Тивертона. Напиши, что ты прекрасно управлялся с его лошадьми и что он огорчен твоим отъездом на родину и готов в любой момент принять тебя на работу обратно.

Питер с изумлением увидел, как Иоланда достала из шкатулки бутылочку чернил и большое перо.

— К счастью, я вспомнила, что мне придется писать распоряжения Гибсонам насчет наших дел в поместье. Поэтому я захватила с собой все письменные принадлежности. Пожалуйста, поспеши, Питер. Герцог появится в гостинице сию минуту. А мне еще предстоит написать рекомендацию самой себе.

— Какой герцог? — спросил Питер.

— Откуда я знаю его имя? Да и какая тебе разница, чью карету ты будешь сопровождать? Но наш будущий хозяин очень знатен, судя по услужливости владельца гостиницы, и очень богат, раз путешествует на собственной яхте. Еще я знаю, что с ним путешествует женщина по имени Габриэль Дюпре, и я обязалась стать ее личной горничной.

— Габриэль Дюпре? — воскликнул Питер. — Я не могу в это поверить.

— Почему? Ты что-нибудь знаешь о ней?

— Она известная актриса. На короткое время она появилась в Королевском театре, и весь Лондон сразу же о ней заговорил. Она прекрасна… просто божественна… О встрече с ней можно только мечтать. Все члены Уайт-клуба ее поклонники.

— А чем же она так уж заворожила вас? Своими талантами?

Питер помедлил немного, прежде чем ответить.

— Не столько сценическим мастерством, сколько своими нарядами.

— А как она была одета?

— На ней не было почти никакой одежды.

— Вот поэтому, вероятно, герцог и решил доставить ее обратно во Францию, чтобы не дразнить уж так английских мужчин, — резонно заметила Иоланда.

— Неужели ты действительно считаешь, что я смогу сыграть роль слуги, сопровождающего карету?

— Постарайся сыграть эту роль хотя бы до того, как мы доберемся до Парижа. Другого способа выбраться отсюда я не знаю.

Тут Иоланда взялась за перо и твердо заявила:

— Пожалуйста, оставь все разговоры, Питер, пока мы не сочиним наши рекомендации. И нам надо прежде всего решить, как мы назовем себя. Мы должны придумать себе французские имена.

— А почему нам не остаться под собственными именами?

— Не глупи, Питер. Герцог ни в коем случае не должен знать, кто мы такие.

— Да, конечно, ты права, — покорно согласился брат.

— Тогда давай немного переделаем фамилию матери и назовемся супругами Латур, — предложила Иоланда. — Только не забудь, братец, что теперь ты должен откликаться на имя Пьер.

Питер с облегчением рассмеялся.

— Какое счастье, что у меня такая разумная сестра. В моей голове после бури в проливе и ограбления не осталось никаких мозгов. А ты все продумала до мелочей. Как же я тебе благодарен!

— Замолчи и лучше принимайся за рекомендацию, — прервала его излияния Иоланда. — Нам надо поторопиться.

Она сама написала себе рекомендацию на имя Иоланды Латур — горничной леди Тивертон — и подписалась своей подлинной подписью.

Было ли это фальшивкой? С одной стороны — да, а с другой — нет.

Питер, в свою очередь, набросал красивым аристократическим почерком на гербовой бумаге рекомендацию своему конюшенному и с усмешкой подписался собственным именем.

Закончив с подписанием документа, он все же с беспокойством спросил сестру:

— Но как я могу спуститься вниз в такой одежде, что на мне сейчас? Разве слуги и господа одеваются одинаково?

— В твоем одеянии надо сделать некоторые перемены. Надо найти самый скромный шейный платок и завязать его по-другому, и воротничок рубашки надо загнуть вниз, чтобы он не упирал в подбородок.

А самое главное, необходимо скромно держаться и выполнять все поручения хозяина незамедлительно, — поучала брата Иоланда.

— Понятно, — грустно кивнул Питер.

Он отогнул, по рекомендации сестры, воротничок рубашки и стал искать в сундуке подходящий шейный платок.

Теперь настало время Иоланде заняться и своей внешностью. К счастью, привыкнув к простой жизни в деревне, она никогда не отдавала дань моде — ни в прическе, ни в украшениях, ни в туалете.

Поэтому превратиться из госпожи в служанку ей не составило никакого труда.

Она убрала со лба ниспадающие на него локоны, пригладила волосы и заколола гребнем, спрятала их под чепчиком, и вот перед ней в зеркале предстало свежее и милое личико служанки.

Платье ее, сшитое из дешевого муслина, вполне соответствовало новому общественному положению Иоланды. И если бы она допустила какой-то промах в своем поведении, никто не упрекнул бы наспех нанятую горничную.

«Наоборот, — подумала она, — мистер Хартли будет счастлив, что в отчаянный для него момент он приобрел нужных слуг с великолепными рекомендациями».

Держа в руках эти две только что написанные бумаги с еще непросохшими чернилами, она вышла в коридор и, к своей радости, увидела, что Питер мгновенно преобразился из столичного денди в обаятельного слугу, полного собственного достоинства и заслуживающего должности у самого знатного вельможи.

Разумеется, в нем чувствовался гонор избалованного женским вниманием молодого мужчины, но это как раз и соответствовало положению слуги его светлости.

Мгновенное преображение брата восхитило Иоланду. Стоило ему лишь немного изменить прическу и по-иному завязать шейный платок, как он сразу же стал другим человеком. И даже в этой скромной внешности он понравился сестре еще больше.

Конечно, его сюртук, выдававший мастерство столичного портного, и дорогие сапоги могли вызвать подозрения у внимательного наблюдателя. Но Питер хотя бы поменял панталоны на бриджи для верховой езды и этим поступком явно доказал, что готов играть роль в задуманном сестрой спектакле.

— Ты потрясающе выглядишь, Питер! — воскликнула Иоланда. — Я знала, что у тебя есть тяга к приключениям. А теперь, когда нас загнали в тупик, ты, я уверена, справишься со всеми препятствиями.

— Как ты сказала, нам обеспечена дорога в Париж и, я надеюсь… — тут Питер ухмыльнулся, — хорошая еда и добрая выпивка.

— Так давай скорее спустимся вниз и убедимся, что мы действительно приняты на работу, — воскликнула Иоланда. — Только не забудь, что я теперь твоя жена.

— Моя жена?! — Брови Питера поползли вверх. — Ты мне не сказала об этом условии.

— Слуги во Франции чаще всего являются супружескими парами. Мне об этом рассказывала мама.

— Тебе лучше знать, — согласился Питер. — Что ж, тогда вперед, мадам Латур. Я надеюсь, что ты будешь себя вести как добропорядочная супруга.

Иоланда состроила брату гримасу, от которой он чуть не расхохотался, а потом, давясь от смеха, они спустились по лестнице и попали чуть ли не в объятия мистера Хартли, с нетерпением поджидающего их.

Иоланда тут же присела в самом почтительном реверансе, чтобы угодить секретарю их нового могущественного хозяина.

Выпрямившись, она протянула мистеру Хартли бумаги.

— Вот наши рекомендации, месье.

Мистер Хартли не обратил на них внимания, как и на нее саму, а уставился на Питера.

— Так это вы Латур? — спросил он, удивленный благородной осанкой и элегантной внешностью Питера.

— Oui, Monsieur, — отозвался Питер. — Я надеюсь, что вы извините меня за то, что выгляжу не самым лучшим образом после тяжелого путешествия через пролив.

Эти его слова заставили мистера Хартли сочувственно улыбнуться.

— Не только вы пострадали от шторма в проливе. Как, наверное, вам уже сообщила ваша супруга, верховой слуга его светлости даже сломал ногу, упав во время шторма и прокатившись по палубе.

— Ему еще повезло, что он не вылетел за борт, — с иронией заметил Питер. — Но я надеюсь, что не зря займу его место до тех пор, пока он не выздоровеет. Я рассчитываю, что его светлость останется доволен мною.

— Я тоже на это рассчитываю, — благодушно отозвался мистер Хартли.

К этому времени он уже проглядел рекомендацию Питера.

— Она вполне удовлетворительна, — сказал он.

И тут в вестибюле отеля начался небольшой переполох.

При появлении важных персон мистер Хартли тут же отбросил бумаги и устремился навстречу женщине, которая ступила на порог гостиницы.

Иоланде не приходилось никогда видеть существо подобной красоты. На голове у этой женщины была шляпка невероятных размеров, украшенная перьями страуса самых изысканных цветов. В ушах сияли изумрудные серьги, грациозную шейку опоясывало ожерелье из алмазов, а темно-зеленый бархатный плащ окутывал ее фигуру, но даже по его складкам можно было догадаться, что тело этой женщины совершенно.

Ее руки скрывались в уютной муфте из такого же драгоценного меха, каким были отделаны отвороты плаща, скрепленные булавкой, украшенной крупной жемчужиной.

Длинные густые ресницы красавицы, как крылья экзотической бабочки, слегка колыхались над огромными глазами, бросая тень на напудренное лицо, алые, густо накрашенные губы сомкнулись в одну кровавую щель, потому что ей вдруг почему-то не понравилось, как встречает ее родная Франция после ужасов, пережитых во время путешествия через пролив.

А вообще-то, как решила Иоланда, эта молодая женщина была похожа на рождественскую елку, которую дети щедро украшают леденцами, игрушками, мишурой и всякими сверкающими безделушками.

— Никогда мне еще не доводилось испытывать столько неудобств. Поездка была поистине отвратительной.

Мадемуазель Габриэль Дюпре произнесла это так, чтобы ее могли услышать присутствующие в вестибюле. И действительно, на нее тут же обратили внимание, все головы повернулись к ней, и воцарилась тишина.

Добившись желаемого эффекта, она окинула взором публику и улыбнулась так, что Иоланда сразу поняла, чем эта женщина покорила Париж, а затем и Лондон.

— Разрешите приветствовать вас, мадемуазель!

Месье Дессен поклонился так низко, что его нос почти коснулся колен.

— Для моего скромного заведения великая честь принимать вас, и все мы с этого мгновения находимся в полном вашем распоряжении. Любая ваша просьба будет тотчас же исполнена.

— Мне требуется всего лишь бокал холодного шампанского, горячая ванна и хороший обед, — отозвалась мадемуазель Габриэль Дюпре. — Причем именно в этой последовательности, — прибавила она.

После этого заявления она направилась к лестнице, а месье Дессен, опередив ее, произнес:

— Все будет, как вы пожелаете, мадемуазель. Апартаменты готовы, и все цветы, которые произрастают в этой части Франции, встретят вас там.

Габриэль Дюпре, прошуршав шелками, миновала Иоланду, и на девушку пахнуло изысканным ароматом, который, подобно невидимому шлейфу, сопровождал актрису. Подобной красоты Иоланде еще не приходилось видеть никогда в жизни. Она буквально была околдована внешностью и манерами этой властной, самоуверенной женщины.

Но тут ей на плечо опустилась рука мистера Хартли.

— Следуйте за мадемуазель, — сказал он, — и исполняйте все ее приказания.

Произнесено это было таким тоном, что Иоланде не оставалось ничего другого, как только подчиниться.

Актриса поднималась по лестнице не спеша, и поэтому Иоланда позволила себе оглянуться и посмотреть на Питера.

В этот момент в дверях появился человек, которого явно поджидал секретарь. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что это и есть его светлость герцог, всесильный хозяин мистера Хартли.

Иоланда и представить себе не могла, что мужчина может выглядеть так импозантно, так величественно и в то же время так истинно по-английски.

Он был высок и держался так, будто все окружающие лишь ничтожные пигмеи, ползающие по земле, на которую ступает его нога. Одежда на нем была сверхмодна, великолепно пошита и сидела так безукоризненно, будто он в ней родился.

И в то же время в его платье не было ничего вызывающего, вроде бы сама воплощенная скромность, как будто он не хотел ничем выделяться. Однако и одного взгляда на подобного мужчину было достаточно, чтобы выделить его из толпы.

Именно так и должен был выглядеть английский аристократ. Выражение его лица было абсолютно непроницаемым и равнодушным, и могло показаться, что ничто вокруг не доставляет ему никакого удовольствия. Правильные черты его лица дышали мужественностью, но глаза были полны скуки, в них отсутствовал интерес к жизни, а красивые яркие губы были брезгливо поджаты.

— Все готово, ваша светлость, — лучшие апартаменты в отеле, цветы и прочее, — почтительно склонился перед ним секретарь.

Герцог взмахнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху.

— Избавьте меня от перечисления подобных мелочей, Хартли, — произнес он негромко, — и лучше присмотрите за багажом.

— Да, конечно, ваша светлость, я тут же им займусь.

Мистер Хартли мгновенно выскочил на улицу, а герцог направился к лестнице.

И тут только до сознания Иоланды дошло, что она, будто окаменев, стоит на ступеньках и разглядывает герцога.

Актриса тем временем, сопровождаемая владельцем гостиницы, уже успела подняться наверх и шла по коридору к своим апартаментам. Иоланда бросилась вдогонку, понимая, что ее медлительность и непростительное любопытство, заставившее ее наблюдать за герцогом, могло нарушить все их с Питером планы.

Но Иоланду не мог не поразить тот кусочек никогда прежде не виданной ею жизни, который сейчас приоткрылся перед ней. Она ничуть не удивилась, когда, приблизившись к дверям номера Габриэль Дюпре, обнаружила там роскошное убранство и море цветов, которые, на ее взгляд, в это время года стоили целое состояние.

Очутившись в спальне, актриса немедленно направилась к туалетному столику и стала разглядывать свое отражение в зеркале.

— Mon Dieu! Как ужасно подействовала на меня эта противная буря! — воскликнула она и начала развязывать под подбородком ленты шляпки.

— Я глубоко сочувствую вам, мадемуазель, и огорчен тем, что вам столько пришлось пережить, — сказал месье Дессен. — Но надеюсь, что бокал шампанского — самого лучшего из того, что хранилось у меня в погребе, — очень скоро вернет блеск вашим очаровательным очам.

Он произнес эту фразу с таким неподдельным восхищением перед женской красотой, какую могут так галантно выражать только французы.

И Габриэль Дюпре, отбросив шляпку в сторону, повернулась к нему с благодушной улыбкой. А он уже протягивал ей большой хрустальный бокал, где пузырился божественный напиток.

И тут она заметила Иоланду, застывшую на пороге.

— Кто это? — спросила актриса недовольным тоном.

— Ваша личная горничная, мадемуазель, — поспешил объяснить месье Дессен. — Мадам Латур сама только что прибыла из Англии, и нам повезло, что мы смогли определить ее на эту должность.

— Она выглядит чересчур молодо для опытной горничной, — недоверчиво произнесла мадемуазель Дюпре. — А неумеха мне не нужна.

— Вам не стоит беспокоиться, мадемуазель. Мадам Латур уже работала горничной. — Месье Дессен почти умоляюще взглянул на Иоланду, ожидая, что она подтвердит его слова. — Разве это неправда?

— Да-да, конечно, месье, — поспешно ответила Иоланда.

Она осмелилась войти в комнату и добавила:

— У меня с собой рекомендация. Если мадемуазель интересует, то вы можете ознакомиться с ней. Месье Хартли уже видел ее.

— Надеюсь, что он знает, кого нанимать, — отмахнулась Габриэль Дюпре. — Мне лишь надо, чтобы ты знала свои обязанности, не страдала морской болезнью, чтобы тебя не тошнило в экипаже и чтобы ты избавила меня от своих капризов, которые, к сожалению, присущи прислуге.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы угодить вам, мадемуазель.

— Раз так, то приступай к своим обязанностям.

На этом актриса резко оборвала разговор.

Иоланде стало понятно, что тон, с которым эта роскошная женщина говорит с прислугой, разительно отличается от чарующего голоса, предназначенного для публики.

На приказание хозяйки ей нечего было ответить, потому что в этот момент носильщики начали вносить в спальню бесчисленное количество дорожных сундуков. Все они были велики размером, судя по всему, ужасно тяжелы и сделаны из самой дорогой кожи. Затем появилась целая дюжина шляпных коробок.

Этот момент месье Дессен счел для себя удобным, чтобы удалиться, и поэтому торопливо направился к двери.

— Если вам что-то понадобится, мадемуазель, — пятясь и кланяясь, говорил он, — то вам стоит только сообщить мне, как все будет сделано.

Его уход выглядел поистине театрально.

Габриэль Дюпре, осушив до дна бокал, протянула его Иоланде.

— Налей мне еще, — произнесла она резко. — И приготовь ванну.

Иоланда наполнила протянутый бокал, потом, оглядевшись, увидела дверь в соседнее помещение и поняла, что там находится туалетная комната. Она заглянула туда и увидела огромную ванну, расположенную посреди комнаты, а рядом большие бадьи с горячей и холодной водой.

— Ванна вам приготовлена, мадемуазель, — произнесла она. — Сейчас только ее наполнят водой.

Окинув взглядом горы багажа, Иоланда спросила:

— Не подскажете ли вы мне, мадемуазель, в каком из сундуков находятся вещи, в которые бы вы хотели переодеться после ванны?

Актриса, потягивая шампанское, вновь занялась разглядыванием себя в зеркале.

— Я предполагаю, что ты умеешь читать, — произнесла она не без ехидства.

Иоланда огляделась, и ею овладело смущение, ведь она должна была еще раньше заметить, что на одном из сундуков был прикреплен ярлык, на котором неуверенным почерком явно безграмотной горничной было нацарапано на французском с грамматическими ошибками нечто вроде: «Платья на сегодняшний день». Это было счастливое напутствие Иоланде от той служанки, которая так боялась путешествия по морю.

Иоланда открыла сундук и обнаружила там уложенные на самом верху открытое вечернее платье и шелковое нижнее белье, поразившее ее своей тонкостью. Кроме того, она извлекла изящные туалетные принадлежности, которые тут же начала выкладывать на столик перед зеркалом.

Занявшись этой работой, Иоланда скинула мешавшую ей двигаться шерстяную шаль, повесила ее на спинку стула, и тотчас же белое муслиновое одеяние девушки, каким бы ни было оно скромным, привлекло внимание актрисы.

— Я бы предпочла, чтобы ты одевалась соответственно своей профессии, — холодно произнесла Габриэль.

— Боюсь, мадемуазель, — ответила Иоланда, — что у меня нет другого, более подходящего наряда. Темное платье и передник, которые я носила, когда служила у своей прежней хозяйки, принадлежали ей, и я вынуждена была оставить форму горничной в том доме, где служила.

— А я хочу, чтобы мои служанки выглядели именно служанками, — заявила актриса. — Впрочем, хватит говорить об этом. Мне безразлично, что ты носишь, пока мы не прибудем в Париж.

Тут Габриэль сделала многозначительную паузу, а потом произнесла голосом, каким судьи провозглашают смертный приговор:

— Конечно, если мои требования тебя не устраивают, я уволю тебя тотчас же, как только смогу найти кого-нибудь взамен.

— Разумеется, мадемуазель, вы вправе сделать это. Я все понимаю и постараюсь угодить вам, — умоляющим тоном заговорила Иоланда.

— Расстегни мне платье, — распорядилась Габриэль Дюпре. — Что-то ты много разговариваешь и забываешь о своих обязанностях. Я слушаю твою болтовню уже столько времени, а еще не искупалась и к тому же умираю от голода и жажды.

К тому времени, как мадемуазель смыла с себя дорожную грязь и облачилась в потрясающе откровенное неглиже, Иоланда уже успела убедиться, что ее новоприобретенная госпожа придирчива, капризна, груба и только и ищет повода, чтобы в чем-нибудь обвинить прислуживающих ей людей.

Вероятно, все свое обаяние, все хорошее, что было в ее душе, Габриэль Дюпре изливала публике в театре и, оставшись наедине со служанкой, выказывала отвратительные черты характера, пусть даже ее аудиторией была лишь одна Иоланда.

Наблюдать за преображением актрисы девушке было даже интересно. Это было воистину двуликое существо. Когда Иоланда расчесывала ее великолепные рыжие волосы, достойные кисти Тициана, Габриэль шипела на нее как змея, но лишь только послышался стук в дверь, к актрисе тут же вернулось все ее обаяние.

— Должна ли я посмотреть, кто пришел, мадемуазель, — нерешительно спросила Иоланда.

— Разумеется, — бросила актриса пренебрежительно, — неужели ты думаешь, что я побегу открывать дверь?

Стук в дверь прозвучал не из коридора, а из соседней комнаты, соединенной со спальней Габриэль, и когда Иоланда открыла ее, то увидела, что это гостиная, причем тоже заставленная вазами, полными благоухающих цветов.

Среди этого великолепия странно выглядел маленький человечек типично английской внешности. По его костюму и манерам Иоланда догадалась, что это лакей герцога.

С первого взгляда она почувствовала к нему симпатию, мужчина тоже взглянул на нее с восхищением. Хотя это давалось ему с трудом, он все-таки проговорил по-французски:

— Его светлость просит кланяться мадемуазель и напоминает, что он ждет ее за ужином.

— Мадемуазель скоро будет готова, — сказала Иоланда.

— Его светлость на это очень надеется.

После такого заявления лакей понизил голос, чтобы только Иоланда могла его услышать, и добавил:

— Его светлость вообще не любит ждать, а особенно, когда блюдо стынет.

Явный трепет лакея перед грозным герцогом даже заставил Иоланду улыбнуться, и она, чтобы ободрить его, произнесла:

— Я непременно передам все мадемуазель.

Лакей благодарно кивнул девушке и исчез, а Иоланда вернулась к актрисе, которая невозмутимо накладывала перед зеркалом на лицо невероятное количество румян, помады и пудры.

— Его светлость ожидает вас за ужином, мадемуазель, — сообщила Иоланда.

— Приятное известие, я ужас как голодна.

Габриэль поднялась из-за туалетного столика и произнесла:

— Если б я не чувствовала себя такой усталой, то заставила бы тебя отыскать в моих сундуках какой-нибудь другой наряд, а не это старье. Я его ненавижу!

— Но платье вам так идет, мадемуазель! — сказала Иоланда, чувствуя, что актриса ждет от нее подобного высказывания.

— Ты действительно так думаешь?

Иоланда кивнула.

Габриэль Дюпре еще раз оглядела себя в зеркале и вдруг огорченно воскликнула:

— А мои украшения! Какая же ты глупая! Ты забыла про мои украшения! Вот почему я, глядя на себя, понимаю, что чего-то не хватает.

— Простите пожалуйста, — извинилась Иоланда, — но я не знаю, где вы их храните.

— А где, интересно знать, держала драгоценности твоя прежняя нанимательница? Надеюсь, не в угольном подвале? — раздраженно воскликнула актриса. — Разумеется, я храню украшения в специальной шкатулке. Ах ты, глупая девчонка! Вот она — перед твоим носом.

Ящик, на который указывала Габриэль Дюпре, был настолько велик по размеру, что Иоланде и в голову не могло прийти, что он предназначен для хранения драгоценностей.

Когда она отстегнула застежки и откинула крышку, то ахнула в изумлении. Ни в каком ювелирном магазине — впрочем, она в них и не бывала — невозможно было увидеть такое количество прекрасных изделий, разложенных на полочках, обтянутых черным бархатом.

Там были бриллианты, изумруды, топазы, сапфиры и жемчуг. И к каждому ожерелью прилагались брошь, браслет, серьги и кольца.

Габриэль Дюпре потратила четверть часа, чтобы решить, что выбрать для этого вечера — алмазы или ожерелье из шести длинных ниток потрясающей красоты жемчужин, среди которых были даже розовые. В конце концов, она выбрала бриллианты и, вновь сверкая, как рождественская елка, направилась к двери в гостиную.

Иоланда провожала свою новую хозяйку восхищенным взглядом. Девушка так и застыла, держа в руках шкатулку с драгоценностями.

У самой двери актриса вдруг резко остановилась.

— Проклятье! — воскликнула она. — Ты ждешь, чтобы я сама открыла дверь?! Я рассчитывала, что ты знаешь свои обязанности, а ты не выполняешь элементарных вещей!

— Извините, мадемуазель, — поспешно произнесла Иоланда. — Вы должны меня простить, потому что я забыла обо всем, очарованная вашей внешностью.

В этом заявлении не было ни капли лжи. Разве могла ли когда-либо Иоланда вообразить, что женщина может носить на себе столько драгоценных камней и так мало одежды!

К счастью, Габриэль Дюпре не заметила, как покраснели от смущения щеки Иоланды. Актриса направлялась на встречу с мужчиной, не имея на своем теле ничего, кроме легонькой, короткой рубашки и накинутого сверху платья с почти оголенной грудью и спиной.

Даже если принять во внимание эксцентричность людей, связанных с театром, все равно, по мнению Иоланды, это было верхом неприличия, и она только надеялась на то, что Питеру не представится возможность увидеть Габриэль в таком виде.

Так как мадемуазель Дюпре ожидала от нее каких-то действий, Иоланде пришлось прервать свои размышления.

Она второпях обошла сияющую бриллиантами и пахнущую духами красавицу и осторожно открыла дверь в гостиную.

Только теперь она поняла, почему для актрисы было так важно, чтобы ее появление в гостиной выглядело подобно выходу на сцену перед публикой.

Посреди гостиной стоял герцог, и весь его вид доказывал, что именно он герцог, а не кто-либо другой. Если он выглядел внушительно и вызывал к себе всеобщее уважение в дорожном платье, то уж в вечернем костюме он походил на коронованную особу, и уж никак не меньше.

Искрящийся белизной шейный платок, словно морская пена, подпирал его подбородок. Но не эта деталь его наряда и не бриджи из черного шелка, перехваченные чуть ниже колен пряжками с крупными бриллиантами, не поза его, напоминающая о властителях Востока, — не это привлекало к нему внимание.

От него исходило ощущение превосходства над всеми живущими на земле существами, и Иоланда тотчас же почувствовала себя ничтожным червяком, которого он мог при желании попирать ногами.

Глаза его были полуприкрыты, на губах ей чудилась презрительная усмешка… Он был так расслаблен и ленив, что казалось, будто бы он дремлет, но в нем таилась энергия спящего льва. Так подумала Иоланда, хотя ей до сих пор не приходилось в жизни видеть ни львов, ни тем более — настоящих герцогов.

Когда Габриэль Дюпре ступила в гостиную с таким видом, будто она вышла на сцену, герцогу все-таки пришлось слегка приподнять веки, чтобы увидеть ее соблазнительную и великолепную наготу.

По мнению Иоланды, актриса добилась нужного эффекта. Все-таки в глазах герцога загорелась искорка удивления.

С нежным возгласом искренней радости, хотя, как показалось Иоланде, весьма искусно разыгрываемой, Габриэль Дюпре устремилась навстречу мужчине.

— Мой дорогой, простишь ли ты меня за то, что я заставила тебя ждать? Мне не терпелось увидеть тебя, потому что каждая секунда, проведенная с тобой, для меня является истинной драгоценностью. Но меня настолько измучило это ужасное путешествие, что потребовалось время, чтобы прийти в себя.

Габриэль приблизилась к герцогу, который, казалось, с трудом заставил себя пошевелиться. Он приподнял ее протянутую руку двумя пальцами и поднес к губам.

— Ты выглядишь бесподобно, — сказал он. — Надеюсь, именно это ты и хотела от меня услышать.

Он говорил на превосходном французском, причем с акцентом истинного парижанина.

— Я счастлива это слышать, если ты говоришь искренне, — откликнулась Габриэль Дюпре. — Всегда говори мне правду и не бойся огорчить меня. Я готова слушать от тебя любые слова, а не только комплименты.

— С тобой я всегда откровенен, — отозвался герцог.

Он снова приложился губами к ее ручке, и во время этого галантного действия Иоланде почудилось, что полузакрытые глаза герцога устремились в ее сторону.

Их взгляды встретились, но девушке, разумеется, не верилось, что она могла привлечь к себе внимание, когда рядом с герцогом находилась такая красавица, как Габриэль Дюпре.

На всякий случай она сделала вежливый реверанс и, пятясь, отступила за дверь, которую тут же прикрыла за собой. Находясь в некоторой растерянности, она принялась наводить порядок в спальне.

Первым делом Иоланда убрала драгоценности и заперла шкатулку, потом, дернув за шнур колокольчика, вызвала гостиничную служанку, чтобы та опорожнила ванну. После этого она набралась решимости отправиться на поиски Питера.

Она рассчитывала, что у нее будет достаточно свободного времени, так как ужин наверняка затянется надолго, а мадемуазель Дюпре вряд ли понадобится помощь в раздевании, прежде чем лечь в постель. На ней и так почти ничего не было одето.

Однако, помня, как горничная ее матушки Аннет всегда ждала свою хозяйку перед отходом ко сну, Иоланда примерно рассчитала время, когда ей придется возвратиться в спальню, чтобы встретить мадемуазель Дюпре.

Убедившись, что в покоях актрисы наведен порядок, она торопливо направилась на второй этаж. Со вздохом облегчения Иоланда увидела, что Питер находится в номере и отдыхает на кровати.

— Вот и ты наконец! — воскликнул он, когда она вошла. — Я уж думал, что ты никогда не придешь.

— Меня задержала моя хозяйка, — объяснила Иоланда. — Питер, мне столько всего хочется рассказать тебе. Ты даже представить себе не можешь, какие это удивительные люди: мадемуазель Дюпре и сам герцог.

— Почему же? Я очень даже хорошо представляю себе, каковы они, — усмехнулся Питер. — Но пока еще ты только полюбовалась на корочку пирога и не попробовала его начинку. Кстати, о пироге. Мы когда-нибудь поедим или ты собираешься уморить меня с голоду? Кажется, я уже готов съесть собственный палец.

— Я рада, что у тебя разгорелся аппетит, — улыбнулась Иоланда. — Но не знаю, каким способом его утолить.

— Зато я знаю. Я все разузнал, пока ты обхаживала свою хозяйку. — В голосе Питера появилась самоуверенность, и это обрадовало Иоланду.

— И какие же секреты ты открыл? — спросила она.

— Я выяснил у мистера Хартли, что мы можем кушать в столовой для прислуги и все, что мы съедим, будет записано на герцогский счет.

— Потрясающе! — воскликнула Иоланда.

— Кстати, ты знаешь, кто он такой?

— О ком ты спрашиваешь? О герцоге?

— О ком же еще?

— Герцог и есть герцог. Он, естественно, мне не представился.

— Это герцог Илкстон! Тебе это имя что-нибудь говорит, сестричка?

— Кажется, я что-то читала о нем в газетах.

— Уверен, что ты читала о нем неоднократно! Без всякого сомнения, он самая значительная персона из всех герцогов Великобритании. Разве только члены королевской фамилии превосходят его по богатству и влиянию. Ну и, конечно, сам король.

— Тогда, конечно, я должна была что-то слышать о нем… — Тут глаза девушки испуганно расширились. — А может быть, и он слышал о нас? И тогда мы будем разоблачены.

Питер сразу же успокоил ее.

— Для Илкстона мы лишь червяки, которых, в лучшем случае, насаживают на крючок при ловле рыбы на удочку. Тебе нечего об этом беспокоиться. О нас он никогда не слышал и не услышит. Давай спустимся вниз, поужинаем, и я расскажу тебе за едой все, что сам знаю о нем.

Они легко нашли столовую для прислуги, и хотя этот зал не отличался роскошью обстановки, как ресторан отеля, в нем было вполне уютно.

Большинство слуг ели за одним длинным столом, занимающим середину комнаты, но для прислуги герцога из уважения к их хозяину были выделены отдельные маленькие столики.

Мистер Хартли уже успел представить Питера как нового служащего его светлости, и Иоланда познакомилась с другими верховыми слугами, сопровождающими карету герцога. Она поняла, что слуги приняли их с Питером за французов и поэтому сохраняют сдержанность в общении с ними.

Покончив с едой, они вскоре удалились, и брат с сестрой остались наедине.

— Мы, конечно, можем говорить с ними по-английски, но все же постараемся изобразить, что мы французы, — предложила она.

Питер кивнул.

— Я уже общался с ними, стараясь говорить с жутким французским акцентом. Я объяснил им, что прожил в Англии несколько лет, но теперь соскучился по родине, по яблочному сидру и виноградному вину. Эти парни очень приятные собеседники, и я с ними уже распил пару бутылок.

Иоланда сразу же поняла, что это дружеское общение подбодрило Питера и привело его в хорошее настроение. Если еще совсем недавно он пребывал в отчаянии, то теперь все представлялось ему в радужном свете. Хотя она не одобряла приверженности брата к горячительным напиткам, но сейчас не стала упрекать его.

— Кажется, его светлость привык путешествовать с комфортом, — сказала она.

— Комфорт — это не то слово, — с восторгом произнес Питер. — Мистер Хартли рассказал мне, что его гофмейстер и секретарь уже на пути в Париж, чтобы убедиться, что там все готово к его приезду. С ними еще уехал и его камердинер.

— Я вроде бы видела его здесь.

— Это второй камердинер, который обслуживал его светлость на борту яхты, — объяснил Питер. — А когда герцог прибудет в Париж, там его встретит уже целая толпа французской прислуги.

— Ты должен мне рассказать, как я должна вести себя среди этой многочисленной свиты, — попросила Иоланда. — Ведь я привыкла к обществу наших милых Гибсонов и совершенно не знаю, как распределяют между собой обязанности слуги в богатых домах. Я немного теряюсь, и, боюсь, мадемуазель не слишком довольна мною.

— Ты сама втянула нас в эту авантюру.

— Но ведь согласись, что нам очень повезло. Мы бы на сегодняшнюю еду истратили наше последнее пенни. А теперь мы можем попасть в Париж и там отыскать кого-нибудь из родственников, которые встретят нас с распростертыми объятиями.

— Будем надеяться, что эти объятия действительно будут радостными, — усмехнулся Питер. — Но, конечно, я благодарен тебе, что ты так быстро нашла для нас работу. Как ты умна, сестричка!

Иоланда не могла не улыбнуться ему в ответ. Она была довольна собой.

Между тем трое слуг — такие же, как Питер, верховые, сопровождающие герцогскую карету, — вернулись к столу с несколькими бутылками вина. Они глядели на Иоланду с неподдельным восхищением.

Мужчины тут же наполнили стаканы. Питер, заметив выражение их лиц, прошептал Иоланде на ухо:

— Я им уже рассказал, что мы только недавно поженились и очень любим друг друга. Пожалуйста, сделай вид, что тебя не интересуют другие мужчины, кроме меня.

— Но они меня действительно не интересуют, — пожала плечами Иоланда.

Однако слова Питера и то, как галантно за ней ухаживали другие слуги, немного встревожило ее.

— Неужели ты подразумеваешь?..

— Я подразумеваю только то, что нам надо быть очень осторожными, — сказал Питер. — Ты слишком хороша собой для должности камеристки актрисы, и в этом вся сложность.

— Но рядом с мадемуазель Дюпре — я ничто. Разве не так?

Питер с улыбкой возразил:

— Никто не осмелится даже взглянуть на мадемуазель, когда она находится в обществе герцога. Он растопчет любого смельчака, будь он хоть дворянин или простой слуга. Для его светлости ухлопать кого-нибудь из пистолета — не проблема. Это я, несчастный, должен страдать из-за неосторожного выстрела.

Вспомнив, какие обстоятельства заставили их с братом покинуть родной дом, Иоланда вздрогнула, а потом, желая переменить тему разговора, поинтересовалась:

— Ты не узнал, сколько нам будут платить?

— Нет, но надеюсь, его светлость не поскупится. Впрочем, я еще рассчитываю встретить тех мерзавцев, которые обчистили мои карманы на корабле. Уж я с ними рассчитаюсь!

— Пожалуйста, Питер, забудь об этом, не то попадешь в новую беду! Ведь французы могут отослать тебя обратно в Англию, а там тебя арестуют.

Питер печально вздохнул. Он и сам знал, что здесь, на чужой земле, полностью бесправен.

Желая, чтобы их первая совместная трапеза была не такой мрачной, Иоланда начала рассказывать о манерах мадемуазель Дюпре, о ее нарядах и драгоценностях.

— Интересно, о чем они с герцогом беседуют за ужином? Я бы хотела ненадолго стать мушкой, которая сидит на потолке над столом, чтобы слышать их разговор.

По какой-то причине слова сестры неприятно подействовали на Питера.

— Слава богу, ты не муха и не сможешь их услышать… И вообще, не вмешивайся в их дела! — резко приказал он. — Кстати, как это тебе удалось увидеть герцога? Каким образом ты очутилась в гостиной?

— Я не была в гостиной, — начала объяснять Иоланда. — Мадемуазель Дюпре приказала распахнуть перед ней дверь, чтобы ее выход выглядел как можно более впечатляюще. Получилось так, будто она на сцене, а герцог — это ее партнер по спектаклю.

— Он тебя заметил?

— Думаю, что да. Он взглянул на меня… когда целовал ее руку.

К удивлению Иоланды, брат почему-то помрачнел.

— Послушай, Иоланда, — сказал он, — ты должна держаться подальше от герцога, а лучше вообще не попадаться ему на глаза. Ты меня поняла?

— Но почему? — недоумевала Иоланда. — Что ты хочешь этим сказать?

Питер долго молчал, явно подыскивая нужные слова.

— Вряд, ли, конечно, он обратил на тебя внимание, когда рядом находилась Габриэль Дюпре. Но все же я не хотел бы ввязываться в какие-нибудь неприятности.

— А какие неприятности нам может доставить герцог? Или мы ему?

— Не задавай лишних вопросов, — раздраженно произнес Питер. — Делай так, как я тебе сказал. Держись в стороне, а если он вдруг заговорит с тобой, притворись глупой и помалкивай.

— Я не понимаю… Неужели ты думаешь, что он может проявить ко мне… какой-то интерес?

Питер ничего не ответил, а она позволила себе рассмеяться.

— Это же абсурдно. В конце концов для его светлости я всего лишь горничная.

Питер нервно кусал губы. После паузы он произнес:

— Вот это и плохо, что ты всего лишь горничная.