– Давай сразу обозначим все, пожалуйста! – возвращаясь на кухню, сложив руки на груди, заявляет Санталова.
– Конечно! – откидываюсь на спинку стула и зеркалю положение ее рук. – Что именно?
– Первый вопрос – это алименты. Ту сумму, что ты перевел, мы будем тратить год. Ребенок не требует столько затрат. Ты думаешь, он питается лобстерами и черной икрой?
– Это нормальная сумма, Софа! Перевел столько, сколько посчитал нужным.
– Окей! – цедит она сквозь зубы. Соня нервничает, я явно это считываю по прямой спине и чуть подрагивающим крыльям носа. – Вопрос второй, как часто ты планируешь видеться с ребенком?
– Мы что, график должны составить?
– Я должна знать, чтобы планировать свое время и распорядок дня Савелия.
– Как можно чаще, Софья. Такой ответ тебя устроит?
– Если честно, нет! – прикусывает губу и поднимает на меня полный ненависти взгляд. – Я не собираюсь сидеть вечерами дома в ожидании твоего приезда. Это просто смешно. Мы много гуляем, часто бываем в гостях, с марта будем ходить в развивашку. Чтобы всем было комфортно – могу предложить, например, вторник. Как тебе?
– Чего? – я аж закашливаюсь о такой новости. – Вторник? Еще скажи каждой четной недели месяца?
– Было бы неплохо. Я не привыкла с кем-то делить своего ребенка, и подстраиваться под кого-то, тем более! Буду честна, мне было гораздо комфортнее, когда у него не было отца! – жестко проговаривает Соня.
– А теперь послушай ты меня, моя дорогая! – я не могу больше сдерживаться и вскакиваю на ноги, нависая над ней. Меня просто на мелкие частички разрывает от ее заявлений. – Если ты будешь препятствовать мне видеться с ребенком, мы будем устанавливать мое право через суд. И встречаться с ним на моей территории. Уверен, что ты не хочешь отпускать ребенка в мой дом!
– Об этом не может быть и речи! – вскрикивает она, поднимаясь со стула. – Он еще слишком маленький! И тебя совершенно не знает!
– Когда ты ему скажешь, что я его отец?
– Он и не понимает ничего, ему два и три всего!
– Пусть привыкает понемногу. И ты тоже!
Чувствую, что не сдерживаюсь, и слегка поднимаю голос, на который тут же прибегает перепуганный Савелий.
– Мам? – тревожно вопрошает он.
– Все хорошо, малыш! – тут же расплывается в улыбке его мать, прожигая меня насквозь своими красивыми глазами. От нее исходят волны ненависти и пренебрежения. – Мы прощались просто, Слава уже уходит.
– Я приду завтра, Савик! Будем с тобой играть, договорились?
– Да! – доверчиво кивает сын на прощание.
– Завтра нас вечером не будет! – заявляет Санталова, двигаясь с ребенком на руках за мной к выходу. – Забегая вперед, послезавтра тоже!
– И где же вы будете? – хмыкаю я, натягивая ботинки.
– Завтра у Златы день рождения, а послезавтра у нас дела! – нехотя сообщает она.
– Скинешь мне адрес, я вас заберу.
– Чего? Заберешь? Да тут пешком быстрее, на коляске десять минут. У тебя наверняка много работы.
– Я заберу, Соня. Сказал же! – твердо произношу я, пытаясь вдолбить каждое слово в ее голову. – И со своей работой разберусь самостоятельно. Телефон не отключай, я позвоню. Сынок, до завтра!
Клюю его в щеку и машу на прощание рукой, спиной чувствуя, как его мать испытывает облегчение от моего ухода.
Пока прогреваю машину, анализирую происходящее. Меня тянет сюда как магнитом, а неожиданное появление сына в моей жизни не выходит из головы. Нам придется наладить общение с его матерью, хочет она этого или нет. Пока она смертельно обижена, от нее фонит обидой и болью. Пожалуй, именно сегодня, я почувствовал это особенно остро. Имеет право. Молодая восемнадцатилетняя девочка оказалась совершенно одна в сложной ситуации. Я от нее отмахнулся, мать выставила из дома, ладно Женька оказался вменяемым и не бросил родную дочь, оказав ей всяческую поддержку.
Сколько духа надо иметь, чтобы молчать и даже ни разу не позвонить мне? Ведь у нее был мой номер, но она хладнокровно вычеркнула меня из своей жизни, предпочитая справляться в одиночку.
Вспоминаю наши новогодние каникулы, как она горела, стонала и таяла в моих руках. Красивая и соблазнительная, готовая на все. Любила меня лет с двенадцати, дневник вела, плакала, наверное.
Отчего-то больше злости на нее у меня не осталось, только ощущение, что я – полное дерьмо. И мне это пиздец как не нравится.
Лежащий на консоли телефон вибрирует, на экране панели высвечивается имя жены.
– Славик, ты долго еще? – обеспокоенно интересуется она.
– Еду! – коротко отвечаю и обиваюсь.
Добираюсь до дома буквально за пятнадцать минут и открываю дверь. Она встречает меня в прихожей с заплаканными глазами. Боже, дай мне сил!
– Привет! – тихо здороваюсь, сканирую внешний вид. Она явно была в мастерской. На ней надет фартук, заляпанный красками, а на ногах синие носки. Она всегда работает в них дома. Говорит, что синий цвет ее вдохновляет.
– Привет, любимый! – тянется меня поцеловать, обдавая запахом краски.
– Ты работаешь?
– Да. Немного решила отвлечься! – щебечет она, незаметно принюхиваясь ко мне.
– Рисуешь?
– Пишу! – расплывается в улыбке. Смешная такая, что она пыталась унюхать? Запах Сони, которая от меня бежит как черт от ладана? – Работаю гуашью.
О, этот художественный вынос мозга. Еще в первые дни нашего знакомства мне было подробно разъяснено, что рисуют рисунок при помощи пера, ручек карандаша, акварели, а вот пишут картину – гуашью или маслом. А я все равно путаюсь.
– Голодный? Как раз недавно доставку привезли. Я заказала для тебя отбивную и салат капустный.
– Да, – киваю. – Голодный, ужас!
– Хм, не накормили тебя? Удивительно. Катя постоянно восхищалась тем, какая Софья хозяйственная. Тем самым, бросая камень в мой огород.
Блядь. Вот как с ней разговаривать? Сказал бы, что накормили, тоже была бы недовольна.
– Ты ошибаешься насчет мамы, Нина. Она тебя очень сильно любит! – сняв куртку, двигаюсь в сторону ванной, а она отправляется в кухню.
Квартира, в которой мы живем – съемная. Наша еще строится и будет сдана ближе к лету. Большая, сто пятьдесят метров, в ней запланирована мастерская с панорамными окнами, чтобы Нине было больше света и пространства для вдохновения. Для детской я уже прикинул расположение комнаты.
Ужинаем молча, передо мной – резиновое мясо в одноразовом контейнере, которое жена даже не удосужилась переложить в тарелку, а она поглощает салат из пекинской капусты и еще какой-то зелени, художественно выложенном на красивом блюде. Что ж, окей. Видимо, не заслужил.