Приехав в Москву, Каховская узнала, что Настя уже весьма успешно играет на сцене Петровского театра, в чем, собственно, она и не сомневалась.
Через неделю по приезде Александра Федоровна пошла на «Анюту», комическую оперу Михаила Попова. Настя играла Анюту впервые. И с самых первых мгновений ее появления на сцене зрители сразу же поверили ей. К ее небольшому росту, хрупкой фигурке и негромкому голосу подходило даже имя — Анюта. Зрители аплодировали и бросали на сцену деньги и цветы. От поклонников не было отбоя. Юноши с пылающими от восторга взорами осаждали кулисы и гримерку Насти, а Константин Львович Вронский, вручив шикарный букет цветов, позвал ее на лето с собой посетить Липецкие воды, что в устах сего красавца-ловеласа звучало едва ли не как предложение руки и сердца. Настя ответила беспечно:
— Хорошо, я подумаю над вашим предложением.
Окрыленный успехом, Вронский решил его закрепить:
— А сегодня я предлагаю вам провести этот вечер со мной. Мы отметим ваш успех и…
— Простите, Константин Львович, я немного устала и хотела бы отдохнуть, — не дала ему закончить Анастасия, прекрасно понимая, куда клонит Вронский. — Как-нибудь в другой раз.
— Вы обещаете мне? — поспешил заручиться ее согласием Вронский.
Настя беспомощно огляделась и вдруг увидела Каховскую. Александра Федоровна поняла ее взгляд как призыв о помощи, подошла к Насте и взяла ее под руку.
— Прошу прощения, сударь, но у меня к Анастасии Павловне есть очень важный разговор, — даже не взглянув на Константина Львовича, заявила она безапелляционно и отвела Настю в сторону.
— Так вы обещаете? — игриво воскликнул им вдогонку Вронский.
Настя оглянулась, но ничего не ответила.
— Что это за ферт такой? — спросила Александра Федоровна.
— Поклонник, — неопределенно ответила Настя. — Вронский Константин Львович.
— Ах, вон оно что, — протянула Каховская и медленно оглянулась. Однако Вронского уже и след простыл.
— Что он от вас хочет? — спросила она, когда они сделали несколько шагов.
— Да так, ничего, — отмахнулась от этого вопроса Анастасия.
— Будьте осторожны с этим господином, — произнесла Александра Федоровна, уводя Настю дальше по коридору. — Я с ним мало знакома, но говорят, он известный похититель дамских сердец. Коллекционер, так сказать.
— Да, я знаю, — ответила Настя и добавила с печалью в голосе: — Меня предупреждал об этом Дмитрий Васильевич.
— Какой Дмитрий Васильевич? — с интересом спросила Александра Федоровна.
— Нератов, — отчего-то зардевшись, ответила Настя.
— Это из каких же Нератовых? Уж не сынок ли покойной Марии Александровны?
— Он внук князя Гундорова, — с большой неохотой ответила Настя.
— Ну, правильно, — констатировала Каховская. — Мария Александровна была дочерью Гундорова. Единственной дочерью, — добавила она.
— А вы, как вы здесь? — стараясь перевести разговор в иное русло, спросила Настя.
— Как и все, — просто ответила Александра Федоровна. — У меня домик в Замоскворечье.
— Неужели и вы тоже приехали в столицу за женихом? — простодушно спросила Настя, зная, что по зимам Замоскворечье представляет собой своеобразную ярмарку невест, куда съезжаются провинциальные дворяне в надежде выдать дочерей за богатых московских женихов. И спохватившись, прикрыла рот ладошкой. — Простите, пожалуйста.
— Да вопрос уместный. Но я уже была замужем и, скажу вам по секрету, ничего хорошего из этого не получилось, — добродушно улыбнулась Каховская. — Так что сохрани меня Господи от мужского рода. Мне вполне хватило и моего бывшего муженька. К тому же кто-то должен приглядывать за вами.
— Спаси вас Бог, сударыня, — благодарно посмотрела на Александру Федоровну Настя и, не удержавшись, спросила: — Отчего же вам… не понравилась семейная жизнь?
Она смутилась, и ей самой показалось странным проявленное любопытство к замужней жизни.
— Простите, я опять, кажется, сую свой нос не в свои дела…
— Да перестаньте вы извиняться, — посмотрела ей в глаза Каховская. — Вопросы о замужней жизни волнуют всякую молодую девицу, просто не всякая о том спросит. Так что все правильно.
Она немного помолчала.
— Почему не понравилась? — задумчиво повторила вопрос Александра Федоровна. — Раньше я бы ответила, что муж мой оказался порядочным мерзавцем и гулякой, что мое замужество было самой глупой ошибкой в моей жизни, а мучений, которые мне довелось испытать, живя с ним, не пожелаешь и врагу. Но теперь… Теперь я скажу иначе: у нас были слишком одинаковые характеры. Как говорят: нашла коса на камень. Когда муж повышал голос — переходила на повышенные тона и я, он гневался — я горячилась, он схватил нож, я — кочергу. Разве такие отношения назовешь супружескими? Посему я собрала вещички, взяла сына, ушла из дома и стала жить самостоятельно. Если бы мы не разъехались, то рано или поздно поубивали бы друг друга, а так все разрешилось… естественным путем. О чем я ничуть не жалею, — твердо закончила свой рассказ Каховская. — Так что ты учти, то что я тебе сейчас сказала, когда будешь выбирать себе жениха.
— Он не такой, — вырвалось у Насти, хотя она вовсе не хотела ничего рассказывать о себе Каховской. — Он — добрый.
— Так у тебя уже имеется жених? — снова посмотрела в глаза Анастасии Каховская. — Кто же он?
Настя молча опустила голову.
— Хорошо, не говори, я могу догадаться и сама, — сказала Александра Федоровна. — Его зовут… Дмитрий Васильевич Нератов. Ведь так?
Настя молча кивнула головой.
— Он что, уже сделал тебе предложение? Настя снова молча кивнула.
— А ты? — спросила Каховская и вместо ответа услышала плач. Тоненький, тихий, как плачут дети, когда их обидел кто-то из самых дорогих и близких людей.
— Ах ты Боже мой, — участливо вздохнула Александра Федоровна и обняла Настю. — Сиротинушка ты моя бедная.
Настя заревела уже в голос. Тонкие, резковатые черты лица Каховской вдруг смягчились, и она, едва сдерживаясь, дабы не составить компанию рыдающей Насте, произнесла срывающимся голосом:
— Ты что, влюблена?
— Не знаю, — еле слышно ответила Анастасия и только пуще заревела.
Две слезинки выкатились из глаз Каховской, оставив на щеках мокрые дорожки.
— Он м-мне даже… да-же с… сни-ил-ся, — срывающимся от плача голосом тихо произнесла Настя. — Д-давно, е… еще до на… нашей встре-ечи…
— Значит — это твоя судьба, — глухо, словно со дна колодца, ответила Каховская.
— Да? — вскинула на нее заплаканные глаза Анастасия.
— Да, — тихо ответила Александра Федоровна.
Плач Насти перешел в настоящие рыдания.
— Ничего, Настенька, ничего, — прошептала Каховская скривившимися от сдерживаемого плача губами, и прижала Настю к себе. — Я же здесь, я же с тобой…