Так угодно судьбе

8

На следующее утро, сидя в офисе и перебирая документы, поскольку на большее не хватало сил, Доминик испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он ощущал себя мерзавцем, жертвами эгоизма которого стали Джина и Нэш. А с другой — ему до глубины души была противна вся эта катавасия. Да, несомненно, Джина пострадала, ее очень жаль. Но все же она знала, на что шла, и очень точно все просчитала — лучшего способа навсегда отравить ему жизнь не найти.

Неужели я до конца моих дней буду связан с ней? — ужасался Доминик, потирая ноющие виски. Вся моя жизнь пущена под откос…

Он набрал номер Майкла. Все утро из дома он звонил в больницу, но там ему не могли сообщить ничего нового: состояние мисс Брегг без изменений. Возможно, друг знает что-нибудь.

— Алло, Майкл, это я… Как ты после вчерашнего?

— О, Ник! Я в порядке, если не считать взбучки от Сандры. Она сорвалась на мне, но я ее не виню. Ей столько пришлось пережить!.. Ведь это она нашла Джинни.

— Кстати, как выяснилось, что Джина отравилась? — мрачно поинтересовался Доминик, недоумевая, почему не спросил об этом раньше.

— Санди с Джиной должны были встретиться в кафе. Ну, Сандра ждала ее до последнего, затем стала звонить. Никто не отвечал. Тогда она поехала к Джине домой, заподозрив неладное. Открыла дверь — Джина накануне отдала ей запасные ключи от квартиры на всякий случай — и обнаружила несчастную в спальне без признаков жизни. Если бы не Санди…

— Понятно. — Доминик приуныл. — А как Джина сейчас? Ты знаешь что-либо?

— Наверное, то же, что и ты, — все по-прежнему. Будем надеяться на лучшее. А что ты решил с Нэш?

— Не знаю… Вчера она дала понять, что не желает иметь со мной ничего общего, — печально признался Доминик.

— Да, но ведь ты сам подтолкнул ее к этому! — Майкл поразился наивности друга. — Что же еще она могла тебе ответить, когда ты открытым текстом заявил, будто не можешь продолжать с ней отношения!

— Серьезно? — Доминика искренне удивили слова Майкла. — Я действительно так сказал?.. Да, кажется, мы перебрали с тобой вчера.

— Немудрено, — грустно произнес Майкл. — Ну что ж, не буду тебя отвлекать, работай, постарайся не думать ни о чем.

Доминик повесил трубку. Как бы ни хотелось, но не думать о случившемся он не мог. В том, что он наговорил сгоряча Нэш, была своя истина: им не следовало встречаться, по крайней мере, пока Джина не пойдет на поправку. А потом?

Допустим, Джина выздоровеет, вернется к нормальной жизни. И тут снова возникну я и опять заявлю, что свадьбы не будет, что люблю другую. Нет, так не пойдет. Получается, что я во второй раз толкну ее на роковой шаг, и где вероятность, что все обойдется, как в этот раз? Господи, что же делать? — вздохнул Доминик…

К концу дня позвонил Майкл.

— Ник, дружище! Можешь порадоваться: Джина пришла в сознание. Но она еще очень слаба.

— Она может говорить? — взволнованно спросил Доминик.

— Да, кажется. Я больше ничего не знаю. Сандра сразу же помчалась к ней. Скорее всего, когда закончу работу, тоже поеду в больницу.

— Майкл, ты считаешь, мне не стоит там… появляться? — У Доминика предательски дрогнул голос.

— Знаешь, Ник… — чувствовалось, что Майкл пребывает в замешательстве, — по-моему, тебе лучше повременить. Давай сделаем так: если Джина захочет тебя видеть, ты приедешь. Ладно?

— Ты, как всегда, прав, — согласился Доминик, испытывая странное облегчение.

Он отодвинулся от стола и несколько секунд глядел прямо перед собой. Потом зачем-то достал бумажник, раскрыл его, и оттуда выпала маленькая фотокарточка. На ней была изображена Нэш. Она застенчиво улыбалась, словно фотограф долго умолял ее повернуться лицом к объективу. Одной рукой она придерживала легкую соломенную шляпку. Волосы развевались на ветру… Доминик стащил этот снимок со стола, когда Нэш была в душе… Как же давно это было, нереально давно!

— Если бы ты знала, что я беру твою фотографию, ты сказала бы, что это к разлуке… Ты очень веришь в приметы — это почти единственное, что я о тебе знаю. И ты оказалась бы права: все так и вышло, — произнес он вслух, глядя на снимок. — Где ты сейчас, детка? Что делаешь? Я понимаю, ты безумно оскорблена, злишься на меня, ненавидишь… Может, оно и к лучшему.

Он резким движением убрал фотографию в ящик стола и вышел из кабинета.

Всю ночь после телефонного разговора с Домиником Нэш проплакала, то жалея себя, то не веря в случившееся, то проклиная Ника и всех мужчин на свете. Уснула она только под утро, когда до сигнала таймера оставалось каких-то два с половиной часа. С великим трудом продрав глаза, Нэш встала с кровати, соображая, не приснился ли ей весь этот кошмар. Судя по тому, что проснулась она в одиночестве, все произошло на самом деле. От того, что настало утро, обычно прогоняющее дурные мысли и тревоги, сегодня легче не стало. Доминика нет рядом. Его не будет рядом никогда! Так сказал он сам и, видимо, уже не передумает.

Нэш машинально собралась на работу. Голова гудела, ноги не слушались, поташнивало. Она пережила сильный стресс, и последствия не заметили сказаться. Она ругала себя за безоглядную доверчивость. Как можно быть такой слепой? Неужели с первого взгляда не было видно, чего стоит этот Доминик Корсэрес?

— Нет, не было… С первого взгляда как раз было видно совсем другое: он очень милый, нежный, сильный, умный. Такой, каких не бывает на свете, — мечтательно произнесла Нэш вслух.

— Это ты о ком? — услышала она за спиной голос своей помощницы Энн.

Нэш и не заметила, как спустилась вниз и очутилась в магазине.

— Просто так, ни о ком… — попыталась отговориться она, но Энн не отстала.

— Уж не о том ли загадочном незнакомце, который заставил тебя расцвести, словно розу? Это с ним ты провела прошлый уик-энд?

— Послушай, Энн, я не хочу сейчас говорить об этом. Давай займемся делом, сегодня вторник, самый напряженный день, — недовольно сказала Нэш. — И ни с кем я не была в выходные…

Но потухший взгляд говорил о том, что у Нэш сейчас не лучший период в жизни. Энн и другие это заметили, но сделали вид, что все идет как надо. Они слишком любили своего нестрогого и обаятельного «босса», чтобы причинять ей еще большие страдания.

Все последующие дни Доминик не звонил. Видимо, и вправду решил забыть о возлюбленной, об их чудесных ночах, полных любви и страсти… Но была ли любовь? — этот вопрос не раз задавала себе Нэш, ложась в пустую, холодную постель и тяжко вздыхая от тоски и чувства утраты чего-то родного и невероятно милого ее измученному сердцу.

Джина быстро поправлялась. Врачи, наблюдающие ее, поражались темпам выздоровления. Уже на третий день анализы были в норме, а Джина могла самостоятельно вставать и ходить по коридору. Сандра, Майкл и мистер Брегг ежедневно навещали ее, стараясь быть с ней как можно нежнее и тактичнее. Никто, естественно, не заговаривал о попытке самоубийства, да и сама Джина не хотела о ней вспоминать.

Она с радостью принимала знаки внимания от друзей и от отца. Словно избалованный ребенок, Джина позволяла себе капризничать, выражать недовольство чем-либо, с упоением наблюдая, как тем самым ставит близких в тупик. Майклу иногда казалось, что она симулирует слабость, отдаляя день выписки, чтобы подольше насладиться всеобщей заботой и лаской.

Сандра подолгу сидела у постели подруги, сочувственно глядя ей в глаза и страдальчески поднимая брови «домиком».

— Джина, солнышко, — ласково говорила она, — скажи, тебе правда лучше?

— Не знаю, кажется, да… Ой, ой! — стонала в ответ Джина, пытаясь приподняться, и хваталась за голову. — Наверное, общая слабость еще долго будет меня мучить. Это невыносимо, когда ты не можешь ничего сделать сама! А как я теперь буду жить, когда Доминик меня бросил?

— Никого он не бросил, успокойся, — уверяла ее Сандра, заботливо поправляя одеяло. — Он сидит в своем офисе и мечтает, чтобы ты позвала его. Знаешь, как он страдает! Мне Майкл говорил по секрету…

— Думаешь, он не уйдет от меня? — Губы Джины дрожали; она готова была разреветься, едва услышав не то, что хотела.

— Конечно же нет! — Сандра неестественно радостно улыбалась и похлопывала Джину по руке. — Какая же ты глупенькая! Разве он сможет оставить тебя одну в таком состоянии?.. То есть я хотела сказать, что он тебя любит, он привык к тебе. Поэтому скорее поправляйся.

Видя, что Джина заснула, Сандра с чувством выполненного долга покидала палату, чтобы на следующий день вернуться и начать этот разговор сначала. Раз так нужно для душевного спокойствия лучшей подруги, значит, она будет повторять одно и то же до тех пор, пока Джина окончательно не поправится.

Однажды, когда на смену Сандре пришел мистер Брегг, Джина открыла глаза и задумчиво произнесла:

— Папа, тебе не кажется странным, что Ник еще ни разу не навестил меня?

— Но, девочка моя, по-моему, ты сама не хочешь его видеть, — удивился старик. — Если надо, я сейчас же позвоню…

Он достал телефон, собираясь набрать номер Доминика. Однако Джина остановила его.

— Не надо, папа. Если бы он желал приехать, ему никто не помешал бы, даже я. Пусть работает, живет своей жизнью… Я не хочу навязываться, ты же меня знаешь. Может быть, когда-нибудь он вспомнит о несчастной Джине, которая так его любила!

И она горько заплакала. Мистер Брегг, встревоженный состоянием дочери, бросился за врачом. Тот дал Джине успокоительного и вызвал ее отца в коридор.

— Хочу вас предупредить: не следует заводить с Джиной разговор о том, что может взволновать ее. Это лишь усугубит состояние больной. Мы показывали вашу дочь лучшим специалистам, и те не советовали подвергать ее и без того неустойчивую психику стрессам. Должно пройти не мало времени, чтобы Джина полностью восстановила душевные силы. Слава Богу, что все закончилось благополучно!.. Кстати, мы можем направить мисс Брегг на лечение в клинику неврозов.

— Нет-нет! — испугано воскликнул мистер Брегг. — Моя дочь не сумасшедшая, она поправится. Это нервный срыв, только и всего…

— Как знаете. Но я все же советую серьезно подумать, прежде чем отказываться.

Врач ушел, а мистер Брегг совершенно расстроился. Он не хотел верить, что его малышка Джинни нуждается в лечении, и не где-нибудь, а в психушке! Нет, этого просто не может быть!

Доминик сидел в кухне, закинув ноги на стол и попивая любимый кофе с молоком. Был очередной уик-энд. На работе дела шли своим чередом. Джина поправлялась, оставались считанные дни до ее возвращения домой. Все было хорошо.

Он любил свой дом с маленьким садиком и с небольшой лужайкой, которую, к своему стыду, иногда забывал вовремя подстригать. Здесь было так тихо и спокойно! Соседи, милейшие старички Хаммеры, необыкновенно трогательно ухаживали друг за другом и за своей лужайкой с клумбой из тюльпанов, которые…

— Черт! — Доминик чуть не поперхнулся, ставя чашку на стол. — Черт! Что за жизнь! Нигде мне не обрести покоя. Нэш… детка, как я соскучился по тебе!

Он еще раз с тоской посмотрел в окно на цветы, что они вместе сажали, и волна чувств захлестнула его. Доминик готов был взвыть, словно одинокий волк, но, стиснув зубы, только стукнул по столу кулаком.

— Я буду последним дураком, если позволю Джине поломать мою жизнь! Надо немедленно ехать к Нэш. Я не вынесу больше одиночества!

Он засуетился, ища свитер, брошенный где-то рядом, но вдруг взгляд его остановился на висящей на стене фотографии. Из-за стекла на него сурово поглядывала Джина. Тонкие губы плотно сжаты, глаза горят недобрым огнем. Она будто бы хотела ему сказать: я вижу тебя насквозь, знаю все твои мысли и желания! По телу Доминика пробежали мурашки, и он точно загипнотизированный медленно опустился на стул.

Неотрывно глядя на фото, он пытался рассмотреть в лице женщины хоть капельку тепла и сочувствия, но только утверждался в мысли, что с ней его ничто не может связывать. От портрета Джины веяло холодом. Доминик поежился и отвернулся. Однако порыв немедленно ехать к Нэш уже прошел.

— Это ты сделала. Ты — Снежная королева, — процедил он сквозь зубы, чувствуя, что не в силах вообще никуда идти. — Отняла у меня самое дорогое. Ты не можешь быть счастлива, потому что не умеешь наслаждаться жизнью. И мне не даешь. За что, Джина, за что ты так меня ненавидишь?!

Доминик понял, что если и дальше продолжит разговаривать с изображением Джины, то попадет туда, куда врачи рекомендуют направить ее на лечение… Но если Джину признают душевнобольной, тогда ему не придется на ней жениться!

— Ты слабак, Доминик Корсэрес! Самый настоящий слабак! Твой отец никогда не был таким, как ты. И ты не заслуживаешь того, чтобы тебя любила самая прекрасная женщина на свете! — подвел он итог своих мыслей и грустно усмехнулся.

— Знаешь, Санди, — говорила Джина, сидя в своей больничной постели. — Я много думала о нас с Ником и поняла, что все-таки он нуждается во мне. Ну кто еще сможет его понять, как не я! Ведь я всегда все ему прощала, была готова терпеть обиды, романы на стороне… Я и теперь чувствую в себе силы преодолеть все, что бы там ни было, лишь бы быть с ним.

Опять она за свое! — с горечью подумала Сандра, а вслух сказала:

— Конечно, дорогая! Но я уверена, что тебе больше не придется идти на такие жертвы. Он получил хороший урок и не посмеет причинить тебе еще страданий. Вот увидишь, все будет отлично! Ты только не переживай.

— А еще я хочу, чтобы он пришел ко мне в больницу, — капризно скривив губы, произнесла Джина, не слушая подругу.

— Ты уверена? — Сандра удивленно округлила глаза. — Может, стоит подождать, пока ты вернешься домой? Твой врач говорит, что это произойдет не позже вторника. Потерпи денька два, так будет лучше.

Джина недоверчиво взглянула на подругу, но возражать не стала.

Как и предполагалось, Джину выписали через два дня. Она категорически отказалась от курса лечения в клинике, куда ее направляли врачи, а мистер Брегг не смел настаивать, хотя и видел теперь, что это было бы нелишне. Сандра, которая сопровождала подругу домой, больше всего опасалась, что Джина придет в волнение, когда увидит спальню, где пыталась покончить с собой. Но у Джины ни один мускул не дрогнул на лице, когда она вошла туда. Будто бы ничего и не было. Будто бы она вернулась из приятного путешествия, только и всего!

Джина уселась в уютное кресло и глубоко вздохнула. На ее лице заиграла легкая улыбка, в глазах сверкнули огоньки. Сандра насторожилась: она, как никто другой, знала, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Знаешь, сейчас я сделаю то, что мне хочется сделать больше всего. — Она в упор посмотрела на Сандру и торжественно произнесла: — Позвоню Доминику Корсэресу, и он примчится сюда немедленно.

— Ты в своем уме? Сейчас середина рабочего дня, он не сможет бросить дела! — запротестовала Сандра, понимая, однако, что ее доводы ничего не решат.

— Держу пари, что выйдет по-моему, — спокойно сказала Джина и набрала номер. — Алло, Ник? Это Джина. Спасибо, что узнал. Я уж думала, что ты и не вспоминаешь обо мне… Да, все хорошо, дорогой. Чувствую небольшую слабость, но это мелочи… Зачем звоню? Да так, узнать, как ты поживаешь… Конечно, не только ради этого. Я хочу тебя видеть. Немедленно. Да, я не шучу. Что? Как не можешь? Вечером?.. Хорошо, только не знаю, буду ли я тебя ждать… — Она в раздражении бросила трубку на рычаг и тяжело задышала. — Ты слышала? Он не может сейчас, у него важные переговоры! Как тебе это нравится?

Сандра хотела было рассмеяться, но, увидев разъяренный взгляд Джины, осеклась. Да, подруга превращается в настоящую стерву, огорченно подумала женщина.

Еще в больнице она заметила, что движения Джины стали более резкими, порывистыми, взгляд порой стекленел, а скулы больше выдались вперед, наверное, из-за того, что больная осунулась. Джина могла ни с того ни с сего громко засмеяться и также неожиданно замолчать. Могла часами сидеть и смотреть в одну точку, и только было видно, как сжимаются ее зубы.

Все это вовсе не радовало Сандру: теперь надо было следить за каждым своим словом, жестом, взглядом. Не дай Бог чем-либо задеть Джину. Она стала на редкость мнительной и обидчивой, любая мелочь могла привести ее в ярость. Сандра понимала, что, если так пойдет и дальше, ей не выдержать роли преданной, всепрощающей подруги.

Горничную Джина отпустила сразу же по возвращении домой, заявив, что ее раздражают посторонние люди. Поэтому Сандра не спешила уходить, боясь оставлять подругу одну: мало ли что той придет в голову. Казалось, Джина была рада обществу Сандры.

Женщины вместе приготовили ужин, накрыли на стол. За беззаботной болтовней все проблемы и тревоги отошли на задний план. Вдруг, посмотрев на часы, Джина остановилась посреди столовой и довольно жестко сказала:

— Ты что, собралась сидеть здесь до ночи? Разве ты не знаешь, что ко мне сейчас придет Ник? Или ты думаешь, что без тебя мы не сообразим, что нам делать?

Сандра замерла, не в силах ничего ответить, и только хлопала длинными ресницами. Затем, глотая слезы обиды, выскочила из квартиры.

Доминик был весьма озадачен звонком Джины. Он представлял все совсем не так. Думал, она позвонит и будет снова обвинять его, жаловаться на судьбу. А она, как ни в чем не бывало, пригласила в гости…

Закончив работу, Корсэрес вышел на улицу и направился к своей машине. В который раз, выходя из офиса, он тайком, словно кто-то мог его в этом уличить, бросил взгляд в сторону дома Нэш, где она проводила все свое время — и работала, и отдыхала.

Шальная мысль пришла Доминику в голову: он ведь собирался купить для Джины букет, почему бы не зайти ради этого в магазинчик Нэш? Но в следующее мгновение понял, как гнусно это выглядело бы со стороны: он заявится к возлюбленной, чтобы купить цветы для другой… Лучше повода встретиться он не придумал! Пересилив себя, чтобы не свернуть к цветочному магазину, Доминик сел в машину.

Пришлось сделать приличный крюк, чтобы найти цветы для Джины. Он поднялся к ней с букетом лиловых гвоздик, чувствуя себя при этом довольно неловко. Если бы не цветы, он просто не знал бы, куда девать руки. Джина открыла не сразу — и Доминик уже начал нервничать, не случилось ли опять чего.

Увидев на пороге растерянно улыбающегося Доминика, она изобразила на лице безразличие, взяла цветы и тихо сказала:

— Проходи.

Он вошел за ней в квартиру, в которой не был с того ужасного дня, когда приехал сюда после звонка Майкла. Джина, одетая в вечернее платье цвета морской волны, с высоким разрезом сзади, жестом пригласила его к столу, а сама села напротив. Словно не замечая гостя, она не спеша зажгла свечи, чем повергла Доминика в еще большее замешательство. Он не знал, с чего начать разговор, и чувствовал себя школьником, не выучившим урок.

С его лица не сходило выражение растерянности, плечи опустились. В эту минуту он мечтал об одном — поскорее уйти отсюда. Неуютная квартира Джины, сейчас и вовсе стала похожа на могилу. А эти свечи — и зачем она их зажгла? — создавали такую атмосферу, словно они сидят в пещере. Как ни странно, даже запаха еды не ощущалось, от приготовленных блюд будто веяло холодом.

Поежившись, Доминик попытался улыбнуться и произнес:

— Рад, что ты снова дома. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь.

— Да, со мной все в порядке, — сухо ответила Джина, медленно закидывая ногу за ногу. — А ты? Как ты проводил эти дни без меня?

Под ее колючим взглядом Доминик напрочь потерял всю свою смелость. Облизнув пересохшие губы, он сказал:

— Честно говоря, ты очень напугала нас всех, когда…

— Я не спрашиваю тебя, что почувствовали все! Я хочу знать: понял ли ты, что я сделала это из-за тебя? — перебила она Доминика.

— Видишь ли, — пересилив себя, чтобы не сорваться, продолжил он, — я был крайне расстроен твоим безумным поступком. Я не мог предположить, что ты, такая разумная и цельная женщина, способна на крайние меры.

Ты еще не знаешь, на что я способна, мстительно подумала Джина и, мило улыбнувшись, положила Доминику салату. Он подозрительно уставился на тарелку, но хозяйка дома непринужденно рассмеялась.

— О нет! Я не собираюсь тебя травить, мой милый Ник. Пожалуйста, поешь. Я готовила все сама, для тебя старалась.

Доминик откупорил бутылку вина и наполнил бокалы. Молча чокнулись. Он выпил вино залпом, Джина лишь пригубила.

— Ты совсем от меня отвык, — печально произнесла она. — А ведь когда-то мы понимали друг друга с полуслова…

— Но только в вопросах литературы, истории или политики, — уточнил Доминик, немного расслабившись.

— А разве этого мало? — Джина грустно взглянула ему в глаза. — Послушай, Ник, я понимаю, что между нами не хватало… страсти, что мы не могли доставить друг другу должного удовольствия… Но ведь все это поправимо, не так ли? Стоит только захотеть…

Она встала, подошла к Доминику сзади и, наклонившись, обвила руками его шею.

— По-моему, Джина; это либо дано, либо нет. И ничего тут не поправишь ни лекциями, ни умными книжками, — заметил Доминик, чувствуя кожей лед ее тонких пальцев.

— А как же миллионы семей, которые пытаются наладить интимную жизнь именно таким способом? И у многих это получается, — томно проговорила Джина, прислоняясь щекой к его щеке и гладя его широкую грудь.

— Но ты и сама прекрасно знаешь, что дело не только в сексе!

Доминик заметно нервничал. Он готов был идти до конца: если он немедленно не порвет с Джиной, то останется ее рабом до скончания веков. Он резко отстранился и встал.

— Я не понимаю тебя… Ник. — Голос Джины дрогнул. — Что ты имеешь в виду?

— Попробуй понять. Я нисколько не желаю обидеть тебя. Ты чудесная, умная, добрая, я очень ценю твою дружбу… Но есть вещи абсолютно несовместимые. Я не могу быть с тобой, потому что не люблю тебя как женщину, — отсюда все наши проблемы. Неужели ты настолько плохо ко мне относишься, что позволишь загубить мне жизнь? Ведь я не нашел в тебе того, что искал. Да и ты не будешь счастлива, живя с таким человеком, как я. Это же очевидно!

Джина опустилась на стул, положив руки на колени и выпрямив спину. Она смотрела на Доминика так, словно хотела изничтожить его взглядом, стереть с лица земли за то, что он осмелился произнести такие слова. Самая умная женщина Соединенных Штатов, как она себя называла, не предполагала, что жених решится бросить ее после того, что произошло. Джина рассчитывала на его порядочность по отношению к ней и к ее отцу, в крайнем случае — на трусость. Но, оказывается, она совсем не знает Доминика Корсэреса. Тем хуже для него.

— Молчишь? Разве я не прав, Джина? — настаивал он.

— Прав. Ты прав, Ник, прав, прав… — монотонно заладила женщина, глядя в одну точку.

Доминик поначалу испугался. Но минуту спустя, разгадав намерения Джины, подошел к ней, взял за плечи и как следует встряхнул. Джина «очнулась» и испугано взглянула на него. Он встряхнул ее еще раз и еще, пока она не закричала:

— Что ты делаешь? Мне больно, Ник! Отпусти сейчас же!

— Так-то лучше, — сказал он, оставляя Джину в покое.

Отряхнув руки, он прошел в противоположный угол столовой. Джина осталась сидеть на стуле, лицом к Доминику, освещаемая пламенем свечи, — словно на старинной картине. Увидев в ее глазах испуг, Корсэрес почувствовал укор совести. Но в то же время он понимал, что если сейчас даст Джине послабление, пожалеет ее, то ему уже не расстаться с ней. И тогда прощай, свобода, прощай, Нэш!

Доминик сложил руки на груди и как можно спокойнее сказал:

— Знаешь, дорогая, ты эти штучки брось. По крайней мере, меня не проведешь. Морочь голову Сандре с Майклом — они любители подобных представлений. А я раскусил тебя: ты и не собиралась умирать. Иначе не стала бы назначать Санди встречу и уж точно не дала бы ей запасные ключи. Кого ты хотела обмануть? Да после этого я ни на шаг к тебе не подойду, даже чтобы вытащить тебя из петли! Хватит! Мне надоела вечная зависимость от тебя. Я разговаривал с мистером Бреггом, и он понял меня. Так что, если я сообщу всем о расторжении нашей помолвки, ни для кого это не будет сенсацией. Прости, дорогая, но такова жизнь.

Джина смотрела на него глазами, полными слез. Губы ее дрожали. А когда она попыталась взять бокал, от ее неловкого движения он опрокинулся, и по столу разлилось красное как кровь вино.

Но Доминик думал лишь о том, чтобы дать понять Джине, насколько серьезны его намерения. Судя по всему, ему это вполне удавалось.

— Знаешь, Ник, — заговорила наконец Джина, — лишь теперь я поняла, как жестоко ошибалась, полагая, что могу привязать тебя к себе. Я очень тебя люблю и поэтому… отпускаю. Не надо кричать, что-то доказывать мне, я ведь все понимаю. Но знай, что я всегда буду ждать тебя, что бы ни случилось в твоей жизни. И если ты все же поймешь, что именно я тот единственный чело век, который понимает тебя до конца, и вернешься ко мне, я приму тебя безо всяких условий. Я забуду о том, что случилось сегодня, о том…

Она подошла к нему и положила руки ему на плечи. Доминик стоял, боясь шелохнуться. Он все еще не верил в искренность слов Джины. Ожидая подвоха с ее стороны, он весь внутренне напрягся.

— Расслабься и просто обними меня, Ник, — ласково попросила Джина.

Но Доминик даже не пошевелил руками. Женщина посмотрела в его лицо, и тогда он увидел в ее взгляде подтверждение своих опасений: в нем горели ненависть и угроза. Доминик тяжело вздохнул, отстраняя от себя Джину.

— Прости, мне нужно ехать. Увидимся как-нибудь…

Он ожидал, что после его слов последует бурная сцена. Однако Джина смиренно проводила его до дверей, на прощание едва коснувшись губами щеки.

Как только дверь за Домиником закрылась, Джина метнулась в комнату, где был накрыт стол, рванула на себя скатерть. Посуда со звоном посыпалась на пол, остатки еды испачкали ковер. Но этого разъяренной женщине показалось мало, чтобы выплеснуть свой гнев. Она принялась крушить все, что попадало ей под руку, — стулья, полки с дорогими статуэтками, настенные часы… Наконец добралась до книжных полок, и книги одна за другой полетели в стену.

Вдруг Джина остановилась. Дыша как загнанная лошадь, она во все глаза уставилась на книгу с золотыми буквами на обложке. Как она могла быть настолько беспечной? Как могла так неосмотрительно оставить улику на видном месте? Хотя надо было обладать недюжинным умом и сообразительностью, чтобы связать воедино факт ее неудавшегося «суицида» и маленькую статейку в этой книге.

— Профессор Браун! Как мило с вашей стороны, что вы снова пришли мне на помощь! Вы же сами учили меня когда-то: безвыходных ситуаций не бывает, не правда ли?