Талисман

ГЛАВА 19

Единственной мыслью Лоретты во время поездки обратно в вигвам было добраться до Эми. Она боролась, чтобы вырваться из рук Охотника и спрыгнуть с лошади, но вскоре поняла, что бороться с ним бесполезно. Он управлял лошадью ногами, так что руки его оставались свободными, чтобы сдерживать ее. Одной рукой он обхватил ее талию, а другой держал запястья рук, чтобы она не смогла ударить его.

Когда они добрались до его вигвама и Охотник, соскочив с лошади, стащил ее и каким-то образом ухитрялся твердо держать одной рукой, она поняла, что битва проиграна. Упираясь каблуками, она пыталась замедлить его движение к входу в вигвам, но силой своего тела он смел ее как мусор, плавающий на поверхности волны. Судьба Эми перешла на второе место. Если Лоретта войдет в этот вигвам, она может никогда не выйти оттуда, и тогда она сама, а также и Эми будут обречены.

Позади них Лоретта слышала голоса, все время приближавшиеся. Собирались ли некоторые из этих людей последовать за Охотником в вигвам? Всхлипывание вырвалось у нее, когда Охотник нырнул под дверной клапан с такой же легкостью, словно она была непокорным ребенком, извивающимся в его руках.

Никогда она не видела его таким сердитым, даже в ту ночь, когда она повредила его коня. Она поняла, что причиной такого гнева был ее выпад с ножом против него. Но разве он оставил ей какой-нибудь выбор? Неужели она должна была стоять и покорно ожидать и принимать судьбу, которую он ей уготовил?

Внутри вигвама стало темнее, края были затенены и пугали. Охотник пошел к кровати, его длинные ноги преодолевали расстояние так быстро, что она ударилась в панику. Думая, что он хочет изнасиловать ее или сделать что-нибудь похуже, Лоретта извивалась в его руках, стараясь приготовиться к фронтальному нападению, но преуспела только в том, что приняла его, когда он вместе с нею упал, растянувшись во всю длину на шкурах.

Накрытая его широкой грудью, она не могла пошевелиться, и прежде, чем она успела сообразить и начать брыкаться, он прижал ее ноги своим бедром. Удар по лицу был также предотвращен, когда он захватил оба ее запястья одной рукой. Она лежала под ним, грудь ее поднималась с напряжением, короткими болезненными вздохами. У него же не было даже одышки. Она напрягалась, стараясь вырваться из-под него, молилась, чтобы Бог дал ей силы, но ничего не получалось.

Проходили секунды, полные напряжения. Его темное лицо, суровое и неумолимое, нависло над ней. Жесткость черт его лица подчеркивалась тенями. Она не могла спасти себя, и она не могла спасти Эми.

Он ничего не говорил, ничего не делал, только смотрел на нее, и губы его сложились в суровую линию. Чем дольше она смотрела на него снизу вверх, тем больше и страшнее он ей казался и тем больше становился ее страх перед ним. Она не смогла долго вынести этого и закричала:

— Чего ты ждешь? Делай это! Делай это, черт тебя возьми, делай это!

Он сильнее сжал ее запястья. С мучительной медлительностью он взялся за край лифа ее платья, не отрывая своего блестящего взора от ее. У нее перехватило дыхание, когда она почувствовала, как напряглась его рука. Он намеревался сорвать с нее платье. Один взгляд в его глаза сказал ей об этом и еще кое о чем. В этот раз ей не приходилось ждать от него снисхождения. И она не собиралась просить об этом.

— Я доверяла тебе, — крикнула она. — Я доверяла тебе.

Боль, прозвучавшая в ее голосе, проникла через гнев Охотника, как не смогло бы проникнуть ничто другое. Он пристальнее посмотрел на нее и вспомнил обвинения, которые она бросила ему в лицо несколько минут назад. Посмотрев вниз, он понял, как близок был к совершению поступков, вполне оправдывавших характеристику его как животного.

— Голубые Глаза, ты будешь говорить мне эту большую правду, ты знаешь. Namiso, теперь!

— Я кончила играть в твои игры. Кончила, слышишь?

— Это будет кончено, когда я скажу. — Лоретта никогда не слышала такой злобы в его тоне. Он сделал видимое усилие над собой, пытаясь успокоиться. Ослабил свою хватку на ее запястьях и несколько ослабил силу, с которой давил на нее. Она почувствовала большое облегчение, когда он снял руку с лифа платья. — Никакого вреда. Ты будешь говорить со мной.

Чувство неопределенности охватило ее. Его голос звучал так искренне. Только с большим трудом вспомнила она рассказ Эми о своем спасении. Она закрыла глаза.

— О Охотник, почему ты так поступил? Неужели твоя ненависть так велика? Двенадцатилетняя.

— Мой брат. Красный Бизон, говорил тебе фальшивые слова? Если это так, ты будешь говорить мне.

— Как будто ты не знаешь, что он мне рассказал!

— Ты сделала ложь из своего обещания и попыталась бежать, это то, что я знаю! Ты пришла ко мне с ножом, это то, что я знаю! Ты сделала меня дураком, это то, что я знаю.

— О да, ты мужчина, чьи слова носятся с ветром, всегда нашептываемые ему! Мужчина, который никогда не лжет! Я видела тебя там у костра! Как ты думаешь, насколько я глупа?

Произнося слова с зубовным скрежетом, он сказал:

— Почему ты сделала ложь из своего обещания?

— А почему бы мне этого не сделать? Маленькая девочка, Охотник? Животное! Тетя Рейчел была права. Я дура!

Он издал такой звук, словно задыхался, и скатился с нее, отпустив ее, чтобы закрыть глаза рукой. Лоретта напряглась, бросив безнадежный взгляд на дверь. Даже если бы ей удалось вырваться наружу, шансы на спасение Эми были ничтожны.

Напряженно, едва сдерживаясь, он прорычал:

— Не испытывай меня, пытаясь бежать, Голубые Глаза. Я достаточно точно побью тебя.

Через минуту, шумно выпустив воздух и повернувшись набок, он сложил руку под головой. Его темно-синие глаза казались черными в сумеречном свете.

— Ты будешь делать эхо слов Красного Бизона. Я не могу драться с врагом, у которого спрятано лицо.

Когда она услышала его голос, такой шелковистый и так близко, горько-сладкие воспоминания охватили ее, и ей захотелось плакать.

— Ты хочешь заставить меня считать тебя своим другом.

Охотник разглядывал ее нежный профиль, остановившись на дрожащих губах. В ее словах было обвинение в предательстве, но разве он не чувствовал себя преданным также.

— Разве я не привез тебе ребенка?

У нее на шее вздулись жилы, а голос был пропитан сарказмом.

— Тебе очень трудно было найти ее?

— Я знал дороги, по которым Сантос может пойти! Я много раз проходил там, чтобы торговать.

Ее руки сжались в кулаки.

— Ты с ним хорошо знаком? Вы друзья.

— Ка, нет, я не называл его другом.

— Он называл тебя другом. Эми слышала. Она говорит, что ты въехал прямо в его лагерь, без винтовок, без драки и забрал ее. Сколько ты заплатил Сантосу, чтобы он украл ее, Охотник? Двадцать лошадей? Пятьдесят? Или он сделал это просто так, чтобы заполучить ее на несколько дней для забавы его и друзей?

Вопрос повис между ними, безобразный и жестокий, оскорбительный для него, разрывающий сердце ей. Свежий гнев подкатил к горлу Охотника. Он проглотил его.

— Я ничего не платил ему.

— Ты отрицаешь, что в твоей песне говорится, что твоя Желтые Волосы должна сама прийти к тебе? Ты отвез меня домой и научил, как вернуться к тебе по твоим следам! — Она повысила голос, срываясь на визг. — Ты дал мне хорошую лошадь! Ты отрицаешь это?

Смятение охватило его.

— Ты сердишься потому, что я учу тебя и даю тебе подарки?

Наконец она повернула голову, ее наполненные слезами глаза сверкали презрением.

— Вроде твоего медальона? Носи его всегда, ты сказал. Но это не был подарок на память! Ты это сделал для того, чтобы пометить меня, чтобы твой грязный друг Сантос не украл не ту желтоволосую. Ты знаешь, как я люблю Эми. Ты нанес удар в самое уязвимое место, зная, что я пойду на все, чтобы спасти ее. Я доверяла тебе. Ты говорил о песнях в наших сердцах и памяти навсегда. И я…

Ее голос прервался и перешел в писк. На минуту ему показалось, что она может ударить его, так сильна была ее боль, но затем лицо ее сморщилось, и вся воля к борьбе покинула ее. Она выглядела такой несчастной, такой испуганной, что он хотел обнять и утешить ее.

— Я поверила тебе, Охотник. Знаешь, как нелегко мне это далось? После того, что команчи сделали с моими родителями? Я предала их память, доверяя тебе. Я повернулась спиной ко всему.

Сердце Охотника сжалось при звуке боли, который он услышал в ее голосе. Две крупные слезинки стекли с ее нижних ресниц и потекли по щекам к подбородку, оставляя за собой две серебристые ленты следа. Он запустил руку в массу спутавшихся волос и притянул ее к себе, не обращая внимания на ее сопротивление, прижимая ее лицо к изгибу своей шеи. Она лежала рядом с ним, напрягшись и сильно сотрясаясь. Он опустил голову, и последние остатки гнева исчезли.

Охотнику было известно, что его двоюродный брат умный человек, но до настоящей минуты он не осознавал, насколько умный. Красный Бизон всегда придерживался полуправды, что придавало его выдумкам силу. Неудивительно, что она набросилась на него с ножом. Разве он не сделал бы то же самое, чтобы спасти Черного Дрозда или Девочку-Пони? Единственная разница между ним и этой хрупкой женщиной заключалась в том, что у него была сила, чтобы вступать в битву. Сила, которую он чуть не использовал против нее, как она когда-то боялась.

— О Голубые Глаза. — Его голос, исходивший из уст, прижатых к ее шее, звучал глухо и был хриплым от обуревавших его эмоций. — Я не делал обманов против тебя. Мое сердце поет только хорошие песни. Это правда, я говорю.

— Я видела тебя у костра!

Она снова говорит о костре? Охотник попытался понять, что она думает об увиденном.

— Я был у костра, да. Это плохо?

— Ты объявлял о нашей свадьбе и обещал своему народу снять скальпы с меня и Эми! Именно это и сказал Красный Бизон. Я видела тебя!

Он не смог сдержать улыбки, представляя, как это выглядело в ее глазах.

— Ка, нет. Я рассказывал им о своей битве с Сантосом, Голубые Глаза.

— Но они высказывали свое одобрение!

— Потому что я дрался и восстановил честь твоей Эй-мии. Они одобряли мое мужество. И мою победу. Там не было разговоров о свадьбе. Ты Белые Глаза.

— Т-ты восстановил честь Эми? — Она напряглась. — Но она сказала, что ты посетил Сантоса, а затем просто уехал. Что драки не было!

— Сантос очень боялся. Он обидел храброго воина из квохейди. Он боялся за свою жизнь, когда увидел меня. Он называл этого команча своим хорошим другом, чтобы прогнать мой гнев. После того как я позаботился о твоей Эй-мии и она уснула, я поехал назад в лагерь Сантоса. Он больше не заставит ее плакать.

Она откинулась назад, чтобы лучше изучить выражение его лица и удостовериться в правдивости его рассказа. Он понял, что она не осознает, как ее бедра прижимаются к его, как на него действует ее близость.

— Значит, все это неправда? Ничего такого не было?

Он провел пальцем по хрупкой линии ее позвоночника, прощупываемого через ткань одежды.

— Красный Бизон имеет большую горечь. Много taum назад Голубые Мундиры наехали на нашу деревню, когда большинство воинов уехали на охоту. Жена и маленький сын Красного Бизона были… — Горло Охотника сжалось. Его собственные воспоминания об этом нападении были болезненно невыносимы, и говорить о них было нелегко. — Его жену застрелили. Его сына топтали не один, а много раз. Сердце Красного Бизона лежало на земле. После того дня он ведет войну.

— Но ведь я не Голубые Мундиры!

— Его ненависть слепая. Голубые Глаза. Вовремя одного из налетов Красного Бизона схватили. Белые Глаза хотели узнать, где находится его деревня, и они держали его лицо над огнем, чтобы развязать его язык.

— О Боже. — Лоретта почувствовала приступ тошноты. — Его лицо — вот откуда эти рубцы и шрамы?

— Он остался верен Народу. Tosi tivo решили добиться своего. Когда он бежал и сделал свою дорогу назад к нам, он был безобразен, как теперь. Так безобразен, что все женщины отвернулись от него. Для него не будет новой жены, второго сына. Он стоит один навсегда и ищет утешения в большой драке.

— Но почему вымещать зло на мне? Я не сделала ему ничего, ничего.

Охотник перекатился на спину, увлекая ее за собой. Ему приятно было ощущать близость ее стройного тела. Перебирая ее волосы, он держал ее лицо на расстоянии нескольких дюймов над своим собственным с тем, чтобы как следует вглядеться в ее глаза. Ему приятно было видеть в них выражение сострадания и жалости. Она была внутри такая же золотистая, как снаружи. После всего, что сделал ей Красный Бизон, Охотник удивлялся тому, что она испытывает жалость к нему.

— Я хороший друг Красного Бизона с детства, его любимый двоюродный брат, как твоя Эй-мии для тебя. Он боится, что ты украдешь этого команча у него, что мое сердце повернется против него и он останется позади. Безобразный человек, всегда одинокий. Ты понимаешь? Он не может видеть из-за своего гнева.

— Ноя… — Она положила руки ему на грудь, упираясь тыльной стороной ладоней, чтобы отодвинуться от него. Охотник крепче сжал ее талию, чтобы удержать. Он думал, чувствует ли она его мужскую твердость. Затем он ощутил, как сердце у нее забилось чаще, и получил ответ. Он подавил нежную улыбку. Если бы только она знала, как четко видел он все ее мысли, как камешки на дне пруда с прозрачной водой. — Почему он думает, что я украду тебя? Это я принесена в жертву, я покинула свою семью.

— Это печалит твое сердце?

— Конечно!

— Ты не должна быть печальной. Этот команч приведет твою семью к тебе много раз.

— Сюда? Нет, Охотник, они никогда не согласятся приехать сюда увидеть меня.

— Тогда я отвезу тебя в твои деревянные стены. Я не хочу печали в твоем сердце.

Он ощутил, как тело ее слегка расслабилось, и понял, что нашел верные слова.

— О Охотник, я так хочу верить тебе. Ты не можешь представить себе, как сильно.

Он приподнялся, как будто хотел отодвинуть ее и встать с кровати.

— Я принесу тебе скальп Сантоса и серебро с его штанов.

У нее широко открылись глаза, и вся краска отхлынула от лица.

— Боже, нет. Я не хочу видеть его скальпа.

— Ты веришь? — Он встретил взор ее глаз, стараясь не улыбнуться, хотя при виде выражения ужаса на ее лице, ему это удавалось с трудом. — Скальп у меня в сумке. Доказательство, да?

— Я… я не хочу видеть это. — Напряжение полностью исчезло из ее тела, и она расслабилась рядом с ним. — Я верю тебе. Зачем тебе лгать? Что ты от этого получишь?

— Твои оборки? — Он наблюдал за выражением ее лица и уловил момент, когда она осознала, что он дразнит ее. — Ты сказала, что я могу украсть их, да?

— Если мне не изменяет память, мы решили, что ты должен взять их, когда они не будут надеты на мне.

Он провел согнутым пальцем вдоль затененного контура ее подбородка. Она наклонила голову, чтобы прижаться щекой к его ладони, слезы, сверкая, стекали из ее глаз. — О Охотник, я должна была доверять тебе. Я так сожалею. После всего, что ты сделал для нас, ты сможешь простить меня когда-нибудь?

— Это закончено, — пробормотал он. — Никакой печали. Только радость. Эй-мии твоя, поэтому она и моя. Это очень простая вещь, да?

В полумраке он видел, как смягчаются черты ее лица, уголки ее дрожащих губ приподнимаются в улыбке. Настороженность не совсем покинула ее. Внезапное его движение могло снова заставить ее сердце биться учащенно. Однако ее улыбка подбадривала его.

Он провел рукой по изгибу ее спины, а затем убрал руку, которой обнимал ее, забавляясь тем, как быстро она откатилась от него и начала возню со своими юбками, чтобы удостовериться в том, что ее штаны с оборками Не видны. Ее застенчивость ставила его в тупик. Он помнил, как выглядело ее тело в свете костра—кожа, бледная, как лунный свет, соски грудей, розовые, как цветы кактуса. Как можно стыдиться такой красоты?

Когда она наконец успокоилась, возникла настороженная тишина. Уголком глаза он видел, как ее маленькие белые зубы впились в мягкую розовую губу. Вспомнив, как эти губы ощущались его губами, он испытал еще один прилив желаний, от которых сжались его внутренности. Он вспомнил о планах, которые строил на этот вечер, планах, которые уносились теперь с ветром. Он хотел ее, да, но это не означало, что в его намерения входило взять ее силой.

— Я предполагаю, что… — Ее голос стих. Она нервно дергала свою юбку, затем провела пальцами по ряду пуговиц лифа. Нервно она оглянулась вокруг, все еще покусывая губы. — Я, ммм, не забыла о своих обещаниях.

— Это хорошо. — Охотник наблюдал за ней, слегка забавляясь.

— Обещание остается обещанием даже в тех случаях, когда око дается в необычных условиях. Ты выполнил свою часть, и… — Она была не в состоянии смотреть ему в лицо. — Я уверена, что ты ожидаешь от меня, что я сдержу свое слово. — Темная краска залила ее шею. — Я, ммм, догадываюсь, что ты отправил Эми в вигвам твоей матери, чтобы мы могли… чтобы мы могли…

У нее был такой несчастный вид, что Охотнику стало жалко ее.

— О да, мы заключили сделку, не так ли? — Он заставил себя длинно и очень громко зевнуть. — Мне очень тяжело сказать эти слова, Голубые Глаза, но я достаточно точно устал после такой дальней поездки.

Выражение ее лица так оживилось, что он чуть не рассмеялся.

— О, конечно! — воскликнула она дрожащим тонким голоском. — Ты проехал так много. Ты, должно быть, устал.

Он сноса зевнул и похлопал по шкуре рядом с собой.

— Ты ляжешь со мною рядом.

— Но как быть с Эми?

— Твоя Эй-мии с моей матерью. Женщиной злой, как бизон. Она в безопасности. Ты не будешь беспокоиться о ней, пока солнце не покажет свое лицо. — Его голос стал хриплым. — Keemah, иди.

— Я… мне хотелось проверить, как она там. Она ведь лишилась сознания, Охотник. Мне хотелось бы знать, что с ней все в порядке. Я не успокоюсь, пока не узнаю этого.

— Если бы ей было плохо, моя мать пришла бы. Моя мать имеет хорошие лекарства. И она очень добрая. Ты будешь доверять. — Он протянул ей руку и наблюдал за мириадами эмоций, промелькнувших у нее на лице, пока она рассматривала место рядом с ним. Она спала рядом с ним до этого, много раз, но этой ночью все было по-другому. Ничто не могло помешать ему получить от нее то, чего он домогался. Она даже подумала о своем праве сопротивляться ему. Она не учитывала лишь одного, что не было ничего на свете, что могло остановить его.

— Keemah.

Когда же она наконец легла рядом с ним, Охотник испытал чувство, подобного которому он не испытывал никогда. Это было больше удовлетворенности. Ощущать ее светлую голову на своем плече было настоящим блаженством, как будто Боги предусмотрительно приготовили эту выемку для нее давным-давно, и он ждал всю свою жизнь, чтобы она заполнила ее. Он обнял ее, положив руку ей на спину.

— Это хорошо, да?

Она положила ладонь ему на грудь. Неуверенным голосом она ответила:

— Да, это хорошо.

Снова между ними воцарилось молчание. Он ощущал под рукой удары ее сердца, испытывая удовольствие от сознания, что ритм этих биений не напоминает больше безумного трепетания крыльев птицы, попавшей в силок. Глядя на конический свод над собой, он мечтал об усталости, воздействию которой притворялся. Усталость не приходила. Он почувствовал облегчение, услышав ее голос.

— Охотник, что ты имел в виду, когда сказал, что не говорил о свадьбе, потому что я Белые Глаза?

Он провел губами по макушке ее головы, наслаждаясь ароматом цветов, который все еще сохранялся в ее волосах. Каждый раз теперь, когда он будет ощущать запах весны, он будет думать о ней.

— Моя главная жена должна быть женщиной моей крови. — Он почувствовал, как она напряглась, и, пытаясь успокоить ее, добавил: — Ты можешь быть вторая жена. Или третья.

К его удивлению, она резко поднялась и села. Она снова дрожала, но на этот раз от гнева. Возмущенно она вздернула свой маленький подбородок. Она отпрянула от него.

— Ты сердишься? Ответом было молчание.

— Голубые Глаза, что неправильного я сказал?

— Что ты сказал? Охотник нахмурился.

— Тебе неприятно выйти замуж за меня? Лучше быть женой, чем рабыней, разве не так?

— Я никогда не соглашусь на роль второй скрипки, никогда!

Охотник смотрел на нее, пытаясь понять, почему она сменила тему разговора со свадьбы на музыку.

— Как ты смеешь! — вскричала она. — Из всех… Ты самонадеянный, простак… Ну ладно, неважно! Запомни только вот что! Среди моего народа мужчина имеет только одну жену, только одну, и он не смотрит на других, не думает о других, не касается других до тех пор, пока смерть не разлучит их. Я не вышла бы за тебя замуж, если бы ты умолял меня об этом на коленях!

Охотник медленно поднялся и сел, чувствуя себя ошеломленным вспышкой ее гнева и думая о том, что могло послужить его причиной. Неужели он никогда не научится понимать ее?

Она наклонилась в его сторону. Ее голубые глаза сверкали.

— Даже если бы я согласилась выйти за тебя замуж, объявление у большого костра не является замужеством для меня. — Она ударила себя в грудь. — Я должна произнести клятву перед священником! И еще, когда я выберу себе мужа, он не будет команчем. Ты не можешь быть моим главным мужем, вторым мужем, любым мужем. Ты варвар, который обращается с женщинами, как с вещами!

Очень спокойно Охотник вставил:

— Ты моя женщина. Ты достаточно точно не выйдешь замуж ни за кого другого.

— Ну, что ж, если ты думаешь, что я выйду за тебя замуж, то к тебе идут другие мысли! Никогда, ты слышишь меня?

С этими словами она обхватила себя руками и гневно сверкнула на него глазами. Охотник вздохнул и хлопнулся снова на спину, глядя вверх ничего не видящими глазами. Прошли минуты. Когда наконец он почувствовал, что она свернулась в клубок в ногах кровати как можно дальше от него, хитрая улыбка появилась у него на лице. Ни одна женщина не может так сердиться из-за другой, если она не ревнует. А женщина не ревнует, если не любит. Возможно, не только к нему идут другие мысли.

Утром, пробудившись, Охотник обнаружил, что его Голубые Глаза свернулась клубком рядом с ним. Только кончик носа и масса золотистых волос виднелись из-под бизоньей шкуры. Одну руку она втиснула под его спину, другая прокралась между бедер. Он испытал искушение разбудить ее, только для того, чтобы увидеть выражение ее лица, когда она осознает, как интимно она касалась его.

Он соскользнул с кровати, разглаживая волосы пальцами и выходя из вигвама. Его мать, должно быть, проснулась к этому времени, и он спешил проверить, как обстоят дела у Эми. Пересекая лужайку, разделявшую вигвамы его и его матери, он увидел Быструю Антилопу и Яркую Звезду, сестру его умершей жены, которые стояли у двери вигвама его матери. Яркая Звезда держала в руках блюдо из коры, подарок для его матери, как он догадался. Причину, по которой там находился Быстрая Антилопа, угадать было труднее.

Когда Охотник приблизился, Яркая Звезда опустила свои длинные ресницы и покраснела.

— Доброе утро, Охотник. Я скучала о тебе, пока тебя не было.

Положив руку ей на волосы, Охотник заставил себя улыбнуться. В эти последние несколько месяцев для него стало испытанием находиться в обществе Яркой Звезды. Мужчины команчей обычно женились на сестрах, и из-за родства с Ивой над Рекой Яркая Звезда наверняка ожидала, что Охотник поступит в соответствии с обычаями. Она была красивой девушкой с мягким характером. Любой мужчина посчитал бы ее подходящей женой. Но по не зависящим от него обстоятельствам Охотник избегал встреч с нею, не мог разобраться в своих чувствах. Хотел ли он иметь Яркую Звезду своей первой женой?

Охотник насторожился. Глядя на красивое лицо Яркой Звезды, он пытался вообразить, как берет ее в свои бизоньи шкуры, трогает ее так, как мужчина трогает женщину. Но у него ничего не получалось. Вместо этого перед его мысленным взором вставал образ другой женщины — с золотистыми волосами, голубыми глазами и кожей, бледной, как лунный свет.

Он заморгал и ответил рассеянно:

— И я скучал о тебе, Яркая Звезда.

Быстрая Антилопа поймал Охотника за руку прежде, чем тот вошел в вигвам своей матери.

— Охотник, я хотел поговорить о маленькой Желтые Волосы.

— Да, что с ней?

Быстрая Антилопа с беспокойством посмотрел в сторону Яркой Звезды, а затем решился:

— Я хотел бы договориться с тобой, чтобы взять ее в жены. Не сразу, конечно. Когда она подрастет для этого. — Юный воин расправил плечи. — Я уплачу хорошую цену за невесту, пятьдесят лошадей и десять одеял.

Охотник подавил улыбку. После года участия в налетах у Быстрой Антилопы было только десять лошадей. Сколько лошадей собирался он украсть еще?

— Быстрая Антилопа, я не думаю, что ты нравишься ей.

— Ты тоже не очень нравишься твоей Желтые Волосы. В этом был смысл. Охотник погладил подбородок, остро замечая чирикающего поблизости воробья, шелестящие на ветру тополиные листья. Такие мирные звуки. У него было достаточно проблем без добавления к ним проблем Быстрой Антилопы.

— Можем мы обсудить это в другое время?

— Нет! Я хочу сказать… видишь ли, я слышал разговоры некоторых других воинов. Я не единственный, кто хочет ее. Если я буду ждать, ты можешь принять предложение от кого-нибудь другого. Она ведь очень красивая, не так ли?

Охотник подумал, говорят ли они об одной и той же тощей девочке. Затем он устремил свой взор на Быструю Антилопу, который был всего лишь на несколько лет старше Эми. Он предполагал, что молодому мужчине может понравиться юношеская красота Эми.

— Я понимаю твою озабоченность. Но ты забываешь об одном, Быстрая Антилопа. Ты показал свою преданность, мой верный друг. Я не приму предложений ни от кого-либо другого. Это успокаивает тебя?

Быстрая Антилопа не выпускал руки Охотника.

— Могу я навестить ее?

— В этом я не уверен. Ей порядком досталось несколько дней назад. Посещение молодого мужчины может взволновать ее.

— Старик рассказал мне о том, что с нею случилось. Но кто-то должен ей помочь вернуться к солнечному свету, а?

Снова Охотник должен был признать, что в словах юноши был смысл. Трудная дорога лежала перед Эми, и ей легче было бы пройти ее, если бы у нее был хороший друг, молодой мужчина, который смог бы научить ее снова доверять людям.

— Ты будешь очень осторожен с нею? Быстрая Антилопа улыбнулся.

— Я буду защищать ее ценой собственной жизни. Твоя мать говорит, что она сможет пойти на прогулку завтра. Могу я сопровождать ее?

Охотник положил тяжелую руку на плечо юноши.

— Она может не захотеть идти. Ты понимаешь это? Быстрая Антилопа кивнул.

— Я буду обходиться с ней так, что она привыкнет ко мне.

— Она может начать драться.

— А я вдвое больше нее.

Охотнику самому захотелось пойти на эту прогулку. Это могло оказаться интересным. Не много знал Быстрая Антилопа о том, как бесполезна может быть сила, когда дерешься с испуганной женщиной.

— Приходи в мой вигвам завтра в конце дня. Быстрая Антилопа просиял.

— Я думаю, мы должны изменить ее имя. Эй-мии? Это похоже на блеяние овец. Золотистая. Вот хорошее имя для нее.

Не отвечая, Охотник откинул клапан двери и вошел в вигвам. Женщина Многих Одежд стояла на коленях у костра, помешивая в горшке овсяную кашу. Она подняла голову и улыбнулась. Эми, съежившись, сидела на кровати. Ее голубые глаза были большими от страха. Охотник заметил, что его мать нашла для ребенка одежду из оленьей кожи и мокасины, что ему очень понравилось. Когда Эми увидела Охотника, она поднялась на колени.

Он Пересек вигвам и опустился на корточки рядом с нею. Она все еще была очень бледна, и он подумал, не спешит ли его мать, обещая Быстрой Антилопе прогулку завтра. Женщина Многих Одежд причесала волосы Эми в золотистое облако, которое струилось по ее плечам. Неудивительно, что Быстрая Антилопа хотел назвать ее Золотистой.

— Ты в порядке? — спросил Охотник по-английски.

— Мне лучше. — Она бросила беспокойный взгляд в сторону двери. — Этот ужасный мальчишка все еще там?

Он ожидал вопросов о Лоретте.

— Быстрая Антилопа?

— Это его имя? Он мне не нравится.

— А, понимаю. — Охотник сжал губы. — Почему?

— Просто не нравится. — Она передернула плечами и сморщила нос— Он странно смотрит на меня.

Охотник догадался, что Быстрая Антилопа мечтал, а не смотрел, но решил, что разумнее будет не говорить этого Эми.

— Моя мать хорошо обращалась с тобой?

— Она твоя мать? — Эми взглянула на Женщину Многих Одежд. — Она очень приятная. Ничего не понимает из того, что я говорю. Ты говоришь по-английски так хорошо. Почему она не может?

— Ей это не нужно.

Эми подумала с минуту, а затем спросила:

— Где Лоретта?

Охотнику становилось с каждой минутой все очевиднее, что Эми ничего не помнит об их с Лореттой диком побеге прошлой ночью.

— Она спит в моем вигваме.

— Почему я здесь? Я хочу быть с тобою, Охотник. И с Лореттой. Пожалуйста.

— Ты можешь прийти в мой вигвам завтра. — Охотник взглянул на горшок с овсяной кашей. — Моя мать готовит пищу для тебя. И лекарство. Она будет делать тебя снова сильной. Я приведу Лоу-реетту навестить тебя. Это обещание я делаю.

Эми схватила его за руку.

— Ты заставишь этого мальчишку уйти? Охотник отцепил ее пальцы и поднялся.

— Быстрая Антилопа мой преданный друг. Это хорошо, что он стоит снаружи. Никакого вреда.

Повернувшись к матери, Охотник легко перешел на свой родной язык, забросав ее вопросами. Его мать сообщила, что, хотя Эми еще слаба, при надлежащем питании и обильном отдыхе она скоро поправится. Внутреннее кровотечение полностью прекратилось. Порез на ноге заживает хорошо.

Охотник объяснил, что скоро вернется с Лореттой, затем покинул вигвам, придержав клапан двери, чтобы дать возможность войти Яркой Звезде, которая почтительно дожидалась, когда он закончит свои дела, прежде чем попытаться войти. Быстрая Антилопа подвинулся к двери, вытягивая шею в попытках разглядеть, что происходит внутри. Охотник затянул дверь клапаном:

— Быстрая Антилопа, кончай пялить глаза. Ты причиняешь ей беспокойство.

— Она очень золотистая, не правда ли?

У Охотника было тревожное чувство, что его юный друг не слышал ни одного его слова.

— Она очень испугана. Тобой. Она хочет, чтобы ты ушел, и я не ругаю ее за это. Ты напираешь, как бешеный волк.

На щеке у Быстрой Антилопы образовалась глубокая ямочка.

— Это хороший знак, не так ли? Что она заметила меня.

Охотник ушел, качая головой. Лоретта уже проснулась, когда он вошел в вигвам. Она сидела на кровати, проводя пальцами в своих спутанных волосах. Когда она увидела его, то отвернулась, все еще сердясь, о чем свидетельствовал блеск ее глаз.

Сначала Охотник пытался игнорировать сердитые взгляды Лоретты. Покормив ее завтраком из сухих фруктов и плоского белого хлеба, испеченного его матерью, он повел ее навестить Эми. После этого он принес ее сумку из вигвама Девушки и проводил Лоретту к реке. Вместо того чтобы искупаться, для чего ей потребовалось бы снимать с себя одежду в его присутствии, Лоретта вымыла голову и лицо. По дороге обратно в его вигвам она отказывалась смотреть на него и не отвечала, когда он обращался к ней.

Когда она продолжала свою тактику жесткого молчания долгое время спустя после того, как они поели еще раз, терпение Охотника лопнуло. Они сидели в его вигваме на бизоньих шкурах, она на одной стороне, он на противоположной. Тишина душила его.

— Ты можешь делать войну глазами с луной и не выиграешь ни одной битвы. Я устал от твоего гнева, Голубые Глаза.

Она задрала кверху свой маленький носик и отказывалась смотреть в его сторону. Высохшие волосы образовали дикую путаницу завитушек, которые обрамляли золотом лицо. Измучавшись, Охотник стиснул зубы. Понимала она или нет, но она больше не боялась его как когда-то. Испуганная женщина так не напирает.

— Ты будешь говорить мне об этом гневе, который горит в тебе?

— Как будто ты сам не знаешь!

Он оперся локтями на свои согнутые в коленях ноги. Женщины. Он никогда не понимал их. Если она все еще сердилась за то, что он сказал о других женах, почему не сказать ему? Ведь он не собирался жениться на ком-нибудь еще сегодня.

— Голубые Глаза, ты моя женщина, да? Этот команч хочет твое сердце наполнить солнечным светом.

Она сердито и с презрением сверкнула на него глазами.

— Может быть, я твоя женщина, но это не значит, что мне это должно нравиться! Кроме того, зачем горевать обо мне? С таким большим количеством жен я затеряюсь, когда ты станешь тасовать их. Ты не захочешь знать, счастлива я или нет. И тебе наверняка наплевать на это. — Два ярких пятна появились у нее на щеках. — И это устраивает меня вполне.

На минуту воцарилось молчание.

— Когда ты отвезешь Эми домой? — внезапно спросила она.

— Ее отец прячется за деревянными стенами и позволяет команчеро похищать ее. Она останется с этим команчем.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что намерен оставить ее здесь! Ее мать заболеет от тоски.

— Это печальная вещь, да?

— Ты обещал!

— Я сделал обещание привезти ее сюда, к тебе. Я привез.

— Она не лошадь, Охотник! Ты не можешь держать ее здесь!

Он приподнял бровь.

— О да? Кто заберет ее у меня?

— Ты невыносимый, самодовольный, бычеголовый!..

Охотник фыркнул и встал. Внезапно его вигвам стал тесен для них обоих. Он пойдет навестить своего отца, где женщины относятся к нему с должным уважением.

Много Лошадей заканчивал отделку лука, над изготовлением которого он работал, когда Охотник вошел в вигвам. Отложив оружие в сторону, он устремил взор своих глаз на старшего сына и поджал сморщенные губы.

— У тебя такой вид, словно ты ел сливовый пудинг Той, Которая Трясет и раскусил сливовую косточку.

Охотнику было не до шуток.

— Моя женщина довела меня. — Усевшись и скрестив ноги, он взял железную кочергу, лежавшую рядом с ним, и начал ворошить обугленное дерево и золу в нагревательном колодце своего отца. — Один на один без горизонта, вот чего она хочет! Вообрази ее ухаживающей за вигвамом, дубящей шкуры, шьющей, приготавливающей пишу, собирающей дрова — и все сама. А что, если она заболеет, пока меня не будет? Кто будет ухаживать за ней? С кем будет она проводить время? Если она будет придерживаться своих взглядов, то во время моих длительных отсутствий она не сможет даже обратиться к Воину в поисках утешения и развлечений.

— А ты хотел бы, чтобы она это сделала? Охотник с силой ударил кочергой по золе, подняв серое облако, от которого Много Лошадей закашлялся. Истина заключалась в том, что он не мог выносить мысли о Лоретте рядом с другим мужчиной.

— В настоящий момент я готов отдать ее любому мужчине, который окажется настолько глупым, чтобы взять ее.

Много Лошадей хранил молчание.

— Все мои дети будут… — Охотник закатил глаза. — Ты можешь представить меня, окруженного Белыми Глазами?

— Ах, вот в чем дело. Она Белые Глаза. — Много Лошадей кивнул и, поддразнивая, сказал: — Я не ругаю тебя за это. Ни один мужчина не может гордиться сыном с белой кровью. Он будет слабым и трусливым, позором для каждого, кто заявит на него родительские права.

Охотник застыл, глядя на своего отца. Белая кровь в его собственных венах была незатрагиваемой истиной в отношениях между ним и его отцом. Никогда раньше Много Лошадей не касался этого вопроса.

Много Лошадей чихнул и стал вытирать золу со своего носа.

— Конечно, существуют редкие исключения. Я предполагаю, что мужчина может вырастить ребенка со смешанной кровью и научить его быть одним из подлинных представителей Народа. Однако это потребует больших усилий.

Жесткость исчезла из плеч Охотника.

— Я испытывал твое терпение, мой отец? Много Лошадей подумал с минуту над вопросом.

— Мне всегда не хватало терпения с того момента, когда ты поранил мне бедро твоими первыми луком и стрелой. Было бы не так плохо, если бы я не стоял позади тебя.

Охотник негромко засмеялся.

— Ты и не стоял, когда я выпустил стрелу. Если я не ошибаюсь, я обернулся, чтобы задать тебе вопрос.

— На который я так и не ответил. Я всегда благодарил Богов за то, что ты доставал только до колена. Если бы ты был немного выше, твои братья и сестра никогда бы не родились. — Он снова чихнул, затем улыбнулся. — Кстати, Воин был еще опаснее с его первой винтовкой. Помнишь, когда он случайно прострелил мой вигвам и продырявил горшок твоей матери? Она варила кролика. Вода залила огонь, и было так много дыма, что я чуть не задохнулся, выводя всех наружу в безопасность.

Охотник запрокинул голову и расхохотался.

— Я помню, как ты вытащил этого кролика из горшка и говорил Воину, что это был отличный выстрел прямо в сердце. За исключением того обстоятельства, что он был выпотрошен. И не начнет ли он практиковаться по живым мишеням с этого времени?

— Говоря о косточках в сливовых пудингах, помнишь ли ты первую попытку твоей сестры? Твой дедушка сломал свой единственный оставшийся зуб, пытаясь съесть его.

— И проглотил зуб, косточку и все, чтобы не смущать ее перед Серой Лошадью, которая пришла проверять, как она справляется. — Охотник положил руку на живот, заболевший от смеха, и вздохнул. — Хорошо, что я пришел, мой отец. У тебя дар. У меня стало легче на сердце.

Много Лошадей провел языком по неровным зубам, задумчиво кивая.

— Я горжусь всеми моими детьми, — хрипло сказал он. — Тобой больше всех. Странная вещь, мой сын, но когда мужчина берет в руки ребенка и заявляет, что это его сын, это становится правдой в глубине его сердца. Кровь, текущая в его венах, ничего не значит, так же, как и цвет его глаз. Когда ты сделал свой первый шаг, ты шел к моей вытянутой руке. Это было самое главное. Белые Глаза или команч, ты был моим сыном. Я убил бы любого, кто сказал бы, что это не так.

Слезы жгли глаза Охотника.

— Что говоришь ты, мой отец?

— Я говорю, что ты должен идти по дороге своего сердца. Ты пришел сюда сердитый, потому что твоя желтоволосая рассердилась, да? Если ты любишь ее, то же самое будет, когда она печальная, когда она счастлива. Стоял ли ты когда-либо в месте, где ручей вливается в реку? Двое сливаются в одно. Они вместе смеются над камнями, вместе извиваются по дну глубоких каньонов, вместе срываются с огромной высоты ревущих водопадов. То же самое происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга. Это не всегда бывает приятно, но когда это случается, мужчина ничего не может изменить. Женщины подобны рекам, они могут быть тихими и спокойными в одну минуту, и заставить мужчину чувствовать себя плывущим в бешено несущемся потоке пенящейся воды в следующую.

Охотник наклонился, размахивая кочергой перед носом отца.

— Я не понимаю ее. Я обращаюсь с ней по-доброму, тем не менее, она все еще трясется от страха при мысли о том, чтобы слиться со мной воедино. Я пытаюсь сделать ее счастливой, а она вместо этого впадает в гнев.

Много Лошадей приподнял бровь.

— Страх не похож на слой пыли на листьях дерева, который смывает легкий дождь. Дай ей время. Стань сначала ее хорошим другом — потом станешь любовником. Что же касается того, чтобы сделать женщину счастливой, то иногда это удается, а порой нет. Так уж устроена жизнь.

Охотник глубоко вдохнул и устало выдохнул.

— Дело не в том, что я хочу взять другую женщину в жены. Просто…

— Что ты упрям?

Охотник подавил сердитый смешок.

— Немного, да.

Много Лошадей пожал плечами.

— Несколько жен неплохо для мужчины. Но я рад, что только одна женщина вошла в мой вигвам. Можешь ли ты представить, как трудно справляться с тремя или четырьмя женами?

— Моей матери было достаточно для тебя, но она особая женщина.

Много Лошадей улыбнулся.

— Она ревнивая женщина. А я не глупец. Я не хотел жить в осином гнезде всю жизнь. — Он пожал плечами. — Я люблю покой. Меньше острых языков, чтобы «пилить» меня. Меньше ртов, которые надо прокормить. И только одна женщина, которую надо попытаться понять. Я привел ей рабов, чтобы помогать в работе.

— Моя желтоволосая не признает рабства.

— Но она также не признает многих жен. Дай ей выбрать — рабы или жены. Посмотришь, что она выберет. — Много Лошадей помахал рукой перед лицом, чтобы разогнать пепел, летавший в воздухе. — Ты также должен помнить, что желтоволосая может принести тебе гораздо больше детей, чем женщина из племени команчей. Будь осторожен, иначе у тебя будет больше детей, чем ты сможешь прокормить. Я никогда не встречал белой женщины, которая мало рожает.

Улыбка появилась на лице Охотника.

— Ты скажешь ей об этом, да? До сих пор она не проявляет должного энтузиазма.

— Она привыкнет. Дай ей время. Будь терпелив. Награда будет достойна терпения.

Охотник отбросил в сторону кочергу и встал.

— Я хорошо обдумаю твои слова.

— Ты говоришь, как мужчина, глаза которого смотрят в двух разных направлениях. Какая девушка в деревне привлекает тебя?

— Таких нет.

— Хм. Упрям именно так, как я подозревал. Я надеялся, что с возрастом это пройдет у тебя. Но, похоже, это на всю жизнь.

— У меня самая сильная рука в моем кругу. Ее капризы не изменят меня. Если это упрямство, то я достаточно упрям.

Много Лошадей закатил глаза.

— Ты считаешь, что моя рука не сильнейшая?

— Я считаю, что ты должен драться с мужчинами на поле боя, сынок, где у тебя есть шансы на победу. Вот что я считаю. Но разве ты когда-нибудь прислушивался к моему мнению? — Он взялся за лук, который так искусно отделывал. — Я думаю, ты получишь жизненные уроки своим путем.

Не обращая внимания на насмешки отца, Охотник сказал:

— Это очень маленький лук. Для кого он?

— Для Черепахи, — ответил Много Лошадей с озорной улыбкой. — В моем возрасте получаешь не много удовольствий от жизни. Пришло время понаблюдать, как внук будет учиться стрелять. Я и мои друзья заключаем пари. Я ставлю двух лошадей, что он попадет Воину в бедро. Старик думает, что это будет крестец. Хочешь принять участие?

Улыбка Охотника превратилась в гримасу.

— Не думаю. Насколько я помню, я обещал Воину, что научу Черепаху стрелять.

Много Лошадей кивнул, затем шевельнул бровью.

— Значит, это твое бедро, на которое я делаю ставку, да? Хм. Приведи сегодня свою желтоволосую ко мне.

— Зачем?

— Она наверняка захочет принять участие в пари.

— Моя желтоволосая? Много Лошадей улыбнулся.

— Если Черепаха прицелится немного выше, он сможет избавить ее от многих печалей.

Охотник с отвращением фыркнул и вышел из вигвама.