Там, где любовь (Мэри Смит) читать бесплатно онлайн полную версию книги

10

— Ты?

— Я.

— Что-то случилось?

— Да. Случилось. Я хочу быть с тобой.

Он просто откинул покрывало, и Морин скользнула в постель. Прижалась к Дону, чувствуя невыразимое облегчение и счастье, словно воссоединились разорванные половинки ее души.

— Дон, только не думай, что это из-за Джеки.

— А я и не думаю. Только скажи тогда, почему?

— Потому что я хочу тебя. Потому что ты мне нужен. Потому что я тоскую без тебя. Потому что я тебя… все, не хочу говорить об этом. Люби меня, Дон. Пожалуйста.

Его не надо было уговаривать. Слишком долго он ждал. И вскоре тело Морин уже пело в руках Дона, и дыхание их смешалось, стало единым, а потом и сами они стали одним существом, прекрасным, сильным и свободным.

Потолок спальни стал небом, бескрайним небом, и звезды отразили счастливый стон женщины и тихий смех мужчины.

Это был чудесный уик-энд. Джеки влюбился в Дона навеки. Они вместе строили дом, ходили на рыбалку, играли в индейцев, а под вечер жарили на костре цыплят и пекли картошку. Дед Джон приехал к ним в гости на все воскресенье, и Морин с радостью смотрела на помолодевшее и оживленное лицо старика.

А потом Дон отвез Келли и Джеки в аэропорт. Удивительно, как сразу стало тихо в доме.

Вернувшийся Дон был задумчив. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем он заговорил с Морин, тоже притихшей и опечаленной.

— Отличный пацан. Ты так о нем и рассказывала.

— Да. Мне повезло.

— Почему повезло? Ты просто хорошая мать.

— Спасибо. Я старалась.

— Как твои занятия? Я не слишком отвлек тебя от них?

— О нет. Кстати, пора за книжки.

— Отлично. А чуть позже я принесу тебе вина и соблазню тебя, идет?

Морин рассмеялась.

— Идет. Только не забудь.

Через пару дней позвонила Лусия. Морин разговаривала с ней в гостиной, одновременно изучая свое отражение в зеркале. Странно, неужели для того, чтобы хорошо выглядеть, нужно обязательно влюбиться? Из зеркала на Морин смотрела черноволосая, зеленоглазая хохотушка, нежные губы то и дело улыбались, на щеках играл румянец. Исчезло вечно затравленное выражение, разгладились морщинки, не было больше черных полукружий под глазами. Неужели развратница Лу права?

— Я не слышала тебя тысячу лет, Лу, подружка! Куда ты пропала?

— Я уезжала со своим парнем прожигать жизнь. Помнишь те тряпки? Я решила, что их стоит обкатать, так сказать. Плюнула на больницу, взяла отпуск за свой счет и укатила.

— Молодец.

— А как ты?

— Я? Отлично. Лучше не бывает. Я последовала твоему совету. У меня есть мужчина.

— Bay! Ты это сделала! Класс! Я тобой горжусь. Это Дон О'Брайен?

— Ну да.

И она рассказала Лу про остров, про визит Джеки, про все, что случилось с ней за последнее время.

— Мори, это звучит, словно волшебная сказка. И что у нас в ближайших планах на будущее?

— Ничего. Он уезжает в начале октября. Все.

— Так. Ничего. Главное — не соверши какую-нибудь глупость.

— О чем ты?

— Ну, скажем, не вздумай бросить курсы. Помни о Джеки.

— Я помню. И курсы бросать не собираюсь.

— Не забеременей.

— Не забеременею.

— Не забудь успеть меня с ним познакомить.

— Вот это я еще обдумаю. Как твои планы насчет счастливого брака?

— Забудь, англичаночка. Совместный отдых на побережье прочищает мозги. Я решила порвать с ним.

— Лу, только не это!

— Почему это? Новые горизонты…

— Тогда я не буду знакомить тебя с Доном.

— Жадина. Мори?

— Да?

— Ты влюбилась.

Это не было вопросом, но Морин все равно ответила.

— Да.

Днем ей еще удавалось мыслить здраво и рассудительно, но ночью в объятиях Дона она забывала обо всем. Разум отключался, оставалось только море эмоций, разноцветное, душистое, праздничное… Морин сгорала в руках Дона, сгорала и возрождалась, словно легендарная птица.

Днем другая, разумная Морин Аттертон, искала квартиру. Что-нибудь недорогое и удобное. Для двоих. Для молодой женщины с маленьким сыном-школьником.

Буэнос-Айрес дорогой город. И очень бедный. Середины нет. Особняки — и хижины. Цветущие сады — и пыльные окраины. Шикарные лимузины — и босые дети, целый день играющие в футбол.

Дон хотел помочь ей деньгами, но Морин решительно и твердо отказалась.

— Я знал, что ты так скажешь.

— Тогда зачем предлагал?

— Чтобы начать этот разговор.

— Не начинай.

— Надо обсудить…

— Нечего обсуждать.

— Есть! Я хочу помочь и могу помочь. Это не плата и не подачка. Мы друзья, ты забыла?

— Мы не друзья. И о деньгах я не хочу говорить.

— Почему обязательно деньги? Я мог бы подыскать тебе небольшой домик, работу получше, другие курсы, полегче и получше…

— Дон, я ценю твое предложение и твое участие, но я не могу… не хочу.

— Почему, можешь объяснить?

— Хорошо. Потому, что я не хочу быть зависимой от тебя. И ни от кого другого. Я должна справляться сама. Должна вырастить сына. Сама!

— Ты этим занимаешься уже давно, маленькая. Все, что можно было доказать, ты уже доказала. Почему нельзя принять помощь друга?

— Потому что я никогда не хотела быть на содержании!

Он расхохотался. Морин прищурилась и по-кошачьи зашипела.

— Я тебя ненавижу, ирландец! Как только я говорю серьезно, ты хохочешь!

— Я тебя обожаю, шотландская ведьма. Ты куда?

— В магазин. Куплю яду и отравлю тебя.

Сентябрь в Аргентине мало чем отличается от июля. Правда, урожденные аргентинцы считают, что, раз наступила осень, надо одеваться теплее, и напяливают куртки и сапоги, но на самом деле солнце все так же греет, небо все такое же синее и бездонное и трава все так же зелена.

Джеки вернулся из Шотландии и пошел в школу. Морин продолжала поиски квартиры. Фил и Сюзи должны были вернуться к ноябрю. Дон достраивал дом. Теперь он занимался внутренней отделкой. Однажды днем позвонила Анжела.

— Привет, братик. Как там домик?

— Стоит домик. Братик его почти достроил. Салют, сестрица Ангел. Как дела?

— Лучше не бывает. Мне дают развод. Осталась бумажная канитель, но это уже без меня. Наши папы, как всегда, на высоте.

— Интересно, чем они его били?

— Фу, Дон, как грубо. Нашим папам достаточно просто посмотреть пристально. К чести моего бывшего, на него пришлось пристально смотреть полтора месяца.

— Ты его уже жалеешь?

— О нет. И себя тоже не жалею. Это просто уязвленная гордость Анжелы О'Брайен. Как там Морин?

— Отлично. Ищет квартиру. Пока безрезультатно.

— Дон, это не мое дело, но почему бы ей не поселиться в твоем доме, ведь ты не передумал уезжать?

— Я не передумал, поселиться в доме я ей предлагал, но она сказала, что Джеки будет не слишком удобно ездить в школу… Короче, она хочет жить в городе, поближе к школе, работе и деду. Я не могу ее разубедить. У нее навязчивая идея насчет своей самостоятельности.

— Все-таки ты типичный самец!

— Это плохо?

— Нет, просто постарайся понять ее. Она из тех, кто привык сам решать свои проблемы.

Кстати, а почему ты на ней не женишься?

Дон окаменел. Хотел ответить — и не смог. Анжела всегда славилась умением ошарашить собеседника неожиданным вопросом.

— Ты же любишь ее, братик, это очевидно. Не пытайся отрицать это.

— Она не хочет замуж. Она сама говорила.

— Ой, держите меня. Настоящий самец. Он поверил!

— Это правда. Она хочет получить диплом и хорошую работу. Муж ей сейчас совершенно некстати. Так она сказала.

— Вы с ней идеальная пара. Два упрямых идиота. Все вокруг все видят и понимают, а они упорно сопротивляются реальности.

— Анжи, а не хочешь ли ты получить по…

— Спокойно! Я вообще не за этим звоню. Надеюсь, ты не забыл про день рождения собственного отца?

— Нет, разумеется, но…

— Помолчи. Почему бы тебе не привезти с собой Морин?

— Спрошу, но у нее опять может не найтись времени…

— Похитишь ее еще раз, подумаешь, большое дело. Пришлем за тобой Гаса с машиной, он поможет тебе засунуть Мори в багажник.

— Сколько у тебя идей, сестричка, прямо страшно!

— А ты не бойся. Я своих не трогаю. Ладно, до субботы.

Он повесил трубку и задумчиво посвистел. Уговорить Морин? Похитить? Жениться…

Морин уже привыкла к тому, что Дон встречает ее по вечерам на кухне, однако последние несколько дней он возвращался позже нее. Дом отнимал все силы.

Сегодня она решилась вновь заговорить с ним о том, о чем он мягко, но решительно отказывался говорить раньше.

— У тебя впервые в жизни будет дом?

— Нет.

— Значит, уже был однажды?

— Был. Белый, красивый, с колоннами.

— С колоннами я люблю. Колониальный стиль.

— Точно. Я тоже люблю. В нем есть что-то устойчивое. На века. А прожил недолго.

— Это тогда… когда ты был женат?

— Да.

Сердце Морин глухо бухнуло где-то в горле.

Сегодня или никогда.

— Ты никогда не рассказывал о своем браке. О своей жене.

— Ты этого хочешь?

— Иногда. А ты не хочешь?

— Это было очень давно. В другой жизни. И об этом не так просто рассказать.

— Я понимаю.

Она не стала расспрашивать дальше. Слишком страшно видеть эту черную тоску в глазах Дона, эти жесткие складки вокруг рта. Когда он будет готов, сам скажет. Или не скажет никогда.

В пятницу Морин нашла квартиру. Маленькую, чистенькую, выходящую окнами в тихий зеленый дворик. Недорогую. Подарок судьбы. Не веря своему счастью, она торопливо подписала бумаги, уплатила задаток и помчалась домой, едва ли не распевая по дороге песни.

Дон встретил ее улыбкой и бокалом белого вина.

— У тебя такое лицо, словно ты выиграла миллион.

— Лучше. Я нашла квартиру. А что ты делал без меня?

— Как обычно. Проводка, плинтуса, карнизы, рамы. До победы осталось полшага. Кстати, что у нас на уик-энд?

— Ох, Дон, я даже не знаю, заниматься мне надо, но не хочется…

— Отлично. Поедешь со мной. У моего отца день рождения.

— Нет, я не могу…

— Мори, ты прекрати делать из меня разбойника! Если не согласишься сама, придется снова тебя похищать, связывать, перекидывать через седло…

— Ты этого не сделаешь!

— Сделаю. Если не согласишься.

— Дон, я никогда в жизни…

— Не была на чужих семейных праздниках…

— Я там никого…

— Не знаешь, и тебя никто не знает, вот и познакомитесь…

— Я не знаю, о чем разговаривать…

— Ты вовсе не такая дурочка, какой любишь прикидываться.

— Но я…

— Слушай, ты что, не знаешь, о чем разговаривать со мной? С Анжелой? С Филом? С Сюзанной? Вот тебе уже четвертая часть нашей семьи. Моя мама не кусается. Отец… это вообще отдельная история. Ну?!

— Я…

— Едешь.

— Еду.

И вот в субботу утром Морин Аттертон в серебристо-лиловом шелковом платье без рукавов уселась в серебристый «кадиллак», заслужив восторженное фырканье Гаса Флаерти, седоусого крепыша в шикарной шоферской униформе.

Рядом с Морин Аттертон уселся смуглый, светловолосый и синеглазый красавец в умопомрачительном костюме. Дон О'Брайен.

Морин пила шампанское и боялась. Несмотря на все заверения Дона, она с трепетом ждала встречи с огромной семьей О'Брайен. Какой у них дом? Наверное, шикарный. Богатство и роскошь, какие ей и не снились. И эти проклятые двенадцать вилок и ножей около тарелок! Как в этом разобраться, да еще поддерживая светскую беседу?

Решено. Она будет мило улыбаться и кивать. Сойдет за милую дурочку, а в воскресенье уже домой. О Боже! А где она будет спать? Наверное, в гостевой комнате. И высокомерная горничная с легким презрением посмотрит на ее скромную дорожную сумку.

А женщины семьи О'Брайен? Если не считать Анжелы, все они наверняка высокомерны и горды. Привыкшие к роскоши, они посмотрят на нее, как на серую мышь. Так что и с милой дурочкой ничего не выйдет.

Морин допила шампанское и с тяжелым вздохом опустила голову на плечо Дона. Он нежно коснулся губами ее виска.

— Расслабься, малыш. Ты как будто на казнь едешь. Это мой родной дом. Моя семья. Ничего страшного.

А потом его рука легла ей на грудь. Морин ахнула.

— Дон, водитель…

— Здесь звуко- и светонепроницаемая перегородка. Гас ничего не слышит и не видит. К. тому же он всегда занят только дорогой. У него за сорок лет ни одной аварии…

Легкий шелк соскользнул с плеч. Губы Дона у нее на груди, плечах, напрягшихся от желания сосках. Руки, жадные, бесстыдные, смелые, по всему телу бродят, бродят, будят темную страсть, превращают Морин Аттертон в неистовую вакханку…

— Дон, нас увидят…

— Никто нас не увидит. Нам еще долго ехать. Какая у тебя кожа нежная.

И пламя поглотило Морин, превратило кровь в кипящую лаву. Платье упало на пол салона. Роскошный пиджак перекочевал туда же.

Они забыли обо всем, утонули друг в друге, отдаваясь и забирая, даря и предлагая.

Старый дом очаровал Морин с первого взгляда. Утопающий в цветах и диком винограде, он излучал тепло и любовь.

Родители Дона, Анжела и еще несколько гостей высыпали на крыльцо, улыбаясь и размахивая руками. Морин обнимали, тормошили, осыпали комплиментами, наперебой расхваливали платье, туфли, ее собственную красоту, показывали дом, расспрашивали о Джеки, дарили цветы, шутили, приглашали на танец, вели через весь дом…

Они были шумные и дружные, О'Брайены, они любили друг друга и весь мир, любили эту землю и людей, живущих на этой земле, а земля платила им тем же — это Морин оценила, приняв из рук отца Дона высокий бокал янтарного вина с собственного виноградника.

— Это прошлогоднее. За обедом будем пить урожай этого года. Вы красавица, девочка, вам это уже говорили? Наверняка оболтус говорил, но разве нынешние знают толк в комплиментах! Пойдемте. Дон будет злиться, но первый танец мой. В конце концов, у меня сегодня день рождения.

У себя в комнате ошеломленная Морин села на краешек огромной кровати и решила немного передохнуть. Впрочем, уже через пару минут в комнату вошел Дон.

— Ну, ты больше не боишься? Они хорошие, правда.

— Они тебя очень любят.

— Мы так всегда жили. Я же говорил…

— Я все равно чужая, Дон.

— Не начинай, ведьма. Когда ты смотришь на меня такими отчаянными зелеными глазищами, мне хочется немедленно утащить тебя в постель.

— Не надорвись. Мы же час назад…

— Но не в постели же! В лимузине не считается.

— Дон!

— Я внимательно слушаю…

— Руки убери! Ну, ирландец…

— Ладно. Подождем до ночи. Отдохни и появись во всем своем блеске.

Вечер был в разгаре. Гостей съехалось видимо-невидимо. Бриллианты дам освещали сад не хуже фонарей, духи соревновались с магнолиями. Разговоры на французском, на испанском, на английском. Тихий смех и громкие тосты. Воспоминания об отдыхе на Ривьере. Прошлогодний парижский бал дебютанток. Рост акций на бирже. Коррупция в правительстве. Необыкновенные цукаты из манго очень удались миссис Флаерти. Анжи приходит в себя, бедная девочка. Как хорошо, что Фил наконец-то провезет Сюзи по Европе. Она давно мечтала. Поставки зерна падают, это естественно.

Морин торопливо отпила вина, чувствуя, как кружится голова. Неожиданно высокая, худощавая женщина в шикарном черном платье подмигнула ей.

— Устали от всего этого звона и шума? Я первое время падала в обмороки. В моей семье верхом праздничной роскоши были шарики с гелием и торт с горящим ромом.

Морин вспомнила ее. Мелисса. Жена одного из двоюродных или троюродных братьев О'Брайенов. Только не спрашивайте, какого именно. Братья и сестры множились, как в зеркальном лабиринте.

Мелисса заметила ее удивление и рассмеялась.

— Здесь отнюдь не все могут похвастаться голубой кровью. Собственно, сами О'Брайены из докеров. А мой отец был дантистом в Восточном Лондоне. Мама домохозяйка.

— Честно говоря, по вашему виду этого не скажешь.

— Тренировка. Достигается упражнением. Кевин таскал меня на все вечеринки и семейные сборища. Хуже всего корпоративные банкеты. Банкиры ужасные зануды. Пошли, покажу вам дом. В библиотеке масса фотографий. На слух запомнить всех О'Брайенов невозможно. Нужны иллюстрации.

Она подхватила Морин под руку, и они пошли в дом, смеясь и болтая, словно закадычные подружки.

Фотографии были расставлены по всем возможным плоскостям. Морин показали двух девочек-близняшек самой Мелиссы, свадебную фотографию родителей Дона, самого Дона, Фила и Анжелы в возрасте, соответственно, пяти, четырех и двух с половиной лет (два юных хулигана с роскошными синяками и толстенький ангел в кудряшках, сосредоточенно сосущий большой палец и исподлобья глядящий в камеру), многочисленных кузенов и кузин…

Мелисса рассказывала, но Морин внезапно оглохла. Прямо перед ней оказалась небольшая карточка в изящной серебряной рамке.

Дон в костюме жениха. Высокая красивая невеста в облаке белоснежных кружев. Оба смотрят только друг на друга. Не то сейчас поцелуются, не то только что поцеловались.

Она не заметила, как рядом оказалась Анжела.

— Мори? Мелисса тебя украла из сада, я везде искала, хотела поболтать.

— Да. Она показывала мне фотографии. Это Дон с женой?

— Да. Шикарная фотография. Обычно у жениха с невестой глупые и счастливые лица. А эти не обращали на фотографа ни малейшего внимания. Я очень любила Веронику. Мы все любили. Она была ангелом, это правда. Все очень по ней горевали, когда она умерла. Это казалось таким страшным, таким нереальным…

— Умерла?

Анжи замолчала, потом тихо спросила:

— Он тебе не рассказывал о Веронике?

— Я только знала, что он был женат. Не знала, что случилось. Думала, они развелись, и он не хочет вспоминать. Я не настаивала.

— Развелись? Да нет, конечно! Она была на пятом месяце беременности, когда все случилось. Слишком маленький срок. Мальчик. Не смогли спасти.

Морин едва могла дышать от сдерживаемых рыданий.

— Какой ужас…

— Да. Дон словно обезумел. Он продал их дом и уехал. Мотался по всему свету, много пил. До нас несколько раз доходили слухи, что он умер. Где-то в Китае пристрастился к опиуму. Он совсем не мог спать. Его мучили кошмары. Он винил себя в смерти Вероники. Знаешь, на самом деле только в последние года два он стал хоть немного напоминать прежнего Дона. Начал улыбаться.

Миссис О'Брайен торопливо вошла в библиотеку.

— Вот вы где, девчонки! Пойдемте, сейчас будет тост Дона.

Морин послушно вышла в сад, присоединилась к остальным гостям. Тост она не слышала. Перед глазами стояла фотография.

Что он пережил, бедный.

Конечно, такими воспоминаниями не делятся.

Неудивительно, что его устраивают только временные отношения. Никаких обязательств. Никакой любви. Ничего прочного. Того, что рвется только с кровью.

Она должна понять и простить. А еще приложить все силы к тому, чтобы не влюбиться в него окончательно.

Ей остался месяц счастья. Потом конец. Неважно. Будем счастливы и веселы, пока можно. А потом будет потом.

Другая жизнь.

В которой не будет Дона О'Брайена.

Они спали в огромной старинной постели. Дон обнимал ее так, словно боялся, что она сбежит посреди ночи.

Морин снились странные цветные сны. Обрывки вчерашнего праздника… странные пейзажи… высокая женщина в белом платье… округлившийся живот под тонкой тканью… ее собственная беременность…

Она заплакала во сне, да так отчаянно, что Дон проснулся и стал будить ее.

— Что случилось, маленькая?

— Сон… плохой сон.

— Воды принести? Или бренди? Чаю?

— Воды…

Он принес из ванной стакан ледяной воды, молча гладил ее по голове, пока она пила.

— Что за сон, не расскажешь?

— Как рассказать обрывки образов? Я была одна во всем мире. Джеки был… никого рядом. Я все бежала куда-то… дождь, песок… не помню. Просто было очень страшно. Нет, не страшно. Плохо. Так плохо, что хуже не бывает.

— Все прошло?

— Да. Уже все. Только обними меня. Не выпускай. Никогда… Шучу. Давай спать.

— У меня есть идея получше. Универсальное лечение от всех болезней.

И он обнял ее, и очень скоро Морин забыла обо всех плохих снах, потому что явь оказалась прекрасной…

В понедельник она сидела в магазинчике, прилежно раскладывая каталожные карточки, улыбалась воспоминаниям и витала в облаках.

На землю ее вернул кашель деда. Морин нахмурилась и решительно направилась к нему в кабинет.

— Дед, мы должны поехать к врачу!

— Я тебе уже говорил, от моей болезни нельзя вылечиться. Это просто старость. Не волнуйся, я не собираюсь помирать в ближайшее время. Я должен разобраться с делами.

— Ты должен больше отдыхать!

— Скоро я буду отдыхать до полного обалдения, галчонок.

— Дед, ты мне нужен. Как я буду без тебя?

— Все будет хорошо, галчонок. У тебя есть Келли, старуха Мардж, у тебя малыш Джеки, а уж этот твой парень, он сможет позаботиться обо всех вас, вместе взятых. Таким, как он, можно довериться.

— Ты о Доне?

— Ну да. Передай мне сигару. По возможности — молча. Спасибо. Так вот, мы с ним поговорили. Он ко мне заезжал.

— О чем же это вы говорили?

— Я сказал ему, что ты не такая, как все. Сказал, что никому не позволю обидеть тебя. Сказал, что ты уже достаточно настрадалась в жизни.

— Дед!

— Это же правда, галчонок. Он меня понял. Сказал, что позаботится о тебе.

Морин не стала ничего говорить. Октябрь надвигался неумолимо.

Вечером, в постели, она спросила Дона, о чем они говорили с дедом.

— Он за тебя волнуется.

— Я знаю. Я не об этом. Что он тебе еще говорил.

— Что хочет видеть тебя, босую, беременную и счастливую.

— Что-о-о?