Глава 29

Мередит взошла на платформу, где снималась программа «Глядя из Манхэттена», но тут же голова у неё закружилась, и она была вынуждена опереться о спинку стула, чтобы не упасть. Головокружение прошло, и она уселась перед камерами, коря себя последними словами за то, что не позавтракала. Придется после съемки взять датский «хот-дог» с соком, чтобы хоть как-то дотянуть до ланча. Они условились с Кейси, что пообедают вдвоем в итальянском ресторанчике. «Надо было поговорить с Гарвом насчет отпуска», — подумала Мередит.

Александр придет в ярость, если узнает, что она до сих пор не предупредила продюсера об их планах. Мередит подняла голову и посмотрела на осветителя, который возился с одним из юпитеров. Почему-то сегодня освещение было особенно ярким. И жарким. Невыносимо жарким. Мередит почувствовала предательскую слабость в ногах, но твердо решила довести съемку до конца.

— По-моему, Мередит, вам следует подгримироваться, — сказал ей режиссер, который в течение последней минуты смотрел на неё в камеру. — Вы что-то бледноваты сегодня.

Мередит вымученно улыбнулась.

— Да, мне тоже так кажется, — сказала она.

Режиссер нахмурился.

— Вам нездоровится, Мередит? — озабоченно спросил он.

— Ничего, как-нибудь выживу, — отмахнулась Мередит, глядя в свои записи. — Съемку вот только закончим.

— Что ж, давайте тогда разок прорепетируем, — предложил режиссер.

— Хорошо. — Мередит посмотрела в объектив камеры и улыбнулась. — Добрый вечер. Я Мередит Кортни. Добро пожаловать на очередной выпуск нашей передачи «Глядя из Манхэттена». Наш сегодняшний гость… Сегодня у нас в гостях человек, который… — Она запнулась, начисто позабыв, кто приглашен на эту передачу. — Извините, Дейв, не могу понять, что со мной происходит. — Она кинула взгляд на свои записи, но строчки вдруг поплыли прямо у неё перед глазами.

— Всем — перерыв! — скомандовал режиссер. — Мередит, давайте перенесем съемку на завтра.

Но Мередит, встряхнув головой, сказала:

— Нет, Дейв, у меня все в порядке. Просто водички бы глотнуть. Здесь такая духота… — Она привстала, но тут же покачнулась и — пол ушел у неё из-под ног.


— Скажите, миссис Киракис, когда у вас в последние раз были месячные? — спросил доктор Холланд, закончив просматривать её медицинскую карту.

Мередит призадумалась. Надо же, она даже не могла вспомнить! За последние три месяца произошло столько событий, что у неё все вылетело из головы.

— Я, право, не уверена, — призналась она. — А что, это так важно?

— Да, — сказал доктор Холланд, делая какую-то пометку. — А противозачаточные пилюли вы вовремя принимали?

— Нет, — покачала головой Мередит и, плотнее запахнув вокруг себя тонкий белый халатик, внезапно похолодела. — Я их уже несколько месяцев не принимаю.

— Что ж, тогда мне все ясно, — кивнул доктор и принялся строчить в её карте.

— Что вам ясно? — взволнованно уточнила Мередит.

— Это объясняет ваши симптомы — головокружение, тошнота, разбитость, наконец обморок. — Он поднял голову, посмотрел на испуганную Мередит и улыбнулся. — Вы беременны, миссис Киракис.


Лозанна.

Хотя Александр много раз за последние месяцы посещал Лозаннскую клинику, он так толком и не рассмотрел окружающую её территорию. И вот теперь, прогуливаясь по парку с безучастно бредущей рядом Элизабет, Александр решил, что все это не только не похоже на психиатрическую клинику, пусть даже и лучшую в Европе, но и ничуть не уступает совершенно сказочному парка одного отеля в Дубровнике, где он когда-то останавливался.

Хотя Элизабет ни разу не заговорила с ним и даже ничем не выдала, что хоть как-то замечает его присутствие, Александр отказывался сдаваться и продолжал упрямо гнуть свою линию. Он был твердо намерен каким угодно способом сломать барьер, которым его мать отгородилась от окружающей действительности. Главная его задача состояла в том, чтобы Элизабет поняла, кто он такой, что он жив и вернулся к ней из небытия. И вот теперь, прогуливаясь с ней по роскошному парку, Александр говорил и говорил с ней, держась столь естественно, словно мать его слышала и понимала. Он дал себе зарок, что не будет прекращать своих попыток, пока сохраняется хоть самая крохотная возможность, что Элизабет может его услышать. Умом он понимал, что не способен хоть как-то повлиять на события, случившиеся много лет назад в Иоаннине, но тем не менее, сам будучи такой же жертвой, как и его мать, сознавал высокую меру своей ответственности за её нынешнее состояние.

Вот и сейчас, задумчиво посмотрев на Элизабет, Александр снова, наверное, в тысячный раз, попытался представить, что ей тогда пришлось испытать.

— Эх, мамочка, за что они так жестоко обошлись с тобой? — вздохнул он.

Они шли берегом озера, по которому лениво плыли утки. Яркое полуденное солнце плясало в спокойной воде, разбрасывая по глянцевой поверхности мириады сверкающих алмазиков. Александр заглянул в лицо матери, в её огромные, безмерно опечаленные глаза, тщетно пытаясь найти в них хотя бы намек на то, о чем она может сейчас думать. Лицо Элизабет было, как всегда, безмятежно, а глаза ничего не выражали.

Александр страшно жалел, что никак не может вспомнить, какой была его мать прежде, то того трагического происшествия, которое навсегда разлучило их. Он горько сожалел, что не может повернуть время вспять, чтобы хоть ненадолго почувствовать на себе её любовь. «Должно быть, она была очень нежная и любящая мать», — грустно подумал он.

Чувствуя, что Элизабет начинает уставать, он подвел её к скамейке под огромной развесистой ивой и осторожно усадил. Элизабет молча села и сразу уставилась в какую-то точку на горизонте. Александр взял её за руку и завел разговор, однако настроение у него уже начало портиться. Ничто, похоже, не помогало. Ему никак не удавалось пробиться сквозь её броню.

В следующую минуту, заметив неподалеку от ивы пестрые полевые цветы, Александр вспомнил: на одной из пленок. записанных Мередит, Том Райан рассказывал, что маленький Дэвид, гуляя с матерью по парку, часто срывал цветы и дарил ей. «Чаще всего это были самые обыкновенные ромашки, — говорил Том Мередит, — однако Элизабет они были дороже самых роскошных роз. Она помещала их в свою лучшую хрустальную вазу и не выбрасывала, пока они совсем не высыхали». Александр встал, отошел на несколько шагов, сорвал букетик цветов и, вернувшись, преподнес их Элизабет.

— Мама, это тебе, — ласково сказал он. — Надеюсь, они тебе понравятся. — Он вложил цветы в руку Элизабет и сам сомкнул её пальцы вокруг стеблей.

И вдруг в мозгу Элизабет мелькнуло и сразу исчезло видение — маленький мальчик дарит ей букетик свежесорванных одуванчиков. В уголке её глаза появилась и скатилась по щеке слезинка, однако Александр её не заметил. Безмерно огорченный отсутствием какой-либо реакции с её стороны, он сгорбился на скамье, обхватив голову руками.

— Мамочка! — еле слышно позвал он. — Что мне делать? Как мне быть? Как мне сделать так, чтобы ты меня услышала? Чтобы ты поняла — это я, твой сын! — Впервые за все время ему показалось, что, наверное, прав доктор Гудрон, и он только понапрасну теряет время.

И вдруг Александр почувствовал легкое прикосновение к затылку. Он с величайшей осторожностью, медленно повернул голову. Элизабет вытянула руку и легонько гладила его по волосам. При этом она смотрела на Александра в упор, хотя глаза её по-прежнему казались невидящими. Она по-прежнему не произносила ни звука. И все же это было начало. Хоть какой-то сдвиг. Александр осторожно взял её за руку.

— Мама? — прошептал он.

И тут Александр увидел, что на глаза её навернулись слезы. Не удержавшись, он привлек мать к себе и обнял.

— Ты меня услышала! — срывающимся голосом воскликнул он. — Ты меня узнала! Ты поняла, что я вернулся!


— В следующий раз, когда вы уведете мою пациентку из её комнаты, — строго начал доктор Гудрон, — я попросил бы вас хотя бы ставить меня в известность.

Александр метался по кабинету психиатру, словно тигр по клетке.

— Просто поверить не могу! — взволнованно говорил он, тщетно пытаясь сдержать гнев и разочарование. — Вы, по-моему, не слышали ни единого моего слова!

— Я вас слышал, — сварливо возразил доктор. — И я понимаю, что вы воодушевлены. Однако я не только психиатр, но и реалист мсье Киракис. Вот уже тридцать четыре года, как я наблюдаю за мадам Райан. И я знаю её куда лучше, чем когда-либо узнали бы её вы.

Александр резко развернулся и уставился на психиатра в упор. Его черные глаза яростно заполыхали.

— Что вы хотите этим сказать? — резко спросил он.

— Я хотел сказать, мсье, что если вы по-прежнему надеетесь на чудо, то вас ждет глубокое разочарование, — ответил доктор Гудрон. — Пока это не такой уж серьезный прорыв, как вам кажется.

— Но она меня узнала! Она слышала, что я ей сказал! — Голос

Александра звенел от волнения.

— Позвольте, мсье Киракис, я попробую кое-что объяснить вам — терпеливо промолвил доктор Гудрон. — Дело в том, что мадам Райан пребывает в кататоническом состоянии уже много лет. При этом заболевании мы до сих не знаем, насколько в её потревоженном мозгу сохраняется связь с внешним миром. Возможно, её нет вовсе. Возможно, напротив, она воспринимает все, однако предпочитает не реагировать. Способов судить об этом с определенной степенью достоверности у современной медицины пока нет. — Он замолчал, задумчиво сцепив пальцы рук.

— Но цветы, возможно, это послужило каким-то условным сигналом… — начал Александр.

— Возможно. — Доктор немного помолчал, потом продолжил: — В психиатрии, мсье, вообще нет невозможного.

— Так вы пытаетесь мне сказать, что все это пустяки, — не выдержал Александр. — Что обольщаться не стоит? — Голос его был преисполнен сомнения.

— Возможно. Дело в том, что подобный эпизод может больше никогда не повториться. Это не первый случай, когда пациент вроде мадам Райан реагирует на какой-то отдельный раздражитель, однако случай этот остается единичным, — закончил доктор Гудрон.

Александр остановился у окна, задумчиво глядя на живописное озеро, на берегу которого он ещё час назад сидел рядом с матерью.

— Странно все-таки, что единственный подобный эпизод случился с Элизабет за все эти годы именно после того, как я провел с ней столько времени, — медленно, тщательно взвешивая слова, произнес Александр.

Доктор Гудрон внимательно посмотрел на него.

— Да, это верно, — промолвил он. — Вы были необыкновенно терпеливы с ней, мсье Киракис. Лично меня поражает, что такой человек, как вы, способен тратить проявлять такой интерес к мадам Райан, которая не доводится вам ровным счетом ни кем. Она ведь абсолютно чужая вам.

Александр улыбнулся.

— «Такой человек, как я», — повторил он. — Господи, сколько раз мне это говорили!

— Простите, мсье, — смутился доктор Гудрон. — Я хотел только сказать…

Но Александр лишь отмахнулся.

— Не стоит, доктор, — небрежно сказал он. — К этому я давно привык.

— Вы должны понять, — взвешенно, с расстановкой, заговорил доктор. — Человеческий мозг устроен необычайно сложно. При сверхсильном стрессе или травме он чисто рефлекторно пытается защитить себя: порой он блокирует доступ только к неприятным воспоминаниям, но иногда сознание забивается в самый отдаленный угол, доступа в который нет вовсе. Тогда человек оказывается как бы полностью отрезанным от реальности. Так вот, в случае мадам Райан разрыв с окружающим миром был полный. Занимаясь ею вот уже столько лет, я убежден, что вывести её из кататонического состояния могло бы одно-единственное событие. Да и то — не обязательно. Но, к великому сожалению, надеяться на его свершение столь же бесполезно, как на второе пришествие Христа.

— Почему? — спросил Александр, по-прежнему не отрывая взгляда от озера.

— Потому что оно неосуществимо, — ответил доктор.

— А что это за событие? — спросил Александр, хотя уже заранее знал ответ.

— Воскресение из мертвых её ребенка, — с глубоким вздохом ответил доктор Гудрон.

— А вдруг её сын до сих пор жив? — предположил Александр.

Доктор Гудрон недоуменно посмотрел на него.

— Но, мсье, разве вам не известно, что её сын умер в 1953 году… — промолвил он.

— А что, если я скажу вам, что он жив и, более того, я знаю, где он находится? — спросил Александр. — Что тогда?

Доктор Гудрон пожал плечами.

— Я уже говорил вам — гарантировать ничего нельзя, — ответил он. — Однако, если он и в самом деле жив и вы можете это доказать…

— Могу!

Доктор Гудрон ошеломленно потряс головой, потом нахмурился и спросил:

— И где же он, по-вашему?

Александр чуть поколебался. Он отдавал себе отчет, что, раскрыв тайну своего рождения, подвергает себя серьезному риску. С другой стороны, это была его единственная надежда помочь матери, судьба которой сейчас находилась в его руках. Да, ему предстояло сделать решающий выбор, и Александр решился. Повернувшись лицом к доктору Гудрону, он бесстрастно произнес:

— Он перед вами.


На следующий день Александр вновь вернулся в клинику. На этот раз он не стал беседовать с доктором Гудроном, будучи уверен, что психиатр не станет возражать против его очередной встречи с Элизабет. После откровенного разговора, состоявшегося накануне, Александр был убежден, что может положиться на доктора. Поначалу тот, правда, ему не поверил, однако затем Александру удалось его убедить.

И вот сейчас, вновь сопровождая Элизабет к озеру, Александр принялся напевать себе под нос старую мелодию. Каким-то образом он запомнил её с самого детства, хотя и не знал, как она называлась или от кого её услышал. И вот, продолжая напевать её, Александр заметил, как изменилось лицо Элизабет, а в глазах на мгновение появилось осмысленное выражение. Губы скривились в подобие улыбки. Неужели она узнала эту мелодию? Воодушевленный Александр вновь принялся напевать её, уже смелее. И вот губы Элизабет дрогнули, и по щеке скатилась крупная слеза.

— Мама! — прошептал он, сжимая её руку. — Мамочка, ты все-таки меня услышала!


Нью-Йорк.

Мередит сидела за столом и ужинала, когда в столовую вошел Джозеф.

— Вам звонят, миссис Киракис, — торжественно возвестил он. — Мистер Киракис из Швейцарии.

Мередит поспешно встала.

— Я поговорю из кабинета, Джозеф, — сказала она и, быстро пройдя в кабинет, закрыла за собой дверь. Затем уселась на стул Александра с высокой спинкой и сняла трубку. — Я слушаю, Джозеф, — сказала она дворецкому. Затем, услышав в трубке щелчок, спросила: — Александр?

— Да, родная! — откликнулся до боли знакомый голос. — Я уже звонил раньше, но Джозеф сказал, что ты отдыхаешь, и я запретил тебя беспокоить. Как ты?

— Замечательно, — ответила Мередит. — Только немного устала. Очень жаль, что Джозеф не подозвал меня.

Александр засмеялся.

— Он знает, что его ждет в случае неповиновения.

— Как Элизабет? — осведомилась Мередит.

— Мне кажется, она меня узнала, — звенящим от волнения голосом сказал Александр. — Пока это, правда, не так уж заметно, но все же вчера она погладила меня по волосам, а сегодня — впервые улыбнулась. Мне кажется — лиха беда начало. Главное — она понимала, что я рядом.

— Что ж, дай Бог! — вздохнула Мередит. — А что говорит доктор?

— Он считает, что пока мои надежды преждевременны, — сказал

Александр, а затем, чуть помолчав, добавил: — Я ему обо всем рассказал.

В первую минуту Мередит показалось, что она ослышалась, но затем, чуть поразмыслив, она все поняла.

— Ты рассказал… про Иоаннину? — дрогнувшим голосом спросила она. — И про то, кто ты такой на самом деле? — Ее пальцы судорожно стиснули телефонную трубку.

— У меня не было выхода, — ответил Александр. — Я просто воспользовался единственным шансом помочь ей.

— Понимаю, — мягко промолвила Мередит.

— Уверен — ему можно доверять, — сказал Александр. — В конце концов, разве он не хранил тайну Элизабет все эти годы?

— Да, надеюсь, что ты прав, — вздохнула Мередит и поморщившись, откинулась на спинку стула; к горлу подступила очередная волна тошноты.

— Я тут кое-что надумал, — продолжил Александр. — Как ты смотришь на то, если я задержусь в Лозанне ещё на несколько дней?

У Мередит оборвалось сердце, однако она собралась с духом и сумела скрыть охватившее её разочарование.

— По-твоему, это разумно? — спросила она. — Учитывая положение дел в корпорации…

— Но в последние несколько недель все было относительно спокойно, — возразил Александр.

— Затишье перед бурей, — задумчиво промолвила Мередит.

— Дорогая, тебя что-нибудь тревожит? — заботливо спросил Александр. Он всегда улавливал любую перемену в её настроении, даже по телефону.

— Нет, — ответила Мередит со вздохом. — Просто у меня для тебя сюрприз, и мне не терпится им поделиться.

— А он не может подождать несколько дней? — спросил Александр.

— Он-то может, а вот я… — Мередит замялась. — Боюсь, что не удержусь. — Не дождавшись от Александра ответной реплики, она продолжила: — Я вчера ходила к доктору Холланду. Он сказал, что я беременна. Срок — три месяца. — Мередит, конечно не хотелось говорить это Александру вот так, по телефону, однако и ждать больше она не могла.

— Беременна? — переспросил Александр, не веря своим ушам. — Ты в этом уверена?

Мередит звонко рассмеялась.

— Абсолютно!


Париж.

Адриан Дессен в десятый раз перепроверил все известные ему факты. И все же, сидя перед монитором компьютера в цокольном этаже штаб-квартиры Интерпола и задумчиво глядя на экран, где высвечивались статистические данные, он чувствовал, что его душу точит червь сомнения. А вдруг он ошибается? Вряд ли, конечно, но все же… Он ввел следующий файл, и на экране появились новые данные. Совпадения? Нет, инспектор Дессен в случайные совпадения не верил. Но как же он раньше этого не заметил? Почему не обратил внимания? Теперь не придавать значения своим выводам Дессен просто не имел права — они были пугающими.

Если он прав — а ошибался инспектор крайне редко, — то Александру Киракису грозила куда более серьезная опасность, чем он ранее предполагал. Да, человек этот, безусловно, хотел разорить Киракиса — сомнений тут быть не могло, однако мотив у него был настолько силен, что, даже добившись банкротства «Корпорации Киракиса» и пустив Александра Киракиса по миру, он свою месть не утолил бы. Нет, если Дессен прав, то этот психопат отправился в Нью-Йорк с одной-единственной целью: убить Александра Киракиса и любого, кто встанет поперек дороги. Дессен схватил телефонную трубку и попытался дозвониться до Киракиса. Разыскать того нигде не удалось. Тогда инспектор позвонил в «Эр-Франс» и забронировал билет на ближайший рейс до Нью-Йорка. Он должен был во что бы то ни стало найти Александра Киракиса. И оставалось уповать лишь на Господа, чтобы поспеть вовремя.


Саутгемптон.

— Похоже, надвигается буря, — сказал Александр, когда они с Мередит рука об руку прогуливались по берегу. Свежий бриз ерошил черные как смоль волосы Александра. — Вот, посмотри на юг! Видишь, какие темные тучи? — Он указал на угрожающее скопление туч на горизонте. — Похоже, нас ожидает серьезное испытание.

Мередит улыбнулась.

— Откуда у тебя такие познания в метеорологии? — спросила она, ежась на ветру и плотнее закутываясь в вязаную белую кофту из шерсти альпаки.

— С детства сохранились, — ответил Александр, не отрывая взгляда от сгущающихся туч. — Отец часто брал меня с собой в море. Жизнь на острове приучила нас к частым переменам погоды. Он и научил меня, как различать облака и предсказывать смену погоды. Сам отец тоже познал эту науку в детстве; мальчишкой он часто наблюдал, как буря переворачивает рыбачьи лодки в море и разбрасывает яхты в гавани.

— Ты обратил внимание? — спросила его Мередит. — Ты только что назвал Константина Киракиса отцом.

Александр нахмурился.

— Да, старые привычки трудно изживать, — ответил он, по-прежнему разглядывая чернеющую на горизонте массу. Его черные волосы развевались на ветру, а глаза казались темнее туч.

— Вот как? — Мередит взяла его за руку. — Послушай, Александр, неужели ты так никогда и не простишь их?

— А как бы ты поступила на моем месте? — спросил Александр. Голос его задрожал от гнева.

— Я бы, наверное, простила, — чистосердечно призналась Мередит. — Ведь, несмотря ни на что, они любили тебя больше жизни. К сожалению, познакомиться с ними мне не довелось, но в процессе поиска я очень много о них узнала, и убеждена: случись что, они с радостью отдали бы за тебя свою жизнь.

— Или — убили бы за меня, — холодно произнес Александр. — Как, собственно говоря, почти и случилось.

— Смирись с этим, милый, — взмолилась Мередит. — Прими как должное. В противном случае ты будешь просто сам мучиться и — мучить меня. Я не могу смотреть, как ты убиваешься. Ты изведешь себя!

— А как могу я смириться и забыть, если всю жизнь мою перевернули вверх тормашками? — запальчиво спросил Александр. — То с корпорацией черт знает что творилось, а теперь — вот это… Сейчас у меня такое ощущение, будто весь мой мир в тартарары ухнул!

— Но ведь теперь ты знаешь правду, — напомнила Мередит, — знаешь, что твоя мама — настоящая мама! — до сих пор жива. Знаешь ты также, что Константин Киракис раскаялся, что они с Мелиной хотели все тебе рассказать…

Александр поднял голову — губы его побелели от ярости.

— Я до сих пор не знаю, кто я такой! — взревел он. — Кто я — Дэвид Райан или Александр Киракис?

Мередит призадумалась.

— В каком-то смысле можно сказать, что Дэвид Райан навсегда остался в Иоаннине, — ответила она наконец. — Он там умер, чтобы возродиться заново под именем Александра. И с тех пор ты стал Александром. Назад пути нет — даже, если тебе очень хотелось бы повернуть вспять. Ты можешь двигаться теперь только в одном направлении — вперед. Теперь ты — Александр Киракис, и стал ты им в 1953 году, с того самого дня, когда спасатели нашли тебя на дне колодца. И никакой кусочек бумаги этого уже не изменит. И выход у тебя лишь один: ты должен как можно скорее забыть прошлое и продолжать жить своей жизнью. А для этого тебе необходимо простить Константина и Мелину; просто за их безумную любовь, за слепое желание иметь собственного сына, ради которого они пошли на преступление. В глубине души ты ведь по-прежнему любишь их. Я это чувствую, даже если тебе кажется, что это вовсе не так. Прости их, и твои муки сразу прекратятся.

Александр тяжело вздохнул, улыбнулся и заключил Мередит в объятия.

— Просто не представляю, что бы я без тебя делал! — сказал он, нежно целуя её.

— А я обязуюсь никогда не предоставить тебе возможность это выяснить, — засмеялась Мередит. — А теперь, если не возражаешь, я хотела бы вернуться домой и выпить горячего шоколада. Замерзла уже как цуцик.


— В настоящее время тайфун Сивилла находится примерно в сотне милях к югу от мыса Гаттерас, — поведал по радио бесстрастный и бестелесный голос диктора.

— Тайфун затронет восточное побережье Северной Каролины и пронесется к северо-востоку вдоль побережья Вирджинии, Мэриленда, Делавэра и Нью-Джерси. Судя по силе и направлению ветра, тайфун достигнет Новой Англии.

Мередит, свернувшаяся калачиком на диване рядом с Александром, встрепенулась и приподняла голову.

— Это что же получается? — испуганно спросила она. — Он надвигается прямо на нас!

Александр улыбнулся и погладил её по голове.

— Не волнуйся, matia mou, — промолвил он. — Пока он ещё далеко. Даже если он до нас и доберется, то силу свою подрастеряет скорее всего ещё до Нью-Йорка.

— Скорее всего? — переспросила Мередит.

— Тайфуны непредсказуемы, — сказал Александр. — Пока Сивилла несется вдоль восточного побережья со скоростью сто пятьдесят миль в час. Однако и скорость и направление ветра ещё вполне могут перемениться. Высота достигает сейчас двенадцати футов, но к тому времени, когда они достигнут Лонг-Айленда, она может упасть футов до десяти, а то и ещё ниже. Если же Сивилла достигнет Лонг-Айленда в самый подходящий для нас момент — на пике отлива, — то сила его уменьшится ещё больше.

— А если не в самый подходящий? — уточнила Мередит.

Александр поцеловал её в лоб.

— Ты, главное, не волнуйся, — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты волновалась. Успокойся и — радуйся жизни. Я буду следить за всеми сводками. Если дело дойдет до серьезной угрозы, мы предпримем соответствующие шаги.

— А как удается тебе соблюдать спокойствие? — удивленно спросила Мередит.

Александр усмехнулся.

— Я ведь вырос в Греции, — напомнил он. — Там, на островах Эгейского моря, ураганные ветры не в диковинку.

Мередит посмотрела на него и, неожиданно для себя, улыбнулась. В обществе Александра она не испытывала страха даже перед тайфуном. Тем более, что, несмотря на бесчисленные испытания и невзгоды, выпавшие на долю Александра за последние месяцы, он в первую очередь подумал о ней. Обвив руками его шею, Мередит поцеловала его в губы; поначалу нежно, а затем со все нарастающей страстью.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Александр улыбнулся в ответ.

— Скажи, доктор Холланд не ограничил тебя? — глаза его лукаво сверкнули, а голос внезапно охрип. — Сама знаешь в чем…

— Нет, — покачала головой Мередит. — А что ты задумал?

— Чем на словах объяснять, я тебе лучше покажу, — усмехнулся Александр и, одним ловким движением подхватив Мередит на руки, понес её в наверх, в спальню. Там он осторожно опустил жену на кровать, после чего закрыл дверь и избавился от рубашки. Затем улегся бок о бок с Мередит, вытянулся во весь рост и , прижав её, трепещущую от ожидания, к себе, жадно поцеловал в губы.

— Пытаешься отвлечь мои мысли от тайфуна? — спросила Мередит, когда он наконец отпустил её.

— А ты как считаешь? — переспросил Александр, игриво подмигивая.

— Я считаю, что начатое дело нужно завершить, — ответила Мередит. С этими словами она вновь притянула мужа к себе и, впившись в его губы страстным поцелуем, расстегнула пряжку ремня. Затем, чуть повозившись с замочком «молнии», высвободила из плена восставший фаллос и принялась его ласкать.

Александр тем временем, одну за другой расстегивал пуговицы на её блузке.

— Похоже, тайфун тебе уже не страшен? — поддразнил он Мередит.

— Какой тайфун? — с невинным видом переспросила она, в то время как руки Александра шарили по её обнаженным грудям, легонько тиская нежные упругие сосочки. Вскоре, оставшись совсем голыми, они тесно прильнули друг к дружке и слились воедино с нежностью, поразившей Мередит.

Они долго предавались любви, не замечая даже дождя, дробно барабанившего по окнам. И в поцелуях их вновь возникла жадная, даже похотливая страсть, о которой оба уже почти позабыли за последние полгода, привыкнув жить под гнетом почти постоянных невзгод. Наконец Александр, испустив вздох облегчения, откинулся на подушки. С минуту полежал, молча переводя дух, затем погладил Мередит по животику и заметил:

— А ты уже по-моему немного округлилась. Еще чуть-чуть, и будет заметно.

Мередит улыбнулась.

— Да, через месяц уже, наверное, будет видно, — согласилась она, гладя Александра по волосам. — Как тебе понравится сидеть в публичных местах в обществе такой толстушки?

— Я буду пыжиться от гордости, как павлин, — без секундного промедления ответил Александр. — Беременная или нет, для меня ты всегда останешься самой красивой и притягательной женщиной на свете. — И снова поцеловал её.

— А кого бы тебе больше хотелось — мальчика или девочку? — полюбопытствовала Мередит, теребя хохолок на его затылке.

— Я хочу тебя, — серьезно ответил Александр. — Мальчик же, девочка — это мне безразлично. Главное, чтобы мы с тобой всегда оставались вместе.


В два часа ночи Александр, оставив Мередит мирно спать в опочивальне, спустился в гостиную, чтобы послушать последние сводки погоды.

— Весьма вероятно, что фронт Сивиллы пройдет вдоль побережья, — сказал эксперт из национальной службы наблюдения за тайфунами из Флориды. — Причем, судя по всему, ветер не ослабеет до самой Новой Англии. …достигнет Лонг-Айленда днем в пятницу, — добавил другой голос, уже из метеоцентра на Род-Айленде. — Сивилла приближается — готовьтесь к встрече! …скорость ветра достигает ста тридцати миль в час, — вещал третий голос. — Вокруг мемориала Джефферсона в Вашингтоне возвели защитные леса… Пентагон выслал военные корабли в открытое море, в то время как самолеты должны быть укрыты от разрушительного тайфуна в глубине материка… Население Файр-Айленда эвакуировано…

Александр вышел на террасу и , опершись на балюстраду, хмуро уставился на затянутое тучами небо. Да, тайфун неотвратимо приближался. Если ничего не случится, то уже в полдень пятницы он обрушится на Манхэттен, а потом вскоре — и на Лонг-Айленд. Да, нужно было вчера увезти Мередит в Нью-Йорк. Если не дай Бог, что-нибудь случится здесь, то она окажется вдалеке от квалифицированной медицинской помощи. Теперь же не стоит даже думать о возвращении на Манхэттен. Риск слишком велик. Небо уже было неспокойным, а к утру ситуация может быстро усугубиться. Не исключено, что за ночь Сивилла наберет силу. Словом, им придется остаться на Лонг-Айленде.


По мере приближения тайфуна к Манхэттену, Нью-Йорк готовился к встрече с разбушевавшейся стихией. Мировой торговый Центр пришлось закрывать, а людей — эвакуировать. Закрыта была и биржа, а Уолл-Стрит вообще вымерла. Обычно оживленные улицы Манхэттена совсем опустели. Город готовился к осаде. Мэр Нью-Йорка заявил, что лишь безумец рискнет прокатиться в пятницу по центру города. Корабли и яхты из нью-йоркской гавани поднялись по реке в безопасные места. Муниципальные службы убрали с улиц Нью-Йорка двадцать пять тысяч мусорных баков, чтобы те не превратились во время ураганного ветра в «неуправляемые реактивные снаряды». В аэропортах Кеннеди, Ла Гардиа и Ньюарк отменили все рейсы.

Прилетевший в аэропорт Кеннеди инспектор Дессен первым делом бросился звонить Александру Киракису. Дозвонившись ему домой, он узнал от вежливого дворецкого, что мистер и миссис Киракисы на неделю отбыли в Саутгемптон. Выведать у дворецкого адрес особняка на Лонг-Айленде было ничуть не легче, чем выпытать государственную тайну у захваченного вражеского агента, однако Дессену все же удалось убедить Джозефа, что он и в самом деле из Интерпола и должен срочно связаться с Александром. И все же, несмотря на это, Дессен панически боялся, что уже опоздал.

Неприятности поджидали француза и чуть позже, когда он попытался взять в аренду вертолет до Саутгемптона.

— Ни один пилот в здравом уме сейчас в воздух не поднимется, — раздраженно заявил ему владелец чартерной компании. — Или вы не слышали про тайфун, мистер? Он может обрушиться на нас в любую минуту!

— Но вы не понимаете, мсье, — закипел Дессен, от волнения сбиваясь на французский. — У меня сверхсрочное дело! Речь идет о жизни и смерти!

— Я вам именно про это и толкую, приятель, — услышал он в ответ. — Проклятый тайфун разнесет Нью-Йорк, как атомная бомба! Взлетев на вертолете, вы идете на неминуемое самоубийство!

Наконец отказавшись от бесплодных усилий, Дессен принял единственное оставшееся решение. Он обратился в дорожную полицию.


— Не волнуйся, все будет в порядке, — заверил Александр, сидя на краю кровати рядом с Мередит.

Дождавшись, пока она уснула, Александр на цыпочках покинул спальню и спустился в гостиную, где снова занял наблюдательный пост на террасе. Он то и дело переводил взгляд с горизонта, откуда приближалась армада угрожающе черных туч, на свои часы. Так, половина двенадцатого.

Тайфун должен вот-вот обрушиться на Манхэттен.


Тем временем Дессен, сидя в патрульной машине с двумя полицейскими, находился в десяти милях к югу от Беллепорта. Автомобиль несся по шоссе на предельной скорости. Если Дессен рассчитал правильно, то человек, собравшийся уничтожить Александра Киракиса, мог уже вот-вот нанести завершающий удар. Только бы успеть!


Глядя, как усилившийся ветер вздымает в воздух и гонит вдоль пляжа плавник и сухие ветки, Александр одновременно слушал последние вести с фронта разыгравшейся непогоды. Похоже, что достигнув Манхэттена, тайфун порешил свою основную задачу выполненной; так или иначе, но энергию его удалось обуздать, и теперь скорость ветра упала до сорока миль в час. Разрушений он принес совсем немного. У берегов Лонг-Айленда шторм, как ожидалось, должен был начаться во время отлива, а, значит, и от него ждать беды не приходилось. Александр облегченно вздохнул. Кажется, пронесло. Он решил, что не станет будить Мередит. После почти бессонной ночи ей требовался отдых. Александр попытался дозвониться домой, но тщетно. Где-то на линии ветер оборвал провода, и связь Лонг-Айленда с внешним миром прекратилась.

Звонок в дверь застал Александра врасплох. Меньше всего на свете он ожидал, что в подобный день кто-то захочет его наведать. Он отомкнул дверь и увидел перед собой незнакомца.

— Да? — спросил Александр. — Вы ко мне?

— Вы — господин Киракис, — произнес незнакомец, явно его узнавший.

— Да, — озадаченно повторил Александр. — А вы кто?

— Ах, так вы меня не узнаете? — ответил незнакомец вопросом на вопрос и загадочно улыбнулся.

— Боюсь, что нет, — покачал головой Александр. Ему было явно не по себе. Что-то было в этом мужчине странное, даже пугающее.

— Меня зовут Юлиус Хауптман, — представился незваный гость. — По-английски он говорил с ярко выраженным немецким акцентом. — Я — шестой член цюрихского банковского консорциума. Я должен с вами поговорить. Дело чрезвычайной важности. Могу я войти?

Александр чуть поколебался — что-то в этом человеке внушало ему смутную тревогу.

— Разумеется, герр Хауптман, — решился он. — Входите. — И посторонился, пропуская банкира в дом. Однако, стоило Александру закрыть дверь, как тревожное чувство усилилось.


Инспектор Дессен снова попытался дозвониться Александру. Уже из телефона-автомата в Вест-Хэмптоне, однако связь была оборвана. В досаде швырнув трубку, он опрометью кинулся к поджидавшей патрульной машине, пригибаясь под порывами ветра и увертываясь от летевших по воздуху веток и какого-то мусора.

— Скорей! — выкрикнул он, запрыгивая в машину. — Нужно как можно быстрее добраться до Саутгемптона. Нельзя терять ни минуты!

— Боюсь, что нам придется переждать ветер, — сказал один из полицейских. — Тайфун крепчает — ехать опасно. Мало ли что — дерево обрушится или линия электропередачи…

— Если мы опоздаем, их могут убить! — вскричал Дессен.


Итак, вы не знаете, кто я такой? — спросил Хауптман, остановившись у камина.

Александр озадаченно посмотрел на него.

— Почему? — переспросил он. — Вы ведь уже мне представились. Вы — герр Юлиус Хауптман, единственный член консорциума, с которым я до сих пор не встречался. — Говоря, Александр одновременно ломал голову. Хауптман вел себя на редкость странно, и это его тревожило. Зачем он сюда приехал? Что от него хотел? Александр уже понял, что визит швейцарца носил отнюдь не официальный характер.

Хауптман поглядел на Александра в упор; глаза его были холодны как лед.

— Да, так я и думал, — промолвил он. — Вы, наверное, и Марианну забыли?

Александр нахмурился.

— Марианну? — переспросил он. И тут его осенило. — Марианна Хауптман!.. О Боже… — Он в отчаянии потряс головой.

Хауптман метнул на него испепеляющий взгляд.

— Марианна, мистер Киракис, была моя дочь, — сказал он, протягивая Александру пожелтевшую вырезку из женевской газеты. — Она умерла семь лет назад. Рассказать вам, при каких обстоятельствах?

— Я все про это знаю, — покачал головой Александр. В мозгу его лихорадочно роились мысли. До сих пор, перебирая в уме всех своих врагов, он даже ни разу не заподозрил, что человеком, который хотел его уничтожить, был отец Марианны. Он украдкой покосился в сторону лестницы, моля про себя, чтобы Мередит не проснулась.

Лицо Хауптмана перекосилось от ярости.

— Из-за вас она повесилась в грязном гостиничном номере! — проревел он. — Моя девочка наложила на себя руки, потому что любила вас, а вы её отвергли! Вы её гнусно соблазнили, использовали, а потом, насладившись и насытив свою похоть, выбросили вон! — Он зловеще расхохотался. — Марианна была сама невинность. Чистое, прелестное дитя. Она искренне верила, что и вы её любите и собираетесь на ней жениться!

— У меня никогда даже в мыслях не было обидеть Марианну! — неуклюже оправдывался Александр, пытаясь хоть как-то умерить гнев Хауптмана; по всему чувствовалось, что тот не в себе. Александр решил, что должен во что бы то ни стало выпроводить его до того, как проснется Мередит.

— Молчать! — гневно вскричал Хауптман. — Вам было наплевать на чувства моей дочери! Все знают, что вы расставались со своими женщинами с такой же легкостью, как с поношенной одеждой! Уж я-то все о вас знаю, поверьте! Вы оставили за собой не только кровавый след, но и полосу разрушения — вроде той, что остается после смерча. Сколько женщин пытались из-за вас покончить с собой? Наложить на себя руки. Вы гордитесь собой? Вам это нравится, да?

— Послушайте, я… — начал было Александр, но осекся. Хауптман держал в руке пистолет, и черный немигающий зрачок дула смотрел Александру прямо в лицо.


Уже на въезде в Саутгемптон путь автомобилю, в котором ехали двое патрульных и Дессен, преградило упавшее на шоссе дерево. Когда они, дружно ухватившись за верхушку, оттаскивали его в сторону, Дессен приподнял голову и посмотрел на мрачное темное небо.

«Господи, неужели я опоздал?» — подумал он.


Громкие и разгневанные мужские голоса разбудили Мередит. Голос Александра она узнала сразу, а вот второй был ей не знаком. Она присела на краешек кровати, свесив ноги, и прислушалась к доносящимся из гостиной голосам. Разобрать слова ей не удавалось, и Мередит, облачившись в халат, на цыпочках засеменила к двери спальни и осторожно вышла в холл. Чутье подсказывало ей: происходит что-то неладное. Сверху ей было видно Александра, однако лицо его собеседника Мередит рассмотреть не удалось. Ни один из мужчин её не заметил.

— Знали бы вы, как долго я дожидался этого дня, — зловеще промолвил Хауптман. Дыхание его участилось и по всему чувствовалось, как он возбужден. — Семь лет я терпел эту мучительную боль, все это время подготавливая оружие вашего уничтожения. Долго, конечно, но, как мне кажется, овчинка выделки стоит.

— Подождите! — вскричал Александр, и Мередит увидела, как исказилось его лицо. Сердце её так громко колотилось, что Мередит даже испугалась, не услышит ли его биение незнакомец. — Выслушайте меня!

— Меня совершенно не интересует, что вы можете мне сказать, — отрезал Хауптман, дрожа от злости. — Вы, наверное, даже представить не способны, каково мне было потерять дочь, в которой заключался главный смысл моего существования. Впрочем, о чем это я? Сомневаюсь, чтобы вы были способны любить хоть кого-то, кроме себя. Вам никогда не понять, какую боль я испытал тогда и продолжаю терпеть с тех самых пор!

— Я прекрасно вас понимаю… — начал Александр.

— Нет, не понимаете! — взревел Хауптман. — Вам это не дано! Вы… только используете людей в своих целях!

— Вы знаете обо мне лишь то, что пишут в прессе, — попытался возразить Александр. Говорил он негромко, увещевающим тоном, пытаясь хоть немного успокоить Хауптмана.

— Мне ли не знать, что за человек способен, соблазнив невинную девочку, затем подтолкнуть её на самоубийство, — скривил губы Хауптман. В голосе его прозвучали резкие нотки, от которых Мередит, прислушивающуюся к каждому его слову, бросило в дрожь. — В тот день, когда я похоронил свою дочь, герр Киракис, я поклялся, что остаток жизни посвящу тому, чтобы отомстить вам. Да, времени на подготовку я потратил много, больше, чем хотелось бы, однако тем слаще для меня этот миг.

У Александра отвалилась челюсть.

— Как, так значит это вы…

Хауптман глухо расхохотался.

— Да, за эти годы мне пришлось отдать все силы и несусветные деньги, чтобы уничтожить вас и вашу империю, — произнес он. — Я готовился тщательно, прорабатывая каждую сцену, как опытный режиссер. — Это я, герр Киракис, организовал поджог в Монреале, который стал только началом моей борьбы.

Александр не ответил; он внимательно слушал, не спуская глаз с Хауптмана.

— Мои же люди — ушлые ребята, верно? — организовали шумиху вокруг вашего ядерного центра, — довольно продолжил Хауптман. — Не так-то просто было подкупить такую кучу американских сенаторов! Впрочем, как вы однажды выразились, каждый человек имеет свою цену. — Он чуть помолчал, затем, криво усмехнувшись, добавил: — Включая вашего представителя в Турции.

— Кафира? — Александр нахмурился. — А какое отношение имеет к этому он?

— Он оказался для меня незаменимой находкой, — губы Хауптмана скривились в зловещую ухмылку. — Стоило мне нащупать его слабое место, как остальное было уже, как говорится, делом техники.

— Какое слабое место? — недоуменно спросил Александр.

— Ваш Кафир — неисправимый игрок, — пояснил Хауптман. — Азартный и алчный. — Он усмехнулся. — Удивительно, что вы этого не знали. — Он гордо поднял голову. — Я выкупил его долговые расписки, и ваш человек стал моей собственностью.

— Об этом я догадался, — кивнул Александр, вспоминая, как странно держался Кафир во время их последней встречи в Стамбуле.

— Мои же люди подставили и Курта Бадрутта, — продолжил Хауптман, упиваясь страхом, промелькнувшим в глазах

Александра, но даже не подозревая. что боялся Александр вовсе не за себя, а за беременную жену. — Мы и вашего человека в Англии успешно шантажировали и добились бы успеха, если бы не эта женщина, которая по чистой случайности проникла в наши планы. И кто её просил лезть не в свое дело? Впрочем, — он снова криво ухмыльнулся, — лес рубят — щепки летят!

— И вы приказали, чтобы Каролину Грейсон убили?

Хауптман холодно оскалился.

— Скажем так: я организовал для неё несчастный случай, — сказал он.

Александр, сузив глаза, посмотрел на него. И этот расчетливый и хладнокровный убийца ещё обвинял его в смерти Марианны!

— А как насчет банкротства Карло Манетти? — осторожно спросил он. — Это тоже вы подстроили?

— Разумеется, — пожал плечами Хауптман. — Манетти идеально подходил для моих планов. Когда ему предъявили к оплате векселя, все, включая самого Манетти, были убеждены, что это ваших рук дело. Здорово получилось! — На мгновение его глаза приняли мечтательное выражение. — На руку мне сыграло и самоубийство этого болвана. Его дочь, кажется, славно выставила вас перед репортерами, не так ли?

— Господи, да вы просто маньяк! — не удержался Александр.

Хауптман, не обращая внимания на его слова, продолжил:

— Да, герр Киракис, я стал вашим злым гением. Фармацевтическая компания, статьи в прессе про неблагополучное положение дел в вашей корпорации — все это организовал я. Однако по-настоящему час мой пробил, когда я наконец раскопал всю правду про вас. — Он усмехнулся. — Про ваше происхождение.

Александр молча уставился на него. Он был как громом поражен. Неужели Хауптману известно про Элизабет и про то, что произошло в Иоаннине?

— Я пристально следил за расследованием, которое проводила ваша жена, — поведал Хауптман. — Сказать по правде, я был настолько заинтригован всей этой историей, что решил попытать счастья сам. Для начала я послал опытных людей в Афины, в Иоаннину, а также в Лос-Анджелес. Именно я, герр Киракис, и прислал вашей супруге те документы, которые она с таким упорством разыскивала.

— Вы! — Александр казался ошеломленным. У Мередит, которая затаилась в тени на верхней площадке лестницы, остановилось сердце.

— Поначалу у меня было желание передать эти документы в прессу, — продолжил Хауптман. — Причем все, герр Киракис — правду о происшествии в Иоаннине, правду о том, кто вы такой на самом деле, правду о том, где находится ваша мать, а также правду о том, на какие преступления готов был пойти Константин Киракис ради обеспечения будущего своей империи. Однако оказалось, что вы вовсе не Киракис! — Хауптман по-волчьи оскалился. — Впрочем, потом я решил, что для меня даже предпочтительнее, чтобы вы существовали, зная, что тайна ваша раскрыта, и что некто — личность которого вам не известна, — может в любой миг сделать её достоянием гласности. Однако, к превеликому сожалению, мне пришлось отказаться от своего замысла. Некий француз, инспектор Интерпола, подобрался ко мне слишком близко. Он уже стал представлять для меня опасность. — Хауптман чуть сместился, и Мередит впервые увидела в его руке пистолет. В отчаянии она огляделась по сторонам, высматривая ружье, которое Александр держал в спальне. Увидев его, она потянулась к нему дрожащими руками, молясь про себя, чтобы ружье было заряжено. По счастью, так и оказалось, и, взяв ружье, Мередит вновь на цыпочках прокралась к лестнице. Мужчины по-прежнему спорили. Незнакомец держал Александра на мушке. Мередит принялась осторожно спускаться. Александр, стоявший лицом к лестнице, заметил жену уже почти у самого подножия.

— Мередит! — воскликнул он. — Беги наверх! Скорее!

Хауптман от неожиданности выстрелил, и Александр опрокинулся навзничь. В то же мгновение Мередит прицелилась и нажала на спусковой крючок. Хауптман испустил дикий вопль и рухнул как подкошенный — кровь хлестала фонтаном из разнесенного затылка. Мередит выронила ружье и в свою очередь тяжело осела на ступеньки; сердце у неё колотилось как обезумевшее. И вдруг, к её вящему облегчению, Александр встал и, держась за простреленное плечо, склонился над распростертым на полу телом Хауптмана и отпихнул ногой пистолет. Из кармана Хауптмана вывалился какой-то блестящий предмет. Александр нагнулся и подобрал его; несмотря на то, что прошло столько лет, он вспомнил — этот браслет он сам подарил Марианне в Гштаде.

Александр поднял голову и посмотрел на Мередит, которая все ещё лежала на ступеньках, дрожа как осиновый лист.

— С тобой все в порядке, matia mou? — заботливо спросил он.

Мередит кивнула.

— Он мертв? — спросила она срывающимся голосом.

— Да, — сказал Александр.

— Что это за человек? — спросила Мередит. — Почему он хотел убить тебя?

Александр вымученно улыбнулся.

— Это долгая история, моя милая. Как-нибудь…

Прервал его яростный стук в дверь. Александр, продолжая сжимать кровоточащее плечо, подошел к двери, открыл и не смог сдержать вздоха облегчения, увидев перед собой инспектора Дессена в сопровождении двух полицейских. Дессену достаточно было одного взгляда, чтобы оценить обстановку.

— Вызовите скорую! — велел он полицейским, после чего спросил

Александра. — Где Хауптман?

Александр кивком указал назад.

— В гостиной, — сказал он.

Дессен поспешил в гостиную и, склонившись над телом Юлиуса Хауптмана, пощупал пульс.

— Нам понадобится и коронер, — сказал он полицейским. — Этот человек мертв.

Загрузка...