С утра у меня было приподнятое настроение. Вчерашний вечер не выходил из головы. Воспоминания о Мэте окрыляли, и я словно летела в офис Ника Ричмонда.
Офис Ника находился на четвертом этаже галереи «Пичхаузер». Там было много кабинетов, и в каждом кипела работа. Раздавались телефонные звонки, был слышен треск клавиатуры. Бесконечные выкрикивания, цоканье шпилек по паркету. Я шла в самый дальний кабинет и успевала заглядывать в другие. В комнате для персонала расположились четыре девушки и неспешно попивали чай из одноразовых стаканчиков, при этом успевая сплетничать и подпиливать наманикюренные ноготки.
Постучавшись, я зашла в кабинет секретаря Ричмонда. Помещение было огромным и со вкусом обставленным. Денис Уолтер был не только администратором галереи, но и правой рукой Ника Ричмонда. Это был низкорослый мужчина с огненно-рыжими волосами. Ресницы и брови были блеклого цвета, и казалось, что они вообще отсутствуют. Ричмонд хвалил Уолтера. «Этот малый всегда выполняет свою работу. И еще просит добавки!» – приговаривал он.
– Элизабет! Как я рад вас видеть! – поприветствовал меня Денис и показал на мягкий стул.
Я присела напротив него.
– Хотите кофе или чаю? – спросил он.
– Благодарю, нет… – отказалась я.
Денис порылся в ящике и достал документы. Он внимательно изучил их содержание и протянул два экземпляра мне.
– Прочтите условия и поставьте свою подпись в местах, помеченных галочками, – сказал он.
Я знала эту процедуру наизусть, но Денис снова и снова объяснял мне мои действия.
Я бегло просмотрела пару листов договора и поставила подпись. Во мне горело желание поскорей увидеть Мэта, прикоснуться к нему, поцеловать.
Денис убедился, что все подписи на месте, и выдал мне второй экземпляр на руки.
– Завтра в шесть вечера вы выставляете на продажу семь картин, – уточнил дотошный Уолтер.
– Да, – подтвердила я.
– Тогда до завтра, – попрощался секретарь, и я вышла из кабинета.
Я шла быстро, с перебежками, чтобы быстрей очутиться у Мэта. Мысленно я представляла нашу встречу, продумывала каждое действие. Вспоминала его улыбку и горящие глаза, и меня наполняла радость.
Дойдя до пиццерии, я купила наш любимый завтрак – два куска пиццы с томатным соусом и большой стакан колы.
Через полчаса я расплатилась и вышла из такси. Взглянув на свой рисунок на окне Мэта, я улыбнулась. Лифт в подъезде не работал, и я преодолела пять лестничных пролетов пешком. Поправив прическу, одернув пиджак и отдышавшись, я постучала в дверь. Послышались легкие шаги, и дверь распахнулась.
– Бесплатная доставка завтрака в постель, – крикнула я и протянула пакет с колой и пиццей.
И в ту же минуту почувствовала, как багровый румянец покрыл мое лицо. Меня затрясло – на меня смотрела Джуди в коротеньком халатике.
– О, Элизабет… – пролепетала она своим наигранным тонюсеньким голоском.
Я стояла как вкопанная. Руки опустились, и пакет с завтраком упал на лестничную площадку.
– Завтрак – это хорошо. Очень кстати! – Она наклонилась и подняла пакет с пиццей.
– Где Мэт? – выдавила я.
Она посмотрела на меня и нагло улыбнулась.
– Он в душе, – прошептала Джуди и подмигнула мне. – Спасибо за доставку!
Она повернулась и захлопнула дверь прямо перед моим носом. Такой наглости я еще не видела. Как она посмела не впускать меня к Мэту? Я колебалась, не постучать ли еще? Но тогда я увижу полуголого Мэта и мне станет невыносимо больно… Как Мэт мог так поступить со мной!
Я села на лестницу. Слезинка пробежала по моей щеке.
Нужно взять себя в руки! Забыть о вчерашнем вечере и вести себя как ни в чем не бывало… Но смогу ли я? Господи, может, это какое-то недоразумение?!
Я судорожно достала мобильный телефон и позвонила Мэту. Послышались долгие гудки.
Он не берет трубку! Наверное, очень занят. Любовные отношения между нами закончились, так и не успев начаться… Мне нужно уехать! Срочно уехать на недельку домой в Алабаму. После выставки сразу сяду на электричку. Нужно все обдумать и решить, как мне жить дальше… – Я встала, убрала мобильный телефон в сумочку, вытерла потекшую тушь и начала медленно спускаться со ступенек.
Я ходила возле своих картин, выдавливала улыбки для посетителей и ссылалась на головную боль, если кто-то замечал мое подавленное состояние.
Выше голову, Лиззи! Выше голову! – говорила я сама себе.
Но при взгляде на картины мне становилось еще больней. Их я рисовала, когда была с Мэтом.
Лиловое небо с золотой лестницей над моим балконом… Маленькие машинки, которые я видела с балкона Питера… Мечта Мэта о домике и зеленой лужайке… Китайские фонари, летящие по воле ветра… Поцелуй на маскараде… Портрет Мэта, который я написала, узнав, что он летит в Лондон… Цветные фейерверки, озаряющие ночное небо в ночь Гая Фокса…
Я медленно проходила мимо своих картин, и воспоминания терзали мое сердце.
Отвернувшись, я вышла в другой зал.
– Элизабет! Картины великолепны! Только влюбленный человек способен творить такие шедевры! – Ко мне подошел Ник Ричмонд с поздравлениями.
Ричмонд, как всегда, доставал белый платочек из кармана зеленого жилета и вытирал капли пота на лбу. Он тяжело дышал, щурил маленькие глазки и приподнимал брови, которые срослись в одну сплошную полоску.
– С чего вы взяли, что я влюблена? – Я равнодушно пожала плечами.
– Знаешь, Лиззи, за свою жизнь я знал многих женщин. Поверь, я умею читать по глазам. А женский взгляд может очень многое рассказать… Не слушай, что говорит женщина, она может лгать, смотри в ее глаза – они никогда не обманут, – тяжело проговорил Ричмонд и опять достал платочек. – Дитя, тебе сейчас очень тяжело, я вижу. В чем дело? Может, я смогу помочь?
Почему-то Ник сейчас вызывал у меня доверие, прошлое отвращение пропало. Возможно, потому, что мне нужно было высказаться.
Ричмонд заметил мое к нему расположение.
– Давай прогуляемся до твоих картин. – Он подставил локоть, и я взяла его под руку.
Мы зашли в зал. Ричмонд отдышался и взглянул на мои картины.
– Мэт тебя обидел? – спросил вдруг Ник.
Я была ошарашена этим вопросом и отвела взгляд.
– Его впервые с тобой нет. Тем более, это твоя выставка… – Ричмонд опять пронзил меня взглядом, и мне показалось, что рентгеновский луч прошел через мой мозг.
– Мне не известно, где Мэт. Эта тема мне безразлична, – холодно ответила я и отвернулась от любопытного Ричмонда.
Ник глухо засмеялся и опять полез за платком. Он посмотрел на портрет Мэта.
– Ты его любишь. Ты его очень сильно любишь. Посмотри, портрет был нарисован не с натуры. Ты его писала с помощью своей памяти. Заметь, ты отлично знаешь его черты, разрез и цвет глаз, контур губ, родинку на правой щеке… – Ричмонд водил пальцем по картине. – Зачем ты обманываешь сама себя?
– Я не знаю… – заволновалась я. – Я не знаю, любовь ли это?
Я немного растерялась и потянула рукава кофты. Ник был прав, я боялась признаться в этом самой себе.
– Не каждый человек за три года может запомнить лицо собеседника. А ты воспроизвела его в точности. Значит, ты часто изучала его, любовалась им, возможно, восхищалась. У меня есть друг, хороший человек, мы общаемся уже тридцать лет. Но закрой мне глаза, я даже не вспомню изгиб его бровей! – Ричмонд отдышался. – Мэт стал твоим другом за минуту до вашего знакомства!
Ник хрипло засмеялся.
– Что вы хотите этим сказать? – заинтересовалась я.
– Держу пари, он сразу предложил тебе какую-то помощь. А мужчины, предлагая помощь, всегда надеются, что вы им чем-то отплатите. Он вывел тебя в свет, вытаскивал из передряг. А что ты ему сделала хорошего? Ухаживала за его старой тетей? – Ник приподнял бровь. – Нет, но это его не смущало. Уверен, он в тебя влюбился с первого взгляда, хотя я и не присутствовал на вашей первой встрече. И ждал ответной любви…
Я молча слушала и, не переставая, теребила рукава кофты.
– Если кто-то испытывает к своему другу что-то большее, то вряд ли их отношения можно назвать дружескими. Он страдает, хотя не выдает своих чувств, чтобы не перестать наслаждаться обществом любимого человека.
У меня покраснели глаза и начали наворачиваться слезы. Мне очень не хватало Мэта.
– Возможно, у нас с Мэтом и была привязанность, но не любовь, – упрямо возразила я.
– Привязанность… привычка… Нет! Привычка – это когда ты утром завтракаешь и вдруг замечаешь, что масло испортилось. Тебя это выбивает из колеи, потому что на протяжении десяти лет по утрам ты пьешь кофе и ешь тосты с маслом. Но ты начинаешь рыться в холодильнике и через некоторое время успокаиваешься, намазав хлеб клубничным джемом. Ты можешь заменить масло вареньем. И это тебя не огорчит!
Я не понимала, к чему клонит Ник.
– Ты всегда посещала галерею вместе с Мэтом. Теперь его нет, но есть я. Ты себя так же чувствуешь? Что-то поменялось? – Ричмонд тяжело задышал.
– Мне его не хватает… – прошептала я.
– Потому что он для тебя не заменим! Ты тоже любишь его, но не признаешься себе в этом. Чего-то боишься…
Ричмонд прошелся вдоль моих картин и достал очки. Я никогда не видела, чтобы Ник носил очки. Он заметил мое удивление.
– Не хочу показывать, что старею. Когда я близко всматривался в картины, ты думала, что я смотрю, как положен мазок краски? – Ричмонд хрипло посмеялся и достал белый платочек.
– Я думаю, Мэту наплевать на меня. В принципе, я в этом уверена! – прошептала я и запрокинула голову, чтобы тушь не потекла.
– Лиззи, люди дружат, чтобы брать и давать что-то друг другу. Должен быть обмен. Мэт тебе много помогал. Но что дала ему ты? Составила компанию на светском вечере? И он, тем не менее, продолжал тебе помогать. Почему? Может, потому что ему на тебя наплевать? – Ричмонд подошел к картине, где был запечатлен поцелуй на маскараде. – А этот поцелуй был дружеским?
Я опустила глаза. Создавалось такое впечатление, что отец отчитывает дочь.
– Я не знаю, что у вас произошло, и мне не нужно это знать, но я уверен в одном: вы любите друг друга, любите очень сильно! – Ричмонд покачал головой и улыбнулся. – Я заметил, что в комнате персонала стоит чемодан. Ты уезжаешь?
– Да, я еду домой на неделю. Нужно многое переосмыслить, – ответила я. – Сразу после выставки сяду на электричку и через несколько часов буду дома.
Ричмонд убрал платок в карман и опять взглянул на портрет.
– Тебе не жалко продавать эту картину? – спросил он.
Я промолчала.
– Я унесу ее на склад. Когда вернешься в Нью-Йорк, заберешь. Этот портрет дорог тебе… – Он похлопал меня по плечу, улыбнулся и направился к выходу.
Я молча смотрела вслед уходящему Нику.
Он повернулся и бросил фразу:
– Когда будешь в Алабаме, поймешь, что тебе очень сильно не хватает Мэта… И тогда подумай над моими словами!