Тариф на любовь

Глава 4

В пятницу Вера позвонила на работу — договориться о встрече. Иван заранее купил все, что нужно для угощения, о чем поставил Асю в известность. Главное блюдо требовало уйму времени, и Ася попросила подругу переночевать у нее. Но первоочередной причиной все же был разговор девушек. Хотя Ася заранее знала, что Вера обрадуется ее решению и поддержит, ей надо было выговориться. Юлиан не появлялся, и Асю переполняли объяснения, причины и выводы… Вряд ли Вера подскажет нужные слова, слишком острый у нее язычок, но она умеет слушать — вот что было главным для Аси.

Они договорились о встрече и вместе пришли к Асе домой. Иван окликнул девушек с балкона, поздоровался и пригласил к себе. Ася по привычке хотела отказать, но Вера опередила ее, договорившись нанести визит через полчаса.

Подруги освежились в душе, снимая усталость дня теплой водой, поужинали. Ася хотела сразу все выложить Вере, но передумала: десяти-пятнадцати минут ей не хватит, а прерываться не хотелось. Она расскажет, когда Вера вернется от Ивана. Однако Вера настояла, чтобы Ася пошла с ней.

— Стыдно до сих пор не увидеть, как живут твои соседи, — попеняла она. — И я одна не донесу все продукты.

Последний довод был разумным. Ася не хотела, что бы к ней приходил Иван: не придется выжидать его ухода для откровенной беседы с Верой, да и вообще следует ограничить его визиты.

Иван проводил девушек в комнату и предложил кофе.

— Лучше хоромы свои покажи, — сказала Вера. — Кофе мы у Аси выпьем.

— Смотрите. — Иван широким жестом обвел комнату. — Настя лишена любопытства, так я перед тобой хоть похвастаю.

— Правда?

Удивленная Вера обернулась к подруге. Она не знала другого человека, который обожал смотреть обновки так, как Ася, и после долго фантазировал на тему: «Если бы у меня было такое…» Из «такого» Ася вряд ли приобрела и десятую часть, но мечтать и воображать ей никто не мешал, даже Вера на время оставляла свой сарказм.

И вдруг Ваня говорит, что Ася нелюбопытная. Удивительно, да и только!

Ася скромно озиралась по сторонам — все, что она позволила себе. Вера же подробно изучала мебель и все, что было на виду. Компьютер вызвал у нее вопросы о профессии Ивана, не без насмешки она заметила, что коллекционирование хрусталя не мужское занятие. Но спальня затмила все. Вера, утратив способность говорить, смотрела на белоснежное чудо. Спохватилась и ринулась в комнату, где оставила Асю.

— Идем, — строго сказала она, схватила подругу за руку и потащила за собой. Поставила у двери и восхищенно произнесла: — Ты видела такое?!

Если Ася и видела, то только в зарубежном кино из жизни высшей аристократии. Размерами спальня вряд ли походила на графскую, но роскошная кровать с зеркальным изголовьем, тумбочка около нее, в углу шкаф и рядом с дверью трюмо создавали впечатление сказочного островка. И все белое, на фоне светлых с золотом обоев.

Ася молчала, зачарованная зимней рапсодией дерева и зеркал, сильно сжимала кулачки, чтобы не дотронуться до этого дива, и убеждала себя в нереальности картины, ибо то, что она знала об Иване, волшебную сказку превращало в соблазны ада.

— Никак королеву ищешь в любовницы? — рассмеялась Вера.

Она вальяжно расхаживала по комнате, крутилась перед зеркалом, демонстрируя диссонанс черного в лиловых и розовых тюльпанах платья на фоне облачной белизны спальни.

— Я согласен и на принцессу, — улыбнулся польщенный Иван.

Он гордился собой, видя реакцию гостей, и без труда представил Настю в этом снежном уединении. Такими же удивленно-растерянными глазами она будет смотреть на него, а он обласкает каждую клеточку ее тела, уложит в кровать, и они будут наслаждаться любовью…

— Ха-ха-ха! — прервала его фантазии Вера. — Тут я тебя и нашла, Ваня.

— В чем?

— Да ни одна принцесса не согласится стать любовницей. Только женой. Ну, ты, Иванушка…

— Дурак. — На этот раз Ваня не обиделся и хитро подморгнул Вере.

— Правильно мыслишь, но можно и поласковей, — смягчилась Вера. — Видишь, какая я добрая?

— Укротить тебя некому, — подтрунил Иван.

— Некому, — притворно-грустно вздохнула Вера. — Ох, некому, Ваня. Может, ты решишься?

— Вера, — подала голос Ася, — мы здесь по делу.

— Вот так. — Девушка гордо выпрямилась. — Пока ты собирался, нашлись другие. И это лучшая подруга! Никакой жизни… Впрочем, мы не королевы и не принцессы. Идем, Ася.

Вера поинтересовалась, есть ли у Вани большое блюдо под поросенка. Он открыл буфет, пригласив ее самой выбрать то, что нужно. Она охнула от столового сервиза на двенадцать персон — мечты любой женщины и хозяйки. В общежитии подобная роскошь непозволительна, а Иван будто не замечал ценности имущества. Верная себе, Вера тут же выложила, что думает о холостяке, имеющем изумительную посуду, о которой можно только мечтать, и, как добрая фея, загадочно выставила на обозрение одну тарелку.

— Ась, ты глянь! — весело окликнула Вера. — Ваня и вправду согласен на принцессу. Уже и горошины припас, да не простые.

На дне тарелки лежали скрепленные между собой золотые серьги с жемчужинами. Металлические дуги сверкнули тоненькими лучиками, но камни вбирали в себя свет ламп, будто истосковались по солнцу и теплу.

Иван почувствовал, как его окатывает жаркая волна стыда и ярости. Из-за переезда, ремонта, хлопот, связанных с новой квартирой, он совсем выпустил из виду эти сережки. Для него они были особенные, и Иван никогда и никому их не показывал. В них заключались стыд и позор его прошлого, поражение и начало новой жизни. Слишком сокровенное вытащила на свет Вера, и, будь она одна, Иван мог бы справиться с эмоциями, выкрутиться, отшутиться, не привлекая к этому внимания. Но рядом стояла Настя и во все глаза смотрела на скромное женское украшение. Ей Иван не мог лгать, а объяснить происхождение серег — земля пусть разверзнется прежде, чем он расскажет об этом.

Вера с хитрецой взглянула на Ивана, багрового, как свекла, и хотела уже высказать очередную колкость, но он опередил ее.

— Ты ищешь блюдо, Вера, — глухо, с непонятной угрозой напомнил он.

Она скептически хмыкнула, повела плечами и поставила тарелку на место.

Иван лихорадочно припоминал, что еще может обнаружить находчивая Вера, но перед глазами маячили сережки с тусклым, чуть пожелтевшим жемчугом. Не в силах справиться с собой, он слегка оттолкнул девушку в сторону, достал из-под стопки тарелок большое блюдо и отдал ей в руки.

— Сойдет? — грубо спросил он.

Вера внимательно следила за Ваниным лицом. Неожиданно уголки ее губ дрогнули, медленно растянулись в улыбку.

— Ой, Вань, ты смутился? — не веря глазам, спросила Вера, сочувственно подняла брови и… расхохоталась.

Ее смех заполнял все углы комнаты и застревал в спирально закрученных подвесках люстры. Она, не устояв на корточках, приземлилась на мягкую точку, скрестив по-турецки ноги. Поднос лежал у нее на коленях, а Вера исходила смехом.

У Вани руки дрожали от нестерпимого желания задушить эту наглую девку. Как она смеет издеваться над ним в его же доме, в присутствии Насти?! Мало того, что она так бесцеремонно обнаружила его тайну, да еще смеется в лицо. Врезать бы ей разок, чтобы заткнулась, но что подумает Настя!

Иван постарался взять себя в руки. Громко хлопнув дверцей, он встал, не обращая внимания на Веру, осуждающе взглянул на Асю.

— Пойдем, возьмешь продукты.

— Что?

Ася не узнала свой голос, из горла вырывались каркающие звуки, и только теперь она поняла, что почти не дышала.

«Боже мой! Эти серьги!.. Мои серьги до сих пор у Ивана. — Увидев их, Ася перестала соображать, стояла, как парализованная, не в состоянии ни о чем думать, что-то чувствовать. — Мои серьги!.. Этого не может быть!»

— Настя! — строго окликнул ее с порога Иван.

Она перевела взгляд на Веру, утиравшую слезы и всхлипывающую от смеха. Ася не могла понять, почему ее подруга смеется, но та вела себя слишком вольно в чужой квартире, а потому Ася решила напомнить ей о приличиях.

— Вера, — с упреком позвала ее девушка.

— Да, да. — Вера неуклюже перекатилась на колени, поддерживая рукой дорогое блюдо и продолжая смеяться. — Господи, впервые вижу, чтобы взрослый мужчина так краснел!

— Вера, нам пора. — На фоне зычного смеха подруги голос Аси казался безжизненно-тихим.

— Да, — легко согласилась Вера, — пора, мой друг. Чего ты такая бледная? Переживаешь за соседа? Идем на кухню.

Иван со злостью бросал в сумку пакеты с продуктами, опустошая холодильник. Обращаясь к нему, Вера не изменила своему настроению:

— Ты представляешь, что бомбардируешь меня этими деликатесами? Да, Ваня? Напрасно. И чего ты вообще злишься? Я тебе сказала комплимент. Давай я помогу тебе, Ваня. Ася, где моя авоська? — Она набрала овощей, положила пару пакетов круп и победно посмотрела на Ивана. — Хочешь врезать мне?

Он ошалел от такого предложения и на секунду забыл о присутствии Аси.

— Еще как! — И понял бессмысленность своей злости. Недобро усмехнулся. — Но лучше шею вывернуть… да язык укоротить.

Вера уловила нотки мрачного юмора, но все равно оценила его.

— Ваня, но я же не допытываюсь причины, только высказала факт. У нас Ася любопытная…

— Не пытай судьбу, Вера, — обожжешься, — хмуро прервал ее Иван.

— Вера, идем. — Ася тронула подругу за плечо. — Ты слишком разговорилась.

Вера успокоила ее улыбкой, вручила полную авоську и снова повернулась к Ивану.

— Кстати, Ваня, твоя сумка нам не нужна. Можешь смело перекладывать все обратно в холодильник. Только не забудь, что это не моя шея, ладно? Пошли, Ася.

Стиснув зубы, чтобы не сорваться на отборную брань, Иван закрыл дверь за девушками, быстро рассовал пакеты в холодильник и пошел в комнату. Достав из буфета серьги, он крутил их в пальцах и смотрел в темное окно.

Сколько раз он пытался вызвать в памяти образ той, что оставила эти украшения в уплату за постельные утехи, и ничего не получалось. Только ощущение стыдливо горящей кожи ее плеч, шеи, лица. Только контрастно-белые простыни и подушка. Только предчувствие опасности и неги… Предчувствие любви… Господи, когда это закончится?!

Сжав в кулаке драгоценности, он оглядел комнату в поисках укромного места. Он забудет о серьгах и их обладательнице. Он должен забыть о них. И Настя ему поможет. Как только он добьется ее расположения и доверия, она поможет ему забыть собственные грехи.

Пусть будет счастлива та девушка, волею случая попавшая к нему в постель, а он искупит свою вину с Настей.

Ася в полной мере поняла значение слова «мерзопакостно». Когда-то она прочитала его в одном из романов какого-то русского классика. Тогда оно показалось причудливой фантазией писателя, но в этот вечер она сполна оценила подобное состояние и настроение. Презренное и горькое слово преследовало ее оглушительным набатом.

Совсем недавно она сделала для себя открытие, что ее отношения с Юлианом весьма далеки от романтических, не говоря уже о любви. Не раз она собиралась объясниться с ним и разорвать наконец липкую паутину ложного приятия. И каждый раз ей что-то мешало. В последние дни Ася не видела Юлиана, и, несмотря на это, она все больше ощущала тяжесть на душе.

Но когда на новоселье Ивана он пришел со спутницей, а через несколько минут Ася узнала, что Юлик женат уже семь лет и спутница — его жена, она почувствовала себя не то что преданной, а облитой грязью. Она не знала, смеяться ей или плакать. С одной стороны, отпадает необходимость объяснять что-либо Юлику, но с другой…

Как он смел обнадеживать ее замужеством, имея жену и детей?! Теперь понятно, почему он никогда не приглашал ее домой. И причина была вовсе не в родителях, и все его отговорки о болезни матери, о напряженных отношениях родителей с сыном были дешевыми уловками, праздной ложью. А она-то выискивала слова, чтобы не обидеть его «душевную мягкость и чуткость», чтобы, не дай Бог, не задеть его мужское достоинство, отказываясь от любви.

Обида и боль сковали ее горло. Хорошо, что за столом все были увлечены разговором и каждый хотел вы сказать свое мнение, а не слушать других. Пока гости оживленно перекрикивали друг друга, Ася решала, чего же в ней больше — равнодушия, боли предательства или же облегчения от долгожданного конца романа. Но с какой стороны ни смотри, чувствовала она себя мерзопакостно.

Единственным желанием было уйти. Остаться одной. Занять делом зудящие руки и мысли и отключиться от мира на время, чтобы — в который раз! — попытаться начать жизнь заново.

Даже в этом ей было отказано. Вера и Люда, хоть их пригласил Иван, часто бросали в ее сторону взгляды. Им было весело, но Ася знала: уйди она, и подруги потянутся за ней, стоически пряча в себе нежелание прерывать веселье и, может быть, теряя потенциальных женихов. Тут Ася горько усмехнулась про себя. Что ж, по крайней мере девочки будут знать наверняка о семейном положении каждого присутствующего и не попадут впросак, как она. Господи, как это все мерзопакостно! Ваня украдкой наблюдал за Асей. Воспоминания вновь нахлынули на него. Сейчас он смотрел на свою бывшую жену равнодушно, даже с некоторой долей снисходительности. Но тогда, семь с половиной лет назад, он был оглушен предательством, его душила бессильная ярость и ощущение потерянности. Словно он оказался в вакуумной колбе, без опоры под ногами и довлеющими над ним невидимыми стенами.

Такой же потерянной выглядела сейчас и Анастасия. Она сосредоточенно цедила легкое вино, золотистыми бликами играющее в гранях хрусталя, но Ваня мог голову дать на отсечение, что Настя не чувствует ни вкуса, ни запаха изысканного напитка. Ваня обвел взглядом собравшихся и вдруг с ужасающей ясностью представил себя на месте девушки. Тогда, давно, он бесновался в одиночестве или предавался пьяным разгулам. Насте приходилось держать себя в руках, сидеть с незнакомыми людьми и предателем за одним праздничным столом и скрывать обуревающую муку в себе, изображать довольного жизнью человека. Он медленно открывал для себя глубинную цельность ее натуры, огромную волю и стойкость, редкостную даже для мужчин, не то что для слабого пола. Волна уважения к девушке поднялась в нем, смешалась с восторгом, доводящим до страха. С удивлением и восхищением Ваня понял, что хочет называть ее с большой буквы.

— Анастасия… — трепетно прошептал он, растягивая имя, словно открывая для себя утраченную святыню.

Ася услышала его и посмотрела вопросительно, как ей казалось, на Ваню. Гамма чувств отразилась в ее глазах. Он не думал, что девушка услышит его, и то, что он увидел в ней, заставило его затаить дыхание. Смолкли голоса, исчезли лица, и он остался наедине с ее бездонными, полными затаенной страсти и потерянности зелеными глазами.

— …А по мне, попадись сильный мужчина — так и заплатила бы за его ласки, — врезался в сознание Ивана пронзительный женский голос. Он вмиг стряхнул оцепенение и вновь замер, но уже по другой причине.

— Фу! Какая пошлость! — отозвался Саша. — Ты просто защищаешь свою бывшую подругу. Но весьма не успешно.

— Мне не нужно ее защищать, — живо возразила Света, яркая блондинка с темно-карими глазами и черными бровями-ниточками. — Лучше признайся сам: обидно, что на тебя не обратили внимание.

— Ха! — Саша тщательно пытался скрыть, что его самолюбие было уязвлено. — Велика важность — находиться рядом с проституткой.

— Эта… как вы изволили выразиться, — распалилась не на шутку Света, — зарабатывает больше тебя в пять раз и знает об интиме во столько же раз больше.

— Я думаю! — язвительно встрял Юлиан.

— Думаешь! — в том же тоне ответила Лора, воспользовавшись паузой. Ее горящие нетерпением глаза выдавали муки в ожидании своего часа высказать мудрость любви. — Думаешь, как получить удовольствие, и абсолютно не думаешь, чтобы его доставить женщине.

— Вот с этим я совершенно согласна, — торжественно подтвердила жена Юлиана Леночка. Это была яркая красавица. Крупные безукоризненные черты лица кричали о своем совершенстве. Большие глаза, подведенные для пущей выразительности, затягивали омутом чистой голубизны; полные губы с помадой цвета алой вишни были в постоянном чувственном движении, словно жили собственной жизнью. Асе не нравились такие лица, хоть она и ругала себя, называя это завистью к жене своего любовника. Тем не менее она знала, что от такой красоты быстро устаешь, и еще знала, что подобные лица действуют на окружающих, как мед на мух. Вот и сейчас мужчины смотрели на Леночку с нескрываемым восторгом, а она восседала за столом, как королева на троне, надменно позволяя своим подданным раболепствовать перед ней.

Еще бы, ядовито подумала Ася, эта кукла проявила кладезь мудрости, открыто насмехаясь над собственным мужем.

— И я согласна со Светой, — царственно продолжала вещать Леночка. Она обвела взглядом всех за столом и остановилась на Ване. — Я бы тоже заплатила за то, чтобы быть по-настоящему любимой.

— Ленчик! — ужаснулся Юлиан.

И было отчего. Ася забыла о собственных чувствах, удивляясь подобной наглости. Лена же не отрывала глаз от Ивана.

— В этом нет надобности, — произнес сухим, каким-то чужим голосом Иван. — Ты сполна заплатила и теперь имеешь любя… хм… отличного мужа.

Он повторял ее слова, сказанные давным-давно, лишь однажды запнулся, помня о Насте и не желая усугублять ее боль. Ей и так сегодня досталось. Пользуясь правом хозяина, Иван встал из-за стола и сказал:

— Давайте танцевать.

— Ну нет! — возмутилась весело Света. — У нас такой замечательный спор. Вот возможность высказать все, что мы о вас, мужчинах, думаем. А ты, Вань, «танцевать»! Успеется.

— Светлая девушка, — тепло улыбнулся Ваня, и Ася неожиданно решила, что он часто называл так свою сокурсницу, а может, и любовницу, — ты шокируешь моих гостей. Оставь фривольные темы до времени, когда Вера и Людмила узнают тебя лучше.

— Что за слова, Ванюша? — довольная комплиментом, засмеялась Света. — Фривольные!.. Да и можно ли в наше время кого-то шокировать сексом? А, Верунчик? — Она заговорщицки подмигнула новой знакомой. Вера ответила ей бодрой улыбкой и украдкой бросила взгляд на своего соседа по столу Женю: как он отнесется к ее согласию с откровенной Светой?

— Вано, ты забыл о Настеньке, — напомнил Саша, не по-джентльменски проявляя радость от оплошности друга. — Она ведь тоже твоя гостья.

Ваня включил магнитофон, отрегулировал громкость и только после этого обернулся.

— Я не забыл, Санек. — Возвращаясь к столу, он предупреждающе глядел на приятеля.

— Настенька не просто гостья в этом доме. Мы соседи и друзья.

— Кстати, о друзьях! — опять возвысила голос Света. — Ванюша, Ната передает привет. Заметь, только тебе единственному.

Ваня прикрыл глаза, мыслями уносясь в прошлое. Что ж, какими бы ни были воспоминания, Наташа помогла ему тогда во многом.

— Спасибо, Светик. Жаль, что она не пришла.

— О! — обрадовалась девушка. — Я передам ей твои слова, и она обязательно найдет время для тебя.

Он слегка кивнул в знак согласия:

— Наверняка не как к своему клиенту.

Света рассмеялась:

— Здорово было бы, если б она потребовала с тебя деньги. Подумай, Ванюша, — она обольстительно понизила голос, — ради старого приятеля обаятельная Натали сделает скидку… или сама накинет.

— Ты много болтаешь, Света, — резко оборвал ее Иван. Он подошел к Асе. — Разрешите пригласить вас на танец, сударыня?

Ваня взял Асю за руку, помогая ей встать, и, не удержавшись, склонился в галантном поцелуе. Девушка едва дышала. Откровения или прозрачные намеки за столом живо напомнили ей о другом вечере, когда Иван более тонко и льстиво соблазнял едва знакомую девушку.

Его подчеркнутое внимание сейчас настораживало и пугало. Она точно знала, для чего сей обольститель медленно склоняется к ее руке, и уже видела его томные глаза, полные желания, которые, однако, зорко наблюдали за ее реакцией. Когда же Ася почувствовала на своих пальцах его мягкие теплые губы, она вспомнила о серьгах, лежащих на тарелке, и в ужасе отдернула руку, вновь испытав горестное унижение финала игры. От резкого толчка бокал, который она держала, опрокинулся на нее, разбрызгивая по юбке остатки вина. Это было уже слишком, Асю обуяла ярость. Щеки жарко вспыхнули от злости. Она вскинула голову, готовая обрушить праведный гнев на виновника всех ее несчастий, но встретила недоуменный взгляд потемневших от незаслуженной обиды голубых глаз.

Вокруг раздавались сочувственные ахи и советы, как избавиться от винных пятен. Ася медленно возвращалась к действительности, зная, что перед чужими людьми надо вести себя достойно. Никто не поймет ее состояния. Никто не знает, что связывает ее с Ваней, в том числе и он сам. Да еще и Юлик здесь, который со свойственным ему себялюбием отнесет этот Асин срыв на свой счет. Нет, она не доставит такого удовольствия ни ему, ни кому-либо другому.

Сосредоточив внимание на своих действиях, она осторожно поставила бокал на стол и поднялась. На вежливую улыбку у нее не хватило сил.

— Извините, — произнесла она в пространство и, яростно подавляя желание убежать, медленно покинула комнату.

— Ната не накинет, — печально подвела итог Света, но глаза ее сверкали весельем. — Теряешь навык, Ванюша.

— Замолчи, — сквозь стиснутые зубы процедил Иван и вышел вслед за Асей.

Кухня была пуста. В ванной тоже было тихо — ни шума льющейся воды, ни мелодичного постукивания женских каблучков о кафель. Ваня для проформы постучал в дверь ванной, заглянул, заранее зная, что Насти там нет, и ринулся в коридор. От сквозняка скрипнула аккуратно прикрытая дверь. Ваня тупо уставился на нее, словно впервые понял ее назначение.

Настенька ушла.

А чего он ожидал? Что она будет веселиться и радоваться, узнав, что ее жених — отец двух детей и под каблуком у жены? Да еще этот дурацкий разговор за столом. Хотя вряд ли это объясняет ее реакцию на его приглашение, ее откровенную неприязнь к нему. Но что бы там ни было, он не может, не должен оставлять ее одну со своими горестями.

Ваня выбежал из квартиры с твердым намерением разделить тревоги Насти и по возможности успокоить ее. В подъезде тяжело гудел работающий лифт. Значит, Настя поднимается домой, решил Ваня и побежал по лестничным пролетам, перепрыгивая через ступеньки. Однако на нужном этаже лифт не остановился, что озадачило его ненадолго. Ваня нажал кнопку звонка. После небольшой паузы он позвонил еще раз. За дверью послышался какой-то шорох, но никто не отзывался на звонок. Ваня позвонил в третий раз и позвал:

— Настя, открой. Это важно.

Последовало молчание. Наконец чужой женский голос ответил:

— Ее нет дома. Она в гостях.

— Она ушла оттуда. Я должен ее видеть, — настаивал Иван. — Откройте, пожалуйста.

С явной неохотой ему ответили:

— Одну минуту. Подождите.

Ваня уже понял, что Насти нет дома. Не было смысла объясняться с потревоженной подругой.

— Ладно, — сдался он, — не надо открывать. Я ухожу.

Ася обошла третий дом и повернула назад. Свежий ночной воздух и быстрая ходьба немного успокоили ее. Она выплеснула избыток адреналина в стремительном шаге и теперь возвращалась, устало замедляя движение. Идти было некуда. То, что она не вернется на новоселье, было ясно как день. Но и домой нельзя — там Катя не одна, и Ася клятвенно заверяла, что до полуночи ее не будет. Девушка горько хмыкнула: в собственную квартиру нет хода. Дожила! Впрочем, домой идти не хотелось, теплая ночь будто спасала от невеселых дум, рассеивала в темноте чувство утраты и бессмысленность будущего. Ася вспомнила, что позади дома, на стройке, видела сложенные блоки. Там можно посидеть в тишине и подумать. В ответ ноги словно налились свинцом. Опустив голову, ссутулив плечи, Ася побрела к намеченной цели.

Думать не пришлось. События вечера навалились на нее такой тяжестью, что не было места мыслям. Сидя на огромных блоках, Ася мерно покачивалась, вбирая в себя холодную мудрость звезд. Неожиданно Ася почувствовала ту ауру вокруг себя, о которой так часто рассказывают модные нынче астрологи. Она физически ощущала невидимую оболочку, которая неотвратимо сужалась вокруг нее, словно липкая паутина, забирала энергию жизни. Любопытство и страх обуяли девушку, вот только не хватало сил вырваться из этого плена и вдохнуть полной грудью. Она настолько погрузилась в себя, что не заметила, когда рядом сел Иван. Не сознавая присутствия другого человека, Ася равнодушно посмотрела на него и снова отвернулась, продолжая покачиваться в такт музыке звезд.

— Я… — Ваня кашлянул, прочищая горло, и начал снова: — Я искал тебя.

Она молчала, словно не слышала его.

— Поднимался к тебе домой. У тебя гости.

Ответ тот же.

Ваня потер лоб, сознавая тщетность своих попыток. Еще минуту назад он был уверен, что сумеет успокоить девушку, разделив с ней боль и обиду. Он готовился вытерпеть ее слезы и заботливо утирать заплаканное лицо. Но то, что он увидел, застало врасплох. Настя опять поразила его тихой отрешенностью, и он не знал, как вывести ее из этого состояния.

В свое время ему помогла Ната. Уже тогда знаток мужской психологии, она насела на Ивана с расспросами; то уговаривала, то угрожала, то профессионально обласкивала, то кричала, что он не мужик, пока в злости Иван не бросил ее на кровать и, в сущности, изнасиловал, мстя за назойливость. Но тогда же ему стало легче, и в конце концов он все рассказал подруге в подробностях, уткнувшись лбом в ее волосы, чтобы она не видела его слез.

При мысли, что он мог так же утешить Настю, живот свело судорогой. Он мог бы. Он знал о любви почти все.

Знал такое, что многим и не снилось. Он мог заставить женщину забыться, окунуть ее в радость чувственности, наполнить новым смыслом жизни. Ни одна женщина не уходила от него неудовлетворенной, даже те, о которых ходили слухи, что они фригидные. В конце концов, Иван начал сомневаться в существовании такого понятия и склонен был забыть о мужской солидарности, сетуя на половой эгоизм собратьев.

И все было бы хорошо, если б не появилась она. И фригидность тут ни при чем. Иван быстро сломил ее природную застенчивость и сдержанность. Ему даже понравилось ее поведение — приятное разнообразие в море сексуальных тигриц. И скоро она заметалась в его объятиях, как птица в силках, в стремлении к развязке. Он не давал ей покоя всю ночь и смеялся, когда она удивленно охала при очередном наступлении… Утром он предъявил ей счет, уверенный и даже гордый тем, что отработал каждую копеечку. Вот когда она стала неприступной и холодной. Она оставила ему маленькие сережки, но так и не вернулась за ними. Неожиданная, очень странная расплата вдруг показала ему в полной мере женское унижение и его собственное ничтожество. Наконец он осознал, как глубоко пал, продавая себя, свое тело; наплевал на свое достоинство и потянул в эту дыру тех, в ком еще теплилась надежда на честные душевные взаимоотношения между людьми.

Ваня не помнил ее лица, не обратил внимания на внешность, но эта девушка стала последней в череде его постельного хобби. Она вселила и укоренила в нем стыд, разбудила и иссушила совесть, и, глядя на серьги, он испытывал к себе отвращение и презрение.

Позже Иван выяснил, что должен был обиходить другую гостью на вечере, а об этой женщине практически никто ничего не знал. Сам он сгорал от стыда при мысли, что когда-нибудь посмотрит ей в глаза еще раз. Но серьги хранил и питал слабую надежду вернуть их владелице и откровенно объясниться. Это и стало причиной его теперешней почти монашеской жизни.

Анастасия походила на ту незнакомку. Ни слез, ни жалоб, лишь отчужденная замкнутость, в которой нет места ни ему, ни его утешениям. Постепенно в нем прояснялась мысль, что его вожделение к Насте идет не на обычном для мужчин уровне — все начинается выше, объединяет сознание, душу, сердце и плоть в единую гармонию любви.

Неужели это и есть любовь? Ведь он до слез переживал разрыв с Леной, но не испытывал к ней и половины чувств, пробуждаемых Настей. Что же было тогда? И что есть сейчас? Только в одном они схожи — обе отвергают его. Лена погналась за деньгами и респектабельностью. Тогда что не нравится Насте? Почему она шарахается от него, как от чумного? Словно чувствует его гнилое прошлое. Или знает? Эта мысль прошибла Ивана холодным потом.

Если Настя узнает, она для него будет потеряна навсегда. Да нет же, успокаивал себя Иван, она не может знать.

Не должна знать!

Они впервые познакомились месяц назад, общих знакомых у них нет. Разве что Юлик, но он сам не знает об Ивановых грехах. Да и вряд ли этот образчик самодовольства будет говорить о других мужчинах со своей любовницей. Настя — любовница?! Господи, нет! Она обманутая, несчастная женщина.

— Совсем запутался.

Ваня поздно понял, что говорит вслух.

На Асю его слова подействовали как взрыв бомбы. Она утратила остатки самообладания и горько, безудержно разрыдалась, словно разлетелась на куски. Иван поднял за плечи согбенную девушку, прижал ее голову к своему плечу, гладя спутанные густые пряди волос. Ей надо выплакать свое горе, и ему впору заплакать.

Она не знала, с чего все началось. Сначала она рыдала, уткнувшись в широкую теплую грудь, и чувствовала лишь тяжелую ладонь да щеку, тершуюся о ее макушку. Потом словно провал, из которого она выплыла, чтобы потонуть в глубоком поцелуе. Тогда рыдания сменились стонами, а желание остаться одной — крепкими мужскими плечами, за которые она цеплялась как за единственное спасение. Ася понимала, что что-то не так, но, утратившая волю и ясную мысль, она отдалась напору чувственности. Ее грудь трепетала под почти забытыми ласками его большой ладони. Ася подалась вперед, чтобы встретить дерзкий язык и вступить в сладостный поединок. С каждым прикосновением губ, с каждым м дрожащей мужской руки на своей коже к Асе возвращались силы, застоявшаяся кровь все стремительнее набирала темп, собирая энергию для естественного взрыва плоти. Никогда еще Ася не испытывала такого всепоглощающего торжества любви. Она томилась мукой и одновременно парила в небесах; тонула в глубоком омуте и купалась в солнечных лучах; задыхалась, но никогда не дышала так свободно и полно.

И когда горячие пальцы коснулись ее между ног в поисках сокровенной сердцевины, когда ее пронизала дрожь в предчувствии взрывной кульминации, лишь тогда действительность обрушилась на нее всей тяжестью. Она поняла, кто ее целует и ласкает, кто рвется познать ее сущность. Нет, не впервые она испытывала такое блаженство и знает уже, что за все надо платить. По прейскуранту.

В один неуловимый миг радость любви превратилась в ненависть насилия, дрожь экстаза — в смертельное оскорбление, томный вздох — в яростный протест. Ася сжала ноги, закрывая ему доступ. Руки, еще недавно обнимавшие шею Ивана, начали отталкивать. Она отворачивалась, желая оторваться от его губ…

Ваня потерял голову. Он никогда не встречал такой безудержной страсти. Бог мой! Да Ната со своим профессионализмом — скромная монашенка по сравнению с Настей, которая не проявила себя и вполсилы. От этой мысли Иван задрожал всем телом. Он с силой прижал девушку к себе, закрыл глаза, зарывшись лицом в ее волосы, чтобы вернуть хоть толику самообладания. Он не должен думать о себе. Эти минуты он посвятит только Настеньке, подарит ей благодатное наслаждение, единственную отраду в жизни, чего бы это ему ни стоило.

Дрожащее тело, мечущаяся из стороны в сторону голова, плотно сжатые бедра говорили о близкой развязке. Он едва удерживал ее губы, заглушая рвущиеся из нее крики.

— Настенька, радость моя, — то ли говорил, то ли думал Иван. — Откройся, доверься мне, милая… Я не обижу тебя…

— Нет!!!

Вопль разорвал тишину ночи и словно удесятерил ее силы. Ася толкнула Ивана так, что сама скатилась с его колен. Но тут же вскочила на ноги.

— Распутный самец! Продажный мерзавец! Никогда больше не прикасайся ко мне, слышишь?!

Она бросилась бежать, словно ее преследовало все зло мира. А Иван остался сидеть на плитах, согнувшись пополам, сжав руками голову. Он содрогался в конвульсиях оргазма и унизительного стыда. Худшей участи представить невозможно. Он был растоптан, измазан в грязи и собственном семени. Уничтожен той единственной, которой хотел подарить всего себя.

Ему хотелось рассыпаться песком, испариться, чтобы и следа не осталось. За что? В чем он виноват? Чем заслужил такую беспощадную жестокость, презрение и ненависть?

Когда Иван вернулся домой, танцы были в разгаре. Крадучись он прошел в спальню, чтобы переодеться.

Леночка приоткрыла дверь и бесшумно скользнула в темную комнату. Она улыбнулась при виде прекрасного образца обнаженного торса мужчины. Да, она была права, когда сказала однажды, что Ване следует брать деньги за умение любить. Жаль только, что за скульптурной красотой тела не разглядела умную голову и деловую хватку.

— Вань, — тихо позвала она, — пока Юлик танцует, я хотела…

— Вон!!!

Рев затравленного зверя разнесся далеко за пределами комнаты и повис в воздухе звенящей струной.

Уже под утро, после ночи бессмысленных метаний по квартире, Ваня подумал: «Вот и отпраздновал новоселье», — и провалился в пьяный угар сна.