Тариф на любовь

Глава 8

Через два дня наступила осень.

Первое сентября. Начало нового витка, очередного аврала у Аси и начало большого периода, почти новой жизни у шестилетней Кати.

Накануне девочка радостно продемонстрировала себя в школьной форме взрослым друзьям, а Асе показала еще и Ванин подарок — яркий пенал с карандашами, фломастерами и ручками. И снова подивилась Ася его заботливому вниманию к ребенку, и ее кольнуло в сердце воспоминание, как он переживал, когда узнал о беременности жены после аборта. Подумала Ася и о своем невнимании к Катюше. Порывшись в сумке, достала недавно купленную капиллярную ручку с рисунком в стиле древнеегипетских фресок и под восторженное детское «о-ох!» положила в новенький пенал рядом с другими принадлежностями.

Утром первого сентября, выходя из дома, она мысленно пожелала удачи новоиспеченной школьнице и ее другу — соседу с первого этажа. А через час в мыслях Ася держала только процентовки, тарифы и цифры, цифры, цифры…

Месяц начался.

Ася возвращалась домой на «автопилоте», ноги несли — и то радость. Повалившись на тахту, она приходила в себя и часам к десяти становилась просто нормальным уставшим человеком. Шла на кухню и начинала готовить, как говорил Остап Бендер, то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак. Или же представляла себя английской аристократкой (в какой-то книге она вычитала, что англичане ужинают в одиннадцать часов), утомленной светскими развлечениями. Хороши развлечения: сплошной каламбур цифр, за которыми заработок конкретных людей, если ошибешься — голову оторвут. Английским графиням такое в кошмарном сне не приснится.

После ужина Ася позволяла себе полчаса поэзии — читала или тихо бубнила стихи на память. Новые книги в первой половине месяца Ася не начинала. Однажды, еще в институте, ей попался замечательный детектив польской писательницы. Она не могла оторваться от него всю ночь и — провалила зачет по математике, своему любимому предмету. С тех пор зареклась не открывать новую книгу в загруженные дни.

И после короткого отдыха — спать. К исходу второй недели даже сон не снимал усталость. Закончив отчет, один экземпляр которого скрывался в папке, а второй от давался секретарю для изучения начальником и отправки в трест, Ася откидывалась на спинку стула за рабочим столом, упиралась затылком в стенку, закрывала глаза и отрекалась от всего мира. Бездумное Божье создание. Только ступни скрещенных ног, обутые в элегантные туфли-лодочки, мерно покачивались вправо-влево, отсчитывая уходящие в прошлое минуты, уходящую жизнь.

— Привет, собственникам!

— Привет, моя вера. Заходи, — вяло отозвалась Ася и, оставив подругу в коридоре, поплелась в комнату.

— Что за тон?! — громогласно возмутилась Вера из прихожей. — Я честно выждала твой отчет и так же честно жду радости твоей от моей особы.

— Спасибо, «твоей-моей». — Ася невольно улыбнулась цветистому обороту подруги.

С Верой ее связывала особая дружба. Обе из райцентров, они представляли противоположность стремлений и порывов. Асе импонировали интеллигентность, тихий правильный выговор, красивые литературные обороты речи, сдержанность манер. Вера, подбоченившись, выпятив роскошную грудь, величаво именовала себя «селянкой в опере». Словно напоказ выставляла она сомнительно-деревенское происхождение. Работая наборщицей в типографии, отлично зная русский и украинский языки, она непременно смешивала их воедино при разговоре, не чуралась крепких выражений и яростно жестикулировала при этом. Для нее не существовали мужчины и женщины — только мужики и бабы, девки и пацаны. После длительного общения с подругой Ася долго еще следила за своей речью, старательно избавляясь от перенятых рабоче-крестьянских словечек, не украшающих лексикон административного работника-интеллигента.

Натура подруг отражалась и в одежде. Спокойным, выдержанным или строгим темным тонам, которые любила Ася, Вера предпочитала яркую ткань, изобилующую разными цветами, на которые только способна фантазия отечественной текстильной промышленности. Ася терпимо относилась к гардеробу подруги, но, идя рядом с ней по улицам, чувствовала себя неловко, в то время как Вера цвела ярче, чем букеты на ее платье, довольная производимым эффектом.

Как-то Ася шутливо назвала Веру гоголевской Солохой, за что в отместку получила: тургеневская Одинцова. Она не совсем поняла, что же Вера имела в виду, но решила, что это не худший вариант. И обе остались довольны своими прототипами.

— У меня к тебе, — без предисловий начала Вера, — партийное задание личного характера.

— Очень интересно, — равнодушно отозвалась Ася. Она откинулась на подушки тахты и закрыла глаза. — Коммунисты сейчас в опале.

— Зато демократы на коне. — Вера плюхнулась рядом, поджав под себя одну ногу, и Ася заерзала, недовольная тем, что ее трясут.

— Ладно, переходи к личному.

— Но для этого ты мне нужна бодрая и веселая.

— Ты их найдешь в цирке. — Ася удобнее устроила на подушке голову.

— Очнись, барышня, Базаров умирает! — во весь голос сообщила Вера.

Ася поморщилась, пережидая, когда успокоятся барабанные перепонки, и открыла глаза. Долго смотрела на улыбающуюся Веру. Признав поражение, она тяжело вздохнула и поднялась.

— Что будешь пить? Чай, кофе?

— И душ — для тебя. — Вера довольно потерла ладони.

— Вера, дай мне отдохнуть, — жалобно протянула Ася.

— Какой отдых?! — Подруга всплеснула руками, и кулачки привычно уткнулись в бока, подчеркивая тонкую талию и крутую линию бедер их обладательницы. — Решается судьба…

— Чья судьба? — устало ворчала Ася.

— Твоя, моя — наша. Всего человечества!

— Н-да. Человечество не даст отдохнуть, — фатально произнесла Ася и поплелась в ванную. — Приготовь мне кофе.

— А как же! — нараспев отозвалась с улыбкой Вера.

Глядя на брызжущую энергией подругу, Ася чувствовала еще большую усталость. Однако душ сделал свое дело. Через двадцать минут Ася вошла на кухню расслабленная, но готовая вникать в чьи-то судьбы.

— Рассказывай, что у тебя? — Ася вдохнула ароматный пар над чашкой, попробовала глоток кофе и изрекла: — Блаженство!

— Как у тебя дела с соседом? — невинно поинтересовалась Вера.

Ася пожала плечами:

— По-соседски.

Вдаваться в подробности не хотелось, да и не было таковых. Один раз Иван зашел, но Ася была слишком отстраненной от всего, кроме работы.

— Значит, дружите, — сделала вывод Вера.

— Говори, что надо?

— Он мне нужен.

Ася медленно поставила чашку и внимательно посмотрела на подругу.

— И?..

— Замуж хочу, — огрызнулась Вера, разрумянившись. — Приспичило.

Ася похолодела. Спина непроизвольно выпрямилась, руки слабо держались за столешницу. Крик рвался из горла, но она молчала. Почему Вера? Да, она быстро освоилась в присутствии Ивана в первое знакомство, но ничем не выказала особого расположения — во всяком случае, насколько ее знала Ася. На новоселье Вера часто на него поглядывала, но Ася думала, что это от незнакомого общества. Всегда задорная, напористая — бой-баба, — Вера вдруг оробела. В гостях Ася была для нее примером поведения, а Иван — поддержкой. Или чем-то большим?

— Влюбилась? — тихо спросила с виду безразличная Ася.

Щеки Веры вспыхнули, как маки на ее платье, но она нарочито грубо ответила:

— Ну, ты и скажешь, подружка! Вспомни еще про любовь до гроба.

Асе было не смешно, она пустыми глазами смотрела на Веру, и былая усталость вновь разлилась по телу. Вера агитационно, как будто читала передовицу, продолжала излагать свои взгляды на «наше время».

— …В наше время нет любви. Доказано, что это игра гормонов.

— Некоторым подобные игры дорого обходятся, — вяло возразила Ася.

— Сейчас все обходится дорого. Время такое, — резонно ответила Вера. — И чего ты скисла? Я ж не тащу тебя под венец, только прошу вас свести меня… Ванька, боров, выгнал нас взашей, не дал толком познакомиться.

— Так чего ты пришла ко мне? — взорвалась Ася.

— А к кому? — возмутилась Вера.

— К нему. Или хочешь, чтоб я тебя отвела и руки ваши соединила?

— Дура баба! — не на шутку обиделась Вера. — Единственный раз попросила сделать доброе дело — и получила под зад коленом. Спасибочки, подружка. Я пошла.

— Сядь! — резко приказала Ася и вздохнула. Она сама не знала, из-за чего взбеленилась. Потому что Вера не распознала в нем бабника? Польстилась на мужественную красоту и сногсшибательную улыбку? Раньше Ася не замечала такого за подругой. Наоборот, чем миловиднее было лицо у мужчины, тем язвительнее становилась Вера. Она запросто сравнивала с красотой лица другие части тела, и всегда не в пользу последних. Ребят это злило, Асю шокировало, а Вере — хоть бы хны, она не стеснялась ни в мыслях, ни в выражениях. И вот сама попалась на эту удочку. Асе хотелось рассказать об Иване все, хотелось предостеречь Веру. Но как? Рассказывать придется о себе — это во-первых, а во-вторых, как-то непорядочно получается. Да и кто слушает наветы, когда играют гормоны?

А может, не это испугало Асю. Чего греха таить, не о Вере думала она, а о себе. Испугалась, что у настойчивой подруги получится то, что не удалось ей самой. Что закончилось для нее крахом, обернется замужеством для Веры. Испугалась, что Иван перестанет улыбаться ей, что откровенничать будет с другой, будет спешить на свидание не к ней, ждать и радостно встречать… не ее.

Господи, да ведь это ее чувства! Зачем она приписывает их другому? И кому?! Чего ей ждать от Ивана? Чтобы он покрыл ее, как бык, и после потребовал денег? Полный идиотизм. И мерзко как!

— Пошли, Вера.

— Я только села. — Вера внимательно пригляделась к Асе. — Что с тобой, дорогуша? У тебя со своей работой совсем крыша поехала.

— Спасибочки, — передразнила ее Ася, едва сдерживая слезы. — Вера, ты хочешь, чтобы я отвела тебя к Ивану? Так пошли.

— И что ты ему скажешь?

— Что тебя не надо выдворять из дома. Что у тебя гормоны и приспичило замуж. Довольна?

Все-таки слеза скатилась. Ася отвернулась от Веры, чтобы та не заметила. Куда там!

— А почему ты плачешь? — бесцеремонно поинтересовалась она.

— Устала. У меня нервы на пределе, — сумела придумать Ася. Она выглянула в окно. — Мне надо зарыться под одеяло, и чтоб меня не трогали до утра.

Веру не ввела в заблуждение невинная полуправда Аси. Слишком долго они жили в одной комнате в общежитии, чтобы не знать друг друга. Вера не раз была свидетельницей того, как Ася возвращалась с работы «ползком», а через час-полтора весело смеялась в компании. В загруженные работой дни она не блистала остроумием, не ввязывалась в горячие споры и глаза ее смотрели устало, но она с удовольствием слушала других, смехом отмечала удачные шутки. А последний день — день отчета — был для Аси праздником свободы. Она фурией влетала в комнату, бросала сумку и провозглашала: «Сдала!»

Именно поэтому Вера ждала дня отчета, когда усталая, но счастливая Ася с гордо поднятой головой пойдет навстречу новым свершениям. Не тут-то было. Вместо освобождения — угнетенность, вместо торжества — слезы.

— Ася, милочка, — Вера подозрительно следила за Асиной спиной, — может, и у тебя гормоны играют?

— Не смеши людей.

— Ну да. Их у интеллигентов не бывает.

Ася невольно рассмеялась сквозь слезы. Знала бы Вера, что бывает у интеллигентов!

— Ты что? Скучаешь по этому подонку Юлику? — не унималась Вера. Она громко хлопнула ладонью по столу. — И не говори, что да. Не поверю.

— Я… не скажу. Кстати, он заходил в конце месяца.

— Во… — За спиной Аси воцарилось значительное молчание. Не было нужды поворачиваться, чтобы видеть, как Вера безгласно шепчет губами все знакомые ей ругательства на родном и русском языках. Наконец она подала голос: — Ну, рассказывай.

Асе нечего было скрывать. С удвоенным возмущением она передала подруге разговор с Юликом. Та яростно поддакивала, кивала головой, переживала, как заядлый футбольный болельщик. Рассказала Ася и об Иване, пропустив его откровения, лишь в конце упомянула:

— Он разведенный, Вера.

— Иван разведенный? — небрежно уточнила Вера. — Ну и что? Мне, что ли, его детей воспитывать? Пожалуй, развод говорит в его пользу — не безнадежный, значит. Холостяка женить — вот это проблема.

— Как знать. Холостяки не ведают то, что пережили разведенные. А развестись во второй раз проще простого.

— Врешь, — самонадеянно улыбнулась Вера. — Все с точностью до наоборот. Сейчас все всё знают. И холостяки слишком умные, они учатся на ошибках других, разведенных. — Вера глубоко вздохнула. — К сожалению… В этом и состоят мои трудности. — Мнимая тревога Веры сменилась бесшабашной улыбкой. — Но трудное счастье дороже ценится, правда ведь, Ася?

— Тебе видней.

Ася согласилась лишь с первым заявлением подруги. Она бессовестно лгала, зная, что Ваня не из тех, кто пойдет на заведомо обреченную женитьбу. И пожалуй, у Веры есть шанс выйти за него замуж, посули она ему кучу ребятишек. Но будь она проклята, если откроет Вере путь к завоеванию Ивана. Вера — лучшая подруга, но достаточно того, что она сведет ее с человеком, которого…

Боже милосердный! Только этого ей и не хватало.

Вера права: это не любовь, а гормоны.

— Так мы идем? — закончила Ася свои размышления.

— Ну… — Вера поджала губы, состроив растерянную гримасу. — Вообще-то я хотела описать ситуацию… Но если тебе не терпится…

— На месте опишешь. Допивай кофе, а я оденусь.

В лифте Вера спросила:

— Ася, скажи честно, ты не жалеешь о Юлике?

— Вера! — Ася повела плечами. — Я же говорила тебе не раз, что сама хотела расстаться с ним. Мы вместе сочиняли покаянную речь. Ты думаешь, я играла с тобой? Еще раз повторяю: я рада, что узнала о его жене, не успев открыться ему. Представляешь, как бы я выглядела, упрашивая женатого человека не делать мне предложение?

— Но выглядишь ты сейчас словно не от мира сего. Может, влюбилась?

— Прекрати! — взмолилась Ася. — Юлика мне хватило вот так. — Она яростно провела по горлу ребром ладони.

— Свежо предание…

— Слишком свежо, — с нажимом подтвердила Ася. Лифт остановился, полминуты задумчивого ожидания, и двери ворчливо расползлись в стороны.

— Но какая-то ты не своя, — твердила упрямо Вера, выходя вслед за Асей.

Ася остановилась и возвела к потолку глаза. Тут же мягкая грудь Веры мощно подтолкнула ее в спину.

— Вера! — Девушки вцепились друг в друга, сохраняя равновесие.

— Не стой под грузом, — улыбнулась подруга вместо извинения.

— Ты в себе, Вера, — менторно продолжила Ася. — Я в себе и тебе советую.

— Я постараюсь. — Вера расплылась в улыбке, и Ася в который раз подумала, что Солоха в молодости была дьявольски красивой. — Звони.

А Ася — всего лишь нерешительная глупая Одинцова. И почему Одинцова? Она удивленно подняла брови и нажала на кнопку звонка.

Иван не ожидал гостей, но звонку не удивился. Это мог быть кто угодно: сосед по площадке, Катя, Евдокия Тихоновна, незнакомец, ищущий друзей-новоселов… Только не та, ожидание которой стало навязчивой привычкой… Каково же было его удивление!

— Здравствуйте. — Ася сделала шаг в сторону, представляя взору Ивана и без того заметную Веру.

— Здравствуй… те. — Губы Вани медленно расплылись в улыбке.

Ася посмотрела на подругу. Она вопреки своим желаниям решила посодействовать Вере, но абсолютно не подумала, как объяснить визит Ивану. И Вера вопросительно молчала, а Иван разглядывал Асю, глупо улыбаясь.

— Мы… Вера зашла ко мне… — Экспромт не получался.

— Входите, — предложил Иван. Заговорила Вера:

— Спасибо. — Она вошла и потянула за собой Асю. — Я уж думала, что мы не дождемся приглашения.

— Я рад вам. — Ваня закрыл дверь, давясь нелепым смехом. — Очень рад. Проходите.

Ася, недобро сощурив глаза, зыркнула в сторону Веры, но та как ни в чем не бывало шла за Ваней. О чем Ася думала, соглашаясь идти сюда?

— Вы ведь помните Веру?

— Ну конечно, — радостно сообщил Иван. — Разве такие девушки забываются?

— Судя по нашему последнему прощанию…

— Хотите чаю, — Иван выразительно прервал Веру, — или кофе?

Вера с пониманием улыбнулась:

— Хотим!

Ася решила выполнить свой долг до конца:

— Вера отлично варит кофе, она вообще отличный кулинар и хозяйка, и…

Подруга перестала улыбаться и, распахнув большие выразительные глаза, окантованные черными ресницами, воззрилась на Асю.

— Вера — моя лучшая подруга…

— Замечательно! — Иван рассмеялся долго сдерживаемым радостным смехом.

Вера, не меняя выражения лица, перевела взгляд на Ваню, снова на Асю, увидела в ее глазах немой укор и печальную злость. Догадка медленно проникала в ее сознание, и Вера, верная себе, не спешила ею делиться.

В свои двадцать пять лет Вера уже отчаялась встретить любовь, пусть не такую великую, как описывают в книжках, но все же. Конечно, как все девчонки, она пережила так называемую первую любовь и чуть не натворила глупостей. Но вовремя сообразила, что юношеское любопытство к противоположному полу вряд ли имеет что-то общее с настоящими чувствами. Она отплакала первое разочарование и гордо поклялась сохранить себя для мужа, для первой брачной ночи. Время шло, и клятва шестнадцатилетней девчонки не подвергалась серьезным испытаниям. Мимолетные знакомства, кратковременные свидания не затрагивали душу, только бередили тревожное ожидание да навевали тоскливую мысль, что судьба обделила ее или дала иное предназначение. Вера не жаловалась, но чаще замечала, что грубой насмешливостью и вызывающим поведением старается заглушить тоску одиночества.

И вдруг! Она не решалась поверить, но что-то в ней таяло — медленно, с большой неохотой и сопротивлением.

Он не был красив и как будто растворялся молчаливой незаметностью среди других. Вера не смогла удержать в памяти его образ, но тепло, рожденное в ней с такими муками, разогревало любопытство и желание испытать судьбу еще раз, может быть, последний. Вера ничего не знала о нем, кроме того, что зовут его Женя и что он холостяк, и связующим звеном с ним могла быть только Ася, а через нее — Иван. Как хотелось поделиться Вере с подругой робкой надеждой, но опять она сорвалась на ставший второй натурой грубый цинизм да к тому же попала под ужасное настроение Аси, и в итоге, кажется, произошла путаница.

Вера хитро сощурилась и улыбнулась. Близкая подруга решила, что она Солоха. Что ж, Вера покажет ей ведьмины проделки. Безобидной шуткой она, отыграется за Асин женский эгоизм.

— Я приготовлю кофе, — приветливо согласилась Вера. — Ваня, ты только покажи, где у тебя что.

— Конечно. Пойдем. Настенька, не скучай, хорошо?

Иван был бы рад предложить Вере полное ресторанное меню, только бы подольше задержать ее на кухне. Какая бы причина ни привела к нему девушек, он был до глупости счастлив, что Настя сама, без приглашения, пришла в его дом. Ваня ограничился тем, что предложил Вере осмотреть содержимое холодильника и сделать бутерброды, а сам поспешил обратно в комнату.

Ася сидела как на иголках. Из кухни доносились веселые голоса и шум посуды, а воображение малевало, как Ваня показывает, «где у него что» не только из кухонной утвари. Гордость толкала Асю встать и уйти от очередного унижения, но разум подсказывал, что молчаливый уход «по-английски» выглядит смешно. Впрочем, она сама постаралась выставить себя посмешищем.

«Ненавижу!» — мысленно цедила она, не зная, на кого направить ненависть.

— Ну вот! — Улыбка не сходила с лица Ивана. Он сел на диван, поближе к креслу, в котором сидела Ася, широко расставил ноги и, положив руки на колени, подался вперед, еще больше сокращая расстояние между ними. — Рассказывай, как дела? Последнее время тебя совсем не видно, а если и вижу, то ты никого не замечаешь. Много работы? Ты так и не сказала, Настенька, кем работаешь и где.

— У меня был отчетный период… — Ася запнулась. Не поэтому она здесь. — Нам…

— Мне это знакомо, — вместе с Асей начал Ваня и хохотнул. — Наши бухгалтеры зашиваются и молнии мечут на всех, кто им мешает. Но я перебил тебя. Рассказывай.

Ася внимательно изучала структуру ткани на своей юбке, она всячески избегала смотреть в сторону Ивана.

— Знаете, Вера очень хороший человек. Она… мы дружим много лет. У нее доброе сердце, она отзывчивая и душевная девушка. Она только притворяется грубой и развязной, на самом деле, если вы узнаете ее ближе…

— Настя, а я нашел сборник стихов Баратынского.

— Я люблю его, — призналась поникшим голосом Ася. — И Вера любит поэзию. Она работает…

— Хороший поэт, — снова перебил ее Ваня. — Раньше я не знал его, но у Пушкина есть несколько стихотворений, обращенных к нему. Кажется, Баратынского Александр Сергеевич называл «грустным влюбленным».

— Я не знаю. Не помню.

Ася пылала, как Жанна Д’Арк на костре, только пожар был внутри нее. Как она могла обречь себя на такую пытку? И где взять силы дойти домой? Она уже не хотела плакать, глаза высохли до рези, а в душу заползла знакомая удушающая пустота.

— Я снова перебил тебя, — извинился Иван.

— Да. — Ася посмотрела на свои пальцы, дрожащие и холодные, и продолжила сгребать пьедестал дифирамбов для подруги. Ваня больше не прерывал ее. Он не обольщался тем, что Настя зашла к нему, потому что соскучилась, потому что хотела увидеться. Причина визита, конечно же, существовала, но вступительное слово, обходной маневр, который так любят женщины, затянулось. Говори Ася о себе, он слова не сказал бы против, ведь он ничего не знает о ней. Но симпатичная, с аппетитными формами Вера Ивана не интересовала. В свое время он пресытился красивой оберткой без содержания, но с потребностями. Теперь ему нужно было другое, может, не столь яркое, как Вера, но настоящее и постоянное, как…

— Мне нравится Вера, — неопределенно поддакнул Иван. — У нее что-то случилось? Нужна помощь?

— Пока не случилось. Но я боюсь, что она… разочаруется. Если вы обидите се…

— Боже упаси! — скороговоркой воскликнул Иван. — Чтоб я обидел женщину?! Но в чем дело?

— В свахе, — едва пролепетала Ася.

Она понадеялась, что Иван не расслышит, а он с отвисшей челюстью откинулся на спинку дивана и молчал.

— Ваня, куда ставить чашки? — Вера толкнула ногой дверь и внесла две чашки горячего кофе, накрытые тарелками с бутербродами.

Иван по привычке вскочил, снял тарелки, удивляясь жонглерским способностям Веры. Она была из тех женщин, что «коня на скаку остановят», так что за посуду не стоило беспокоиться.

— В качестве кофе я уверена, — говорила Вера, расставляя чашки. — А по части украшения стола — как там у вас, у интеллигентов, это называется? — это не ко мне. Я сейчас.

Она снова исчезла, взмахнув маковым подолом, как флагом. Вернулась с третьей чашкой, поставила ее со стороны кресла, в котором затем устроилась с комфортом.

Кофе пили молча. Ваня уже другими глазами рассматривал Веру. Суть прихода девушек ясна, непонятно было только, когда и как он неправильно поступил. Он не скрывал своего отношения к Насте, почему же Вера бесцеремонно решила перехватить инициативу, дерзко рассчитывая на его интерес к ней? Может, девчонки на новоселье сболтнули что-то лишнее и она захотела острых ощущений за деньги? Столь ретивое настроение вполне оправдывает такую возможность.

Черт! Она могла же рассказать все Насте. Настя упоминала, что подруги в тот день ночевали у нее и — к гадалке ходить не надо — перемололи косточки всем гостям. Проклятие! Не хватало, чтобы Настя услышала о его прошлых делах, да еще из чужих уст.

— По оживленной беседе, — прервала молчание Вера, — я понимаю, что речь шла обо мне.

Ася молчала. Она пила кофе, словно была одна, словно никого не видела и не слышала, что было близко к истине. Отвечать пришлось Ивану.

— Да, мы с Настей говорили о тебе. Вы, оказывается, близкие подруги. — Намек на угрозу в голосе Ивана заинтересовал Веру, но смутить ее было трудно. Слишком большое дело затеяла она, чтобы обращать внимание на незначительные помехи.

— Я пыталась Асе объяснить ситуацию, но ей не терпелось начать действовать.

— Это плохо? — В душе Ивана шла мучительная борьба. Ой как он не хотел поднимать при Насте тему сексуального бизнеса и в то же время показать истинное лицо наглой «подруги». Еще один удар по чувствам Насти, но он пошел бы на то, чтобы разорвать путы такой дружбы.

— Действовать — мой девиз, Ваня, — улыбнулась гордо Вера. — Для Аси больше подходит спокойная рассудительность. — И хитро подмигнула. — Ты согласен?

«Б-б-б…» — Иван усердно искал в памяти приличное слово, которое бы соответствовало его реакции. Напрасный труд.

— Именно поэтому, — продолжала с нарочитой бодростью Вера, — я и обратилась к ней. И еще потому, что только вы можете помочь мне. Но из-за того смазливого мерина… — Вера состроила издевательски-извинительную мину. О присутствующих не говорят, понял ее Иван, но имеют в виду. — В общем, у всех свои проблемы. Ася меня даже не выслушала, что, кстати, очень обидно. Подруга все-таки. И вот сейчас, — Вера преувеличенно вздохнула и с тоской посмотрела на бутерброды, — вместо того чтобы действовать, мы пьем кофе. А время идет.

Ну и стерва! Ну и потаскуха! Возмущению Вани не было предела. Решено. Он выведет эту секс-бомбу на чистую воду, утопит ее в собственной похоти, если у нее хватит глупости опорочить его.

— Так, какую помощь ты ждешь от нас с Настей? — Иван каждый раз подчеркивал союзничество с Асей, но Вера, если и замечала, не показывала вида.

— Да-а, — выдохнула она, закусила губу в нерешительности. — Никогда не ревела в мужскую жилетку. Придется учиться.

Вера сомневалась. Ася, нет слов, хороша, но и сама она виновата не меньше. Чертов язык мелет что ни попадя, как в судный день. Неужели нельзя было без хохмочек рассказать о своих предчувствиях и туманной тревоге? Ну как такое объяснить мужику? У него ж мозги ниже пояса. И Аська тоже — пошли да пошли, словно ежа съела.

Следующее движение далось Вере с большим трудом, и все-таки она пересела из кресла на диван, рядом с Иваном. Иван поменял положение. Опершись спиной о подлокотник дивана, он сел лицом к Вере (и подальше от нее), положил руку на спинку Настиного кресла. Вера проследила за его рукой, там и остановила взгляд.

— Окаяшка рогатый! — неожиданно тихо и с удивленно поднятыми бровями произнесла она. — Я не знаю, с чего начать.

— К делу, Вера, — требовательно подтолкнул ее Иван, нервно барабаня пальцами по обшивке кресла.

— Никаких чувств! — поразилась Вера, дернув головой. — Ладно, не боись — сама такая. Я вот о чем хотела тебя спросить, Ваня…

Вера менялась на глазах. Воинственно настроенный Иван отвечал на ее пространные вопросы, касающиеся его гостей на новоселье. А Вера забыла свою браваду; тщательно подбирая слова, она спрашивала и спрашивала, как на перекрестном допросе, о новых знакомых. Воинственность Ивана сменилась удивлением, недоверием и, когда прозвучало наконец конкретное имя, ошеломлением, облегчением и… смехом.

Ася сидела не шелохнувшись. Сначала она прислушивалась к тихой беседе Вани и Веры, но очень скоро потеряла нить и суть, а серое вещество в голове превратилось в туман, такой же вязкий, как едва прикрытая водой кофейная гуща. Ася утратила чувствительность, только мужская рука на спинке кресла, позади ее головы, то посылала горячие импульсы, то притягивала, как магнит, чем приводила в смятение и негодование.

— Поехали! — Иван легко поднялся с дивана, проверил, хорошо ли заправлена рубашка сзади.

— Сейчас? — В полном недоумении Вера округлила глаза.

— Когда же еще? В любом случае я приглашаю вас в ресторан.

— Кажется, мой девиз украли из-под носа. — Вера возвела очи кверху. — С вами невозможно иметь дело. С обоими. Ладно, поехали.

Ася уже давно знала, что пора уходить, — еще тогда, как только Вера подсела к Ивану и взяла все в свои руки. Ну почему она не ушла в тот момент? Дождалась, когда ей укажут на дверь, дав понять, что она лишняя.

— Я пошла, — безразлично произнесла она, поставила чашку на столик и, тяжело опираясь руками о подлокотники, поднялась. Ноги едва держали ее, колени ныли и все норовили подогнуться. Ася пошатнулась.

— Ты куда? — удивился Иван и быстро протянул руку, чтобы поддержать девушку.

Ася, споткнувшись, шагнула, чтобы удержать равновесие и избежать прикосновения Ивана.

— До свидания, — удалось сказать ей, и она направилась к выходу.

— Ася! — закричала Вера. — Да что с тобой в самом деле? — Девушка покачала головой. — Я изувечу этого подонка! — неожиданно злобно прошипела Вера, извинилась перед Иваном и побежала за подругой.

Вера затащила Асю в ванную и начала трясти, выпытывая причину ее состояния. Ася ослабла в руках подруги, привалилась головой к ее плечу и горько зарыдала под причитания Веры, ее бурные обещания и угрозы, смешанные с исповедью о себе. Из путаного рассказа Ася поняла, что Ваня не интересует Веру; он мог, чего и добивалась Вера, познакомить ее вновь со своим приятелем, предоставить возможность встретиться с ним. Слезы не прекратились, но стали слезами облегчения.

Иван сидел на диване, время от времени ероша волосы на макушке. Недолгая радость, что Вера оказалась не такой подлой — вообще оказалась другой, нежели представлялось прежде, — сменилась угрюмой озабоченностью. Самолюбие было задето тем, что Настя согласилась его сосватать. Да, она не позволяла приблизиться к себе; да, не проявляла симпатии, скорее наоборот… Но не могла не заметить его отношения к себе. Как она смела пренебречь его достоинством и гордостью и спокойно отдать его собственной подруге, словно он шальной приз! Настя искренне слушала, настойчиво выпытывала подробности его жизни — неужели непонятно, что без особой на то причины он не стал бы исповедоваться? И после таких откровений она спроваживает его Вере. Невероятно! И как бы она повела себя, если бы предметом увлечения Веры был действительно он? Ване стало не по себе, но ему не дано узнать это, можно только догадываться.

И еще Иван видел, как глубоки чувства Насти к Юлику. Настя не кривила душой, когда благодарила его за ночной разговор, но Ваня понял, что не утешил ее тогда. Помог снять внешние эмоции, выплеснуть наболевшее, но любовь продолжала терзать и мучить ее. Вера по неведению подтвердила это.

Через закрытые двери он слышал прерывистые всхлипы Насти, и уже не было смысла скрывать от себя любовь к ней. Не ту, что он питал к тщеславной, практичной Лене, — показную, легкодоступную, похотливую, так напоминавшую его последующих клиенток. Нет. Это была осознанная, охватившая все его существо и сущность, спаявшая воедино тело, душу и разум, вошедшая в жилы и растворившаяся в крови. Это была настоящая зрелая любовь.

А она любит другого.

И отдает его другой. «Без боя поле уступаю». Так сказал Баратынский. Так поступила и Настя.

Женя присоединился к троице. И они сидели в ресторане и вели спокойную беседу. И Ася смеялась со всеми, мысленно удивляясь недавним слезам. И Женя ей понравился, и она танцевала с ним. Правда, сослалась на усталость, когда ее пригласил Ваня, но Вера компенсировала Асин отказ, отдавая долг Ваниной услуге. И Иван внешне не изменил поведения; может, и был несколько рассеян, но заметила это только Вера, о чем не преминула двусмысленно намекнуть, став на время танца прежней нагловатой насмешницей.

Покинув ресторан, пары расстались. Не особо надеясь на успех, Ваня задал вопрос о жизни Насти. Она ответила. И на второй, третий… В дальней дороге Иван все больше узнавал о Насте. Она по привычке быть откровенной рассказывала больше, чем он мог спросить. И только одна тема оставалась запрещенной — Юлиан. И Настя, как обычно, оставалась неприкасаемой.

В подъезде, у лифта, она вежливо улыбнулась на прощание и оставила его, томимого и ранимого, печального и одинокого.

Эту ночь Ася провела без сна. Засыпая под утро, она так и не смогла разобраться в сомнениях и противоречиях, терзавших ее. Как не могла отказаться от чувства, что кто-то преподнес ей огромный дар, но за что? И в чем он состоит?

На следующий день, заканчивая завтракать, Ася твердо знала лишь то, что хочет сделать ответный подарок. Только надо решить, что и кому. Искать кандидата долго не пришлось. Вскоре на столе, на тахте, на стульях были разложены и разбросаны отрезы и лоскутки, у стены красовалась старая швейная машина, подарок Веры и девочек из общежития, рядом сидела кукла и голубыми глазами взирала, как Катя и Ася, весело переговариваясь, кроили, тачали, примеряли…

К концу дня у куклы был готов целый гардероб и Катя восторженно крутилась перед зеркалом в ярко-желтом новом платье, отделанном белоснежными кружевами и коричневой тесьмой.

Евдокия Тихоновна изумленно ахнула и прижала руки к груди.

— Бабушка, красиво, правда? — Радости Катюши не было предела. — Ася говорит, что я похожа на подсолнух, который растет у нее дома.

— Асенька мастерица, — подтвердила Евдокия Тихоновна. И укорила: — Не нужно было. У Катерины достаточно одежды.

Ася растерялась. Она и в мыслях не допускала, что ее труд расценят как благотворительность.

— Это нужно было мне, — оправдалась девушка. — Катюша не только доставила мне удовольствие, но и принесла успокоение.

Евдокия Тихоновна пристально смотрела на Асю, будто решала сложную проблему, и Ася с застенчивой улыбкой глядела на пожилую женщину.

— Что ж, — голос Катиной бабушки потеплел, — давайте пить чай. Надо же отметить обновку.