Тайна хорошей девочки (СИ)

21.3

— Зачем я тебе, Райнер? — задаю вопрос, что стоит перед моими глазами каждую нашу встречу. — Я не могла привлечь тебя настолько, чтобы ты… начал творить это безумство. Так почему ты хочешь, чтобы я подчинилась тебе? Зачем ломаешь?

Долгие минуты он молчит, изучая меня и моё отражение в зеркале. Я же смотрю на него, ожидая хоть чего-то.

— Потому что я ненавижу тебя и давно бы убил, но в нашу первую встречу решил сыграть с тобой… — наконец отвечает, запутывая ещё сильнее. — Совершил ошибку, которую не могу теперь исправить.

— За что ненавидишь? — спрашиваю мужчину, но поняв, что он не ответит, задаю другой вопрос. — И как игра?

— Бесит, — рычит мужчина и в один миг прижимает меня всем своим телом к зеркалу, кусает за плечо. — Я ненавижу тебя, Амалия, — резко отстранившись, разрывает мои хлопчатые шорты по швам. — За это блядское тело, — опустившись на корточки, кусает за голую ягодицу, зверски разорвав кружевные трусики. — За твой ум, — поднимается на ноги и руками обхватывает мои полушария, прислонившись сзади ко мне. — За твою везучесть.

Участок зеркала, находившегося рядом с моим ртом, запотевает от учащённого дыхания.

— Я тебя хочу каждый час, минуту, секунду… Хочется попробовать твой зад и вытрахать твой лживый ротик до такой степени, чтобы ты разучилась говорить. Выдрочить твои руки до такой степени, чтобы ты забыла своё гребанное программирование! Хочу тебя себе… Пока однажды ты не сдохнешь подо мной, — шипит мне на ухо.

Мне страшно. Впервые в жизни мне так страшно, как сейчас. Райнер меня пугает, чего никогда не было раньше. Я ни один раз не боясь и не хотела спрятаться от мужчины… Никогда я не была беззащитной овечкой, но этот мужчина… Он вносит свои коррективы в мою жизнь. И они мне не нравятся… Я хочу уйти… Но мне не дадут. Отныне мне нельзя делать ничего без его разрешения. Я в ловушке… выход из которой только один: смерть… под ним. С ним…

— Ты хотя бы представляешь, что сделала со мной за эти две гребанные встречи? — зло задаёт вопрос Райнер, бросив меня на кровать, тут же оказывается сверху, руками разрывая остатки одежды. — Спаслась в третий раз от моих лап… Но стала моей кошкой.

С этими словами мужчина входит в меня так резко и грубо, что с моих губ, невольно слетает крик, который тут же заглушается поцелуем, сметающим всё между нами, доказывающим мою зависимость им.

Доказывая мою извращённость, испорченность и… беспомощность перед Райнером.

Он берёт меня грубо, жёстко, не отвлекаясь и не заботясь о моих ощущениях, доставляя удовольствие лишь себе, и всё же я не могу его оттолкнуть. Потому что хочу быть с ним. Хочу быть под ним, быть желанной и зависимой им.

Глупая овечка, превратившаяся из королевы в пешку… не заметившая того момента, когда пала. И когда меня подчинили, принудили и сделали такой. Или я всегда была слабой? Нет! Я не могла! Я… не знаю правда…

Долгие часы он имеет меня, словно изголодавшееся животное, оставляя на моём теле синяки, засосы, укусы, следы крови вперемежку со спермой. Я не знаю, откуда взялась кровь, возможно это моя, но мне не дают об этом думать, натягивая на себя без остановки.

Со временем мне становится больно. Прошу его остановиться, пожалеть, дать передохнуть, но он не слышит. Райнер ослеплён ненавистью на меня или, возможно, на женский пол, сбрасывая её лишь на меня одну. Я вынуждена отдуваться за всех или за свой неизвестный мне поступок.

Поняв, что меня не послушают, спокойно лежу, позволяя мужчине делать со мной всё, чего он хочет… лишь бы выйти из этого дома живой. Но это не изнасилование, потому что отголосками сознания я хочу быть сейчас под ним, даже так: с болью, его злостью и ненавистью.

Он именно «трахает» меня, превратив моё любимое ранее занятие в издевательство, боль, кровь и страх. Мужчина каждый раз кончает в меня, решив, что я принимаю таблетки данные им. И только сейчас я понимаю, как глупо поступила, решив не принимать их. Что будет, если сейчас я забеременею? Он избавится от ребёнка? Убьёт меня? Нужно принимать эти таблетки! Я не хочу ребёнка! Не хочу! Не хочу, чтобы он однажды убил ребенка, а я стала соучастницей ведь дала ему появится!

Я жить хочу!

— Послушный котёнок… — выдыхает еле слышно, скатившись с меня.

Опустив глаза в пол, встаю с кровати, трясясь то ли от самого секса, либо от страха. Не понимая, что делать, начинаю искать свою одежду, находя на полу лишь лоскуты ткани.

— Ты куда? — слышу и испуганно застываю.

— Домой, — произношу по слогам, не оборачиваясь к нему, понимая, что начинаю плакать. Зачем до моих ушей доносится скрип кровати, и кто-то обнимает меня сзади за талию, а после разворачивает к себе, вглядываясь в мои глаза.

— Кажется, я был слегка несдержан, — произносит, аккуратно большим пальцем стерев слезу с моей щеки. — Останься.

— Нет! — восклицаю, нервно задышав. — Я хочу домой!

— Тшш, — шепчет Райнер, приложив палец к моим губам. — Успокойся и возвращайся в кровать, — приказывает, игнорируя моё неспокойное состояние.

— Нет! Пожалуйста! Я… я не хочу! — кричу, упираясь руками в его грудную клетку. — Не хочу! Пожалуйста! Хватит на сегодня… прошу!

— В кровать, Амалия, и не заставляй меня принимать силу по отношению к тебе, — не унимается мужчина и, опустив руки на мою талию, прижимает к себе, строго посмотрев в мои глаза. — Тебе стоит привыкнуть к моим перепадам настроения.

— В тебе бушует ураган, и я боюсь случайно оказаться в нём, — проговариваю, чувствую, как по щеке стекает очередная слеза. Я не плакса, но впервые мне хочется реветь, спрятаться в каком-то уголке и не высовываться.

— Ты уже там, — произносит, ласково пройдясь рукой по спине. — Ты его причина и я тебе об этом уже говорил. Я соврал тебе всего лишь однажды, но в остальном… всё правда.

— За что? За что ты меня так ненавидишь, Райнер? — яростно шепчу. — Я же… иду у тебя на поводу. Веду себя, как послушный котёнок, но это не сбавляет твоей злости.

— Потому что ты везучая… Потому что из-за тебя ломается абсолютно любой план, к которому ты имеешь хоть малейшее отношение.

— Я рада, — честно признаюсь, истерически засмеявшись. — Рада, что хоть как-то могу тебе помешать и отомстить!

— Кошка, — выдыхает он и начинает смеяться от души, обнажая свою душу, показывая, что она у него есть. — Ты опять это делаешь… Пытаешь воевать со мной.

— И правильно! — обиженно выкрикиваю. — И буду делать, пока ты меня будешь ненавидеть… И вести себя со мной, словно ничего из себя не представляю.

— А ты что-то представляешь? — задает вопрос, вновь принудив меня к сексу, но если до этого разговора он был грубым, диким и похожим на изнасилование, то сейчас он был нежным, аккуратным и таким, каким должен быть, чтобы успокоить и привязать девушку к себе. Райнер был не так нежен, как Дилан, но думаю для мужчины это был максимальный уровень.