Тайный голос

— Энн, ну зачем так? Все мы люди. Согласен, я был не прав. Но, в конце концов, все дамы совершеннолетние, не девственницы. Как можно в зрелом возрасте вести себя как инженю? Подумай сама! Кстати, Лесли со мною очень мило общался. Он ставит на Бродвее новую пьесу… Пожалуйста, попроси Модесту воздержаться от замечаний, когда я беседую с кем-то. Ты меня понимаешь?

— Да, Уайн. Может, тебя пригласят на Бродвей?

— Попроси Лесли… Хотя не надо. Это будет не то. Я не хочу снисхождения. Не волнуйся, Джоан приедет только утром. Мы успеем ее разоблачить.

Пати продолжалась. Гости пили, болтали по очереди играли на рояле. Разумеется, Изя Кац блистал. Его виртуозная игра срывала аплодисменты. Улисс не мог отойти от рояля и с наслаждением слушал джаз в живом исполнении одного из лучших нью-йоркских музыкантов. Никто не заметил смятения хозяйки. Энн подошла к Улиссу и, прильнув к нему, нежно шепнула в ухо:

— Скажи обо всем Модесте.

— Сейчас? Может быть, потом, когда все уйдут? А то она разобьет что-нибудь от ужаса. Хочешь, я всех выпровожу?

— Нет-нет. Я просто попрошу подать чай и кофе побыстрее. Тогда все сами уйдут. Хорошо, отдыхай. Тебе нравится?

Улисс и Энн отошли от рояля и уединились в одной из гостиных.

— Я просто в восторге от музыки. Да, все здорово! Ты молодец! Извини, что так глупо говорил о деньгах.

— Все правильно. Да, я не сказала тебе, по какому случаю вечеринка. Я закончила роман. Обычно после я такая пустая… и счастливая. Стараюсь отдыхать хотя бы неделю. Кстати, это не такие уж расходы. Но ты прав. Я транжирка. Иногда такая пустота в голове и усталость. А пробежишь по магазинам — и словно теплой крови напьешься.

— Так ты еще и вампирша? Да, в тебе есть что-то роковое, несмотря на ангельскую внешность.

— Не думаю. Иногда мне месяцами никто не нужен. А кстати, в магазинах очень хорошая энергетика. Это же не похоронное бюро. За покупками ходят весело, при деньгах. Ты ведь любишь ходить на стадион? Это то же самое. Ладно, я пошла к гостям. Хотя с тобою мне очень приятно находиться.

Энн отошла от Улисса, унося легкий бриз духов. Так вот чем пахло от Джоан! Те же самые духи! Но он-то хорош! А если бы он переспал с Джоан? Это просто везение, что она спьяну разоткровенничалась! От мысли, что могло бы случиться, Улисса прошиб холодный пот. «Хотя с тобою мне очень приятно находиться» — звучало у него в ушах. Ему казалось, что это не дежурная любезность. Ей на самом деле хорошо с ним. Он вдруг пожалел, что нельзя поговорить с Деборой, своим психоаналитиком. Что все-таки с ним происходит? И можно ли влюбиться в его возрасте? И что делать теперь?

Тем временем гости стали расходиться. Улисс вышел в прихожую помочь Энн проводить гостей. Он столкнулся с Фрэнком. Тот держал под руку очень красивую стройную даму. Ее черные глаза блестели как маслины. Фрэнк по-хозяйски поддерживал ее и что-то говорил, Увидев Улисса, он просиял и воскликнул:

— Наконец-то я познакомлю тебя с женой! Лиза — это полковник Улисс.

Лиза протянула руку.

— Вы даже лучше, чем я представляла! Классический киногерой! Приходите к нам запрос-то в любое время. Правда, мы работаем до восьми каждый день. Но всегда можно выкроить часок для общения. Я раз в месяц закрываю магазин и можно будет поехать к водопадам на барбекю. Да, Фрэнки?

Фрэнк самодовольно кивнул. Было видно, что он очень доволен своей женой и новой мирной жизнью. И сейчас немного рисуется перед Лизой и полковником, изображая важного отца семейства.

Улисс пожал руку другу и его жене, пообещал зайти. Он посмотрел им вслед и почувствовал легкий укол грусти. Когда-то и он так же уходил с женой с какой-нибудь вечеринки. И так же важно кивал кому-то под ее щебет. Только сейчас он понял, как нужна ему семья, близкий человек, с которым можно и обсудить что-то общее и просто помолчать о своем. Едва ли Энн станет такой же, какой была Моника. Ее амбиции, властность, привычка жить, считаясь только со своими желаниями и прихотями. Разве такая жена ему нужна? Разве с такой он обретет комфорт? Но, в то же время, она добра, простодушна, открыта, остроумна, у нее интересные друзья и, что говорить, она чертовски сексуальна. Она его заводит. В конце концов, она же не старший по званию в армии! У нее своя армия — литературная, у него своя была. А теперь он никто. Нет, он должен что-то ей противопоставить. Чтобы она могла гордиться его успехами, как он гордился бы ее.

Когда гости разошлись, Энн собрала домашних в опустевшей гостиной. Кевину выдали сто долларов и отпустили домой.

Улисс изложил Модесте причину собрания и свои соображения по поводу Джоан.

Модеста, как ни странно, ничего не разбила от ужаса и выслушала все спокойно, без крика и слез.

— У меня слов нет, — только и произнесла она, — надо бы вызвать полицию.

— Она же ничего не украла, — заметила Энн.

— А вы проверяли? Духами вашими она точно пользуется. «Марк Джакобс» вы ей дарили? — спросил Улисс.

— С какой стати я ей буду дарить свои любимые духи? Я ей дарила деньги, она сама так просила. А откуда ты знаешь про духи? Ты ее обнюхивал? И вообще, как ты все узнал?

— У меня есть свои профессиональные тайны. Меня же приняли на работу для выявления всех, кто тебя обманывает. Я начал работать — и вот результат.

— Браво! Вот что значит привлечь профессионала! — зааплодировал Уайн. — А у меня тоже новость. Энн, как ты и загадала, меня пригласил на новую работу. Для меня нашлась одна маленькая роль. Я согласился. Энн, я могу уехать завтра? Ну, послезавтра?

— Конечно-конечно. Я рада за тебя. Модеста, пожалуйста, хоть ты не уезжай пока. А то соберешься замуж и все… — произнесла Энн и хотела уже уйти из зала.

Улисс остановил ее:

— Энн, я же никуда не еду. Давай решим, как мы встретим Джоан утром.

— Утром и решим. Я устала. Я позвоню, когда она приедет из так называемой больницы. Кстати, еды осталось еще на два приема. Хотите, доедайте, вы, наверное, не успели полакомиться. Спокойной ночи.

Уайн и Модеста дружно посмотрели вслед Энн.

— А ты собралась замуж, Моди? За кого?

— За тебя, наверное. Ты теперь звезда. Пойду фату примерять.

Уайн пожал плечами.

— Улисс, — обратился он к полковнику, — может, посидим, выпьем немного, а заодно и закусим?

— А почему бы и нет? Я ничего не ел. Что тут имеется из закусок?

Мужчины отнесли на кухню оставшиеся блюда и занялись поздним ужином.

— Ну что, мистер Рипепи? Решили нас покинуть? — спросил Улисс, отрезая от окорока кусок. — А кстати, что вы делаете с остатками от банкетов?

— Чаще всего гости все сметают без остатка. Не волнуйтесь, на продуктах денег не сэкономишь. Вы так рьяно взялись за хозяйство. А вот я артист — и останусь им навсегда. Энн святая женщина, что и говорить. Ну, кто я ей, если начистоту? А она меня приютила, вылечила. Впрочем, мы, художники, артисты, понимаем друг друга и должны помогать друг другу. Так было всегда, еще в античные времена, в эпоху Возрождения…

— А мне всегда казалось, что все творческие люди эгоисты и в постоянной ссоре друг с другом из-за зависти и повышенных амбиций.

— Наши ссоры не ваши ссоры. Ну да, если к нам попадает бездарность с этакими амбициями, то она лезет напролом. Но есть такая степень одаренности, таланта, когда все понятно без слов. Такие люди понимают друг друга и всегда поддерживают. Подлость начинается там, где кончается талант.

— А Энн по-настоящему талантлива, как вы думаете?

— Вообще-то не мешало бы иметь собственное мнение о женщине, в которую влюблен. Извини, что задеваю… ну и так далее. Несомненно, очень талантлива. К тому же она умеет еще и деньги зарабатывать, а это тоже талант. Я тебе скажу, только между нами, это секрет… Правда, все это знают. Ты помнишь такого писателя — Стива Монроя?

— Конечно, мы его даже в колледже проходили. «Остров ненависти», классика…

— Так вот, три его последних романа написала Энн.

— Не может быть!

— Кому ты говоришь! Он был ее гражданским мужем. И очень болел в последнее время. Что-то там с головой. Об этом все шушукались, но вслух не говорили. В нашей среде секреты хранить невозможно, обязательно просочится. Поэтому она получает его гонорары. Но все делают вид, что… Понимаешь? Зачем трогать прах гения. Он и правда был гений. Но Энн не хуже, я тебя уверяю. Но она разбрасывается. Я ей всегда говорю: пиши серьезную прозу, а не эту дамскую дребедень. Теперь она еще подвиглась писать эти опусы: «Сто советов, как покорить мужчину»… Как будто этому можно научить. Да я сам не знаю, как меня можно покорить. Думаешь, вот если бы она хорошо готовила… И вот она отлично готовит, а ты идешь в ресторан, потому что тебе скучно с ней есть этот замечательный обед. А потом встречаешь другую и думаешь: ах если бы она любила трахаться и мы бы с ней все дни и ночи этим занимались бы! И вот она обожает это дело, она супер по траху, но ты бежишь от нее к проститутке. Потому что проститутка не устроит тебе скандала из-за двадцатиминутного опоздания на концерт, не будет требовать отчета, с кем ты пил пять минут назад и не захочет познакомиться с твоей мамой.

Улисс засмеялся, потом стал серьезным.

— Слушай, ты сказал мне о любви, о моей влюбленности или мне показалось? С чего ты взял это?

— Ну, считай, что показалось. Я же старый волк в овечьей шкуре. Меня бросали такие роскошные женщины! Это только я заметил. Не бойся. Я же вижу, как ты каменеешь в ее присутствии, а когда ее нет, но она рядом, ты ждешь ее. Кстати, ты ей тоже небезразличен, так что у тебя есть шанс.

— Шанс провести одну ночь, а потом оказаться на улице? Зачем я ей нужен с ее талантом и деньгами?

— У нее свой талант, а у тебя свой. Она женщина, а ты мужчина. Люби, как умеешь. У вас должно быть партнерство, а не доминанта кого-то над кем-то. Понимаешь? Восхищайся тем, что она хорошо умеет делать, и корректируй ее промахи. Она станет делать то же самое. И у вас все получится. Ладно, не хочешь рисковать, твое дело. Но я бы хотел увидеть вас вдвоем на моей премьере. Может, выпьем за это дело?

— Уайн, мне кажется это лишнее. Иначе премьеры не будет. Давай заключим пакт — ты не пьешь и завоевываешь сцену, а я делаюсь правильным мужчиной и завоевываю Энн.

— Уговорил. Это даже интересно. Но, если ты проиграешь, я начну пить.

— Рискованное дело я задумал. Кто меня за язык тянул?

— Все, ставки сделаны, господа! Спокойной ночи!

Улисс ушел к себе, а Уайн задумчиво прохаживался по дому. Завтра или послезавтра он покинет этот гостеприимный кров. Начнется новая жизнь. Не такая комфортабельная, как здесь, но другая. Его жизнь. Любимый Нью-Йорк, маленький дешевый апартамент, репетиции, встречи. На этот раз он не сорвется. Конечно, поздно надеяться, что в его возрасте он сделает головокружительную карьеру, время потеряно. Но надо надеяться. Артисту нужна надежда… и немножечко любви. Уайн вздохнул и вышел на воздух. Он обогнул усадьбу и направился на половину Модесты. Подошел к дверям. Дверь была не заперта. Уайн вошел в маленькую прихожую, прошел по коридору мимо изящного будуара и деликатно постучал в дверь спальни.

— Войдите, — раздалось за дверью.

Странно, она даже не спросила, кто там может быть, тоже ждала?

Уайн робко вошел в комнату. Модеста сидела возле туалетного столика. Она уже оделась в пестрый халат — кимоно с широким поясом, но еще не стерла косметику с лица. Увидев Уайна, она тихо и удивленно вскрикнула. Но тут же овладела собой и выжидательно посмотрела на неожиданного ночного гостя.

Уайн непринужденно сел в кресло, сделал вид, что собирается закурить, но потом рассмеялся и развел руками: дескать, пошутил.

— Модеста, — начал он, придавая своему бархатному голосу еще более мягкий доверительный тембр, — я уезжаю, и мне не хотелось бы расстаться с тобой так… словно мы чужие.

— Расстанемся как родные, — насмешливо ответила Модеста. — Одна моя родственница завтра утром явится. Считай себя вторым по степени родства.

— Ну это же все не то! Не так! — воскликнул Уайн. — Ты говоришь так из гордости, а не от сердца. Хорошо, я виноват. И не виноват. Но если ты хочешь… Вот я встал на колени. Я весь твой. Можешь разить меня мечом, жечь огнем…

— Я тебя водой оболью сейчас, жалкий комедиант! Встань с колен и перестань хватать меня за юбку. Что ты такого сделал? За что тебя прощать? Это ты меня прости, что я не смогла тебе увлечь.

— Для тебя я жалкий? Конечно, что может быть ничтожнее несостоявшегося в постели мужчины. Но есть вещи, которые нельзя говорить. Нельзя говорить мужчине, что он импотент.

— Это не ко мне. Это тебе сказал кто-то другой! Вот ей и устраивай спектакль!

— Ты ревнуешь, Моди? Ты ревнуешь меня к этой аферистке? Этой малолетней нимфоманке? Я все делал ради тебя! Пил какую-то гадость, у меня только вчера прекратилась диарея. Представь себе. Я хотел потренироваться на этой шлюшке, чтобы войти в норму и доставить тебе море удовольствия.

— Я тебе не верю. Ты обманываешь меня!

— Ты злишься, как юная любовница! Как будто твой муж тебе никогда не изменял…

— Представь себе, нет!

— Поэтому он так рано умер.

— Как тебе не стыдно! У него было больное сердце! Да если бы не моя забота, он умер бы на десять лет раньше. Мне даже врач так сказал. — Модеста прослезилась.

Уайн вскочил с колен и бросился ее обнимать.

— Ну, прости меня. Знаю-знаю, ты чудная, заботливая. Будешь обо мне так же заботиться? Обними меня, дорогая. Я только твой, твой маленький глупый Уинни! — Уайн привлек к себе Модесту и потянул ее к широкой кровати, стоящей за пологом.

Она не сопротивлялась.

— Погаси свет, мне неудобно при свете.

— Как скажешь. Мы просто полежим рядом, если хочешь. Просто полежим. Кажется, у меня что-то начинает получаться! У тебя роскошные бедра! Как у красивой породистой лошади. Ну, моя кобылка, сегодня наша ночь, и я тебя заезжу до изнеможения! Взбрыкни-ка! Вот так! Ты моя королева!

Модеста, растерявшись от неожиданного пыла и бурных ласк своего недавнего недруга и изменщика, послушно отвечала на его призывы. Но постепенно ее уснувшая плоть начала пробуждаться. Ее муж был не очень здоровым человеком и редко баловал ее супружескими ласками. Но он был добр, приветлив и ничем другом ей не отказывал. Она считала себя счастливой женой. Она и была прирожденная жена и хозяйка. Работа в доме доставляла ей огромное удовольствие. Ей никогда не надоедало благоустраивать свое гнездышко, мыть окна и протирать хрусталь, менять занавески и скатерти к праздникам — Дню благодарения, Рождеству, Пасхе, Дню святого Патрика (ее муж был ирландцем). Она составляла меню на каждый день, разводила цветы, шила, вязала и вышивала. Чтобы мужу было интересно с ней проводить время, Модеста много читала и была в курсе всех последних новостей, даже спортивных. Она любила принимать гостей и не только готовила вкусные блюда, но и продумывала развлечения. Быть хорошей женой было ее призванием и профессией. Когда мужа не стало, она растерялась. Образования у нее не было, сбережений осталось немного, так как в последние годы муж часто болел. Пришлось выставить на продажу дом, так как платить за него она не могла. Ведь она была безработной. Модеста ума не могла приложить, где ей искать работу. Как и всегда в таких ответственных случаях, она решила пойти в церковь и посоветоваться с Божьей Матерью. И Богоматерь явила ей чудо. Священник спросил ее, не согласилась бы она работать домоправительницей в богатом доме, так как одна дама спрашивала у него рекомендации. И Модеста с радостью согласилась. Ведь, по сути, она опять становилась хозяйкой и должна была делать то же самое, что делала у себя дома. Свой дом Модеста сдала внаем и переехала жить к Энн. И обе женщины было очень довольны друг другом. Модеста относилась к хозяйству Энн с такой же любовью, как к своему. А ее книги знала почти наизусть. Она считала свою хозяйку существом высшей расы и боготворила ее. Как когда-то боготворила мужа.

Но сейчас ее шкала ценностей начала странным образом крениться. Уайн смутил ее воображение и никак не вписывался в ее жизнь. С одной стороны, он был актер, причем очень известный когда-то. А Модеста всегда следила за новостями кино и восхищалась творческими людьми. Но, с другой стороны, он пил, нигде не работал и оказывал ей странные и неприличные знаки внимания, без всякого обещания серьезных отношений. Но потом она смирилась и с этим. Пока не узнала, что он пытался переспать с Джоан. Понять это было выше ее сил. Она отрезала его от своего сердца и начала успокаиваться. И вот сегодня, после фантастической новости о вероломстве Джоан и «воскресшей» золовке, когда она, потрясенная, пыталась переварить эти новости, Уайн явился к ней с покаянием. Она сама не поняла, как опять оказалась с ним в постели. Да еще так все завертелось, закружилось. Уайн успокоился, поняв, что дело пошло на лад и осечки больше не будет. Его движения стали размеренны, но разнообразны. Ему захотелось вспомнить молодость и доставить Модест удовольствие. А она словно не понимала, чего он так старается.

— Заколдованная ты моя! — прошептал Уайн. — Отвечай мне, двигайся навстречу. У тебя там так чудесно, как у девушки. Подожди-ка, давай попробуем по-другому. — Он отстранился от нее и осторожно просунул руку между ног Модесты. Другая его рука нежно ласкала ее грудь.

— Не надо, мне стыдно так, — прошептала Модеста. — В моем возрасте это уже грех…

— А в моем? Я тебя старше. Подожди, сейчас поищем твою волшебную точечку и расколдуем тебя. В твоем возрасте ты должна исходить оргазмами, которые и не снились малолеткам.

Модеста вдруг почувствовала странное напряжение, сменившееся жгучим наслаждением. Ее ноги свела сладкая судорога, и она громко вскрикнула.

— Ну наконец-то! — прошептал Уайн. — Я тебя чувствую… Какая ты щедрая! Но мы еще не закончили, детка моя.

Они продолжили уже на боку, и Модеста видела в полутьме его лицо, сразу помолодевшее и напомнившее ей лицо героя его знаменитого фильма. И она тоже ощутила себя молодой и красивой. Она поняла, чего так настойчиво добивался Уайн, и уже с пониманием отвечала ему своим телом, зная, что эти сладкие судороги должны снова наполнить ее тело счастьем и блаженством.

Уайн спал, а Модеста лежала и упивалась своим новым состоянием. Каждая жилка ее тела гудела как тронутая струна. Она теперь поняла, как это бывает, и почему люди совершают такие безумства ради любви. Если сейчас Уайн проснувшись позовет ее с собой жить в нищете, питаться объедками с помойки и петь в метро, она не раздумывая согласится. И эта мысль даже напугала ее. Она с улыбкой посмотрела на его спящее лицо. Теперь в ее жизни есть только этот мужчина! Нет, теперь сама ее жизнь только этот мужчина! Как она могла сердиться на него, осуждать, ревновать?! Да пускай пьет, тискает девиц, валяет дурака! Она все равно его любит! С этой мыслью Модеста блаженно уснула.

Ранним безоблачным утром в ворота дома миссис Морган-Дарси въехали две машины. В одной сидела бледная и утомленная Джоан. В другой — румяный и веселый Чарли с подружкой Рози.

Джоан неважно себя чувствовала после вчерашнего — она все время хотела пить и ее чуть подташнивало. Кроме того, на душе у нее было скверно: вчерашний мужик почему-то не шел из головы. Уж очень неожиданно он ретировался. А вдруг это коп? Ну и что, она ничего не сделала такого. Она же не преступница, а просто лгунья и хорошая актриса. Ладно, пить надо меньше, тогда и нервы успокоятся. Последний стакан, выпитый после ухода того парня, был явно лишним.

Чарли Моргана никакие темные предчувствия не волновали. Но его подружке было явно не по себе.

— А вдруг я твоей маме не понравлюсь? — спрашивала Рози, то и дело прихорашиваясь. — Она такая… интеллектуалка.

— Послушай, мама нормальная женщина и очень воспитанная. Она ничего не скажет.

— То есть такое возможно? Ты уже заранее знаешь, что я ей не понравлюсь. Ну и чем я вам не подхожу? Между прочим, моя мама звезда на телевидении.

— Ну вот, первая ссора. Из-за родителей. Классика! Я-то думал, что меня все это обойдет стороной. Понимаешь, для каждой матери приезд сына с девушкой всегда шок. Это такой рубеж… намек на возраст, если хочешь. Она расстроится не из-за тебя, а из-за того, что время идет и надо принимать его реальность. Женитьба сына — это совсем не то что свадьба дочери. Неужели ты этого не понимаешь?

— Ты сказал — женитьба? Я думала, что это просто визит, а это смотрины. Почему ты меня не предупредил? Поехали обратно.

— Поздно, леди. Нас уже заметили. Рози, доверься мне. Я не представляю никакой другой девушки рядом. И ты вечно все торопишь! Я планировал сделать тебе предложение по всем правилам сегодня вечером, а приходится делать сейчас, в машине, с кольцом в багажнике! Твой латинский темперамент сводит меня с ума!

— Чарли! Ты самый… мой! Я так не люблю все эти церемонии! Ну ладно, если ты такой зануда, то я отвечу тебе тоже сегодня вечером.

В гостиной стояли взволнованная Энн, серьезный Улисс, озабоченный Фрэнк. Спустя несколько минут на пороге показался заспанный и вальяжный мистер Рипепи, лукаво блестя глазами.

— Сейчас Модеста подойдет. Она очень волнуется, что не выдержит встречи.

Вскоре появилась и Модеста. Улисс с изумлением увидел, как молодо она выглядит, как ярко горят ее глаза, глядящие чуть виновато. На ней была простая белая блузка и ее обычная синяя юбка. Но все смотрелось на ней, как на стюардессе. Она бодро спросила:

— А полиция будет?

— Полицию решили к делу пока не подключать. Сами разберемся. Встречаем гостей, — ответил Улисс.

Чарли припарковался возле дома и оказался на пороге первым. За ним шла смущенная Рози.

— Ого! Как нас встречают! Прямо как на Гаити. А где гирлянды цветов? Мамуля, поцелуй своего сыночка, а это моя Рози… Рози, познакомься с мамой.

— Да-да, Чарли, сейчас. Очень приятно. Ты видел, как Джоан въехала? Модеста, позвони ей на мобильный, скажи — мы ее ждем. Только спокойно, а то она сразу заподозрит. Чарли вы пока идите съешьте что-нибудь с дороги. Нет, постой, ты мне нужен. Ладно, иди. Долго рассказывать.

— Мам, я ничего не понимаю! Вы тут все с ума сошли, что ли?! Болезнь большого пространства? Что случилось?

Улисс отвел Чарли в сторону.

— Сэр, мы не знакомы, я тут новый человек. Полковник Улисс Лэндис. Ваша горничная Джоан никакая не племянница миссис Модесты, а нанятый соглядатай шпионить за вашей матерью, мы об этом узнали только вчера ночью. Но Джоан не знает, что нам все известно. Мы ее сейчас ждем.

— Вот это да! Шпионские страсти! Может, мама перешла на детективы? Рози, идем, я тебе все объясню. Добро пожаловать на борт! Теперь твоя жизнь будет захватывающе интересной. Слушайте, господа из «Интеллидженс сервис», вы плохо встали. Она вас всех тут увидит и сразу ломается обратно. Рассредоточьтесь, объект надо заманить вглубь. Пускай она зайдет в мамин кабинет, а там будут сидеть мама и, например, полковник. А все остальные будут стоять за дверью!

— Это очень правильное решение, — заметил Улисс. — Я не сразу сообразил.

— Можете пока разыграть нашу встречу! — вдруг воскликнула Рози. — Скажите, что вы просто встречаете молодого хозяина, я видела в кино. Там слуги все выстраиваются в одну линию и здороваются.

— Ну-ка, Уайн. Покажи, на что ты способен, ты же артист! Вам, Улисс, лучше пока пройти в мой кабинет… А вот и она!

Джоан вошла в зал и удивленно огляделась.

— Что случилось?

Уайн, радостно улыбаясь, воскликнул:

— Наконец-то, Джоан, только тебя здесь не хватает! Вот приехал мастер Чарлз с…

— Невестой, — вставил Чарли.

— О да, мы его встречаем. И ты нужна… для организации помолвки.

Энн натянуто улыбнулась.

— Джоан, будьте так любезны и пройдите ко мне в кабинет решить кое-какие вопросы. Да, как ваше самочувствие?

— Мне бы хотелось чуть позже, я так плохо чувствую.

— Нет, я жду вас сейчас.

— Иди, Джоан, потом отдохнешь. — Модеста едва сдерживалась, чтобы не выложить самозванке все, что она думает о ней.

Джоан поплелась наверх. Все остальные молча стояли внизу и провожали ее взглядом.

— Пойдем тоже, — шепнула Рози, — вдруг у нее оружие?

— Да ладно, это уж чересчур надуманный сюжетный ход.

Войдя в кабинет, Джоан замешкалась у двери. Улисс был уже там и стоял спиной к ней.

— Садись, Джоан, ты такая бледная. Что сказал доктор?

— Что надо меньше пить! — резко заметил Улисс, развернувшись. — Здравствуй, Джоан.

Джоан дернулась к двери, но там уже стояли Уайн и Фрэнк.

Тогда Джоан села в кресло и презрительно окинула всех взглядом.

— Я не поняла, что я такого сделала? Я никого не убивала, все ваши вещи целы. Правда, иногда я пользовалась вашими духами. Но всей горничные это делают, это уже традиция. Кстати, работала я хорошо.

— Да, ты хорошо работала, Джоан. А кстати, как твое настоящее имя?

— Пегти. Можно без фамилии?

— Пегги, я выписываю тебе чек — твое выходное пособие. Как горничная ты уволена. Но я выпишу тебе такую же сумму, если ты скажешь, кто тебя нанял и зачем? И, кстати, на какое имя выписывать чек?

— Как приятно иметь дело с леди. Чек на предъявителя, пожалуйста. Имя я впишу сама. Только во втором чеке припишите лишний нолик к сумме моего выходного пособия, тогда я все вам скажу. Вы же не будете меня пытать, если мне не захочется говорить?

Улисс подошел к Джоан, то есть к Пегги.

— Ты знаешь, что вела себя подло. Тебе доверяли, ты выдавала себя за родственницу Модесты и жила здесь на всем готовом. В полиции тебя быстро приструнят за мошенничество. К тому же все твои вещи здесь. И в них много чего можно найти, если захотеть. И чужие драгоценности, и даже наркотики. Наверняка полиция все обыщет.

— Ты собираешься подбросить мне брюлики и травку, после того как чуть не переспал со мной? Подонок!

— Раз я подонок, то какой с меня спрос. Конечно, подброшу, там уже лежит целый наборчик — тянет лет на десять. Или ты все рассказываешь, или я звоню в полицию. Выбирай. А свидетелей у нас — сама видишь! Ты всех здорово рассердила!

— Я ничего не знаю.

— Энн, я звоню…

— Подожди, мерзавец! Я правда не в курсе. Меня нанял частный детектив, некий Уилли… забыла фамилию. У меня есть его карточка, дайте сумочку. Вот: Уилли Мартин. Он мне ничего не объяснял. Сказал, что какие-то наследники хотят вернуть свои деньги. Нужны были копии с банковских бумаг и документов на дом, машины. Он еще просил копии писем, но я ключи не подобрала. Хотела этим заняться, когда хозяйка уедет в Калифорнию. Вот и все. Я даже этих родственников не знаю.

— Я ей верю, — тихо сказала Энн. — Вот обещанные два чека, а это еще деньги — за визитную карточку Уилли Мартина. Я ее у тебя покупаю. Думаю, будет очень любезно с твоей стороны, если ты немедленно покинешь мой дом. Прощай, Джо… Пегги. Пропустите ее, господа. Фрэнк, проводи мисс и помоги ей собраться. Не забудь попрощаться с Модестой.

— Мечтаю. Такая будет сцена прощания — Голливуд отдыхает.

Плавно покачивая бедрами, Пегги вышла за дверь. На нее налетела Модеста.

— Мошенница, я ей еще безрукавку связала! Мою невестку заживо похоронила. Врунья бессовестная!

— Полегче, тетушка! Безрукавку я вам верну. Можно подумать, ваша настоящая племянница вас будет больше любить. Да она вам уже лет десять не звонит, даже на свадьбу не пригласила. А я вам кофе утром варила. Когда вы болели, чай заваривала с липой. Глупые людишки, да подавитесь вы своей правдой! Кто от нее еще был счастлив?!

Модеста почувствовала слезы на глазах. Ей стало жалко незадачливую самозванку. Но провожать ее она не стала. Уайн вынес ее вещи, уложенные Модестой еще утром. Пегги не глядя в сумки, подхватила их и пошла к гаражу за своей машиной.

Энн смотрела в окно за отъезжающей серой «тойотой» и плакала. Она сама не понимала, отчего ей так тяжело на душе. Чарли обнял ее.

— Мам, да брось ты. Обычное дело. Ты же публичный человек, не одно так другое. У тебя хороший адвокат, ничего тебе не сделают. А ты не знаешь, что это за наследники? Может, дети Стива?

— Скорее всего. У него была дочь от одной актрисы. Они не были женаты, и дочь он никогда не видел. Но и не отказывался от нее. Всю жизнь ей посылал деньги. И после его смерти она получила страховку в два миллиона. По завещанию. Наверное, просадила деньги, а теперь еще хочет урвать.

— Чем она занимается?

— Не знаю. Только слышала — она вышла замуж за барона… забыла фамилию. Я с ней никогда не встречалась. Она живет в Европе. Ее мать звонила Монрою два раза в год. Благодарила за подарки к Рождеству. Она даже не помнила, когда день рождения Стива, всегда поздравляла на месяц позже или раньше. Но деньги им высылали аккуратно, да и сумма приличная была. Чарли, мне так плохо! Эта Джоан… нет, Пегги… Она мне так нравилась, я даже хотела послать ее учиться, думала, она станет кем-нибудь. Она такая смышленая, все схватывала на лету.

— Даже слишком смышленая. И учиться ей было совсем ни к чему. А этот полковник, он не из ФБР? Это твой новый бойфренд? Мне он понравился.

— Перестань, он мой управляющий. Может, он и из ФБР, ЦРУ или из КГБ. Я уже ничего не понимаю. А как ты? Где твоя девушка? Я не знаю, как лучше ее устроить. Мне кажется, непристойно класть вас в одну спальню. Пускай ее поселят рядом с тобой, ну хотя бы для приличия. Я понимаю, что все это глупости, но, мне кажется, я этим окажу ей уважение. И что, ты собрался жениться? А университет? Она твоя сокурсница?

— Нет, она учится на врача. Ее отец хирург. Семейная традиция.

— Похожа на актрису. Красивая девушка. Она тебя любит?

— Надеюсь.

— А ты ее?

— Ну ладно, не люблю эти душещипательные откровенности. Если бы не любил, стал бы привозить Рози сюда?

— Она, наверное, в шоке от наших домашних событий?

— Современная молодежь не так слабонервна, как ваше поколение.

— Знаешь, давайте поужинаем вечером где-нибудь втроем? Мне так неуютно сегодня дома.

Когда Чарли ушел, Энн осталась сидеть в кабинете и только машинально перекладывала свои бумаги на столе. Потом позвонила Улиссу.

— Мы могли бы увидеться? Погуляем в саду… Встретимся у водопадов, на террасе. Спасибо. Через десять минут…

Улисс быстро сбросил майку. Надел рубашку-поло с короткими рукавами. Он знал, что ему идут такие рубашки. Расстегнутый воротник удлинял линию шеи и подчеркивал его атлетическое сложение, и в то же время это не смотрелось так буднично, как в обычной майке, и не так официально, как в рубашке под галстук. Он и сам не совсем отдавал себе отчет, зачем он это делает. Все шло на уровне подсознания. Но когда он пошел в ванную за дезодорантом, тайный голос ехидно заметил: «Прихорашиваешься? Кажется, вам назначили свидание?»

Улисс задумался. Что я играю в кошки-мышки сам с собой? Я влюбился. И хочу… хочу эту женщину. А дальше посмотрим…

Он быстро прошел по дорожке сада и вышел к стеклянной террасе. Энн уже была там. Когда он вошел, она потянулась к нему навстречу. Всхлипнула. Улисс обнял ее и прижал к себе. Она не сопротивлялась. Они стояли так несколько минут. Для Улисса это были минуты счастья. Он заглянул ей в лицо. Глаза Энн были закрыты. Он поцеловал ее веки, мокрые щеки, прикоснулся к губам. Энн неожиданно встрепенулась и ответила ему на поцелуй. Они поцеловались более откровенно, соприкоснувшись языками. По телу Улисса пробежал огонь. Он сжал Энн в объятиях и ушел в самозабвенный поцелуй. На какое-то мгновение его язык стал выражением всей его страсти. Она застонала и ответила ему таким же глубоким поцелуем, словно отдаваясь губами и языком. По телу Энн пробежала судорога страсти. Они с трудом оторвались друг от друга и внимательно посмотрели друг другу в глаза.

— Ну вот, это случилось. Мы должны были снизиться. Я знала. — Энн отодвинулась от Улисса и села на столик, поставив ноги на скамейку. — Давай просто поговорим, ладно?

— Поговорим. Но я честно не ожидал такого поворота.

— Не ври, ты этого хотел. Тебе же не пятнадцать лет, уже большой мальчик. Я просто в состоянии глубокого потрясения. Меня часто предавали, но за всю жизнь не могу привыкнуть. А еще, мне ее жалко. Надо было быть с ней поласковее. У нее, наверное, были веские причины так поступить.

— Ты о Пегги? Да, очень веская причина. Самая веская в мире — денег урвать на халяву! Нашла о ком думать. Забудь. И думай о себе. Что надо этим родственничкам, ты догадываешься?

— А что тут гадать, ты уже сказал про самую вескую причину. Деньги, конечно. Но это меня не так волнует. Знаешь, мне нужно в Нью-Йорк. Проведать этого детектива, потусоваться. Я приглашена к Изе Кацу на традиционный раут. Вот что, давай поедем вместе… Меня раньше всегда сопровождал Уайн. Но теперь он выпал из обоймы. Я еду послезавтра. Завтра хочу пообщаться с Чарли и его девушкой. До меня только сейчас дошло, что она моя будущая невестка. Это так странно. Еще один стресс. Ты согласен на поездку?

— Предлагаешь быть твоим эскортом?

— Что-то не так? Собственно, почему мы не можем поехать вместе? И потом, ты же думаешь то же, что и я. Не здесь же нам заниматься этим в первый раз. Остановимся в шикарном отеле. А если что-то не заладится, вернемся, как будто ничего и не было.

— Шикарный отель мне пока не по карману. А на средний ты не согласна, как я вижу.

— Это все предрассудки. За отель заплачу я, а ты будешь платить за еду и такси. О'кей? Ну не порти вечер! Соглашайся. Еще секунда — и я обижусь смертельно. Как будто я тебя домогаюсь, а ты не хочешь.

— Прости и не говори глупости. Конечно, поедем. Иди ко мне, пожалуйста.

— Ну не здесь же. В стеклянной колбе, на глазах у всех соседей. А кстати, что там шипела Пегги? Ты действительно собирался с ней переспать?

Улисс притянул к себе Энн и начал осыпать поцелуями ее шею и грудь. От запаха ее кожи у него защемило в груди. Напоминание о какой-то Пегги было довольно ехидным. Но теперь Улиссу казалось, что ничего подобного он не хотел и не собирался делать. Поэтому он с жаром возмутился. В пылу поцелуев он чуть не раздел Энн догола. И только ее напоминание о Нью-Йорке, где все будет, как он хочет и по-настоящему красиво, а не впопыхах и стоя на террасе, немного остудило его разгоревшийся пыл.

Энн вернулась домой с пылающими щеками то ли от сердечного жара, то ли от щетины Улисса. Во всем ее теле была сладкая истома неутоленной до конца страсти. На душе было весело и тревожно. Но Энн любила это состояние влюбленности, это предчувствие близости, страсти и чего-то еще, необъяснимого, неизвестного. Хотя, если вдуматься, что такого неизвестного можно ожидать от романа с мужчиной? Будет или хороший секс, или ни какой, или средний. Если будет хороший секс, то она еще сильнее влюбится и станет делать глупости. Если так же сильно влюбится он, то, возможно, они поженятся. Если поженятся, то, возможно, потом разведутся или будут жить долго и счастливо и умрут в один день. Что мало вероятно и бывает только в плохих романах. Но все эти циничные умозаключения сейчас не работали в полную силу. Все эти предсказуемые варианты были смешны, потому что впереди была тайна. Тайна их будущей ночи любви. И Энн с замиранием сердца пыталась представить эту ночь и не могла ничего представить, хотя и была довольно опытна в любовной практике. Весь день она находилась то в приятной истоме, то в веселом возбуждении. Вечером Уайн пригласил всех в ресторан отметить свой отъезд. Энн предложила устроить проводы дома, а еду заказать в ресторане. Но Уайн ответил, что дома это не то. И все поехали в Арлингтон, в самый лучший китайский ресторан «Золотой дракон», расположенный между Мак-Лейном и Вашингтоном. Китайскую еду любили все без исключения. К тому же любой, даже дорогой китайский ресторан был дешевле других ресторанов, а Энн не хотелось напоследок выставлять Уайна. Деньги ему пригодятся на жизнь Нью-Йорке.

Когда все расселись за большим круглым столом, Улисс что-то сказал метрдотелю. Тот просиял и начал кланяться.

— Вы знаете китайский? — восхищенно воскликнул Чарли.

— Папа много языков знает, — с гордостью ответил Кевин, — и вьетнамский, и фарси, и испанский… А еще какой? Пап, скажи! Это… кхмерский. Да?

— Да это так, всего понемногу. На уровне — как дела и где туалет. Не слушайте Кевина. А китайцу я просто пожелал здоровья и долгих лет жизни, такая есть формула вежливости. Что будем заказывать?

— Да заказывайте что душе угодно. Я угощаю.

Уайн сидел рядом с Модестой. Она надела платье китайского покроя, с косой застежкой. И сидела, нежно улыбаясь и ловя взглядом каждое движение Уайна. Но тот почему-то не замечал этого. Он вел себя непринужденно, весело. И как будто ничего такого не случилось. А ведь вчера ночью он сам сказал Модесте: «Теперь ты обо мне будешь заботиться». Разве это не предложение руки и сердца? Модеста ждала, что Уайн объявит за столом об их помолвке, но он даже не прикасался к ее руке или к колену. Он никак не показывал ни ей, ни тем более окружающим, что между ними что-то произошло.

Энн взяла в руки бокал с розовым грейпфрутовым соком и сказала:

— Я пью этот сок как вино. Он мне даже милее вина, потому что наша трезвость — это знак новой жизни для Уайна. Скоро он выйдет на сцену. Я уверена, его ждет успех и новый взлет. Будут фильмы, работа на телевидении. Все будет. И поэтому да здравствует рюмка сока! За второе дыхание славы! Ура!

Все зааплодировали и осушили бокалы с соком. Посредине стола крутился другой круглый столик. На нем вплотную стояли блюда с аппетитной едой. Каждый накладывал себе что-то на тарелку из разных блюд. На секунду все притихли, смакуя еду. Улисс опустил руку и прикоснулся к ноге Энн, осторожно погладив шелк длинной юбки. Энн надела открытый сарафан. Но кондиционер так мощно работал, что она попросила Чарли принести ей из машины льняной пиджак. Она всегда возила его в багажнике, для походов в магазины. Энн так привыкла к резким переходам от испепеляющей жары улицы к кондиционированному холоду помещений, что даже находила это приятным. Чарли встал и нечаянно уронил на пол салфетку Рози. Улисс взял салфетку с соседнего столика и передал ее через спину Энн. Потом его рука незаметно скользнула по голой спине. Энн с задумчивым лицом крутила деревянными палочками в тарелке. От прикосновения руки Улисса по ее телу пробежали мурашки. Внизу живота сладко заныло. Улисс с деловым видом стал двигать стул, словно тот стоял не совсем удобно. Он придвинулся почти вплотную к Энн. Его рука опустилась под скатерть и медленно приподняла подол сарафана. Он провел рукой по ее гладкой и прохладной коже от колена до паха. Осторожно отодвинул большим пальцем тесемку бикини и провел средним по ложбинке возле лобка. Медленно вращая пальцем, он с невозмутимым видом пил теплый зеленый чай. Энн порозовела и тяжело вздохнула, перестав есть. Уайн встал и обвел всех взглядом.

— Я могу сказать ответное слово?

— Подожди, когда Чарли придет, — заметила Модеста. — А вот и он.

Чарли накинул на плечи матери пиджак.

— Спасибо, — сказала Энн неожиданно охрипшим голосом и закашлялась.

Пальцы Улисса стали влажными и скользкими. Энн посмотрела на него умоляющим взглядом. Он высвободил руку и незаметно вытер ее салфеткой, лежавшей на коленях.

— Итак, я хочу сказать вот что! — продолжил Уайн. — Милая Энн, будем откровенны. Хотя в Библии и сказано: «Падающего толкни»…

— Это не в Библии, это сказал Ницше, — заметил Чарли.

— Какая разница! Такая точка зрения существует. Но ты пошла другим путем. Ты подняла падающего и поставила его на ноги! И если Ницше гений, то ты гений вдвойне! Я хочу выпить за тебя не только сок, но целое море слез, вина и еще крови твоих недругов! Моя благодарность тебе безгранична! Жду вас всех на спектакль! Энн, я пью за твой талант и за твое сердце… И желаю тебе много любви!

Все снова закричали ура. Модеста посмотрела на Уайна. Она ждала нового тоста. За нее. Вернее, за них обоих. Все наперебой предлагали новые тосты. Чарли за Улисса, обнаружившего врага. Рози — за Чарли, Модеста — за Кевина, помогшего на вечеринке, и за его успехи на новом месте. Пили за жениха и невесту, за будущих «Оскаров» Уайна, а также за Нобелевскую премию Энн. Этот тост предложил Кевин. Энн засмеялась, но выпила. Улисс заметил погрустневшие глаза Модесты и провозгласил тост за нее, заметив, что без ее помощи по хозяйству Энн ни за что не получит никакой премии. Все с восторгом к нему присоединились. Но Модеста почему-то после этого тоста расстроилась еще больше. В это время рука Энн плавно скользнула по брюкам Улисса и гладила нечто, сразу выделившееся под салфеткой.

— А вот это смертельный номер, — тихо заметил Улисс, — мы его отложим. Иначе придется платить за побелку потолка и новые обои на стенах.

— О чем вы шепчетесь? — спросил Чарли. Что-то не так?

— Улиссу не очень нравится интерьер. Он рассказывал мне про Китай. Там все по-другому?

— А что вы делали в Китае?

— Я там не был, Я был на Тайване. Как-нибудь расскажу. Энн, зачем ты так? Все выдумываешь.

Рука Энн продолжала свою работу. Но официант уже принес всем печеньица с билетиками счастья внутри. Энн остановила свои коварные действия и разломала хрустящий конвертик печенья. «Будь щедрой, и счастье к тебе придет!»

— А у вас что?

— У меня «Каждый находит свою любовь, если ищет», — воскликнула Рози. — Я искала и нашла. А у тебя Чарли?

— «Всегда иди к цели!». Это можно каждому сказать. А у Уайна что?

— Это секрет. Я проверю, сбудется или нет.

Уайн положил билетик в карман.

Модеста пыталась прочитать мелкий шрифт, но на глаза набегали слезы.

Уайн спросил:

— Можно? — И прочел: — «У каждого свой путь к счастью». Что ж, тоже верно. — Он скомкал билетик и бросил в пепельницу.

Но Модеста незаметно забрала бумажку. Пускай это останется на память.

— А что у Улисса? — спросила она.

— Глупости. Стишок. «Не трусь, не робей, гляди веселей!» Детский сад какой-то!

— А ты хотел что-то из Конфуция? — ехидно спросила Энн. — Мы же в ресторане, а не на научном симпозиуме. Уайн, позвольте нам хотя бы заплатить чаевые? Право же, неловко.

Уайн бурно запротестовал.

Выйдя из ресторана, Чарли распрощался со всеми и повез Рози и Кевина куда-то развлекаться. Энн пожалела, что предложила Уайну и Модесте места в своей машине. Можно было бы тоже покататься с Улиссом по ночному Вашингтону. Но приходится возвращаться домой. Возле дома все распрощались. Уайн сказал, что уедет очень рано. Модеста пожелала всем спокойной ночи.

Энн пригласила Улисса зайти выпить чего-нибудь. Они вошли в темный холл. Улисс обнял ее.

— Тебе понравилось, как было в ресторане?

— Очень рискованно. Ты не такой уж тихоня и однолюб. Наверное, немало девушек прошло через твои руки в разных горячих точках планеты?

— Физиология. И больше ничего. Любил я только свою жену.

— А я тоже физиология?

— Я схожу с ума по тебе! Сейчас никого нет в доме. Почему ты не хочешь?

— Хочу убедиться в твоей любви. А то будет как с Модестой.

— А что случилось с Модестой?

— Ты не заметил? На мой взгляд, взгляд известного автора книги «Как покорить мужчину» она сделала большую ошибку.

— Какую же?

— Отдалась мужчине в минуту слабости, вызванной стрессовой ситуацией. Да еще накануне его отъезда. Какая свинья этот Уайн! Небось, довел ее до оргазма. И она теперь в него влюбилась! Надо все-таки знать с кем можно, а с кем нельзя.

— Откуда ты это все знаешь? Она тебе рассказала?

— Дорогой, я пишу романы для женщин. Мне ли не знать все это?

— Ты опасная женщина. И про меня ты все знаешь?

— Про тебя я не хочу пока знать. Но учти — страдать я не умею и очень легко расстаюсь.

— Мы слишком много говорим…

Улисс начал целовать Энн. Она нежно отвечала ему. Их поцелуи длились долго, пока обоим не захотелось большего. Тогда Энн, сославшись на головную боль, простилась с Улиссом и ушла к себе в спальню. Она приняла душ, потом полистала журналы, потом решила разложить карты таро. Карты предсказали ей страсть, слезы, обман и замужество. Но в какой последовательности и как это сочеталось, она не могла узнать. Рассердившись на невнятное будущее, Энн уснула.

А вот Модеста не могла заснуть. Уайн простился с ней как-то странно и заспешил к себе в комнату. Собрать вещи и выспаться, как он объяснил. Вконец расстроенная, Модеста пошла к себе. Она стала выгребать из сумочки дамские мелочи, чтобы убрать ее в шкаф. Белый клочок бумаги выкатился на стол. Она развернула его, чтобы еще раз прочесть слова о разном счастье. Но там был совсем другой текст: «Не упускай того, что пришло тебе в руки». Модеста вспыхнула. Так вот оно что! Как он хитро решил от нее отделаться! Нет, она не хочет его отпускать вот так! В конце концов, терять ей нечего! Она решительно направилась к выходу. Комнаты Уайна находились чуть правее. Надо было пройти маленький палисадник. В его окнах горел свет. Модеста решительно постучала в стеклянную дверь. Уайн распахнул ее со словами:

— Я знал, что ты придешь. Заходи.

— Ну и что это? — спросила Модеста, протягивая бумажку. — Зачем ты поменял слова? И зачем приходил вчера ко мне, если у каждого из нас своя дорога?

— А тебе было плохо вчера? Если бы я не пришел, ты бы так и не узнала, зачем мужчины и женщины спят друг с другом.

— Я не знала, что после мужчины трусливо убегают.

— Ты знала, что я должен уехать. Я уже не в том возрасте, чтобы трахаться каждый день.

— А я не за этим пришла.

— А за чем? И за этим тоже…

Модеста посмотрела на Уайна. В ее глазах стояли слезы.

— Еще вчера я готова была отдать за тебя жизнь. Спать с тобой под мостом и есть объедки. А сейчас? Не знаю. Я тебе очень благодарна за вчерашнее. Наверное, у меня больше не будет другого мужчины. А у тебя еще будут молодые девицы, актрисы. Едва ли они станут переносить тебя в бедности и болезни. Потому что сотни молодых мужчин могут дать им то же самое, что и ты. И в отличие от тебя — каждый день. Я не актриса и не блестящая леди. Я умею только одно — быть хорошей женой. Наверное, это слишком мало для такого талантливого человека, как ты. Я просто пришла проститься с тобой. И мне очень больно, что у каждого из нас своя дорога. Прощай, Уайн. — Модеста повернулась и пошла вдоль палисадника. Плечи ее вздрагивали.

— Постой, Моди! Подожди.

Уайн догнал ее и обнял.

— Не уходи так. Я не очень хороший человек, но и не подлец. Пойдем поговорим.

Они вошли в дом, сели на диван. Уайн закурил сигару своим фирменным жестом, сделавшим его знаменитым. Модеста с улыбкой и слезами следила за ним.

— Моди, ты лучшая женщина в моей жизни! Это правда. Я думал, что таких женщин уже нет на свете. Такой была моя бабушка. Не обижайся, это не намек на возраст. Я ее очень любил. А она меня просто обожала. Теперь давай рассудим здраво. Я еду в неизвестность. Да, меня берут на роль. А я могу провалиться, могу опять начать пить. Мне негде жить. На первые два-три дня меня приютит мой старый друг. Такой же нищий, как и я. Потом я сниму квартиру. Не такие роскошные апартаменты, как здесь. А тесные комнатки с тараканами где-нибудь в Бронксе. Это Нью-Йорк. Там все очень дорого. Я не знаю, что будет со мной. Куда я могу тебя позвать? В комнату с тараканами? Ты привыкла к комфорту, общению по вечерам. А я буду вечерами играть. Играть каждый день. А днем спать и репетировать. Ты сойдешь от ума от меня. Сделать тебе предложение было бы более безнравственно, чем уехать не простившись. Так ты бы позлилась и забыла меня. А так ты будешь мучиться и меня возненавидишь. Ну что ты плачешь? Глупая. Давай ляжем спать. Просто спать. А утром ты меня разбудишь и я уеду. О'кей?

— Теперь послушай меня, Уайн Рипепи! Если думать о плохом, плохое наступит. Если только копить деньги на черный день, черный день тут же настанет. Если ты едешь провалиться, ты провалишься. А если ты едешь победить, ты победишь! У меня есть дом в Ферфаксе. Я его сдаю. Мы можем его продать и купить квартирку в Нью-Йорке. Ты будешь приходить ночью из театра домой — в уют и чистоту. Тебя будет ждать легкий ужин и удобная кровать. Твои друзья смогут запросто приходить к нам в гости. Мне в Нью-Йорке будет чем заняться. Я могла бы помочь тебе. Вести твои дела и создавать тебе комфортабельную жизнь. Ну а если и появится какая-нибудь молоденькая актриса, я ее просто не замечу. Ведь я знаю, что спать ты придешь домой в мою постель. Что ты на это скажешь?

— Звучит заманчиво. А тебе не страшно вот так все изменить?

— Страшно. Но ведь стоит того. Поедем завтра вместе, поглядим что и как. Может, сразу снимем что-нибудь. Потом я вернусь, доделаю тут свои дела, поставлю дом на продажу. И приеду к тебе.

— Ну, так что? Мне теперь надо делать предложение по всей форме? Итак, Модеста Купер, я хочу предложить вам стать моей женой и поменять свою чинную и спокойную жизнь на ужасную и безумную жизнь жены бедного артиста. Предлагаю вам истратить все свои деньги на сомнительный проект под названием «Уайн Рипепи» и очень надеюсь, что вы меня не бросите и не сойдете от меня с ума. Я же в свою очередь обещаю вам не пить! Это главное! А также не изводить вас своими капризами и мелкими влюбленностями в старлеток. А также отдавать вам все свои деньги, если таковые появятся. Вы согласны?

— Да.

— Подожди, у меня кое-что есть. — Уайн порылся в вещах и достал бархатный мешочек. — Это старинное кольцо моей мамы. Оно перешло к ней от бабушки. Простое золотое колечко с тремя маленькими брильянтиками и изумрудом. Как оно тебе?

Модеста протянула левую руку, и Уайн надел ей колечко на палец. Оно оказалось впору. Уайн поцеловал ей руку.

— Ну а теперь пошли спать. И без глупостей, встаем чуть свет.

Утром Энн проснулась, полная счастливых предчувствий и ожиданий. Молодежь не вышла к завтраку. На столе лежала записка от Модесты с просьбой о свободном дне на сегодня, Энн удивилась такому неожиданному повороту, но не стали заострять на этом внимание. Наскоро перекусив йогуртом и кукурузно-овсяными хлопьями, она отправилась к Лизе. Ей не терпелось поделиться с кем-то своими чувствами.

Лиза была в своем магазине. Она всегда восхищала Энн элегантностью и точеной фигуркой. Лиза была мулаткой, но в ее жилах текла еще немецкая и французская кровь. Ее кожа была цвета какао, волосы — прямые и блестящие — черными; чуть вздернутый кокетливый носик пикантной француженки; кроме всего прочего, ее отличали немецкая педантичность и американская деловитость.

Покупателей было немного. Серьезные молодые люди интересовались саженцами роз, пожилая пара выбирала луковицы гладиолусов, а дама средних лет искала какой-то особенный глиняный горшок под домашние растения.

Фрэнк работал на улице: помогал кому-то из покупателей грузить мешки с грунтом в багажник.

Лиза стояла на кассе. Увидев Энн, она радостно закивала.

— Сейчас, только отпущу народ. Тогда можно будет поставить сюда Молли, а мы выпьем кофе. — Молли была студенткой биофака, подрабатывающей у Лизы в магазине.

Пока Лиза обслуживала покупателей, Энн гуляла по магазину. Выбрала длинные ветки зеленого бамбука в свою напольную вазу и белые лилии, дурманившее ее остро-сладким запахом. Энн могла бесконечно вдыхать их аромат, без всяких аллергических последствий. Лиза звала ее цветочной наркоманкой.

— Ну рассказывай, что было дальше. Мы с Фрэнком просто обалдели от всей этой истории. Шпионка уехала?

— Укатила сразу. Бог с ней. Я сначала переживала, а потом ничего. Это моя карма. Меня всегда будет кто-нибудь обманывать.

— Не внушай себе эти мысли. Это теперь модно стало. Я уже не могу слышать слово «карма». Как что не так — это карма. Можно до глупостей дойти. Работу потеряла — карма, любовник бросил — карма, прислали штраф за парковку — тоже карма. Поехал чулок — это что, тоже карма?

— Зато так удобно. Приходит муж домой, а у тебя ужин подгорел. Ты ему, разводя руками: это карма, дорогой!

— А он спрашивает, чья: твоя или моя?

Энн и Лиза засмеялись. Энн выдержала паузу, собираясь с духом, чтобы поделиться с подругой своим состоянием и мечтами. Лиза внимательно посмотрела на нее.

— А что еще случилось? Выкладывай! Кстати, а правда, что Чарли собирается жениться? Тебя это так возбудило?

— И это тоже. Но не сильно. Я, знаешь, часто мечтала о его свадьбе. Ведь я не из тех придурочных мамаш-собственниц, которые цепляются за своих сыновей, как за последних уходящих любовников. Это так естественно — встретил девушку, хочет жениться. Послушай, у меня наклевывается роман… Я влюбилась. И еду в Нью-Йорк заниматься любовью с мужчиной… Но не знаю, как тебе это покажется…

— Не мучай меня, говори с кем? Я надеюсь, что не с Уайном Рипепи?

— Обалдела? Я не так низко пала, чтобы спать с папочкой. Я влюбилась в полковника Улисса.

— Ах! Я так и знала! Это здорово! Он мужик роскошный! Только псих, как и мой Фрэнк. Ну ладно, сейчас все можно вылечить!

— Почему псих? Он такой спокойный, основательный. Мне этого никогда не хватало. Послушай, он меня не обманет, не будет использовать?

— Об этом даже и не думай. Очень порядочный, честный человек. Я боюсь, ты его сама бросишь. Влюбишь и бросишь. Ты ведь такая.

— Но почему я его должна бросить? Если он окажется орлом в постели, то все будет нормально.

— Для тебя постель не главное.

— Но основополагающее.

— И все-таки будь он хоть трижды орел, жеребец и кролик одновременно, тебе этого мало. Твой мужчина должен быть умнее тебя. Иначе ты можешь с ним заскучать.

— Но мне так надежно с ним. Я чувствую себя защищенной.

— Я буду молиться, чтобы у вас все сложилось. Ты рождена для счастья.

— Спасибо, Лиза. Ты очень добра ко мне.

Подруги расцеловались. Лиза допила кофе.

— Пора возвращаться. Молли хорошая девочка, но совершенно считать не умеет, а Фрэнк работает на улице. Кстати, я собираюсь навестить твой сад в следующие выходные.

— Приходи, я к тому времени уже вернусь из Нью-Йорка. Со щитом или на щите.

— Я не пойму, при чем тут щиты?

— Ну, так говорили спартанские женщины своим сыновьям, провожая их на войну. На щите приносили геройски погибших солдат, а со щитом возвращались живые.

— То есть победа или геройская смерть? Ты собираешься или женить его на себе или затрахать до смерти? А может, он тебя? Только не дави на него своей эрудицией, а то эти бывшие вояки все превратно понимают. Обидно будет, если вы поссоритесь из-за ерунды.

Лиза и Энн вышли из подсобной комнаты, где они пили кофе с бисквитами. Лиза даже подсобку превратила в уютный будуар в версальском стиле. Энн давно уговаривала Лизу открыть в магазине маленькое кафе, но Лиза боялась санитарной инспекции. Все-таки в магазине торговали удобрениями. Еще кто-то из посетителей заболеет диареей, доказывай потом в суде, что клиент просто сожрал немытую сливу из супермаркета, а не проглотил цветочную пыльцу, слетевшую ему в кофейную чашку.

Подъезжая к дому, Энн гадала, что сейчас делает Улисс. Она почему-то боялась заходить к нему. А вдруг он передумал ехать и сейчас ей это скажет. Да ладно, какой мужик откажется переспать с понравившейся ему красоткой? То, что она сейчас красотка, Энн знала. От волнения из-за неожиданной шпионки, Энн сразу похудела. Она всегда худела от переживаний. Но эта худоба ее только красила. Лицо становилось более одухотворенным, глаза загорались безумным блеском. И этот взгляд делал ее неотразимой для мужчин. Смешно, конечно, но самые яркие свои романы она переживала после каких-то больших неприятностей. Как только она выходила откуда-нибудь взбешенная или заплаканная, так в нее обязательно кто-то влюблялся. И она, ослабленная переживаниями, попадалась на эту неожиданную приманку чужой влюбленности. Неужели и этот роман всего лишь бегство от очередного житейского разочарования? Нет, лучше об этом не думать. И Энн развернула машину и поехала в Пентагон-сити-молл. Это был ее второй любимый торговый центр после «Тайсена». Надо же ей что-то прикупить к нью-йоркскому вояжу.

Улисс все утро ждал Энн. Он все никак не мог поверить, что они проведут в Нью-Йорке несколько дней. Он был уверен, что наутро Энн передумает. Может, уже передумала и поэтому прячется от него, не зная, как сказать правду. Ох уж эти интеллектуалки, творческие личности. Никогда не скажут — да или нет, а будут крутить, юлить и заикаться.

Наконец Улисс не выдержал. В конце концов, он мужчина и надо брать все в свои руки. Он дошел до дома и постучал в дверь. Подождав для приличия несколько секунд, вошел в холл. Никого не было. Улисс прошел на кухню. Кофеварка мигала красным огоньком. Улисс выключил ее и огляделся. В раковине стояла чашка и тарелка со следами кукурузных хлопьев. Кофеварку Энн всегда забывает выключать, он это уже замечал. А где Модеста? Рыдает в кладовке? Улисс решил подняться в кабине. Там тоже никого не было. Компьютер был выключен, следовательно, в кабинет утром никто не входил. Обычно Энн включала компьютер, как только вставала, и он ложился спать вместе с хозяйкой. Даже если она не работала, то все равно не выключала свой станок до поздней ночи. Улисс прошелся по библиотеке, вышел на полукруглый балкон. Солнце ярко светило, вокруг царили покой и тишина. Только внизу в траве громогласно звенели и жужжали какие-то насекомые. Вдруг Улисс услышал сквозь мушино-пчелино-цикадный звук странные всхлипывания и стоны. Они неслись откуда-то сверху и напоминали что-то очень знакомое. Улисс прислушался и начал различать в этих нечленораздельных звуках отдельные слова:

— Тебе хорошо? — страстно шептал низкий мужской голос.

— Да, да, х-хани, да… еще, сейчас… я… это начинается… я уже чувствую… ах… ох, а-а-а-а-а… умираю, да… да! А-а-а-а-а-а!

Дальше послышались мужские стоны и вскрик. Через несколько секунд опять началась возня, но вопли уже сменились нежным мурлыканьем.

И дураку было понятно, чем там занимались. Улисса бросило в жар. Женский голос был голосом Энн! Но с кем она там? С Уайном?! У того тоже был довольно низкий хорошо поставленный голос. Или приехал какой-то ночной гость? Что же это? Распутная тварь! А так лизалась с ним, как будто год никого не имела! Первым желанием Улисса было взбежать наверх и… И что? Он, собственно, ей кто? Оскорбленный муж? Обманутый жених? Улисс шатаясь ушел с балкона. В библиотеке на столике лежали чьи-то сигареты, тут же стояла большая настольная зажигалка. Он взял одну. Улисс закурил впервые за два года. Он решил все-таки остаться и дождаться этих голубков. Пускай она знает, что он в курсе. Да, вид у него глупый, положение дурацкое, но он не мог сдвинуться с места. Вообще-то даже интересно, какие мужики ей нравятся.

Через десяти минут послышались быстрые шаги. По лестнице сверху спускалась девушка в белой мужской рубашке. Улисс поднял голову и увидел соблазнительные булочки двух смуглых половинок маленькой попки и голые стройные ножки. Девушка завизжала и ринулась обратно наверх. Ее попка еще раз ослепила Улисса своей невинной откровенностью. Спустя пару минут с лестницы кубарем скатился Чарли, сын Энн. Он был в белом махровом халате. Полы халата расходились, и время от времени являли миру довольно внушительное мужское достоинство.

— Простите, сэр? Вы, собственно, что тут делаете? Я полагаю, это не единственное в Мак-Лейне место для курения? Почему бы вам не покурить на свежем воздухе? А если вы еще будете курить там свои сигареты, а не мои, я сочту вас очень любезным джентльменом.

— Прошу прощения, я жду миледи. Она пригласила прийти с утра. Я вообще-то не курю, но так получилось. Прошу еще раз извинить меня…

— Я принимаю ваши извинения. Я узнал вас, Улисс. Но мама уехала час назад, точно не помню, но я слышал отъезжающую машину. Наверное, шопинг или еще что-то. Я-то думал, мы тут одни во всем доме. Модеста выходная сегодня, Уайн уехал. Я полагаю, вам лучше позвонить маме из своего дома.

Улисс неловко раскланялся и спустился вниз. Ему было стыдно за свою дурость. И несообразительность. Как он мог забыть про ее сына с девушкой?! Чем ребятам еще заниматься в их возрасте, да еще в пустом доме. Теперь они решат, что он псих или сексуальный маньяк. Да, так и есть! Бедная Энн, как, наверное, у нее пылали щеки все это время. Она там покупает апельсиновый сок или трусики и никак не поймет, кто ее так усиленно вспоминает и поносит. Улиссу стало стыдно. Он готов был упасть перед Энн на колени. Но, слава богу, мысли пока еще не переносятся на расстояния. Однако ее сын обязательно ей расскажет. А как этот юноша поставил его на место, как выставил вон! Его, конечно, можно понять. Но Улиссу было обидно. Да, не очень хорошие отношения начинают складываться с молодыми хозяевами усадьбы.

Вечером Энн повезла ребят в самое богемное местечко Вашингтона «Адамс Морган».

— Считай, что это наше фамильное место, — сказал Чарли Рози в машине по дороге туда, намекая на свою фамилию. — У мамы бывают приступы ностальгии по непрожитому прошлому. Она обожает мюзиклы «Волосы» и «Иисус Христос суперстар».

— Ну да, я сентиментальна и цинична одновременно. Такой вот я продукт своего времени.

Оказавшись на шумной улице, запруженной людьми, Энн предложила ребятам поужинать в эфиопском ресторане. Ей всегда нравилась экзотика. К тому же там действительно вкусно готовили. Рози, правда, выразила некоторое опасение, когда вместо столовых приборов принесли тонкие хлебные лепешки, а всю заказанную еду выложили на одно большое блюдо.

— Я здесь первый раз, — воскликнула Рози. — А как мы будем есть?

— Очень просто! Берешь в руки лепешку и ею захватываешь кусочки мяса. Заодно впитывается соус. Очень вкусно!

— Да, кстати, нас очень удивил твой друг, этот полковник. Мы утром расслабились, выходим из спальни чуть ли не нагишом, а он стоит под лестницей на втором этаже и нервно курит. И взгляд у него был какой-то безумный. Он, наверное, контуженный. Рози прозвала его Терминатором. Ты не боишься ехать с ним в Нью-Йорк?

— Глупости. Он меня искал, наверное. И не ожидал вашей раскованности. Возможно, его воспитывали в пуританской строгости. Это я такая либералка.

— Чарли, ну что ты все время преувеличиваешь?! — вступила в разговор Рози. — Просто типичная комедия положений, как в кино. С чего ты взял, что я его как-то прозвала? Это твоя была идея. Полковник очень положительный человек, на мой взгляд.

— Как моя идея? И не пачкай мне туфли. Зачем ты меня толкаешь под столом? Мама, а откуда ты его взяла? Рози, в чем дело?

— Я хочу рассказать смешное, — вдруг захихикала Рози, не обращая внимания на слова Чарли. — Знаете, какая самая заветная мечта официанта?

— Какая?

— Посетители едят дома, а чаевые посылают официанту экспресс-почтой.

— Это мама так делает. Сама моет посуду, а если прислуга ей поможет, то она ей доплачивает. А своему полковнику ты заплатишь за поездку? Или это входит в его зарплату?

— Чарли, не порти мне аппетит. Это не твое дело. Я же не лезу в ваши с Рози дела.

— Да пожалуйста, лезь сколько хочешь! Этим летом я собираюсь работать. Меня пригласили помогать вести летний семинар по языкознанию. У Рози тоже будет практика в больнице. А кстати, мы можем остаться дома, когда ты уедешь?

— Конечно. Это же и твой дом. Ты стал такой взрослый. И так быстро вырос.

— Мама, ты вдруг погрустнела. Я тебя чем-то обидел или у тебя творческая задумчивость?

— Я бы сказала, творческая грусть.

После ужина, поднимаясь в спальню, Рози сердито выговаривала Чарли:

— Ты такой толстокожий! Что ты прицепился к ее полковнику? У них же роман.

— Какой роман? Он просто у нее служит. Да и зачем он ей?

— А зачем ты мне? — Рози вздохнула. — Я от тебя этого не ожидала. Ты ее ранил своей насмешкой.

— Ерунда, она уже забыла. Странно другое: мама с тобой почти не разговаривала. На нее это не похоже. Обычно она такая болтушка.

— Я же тебе сказала, она влюблена в своего полковника. Я такие вещи чувствую сразу.

— Какая ты чувствительная… и чувственная. А что ты еще чувствуешь сейчас?

— Африканская еда у тебя хорошо усваивается…

Перед сном Энн позвонила Улиссу.

— Извини, я сегодня целый день была занята. Давай поедем завтра с самого утра? Ты не передумал?

— А ты? Я сегодня, кажется, оказался в дурацком…

— Забудь об этом. До завтра. — Она уже собиралась выключить свет, как в дверь постучали. — Входи, — воскликнула Энн, думая, что это Чарли.

Но это была Модеста. Она только что приехала и выглядела уставшей, но возбужденной.

— Извините, мадам, что так поздно. Но мне необходимо было вас увидеть. Дело в том, что я беру расчет.

— Мой бог! Что случилось? Ты обиделась? Почему? Ты меня просто ошарашила! Ну-ка выкладывай все начистоту!

— Я знала, что вы расстроитесь. Но это очень личное. Я выхожу замуж!

— Господи, я попала пальцем в небо! Никогда не следует делать прогнозов, даже в шутку. И кто этот счастливец?

— Догадайтесь, это просто. Мистер Рипепи!

— Модеста, я ничего не понимаю в людях, хотя и пишу о них! Это правда? Или тебе так кажется?

— Если честно, то я уже вышла замуж. Мы были сегодня в Сити-холле[1] и зарегистрировались. Все случилось так быстро. А еще весь день искали квартиру. Но все-таки нашли очень славную. В Манхэттене. Дороговато, конечно, но, думаю, потянем. Я даже ничего не успела сделать там, сразу собралась обратно. Если вы не против, то я отработаю эту неделю, а на выходные уеду к мужу. Я обязательно подыщу вам замену за эти дни.

Энн грустно смотрела на Модесту. Потом улыбнулась и бросилась ее целовать.

— Поздравляю тебя! Но вы должны сделать свадьбу, и мы приедем с подарками! Нет, я тебе обязательно выпишу чек в качестве подарка. Послушай, расскажи мне подробно, как вы столковались? Я же писательница. Мне это нужно знать для работы!

Модеста с удовольствием пересказала Энн все предыдущие события, кое-что, конечно, опустив. Она была счастлива и наслаждалась своим новым состоянием. Все ее мысли были теперь заняты мужем и новым домом. Энн выслушав Модесту, заметила:

— Мне кажется, тебе нужно поменять свой имидж. Ты теперь нью-йоркская дама, жена актера. Будешь там тусоваться среди богемы. Это обязывает.

— Я думала об этом. А что вы мне посоветуете?

— Во-первых, надо покрасить волосы. Седина всегда старит. И полностью поменять гардероб.

— Мини я носить отказываюсь!

— Это не нужно. Молодежный стиль тоже старит, когда он не соответствует возрасту. А вот джинсовые вещи молодят. Только надо что-нибудь стильное и дорогое. — Попробуй что-нибудь из моих вещей померить! У меня слишком много барахла. Возьми все, что тебе подойдет.

Женщины отправились в гардеробную, обсуждая по дороге, какой цвет волос лучше выбрать.

Хотя спать Энн легла поздно, но чуть свет она уже стояла во дворе с сумкой, сундучком-косметичкой и маленьким чемоданом. Улисс тотчас вышел к ней из-за деревьев. На боку у него висела легкая спортивная сумка. Он с удивлением взглянул на вещи Энн.

— Мы едем на два дня? Или больше? — озабоченно спросил он.

— Если задержимся, я себе чего-нибудь подкуплю, — деловито ответила Энн. — А ты свои вещи уже погрузил в багажник?

Улисс хмыкнул.

— Я не знаю, куда грузиться. На какой машине мы едем? На моем джипе?

— Нет уж, мы едем на самой крутой тачке. Видишь вон ту желтую возле гаража? Стой тут, я ее подгоню.

Энн быстро пошла к машине. Улисс посмотрел ей вслед. Кремовые брюки, блузка фисташкового цвета, светло-коричневые лодочки и точно такого же цвета ремешок часов на запястье. Даже носочки, кокетливо мелькнувшие из-под брюк, были кремовые, с фисташковыми шашечками. Весь этот элегантный ансамбль неожиданно быстро отпечатался в восприятии Улисса. И он подумал, что жизнь рядом с Энн каким-то образом влияет на его органы чувств. Со спины Энн смотрелось очень юно, в ее походке была стремительная легкость, свойственная только молодым девушкам. Улисс всегда мог определить возраст по спине и глазам. Но спина Энн была прямой и узкой, а глаза были затянуты мечтательной поволокой. Обычно таким созерцательным взглядом обладают девочки в период полового созревания. Полусонные и задумчивые, они как сомнамбулы слоняются среди взрослых и слушают свои бродящие соки, опьяняясь собственными желаниями и первыми неразделенными оргазмами. Но днем, выходя на улицу, Энн всегда надевала шанелевские солнечные очки.

— Веди машину ты, а ближе к Нью-Йорку поведу я, хочешь? — спросила Энн. — Как тебе удобно?

Желтый «ламборджини» был великолепен. Улисс, потрясенный красотой машины, позабыл какие комментарии он собирался сделать. Ему захотелось просто наслаждаться этим произведением искусства, как искусствоведы наслаждаются шедевром живописи, а гурманы изысканным блюдом. В конце концов, если человек любит хорошие машины, что тут такого?

Они выехали из ворот и плавно покатили к выезду на шоссе.

— Мне сказал Фрэнк, что ты хорошо водишь. Где ты этому училась?

— Нигде и везде. Мой отец был автогонщик. Я кручу баранку с трех лет. Правда-правда. Сидела у него на коленях и крутила. Потом была у него на подхвате. А когда он умер… У него случился инфаркт в машине, и он потерял управление. Я подозреваю, что ему это подстроили конкуренты. Знаешь, можно делать такие уколы, что ни один врач не подкопается. А у него прыгало давление, и он его снимал инъекциями. После похорон мать умоляла меня забросить это дело. Она его ненамного пережила, но когда я ушла от первого мужа, отца Чарли, пришлось подрабатывать и я стала работать шофером. Только потом меня стали издавать. И все равно надо было мотаться по разным делам. Я из машины не вылезала сутками. Ну а на первый большой гонорар я купила себе «ягуар». Меня все осуждали, но потом я получила второй большой гонорар и раздала все долги. Ах, зачем я тебе это рассказываю, ты меня тоже осуждаешь. Но зато я совершенно равнодушна к золоту и брильянтам. На все приемы надеваю один и тот же жемчуг. А на приемы рангом ниже — гранаты. Мне стыдно носить брильянты, когда в Африке дети голодают.

— А ездить на «ламборджине» и «мазератти» не стыдно? Я в твоем гараже еще кое-какие машины заприметил, не такие крутые, правда…

— Это машины для поездки за продуктами или в церковь. Я не люблю пускать пыль в глаза. Но Нью-Йорк — это такое место. Ты сам увидишь, на каких тачках приедут все эти господа к Изе.

— А мне обязательно туда идти? Меня вроде бы не приглашали? Кажется, я и твоим друзьям что-то сморозил. Тебе будет неловко за меня.

— Эти комплексы надо изживать. Давай просто хорошо проведем время. А хорошо проводить время — это значит ходить по гостям, ресторанам, купаться в шампанском и спать среди цветов. Можем, конечно, для разнообразия сходить в музей. Или, так и быть, свожу тебя в тир — ты постреляешь и отдохнешь там душой.

— Ты все-таки считаешь меня идиотом. И скрываешь это довольно неумело.

— Комплексы, опять комплексы. Мы с тобой препираемся, будто двадцать лет женаты. Да! Чуть не забыла сообщить тебе потрясающую новость! Уайн и Модеста поженились! Модеста работает последнюю неделю и уезжает в Нью-Йорк. Фантастика! Я не ожидала этого от нашего старика Рипепи. Думала, он струсит в последний момент.

— Еще неизвестно, чем все кончится. А вдруг они через месяц разведутся? Честно говоря, Модеста производила на меня впечатление очень разумной женщины.

Энн засмеялась. Она откинулась на сиденье и включила музыку. Пел Элвис Пресли.

— Обожаю его! — сказала Энн. — А ты? Знаешь, есть такое волшебное слово — любовь! А любовь и разум несовместимы.

— Пожалуй, ты права, — ответил Улисс, выскочив на скоростное шоссе. — А как я вожу, на твой взгляд, автогонщица?

— Супермен! — ответила Энн. — Нет слов, одни стоны восторга.

Пока они ехали, Энн крутила приемник, ставила диски и весело болтала о всякой ерунде. Улисс слушал ее и не слышал. Ему просто нравились звуки ее голоса, а еще круглая коленка где-то под его рукой. Иногда он клал на нее ладонь. Энн ничего не говорила и делала вид, будто не замечает этого. После пятого или шестого прикосновения она вдруг положила руку на его бедро и скользнула ладонью по ширинке. От этого прикосновения Улисс встрепенулся и застыл, не сводя глаз с дороги. Энн продолжала свои неторопливые движения. Спустя несколько минут на брюках Улисса начала расходиться молния.

— Как нескромно, — тихо сказал Улисс, — и опасно.

— Зато приятно, не так ли? Ты же хотел этого?

— Слишком неожиданно. Ведем себя, как тинейджеры, сбежавшие от родителей.

— Послушай, зачем ждать до Нью-Йорка, съезжай в Филадельфию, за поворотом есть отель. Ну давай, в этот съезд, потом будет поздно, мы проедем город.

Улисс послушно включил поворотник. Он ничего не соображал, и, кроме неудобства от раздутых брюк, его уже ничто не волновало.

Они остановились возле отеля «Хайят». Первого отеля, попавшегося по пути. Улисс оплатил номер, чувствуя, как у него краснеют уши. Но, поднимаясь в зеркальном лифте и стоя среди других постояльцев, он оправился от странного ощущения неудобства. Войдя в номер, Энн повернула жалюзи, прикрыв слепящее глаза солнце. Улисс отпустил носильщика и, подойдя к Энн, обнял ее. Они быстро поцеловались и начали рывками стаскивать с себя одежду. Обнаженное тело Улисса с двумя шрамами на плече и предплечье было смуглым и мускулистым. Энн припала губами к его шраму и задохнулась от счастливого предчувствия любви. Он поднял ее на руки и понес к кровати. Положив ее поперек широченного матраса, застеленного розовой простыней, Улисс начал в беспамятстве покрывать поцелуями ее грудь, живот, бархатистую плоть между раздвинутых ног. Тело Энн было упругим и гладким, а живот абсолютно плоским. И если бы не плавная линия бедер и вполне созревшие округлые груди, она казалась бы совсем юной девушкой.

— Ляг на меня, я хочу тебя почувствовать всего, — прошептала Энн. — Какой же ты роскошный! Дай же мне его быстрее, я умираю, так тебя хочу!

— Да какой я роскошный, обыкновенный, это ты красавица, — смущенно пробормотал Улисс. Он прижался к Энн и вошел в нее, испытывая острое наслаждение. Больше двух лет он не имел женщину, и эти годы вдруг обернулись для него вечностью. Ему казалась, что его любовь к этой женщине огромна и безгранична. — Если я быстро кончу, не волнуйся, потом все будет нормально. Ты не представляешь, как давно я… — прошептал он и замер на полуслове. Он подумал, что не стоит исповедоваться любимой женщине в постели, да еще во время близости.

— Милый, все хорошо… мне уже хорошо… у меня все так быстро случилось. Не беспокойся обо мне, делай как хочешь…

Они кончили быстро и одновременно. И несколько секунд молча лежали, изумленные собою и всем случившимся. Потом Энн повернулась на бок и, посмотрев в лицо Улиссу, смеясь прошептала:

— Давай по-настоящему познакомимся, расскажи все о своих чувствах. Ты в меня сразу влюбился, как увидел? Или когда?

— Сразу. Но не понял, что это оно самое. Я редко влюблялся. Вообще-то я думал, что я вообще однолюб. Но теперь… Теперь у меня есть ты. И мне никто больше не нужен.

— Ты в этом уверен? С такими данными и однолюб? Трудно поверить. Я тоже влюбилась в тебя с первого взгляда. Но боялась себе это сказать. Так, главное мы обсудили. Теперь можно идти под душ.

Они стояли под душем, прижавшись друг к другу. Вода стекала с плеч, проникала межу ними. Это было волшебное чувство какой-то безумной близости и понимания самых сокровенных мыслей и желаний. Улисс захотел продолжить заниматься любовью в ванной, но Энн предложила вернуться в спальню. Если честно, она не любила секс в воде, и ее всегда удивляло, почему в кино это преподносится как нечто обязательное и суперсексуальное. Вода сама по себе казалась ей живым существом, требующим к себе внимания и отдачи. Близость в воде воспринималась ею как секс втроем. Они нежно вытерли друг друга розовыми махровыми полотенцами. Теперь, когда первое возбуждение прошло, Энн и Улисс могли отдаться друг другу со всей неторопливостью и смакованием опытных любовников.

Они ласкали друг друга, меняли позы, целовались. Когда Энн захотела сделать свои поцелуи более интимными, Улисс вдруг начал возражать.

— Нет-нет, ты не должна… это не обязательно, все прекрасно и так…

— Но мне нравится, я люблю тебя…

— Такие ласки можно дарить только мужу.

— Какие у тебя странные представления! Любовь выше всех этих условностей.

— Настоящая любовь — это взаимные обязательства. Ты слишком открыта…

— Послушай, я не совсем понимаю тебя. Что ты хочешь этим сказать? Я отдалась тебе, а ты говоришь, что это нехорошо. Что за ханжество?

— Прости, я по-дурацки выразился. Я не то хотел сказать. Тебе нужна защита. Ты слишком тратишь себя на других.

— Мне не нужна защита, я сильная женщина! Если я люблю, то отдаю себя всю. И мне это нравится. Мне нравится заниматься любовью с любимым человеком. Я не хочу никем манипулировать.

— Я не об этом. Твоей любовью могут воспользоваться.

— Кто? Ты? Или ты хочешь сказать, что после тебя у меня еще кто-то будет и поэтому я должна стоять начеку? А ты в это время умчишься на диком мустанге в неведомые дали и будешь иногда вспоминать меня, как прекрасный сон. Так, что ли?

— Ты не понимаешь меня. — Улисс обиженно замолчал, но продолжил свои ласки.

Они снова отдались друг другу. Близость была настолько совершенной, что неприятный осадок от этого странного диалога испарился.

Уже наступил вечер. Энн заказала еду в номер. Она уже встала и начала одеваться.

— Мы уезжаем? — спросил Улисс.

— Сейчас шесть часов. В девять мы должны быть у Изи. Только-только успеем доехать до Нью-Йорка и переодеться.

— Но можно ведь немного опоздать…

— Немного не получится. Вечеринка начинается в семь.

— А тебе обязательно там быть?

— Собственно, я за этим и еду. Ну, еще схожу к детективу и встречусь со своим адвокатом и издателем.

— Эти светские развлечения играют в твоей жизни такую большую роль? Ты даже ставишь эту вечеринку на первое место в ряду других дел…

— Это не развлечение, это моя работа. Я работаю писателем. Писатель должен не только писать, но и издавать свои произведения. К тому же эти произведения должны продаваться. А для этого нужно встречаться с людьми, общаться с ними, дружить, быть на виду. И, между прочим, я очень люблю Изю и Опру. Дружба — это тоже работа. И к ней надо относиться серьезно.

— Странная у тебя работа — быть на виду, тусоваться… Тебе это не надоело?

— У тебя тоже была странная работа. Целиться, стрелять, выслеживать врагов. У каждого своя работа. С твоей точки зрения, я занимаюсь бесполезным делом. А кем бы ты хотел меня видеть? Продавщицей в аптеке? Учительницей вторых классов? Надзирательницей в женской тюрьме?

— Почему ты злишься? Я просто спросил. Никогда раньше не встречался с писателями. Я просто спрашиваю. А ты сразу заводишься.

— Я такая. Все писатели нервные или эмоциональные. Выбирай, что больше нравится. Одевайся, нам пора ехать.

До Нью-Йорка добрались быстро. Энн уверенно направила свою шикарную машину по прямым нью-йоркским улицам и остановилась возле отеля «Плаза». С ней любезно поздоровались в вестибюле. Было ясно, что ее хорошо здесь знают. Роскошный номер намного отличался от номера в «Хайяте», который показался Улиссу суперклассом и обошелся ему в круглую сумму. На этот раз платила Энн, заявив, что у нее для этого есть специальная карточка.

— У тебя есть токсидо[2]? — спросила Энн. — И вообще, где твои вещи?

— Ну, я взял на одни сутки смену белья и две рубашки. И еще брюки и пиджак с галстуком для ресторана.

— О нет, только не это. Сейчас заедем и возьмем напрокат тебе вечерний костюм. На билете написано «блэк тай». Я только сейчас это заметила. — Энн выложила из сумки свои наряды. — У меня всего лишь два платья для коктейля. Мне срочно нужно декольте. Хорошо, сейчас спустимся в магазин отеля и я что-нибудь прикуплю себе. Может, и токсидо тебе купим. У тебя вообще есть такая форма одежды?

— Есть старый смокинг, но я его сто лет не надевал. Послушай, это же твои друзья. Ну не все ли равно, в чем ты будешь? Вот это — какое красивое платье! Просто шикарное.

— Послушай, «блэк тай» означает, что надо надевать вечерний туалет и смокинг. Это не обсуждается Как бы тебе объяснить? Если приказ командующего «форма парадная», а ты приходишь в обычной. Конечно, тебя не отправят под трибунал за это, но… ты ведь так не сделаешь?

— А кто же у вас главнокомандующий?

— Правила этикета, мода, традиции. Возможно, все это игра. Но человека, не знающего правила, больше не пригласят к столу игроков, хотя и будут по-прежнему хорошо относиться.

Токсидо Улисс все-таки уговорил Энн взять напрокат, тем более что в магазине была такая услуга. Энн выбрала себе платье, переливающееся бирюзово-розоватым цветом, словно оперение райской птицы. Усыпанные стразами босоножки и маленькая бисерная сумочка в тех же тонах дополнили ее туалет. Она гладко зачесала волосы и собрала их в красивый узел, заколов длинными шпильками со стразами на концах. На шею она повесила свой традиционный жемчуг. В уши и на пальцы надела бижутерию.

— Это авторская работа, — сказала она. — Кстати, стоит не меньше драгоценностей. Зато ни у кого нет таких.

— А как же голодные дети в Африке? — насмешливо спросил Улисс.

— А как же бедные художники? Им надо тоже помогать.

Они с шиком подкатили к одному из сверкающих золотом подъездов высотного дома и по количеству машин и ажиотажу у входа поняли, что вечеринка удалась. Изя занимал целый этаж элитных апартаментов. Посреди огромного зала стоял белый рояль. На нем по очереди кто-то играл. Гости, заполнившие собой все пространство, были так одеты, что Улисс почувствовал себя на показе мод. Правда, один из гостей был в равных джинсах, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что в пряжку его ремня был вставлен сверкающий топаз, а засученные рукава тончайшей шелковой рубашки обнажали дорогостоящие аксессуары — часы, браслет и два перстня на левой руке. Да и дырки были сделаны уж слишком симметрично. К Энн сразу бросились какие-то знакомые. Она расцеловалась со всеми. Подхватив под руку Улисса, Энн быстро пошла к хозяевам. Изя встретил его как родного и долго тряс ему руку. Опра клюнула в щеку.

— Отличная вечеринка! — воскликнула Энн. — Но это уже стало традицией.

Опра поблагодарила и сказала:

— Энни, тебе надо обязательно подойти к Сержу. Есть новость. Тебе лучше все узнать из первых рук. А я пока развлеку твоего спутника. — Она мягко взяла Улисса под руку и плавно закружила по залу, подводя к гостям.

Улисс сразу заметил знакомые лица в толпе. Знакомые по обложкам журналов и телевидению. Его хлопали по плечу, приглашали выпить, пожимали руки, не спрашивая, кто он и чем занимается. Какая-то девица что-то заворковала ему в ухо, повиснув на рукаве.

Улисс скоро освоился в толпе. Теперь можно было заняться фуршетом. Он поискал глазами Энн, чтобы принести ей вина или какой-нибудь закуски. Но ее нигде не было. Он хотел спросить Опру, где Энн. Но хозяйка уже обхаживала другого гостя и по ее рассеянному взгляду, брошенному на Улисса, он понял, что отведенное ему время истекло. Он немного задержался возле стола, накладывая себе в тарелку тарталетки и листья салата с креветками. Сзади кто-то толкнул его и извинился. Улисс бросил дежурное «без проблем» и отошел в сторону с тарелкой и бокалом, наполовину наполненным белым вином. Позади него велась оживленная беседа. Двое мужчин явно хорошо закусили и потому разговаривали чуть громче, чем полагалось по этикету. Один из них спросил:

— Лори, ты не знаешь, кто приехал с Энн? Я понял, она не с тобой сейчас?

— Долго же ты спишь, мы давно уж не вместе, — ответил другой голос. — Наверное, привезла очередного факера. Она теперь выбирает статистов. Чтобы никто не мог ее заслонить.

— А ты-то чего злишься? Ревнуешь? Попробуй возобновить отношения.

— Если бы захотел, то не стоило бы труда. Ладно, пускай трахается с кем хочет. Я просто отдыхаю от нее. Кстати, вон и Уайн приперся. Из-за которого мы поругались. Бедняге, кажется, дали отставку. Это в ее стиле — сначала пригреть, а потом послать…

— Да ладно, она не такая стерва, как ты изображаешь. Это ведь она тебя бросила. Не грусти, с каждым такое бывает… — Беседа прервалась приходом каких-то девиц.

Улисс был готов набить физиономию каждому из двоих говоривших. Он обернулся и в упор посмотрел на них. Один был худощавый джентльмен в очках, другой — холеный красавец. Его, правда, портили намечавшаяся залысины, но в целом он смотрелся очень эффектно. На вид ему было не больше сорока.

Наверное, этот ее бывший. Сопляк. И ей такие нравятся? От мысли, что она целовалась с этим красавчиком и он ласкал ее, Улиссу стало нехорошо. Он стоял с тарелкой и переваривал неприятную информацию. Время бить морду было упущено. Конечно, можно было что-нибудь придумать. Какую-нибудь провокацию. Но ему ничего не приходило в голову.

Я просто факер! Пускай так. Ясное дело, что я не первый. Это я уже переварил. Что я еще узнал про нее? Эти подонки болтают как бабы. А я теперь всегда буду натыкаться на ее бывших любовников! И как себя вести? Надо бы найти Энн. Где она может быть?

Улисс быстро доел содержимое тарелки и отправился искать Энн. Ее нигде не было. Зато он встретил Уайна. Тот призывно помахал ему рукой. Улисс подошел к нему, радуясь, что хоть кого-то он здесь знает.

— Я слышал одну новость. Верить или нет? — спросил он улыбающегося Уайна.

— Если это та новость, о которой я знаю, надо верить. Да, полковник, великие дела совершаются быстро и неожиданно. А вы не собираетесь последовать моему примеру?

— Я пока на распутье. Боюсь получить отставку. Да и желающих много. Хорошо вам, Уайн, вы точно знаете, что в этом зале нет никого, кто близко знаком с вашей женой.

— Понимаю вас. Но женщина без прошлого — это еще хуже, чем мужчина без будущего. Мы все носим на плечах прожитые годы, воспоминания о своих ошибках. Не думайте об этом. Любите настоящее. А кстати, у меня хорошие новости. Я рассчитывал на маленькую роль, но когда мы репетировали, мне решили дать другую. Одна из главных, ну… не самая, но очень интересная. Надеюсь увидеть вас на премьере. Возможно, Энн в курительной комнате, я видел, как она туда зашла пообщаться с одним журналистом. Мне кажется, это деловой разговор, так что не волнуйтесь.

Улисс пожал руку Уайну и снова закружил по комнатам необъятной квартиры Каца. Ему стало неловко за свою ревность. Уайн понял его состояние и специально подчеркнул, что Энн ведет деловой разговор. Неужели он смотрится таким дураком? Никогда бы не подумал, что способен на ревность. Разве Энн давала ему повод? Но, с другой стороны, он так мало ее знает. Уайн хотя бы полгода прожил с Модестой под одной крышей. Или даже год? Между прочим, эти два хлыща говорили, что Энн выгнала любовника из-за Уайна. То есть она уже год как живет одна? Ха, да может, у нее еще были! Другие факеры. Какой-нибудь тренер по аэробике или массажист.

Он вдруг увидел сбоку по коридору затворенную дверь. Улисс слегка приоткрыл ее. В небольшой комнате с круглыми подушками, валявшимися на полу на огромном ковре, и восточными маленькими столиками, заставленными кальянами, было необычно светло из-за обилия свечей. На круглом диване сидела Энн. Напротив нее сидел мужчина с трубкой. Энн курила тонкую ситару. Мужчина посмотрел на вошедшего Улисса. Энн оглянулась. Она была бледной и растерянной.

— Это ты, — сказала она тихо. — Сейчас пойдем. Я только докурю. — Она выпустила дым изо рта, потушила сигару и встала. — Прощай, Серж. Извини, что так получилось. Теперь уже все равно. — Энн оперлась на руку Улисса. — Пойдем отсюда. Мне нехорошо. Уйдем по-английски. Я потом позвоню Изе.

Они быстро прошли сквозь гостей и незаметно вышли к лифту.

— Плохие новости? — спросил ее Улисс.

— Не знаю. Потом скажу. На улице. А ты что такой мрачный? Тебя кто-то обидел?

— Видел твоего бывшего любовника. Молодой. Красивый. Почему ты его бросила?

— Красивый? Я не сказала бы. Он что, тебе представился? Подошел и сказал: «Я любовник вашей дамы»? А бросила я его… Надоел. Начал хамить. Пытался манипулировать мною. Кажется, заводил интрижки с пациентками. Он врач-психоаналитик. Много чего накопилось, а последней каплей была какая-то ерунда, как это всегда бывает. Что еще тебе сказать? Если честно, мне сейчас не до этого. Совсем не до этого. — Энн подошла к машине и села за руль. — Я не пила, — сказала она, — не успела. Ты хоть что-то съел?

— Я понял, что здесь в гости ходят не за едой. Закусил немного. Ну, так рассказывай. Кто этот Серж?

— Журналист. Тот, который знал слишком много. Фильм Хичкока. Смотрел?

— Даже два. Старый и ремейк с Дорис Дей. Я много фильмов успел посмотреть за последнее время.

— Ты хочешь знать, что случилось? Даже не знаю, с чего начать. Вряд ли ты поймешь. Мне только что сообщили из достоверных источников, что последний роман Стива Монроя выдвинули на Нобелевскую премию. Это роман «Пристрастие». Вот почему его дочь так задергалась. Она хочет отсудить мои права на литературное наследие. Странно, что я узнаю все последней.

— Ты расстроилась из-за денег, суда, всей этой дребедени? Если ты потеряешь права, ты разоришься?

— Кретин! При чем здесь деньги? Этот роман написала я… — И Энн зарыдала. Машина дернулась.

Какой-то «форд» резко затормозил. Из окошка показалась черная физиономия.

— Смотри куда едешь, фак ю! Понакупили крутых тачек, а водить не умеют!

— Сам придурок! — огрызнулась Энн. — Куда ты прешь, образина?! Козел сраный! Обкурился — и сразу за руль!

— Да ты сама жопа с ушами вместо рук! Думаешь, деньги есть, так можно срать всем на голову?!

— Тебе срать?! Да у тебя мозги из говна. Только поумнеешь от лишних.

— А у тебя мозги из силикона, как и все остальное!

— А у тебя член из силикона и все равно не стоит!

— Сейчас вставлю — узнаешь! — Мужик уже начал ржать.

— Догони сначала, — засмеялась в ответ Энн и ударила по газам.

— Уф, как-то легче стало, — Энн ухмыльнулась. — Люблю Нью-Йорк…

— А если бы он выстрелил?

— Но ты же знаешь, как действовать в таких обстоятельствах.

— Послушай, я, может, и знаю, как действовать в обстоятельствах боевых действий. Но тут, в условиях вашей мирной жизни, я пас. Объясни мне, что значит «Эту книгу написала я».

— Это значит то, что я сказала. У Стива Монроя была болезнь Альцгеймера. Он это от всех скрывал. Мы жили вместе. На два дома, но практически вместе. Как Опра с Изей. Но все же знают, что они пара. Так и мы. Сначала я просто была его соавтором, вернее литературным секретарем — искала архивные материалы, редактировала. А потом он мне доверил дописывать то, что ему надоедало. Потом просто придумывал сюжет и отдельные главы. А три последние книги я писала по его запискам в дневниках. Раскручивала разные эпизоды из его жизни. А он просматривал и делал пометки. Но именно эту, самую последнюю книгу я написала сама, он даже не стал ее читать. Я-то думала, что он пьет втихаря и потому так себя ведет. Мы уже не жили как любовники. Но я его любила, даже нет, это было что-то другое. Я очень уважала его, и мне было обидно, что он становится таким. Я даже не догадывалась о болезни. Молодая была и глупая.

— Почему ты не захотела выпустить книгу под своим именем?

— Это сложно. Во-первых, я освоила его стиль и мне казалось: если я издам ее сама, будут говорить, что я подражаю Монрою. Мне не заплатили бы те деньги, которые обычно платили ему. А я распоряжалась всеми нашими финансами. Поэтому я и стала писать дамские романы, чтобы как-то сбить этот стиль с себя. И еще мне было жалко гения. Знаешь, когда говорят: он умер раньше своей смерти. После его смерти все стало ясно. Но я только тебе это говорю. Это секрет. Я не могу его никому открыть. Стив просил меня об этом в предсмертном письме. И еще один секрет — он не умер, а покончил с собой. Этого тоже никто не знает. Я никогда не буду этого обнародовать. Ни за какие деньги.

— А его письмо у тебя сохранилось?

— Да, в розовой коробке в моем сейфе. После моей смерти — пожалуйста. На усмотрение родни. Хотя по большому счету это надо бы уничтожить.

— Может быть, именно это письмо искала наша Пегги. Но должен тебя огорчить или, скорее, обрадовать. О том, что ты писала за Монроя, знают очень многие. Мне об этом сказал Уайн. Правда, тоже под большим секретом. И добавил, что в вашей среде трудно хранить секреты. А кто выдвигает на премию?

— Обычно кто-то из таких же нобелевских лауреатов. Но принимает решение Комитет. Я не думаю, что его выдвинули мне назло или ради его наследников.

— Тогда ты должна гордиться. Ты — большой талант, тебя выдвинули на Нобелевскую премию.

— А мне почему-то грустно и обидно. Я бездарно прожила свою жизнь. Жила не с теми мужчинами, писала не те книги.

— Еще все можно подкорректировать. Нет, все у тебя было правильно. А главное — жизнь еще не кончилась.

Они вернулись в номер. Энн обняла Улисса.

— Мне так хреново! Не бросай меня. Возьми меня так, чтобы я обо всем забыла, хотя бы на время.

Улисс не ожидал этого. Он думал, что Энн будет переживать всю ночь. В таком состоянии женщине не до секса. Он медленно начал раздевать ее, распутывать узел на затылке. Белокурые волосы рассыпались по спине. Энн взяла пряди и окутала ими Улисса словно покрывалом. Эти прикосновения мягких и пышных волос его безумно возбудили. Он приподнял Энн и, держа ее на руках, овладел ею. Он ритмично поднимал ее и опускал. Она, то обхватывала его плечи, то гладила затылок. Ее глаза были закрыты, только слабый стон срывался с губ. Потом он опустил ее и, повернув, наклонил над столом. Осыпав спину поцелуями, он продолжил снова. Они занималась любовью на столе и на ковре в гостиной, а закончили в спальне на кровати. Налив ванну, Улисс нежно мыл ее тело, целуя мокрые губы и веки. Они заснули под утро, прижавшись друг к другу.

Утром Энн разбудил звонок. Она сняла трубку. Звонила ее агент из Калифорнии.

— Почему ты выключила мобильный? Пришлось звонить Чарли, узнавать, где ты. Ты спишь? Надо срочно лететь сюда подписывать контракт. И вообще, надо тебе лично поговорить с режиссером. Я все подготовила, сейчас вышлю факс. Какой у тебя номер?

— Пошли по имейлу. Я взяла с собой лэптоп. Так будет надежнее. Попробую вылететь сегодня же из Нью-Йорка.

— Отлично. Я тебя встречу.

Улисс уже проснулся.

— Ты должна лететь? А как же…

— Сейчас заедем в издательство. Я отдам рукопись. Вообще-то можно послать, но у нас традиция — я привожу рукопись сама. Оказываю уважение. А потом в аэропорт.

— А к детективу?

— Черт с ним! Он мне все равно ничего не скажет. А адвокату я позвоню. Улисс…

— Что?

— Было здорово вчера. Мне не хотелось бы тебя терять.

— Как факера?

— Почему ты так говоришь?

— Меня так назвал твой бывший. Лысеющий красавец-брюнет.

— Ах вот оно что. Не знаю, что и сказать на это. У меня не было лысеющих красавцев. Лари худой. В очках. Или он теперь носит линзы? Ты что-то путаешь. Клеишь мне не того. Ладно, давай собираться. Вернусь из Калифорнии, тогда поговорим.

Улисс вдруг обрадовался. Скорее всего, ее бывшим был очкарик, а не этот мордастый! Хотя в конечном счете это все равно, но Улисс почему-то успокоился.

В аэропорту была обычная суматоха. Энн уверенно брала нужное направление, а Улисс только удивлялся ее легкости в принятии важных решений. Сразу собраться, лететь, словно она готовилась к этому полету загодя. Но иногда по лицу Энн пробегала тень. Улисс понимал, она вспоминает вчерашнюю новость. И он не знал, как нужно успокаивать в таких случаях. Вся эта история была из другой жизни, ему незнакомой. Хотя и в его практике бывало, что награды давали не тем, кто совершил подвиг. И никто не поднимал вопрос об этом, особенно если настоящий герой был убит. А вся история с ним самим? Он был уверен, что эти ребята не просто мелкие хулиганы. И оружие в квартире было настоящее. Но он же не будет бить себя в грудь и требовать награду. Тем более что его уже убрали из армии, Чем-то их судьбы с Энн даже схожи. Он растрогался от этой мысли и крепко сжал ее руку.

— Я люблю тебя, — вдруг сказал он Энн.

Она посмотрела на него затуманенными глазами и улыбнулась.

— Это значит, что, когда я вернусь, ты будешь ждать меня дома? Никаких сюрпризов для меня? А может быть, даже встретишь? Обратно я прилечу в Вашингтон.

— А как насчет слов: «И я тебя тоже»? — ехидно спросил Улисс, хотя на самом деле немного расстроился.

— Скажу, когда вернусь. А то будет слишком банально. А банальность — враг высокой прозы. Если бы я вставила такой примитивный диалог в свою книгу: «Я тебя люблю — И я тоже», моя творческая карьера резко бы пошла вниз.

— Жизнь — это не литература.

— Конечно. В жизни все более сложно и непредсказуемо.

— Не пугай меня. Я вдруг представил Калифорнию, Голливуд. И влюбленного в тебя режиссера.

— Да, моя профессия заразительна. Напиши что-нибудь к моему приезду.

— У меня и так будет чем заняться. Ведь Модеста уходит от нас.

Они поцеловались на прощание, и Энн скрылась за стеклянной дверью терминала.

Возвращаясь из аэропорта, Улисс обдумывал две важные проблемы. Первая: как помочь Энн. Хотя она и успокоилась на первый взгляд, но дело было серьезное. Улисс решил сам поехать к детективу и поговорить с ним по-мужски. Второй вопрос, волновавший его, была его будущая работа. Может ли он остаться у Энн в качестве управляющего, после того что между ними было? Ему представлялось это не совсем удобным. Разумеется, можно сделать предложение руки и сердца и остаться тем же управляющим, но на другой договорной основе. Еще глупее звучит. Во-первых, не факт, что она ответит согласием. В сложившейся ситуации это будет означать полный разрыв. Он ни за что не примет предложения быть любовником на побегушках. Другое дело, если бы он был самостоятелен и независим от нее. Тогда можно было бы остаться бойфрендом. Встречаться, ну и так далее. А быть просто мужем при богатой жене он не способен. Это не в его стиле. В общем, он должен найти нормальную работу, близкую ему по интересам, чтобы что-то из себя представлять. Его друг Джон может ему что-то посоветовать. Он, кажется, догадывается, где Джон работает. Когда он разыскивал сведения о Пегги, он звонил ему. Джон даже не удивился. И тут же нашел ему нужные сведения. Судя по всему, Джон имеет доступ к таким вещам. И даже не скрывает этого. Возможно, приятель поможет ему устроиться преподавателем в какую-нибудь военную школу. Почему это раньше не пришло ему в голову? Но еще недавно у него была депрессия и сама мысль о работе по специальности была ему противна. Благодаря Энн он изменился. Хотя бы за это он теперь обязан ей помочь.

Улисс без труда нашел контору мистера Мартина. Район был так себе, но особнячок под частное агентство выглядел вполне прилично. Улисс вошел в дом, поднялся на второй этаж. Круглый маленький человек, лысый и румяный, быстро выбежал к нему навстречу.

— Чем могу служить, сэр? Я отпустил секретаршу обедать. Приходится самому тут сидеть, пока она не придет.

Улиссу показалось, что мистер Мартин лукавит. Возможно, никакой секретарши у него нет. И вообще, вид конторы оставлял желать лучшего. Все разбросано, какие-то бумажки на полу…

Улисс огляделся.

— Пройдемте ко мне в кабинет. Там и поговорим. Кто вам рекомендовал нас?

— Одна особа. Которую вы подослали в наш дом. Хотелось бы получить разъяснение по этому поводу.

— Мы? Подослали? Особу? Я не мог это сделать! Вы что-то путаете…

— Послушай, приятель. У тебя два пути. Первый — судебная тяжба из-за незаконного вторжения в личную жизнь. Денег у нас достаточно для этого. А, судя по твоей конторе, у тебя их немного и дело ты проиграешь. А это пахнет потерей лицензии. Второй путь. За хорошее вознаграждение ты мне все рассказываешь, и мы расстаемся друзьями. Выбирай. Твой агент — некая Пегги, выдававшая себя за родственницу прислуги Энн Морган, она же писательница Ханна Дарси. Хотелось бы узнать об этом поподробнее.

— Я с удовольствием принял бы ваше второе предложение. Но я не знаю никакой Пегги, тем более никого не посылал следить за Ханной Дарси. Поверьте мне! Правда, ко мне приходили… Да, приходили дама и господин. Родственники Стива Монроя. Просили меня помочь извлечь какие-то документы из сейфа его бывшей любовницы. Они считают, что завещание подделано, а подлинник хранится у Ханны Дарси. Я, разумеется, отказался. Объяснил, что подлинники при наличии поддельных завещаний обычно не хранят. Люди хранят, как правило, компрометирующие конкурентов документы на случай самообороны. Вот и все.

— А кто именно приходил? Вы их запомнили?

— У меня осталась карточка. Вот, пожалуйста… Баронесса Васмут. Она живет в Нью-Йорке, правда не всегда. А ее муж только в Европе. Но я не должен был это показывать вам. Я нарушил этику.

Улисс выписал чек.

— Это облегчит нам муки совести?

— Лучше бы наличными. Хотя сложно обналичить такую сумму. Дарю вам злосчастную карточку. Ваши деньги мне очень кстати. И я всегда готов к нашим услугам. Между прочим, баронесса собиралась уехать, если уже не уехала. Но вы можете ее еще застать.

Улисс дружелюбно простился с детективом и отправился на поиски баронессы. В том, что детектив говорил правду, Улисс не сомневался. За столько лет службы он научился отличать правду от лжи получше любого детектора.

Апартаменты баронессы находились напротив Центрального парка. Неподалеку от апартаментов покойного Джона Леннона и ныне там живущей Йоко Оно. Улисс вошел в просторный зеркальный вестибюль, устланный коврами и заставленный дорогими китайскими вазами. Он показал любезному консьержу визитную карточку и сказал, что ему назначена встреча. Но вышколенный страж все-таки позвонил наверх. Полковник назвал свое имя, так как ничего другого в голову ему не пришло.

— Вас ждут, сэр. Шестой этаж, литер Би.

Улисс поднимался в лифте и мысленно готовил речь. Ничего в голову не приходило. Тогда он решил положиться на первое впечатление и на вдохновение.

На этаже было всего две двери в две квартиры. Судя по всему, бедная родственница классика американской литературы занимала покои не из дешевых. Он постучал в дверь золоченой скобкой, висевшей на такой же золоченой пластине. Дверь растворилась. Улисс вошел в залитую солнцем гостиную. Спиной к окну стояла изящная женская женская фигура в лиловом шелковом халате до пола. Ее темно-русые волосы были красиво пострижены в стиле тридцатых годов. В одной руке она держала длинный мундштук с сигаретой, в другой бокал с вином. Это была… Пегги!

— Какая встреча! — насмешливо воскликнула она. — Я знала, что еще раз тебя увижу. Разумеется, ты из ЦРУ, раз меня нашел. Или я так тебе запала тогда в душу? — Она поставила бокал на стол, положила мундштук и подошла к Улиссу. — Ты пришел закончить то, чего мы не успели начать на Галлоуз-роуд? — томно спросила она, прижимаясь к нему всем телом.

Снова запах знакомых духов. Уж не весь ли флакон она с собой утащила? Халат слегка разъехался на груди. Улисс заметил черное кружево лифчика с продернутой в него розовой ленточкой. Пегги была очень соблазнительна. Но полковник уже сделал выбор. Он деликатно, но твердо запахнул на груди Пегги ворот халата. Потом оглянулся в поисках стула. Но Пегги не садилась и не приглашала его присесть. Она отошла к столу, снова взяла в руки мундштук и затянулась, в упор глядя на Улисса.

Он откашлялся и спросил:

— Пегги, мне хотелось бы для начала знать, кем ты приходишься баронессе Васмут? Что, тоже шпионишь за ней?

Пегги рассмеялась.

— Дурачок, я и есть баронесса Васмут. И зовут меня не Пегги, а Лилиан. Теперь ты понял, кто я? Я дочь Стива Монроя, хотя и не носила его фамилии. Да и узнала я об этом недавно. Мать от меня все почему-то скрывала. Пока не выдала замуж за старика. Подозреваю, что он ее бывшей любовник, хотя они не признаются. Но мне уже все равно. Я хочу уйти от него. Денег он мне не даст, если я сама уйду. Так что папочкины деньги были бы кстати. Говорят, его выдвинули на Нобелевскую премию…

— А те два миллиона ты уже истратила?

— Какие два миллиона?! Мы были так бедны, что мне надо было выходить замуж по расчету.

— Баронесса, теперь послушай меня. Твоя мать получила два миллиона по страховке. Но эти деньги были завещаны тебе. Энн не знает, сколько тебе лет. Наверное, ты тогда была несовершеннолетней и деньги получила мать. Вот с нее и спрашивай. А если ты начнешь судиться с Энн, могут всплыть не очень хорошие вещи.

— Например? Что я дочь своего мужа, а не Стива?

— Нет. Есть и кое-что похуже. Твой отец не умер, а покончил с собой. Если это станет известно, страховка аннулируется. С вас взыщут эти деньги, то есть с тебя. Деньги, которые ты не получила. Не говоря уж о том, что твой отец был болен Альцгеймером и все последние книги писала за него Энн. Если все это начнут ворошить, то начнется такая буря! Никто не уцелеет. У Энн хранится его предсмертное письмо, но она не будет ничего делать, если ее не вынудят к этому.

— А копия завещания у нее хранится? Я могу ее посмотреть?

— Разумеется. Ты можешь потребовать у матери свои законные деньги. А теперь скажи: зачем ты устроила этот опасный карнавал? Приехала, несколько месяцев выдавала себя за горничную? А мне потом сочинила еще одну легенду о бедной фотомодели?

— Это трудно объяснить. Я сказала мужу, что поехала лечиться в Америку от депрессии! Но иногда хочется убежать от самой себя. А как там Модеста? Не скучает? Если честно, она ко мне лучше относилась, чем собственная мать. Передай ей, что я по ней скучаю. Кстати, я работала фотомоделью до замужества. И такие истории со мной тоже случались. Поэтому я и выскочила замуж.

— Модесте ты можешь сама это сказать. Через неделю она будет в Нью-Йорке. Они с Уайном поженились. Ты ведь и его пыталась соблазнить? И чуть-чуть не прокололась. Одежду ты поменяла, а вот белье не догадалась.

— Сукин сын! Сам приставал ко мне! Я же его только высмеяла. Вот уж не думала, что он такой наблюдательный… и болтливый. Модесте все-таки удалось это! Снимаю шляпу перед такими женщинами. Правда, насчет Уайна я бы не строила иллюзий. Думаю, он уже не выкарабкается.

— Неужели Энн тебя ни разу не встречала на этих тусовках?

— Мы ходим в разные места. К тому же она рассеянна, как все творческие натуры. Она меня уже встречала в Нью-Йорке. А я себя не узнала в дешевом прикиде и рыжем парике. А теперь скажи: почему ты меня не хочешь? Скоро я буду свободна. Да я и сейчас фактически свободна. Мы могли бы уехать куда-нибудь…

— Если бы мы раньше встретились. И при других обстоятельствах. Я, кстати, собрался жениться. А ты еще такая молода. У тебя есть шанс что-то изменить. Может быть, тебе помириться с Энн? Она тепло о тебе вспоминала. О Джоан-Пегги. Говорила: «девочка запуталась»…

— Не сейчас. Я не готова к таким отношениям. Пускай лучше пришлет мне бумагу про эти два миллиона. Понятия не имею, куда мать их дела. Она живет довольно скромно, хотя и в Калифорнии. Но это уже моя забота… Что ж, прощай, мой мачо. Кстати, на ком ты женишься?

— Пришлю тебе приглашение на свадьбу, тогда узнаешь.

— Лучше не надо. Все равно не приду.

Улисс вернулся в Мак-Лейн поздно ночью. Но Кевина дома не оказалось. Наверное, был в усадьбе. Телефон сына не отвечал. Улисс вышел на двор. Прошелся по дорожке до стеклянной беседки. Увидел две фигурки. В одной он узнал сына. Другая была женская. Молодые люди целовались. Улисс вздохнул и повернул обратно.

Кевин пришел через час. Улисс сидел в кресле и разбирал почту.

— А… ты уже дома? Давно приехал?

— Как твой спектакль? Продвигается?

— Тебе интересно? Роль почти готова.

— А я вот что подумал, сынок. Раз ты хочешь быть актером, то посоветуйся с Энн. Она сейчас в Голливуде. Ей лучше знать эту кухню.

— Так ты не против?

— Я уважаю твой выбор. Правда, нам придется съехать. Найду другую работу.

— Опять? Я не хочу уходить из школы.

— Постараюсь устроиться поблизости. Не переживай.

Утром Улисс решил пробежаться. Он бодро затрусил по тропинке за воротами усадьбы. Но через несколько минут услышал, что его кто-то догоняет. Это был Чарли. Он, оказывается, тоже решил побегать с утра пораньше. Они поравнялись и перешли на шаг.

— Привет, полковник. Мама звонила из Голливуда. Очень веселая и… тревожная. Она почему-то надеялась, что вы раньше вернетесь. Это не мое дело, я просто передаю вам ее слова.

Улисс начал рассказывать Чарли все нью-йоркские новости. Тот от изумления только свистел, но, узнав о баронессе, захохотал.

— Никак не ожидал такого поворота событий. Вы молодец, Улисс. Ничего, что так называю вас? Ну а Нобелевская премия… Ее могут еще и не присудить. Там несколько соискателей. Многие знали, что с Монроем что-то не так. А кому нужны скандалы?

— Думаешь, кто-то намекнет кому-то — и все?

— Так все и делается. Мама зря переживает. Хотя деньги бы она все равно получила. Я только радовался бы на ее месте. Не знаю, хочется ли вам знать мое мнение, но, по-моему, вы нужны ей. И я был бы рад, что рядом с ней такой мужчина, как вы.

— А рада ли она меня видеть рядом?

— Это вы сами разбирайтесь. За вас никто не решит.

После завтрака Улисс позвонил Джону. Они договорились о встрече в Вашингтоне, недалеко от Белого дома. Друзья не виделись целую вечность, и им было о чем поговорить.

Джон почти не изменился. Улыбчивый, голубоглазый, со знакомыми ямочками на щеках. Но, приглядевшись, Улисс нашел, Джона более серьезным и чуть солиднее. На Джоне безукоризненно сидел отлично сшитый костюм. И вообще, весь его вид вселял уверенность, что все идет отлично и у него и у всех, кто будет рядом с ним.

Когда Улисс начал рассказывать, почему он ушел из армии, Джон перебил его:

— Я все знаю. Я наводил справки. Кстати, это были вовсе не балующиеся дети. Все эти мальчики были из «Аль-Каиды». Так что тебе медаль надо было давать, а не подписывать приказ об отставке. Я не звонил тебе, потому что… знаешь, я не умею говорить слова соболезнования. Хотел дать тебе время. Мужчина должен сам выруливать свою ситуацию. Я рад, что ты сам мне по звонил. И какие теперь у тебя планы? Что ты хочешь?

— Я бы хотел преподавать в военной школе. Или… я знаю, есть одна разведшкола тут поблизости.

— Мой бог, все это знают, хотя все засекречено. Скоро остановка автобуса будет называться: «Секретный объект: разведшкола». Как в анекдоте. Ладно, у меня есть другое предложение. Ты не хотел бы работать у меня? Пока под моим началом, а потом тебе выделят отдельный участок работы…

— С тобой работать? Да об этом можно только мечтать. Что за работа?

— Понимаешь, есть опасения, что скоро развяжется настоящая война.