Влад
Кира умерла… Умерла… Ее больше нет… Она… Нет, я не верю! Не верю! Это шутка какая-то! Он меня разыгрывает! Но слова Миши так и вертятся в голове… Он не стал рассказывать подробности сейчас, сказал, что все объяснит, когда я вернусь.
Направляясь на такси в аэропорт, вдруг вспомнил, что мне звонил кто-то еще. Найдя номер в пропущенных нажимаю вызов. Гудки идут, я начинаю терять терпение, но пересиливаю себя и жду, жду, жду…
Вдруг это Кира звонила? Вдруг ей удалось найти в психушке телефон? Что если она хотела поговорить со мной? Чертовы нигеры, из-за них я пропустил важные звонки, когда они стащили мой телефон. Сколько времени прошло? Три дня? Да, точно, завтра утром назначены похороны. Какие к черту похороны⁈ Она жива! Это все шутка! Наконец-то на том конце поднимается трубка и слышу дрожащий голос:
— Владислав…
— Говорите, — жестко перебил я. Мне сейчас не до формальности.
Не нравится мне настроение главного врача психушки.
— Тут знаете ли… Мы до вас не могли дозвониться… Дело в том, что ваша невеста скончалась от отравления, мы полагаем, что передозировка лекарствами…
Так, значит, это правда? Я все-равно не верю… Я не буду убежден до тех пор, пока сам не увижу ее тело.
— Как вы это допустили? — зло рыкнул я, что даже водитель такси вздрогнул.
— П-простите, не уследили. Я думаю, что она не употребляла успокоительные, а копила их, а так как она вела себя адекватно, как здоровый человек, мы не стали ее привязывать к кровати, она даже с кем-то подружилась в больнице. Так вот, она скорее всего выпила эти таблетки все разом и… Простите, соболезную вам…
Я сбросил вызов. Не хочу слышать все эти соболезнования. Они мне ничем не помогут и от них легче не станет. Никогда.
Как в тумане прошел регистрацию в аэропорту, сел в самолет, откинулся на спинку кресла… Мне хотелось кричать, крушить, сделать все, чтобы меня не стало. Я хочу к ней… К своей принцессе… Хочу обнять ее и никуда не отпускать. Зачем я ее там оставил? Лучше бы закрыл в своей квартире и приставил охрану.
Вспоминаю последние события с ней… У нее истерика, она кричит, обвиняет меня в смерти своих родителей, плачет… Внутри все сжалось от боли. Ей нужна была поддержка, я должен был ее обнять, успокоить, убедить в том, что я не виноват в смерти ее родителей. А что сделал я? Собственноручно отдал ее в психушку. Она не была больна, только сейчас меня осенило. И не желая находиться там, она решила покончить с собой…
Это я моя вина. Я сам убил ее. А что, если она сделала такую глупость из-за меня? Вдруг она подумала, что я ее бросил? Что не вернусь за ней? Почему не поговорил с ней? Мне столько всего хотелось ей сказать… Что очень сильно и давно люблю ее… Как с семи лет вижу ее своей женой… Как дико ревновал, когда около нее вертелись парни… Как я хотел от нее прекрасную дочь, похожую на нее… А еще я обещал себе, что буду всю жизнь беречь ее, но не уберег.
Почему у нас ничего не получилось? Где же я совершил ошибку? Закрываю глаза и передо мной стоит ее образ: светлые длинные шелковистые волосы, люблю проводить по ним, пока она не замечает, голубые глаза, цвета моря, в которых давно утонул, а какие у нее губы, просто сводят с ума… Мое дыхание обрывается. Сразу же в голове всплыла картинка ночи в больнице, когда она поддалась мне. Она лежала и казалась ангелом. Я подошел и провел по ее щеке ладонью, она шевельнулась и улыбнулась. Я испугался, подумал, что разбудил ее, но ошибся. Долго любовался ею, но не выдержал и захотел ее поцеловать. Как только мои губы коснулись ее, она обхватила меня руками за шею и ответила на поцелуй. Тогда я потерял голову и набросился на нее. Как же я был голоден по ней. Не сразу понял, что Кира восприняла все это за сон, но когда понял, хотел отстраниться, не особо-то желал воспользоваться ее спящим положением, но стоило назвать ей мое имя и я не смог остановиться. Это была лучшая ночь из всех.
Самолет приземлился, и я первый вскочил со своего места, хватая небольшую сумку. Миша должен меня встретить сегодня. Выйдя из аэропорта тут же увидел машину друга. Сев к нему на переднее сиденье, заметил, как мрачно он выглядит, весь в черном. По телу пробежался холодок.
— Мы тут решили, что лучше всего разместить и подготовить Киру в ее родительском доме…
Я лишь кивнул, к горлу подкатывал ком, не могу произнести ни слова, во рту пересохло.
Подъезжая к дому Киры, около входа стояла красного цвета крышка гроба. Внутри все похолодело. Ноги еле передвигались, но шел я уверенно, направляясь в дом. Зайдя в гостиную, резко остановился. Посреди комнаты на трех стульях стоял гроб. Возле Киры возились какие-то две девушки, поправляя покрывало, волосы. Миша остановился позади меня и произнес:
— Я нанял их в службе ритуальных услуг, чтоб подготовили ее, сам не могу.
Краем глаза обратил внимание на поодаль стоящую темноволосую девушку, в черном платье и платке, в темных очках. Девушки отошли в сторону, и я подошел к Кире. Ее светлые волосы потускнели, глаза ее были закрыты, но для того, чтобы убедиться окончательно, приоткрыл глаза… Они оставались такими же ярко голубыми, может, стали даже ярче… Такое бывает? Проводя рукой по ее щеке, заметил над губой маленькую родинку. Раньше ее не было, наверное, появилась во время пребывания в психушке. Такое же бывает, что родинки ни с того, ни с сего вылезают. Она такая холодная. Я сжал ее руку крепче. Пусть меня не было рядом, но сейчас я буду с тобой, хоть это и последний путь.
Миша подошел сзади, хлопнул по плечу:
— Влад, пора. Священник пришел.
А потом мне пришло осознание, что это не сон! Что сейчас ее увезут! Заберут ее от меня! Закопают в землю и больше никогда ее не увижу.
— Нет! Не отдам! Она моя! Идите все к черту! — начал кричать я, крепче хватаясь за ее руку.
— Влад, не дури, успокойся. Это необходимо, — пытался успокоить друг.
Как же меня все раздражало! Никто из ее знакомых не пришел проводить в последний путь, словно она самый ужасный человек на свете. Она ведь ангел, мой лучик солнца. Ее хотели забрать у меня. Но я не могу ее отдать! Не могу! Пусть ее бальзамируют, я выделю ей комнату и буду приходить к ней каждый день, буду с ней разговаривать, гладить по волосам и любоваться ею. Пусть она будет мертва, но она будет слышать меня и будет рядом.
— Нет! — рыкнул я, не отходя от принцессы, вглядываясь в ее лицо. Она сейчас такая чужая, какая-то не такая, а все потому, что тело мертвеца распухает, но она по-прежнему оставалась красивой… и моей.
— Парни! — крикнул кому-то Миша и меня скрутили несколько человек, я начал вырываться. Двум неслабо досталось, но они сами виноваты, подбежали еще несколько человек и все же усадили в кресло, крепко держа.
— Прости друг, — произнес Миша, подойдя ко мне ближе, начиная набирать в шприц какую-то жидкость, как полагаю, успокоительное. Попытался дернуться, но меня припечатали так, что и сдвинуться не смог. Снова взгляд упал на ту темноволосую девушку. Она тихо плакала в платочек и отворачивалась от меня. Кто это? Почему я не знаю ее? Не помню, чтобы она была подругой Киры. Может, знакомая Миши? Да какая мне сейчас разница? Киры больше нет, а значит, жизни тоже нет. И вот настал тот момент, когда мне лучший друг вколол успокоительное. На какое-то время потерял сознание. Пришел в себя уже на кладбище, но уже не было сил на сопротивление, чувствовал себя тряпичной куклой. Мы были на Архангельском, тут и родители ее похоронены. Теперь они будут вместе. Надеюсь, на том свете они ее не будут обижать. Но если вдруг обидят, я как дьявол явлюсь к ним и тогда им не поздоровится, умрут дважды.
Моя девочка… Моя принцесса…
Могила была уже готова, из провожавших нас было всего трое: я, Миша и темноволосая девушка. Сначала Миша подошел попрощаться, он лишь сказал, что был рад знакомству и желает всего наилучшего на том свете. Девушка мялась подходить, поэтому подошел я.
— Моя милая, моя принцесса, прости меня, что не уберег, прости, что оставил одну в этой чертовой психушке, я не хотел, правда… Ты мне нужна… Вернись ко мне, прошу… Я не смогу без тебя жить… Любовь моя…
Мой голос дрогнул, мне захотелось расплакаться, как девчонка, но я не мог, должен оставаться для нее сильным. Не сейчас. Боль оглушила меня с такой силой, что я пошатнулся и отошел в сторону к Мише. Незнакомка медленными шагами направилась к Кире. Вопрос о том, кто она ей, не давал мне покоя. Почему-то меня к ней тянуло и мне стало стыдно за это перед Кирой. Она только умерла, а меня уже к другой тянет, так неправильно. Незнакомка что-то тихо шептала, но я прислушался и услышал урывками:
«Прости…» «Спасибо…» «Я навещу…» «Арина…»
Что за бред? Какая Арина? Забыла имя умершей, к которой пришла? Лучше бы вообще не приходила, овца! Кира! Ее Кира зовут! Так мне хотелось взорваться, накричать на эту глупую овцу за то, что неправильно назвала Киру, а потом остыл, когда понял, что Кире такие похороны не понравились бы. Пусть ошибка незнакомки будет на ее совести. Пусть только поскорее уберется отсюда.
Вколотили последний гвоздь. Опустили в могилу. Каждый бросил горсть земли. Закопали. Поставили крест. Из машины принесли три венка с надписями: «От друга», «От подруги», «От жениха». А Миша подготовился, я благодарен ему за это, сам бы не додумался. А разве работает голова в такой ситуации?
— Памятник еще не заказал? — хриплым голосом спросил я.
— Нет, ждал тебя.
Я кивнул. Уже знаю, какая фотография будет на этой могиле. Та самая, с нового года в школе, когда я сфотографировал ее на крыльце школы во время снегопада. Единственное фото из всех, которое у меня есть, где она такая счастливая.
Они немного постояли и уехали. До темна я сидел рядом с могилой и думал о ней. Не так я себе все представлял. Думал, закончим школу, поступим в университет, потом поженимся, она родит мне дочку, потом может сына, мы будем любить друг друга, это и есть счастье. А теперь его нет и не будет. Никогда. Я обречен на вечное одиночество до скончания своего века.
Больше оставаться здесь не мог. Хотел напиться. Сел в свою машину и гнал так, словно черти за мной гонятся. Мне так хотелось умереть. Но машину вел машинально, как робот, не мог я допустить, чтобы кто-то еще пострадал из-за меня. Долетев до дома, я поднялся в квартиру. Здесь все еще оставался ее запах. На ключах ее брелок. А в гостиной ее фортепиано. Это все, что у меня осталось от нее. Достал весь алкоголь, что был в квартире, устроился в гостиной, подключил телефон к плазме, включил слайд-шоу ее фото. На этом фото она разговаривает с учительницей, на этом она участвует в музыкальном конкурсе, сидя за фортепиано, она тогда первое место заняла, а на этом задумчивая домой идет, а на другом сидит на подоконнике, читая книгу. Я болен ею. Был не с ней, но рядом. Как маньяк следил за ней и пытался запечатлеть моменты на фото, но нужно было не ходить за ней по пятам, а быть рядом, гулять с ней, водить на свидания, делать сюрпризы. Множество фотографий пролистывались на экране плазмы. Я был уже достаточно пьяным, когда вдруг на экране появилась видеозапись, которая была сделана недавно. В один из дней, когда она с потерей памяти жила у меня, снова играла какую-то грустную музыку на фортепиано. Она не видела меня, но я стоял в дверях и снимал.
Меня начало трясти. Маленькая моя… Отчего же тебе всегда было грустно? Она погружалась в музыку с головой. Так больно, что дышать не могу… и сделать ничего не могу!!! Взяв очередную бутылку коньяка, стал допивать ее из горла. Внутри все жгло и все это перемешивалось с болью. Допив, швырнул в плазму разбив ее, еле встав на ноги, начал разносить все вокруг, как раненый зверь рычал и ломал все, что попадалась под руку. Нетронутым осталось только фортепиано. А после рухнул на пол без сил.