Тебе не скрыться от меня... даже на том свете...

4

Когда-то в детстве, лет так в девять, когда мы гуляли с Владом я увидела мотоциклиста в черной кожаной куртке на ярко оранжевом мото. Ох, какими глазами я смотрела на него, когда он проносился мимо нас. Еще и мои любимые цвета — черный и оранжевый. Я всю дорогу восхищалась им, говоря, что мечтаю в будущем о таком парне на мото, но Влад ворчал, что ничего такого в этом мотоциклисте нет. Забавно, но сейчас он выглядит так, как тот парень.

Всегда мечтала, что научусь ездить и куплю себе мото. Вот вылечусь, закончу школу, поступлю в университет, найду работу и начну воплощать свою мечту.

Среди вещей отрыла свой телефон и наушники. На дисплее ни одного пропущенного, ни одного сообщения. Завтракать мне не хотелось, попила больничный чай и включила музыку. Из сотен песен выбрала одну на повтор — I’m not Afraid исполнитель Eminem, в переводе на русский — «Я не боюсь». Эта песня каждый раз придавала мне сил и уверенности в себе. Я знаю в каких обстоятельствах была написана эта песня, поэтому мне всегда с ней становилось легче. Когда-то с Владом мы слушали одно и то же, поэтому в голове прокручиваются много воспоминаний, связанные с ним. Мне больно, но я не хочу ничего забывать. Это лучшее, что осталось из моего детства.

Подняв глаза к потолку, я думала о будущем, о том, что мне предстояло сделать. Нужно что-то решить с учебой и сдачей экзаменов, затем запланировать подачу документов в университет и искать работу. Как же ускорить этот процесс со сломанной ногой? Неожиданно мои размышления прерывает один идиот, который выдернул наушники. Бросив взгляд на экран телефона, он ехидно произнес:

— Все еще слушаешь это дерьмо? Не надоело? Хотя безмозглые не развиваются, остаются на всю жизнь с теми же привычками, которые когда-то привили изначально.

Я молчала. Не хочу с ним разговаривать. Просто нет сил.

— Держи, привез тебе фруктов и всяких там сладостей, — протянул мне пакет.

Демонстративно не шевельнулась, так и не произнося ни слова. Он, рыкнув, бросил его на тумбочку и ушел.

Ненавижу больницы, ненавижу врачей, ненавижу запах хлорки и лекарств. Я больше не могу здесь находиться, хочу сбежать, но с этой ногой я как беспомощный зверек. Каждый день врач заходил ко мне узнавая о моем самочувствии, проводил осмотр, направлял на анализы и рентген. Говорил, что иду на поправку, только боли в голове и ноге все еще беспокоили, и часто появлялись головокружения. Медсестра несколько раз на дню заходила делать уколы и ставить системы. Меня уже тошнило от всего. Я сильно похудела, аппетита не было, те фрукты и сладости я так и не съела. Не хотела никакой помощи от него. Больше всего раздражал врач по реабилитации со своей гимнастикой. Мне было больно и очень тяжело. Иногда, когда что-то не получалось, начинала кричать и плакать, и сдаваться. Бесило еще то, что помыться в душе сама не могла, помогала медсестра. Зато начала перемещаться с костылями, только вот на улицу выйти не было возможности. Травматологическое отделение было трехэтажным, без лифта, а я на втором, на лестнице точно упаду. Я считала дни до моей выписки, еще четыре дня. Радовало одно: посетителей у меня не было.

Стоя как-то у открытого окна своей палаты, кстати, большой одиночной, с личным душем и туалетом, похожее на ВИП, вдыхала запах елок. Они были высокими, закрывали весь обзор, но воздух был необыкновенным, как в лесу. Тишину в палате прервала мелодия моего звонка, стоящая на телефоне больше года. Подхватив костыли, допрыгала до кровати. На экране высветилось: «Мама». Протрезвела что ли? По-прежнему опираясь на костыли, ответила на звонок:

— Привет, мам.

Плач. Всхлипы. Что случилось?

— Ты тварь! Отца убила! Из-за тебя! Ненавижу тебя! Лучше бы ты сдохла во время беременности! — кричала мама.

Никогда в жизни я не слышала от нее таких слов в мой адрес. Сейчас для меня это был удар. Родная мама желала мне смерти… Пусть бы дальше игнорировала меня, пусть бы забыла про мое существование, но только не ненависть, только не эти слова…

— Мам, что произошло? Я не понимаю тебя…

Она была не в себе. По голосу поняла, что она была пьяна. Она не следила за своими словами, только кричала то, что было в ее атрофированном мозгу.

— Когда-нибудь ты, Влад и его дружки поплатитесь за смерть отца! Проклинаю тебя!

Она точно сошла с ума. Может, у нее это пройдет когда-нибудь, хотя сомневаюсь, все-таки стоит показать ее психиатру. Бред бредом, но я никак не могла разобраться в ее обвинениях.

— Мам, что за чушь ты говоришь?

— Не смей называть меня мамой! Ты сирота! И не прикидывайся дурой, я знаю, что это ты их подослала. Они при мне избили до смерти отца, а мне пригрозили смертью, если я хоть пальцем трону тебя. Не ожидала я такого от тебя и Влада. Ненавижу. И не смей являться на похороны отца!

Влад убил моего отца? Это правда? Или у нее крыша поехала? Голова начинает кружиться, в этот момент в палату заходит Влад. Мои глаза наполняются ужасом, когда замечаю сбитые костяшки на руках. Мое сознание затуманивается, роняю телефон, отключаюсь. Чувствую, что он меня подхватил на руки. Дальше тьма.

Не знаю, сколько времени пролежала без сознания, но открыв глаза, поняла, что все еще нахожусь в своей палате. Вспомнив последнее событие, я подскочила, резкая боль в ноге не дала мне встать.

— Очнулась? — грубый голос послышался из угла.

Повернув голову, увидела как Влад стоит возле окна и курит. Сегодня я увидела его совсем другими глазами. Он псих. Убил моего отца и запугал мать.

— Зачем ты сделал это⁈ Зачем убил его⁈ — начала кричать я.

— Он заслужил это, — спокойно ответил Чешир, глядя куда-то в даль.

Боль в груди стала настолько сильной, что мне тяжело было дышать. Как он мог? Неужели даже рука не дрогнула? Он же знал моего отца с детства. Я, конечно, понимаю, что у богатых людей свои причуды, но не настолько же, чтобы убивать человека. Как бы ко мне не относились родители, я все-равно любила их. Я потеряла их… Папа… Прости меня пожалуйста… Прости… Я не хотела… Я отомщу ему за тебя… Обещаю… Заберу то, что так дорого ему…

— Я сообщу полиции и тебя посадят, — зло произнесла я.

— Ну, попробуй, ты же знаешь, что ничего у тебя не получится.

Да, я помню, что его отец работает какой-то шишкой в полиции, должность его нигде не припоминалось. Все. Нервы мои не выдержали. Слезы. Крик. Истерика. Кидала в него все, что попадало под руку. Он даже не дернулся, лишь запер дверь. Что мне делать⁈

Устав слушать мои ругательства, он отбросил окурок в окно и стремительным шагом направился ко мне, закрыл рукой рот и уложил спиной на кровать. Я мычала и била его по рукам, а из глаз шли слезы. Мое сопротивление ему не почем, словно бабочка трепыхалась в лапах дикого зверя. Я убью его! Убью!

— Мне плевать, что ты думаешь обо мне. Каждый получает по заслугам. Они не имели никакого права так с тобой обращаться. Я вернул им то, что они тебе дали. Только ты никогда не скажешь мне спасибо за это, но я этого и не жду, — хриплым голосом сказал мне в ухо.

Он точно ненормальный. Спасибо? За смерть папы? Серьезно? Кем он себя возомнил? Вершителем судеб? Богом? Какого черта он решает кому жить, а кому гнить в могиле? Я хочу попрощаться с папой. Мне плевать, что мама велела не появляться на похоронах. Успокоившись, он убрал руку.

— Когда похороны? — спросила я охрипшим голосом.

— Завтра в девять на Архангельском кладбище. Хочешь я тебя отвезу туда?

Я мотнула головой в отрицательном ответе. Он жадным взглядом осматривал меня, словно зверь, желающий накинуться на свою добычу. В его темно-карих глазах видела жестокость, зло и что-то еще непонятное, будто за этой маской скрывалось другое чувство, известное только ему. Ехидная улыбка и темные волосы наводили на мысль, что он дьявол. Отвернулась от него, тем самым показывая, что разговор окончен.

Архангельское кладбище находиться на другом конце города. Добраться на транспорте не было возможности, у меня нет денег. Придется пешком. Не хочу ехать с Владом. Я не заметила, как он ушел. Ну и к черту его. Похороны утром. Добираться нормальным шагом занимает часа три, но с моей ногой в два раз дольше. Нужно выдвигаться ночью.

Ночь была самым плохим временем, так как ночью начинала сильно болеть нога. Каждую ночь по кнопке вызова звала медсестру и просила сделать обезболивающий укол. Помогал, потом я засыпала. В этот раз то же самое. Сделав укол, она ушла, только спать я не собиралась.

Своей черепашьей скоростью начала одеваться. Нужно выходить в четыре часа, уже не ночи, а утра. Медсестра заснет и я доберусь к назначенному времени. Джинсы на мой гипс не налезли, зато свободные спортивные штаны в самый раз. Март. Вроде на улице стало теплее и снег местами растаял, но погода обманчива. Натянув на одну ногу сапог, надела толстовку, а сверху кофту с капюшоном на замке. Куртки у меня здесь не было.

Когда настало время, я подхватила костыли и вышла из палаты. Но тут же замерла. Напротив палаты сидя на диванчике спал Влад. Что он тут делает? Почему не дома? Тихонечко сняв сапог и взяв его в зубы, без шума шла к выходу, было больно и жутко не удобно с сапогом в зубах, но куда деваться? На посту медсестры не было, спала в сестринской. Надев обратно сапог, поковыляла дальше. Лестница далась тяжело, но спустившись на первый этаж, допрыгала до приемного покоя. Единственная дверь, которая никогда не закрывалась на ключ, даже ночью. На удивление мне сегодня везло. Никого не было, но слышала разговор и смех медсестер в их кабинете. Наконец-то на улице. Холодно. Но ничего, я сильная. Папа в детстве всегда так говорил.

Никогда мне не было так тяжко, как сейчас. Действие обезболивающего укола прошло на пол пути. Кружиться голова. Прислонившись к бетонному забору химического завода немного отдышалась. Сделав глубокий вдох продолжила свое «путешествие». Начинало светать. Сколько времени было не знаю, телефон остался в палате.

Когда добралась до кладбища, немного опоздала. Вижу выкопанную могилу, а возле нее на складных табуретках в красном гробу лежал бледный и оттекший папа, а мама плакала в сторонке. Я ускорилась. Отдышка. Пар изо рта. Легкие пронзает болью от морозного воздуха. Доковыляв, стояла около папы. Слезы. Коснулась его руки. Холодный. Нет! Этого не может быть! Это всего лишь ужасный сон! Папа проснись! Ты же шутишь! Пожалуйста, проснись! Я обняла его, шепотом прося прощения. Так давно не видела его. Господи, почему все так?

Мама пришла в себя. На нее было страшно смотреть. Опухшее заплаканное лицо, неопрятно одета, волосы растрепаны, в глазах ненависть.

— Уйди от него, тварь! Не смей к нему подходить! — прокричала мама и подойдя толкнула меня в снег. Снега было немного, от чего очень жестко приземлилась. Я закричала от боли, сломанная нога еле слышно хрустнула. Попыталась встать, но никак не получалось, боль не позволяла. Вдруг кто-то сзади подхватил за талию и поднял на ноги. Обернувшись, увидела Влада. В маминых глазах отразился ужас и даже слегка попятилась от нас. Люди занимающиеся погребением не вмешивались. К папе на похороны никто не пришел, скорее всего никто не сообщил об этом.

— Вот ты где, я тебя везде ищу, — сказал он спокойно, но в глазах гнев и…волнение?

— Здравствуйте, тетя Маша. Рад вас видеть. А что вы тут делаете? — обратился Влад к моей маме недобро оскаливаясь.

Он снова перевел взгляд на меня, нахмурившись снял с себя куртку, оставаясь в одной толстовке, накинул ее на меня. Моя гордость кричала: «Брось эту куртку на землю, растопчи ее, пошли его куда подальше», но организм требовал тепло, поэтому перешагнув свою гордость, укуталась в его куртку.

— Хочешь и меня убей! Мне уже не жить без него! — кричала мама.

Влад дернулся в ее сторону, намереваясь к ней подойти, но я преградила ему дорогу, положив руки ему на грудь. Он напрягся, но остановился, долго смотрел мне в глаза, пытаясь что-то в них прочесть, затем кивнул тем мужчинам. Они заколотили гроб, опустили в могилу. Слезы. Откуда их столько? Подойдя к могиле, бросила горсть земли. Люблю тебя, пап. Земля тебе пухом.

Его закопали, установили памятник и крест. Люди уехали, мама ушла. Подойдя ближе к могиле, отбросила костыли, упала на колени. Больно. Плевать. Терпи. Мысленно я говорила с папой:

«Папочка, папуля, ты же знаешь, я не виновата. Прости меня, пожалуйста. Знаю, знаю, мои извинения ничего не исправят, не воскресят тебя, но, пожалуйста, не держи на меня зла. Я никогда не прощу себе твою смерть. Обещаю, я отомщу. Я никогда не забуду тебя, не брошу. Буду приходить почаще. Буду рассказывать все, мы так мало с тобой разговаривали, так давай наверстаем упущенное хотя бы сейчас. Я очень скучаю по тебе, пап. Мне бы обнять тебя сейчас…»

— Пойдем, — грубый голос вывел меня из мыслей, а сильные руки подхватили меня.

Только сейчас заметила возле него какого-то парня, который молча стоял, ожидая приказа или еще чего. Влад кивнул в сторону, тот подобрал со снега мои костыли и пошел следом за нами. Сердце разрывается на части. Сегодня я потеряла трех близких мне людей. Папа… Его я больше не увижу, не услышу его голос, не обниму… Мама… Она меня ненавидит… Мы стали чужими… Влад… Люблю и ненавижу! Как можно любить такого монстра? Но его я тоже потеряла, он уже не тот, каким я знала.

Дойдя до мото, опустил меня на землю, сел и похлопал по месту позади себя приглашая сесть. Деваться было некуда, обратно пешком точно не дойду. С трудом перекинув загипсованную ногу и схватилась руками за задний выступ мотоцикла. Влад протянул мне второй шлем и помогая надевать, произнес:

— Держись за меня, иначе свалишься. Я тебя потом с асфальта не соскребу.

Обняв его за талию, приготовилась к поездке. Но тут же заметила, что тот парень сел в машину, позади нас. Ждал нас. Влад надел шлем, завел мотор и громко рыкнул:

— Крепче!

Я прижалась к нему, ощущая тепло его тела. Похоже я замерзла сильнее, чем думала. Со свистом рванули на бешенной скорости. Стало еще холоднее, ветер был пронизывающим. Но я наслаждалась поездкой. Скорость — это мое. Ничего, скоро закончу школу, устроюсь на работу, получу права и куплю себе мотоцикл. Мы обгоняли впереди идущие машины, но на одном перекрестке повернули налево, в противоположную сторону от больницы. Я запаниковала, но не стала тормошить, из-за шума мотора ничего не слышно, а если повернется, отвлечется и авария.

Мы подъехали к какому-то застекленному высокоэтажному дому. Въезд во двор при предъявлении какого-то пропуска. Видимо здесь живет вся элита. Припарковавшись около второго подъезда, мотор мотоцикла стих. Еле-еле перекинула обратно тяжелую ногу с гипсом и стояла на одной ноге, слегка опираясь на мото. Начала пытаться расстегнуть ремешки шлема. Не пойму, то ли заело, то ли что-то не так делаю. В это время Влад ловко поставил мото на подножку, слез, снял свой шлем и подошел ко мне:

— Давай помогу.

Но я ничего не ответила, упрямо продолжая пытаться снять его, причем от раздражения к нему, пальцы стали еще больше путаться. Он ухмыльнулся, протянул свои руки, два щелчка и шлем снят. Дышать стало легче. Я начала оборачиваться вокруг ища того парня на машине с моими костылями.

— Тебе они не понадобятся. Держи, — сказал он, заметив, что ищу кого-то, протянул два шлема, а сам подхватил меня на руки.

В подъезде очень чисто, сидит охрана, следящая за всем на мониторе по камерам. Поздоровавшись с ним, прошли к лифту. Лифт с трех сторон зеркальный. Зайдя в него, Влад встал спиной к двери, наши взгляды встречались в зеркале. Сейчас он не улыбался, выглядел каким-то уставшим, словно ночью не спал, серьезным выражением лица смотрел на меня и о чем-то думал. У меня давно в голове сложилась частичка пазла. Он привез меня к себе домой, только зачем я не знаю. Влад меня не пугал, я давно его знаю, но ненависть к нему притаилась в душе, которая однажды вырвется и нанесет удар по нему.