Глава 9

— Мне кажется, твоя семья начинает проявлять нетерпение, — сказал Байрон, собственнически обнимая ее. Он слышал их беспрестанные перешептывания. Ее кузены хотели, чтобы кто-то сходил и проверил Антониетту, но в то же время боялись подойти к ней.

Она уютно устроилась у него на груди.

— Это очень странно, но я могу слышать все, о чем они говорят, словно нахожусь с ними в одной комнате. Мой слух всегда был хорошим. Я считала, это результат моей слепоты или, вероятно, наследие, доставшееся от людей-ягуаров, — легкий намек на вопрос сквозил в тоне ее голоса.

— Я хочу не торопясь прочитать историю людей-ягуаров. Думаю, она имеет самое прямое отношение к моему народу. И хотя у меня к тебе множество вопросов, они, как мне кажется, могут подождать. Поскольку у меня была возможность некоторое время иметь тебя в своем единоличном распоряжении, я не могу обвинять остальных за их растущее нетерпение, — он наклонился и отодвинул шелковистые пряди с ее лица. Потом склонился еще ниже и прошелся легкими, как перышки, поцелуями по ее подбородку вниз по ее шее к манящей возвышенности ее груди.

Антониетта прикрыла глаза, когда рябь удовольствия начала поглощать ее изнутри. Она любила каждый момент, проведенный с ним. Ничто в ее жизни не подготовило ее к тому, что он заставлял ее чувствовать. Она могла вечно слушать звук его голоса. И упиваться его прикосновениями.

— Мой слух становится лучше, — сейчас в ее голосе слышалось удивление.

— Это хорошо. Кто-то приближается к твоей двери. Мне бы не хотелось, чтобы тебе застали врасплох в такой компрометирующей ситуации, — его рот сомкнулся на ее груди, и тепло с огнем взрывом пронеслось через ее тело.

Стук в ее дверь был тихим.

— Антониетта. Пожалуйста, позволь мне войти. Нам необходимо поговорить. Ты должна позволить мне все объяснить. Поверь мне, наша дружба, сформировавшаяся за эти годы, очень важна для меня.

При звуках умоляющего голоса Жюстин Антониетта застыла. Байрон настороженно поднял голову и, склонившись, нежно поцеловал ее.

— Они собираются настаивать на встрече с тобой.

— Антониетта, пожалуйста. Ты должна позволить мне объяснить. Пол всем этим угнетен. Вся твоя семья страдает. Пожалуйста, открой дверь.

Антониетта вздрогнула, едва Жюстин упомянула имя ее кузена, словно получила удар в живот, и вновь почувствовала себя нехорошо.

— Я не хочу видеть никого из них. Я не знаю, какие чувства испытываю к ним прямо сейчас, — прошептала она и уткнулась лицом в его шею, желая, чтобы Жюстин ушла.

— Она ранила тебя. Она ранила тебя сильнее, чем Пол, — Байрон нежно отбросил за спину шелковистую копну ее волос.

— Пол слабак. Он потворствует своей жалости к самому себе, и я совсем не удивлена его поступку. Но Жюстин — сильная личность, лидер, и она всегда была моим самым надежным доверенным лицом. Она лишила меня чего-то важного, чего-то, что я никогда не смогу восполнить. Хуже всего, она об этом даже не догадывается. То, что она значила для меня, совсем не то, что я значила для нее, — Антониетта вслушивалась в удаляющиеся шаги. — Честно говоря, я не знаю, что собираюсь сказать ей. Все мои размышления об этом в итоге заканчиваются слезами. Разве ты не ненавидишь эмоции? Они только все портят.

Байрон прикоснулся к ее волосам легчайшим поцелуем.

— У тебя эмоции были всегда. Я же некоторое время был их лишен. Я предпочитаю чувствовать эмоции, любые чувства, даже если их и в избытке.

— Даже предательство? Даже боль?

— По крайней мере, ты способна любить достаточно сильно, чтобы прочувствовать как саму любовь, так и предательство. В любом случае, я верю, Жюстин пожалеет о своих поступках и поймет, что потеряла. Да и как иначе? — он приподнял ее подбородок, чтобы прикоснуться к ее губам легким поцелуем. — Они перешептываются между собой.

— Как мы можем их слышать, Байрон? Они внизу. В зимнем саду, думаю. Почему мы в состоянии слышать их? И почему они все не ложатся спать и не оставят меня в покое?

— Потому что, cara, ты важна для них, и они любят тебя. Они просто показывают свою озабоченность.

— Ну, мне бы хотелось, чтобы они оставили нас в покое хотя бы на эту ночь.

Очередные шаги, на сей раз, несомненно, более решительные, послышались на лестнице. Они слушали, как кто-то приблизился к двери. Раздавшийся в дверь стук был властным.

— Антониетта. Cara mia, ты должна сейчас же открыть дверь, или я воспользуюсь главным ключом, который я взяла у Хелены, и открою им. Я не шучу. Я должна убедиться, что с тобой все в порядке. Ты можешь со мной не разговаривать, но должна позволить мне войти в твою комнату. Ты пугаешь nonno и детей, — Таша была очень тверда.

— Она откроет дверь, это точно. Таша никогда не блефует. На мне нет ни нитки, а комната… Ну, очевидно, чем мы занимались, — Антониетта запаниковала.

Байрон взмахнул рукой по направлению к ванной. Тотчас же послышался звук бегущей воды, льющейся в личную ванну Антониетты. Тяжелый запах их любовных игр испарился, сменившись на аромат ее любимой соли для ванны. Байрон склонил голову и крепко поцеловал ее.

— Ты примешь прекрасную, освежающую ванну. Я знаю, ты втайне мечтаешь о ней. Я позволю Таше войти и займу ее, пока ты не почувствуешь себя в состоянии предстать перед ней.

Антониетта соскользнула с его коленей.

— Тогда, будь добр, надень одежду. Мне не хочется, чтобы она вдруг решила, что ты такой горячий и что она должна иметь тебя. Grazie. Меня поражает, какой ты внимательный, — это свидетельствовало, насколько она была расстроена своей семьей, что позволила ему позаботиться обо всех деталях, что позволила ему наедине встретиться со своей кузиной, пока сама будет принимать ванну в соседней комнате.

Байрон дождался, пока Антониетта закроет дверь в ванную, после чего направился к двери. Еще один взмах руки и постель заправлена, а он одет.

Он распахнул дверь как раз в тот момент, когда Таша начала вставлять ключ.

Таша закричала от шока и ужаса. Ее рука взметнулась ко рту, а глаза расширились.

— Мы все думали, что вы мертвы, — ее голос перешел в шепот. — Слава тебе Господи, Пол не убил вас.

Байрон вежливо отступил назад, позволяя ей войти. Кельт осмотрел их гостью и, развернувшись, направился за своей хозяйкой в большую ванную, давая понять, что он начеку. Закрытая дверь не представляла для него проблемы, борзая всего лишь повернула дверную ручку своей мощной челюстью и растворилась в пару.

— Антониетта принимает ванну. Я думаю, это поможет ей успокоиться и облегчит предстоящий разговор с семьей, — заговорил первым Байрон. Он пересек за борзой комнату и плотно закрыл за той дверь, давая Антониетте полное уединение. Он надеялся, за это время Таша успеет прийти в себя. Она была такой бледной, что он испугался, как бы ему не пришлось иметь дела со старомодным обмороком.

— Понятия не имела, что вы здесь и что я помешаю вам, — она бросила на него взгляд из-под длинных ресниц. В ее темных глазах сквозила смесь усталости и облегчения. — Антониетта была безутешна из-за того, что случилось, знаете ли, она обвиняла себя, что оставила вас, когда вы были так серьезно ранены. Пол тоже не помнит, почему они ушли.

Она вздохнула и отошла от него, увеличивая между ними расстояние, чтобы быстрее оправиться от шока. Таша всегда находила присутствие Байрона тревожным, и вблизи в спальне ее кузины он казался ей более могущественным, чем когда-либо ранее. Таша нервно прочистила горло.

— Знаю, я была не очень-то радушна по отношению к вам, но более чем очевидно, что Антониетта очень заботится о вас, и, если вы не возражаете, я хотела бы начать все сначала.

Байрон посмотрел на нее, подняв бровь. За ее словами он угадал небольшой всплеск отвращения.

— Чему обязан таким переменам? Вам нет нужды притворяться передо мной, чтобы спасти Пола от тюрьмы. Властям об этом инциденте не было сообщено. За что вы должны благодарить свою кузину.

Едва заметная улыбка подернула уголки губ Таши.

— Вы не слишком высокого мнения о любом из нас, не так ли?

Байрон не ответил, вместо этого он пересек комнату и остановился у окна с витражом.

— Почему вы меня так сильно не любите, Таша?

Она тихо рассмеялась, но в тоне ее голоса юмора было очень мало.

— Потому что вы первая реальная угроза, когда-либо приближавшаяся к нам.

Он развернулся, хмуро уставившись на нее, в его глазах сквозила озадаченность.

— Я не являюсь для вас угрозой. Вы — кузина Антониетты. И пока вы так или иначе не попытаетесь навредить ей, я буду делать все от меня зависящее, чтобы защитить вас. С чего вы взяли, что я представляю угрозу?

Она отвернулась от него, но прежде он успел заметить блеск слез, мерцающих в ее глазах.

— Все дело в вас, — она раздраженно махнула рукой.

— Поясните, — на сей раз его голос был низким и убедительным. Если она не станет сотрудничать при этом легчайшем толчке, то ему не составит проблемы проникнуть через естественный барьер в ее сознании и прочесть ее мысли. Что касается его, то семья Антониетты практически не заслуживает уважения.

— Взгляните на меня, Байрон. Вы никогда не смотрели на меня. Я прекрасна, мое тело — само совершенство, — горечь слышалась в е голосе. — Вот что видят все, когда смотрят на меня. Они никогда не заглядывают вглубь, чтобы увидеть истинную меня. А если они это и сделают, то обнаружат, что я не такая талантливая, как Франческа, и не такая умная, как Пол. Я не могу иметь детей, подобно Марите. В тот момент, когда Кристофер узнает, что я бесплодна, он избавится от меня или заведет любовницу, чтобы та родила ему ребенка. Даже если он не сделает этого, в тот момент, когда моя красота уйдет, что, в конечном счете, произойдет, он откажется от меня. Nonno едва терпит меня, Пол слишком занят, жалея себя. Франко не замечает меня, потому что… да и зачем ему это? Я не могу поговорить с ним об акциях и бизнесе, — она взяла флакон с духами кузины и вдохнула их аромат. — Я важна только для Антониетты. Она не может видеть, как я выгляжу, поэтому любит меня ради меня самой. Безоговорочно. Я никогда не получала этого даже от своих родителей. Естественно, вы являетесь для меня угрозой. Она по-настоящему заинтересована вами. Действительно заинтересована, это не какая-нибудь приходящая блажь.

Таша в свою очередь повернулась к нему лицом.

— Я вижу, что вы опасный человек, любой может увидеть это. Все дело в вас, хотя я знаю, что вы никогда не причините ей вреда. Но вы увезете ее от нас. Стоит ли удивляться, что я борюсь за свое выживание? Без нее я буду никем, — в ее голосе не было ни капли жалости к самой себе, только голая правда.

— Думаю, вы недооцениваете себя, Таша. Это правда, что я не смотрел на вас, как на личность, всего лишь — как на кузину Антониетты. Я поистине одержим Антониеттой с первого момента, как увидел ее. Я сразу же понял, что она была рождена для меня, что она моя вторая половинка, — он улыбнулся ей искренней улыбкой. — Пожалуйста, простите меня, что не постарался узнать вас. Антониетта — мой мир, это означает, что каждый в ее мире находится также и в моем. Я не собираюсь делать ничего, что бы сделало ее несчастной, а вы очень важны для нее.

— А в вас есть определенное очарование, теперь я понимаю, почему она так втрескалась, — Таша попыталась улыбнуться ему, несмотря на свои чувства.

— У вас множество замечательных черт, которые вы, кажется, не расцениваете как достоинства. Вы просто великолепны с детьми. Они предпочитают вас своей собственной матери.

— Я до сих пор не совсем понимаю Мариту, — призналась Таша. — Я частенько думаю о ней и удивляюсь, почему она не чувствует себя счастливой. Будь у меня дети и преданный муж, я бы ни в чем больше не нуждалась.

— Даже в деньгах? — он приподнял бровь.

— У меня всегда были деньги, они были частью моей жизни. Я не знаю, что значит не иметь их, но они никогда не делали меня счастливой, — призналась Таша.

— Так что, вашим величайшим желанием является не иметь больше денег? — какая-то неизменно мягкая нотка звучала в его голосе. Завораживающий чистый тон.

Таша подняла голову, ее глаза внезапно стали мечтательными.

— Моим самым сокровенным желанием является иметь ребенка. Я хочу младенца, чтобы держать его на руках. Просто любить. Я бы стала прекрасной матерью. Мне нужен всего лишь шанс.

— Из-за своего невежества я многое упустил, Таша. Вы особенная женщина.

Нерешительная улыбка вспыхнула на лице Таши.

— Только ради этого я готова объявить между нами перемирие.

— Я был бы крайне признателен.

— Grazie, что сказали, что я важна для Антониетты, — она оглядела комнату. — Как, ради всего святого, вам удалось оказаться здесь так, чтобы никто из нас не видел вас? Думаю это одна из причин, почему все немного побаиваются вас. Никто никогда не видел, как вы входите и уходите.

Он усмехнулся ей.

— Как пресловутое привидение.

Таша сделала глубокий вдох.

— Вы действительно думаете, что Пол пытался убить Антониетту? Вы думаете, он способен убить ее и nonno из-за карточных долгов? — вопрос вырвался у нее с легкой поспешностью.

Байрон задумался, тщательно взвешивая свои слова.

— Люди часто совершают поступки, на которые в обычных обстоятельствах не способны, когда страшно боятся. Вполне возможно, что кто-то угрожал его жизни, и он пришел в отчаяние. Мне бы очень хотелось надеяться, что это не так, но вы знаете его лучше, чем кто-либо другой. Что вы думаете?

— Думаю, мне бы хотелось, чтобы мы обсуждали Мариту, а не моего брата. Именно она так жадна до денег и положения в обществе. Она не может даже увидеть, что у нее есть, поэтому жаждет большего.

Это был типичный для Таши комментарий, которого Байрон ожидал от нее, но он чувствовал, что узнал ее чуть лучше, и она говорит это просто ради эффекта, а отнюдь не потому, что думает, что это на самом деле так. Это было своего рода привычкой или защитой. Байрон не знал, чем именно, да его это и не волновало.

Таша вздохнула.

— Пол всегда был милашкой. Я с трудом узнаю его теперь. Он всех обманывает, — она бросила взгляд на свои руки. — Если бы знали его раньше, вы бы никогда ни на минуту не задумались, что он может попытаться причинить вред Антониетте.

— Тем не менее, вы рассматриваете возможность, что сейчас Пол может навредить ей. Скажите мне, если что-нибудь случится с вашим дедушкой, кто все наследует?

— Большая часть его состояния отошла бы Антониетте. Насколько мне известно, она вполне уже может быть записана на ее имя, но остальные из нас получат по нескольку миллионов каждый.

— Несколько миллионов каждый? Так много? Все вы?

— Да, конечно. Я точно не знаю размер состояния nonno, но оно огромно. Он довольно богат. Каждый из нас получит достаточно для жизни и даже сверх того.

— Получается, что каждый финансово выгадает, если дон Джованни умрет? А если что-нибудь случиться с Антониеттой? У нее есть завещание?

— Естественно. Скарлетти ничего не делают без завещания, — весь вид Таши выражал нервозность. — Я точно не знаю, кто будет наследником, но вероятнее всего, все перейдет ко мне.

— Понятно.

Два ярких пятна появились на щеках Таши. Ее огромные глаза полыхнули огнем.

— Как вы смеете! На что вы намекаете? Теперь вы обвиняете меня?

Он поднял руку, успокаивая ее переменчивый характер.

— Я всего лишь собираю факты. Я понятия не имею, кто хотел бы нанести вред твоей кузине, но я очень сомневаюсь, что вы бы сделали это из-за денег, — из-за ревности, вполне возможно. Но не из-за денег. Байрон был достаточно благоразумен, чтобы удержать свои мысли при себе.

— Что здесь происходит? — Антониетта появилась в дверях ванной, благоухающая и соблазнительная.

У Байрона захватило дух. Антониетта вся светилась изнутри. Он взял ее руку и поднес кончики пальцев к своим губам.

— Таша и я знакомимся друг с другом. Мы ради твоего блага решили заключить перемирие.

Таша прошла мимо Байрона и притянула кузину к себе.

— Я беспокоилась о тебе, Тони.

— Я тоже беспокоилась за себя, — призналась Антониетта. — Мне, честное слово, казалось, что Байрон ушел навсегда, и я не могла жить дальше без него, — она в ответ обняла Ташу, почувствовав дрожь, сотрясавшую тело ее кузины.

— Ты слишком чувствительна, Антониетта. Мне следовало бы принять меры предосторожности, — сказал Байрон. — Еще один дар Скарлетти.

Если первый обмен кровью связал их так опасно тесно, если после всего одного она едва не сошла с ума от горя, какие же последствия принесет второй? Он нахмурился, неожиданно встревожившись.

— Байрон без всяких сомнений жив и здоров, — заметила Таша. — Тебе больше нет нужды изводить себя от горя, как это было до сих пор, Тони. Да и бедный nonno совершенно вне себя. Ты должна пойти к нему, иначе он так никогда и не отправится в постель.

— Я так и поступлю, Таша. Пока я не узнала, что Байрон в безопасности и ему ничего не угрожает, я не могла ни на кого смотреть. Мне также нужно проверить Маргариту. Она чувствует себя счастливее сейчас, когда вернулась домой? Таша, ей сегодня лучше? Она испытывает меньше боли?

— Она очень беспокойна. Марита упорно талдычит о своем, что Скарлетти не плачут, что мы не устраиваем переполоха, что она должна занимать свое время размышлениями о том, кем она является, чтобы изучить и заполнить свой разум великими вещами. Как тебе кажется, что не так с этой женщиной? — Таша была явно раздражена. — Я провела несколько часов, читая Маргарите и играя с ней в игры, и Марита даже не позволила включить телевизор. Она хочет, чтобы Маргарита читала. Даже Франко не удалось отговорить ее, а он старался. Я слышала, как они спорили. Было бы просто замечательно, если у тебя появится возможность еще разок взглянуть на нее и посмотреть, сможешь ли ты ускорить ее выздоровление.

Байрон был заинтригован тем, что они воспринимали дары Скарлетти как должное. Это было естественной частью их жизни, так же как и его способности для него. Они без стеснения использовали их.

— Байрон обладает кое-какими способностями в области исцеления. Именно он позаботился о моем плече, в то время как сам был в большой опасности, — сказала Антониетта. — Может, вдвоем мы сможем ускорить ее выздоровление. Что касается Мариты, то она, кажется, одержима мыслью, что Маргарита станет великим ученым, и совершенно забывает позволять ей быть ребенком. Она никогда не была такой раньше.

— Верно, — согласилась Таша, вздохнув. — Честно сказать, Антониетта, все, кажется, разваливается на части. Сегодня я попросила Хелену собрать поднос и отнести его nonno, но он отказался есть. Он что-то бормотал про себя и, клянусь, он говорил, что я пытаюсь его отравить. Он, конечно, отрицал это, когда я возразила ему прямо в лицо, но, честно, он именно об этом говорил и не прикоснулся к еде. Самое безумное — Пол сделал то же самое. Я лично отнесла поднос в его комнату, и он швырнул его в стену, сказав, что я пытаюсь отравить его, — она всплеснула руками. — Не знаю, как ты их всех терпишь. Две минуты спустя он вел себя так, словно это я бросила поднос.

— С какой стати вам лично относить еду вашему дедушке и кузену? — требовательно спросил Байрон. — Вы никогда раньше в своей жизни не делали этого.

Таша уставилась на него.

— Я пыталась занять место Антониетты. Nonno был так расстроен, что не ел весь день, поэтому я настояла, чтобы ему приготовили поднос с едой.

— Что стало с едой? Ее вернули на кухню? — Байрон почти прорычал свой вопрос. Антониетта резко повернулась к нему с вопросом во взгляде.

Таша пожала плечами.

— Откуда я знаю? Я точно не собиралась убирать этот кавардак лично, для этого есть Хелена. Сомневаюсь, что они сохранили пищу. Она должна быть в мусорном баке, — она приподняла бровь. — Надеюсь, вы не голодны. Но если все-таки да, пожалуйста, не ешьте отбросы. У нас есть нормальная еда в другом месте.

— Ваши перемирия не длятся долго, а, Таша?

— Не тогда, когда вы ведете себя как идиот, — она свысока посмотрела на него. — Я часто совершаю добрые поступки в стенах палаццо. Почему бы нет?

Антониетта приняла решение вмешаться.

— Что насчет Энрико? Что-нибудь стало известно о нашем пропавшем поваре? — она словно невзначай втиснула свою ладонь в руку Байрона, удерживая его возле себя. С того момента, как он услышал о странном поведении дона Джованни и Пола, она чувствовала, что ему понятен смысл их поведения. — Скажи мне.

Позволь мне вначале сходить на кухню и провести небольшое расследование.

— Ты полагаешь, что еда была отравлена, не так ли? Как любой из них мог определить это?

— Энрико до сих пор отсутствует. Здесь опять побывал замечательный капитан, но мы, естественно, не допустили, чтобы он узнал, что произошло, поэтому немного развлекли его, позволили еще раз обыскать комнату Энрико, и он ушел, — сожаление слышалось в голосе Таши. — Он такой милый, Антониетта. И он любит оперу. Я пообещала ему, что попытаюсь достать ему билеты на лучшие места на твое следующее представление, на что он ответил, что согласен, если только я буду его сопровождать.

— Надеюсь, вы держали его подальше от Пола?

— Пол не выходил из своей комнаты, кроме как поговорить с доном Джованни. Он не пожелал видеть ни Франко, ни меня, но Жюстин несколько раз входила и выходила из его комнаты. Да я и не собиралась позволять капитану приближаться к нему. Пол был так расстроен, что я испугалась, как бы он сам не выдал себя, — Таша с опаской взглянула на Байрона. — Вы, правда, не собираетесь обращаться к властям?

— Нет, Таша, у меня нет намерения изобличать вашего брата.

— Grazie, вы хороший человек, коли поступаете так любезно.

— Не совершайте ошибки, принимая мои намерения за доброту, — голос Байрона был отчетливо резким, и на мгновение его зубы блеснули, как у волка. Яркое пламя полыхнуло в глубинах его глаз, показавшееся его собеседницам огненно-красным.

Таша резко вдохнула и отступила от него на шаг, ее рука в защитном жесте взметнулась к горлу. Она моргнула, и иллюзия рассеялась, заставляя ее чувствовать себя глупо. Лишь знакомые темные глаза Байрона, сверкая, взирали на нее. Наблюдали за ней. Не моргая. Он казался сродни тому же хищнику. Она задрожала, снова испытывая страх.

Стоявший рядом с Антониеттой Кельт опустил голову, его глаза сконцентрировались на Байроне, шерсть встала дыбом. Вечный охотник.

Антониетта положила руку Таше на плечо.

— В чем дело? И не вздумай говорить «ни в чем», — она осторожно дотронулась до головы собаки жестом, предназначенным успокоить того. — Кельт чувствует что-то. Дикое животное, возможно. Ты чувствуешь запах кошки, Байрон?

Таша заколебалась.

— Я чувствую себя дурой. На мгновение Байрон напугал меня. Он напомнил мне… — она замолчала, не в силах вымолвить слово «волк».

Байрон поклонился в пояс.

— Я не хотел тревожить вас, Таша. Мне просто не хотелось, чтобы у вас создалось неправильное впечатление. Пол почти убил Антониетту. Если за этими нападениями стоит он, это не сойдет ему с рук. Я лично прослежу за всем. Но если он окажется невиновным и кто-то другой нацелился на нее, я найду его или их — заверил он Ташу. — Кельт почувствовал во мне оборотня. Не беспокойся. Нам ничто не грозит.

Байрон не хвастается, решила Таша, он даже не угрожает. Он был серьезен в каждом слове, произнеся их с полнейшей убежденностью. От этой мысли ее сердце бешено заколотилось. Обещание возмездия скрывалось глубоко в тоне его голоса.

— Я спущусь на кухню, чтобы выяснить кое-что, а потом встречусь с вами двумя в комнате Маргариты. Кельт, прости меня, мой друг, волк поднял во мне голову от одной мысли, что Антониетта в опасности, — Байрон поднес свою ладонь под нос собаке, позволяя ему уловить смешанный запах.

Поза собаки мгновенно потеряла свою настороженность, но, несмотря на то, что напряжение покинуло животное, Кельт продолжал стоять возле Антониетты, оберегая ее. Она ласковыми пальцами погладила собаку по голове.

— Кельт уже стал такой важной частью моей жизни, что я не могу представить, что бы делала без него, — промолвила Антониетта.

— Он так предан тебе, — заметила Таша, — но он такой огромный и немного пугающий. Мы никогда не держали в палаццо собак. Маргарита полюбит его. Как он относится к детям?

— Кельт любит детей. Борзая — великолепное дополнение к семье. Компаньон и защитник. Поверьте мне, дети станут обожать его, — заверил ее Байрон. Он потянулся и почесал Кельта за ухом. Слегка задев при этом руку Антониетты. И незамедлительно электрический разряд вспыхнул и пронесся между ними. Сексуальное напряжение, повисшее в комнате, потрясло Антониетту, заставив ее потереться своим телом об его, словно довольную кошку, лениво потягивающуюся. Байрон склонил свою голову к ее. Тепло промчалось по коже Антониетты, мгновенно распространяясь по всему ее телу.

Она обхватила руками шею Байрона, ее рот слился с его. В одно мгновение мир исчез. Осталось лишь тепло, огонь и ощущение его сильного, мускулистого тела, невероятно сильно прижимающегося к ее.

Глаза Таши сузились от отвращения, сверля взглядом их спины. Она издала тихое раздраженное шипение. Байрон развернул Антониетту кругом, увлекая к витражному окну, не переставая при этом поглощать ее, с ненасытным голодом питаясь ее ртом. Таша моргнула, пара была с трудом различима. Лунный свет ударял в стекло таким образом, что вокруг Антониетты и Байрона образовалась легкая туманная завеса. Таша сжала пальцы в кулак, ногти глубоко впились в кожу ладоней.

Она чувствовала на себе его взгляд. Тяжелый. Задумчивый. Наполненный предположениями. Антониетту, находящуюся в объятиях Байрона, было не видно, но его голова встревожено приподнялась, словно он учуял опасность. В ответ на его пристальный взгляд волоски на ее шее встали дыбом. Таша вздрогнула и поторопилась к двери.

— Ты идешь, Тони? Уже поздно, nonno, уже должен быть в постели.

— Конечно, я иду, — в ее голосе слышалось множество одним им известных секретов. Она еще раз поцеловала Байрона: — Я ненадолго.

— Держи Кельта подле себя, — это был приказ. Байрон добавил в свой голос достаточно принуждения, чтобы Антониетта не колебалась, хотя она и нахмурилась. Антониетта явно привыкла все делать по своему и принимать свои собственные решения, и редкие люди осмеливались говорить ей, что делать.

— Тони! — резко окрикнула ее Таша.

Антониетта дотронулась кончиками пальцев до Байрона, легчайшим прикосновением, выказывая дух товарищества. Она прекрасно понимала, что Таша, несмотря на обещанное ею перемирие, выказывала таким образом свое неодобрение, отчего Антониетте захотелось рассмеяться. Таша бросила взгляд на Байрона, подозревая, что они сплетничают или, что еще хуже, забавляются ее ревностью. Она потянулась к запястью кузины с явным намерением вытащить ее из комнаты. Но натолкнулась на собаку, которая словно случайно оказалась между ними. В чьих темных глазах сквозила полнейшая невинность.

— Мне так и хочется пнуть тебя, — проговорила Таша, закрывая дверь в спальню Антониетты намного громче, чем это было необходимо. Она надеялась, что захлопнула ее прямо перед носом Байрона.

— С чего это тебе хочется пнуть меня? — спросила Антониетта, следуя за Ташей в широкий холл.

— Не тебя, а эту дурацкую собаку и того мужчину, на которого ты то и дело вешаешься. Что это за представления? Ты занимаешь определенное положение, которое должна поддерживать. Тебе не следует выставлять себя идиоткой из-за мужчины.

Прозвучавшее в голосе Таши презрение заставило Антониетту вздрогнуть.

— Я находилась в своих собственных покоях, поэтому не вижу, каким образом могла выставить себя полнейшей дурой.

— Ты ведешь себя как снедаемый любовью подросток. Это приводит в замешательство. Да и собака эта раздражает. Он чересчур большой и постоянно мешается. К чему тебе собака, путающаяся под ногами? Не понимаю, о чем только думал Байрон, даря его тебе. Если Марита решит, что он опасен, то неприятностей не оберешься.

— С чего ты решила, что он опасен? — выказала свое раздражение Антониетта. — Тебе может не нравиться Байрон, Таша, я все понимаю, но ты не можешь создавать проблемы для Кельта просто из вредности.

— Я никогда не была вредной, — ноги Таши раздраженно постукивали. — Пять минут с мужчиной, и ты настроена против своей семьи. Я надеюсь, ты понимаешь, насколько сильно он вскружил тебе голову. Тошно смотреть, как ты выставляешь себя полнейшей дурой, но в любом случае не слушай моего совета.

— Я и не слышала ни одного совета, — промолвила Антониетта, — всего лишь притворное равнодушие.

Неожиданно Таша рассмеялась.

— Что верно, то верно. Я так сильно ревную, что готова выцарапать этому мужчине глаза. Я хочу сама быть вовлечена в любовные отношения. В драму. Во что угодно. Кто-то пытается убить тебя, даже Пол стреляет в тебя. Ты проводишь целый день в печали. Это было так прекрасно: палаццо замерло, и все мы оказались вовлечены в твое горе. А потом я прихожу, чтобы найти в твоей спальне мужчину и тебя, явно сияющую. Одного этого достаточно, чтобы мне от черной зависти захотелось броситься с бойницы. Ну…, — поправилась она, — с самого нижнего балкона.

— Он такой замечательный, — сказала Антониетта. Она обнаружила, что ей намного легче идти с Кельтом, бегущим подле нее, его положение тела направляло ее во много раз лучше, чем это удавалось делать Жюстин.

— Не сомневаюсь, что ты так думаешь. Меня же он все еще пугает, Тони, и я не знаю почему. Пол рассказал, что он спас тебе жизнь, рискуя своей собственной, однако я боюсь его. Есть в нем что-то такое, не совсем правильное.

— Для меня в нем все правильное, — Антониетта с полнейшей уверенностью начала спускаться по длинной широкой лестнице. Иногда она чувствовала, что Кельт делится с ней своим зрением. Она ничего не видела, но при этом точно знала, куда ступать, словно он направлял ее посредством картин в сознании.

Таша положила ладонь на руку Антониетты, останавливая ее прежде, чем она повернула к комнатам дона Джованни.

— Почему Пол был в потайном коридоре? И почему у него было оружие? Он сказал тебе?

— Он задолжал деньги неким опасным людям. Он сказал, что взял оружие для защиты. А в проходе оказался, потому что хотел украсть сокровища Скарлетти и заложить их для уплаты своих долгов.

Таша печально покачала головой.

— Я думала, он бросил играть. Он обещал нам. Мне он и словом не обмолвился, что нуждается в деньгах. К тебе он подходил? Или к дону Джованни? Почему он принял решение украсть у семьи? — она резко опустилась на нижнюю ступеньку. — Мне жаль, Тони. Правда, жаль. Я думала, он придет ко мне, если окажется в беде. Мне так стыдно.

Услышав ее тихий плач, Антониетта утешающим жестом прикоснулась к плечу своей кузины.

— Ты не ответственна за Пола, Таша. Он взрослый мужчина и сам принимает решения. Он должен будет мужественно пережить все это. Он чуть не убил Байрона и меня. Надеюсь, он подумает об этом и примет помощь, пока не стало слишком поздно.

Таша подняла голову, ударяясь в слезы, но стараясь при этом не испортить свой макияж.

— Ты обязана сказать nonno правду.

Антониетта вздохнула.

— Я так и так предполагала сделать это, но не жду этого с нетерпением. Где ты? — ей требовалось успокоение. Сражение с дедом относительно дальнейшей судьбы Пола было совсем не тем, чем ей хотелось заниматься. Она испытывала безумное желание броситься назад вверх по лестнице и запереться в своей комнате, удерживая в ней пленником Байрона.

Я совершаю набег на вашу кухню, ищу улики. Думаю, мои навыки детектива нуждаются в серьезной доработке.

Его смех обернулся вокруг Антониетты невидимым щитом.

Кстати, мне нравится идея стать твоим пленником. Особенно, если дверь будет заперта, и твоя семья будет держаться подальше в течение невероятно долгого времени. В остатках пищи в мусорном баке я обнаружил следы того же самого вещества, которое я нашел в тебе, в твоем дедушке и в Поле.

Улыбка исчезла с лица Антониетты. Если верить Байрону, то кто-то в ее собственном доме пытается убить их троих.

Ошибки нет? Ты уверен?

Cara mia, я бы никогда не потревожил тебя без серьезного на то повода, — он послал ей волны тепла и ободрения. — Отправляйся к своему деду. Он расстроен и нуждается во сне. О Поле ты сможешь поговорить с ним позднее.

— Я пошла к nonno, Таша. Желаешь пойти со мной?

— Думаю, я пока посижу здесь и поупиваюсь жалостью к самой себе, а потом мы встретимся в комнате Маргариты. Я пообещала ей, что сегодняшнюю ночь буду спать в ее комнате.

— Ты ненавидишь это, Таша. Ты всегда ненавидела проводить ночи не в своей постели. Маргарита достаточно взрослая, чтобы спать в комнате одной.

— Знаю, знаю. Но она выглядит такой уязвимой. В доме столько шума, а с учетом взлома и всех волнений из-за твоего ранения, она боится. От меня не убудет провести одну ночь с ней.

— Если Марита не поймает тебя, — предупредила Антониетта.

Таша издала резкий звук.

— В тот день, когда я не смогу справиться с Маритой, я перестану быть Скарлетти.

— Дай мне с дедушкой пять минут, и я встречусь с тобой, — Антониетта стояла рядом с кузиной, пока тишина в палаццо не начала давить на них. — Пока размышляешь о том, о сем, пожалуйста, реши, что приложишь усилия в отношениях с Байроном. Он остается.

Таша резко втянула в себя воздух.

— Неужели ты подумываешь о браке? О постоянстве? Он игрушка. Любовник. Ты сама знаешь, что он никогда не сможет быть для тебя большим. Слишком многое вовлечено.

— Ты подразумеваешь деньги.

— Не просто деньги, — она взмахнула рукой, охватывая все палаццо, — все это. Все мы.

Антониетта не ответила. Она чувствовала, как Байрон замер. Ожидая.

— Я очень ценю твое понимание, кузина, — она не доставит никому из них удовлетворения. И Антониетта направилась, чтобы успокоить своего деда. Это было довольно легко, когда она знала, что Байрон ждет, чтобы разделить с ней остаток длинной ночи.

Загрузка...