Тёмное солнце

Часть 4

Сейчас

Ближе к вечеру пришла Иса. Сидя в кресле с очередной книгой в руках, Гилота услышала, как поворачивается ключ в замке, по коридору простучали быстрые шаги, хлопнула дверь крошечной кухоньки. Когда Иса зашла в лабораторию, поверх чёрного платья уже был повязан передник, а волосы собраны косынкой.

— Добрый вечер, матушка, — поздоровалась она звонким голосом и отвесила короткий поклон.

Гилота рассеянно кивнула.

— У вас больной, матушка? — спросила Иса, подразумевая, наверняка, размазанную по полу кровь.

Гилота снова кивнула и вернулась к чтению. Этому занятию она отдала большую часть дня, угловатые буквы языка хорнэ уже расплывались перед глазами, стекали со страницы богато иллюстрированного увража. В голове медленно заваривалась похлёбка. Источники то подтверждали, то опровергали утверждения друг друга, и ни одна книга не вносила ясности в главный вопрос — как случается, чтобы колдун стал беспомощнее простого человека?

Раньше Гилоте казалось, что у неё отличная библиотека. Она собирала её почти столетие, и, чувствуя, как всё катится проклятому псу под хвост, вывезла самые ценные фолианты и спрятала так, чтобы вновь вернуться к ним в новом цикле. С книгами хранилась и крупная сумма «подъемных», но теперь дело было не в монетах, давно истраченных на аренду дома, а в знаниях. Она точно сформулировала вопрос, но ответа не нашла нигде. Такое было с ней считанное число раз. Причём, считанное по пальцам одной руки.

Где-то на заднем плане слышалась деловитая возня. Иса перемывала колбы, протирала скопившуюся пыль со стола и полок, подметала пол, скоблила и мыла рассохшиеся половицы, затупившимся ножиком убирая из щелей в досках свежую кровь, которую Гилота не замыла днём. Бегала по комнатам с тряпками, лоханями, звякающими на подносах прокипячёнными инструментами. Гилота давно научилась не обращать внимания на чужие дела, даже если уже ненужные книги вынимают прямо у неё из-под рук, чтобы вернуть на полку. И рывком вернулась от пожелтевших страниц к реальному миру, краем глаза заметив нежелательное движение.

— Не ходи туда, Иса, — сказала Гилота.

Девочка замерла, уже положив ладонь на ручку чуть приоткрытой двери.

— Вы сами говорили, матушка, что если оставите в доме кого хворого, то приглядывать по бытовому за ним мне, — обиженно сказала Иса, приглаживая подол посеревшего от времени передника. — Так я только одним глазочком, не надо ли воды принести или замыть чего.

Ей было интересно, Гилота отлично это понимала. Без любознательности и желания сунуть нос не в своё дело сложно стать ученицей ведуньи.

— С этим я управлюсь сама до времени.

Иса кивнула и отступила от двери, но лицо у неё осталось озабоченное.

— Есть что сказать, говори, — сказала Гилота.

Помедлив, Иса достала из кармана передника нечто, завёрнутое в тряпку и показала наставнице. Это был обгоревший, пропитавшийся кровью невольничий ошейник. Гилота поняла, что совсем забыла о нём, хоть у неё и было подходящее оправдание — когда занимаешься срочным спасением чьего-то существа, о мелочах думать некогда.

— Под столом валялся, — пояснила Иса.

— Брось в печь и проследи, чтобы сгорел до пепла.

Девочка заспешила из комнаты, вернулась лишь спустя четверть часа, и когда открыла дверь, из коридора в комнату пахнуло горелым. В руках у девочки была полная корзина самых дешёвых яблок. Проводив её взглядом, Гилота тяжело вздохнула. Отложила книгу и поднялась из кресла.

— Ладно, взглянем, что ты усвоила в этот раз.

Иса освободила один конец стола, уселась и выложила перед собой первое яблоко.

Четыре яблока спустя Гилота раздражённо отряхнула с подола платья ошмётки мякоти и вздохнула тяжелее прежнего. С сожалением вспомнила, что так и не завела привычку после каждого неудачного подхода бить ученицу прутом по пальцам. Действенность этого метода воспитания оставалась под сомнением. Но, по крайней мере, она испытала бы удовольствие от процесса.

— Сосредоточься, девочка, и выбрось из головы всё лишнее, иначе ты так и не продвинешься дальше изготовления сырья для яблочного варенья.

Иса сосредоточилась, взмахнула руками и взорвала пятое яблоко. Гилота достала из корзины шестое, положила перед собой и выполнила необходимый пасс медленно, чтобы ученица могла снова всё рассмотреть. Поначалу с яблоком не случилось ничего странного. Потом оно зашипело и покрылось дрожащими пузырями, вверх потянулась струйка пара. Кожура лопнула, и кипящий сок растёкся по столешнице.

— Медленное нагревание изнутри, видишь?

Иса хмуро кивнула. И неожиданно спросила:

— Матушка, неужели кто-то заплатил вам за лечение раба?

Гилота усмехнулась. Вот, значит, что всё время крутилось у девочки в голове, не давая взяться за работу всерьёз.

— Боюсь, это моя собственная щедрость. Потому что раб тоже мой, я купила его сегодня на ярмарке.

Если бы Гилота призналась ей, что живёт не первую жизнь, Иса не смогла бы изумиться сильнее. Она очень хотела спросить «зачем?», но знала наверняка, что наставница не станет ей об этом рассказывать. А другой вопрос она задать, видимо, боялась, хотя он ясно читался в её насторожённом взгляде и лукавой улыбке, которую она не смогла сдержать.

— Я не причинила ему вреда, — сказала Гилота. — И купила его не за тем, чтобы использовать в ритуале. Нет, Иса. Ни-ког-да.

Иса побледнела и отвела глаза.

— Я не понимаю, матушка, ведь вы…

— Десяток лет спустя ты и сама уже будешь знать заклинания, что читают на человеческой крови, и ритуалы, требующие самой дорогой жертвы, потому что нельзя познать суть явлений, не зная этого механизма, — перебила её Гилота. — Но ты никогда, никогда даже в мыслях не допустишь сделать это.

— Почему? — удивилась Иса.

Её вряд ли заставил бы задуматься простой ответ «потому что так нельзя».

— Это почувствуют. Бездна всколыхнётся, и все способные увидеть, поймут, что случилось. Тебя вычислят и откроют охоту. Этот мир живёт по законам, написанным ужасом и смертью, и не в интересах сведущих толкнуть его во мрак, где он пребывал долгие века, пока не настала эпоха негласного уговора. Один из пунктов соглашения — никакой крови.

— Мне казалось, матушка, что в этом и цель посвящённых — жить долго и учиться управлять всё большей силой. Кто мог придумать такое — сознательно обрубить самую сильную ветвь магии?

Гилота могла бы назвать их по именам, но сейчас это уже не имело значения.

— Есть сила созидающая. А есть — развращающая, и та, что подпитывается кровью, именно такой природы. Не носитель управляет ей, она сама стремительно меняет колдуна. Перейдя эту грань, нужно иметь мужество встретиться с последствиями, но ловушка именно в этом — отступник не имеет на это сил, его дух источён и требует нового подкрепления. Встав на путь убийства ради силы, нельзя остановиться.

Чуткий слух позволил Гилоте различить тихий шорох за стеной лаборатории. Скрипнуло, стукнуло, скрипнуло опять, а потом послышался приглушённый вздох. Как не вовремя.

Иса сидела, погрузившись в какие-то мрачные раздумья.

— Тебе нужно пройти такой длинный путь до момента, когда можно будет совершить этот выбор, девочка, — сказала ей Гилота. — Узнать доводы, которые ты будешь класть на невидимые весы, чтобы понять, как поступить дальше. А ты сейчас даже с яблоками управиться не можешь. Нам придётся вернуться к этой теме не раньше, чем через пару-тройку лет. А пока иди, расправляться с несчастными фруктами ты можешь и дома. Только сначала приберись за собой.

Когда Иса покинула дом у площади, фонарщики уже зажигали огоньки на улицах, которые не были безопасны даже днём. Впрочем, за девочку Гилота мало переживала — та была дочерью человека, которого боялось большинство местных бродяг, потому что они считали его хозяином и даже платили какую-то дань из отобранных у поздних прохожих кошельков. А хозяин нищих платил самой Гилоте, зная, как важна бывает помощь настоящей ведьмы в тех делах, где закон — главный враг и угроза существованию.

Заперев за девочкой дверь, Гилота почувствовала волнение. Теперь многое зависело от того, какое она примет решение. Её собственные невидимые весы не могли выдать верный ответ. Нужно было подобрать очень важные слова, но они не находились.

Комната за кабинетом была небольшой. В тесном пространстве уместилось всё то, что должно было оказаться под рукой в нужный момент. Две лампы освещали ровным жёлтым светом механический стол, стоящий в центре комнаты. Когда-то его изобрёл один из тех, кого девочка Иса легкомысленно называла посвящёнными. Конструкция при помощи рычагов могла поднять или опустить столешницу, чтобы зафиксировать её на удобной высоте. Немыслимо дорогая вещь, ценность которой поймут не многие. Какое дело до удобства хирургических операций тем, кто до сих пор считает, будто все болезни происходят от неприятных запахов, а обильное нагноение способно вымыть из раны зловредных бесов, питающихся плотью?

Лежащий на столе мужчина вздрогнул и тут же напряжённо замер. Он выглядел чуть лучше, чем прежде. Несколько часов назад Гилота решилась срезать с него тряпки, обработать раны и обтереть тело. Пациент был ещё без сознания, от этого работа спорилась. Теперь на руке и горле красовались аккуратные повязки, успевшие пропитаться мазями и сукровицей насквозь. Отвар, влитый в рот, подействовал, с лица сошла синюшная бледность.

Мужчина был привязан ремнями за руки и за ноги, потому что Гилота понятия не имела, какого ещё безумного поступка можно от него ожидать. Несколько мгновений они напряжённо смотрели друг на друга.

— Ты промахнулся мимо жилы. Слава Бездне, — сказала Гилота. — Это был такой глупый поступок! Думаешь, именно в этот миг посмертие было бы проще? Мне показалось, что после всего случившегося тебе вряд ли есть чего страшиться на этом свете.

Мужчина отвернулся и уставился в потолок, но стоило Гилоте выпустить его из поля зрения, чтобы взять свежие вываренные бинты, вновь раздался лёгкий шорох, звякнули крепления ремней.

— Так не сработает. Если будешь дёргаться, придётся затянуть ремни. Мне приходилось оперировать на этом столе мужчин, которые были сильнее, чем ты теперь. Чего стоил один лишь громила Такер, ему выпустили кишки в переулке за трактиром «Пляшущий покойник». Он вырывался, как медведь, но лишь окончательно выбился из сил. Попробуй по-другому, примени смекалку. Можешь перегрызть себе запястье, как лисица. Или обратись к своему разуму, если он ещё с тобой — вдруг подскажет что-то дельное.

Движение прекратилось, но когда Гилота приблизилась, чтобы поменять повязки, мужчина резко вывернул запястье в ремённой петле и схватил её за руку.

— Ты… настоящая…

Холодные пальцы сжались неожиданно твёрдо, но Гилота даже не подумала вырваться и лишь уставилась на мужчину в изумлении, пытаясь понять, не послышалось ли ей. Она видела движение спёкшихся губ, но голос был не громче шороха книжных страниц. А следом мужчина издал странный звук, будто хотел закашляться, но сдержался, и отпустил её.

— Чего ты… хочешь… — пробормотал он еле слышно и отвернулся, с трудом переводя дух.

— Для начала, чтобы ты рассказал мне, что случилось.

Гилота ушла в комнату и вернулась со стаканом воды, но больной испуганно дёрнулся, лишь взглянув на него.

— Что… там…

— Тебе нужно попить.

Он поперхнулся и сухо закашлялся. Гилота бросилась к столу, но мужчина резко мотнул головой, уворачиваясь от прикосновений. А когда она пыталась поддержать его за затылок и поднесла стакан ко рту, плотно сжал губы.

— Попей, станет легче, ну давай же, всего пару глотков, — увещевала она его, как капризного ребёнка, потом отступилась.

Гилота вспомнила, как мать говорила ей, будто колдовство всегда ведёт мужчин к несчастью. Не созданы они для этой доли, и если уж рождается некто с задатками колдуна, то нечего ему ждать счастливой жизни и лёгкой смерти. Пожалуй, теперь это звучало не так забавно, как прежде.

Когда она убрала стакан и вернулась, чтобы поменять испорченные повязки, мужчина уже лежал с закрытыми глазами и больше не двигался. Она склонилась над его лицом, положила ладонь на лоб, пытаясь уловить малейшую вибрацию силы, но там не было ничего. Будто она заглядывала в пустую оболочку. Не было ни единой приметы того, что когда-то этот человек был способен изрубить целый отряд гвардейцев, полагаясь на единственный в спешке наложенный магический щит, а при атаке сила выплёскивалась из него, как приливная волна, потому что он так и не научился полностью держать её в узде. Какая небрежность — думать о поражении противника больше, чем о собственной безопасности. Но сила, даже при неосторожном обращении, не может сама до капли покинуть владельца. Если её нет здесь, значит, её отобрал и использует кто-то другой. Значит, её позволили отобрать.

— Что же ты натворил? — сказала Гилота.

Мужчина медленно покачал головой.

Рана на руке была плохая, и никто не позаботился о её чистоте вовремя. Гилота не понимала, чем можно так ударить, но, судя по направлению разрыва, мужчина заслонил от этого предмета голову.

Полтора десятка лет назад она представить себе не могла возможности, при которой молодой сэр Томас Вьятт будет носить невольничий ошейник и лишь прикрывать голову, когда его избивают. Кроме старых, давно побелевших шрамов на костяшках не оказалось следов — значит, не сопротивлялся.

— Знаешь, иногда ко мне приходила эта странная мысль — вдруг я ошибаюсь? Вдруг это вы правы, а я не вижу очевидного? Можешь удивиться — да, меня одолевали сомнения. Рингерн сказал мне, когда на севере снова затеплился очаг ненависти, что я обошлась с тобой слишком мягко, помиловав, да ещё и позволив сбежать. По его разумению, если я не желала убийства, то стоило запереть тебя в башне навсегда. Или лишить титула, выпороть прилюдно, как зарвавшегося лакея, и услать в колонии на какие-нибудь дальние острова.

Гилота затянула узел на новой повязке.

— Если ты удивился, в голове мелькнула мысль «какие колонии?», я уточню тебе, что те самые, которые вы потеряли в первый год после свержения тирании. Те самые, что снабжали ресурсами поражённые многолетней засухой земли от континентального побережья до Огненного кольца, теперь пустующие и заселённые лишь мелкими полуголодными племенами дикарей, которых отлавливают торговцы и продают за медяки в рабство на железные рудники и в угольные шахты. Возможно, ты встречался с такими в последние годы. И мне теперь кажется, что Рингерн был чудовищно прав. Пять десятков отметин, которые заживут за пару лет, и ты, воспитанный и поскромневший, уже начальствуешь над какой-нибудь плантацией, копишь состояние и обзаводишься покладистой местной женой, а может — сразу тремя. Тебе бы, конечно, никогда не позволили вернуться на континент, но разве это повод для печали? Будь Рингерн жив, он хохотал бы, как бесноватый.

— Да и ты… не отстаешь…

Гилота, собиравшая испорченные бинты для стирки, с лёгким удивлением посмотрела на мужчину.

— Лжёшь… и насмехаешься… Когда… приступишь к делу?.. Зачем я… тебе?..

— Чтобы насмехаться.

Мужчина дёрнулся, издав всё тот же глухой звук, но теперь его потрескавшиеся губы растянулись, и Гилота догадалась, что и в прошлый раз и теперь это была усмешка.

— Мы оба знаем… — сказал он совсем хрипло и опять закашлялся так, что Гилоте пришлось ждать некоторое время, чтобы узнать, о чём таком она знает, потому что от стакана с водой мужчина опять уворачивался.

— Ты солгала… девке, — заговорил он наконец. Теперь голос был осипшим. Словно инструмент, которым давно не пользовались, окончательно разладился и теперь не желал служить владельцу.

— Ты многое можешь сделать с человеком… И крови у тебя на руках… столько… Хмуришься?.. Только мертвому… тебя можно не бояться… А мне… умереть… не дала… тянешь… удовольствие…

На самом деле Гилота хмурилась потому, что разбирать шелестящую и прерывающуюся речь было сложно. Но что-то подсказывало ей, что человеку, настроившемуся умереть, растолковывать такие мелочи — тщетная затея. Поэтому она лишь развела руками.

— Прости меня, я слишком зла и впредь постараюсь укоротить язык.

Она понимала, что не может сказать ничего, чем бы сам мужчина не мучил себя в последние годы, о чём бы ни думал, о чём ни сожалел, пока на сожаление и горе ещё оставались силы. У него было много времени, чтобы круг за кругом погружаться в личную преисподнюю. Но почему-то было слишком сложно себя осадить. Что это? Неизбывная обида на то, во что превратился её чётко выстроенный мир?

Мужчина закашлялся, выдавил с трудом:

— Ты не зла… ты — зло.

Гилота даже улыбнулась. Разум, способный в таком состоянии сочинить игру слов, ещё нельзя считать потерянным в Бездне.

— Выпей, — сказала она, вновь предлагая стакан и подкладывая ладонь ему под затылок.

— Что… это.

— Тебе нужно попить.

Мужчина отвернулся.

— Что это, — повторил он упрямо.

— Дурман, — ответила Гилота, почувствовав, что всё это начинает её донимать. — Уснёшь на время, ничего страшного.

— Что… ты делаешь… Оресия.

В его голосе отчётливо сквозило отчаяние.

— Это не моё имя, меня никогда не звали так на самом деле, — сказала Гилота и добавила мягко: — Я не сделаю ничего дурного, всего лишь облегчу твои страдания. Не бойся, Томас.

— Так… больше… не зовут… меня.

— Ладно, и я не буду до времени, — легко согласилась Гилота. — Как бы там ни было, ты должен выпить, что дают. Иначе придётся влить пойло силой. Не бойся, храбрый рыцарь. Ведь ты когда-то не боялся ничего, или мне просто так казалось?

Мужчина обмяк, прикрыл глаза.

— Я… трусливый пёс и…

Договорить ему Гилота не дала — заставила разжать челюсти и влила сонный отвар в рот.

— Вот и всё.

— Всё… — эхом повторил мужчина.

Его взгляд блуждал по комнате, следил за тем, как Гилота уносит бинты на стирку, поправляет мягкую подстилку на столе, подкладывает в изголовье маленькую подушку, приносит десяток свечей из красного воска, камни в бархатных мешочках, длинный нож… Глаза мужчины сделались мутными, тело расслабилось. Гилота протянула руку и закрыла ему веки.

С улицы не доносилось ни звука, и старый дом спал, погружённый во мрак. Но люди, лежащие в своих постелях, до недавнего времени тихие и умиротворённые, словно почувствовав что-то, застонали во сне, когда Гилота замкнула магический круг, и по невидимому обычным взглядом миру разлилось ощущение опасности.

Гилота взобралась на стол, уселась, оседлав бёдра мужчины. Провела кончиком ножа по левой ладони, потянулась, тесно прижимаясь к телу, положила истекающую кровью руку мужчине на лоб и произнесла приказ на языке, который уже сотни лет использовался лишь в такие, дурные ночи.

Глаза мужчины распахнулись, залитые чернильной темнотой.

Солнце ещё видело последний сон за далёким горизонтом, когда в двери городского дома Эреварда Орла Прима настойчиво постучали. Заспанный слуга, обещая беспутному гостю всевозможные кары, отворил дверь, посветил фонарём и отшатнулся, быстро бормоча извинения. За порогом стояла девица в чёрном плаще с капюшоном и держала в руках свёрток. Слуга слишком хорошо её знал, это была ведьма, с которой зачем-то спутался хозяин.

— Мне нужен твой господин, — сказала девица.

Поднятая, как по тревоге, кухарка принялась готовить хозяйское варево для поднятия бодрости, служанки разжигали свечи в малой гостиной.

Гилота по приглашению лакея уселась в резное кресло с высокой спинкой, устроила свёрток на коленях. С неудовольствием осмотрела интерьер гостиной, изобилующий узорчатыми тканями, завитушками, блестящими безделушками. Совершенно не вписывалась сюда лишь большая картина в слишком богато украшенной раме. Впрочем, это было ровно то, что она ожидала увидеть. На фоне тёмного грозового неба как яркий жемчуг блестели начищенные доспехи трёх воинов. Лица гладкие, куда глаже, чем были в жизни, не тронутые усталостью, шрамами, первыми приметами старости. В раму были инкрустированы пластинки с именами, буквы которых не удалось бы разглядеть из кресла. Неважно, ведь Гилота могла назвать их по памяти.

«Сэр Эрнальд Большой Ясень, рыцарь мёртвой земли». Художник будто забыл, что герой лишился правого глаза и носил на лице десяток рубцов.

«Сэр Рогир Колетт, носитель меча по имени Скорбь». Нынешний правитель земель имперских, вернее, того, что от них осталось. А осталось немного.

«Сэр Томас Вьятт, господин ветра». Взгляд с картины был таким, что Гилоте показалось, будто портрет сейчас откроет рот и станет её оскорблять последними словами.

— Вы?.. Простите, тёмная леди, я не ждал вас так рано.

Хозяин дома появился в гостиной, косматый со сна, закутанный в толстый халат. Вид, в котором он решался показаться очень немногим людям. Гилота видела его и в худшем состоянии.

— Доброго здоровья вам, сэр.

Эревард увидел свёрток у неё в руках, разнервничался и побыстрее присел в кресло напротив.

— Так скоро! Простите, я не знал!

— Я пришла заранее. Лучше, когда время остаётся в запасе, а не убегает в последний миг. Вы примете одну часть с первыми лучами рассвета, — сказала Гилота. — Вторую — в полночь. Сейчас я останусь здесь и помогу вам в первый раз. Второй вы должны всё выполнить сами.

Эревард быстро закивал. Гилота сжала свёрток крепче, чтобы он не заметил, как у неё дрожат пальцы. Она была измотана настолько, чтобы рухнуть в постель и не просыпаться до следующего рассвета.

А старика напротив ей было даже по-своему жаль. Он умирал очень медленно. Жизнь утекала из него крошечными каплями и то, что она держала в руках, способно было оттянуть неизбежное лишь ненадолго. По её меркам — на мгновения. Для старика это была пара лет — вечность, неисчислимое богатство. И целое богатство он отдал, чтобы вот сейчас сидеть и ждать нужных минут.

— Вас привлекла картина, тёмная леди? — спросил Эревард.

Он нервничал и явно хотел отвлечься.

— Очень талантливое творение. Кто же был художником?

— Его звали Никель, но, к сожалению, он уже покинул нас.

Гилота сделала вид, что это её огорчило.

— А кто эти двое мужчин по обе руки от нашего правителя?

Эревард добродушно усмехнулся.

— Признаться, я удивлён, что правителя вы узнали, а остальных — увы… Эти трое благородных рыцарей сделали мир таким, каков он теперь. Вернули в земли Империи свет.

— Но лицо правителя сложно не знать. Я даже видала его один раз, когда была в столице. На площади, он обращался к народу. Его речь заставила меня прослезиться от чувств. А этих благородных воинов я не видела никогда.

— Не удивительно, ведь их уже нет с нами, — сказал Эревард и с искренней грустью во взгляде снова посмотрел на картину. — Это благороднейшие из людей. Сэр Ясень и сэр Вьятт.

— Что с ними случилось?

— Неужели не знаете? Не только не видели, но и имён не слышали?

Гилота виновато пожала плечами.

— Когда всё случилось, мне было шестнадцать, и я жила в лесной глуши. Муж не приносил мне известий из города.

— У вас был муж? — изумился старик и тут же вскинул руки в извиняющемся жесте: — Простите, я не должен был задавать вам таких вопросов, тёмная леди.

Гилота лишь натянуто улыбнулась. Конечно, у неё в этой жизни был муж. Когда она перенеслась, опустошённая до дна после смертельного сражения, в ней не осталось сил, чтобы отбиться от этого «мужа». После всего он, конечно, назвал её женой и поволок в свой дом. Она стала жить с ним в лесу. Как раз там, куда Оресия загнала гнилых людей вроде её мужа — в глухую чащу, откуда они боялись даже на большак выбраться за поживой. Но боялись ещё очень не долго. После смены власти дорожные бандиты, которых некому теперь было усердно ловить и рассаживать на колья вдоль трактов, воспрянули и вновь вошли в силу. Жаль, что ей пришлось ждать целых полгода, чтобы спалить заживо всю шайку.

— Так что же с ними случилось?

— Сэр Ясень погиб от чумы в южных землях. В тот год, когда она едва не добралась до Огненного кольца, но сэр Ясень не пожелал бежать, он поддерживал порядок среди больных и ещё здоровых до последнего. Умирая, ещё раздавал указания. Сэр Вьятт отправился переговорщиком в Анхалли, но атарийцы выследили его отряд и убили почти всех, лишь одному удалось выжить. Сэра Вьятта оттеснили к реке и ранили арбалетным болтом. Он упал в воду и погиб среди камней.

— Надеюсь, выживший сумел вернуть тело в столицу?

— Нет, увы нам. Наш герой лежит в чужой земле, и нет у него, наверняка, и могильного камня. Выжить удалось лишь его оруженосцу, бедный мальчишка пережил плен у атарийцев, был жестоко искалечен и непоправимо тронулся умом.

— Чудовищно, — вполне искренне сказала Гилота.

— Лучшие из нас уходят рано, — сказал старик.

— А как же юноша?

— Простите?..

Гилота коротко взглянула на часы. Времени оставалось лишь на один вопрос и ответ.

— Оруженосец сэра Вьятта. Он ещё жив?

— Жив, но я ведь сказал — бедняга слишком изуродован. Его содержат где-то взаперти.

Гилота поднялась, и складки её одежды расправились со змеиным шелестом.

— Что такое?.. Время? — всполошился Эревард.

Она кивнула.

— Давайте готовить вас к приёму снадобья.