Лондон, 1876
Аплодисменты не смолкали.
Сердце Джейн радостно пело. Когда она снова вышла – одна – на огромную пустую сцену и присела в реверансе, аплодисменты усилились. Джейн выглядела чудесно в мерцающем голубом шифоне. Ей подумалось, что, может быть, на этот раз аплодисменты перейдут в те громовые овации, что сопровождали выступления ее матери. Но, едва закончив поклон, она уже слышала, что волнение в зале утихает. Продолжая улыбаться, Джейн в последний раз кивнула публике и ушла со сцены.
Едва она очутилась за кулисами, улыбка исчезла с ее лица. И радостное возбуждение уступило место отчаянию. Джейн казалось, что она задыхается. Неужели ей никогда не добиться таких же оваций, какие доставались ее матери?
Будет ли она когда-нибудь так же хороша на сцене, как ее мать?
– Джейн, дорогая, ты была просто великолепна!
Джейн с трудом улыбнулась Роберту Гордону. Он сиял. Подойдя к Джейн, он мягко обнял ее за плечи. Джейн на мгновение прижалась к нему.
Роберт – седеющий мужчина средних лет, с усами, – бросил на нее внимательный взгляд и пошел вместе с ней в ее грим-уборную. Джейн упала на темно-красный, бархатный диванчик, чувствуя себя совершенно измотанной. Роберт поспешил откупорить бутылку шампанского. Он протянул актрисе бокал.
– Ты была великолепна, Джейн! – искренне сказал он. Джейн посмотрела на него; ее глаза казались невероятно голубыми и невероятно огромными на покрытом белым сценическим гримом лице, с ярко накрашенными губами и щеками.
– Это тебе кажется.
– Джейн! – В голосе Роберта прозвучал легкий укор. Джейн отпила немного шампанского и, откинув назад голову, прикрыла глаза.
– Джейн, ты очень талантлива, – продолжал Роберт. – Ты играешь всего три недели, и весь Лондон уже очарован тобой! На сегодняшний спектакль почти все билеты продали!
Джейн открыла глаза.
– Но ведь и завтра будет точно то же самое, не так ли, Роберт? Критики говорят, что я очень талантлива – для моих лет. И они гадают – стану ли я так же хороша, как моя мать! – Джейн резко взмахнула бокалом. – Я устала от того, что меня постоянно сравнивают с матерью! Устала!
Роберт подошел к ней и ласково положил руку ей на плечо.
– Но ты и в самом деле молода. И талантлива. Дай себе время!
Джейн потерла глаза.
– Извини, Роберт, я чуть жива. – Она встала с дивана и перешла к туалетному столу. Когда она принялась снимать грим, Роберт оставил ее одну. А Джейн, покончив с гримом, распустила волосы, уложенные в тяжелый шиньон, и завязала их в простой «хвост». Тут вернулся Роберт с целой охапкой роз. Джейн невольно улыбнулась.
– Хочешь просмотреть визитные карточки? – спросил Роберт.
– Они все с объяснениями?
– Само собой.
Джейн рассмеялась и покачала головой.
– Я заберу цветы домой, – сказала она. – Здесь их уже некуда поставить.
И это было чистой правдой. Вазы, полные цветов, стояли везде: на туалетном столе, на столике с напитками, возле дивана, во всех углах. Что ж, подумала Джейн, по крайней мере в этом она похожа на мать. У нее масса поклонников и обожателей, и они ее совершенно не интересуют. Она даже не хотела знать, кто они такие.
Джейн и Роберт вышли через черный ход театра, чтобы избежать встречи с мужчинами, ждущими актрису неподалеку от гримерной – они надеялись хоть на мгновение увидеть ее, обменяться с ней словечком. Так было каждый вечер. Поначалу Джейн это льстило, потом стало забавлять. А теперь она уже принимала внимание и восхищение как часть своей жизни и относилась к ним спокойно, как и к своему новому прозвищу – Маленький Ангел. Наверное, кто-то вспомнил, что ее в свое время называли Ангелом Сандры, когда она, ребенком, выступала в театре, и тут же появился новый вариант этого имени. Джейн лишь радовалась, что на этот раз имя матери осталось в стороне; иначе ей бы пришлось нести слишком тяжелый крест.
На Пикадилли, где располагался театр «Критерион», движение было весьма оживленным; но улочка, куда выводил запасной выход, выглядела совершенно пустынной. «Критерион» построили всего два года назад как дополнение к весьма популярному ресторану «Критерион». Но за два года многое сильно изменилось. Все лондонские театры давали теперь настоящие представления, в них играли большие пьесы вместо прежних, коротких интермедий. И актерские труппы больше не ездили взад и вперед по всей Англии. Состав труппы мало изменялся с новой постановкой. Об успехе новой театральной политики свидетельствовал тот факт, что пьеса, в которой играла сейчас Джейн, – комедия Джеймса Альбери «Розовое домино» – держалась на сцене уже много дней.
Джейн, поплотнее закутавшись в шаль, села в коляску Роберта. По вечерам было прохладно, несмотря на то, что была середина июня. Джейн очень устала, и Роберт понимал это, как понимал все и всегда, и потому он молчал. В душевном порыве Джейн протянула руку и на мгновение сжала пальцы Роберта, ощутив короткое ответное пожатие. Она просто не представляла, что бы она делала без Роберта.
Она бы просто не смогла выжить без Роберта, она бы погибла тогда, расставшись с графом Драгморским.
В те дни, около двух лет назад, Роберт все еще находился в театре «Лицей» и Джейн сразу отыскала его. Тогда ее внутренний мир все еще оставался нетронутым – потрясенным, но нетронутым, потому что она ждала: граф вот-вот явится за ней. Пусть не из любви, пусть из чувства долга. Но в глубине души, в глубине сердца она хранила надежду: он разыщет ее, потому что вдруг поймет, что любит ее, что не может жить без нее. Но он так и не пришел.
И вот тогда ее мир разбился как стеклянный стакан.
Но Роберт собрал все до единого осколки. Джейн, горюющая и несчастная, осталась у него. А он постоянно водил ее в свой театр, и вот, после нескольких месяцев тяжелой депрессии, Джейн вдруг ощутила, что в ее душе вновь пробудилась любовь к сцене. И Джейн понемногу стала улыбаться – и плакать уже гораздо реже.
Ей очень хотелось возненавидеть графа, но она знала, что такого никогда не случится.
У Джейн был небольшой дом на Глосестер-стрит. Поначалу она жила у Роберта, но вскоре оба они сочли это не слишком удобным. И у Джейн появилось собственное жилище: небольшой трехэтажный домик из желтого кирпича. У Джейн был даже небольшой дворик позади дома, где цвели маргаритки и анютины глазки и стояли качели. Один из рабочих сцены покрасил их для Джейн в чудесный перламутрово-розовый цвет. А перед домом росли старые вязы.
– Роберт, я ужасно устала, – сказала Джейн, надеясь, что тот не станет заходить к ней.
– Я понимаю. Я заеду утром. – Он внимательно посмотрел на нее.
Джейн подставила ему щеку для поцелуя.
– Спокойной ночи! – И Джейн одарила Роберта улыбкой, которую весь Лондон называл ангельской. Выскользнув из коляски, она вошла в решетчатые кованые ворота и направилась к дому.
Молли ждала ее.
– Добрый вечер, мэм, что, опять цветы? – На ее лице расцвела веселая улыбка. – Как прошел спектакль?
Джейн улыбнулась в ответ:
– Неплохо. Возьми их, поставь в воду, пожалуйста. Молли рассмеялась, принимая полную охапку роз.
– Ростбиф на плите, мэм, теплый.
– Может быть, попозже, – сказала Джейн, провожая взглядом Молли, уносившую цветы. Да, она и сама не понимала, что подтолкнуло ее тогда, в давно минувшую ночь, предложить Молли сбежать вместе с ней, но горничная мгновенно согласилась. Самостоятельная жизнь в Лондоне показалась ей чрезвычайно привлекательной.
Джейн торопливо поднялась наверх, постукивая каблучками, и осторожно открыла дверь спальни. Внутри горел один лишь маленький ночник, освещая изголовье кроватки, раскрашенной в голубые, розовые и белые цвета. На стенах танцевали нарисованные на обоях клоуны в желто-голубых костюмах, вились розовые ленты. На полу валялись куклы, и новенькая черно-белая деревянная лошадка весело скалила зубы на Джейн с середины комнаты. Джейн подошла к кроватке, чтобы взглянуть на дочь.
Джейн улыбнулась, потому что она всегда улыбалась при виде Николь – у нее мгновенно теплело на душе, она чувствовала себя счастливой.
И никто в мире не знал о существовании девочки.
Никто не мог отобрать ее у Джейн.
Джейн ничуть не сомневалась, что если бы он узнал о дочери, он бы мгновенно отыскал Джейн и отобрал Николь. Одна лишь мысль об этом приводила Джейн в отчаяние – ив ярость. Ее мгновенно охватывал бешеный материнский гнев. Вот если бы он сразу бросился за ней следом – тогда ребенок принадлежал бы им обоим. Но теперь он утратил все права на девочку. Николь принадлежала ей. Только ей. И она не позволит ему завладеть ею. Никогда.
Молли понимала это, и Роберт понимал. Лишь они знали тайну Джейн. Конечно, жить так было ужасно – Джейн постоянно казалось, что ее вот-вот настигнет огнедышащий дракон, что в один ужасный день ее тайна раскроется, что он явится и заберет Николь.
Джейн не желала проявлять хоть какое-то сочувствие к графу Драгморскому. Она отказывалась признавать его права, она не думала, что он должен знать о рождении дочери. Ее не интересовали его чувства… и что он мог бы стать хорошим отцом. У него был Чед. А Николь принадлежала ей.
Вдруг до нее донеслись торопливые шаги Молли, поднимающейся по лестнице. Молли почти бежала, а значит – что-то случилось. Джейн выпрямилась, бросив еще один взгляд на годовалую дочь… ей очень хотелось погладить темные кудряшки на ее головке, но Джейн воздержалась. Она бесшумно вышла из детской, плотно закрыла дверь и прислонилась к ней. Молли, задыхающаяся, с вытаращенными глазами, уже поднялась наверх. Джейн застыла, глядя на нее.
– Ну, в чем дело? Что случилось?
– Ох, Боже милостивый! – воскликнула Молли. Она была очень бледна. – Там постучали, в дверь, и я выглянула в окно, но снаружи темно очень, так что я увидела только, что на ступенях стоит джентльмен, и я подумала, что это Роберт вернулся! Ох, зачем я только открыла дверь!
Сердце Джейн остановилось.
– Но, мэм, так уж вышло! Он здесь!
Джейн показалось, что ее сердце совсем перестало биться. Но потом она с трудом взяла себя в руки.
– Отошли его! – прошипела она. – Скажи, меня нет дома! Скорей! – И в ее уме мгновенно возник план побега.
Потому что она должна была бежать.
Благоразумие покинуло ее. Она знала одно: он здесь. Пришел ли он за Николь? Знает ли он о существовании дочери? Боже, если так, он будет преследовать их до скончания века! Она должна немедленно забрать спящего ребенка, бежать, через заднюю дверь, в ночь.
Молли развернулась было, чтобы спуститься вниз, но застыла, услышав тяжелые шаги на лестнице. Она бросила на Джейн отчаянный взгляд. Слишком поздно… он уже близко! Джейн понимала, что не должна позволить ему очутиться здесь. Ей нужно любой ценой выиграть время. Она бросилась вперед, оттолкнув Молли, помчалась вниз по ступеням – и очутилась лицом к лицу с пришедшим.
– Линдлей!
Внизу на ступенях стоял граф Равесфорд. Они посмотрели друг другу в глаза. Глаза Джейн были огромными и удивленными; глаза Линдлея – теплыми и добрыми. Джейн на мгновение почувствовала облегчение, но тут же снова встревожилась.
– Вы один? – резко спросила она.
– Да. Джейн, я…
Джейн тяжело прислонилась к стене. Ее сердце бешено колотилось, на лбу и на груди выступила испарина.
– Как вы меня нашли?
– Простите, – сказал Линдлей, – я вас расстроил.
– Нет, все в порядке. – И тут в голове Джейн мелькнула ужасная мысль. Если Линдлей узнал, где она живет, то, может быть, об этом знает и граф? Джейн постаралась сосредоточиться. Ей необходимо быть спокойной, собранной. – Извините меня, Джон. Я совсем забыла о хороших манерах. Но это от потрясения. Идемте вниз, в гостиную.
– Это вы должны меня извинить, – сказал Линдлей, поворачиваясь и начиная спускаться. – Но я просто должен был прийти, хотя и боялся, что вы не захотите меня видеть. Простите мою дерзость.
Внизу, в освещенном холле, вдали от спальни Николь, Джейн почувствовала себя гораздо спокойнее. Она вздохнула.
– Вы прощены, – искренне сказала она и улыбнулась, хотя ее сердце все еще билось слишком сильно после пережитого испуга. А мысли по-прежнему метались. Может быть, граф где-то рядом? Знает ли он, где она поселилась? Не он ли послал Линдлея? А что, если Линдлей узнает о Николь? – Пойдемте в гостиную.
– Благодарю вас, – откликнулся Линдлей.
Джейн, пропустив его в дверь, схватила за руку подкравшуюся Молли и яростно зашептала:
– Сиди с ней рядом! Не позволяй ей заплакать! Молли кивнула и умчалась наверх.
Джейн, собравшись с силами, вошла в гостиную. Линдлей встретил ее открытым, пылким, одобрительным взглядом. Джейн вопросительно посмотрела на него:
– Итак?
– Вы уже не похожи на школьницу, – мягко сказал Линдлей.
Джейн даже не порозовела.
– Да, уже не похожа. Улыбка Линдлея растаяла.
– Вы так прекрасны… прекраснее, чем были прежде, я думаю. Джейн, когда я сегодня увидел вас на сцене, у меня просто дыхание перехватило, клянусь! Я просто должен был вас отыскать – ну хотя бы для того, чтобы поздороваться и узнать, как вы поживаете.
– Как видите, у меня все в порядке, – ответила Джейн. – У меня есть все, чего я хочу. – Она слегка пожала плечами и повернулась к буфету. – Немного бренди, Джон?
– Все, чего вы хотите?
Джейн, стоявшая спиной к Линдлею, насторожилась.
– Да, все. Я играю на сцене, мои мечты сбылись.
«Лгунья!» – прозвенело у нее в голове.
– Я рад за вас, – мягко сказал Линдлей.
Джейн подала ему бренди, а себе налила немного шерри. Линдлей не сводил с нее глаз.
– Ну, – небрежным тоном заговорила Джейн, – кто же составил вам компанию сегодня вечером? Кто-нибудь, кого я знаю?
– Нет, его со мной не было, – тихо ответил Линдлей. Джейн посмотрела на него и тут же опустила глаза. Ее пальцы крепко сжали стакан. Ей хотелось спросить, где же был граф. Она чувствовала и облегчение и разочарование. И отказывалась анализировать свои чувства.
– Он в Драгморе, – сообщил Линдлей, внимательно глядя на нее.
Джейн безразлично передернула плечами. Но поняла, что в ее голове неотступно вертится мысль: «Как он там?»
– Как же вы нашли меня? – быстро спросила она, ненавидя собственное сердце за то, что оно не желало забывать.
– Да просто поехал следом за вами, – весело улыбнулся Линдлей. – Возле вашей гримерной топтались по меньшей мере две дюжины джентльменов, и я видел, что у меня там нет ни малейшего шанса. – Он усмехнулся. – Я провел небольшое расследование, разузнал о запасном выходе, увидел, как вы с вашим другом выходите через него… ну, и отправился следом.
– Бесстыдник, – с улыбкой выбранила его Джейн. Линдлей уставился на стакан, вертя его в длинных мускулистых пальцах.
– Что случилось, Джейн? Джейн замерла.
– Извините, что вмешиваюсь. – продолжил Линдлей. – Но… от Ника ведь ничего не добиться. Через несколько дней после вечера у моей сестры я заехал к нему, я хотел помириться, если это возможно. Однако дом был заперт, и я узнал, что якобы вы с ним уехали в Драгмор. Месяц спустя я был в Суссексе, заехал к нему, – но вас там не оказалось. Ник сказал, что вы уехали к друзьям вашей матери, в Лондон. И он вообще не желал разговаривать на эту тему. Я просто чувствовал, что если я попытаюсь настаивать, – это окажется опасным для моей жизни!
Джейн сумела изобразить чарующую улыбку; в конце концов, она ведь была актрисой!
– Но больше и нечего сказать! Я не хотела выходить замуж, вот и все. Моя жизнь, – она сделала величественный жест, – здесь!
Линдлей всматривался в нее. Он смотрел слишком внимательно, слишком испытующе, а у Джейн было так много тайн… и потому она отвела взгляд. И лишь когда почувствовала уверенность, что ни один секрет не всплывет на поверхность, снова посмотрела на Линдлея и улыбнулась.
– Надеюсь, вы никому не расскажете о том, где я скрываюсь. Никому!
Линдлей посмотрел ей прямо в глаза:
– Вы прячетесь от кого-то, Джейн?
– Разумеется нет!
– Забавно… видите ли, я знаю Ника как никто другой. Хотя и я не знаю его до конца. Но мне что-то с трудом верится, что он позволил бы вам вернуться в театр.
– О, мы из-за этого отчаянно поругались! – спокойно сказала Джейн. – Но результат вы видите.
– Да, конечно. – И Линдлей сказал внезапно: – Джейн, вы очень изменились. Я не могу понять, в чем дело. Во всяком случае, не в том, что вы стали старше, расцвели, нет. Тут что-то другое.
– Само собой, я изменилась, – перебила его Джейн. – Мне уже не семнадцать, мне девятнадцать. Я давно не так наивна, я знаю, что такое жизнь. – «Слишком хорошо знаю», – хотелось добавить ей, но она промолчала.
Линдлей снова окинул ее изучающим взглядом, таким пристальным, что она отвернулась. В ее душе вдруг всколыхнулись горечь и печаль, и она не хотела, чтобы Линдлей их заметил.
– Вам понравился спектакль?
– Невероятно, – пылко откликнулся он. – Вы изумительная актриса, Джейн!
– Изумительная? – эхом повторила она. И невольно вспомнила сегодняшние аплодисменты – горячие, но не слишком. Завтра, без сомнения, критики будут хвалить представление, хвалить ее игру. Редкостная красавица, напишут они, совсем как ее мать. Но станет ли она когда-нибудь такой же великой актрисой, как ее мать…
И Джейн вдруг представила себе, что среди публики находится Ник – мрачный и молчаливый, с неподвижным лицом наблюдающий за ее игрой.
Джейн тревожно шевельнулась. В ее сердце, в ее душе звучало так много вопросов. Больше всего ей хотелось знать, как он живет.
И почему не пришел за ней?
Почему?
Линдлей твердил себе, что не следует быть дураком. Но все равно на следующее утро он послал Джейн букет белых лилий. Их хрупкая бледность напоминала ему о Джейн.
И он гадал, какие события так изменили девушку, сделав ее «женщиной с тайной».
И еще Линдлей гадал, что сделает Шелтон, если узнает, что он видится с Джейн.
Линдлей был глубоко задет. Он не был глупцом, никогда не был. И не обманывал себя. Он прекрасно помнил то лето, почти два года назад. Он помнил огромные голубые глаза Джейн, он помнил, как вел себя Ник. Да, Шелтон был мрачнее и злее, чем обычно, и Линдлей прекрасно видел, что Ник тоже увлечен девушкой. И Линдлею казалось удивительным и странным, что Шелтон позволил ей пойти на сцену.
Линдлей ничего не мог поделать с собой; твердя себе, что они с Джейн – просто друзья, он послал ей приглашение на чай. Приглашение было вежливо отклонено письмом, доставленным горничной.
На следующее приглашение тоже последовал отказ, и Линдлей, не полагаясь больше на случайность, спустя три дня отправился к уютному домику на Глосестер-стрит. Линдлей вовсе не был слишком уж увлечен, для этого он был достаточно светским человеком, однако он был изрядно заинтригован и чересчур много думал о Джейн. Его проводили в гостиную, и вскоре к нему вышла Джейн, казавшаяся и прекрасной, и невинной – невозможное сочетание, подумал Линдлей. На ней было роскошное платье винно-красного цвета.
– Добрый день, Джон, – вежливо и прохладно поздоровалась она. И в ее глазах мелькнуло предостережение.
– Здравствуйте, Джейн! – Он взял ее руку и осторожно поцеловал. Она не вспыхнула и не отдернула руку, как два года назад, и Линдлей подумал, сколько же она теперь имеет поклонников? И любовников? Это была грубая мысль, прежде у него таких не возникало, и он тут же отбросил ее. Но уж конечно, не он один интересовался этой девушкой. Она была очаровательна, в ней самым тревожным и загадочным образом сочетались светскость и невинность, и Линдлей не в силах был справиться с собой.
– Джейн, мне кажется, вам не хотелось видеть меня. – Само собой, он ждал, что она вежливо опровергнет его слова, а он скажет, как стремился к встрече.
– У вас есть какое-то дело?
От удивления он вытаращил глаза.
– Зачем вы пришли?
– Джейн, вы прекрасная женщина, и вы мой старый друг – ну, по крайней мере, мне так кажется. Почему бы мне и не повидать вас?
– В моей жизни нет времени ни на что, кроме работы, – твердо ответила Джейн.
– Мне трудно в это поверить, – веселым тоном произнес Линдлей, хотя его очень задел ее ответ. Он не привык к подобному.
Наверное, это было написано на его лице, потому что взгляд Джейн смягчился, и она легко коснулась его руки.
– Извините. Я веду себя ужасно грубо, хотя вы всегда были так добры ко мне. Может быть, погуляем вместе в парке.
– Как насчет Ковент-гардена? – предложил он улыбаясь. Обида его мгновенно прошла.
Джейн одарила его сияющей улыбкой.
– Отлично! – сказала она.
Две недели спустя до Линдлея дошли слухи, что Шелтон приехал в Лондон. Он ощутил мгновенный укол совести, но тут же сказал себе, что глупо было бы с его стороны чувствовать себя виноватым, из-за того, что четыре или пять раз встречался с Джейн. И намеревался встретиться снова.
Она была изумительной подругой – всегда веселой и смешливой, и она была так прекрасна! И Линдлей давно перестал дурачить себя и уже не думал, что хочет быть ей лишь другом. Но он и не любил ее, что было лишь к лучшему, потому что он не мог позволить себе влюбиться в актрису – ведь в один прекрасный день ему предстояло жениться на девушке своего круга. Пока они оставались друзьями, но Линдлей надеялся, что вскоре Джейн станет его любовницей.
Но Джейн, несмотря ни на что, была настоящей леди, и она была так молода, ее невинность ощущалась во всем (но иной раз Линдлея ужасно смущала ее жизненная искушенность!)… Линдлей даже не пытался ни разу поцеловать ее. Но теперь, прослышав о появлении Шелтона, Линдлей встревожился. Ведь Джейн было всего девятнадцать. Может быть, юридически она все еще является подопечной графа Драгморского? При этой мысли Линдлей почувствовал себя так, словно его с ног до головы окатили ледяной водой.
Он не собирался говорить с графом о Джейн, но сомневался – будет ли это хорошо? Или лучше все же коснуться больной темы? Но ведь не может же он сказать своему лучшему другу, что хотел бы сделать его подопечную, ставшую актрисой, своей любовницей?! В общем, все было ужасно запутанным.
Граф был рад видеть Линдлея.
– А я-то все гадал, когда ты удосужишься заглянуть, – сказал он, и углы его губ тронула чуть заметная улыбка.
Линдлей усмехнулся в ответ:
– Да ведь ты знаешь, где я живу, старина!
– Но я и тебя самого знаю, – возразил Ник. – Ты можешь затащить в постель кого угодно, а я совсем не хочу мешать твоим развлечениям!
Линдлей расхохотался.
– А как поживает Амелия, и Женевьева, и та испанская танцовщица? Как ее? Тереза?
Наплевав на приличия, мужчины принялись за кофе, обильно сдобренный бренди, несмотря на то, что было всего лишь десять утра; они обсудили все последние городские новости, интересные сплетни и свои собственные дела. Они давно забыли о тех событиях, которые заставили графа выгнать Линдлея из Драгмора, и все же Линдлей чувствовал, что между ними что-то переменилось и понимал, что вряд ли их отношения станут прежними. Он достаточно хорошо знал Шелтона, чтобы сообразить: тот все еще держит на него зуб. Шелтон простил его за слишком вольное обращение с Джейн. Простил, но не забыл.
– Я видел ее, – примерно через час сказал Линдлей.
– Кого? – спросил граф, глубоко затягиваясь дымом сигары. – Амелию?
Линдлей покачал головой и допил остатки крепкого кофе.
– Джейн Беркли.
Граф на мгновение напрягся, его глаза расширились. Но тут же он уставился на чашку с кофе, взял ее, отпил глоток… и Линдлей заметил, что его рука слегка дрожит. Линдлей нахмурился.
Граф ничего не сказал. Его лицо приобрело непроницаемое выражение. Все еще хмурясь, Линдлей продолжил:
– Она очень хороша, старина. Я ее видел на сцене. Критикам она тоже нравится. Прекрасна! Неожиданна! Даже в Патриции не было ничего подобного – это невинность и чувственность вместе. Полагаю, ты поступил правильно, позволив ей уйти в театр. Должен сказать, там она явно на месте. Но не знаю, станет ли она такой же великой актрисой, как ее мать.
Граф уставился на него потемневшими глазами и Линдлей решил, что друг разгневан. Но Линдлей не понимал, что послужило тому причиной. Однако в сидящем напротив него человеке чувствовалось явное и сильное напряжение.
– Ты говоришь так, словно влюблен в нее, – ровным тоном произнес граф.
Линдлею вдруг захотелось как-нибудь изменить тему, но он подавил в себе это желание.
– Не сходи с ума! У меня десяток любовниц, как тебе прекрасно известно.
Граф глубоко вздохнул:
– А она тебя видела?
Линдлей заколебался. Если он хотел говорить откровенно, то сейчас был самый подходящий момент. И он сказал:
– Мы поговорили после спектакля.
Граф промолчал, его взгляд обратился к окну, к обсаженной деревьями площади за стеклом. Начинался дождь, мелкий и унылый.
– Она все еще твоя подопечная? – вдруг спросил Линдлей.
– Юридически – да, – ответил Шелтон.
Линдлея охватило жестокое разочарование. Похоже, ему придется остаться другом Джейн, несмотря на все его романтические притязания. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока она не достигнет совершеннолетия.
Однако Линдлей не удержался и от следующего вопроса:
– Ты не собираешься повидать ее? Она играет в «Критерионе».
Граф с яростью ткнул сигару в пепельницу.
– Нет! – Он встал. – У меня свидание с Амелией, у Хэррода, мы там обедаем. Хочешь присоединиться?
Линдлей вежливо отказался. Ответ графа порадовал его.
В зрительном зале было темно и тихо, публика, словно зачарованная, следила за Джейн, освещенной яркими лучами прожекторов.
Он стоял совершенно неподвижно, прислонясь окаменевшей спиной к двери, ведущей в фойе. Он не собирался отыскивать место, чтобы сесть, но не собирался и уходить. Шел уже третий, последний акт, но Ник только что приехал. И он смотрел на сцену, не в силах отвести глаз от актрисы, как, впрочем, и все остальные в зале.
Но мысленно граф Драгморский отчаянно ругался. Видит Бог, он ненавидел эту женщину! Но ведь прошло так много времени… он-то думал, что ничего не почувствует, увидев ее. Что он будет холоден и безразличен. Однако ничего подобного на безразличие он не ощущал; напротив, его кровь кипела от горячего гнева. Граф содрогался от злости!
Услышав вчера о Джейн, он не смог удержаться. Да, она была прекрасна – Линдлей говорил правду. В ней ощущалось странное противоречие между ангельской невинностью и плотской чувственностью. Губы графа насмешливо скривились. Хотел бы он знать, скольких любовников она имела за прошедшее время. Он твердил себе, что его это не касается, но тут же, не сдержавшись, выругался вслух.
– Ш-шш! – тут же зашипели на него ближайшие зрители. Он пытался заставить себя уйти… но ничего не получалось.
А когда актриса отпустила особо забавную шутку и зал раскатился весельем, граф даже не улыбнулся. Ведь она бросила его. Он любил ее – а она его бросила.
Но как бы ни силен был в это мгновение гнев в душе графа, отчаяние было сильнее. Он не должен был позволять ей жить в Лондоне одной, без защиты. Впрочем, когда она сбежала, граф немедленно направил человека к Гордону, в театр «Лицей», чтобы убедиться: она добралась до места в целости и сохранности. А потом он отдался гневу и ненависти, проводил дни в черном отчаянии и находил утешение в бутылке, запираясь на долгие часы в библиотеке. Через несколько дней он все же слегка опомнился и уехал в Драгмор. Гнев и боль немного утихли, а когда прошло несколько месяцев, он уже вообще ничего не чувствовал.
Он лишь раз встретился с Гордоном, чтобы уточнить размер пособия, которое он выплачивал для Джейн. Потому что она по-прежнему оставалась его подопечной. Гордон заверил его, что Джейн совсем не является для него тяжким бременем, что он любит ее, как любил бы родную дочь, и всегда был другом ее матери. Но граф, не удовлетворенный этим, решил оказывать девушке денежную поддержку. Разумеется, он не встречался с самой Джейн, еще чего не хватало! Он вообще выбросил ее из головы.
Ну, если не считать, конечно, тех одиноких мгновений в темноте, когда она вдруг являлась ему, и он, полусонный, тянулся к ней… но она исчезала, ее не было рядом.
Спектакль закончился, и Джейн вышла с поклоном – одна на огромной сцене, перед зрителями, вопящими от восторга. Граф стоял, словно окаменев, и ни на секунду не отводил от нее взгляда. А она сияла улыбкой, взволнованная, радостная, и, когда кто-то бросил к ее ногам охапку красных роз, рассмеялась и, взяв один цветок, бросила его обратно в публику. Граф почувствовал, как в броне его ненависти появилась основательная трещина. Радость Джейн была такой заразительной. Граф в отчаянии попытался поплотнее укрыться за злобными чувствами, он напряженно выпрямился, изобразив на лице отвращение. Джейн под крики: «Ангел! Ангел! Наш Ангел!» скрылась за кулисами.
«Ангел, – яростно подумал граф. – Ведьма она, а не ангел!» И он так стиснул кулаки, что самому стало больно.
В фойе он остановился. Толпа текла вокруг него; как обычно, люди старались обойти его сторонкой и вовсю таращили на него глаза. Те, кто узнавали его, тут же начинали оживленно перешептываться, но все заглушали разговоры о Джейн – со всех сторон звучали похвалы ей, особенно из уст мужчин. Ник почувствовал, как в его душе зреет некое мрачное намерение. И при этом, к сожалению, он ощутил также, что все его тело горит и пульсирует. Он прекрасно знал, что ему, черт бы все побрал, следует немедленно направиться к выходу из театра. Но вместо этого он развернулся и резко зашагал за сцену.
Взволнованная, Джейн улыбалась. Она знала, что сегодня играла так хорошо, как никогда прежде, и ей незачем было ждать завтрашних газет, чтобы убедиться в этом.
– Джон, – воскликнула она, резко поворачиваясь, и ее легкое шифоновое платье взметнулось вокруг нее. – Разве я когда-нибудь играла лучше?
Линдлей усмехнулся:
– Вряд ли, дорогая, вряд ли.
Джейн повернулась к Роберту Гордону.
– А ты что скажешь?
– Это было замечательно, – искренне ответил Роберт. – Может быть, нам даже следует это отпраздновать?
Глубокий, чарующий смех Джейн прозвучал чрезвычайно заразительно.
– Мне хочется танцевать!
– Ну, это легко устроить, – с жаром откликнулся Линдлей, хватая девушку за руку и притягивая к себе. – Позволите пригласить вас на танец, Джейн? И на ужин?
Джейн кокетливо посмотрела на него; у нее было слишком хорошее настроение, она чувствовала себя так, словно в любую минуту может, словно настоящий ангел, взлететь к облакам. Она открыла рот, чтобы ответить, зная, что может позволить себе немножко пофлиртовать и может в любую минуту прекратить кокетство, когда снаружи вдруг кто-то яростно заколотил в дверь.
Стук повторился снова и снова, кто-то изо всех сил лупил в дверь, и она содрогнулась.
В гримерной все замерли, потом Гордон шагнул вперед, гневно нахмурившись. Но в Джейн заговорили инстинкт и интуиция.
– Нет! – взвизгнула она. – Не открывай!
– Кто там? – резко спросил Гордон, подойдя к двери. – Незачем выламывать двери, старина!
– Это граф Драгморский! – послышался леденящий ответ. Джейн побелела.
Взглянув на ее лицо, Линдлей схватил ее за плечи.
– Все в порядке!
– Нет! Не в порядке! – отчаянно закричала Джейн, цепляясь за Линдлея. И тут же безумными глазами уставилась на Роберта. – Не открывай! Не впускай его! – Сквозь паническое кружение мыслей в голове Джейн прорвалось желание сбежать.
– Джейн! – Гордон по-прежнему хмурился. – Мы должны вести себя цивилизо…
Но Джейн уже бросилась через гримерную, к запасному выходу; страх придал ей сил.
– Задержите его, – прошипела она, обращаясь к мужчинам. – Задержите, скажите, что я куда-нибудь вышла, что я скоро вернусь… пожалуйста! – Ни у одного из джентльменов не хватило духу сказать что-либо против. И Джейн выскочила на улицу, даже не прикрыв за собой дверь.
Стук повторился.
– Открой эту чертову дверь. Гордон! – требовал граф. – Сейчас же открой! Пока я ее не вышиб!
Гордон с Линдлеем переглянулись.
– Наверное, вам лучше и вправду открыть, – сказал Линдлей, глядя на запасный выход, где ичезла Джейн. Ему очень не понравилась реакция Джейн на появление графа, очень не понравилась.
– Дадим ей еще минутку, – тихо ответил Гордон. – Хотя почему она…
Грохот возобновился, дерево затрещало, дверь гримерной слетела с петель под нажимом плеч графа. Ник ввалился в гримерную, на его лице была написана отчаянная решимость… и тут он увидел Линдлея. В нем вспыхнул бешеный, слепой гнев. Он обшарил взглядом комнату, в поисках Джейн.
– Где она?! Я знаю, она тут была – я слышал!
– Она скоро вернется, – спокойно сказал Гордон. – Черт побери, Шелтон, совершенно ни к чему было ломать двери!
Но Ник не слушал его. Он яростно уставился на Линдлея.
– А ты какого дьявола здесь делаешь?! Линдлей беззаботно улыбнулся:
– То же самое, что и ты, – зашел повидать Джейн. Они пристально посмотрели друг другу в глаза.
Потом граф снова огляделся по сторонам, рассматривая пышный ковер, бархатный диван, столик с напитками, большой туалетный стол с зеркалом в золоченой раме. Он увидел множество ваз, наполненных цветами, и китайскую ширму – в ее черно-золотых рамках были натянуты шелковые картины, изображающие драконов. Взгляд графа задержался на легком и пышном голубом атласном платье, висящем на ширме. И тут граф заметил вторую дверь – неподалеку от туалетного стола… одним прыжком он очутился возле нее и резко распахнул. И недоверчиво уставился в темный переулок. А потом медленно повернулся.
– Так она ушла, – сказал он, с трудом сдерживая себя.
Ни Линдлей, ни Гордон не произнесли в ответ ни звука.
Граф яростно заорал и одним взмахом руки сбросил на пол стоявшие на туалетном столе баночки с гримом и кремами, вазон с розами – все с грохотом и звоном рассыпалось по комнате.
А за этим последовало молчание. Его нарушил граф.
– Где она?
Линдлей даже не шевельнулся, но Гордон поморщился.
– Где она?! – Гордон не ответил, и граф резко шагнул вперед. Схватив менеджера, он прижал его к стене. Гордон вскрикнул. – Говори, черт бы тебя побрал, или я сверну тебе шею!
Линдлей подскочил к графу сзади, пытаясь оттащить его от Гордона.
– Прекрати, Ник, чтоб тебя! Прекрати!
Графа нападение Линдлея обеспокоило не больше, чем атака какого-нибудь комара, однако он отпустил Гордона. И тут же прислонился к стене, прижавшись к ней лбом и ссутулив плечи. Гордон шарахнулся в сторону.
– Извините, – с трудом произнес граф. – Мне очень жаль…
В эту ночь Джейн не смогла уснуть. Ее мысли были полны Ником.
Она лежала, глядя в потолок, ожидая, прислушиваясь, надеясь услышать стук колес экипажа или топот лошадиных копыт. В груди у нее все сжималось от боли. Каждый мускул тела был напряжен. Джейн была уверена, что граф станет ее преследовать.
Но он не появился.
Он не погнался за ней – точно так же, как два года назад.
Сначала, охваченная паникой, Джейн решила, что Ник явился лишь затем, чтобы увидеть наконец Николь.
Но как он мог узнать о ней? Никому не было известно о существовании ее дочери, никому, кроме нее самой, Молли и Гордона, а этим двоим Джейн полностью доверяла. Джейн вовсе не была склонна к тому, чтобы недооценивать графа, нет. Он был весьма проницателен. И конечно, пришел не для того, чтобы просто поздороваться… или исполнить, как он считал, свой долг. Джейн отказывалась замечать вскипавшую в душе горечь. Но, по крайней мере, поразмыслив, она поняла: о дочери он не мог знать. К рассвету Джейн слегка успокоилась. Нет, он не знает. Но он был так разгневан. Она поняла это по его голосу. Да она и помнила отлично, что он всегда легко гневался. Нужно было совсем немного, чтобы заставить его вспыхнуть… чтобы в его душе загорелся темный огонь.
Она не должна сочувствовать ему.
В тот день Джейн не выходила с дочерью во дворик, чтобы поиграть там и покачаться на качелях. Они сидели дома, на тот случай, если бы граф вдруг явится. Они прятались. Несмотря ни на что, Джейн боялась.
После завтрака, усадив Николь к себе на колени, Джейн принялась размышлять, что же ей делать, в то время как малышка играла лентами в ее волосах. Если бы она была хорошей матерью, думала Джейн, она должна была бы немедленно бросить театр и скрыться вместе с дочкой. Но Джейн знала, что не сможет сделать этого прямо сейчас… вот разве что у нее просто не останется выбора. Но, пожалуй, можно отправить Николь и Молли в Брайтон, пока тут все не утихнет. А она тем временем встретится с графом, выяснит, чего он хочет, разберется, знает ли он о Николь… да! Вот это и следует сделать!
Оставив Николь ненадолго одну в гостиной, Джейн поспешила в кухню.
– Молли, собери вещи! Я хочу, чтобы ты поехала с Николь на недельку в Брайтон!
Молли вытаращила глаза и восторженно пискнула. Ей очень захотелось немножко попутешествовать. Джейн объяснила ей свою мысль, и женщины вместе вышли из кухни, оживленно строя планы.
В дверях гостиной, спиной к ним, стоял мужчина. Он был совершенно неподвижен.
Джейн застыла, прижав руки к груди.
– Джон! Как вы здесь очутились?
Он обернулся. На его лице было написано удивление.
– Дверь была настежь.
Джейн быстро прошла мимо него, к дочери, сидевшей на ковре и игравшей серебряной шкатулкой, которую она как-то умудрилась достать. Опустившись на колени, Джейн обняла девочку.
– Бог мой… – пробормотал Линдлей.
Джейн поднялась, крепко держа дочку, и очень ровным голосом сказала:
– Молли, пожалуйста, закрой и запри входную дверь. Молли стала красной как свекла.
– Извините, мэм. Наверное, я забыла закрыть дверь после того, как молочник приходил.
– Все в порядке, – успокоила ее Джейн, глядя в глаза Линдлею.
Линдлей уставился на Николь. Джейн поцеловала волосы дочери, потерлась о них щекой.
– Думаю, вам лучше уйти, Джон, – с трудом выговорила она, чувствуя, как ее маленький мир рушится. Ее вдруг охватила дрожь.
– Я должен был увидеть вас сегодня, – напряженно откликнулся Линдлей. – Я не спал всю ночь, размышлял о том, что случилось в театре вечером. Думал о том, как вы боялись увидеть его. Вы знаете, что он в конце концов вышиб дверь?
Джейн промолчала. По ее щекам потекли слезы, и она утомленно прикрыла глаза.
– Теперь я понимаю, в чем дело. Это его ребенок, так? Джейн крепче прижала к себе малышку.
– Нет!
– У нее черные волосы, почти такие же черные, как у него. Кожа, правда, не такая смуглая, как у Ника, но и не такая светлая, как у вас. А глаза у нее и не голубые, и не серые, а что-то между этим. Но знаете, что вас выдает? Ее скулы. Высокие, широкие… точь-в-точь как у него. Сколько ей? Дайте подумать… месяцев тринадцать? – Внезапно лицо Линдлея потемнело. – Ублюдок!
Джейн охватила паника.
– Прошу вас! Прошу вас, Джон, если вы… прошу, он не должен ничего знать!
Линдлей удивленно уставился на нее.
– Так он не знает?!
– Если он узнает, он отберет ее у меня, я знаю, он это сделает!
Линдлей молча смотрел на них обеих. Джейн опустила Николь на пол, вытерла слезы… но они набегали снова и снова.
– Прошу вас, Джон… у него есть Чед, а я… я люблю Николь! Пожалуйста, не говорите ему… я так боюсь! Если он узнает, мне не спастись, убеги я хоть в Индию. Пожалуйста! – Она уже рыдала, полностью утратив самообладание.
Линдлей шагнул к ней и обнял. Она плакала, уткнувшись носом в его грудь, а он обнимал ее, гладил ее волосы, плечи.
– Не плачьте, Джейн, не плачьте. Я не скажу ему ни слова. Ну, ну…
Джейн, дрожа, цеплялась за него. Подняв заплаканное лицо, она посмотрела в глаза Линдлею.
– Вы обещаете?
Линдлея на секунду охватило сомнение, и Джейн сразу это увидела. Ее губы скривились. Линдлей застонал, прижимая ее к себе, зарываясь лицом в ее волосы.
– Я обещаю, – хрипло произнес он, зная, что не раз пожалеет о сказанном.
Но он тут же забыл о сожалениях. Джейн была так податлива в его объятиях. Ее грудь прижималась к нему. От нее пахло лилиями. Ее волосы были как шелк. И не в первый уже раз Линдлея охватило желание, обжегшее огнем его пах.
– Джейн… – прошептал он. Ему следовало немедленно отодвинуться от нее, но он не мог.
– Вы так добры. – Она шмыгнула носом. – Так добры…
– К черту доброту! – огрызнулся Линдлей. Он взял Джейн за подбородок и, приподняв ее лицо, крепко поцеловал в губы.
Джейн застыла. Губы Линдлея жадно, испытующе и требовательно впивались в ее рот. Когда он коснулся ее кончиком языка, Джейн чуть приоткрыла губы, позволяя ему проникнуть вглубь. Но Линдлей, сквозь горячий туман, окутавший его мозг, осознал все же, что Джейн не отвечает ему, что она всего лишь позволяет целовать себя. Но он был так напряжен, так близок к взрыву. Наконец он, с огромным трудом взяв себя в руки, отодвинулся от нее. И повернулся к Джейн спиной, чтобы окончательно восстановить самообладание.
Когда он снова посмотрел на Джейн, та открыто встретила его взгляд, держа на руках малышку.
– Извините, – сказал Линдлей. – Но вы и сами знаете, как я желаю вас, Джейн.
– Я думала, мы друзья, – мягко произнесла она.
– Мы друзья, но я хочу большего.
– Я не могу дать вам больше.
– Из-за него?
Джейн покачала головой.
– Нет. Потому что я не люблю вас.
– А его любите?
Джейн не колебалась ни секунды.
– Нет.
Линдлей засунул руки в карманы:
– Похоже, мне от этого немного легче.
– Джон… – Она подошла к нему и коснулась его щеки. – Мне нужна ваша дружба. Я рассчитываю на нее. Не… не бросайте меня, не сейчас. – Ее голос звенел от напряжения.
– Бог мой, Джейн, да я и не собираюсь! – Он осторожно погладил ее волосы, и желание мгновенно вернулось. – Но я мужчина, Джейн, и я не хочу вам лгать. Есть ли у меня шанс?
– Но чего вы хотите? – печально спросила она. – Развлекаться со мной? Сделать меня своей любовницей? Я же знаю, вы не собираетесь жениться на мне.
Линдлей покраснел от стыда.
– Я так и думала, – мягко продолжила Джейн. – Когда-то я считала, что если полюблю, то моя любовь будет свободной. И я знаю, что не стану искать условностей… но… но для этого нужна любовь.
Линдлей чувствовал себя все хуже и хуже; душа его терзалась… и, наверное, именно в это мгновение в нем зародилась искренняя любовь к Джейн.
– Я всегда буду рядом с вами, – сказал он. И знал, что говорит чистую правду.
После того как он увидел ее мельком, он чувствовал настоятельную необходимость увидеть ее снова.
Он не смел спрашивать себя почему. В нем лишь опять бушевала прежняя ярость.
Он допоздна пролежал в постели, что было совсем не в его духе, – но ведь он и лег только на рассвете. У него трещала голова от выпитого вечером виски, и он проклинал голубоглазую блондинку, которую все называли Ангелом. «Да уж, ей это имя подходит, – думал он, скривившись. – И мы с ней – отличная парочка! Властелин Тьмы – и Маленький Ангел!»
– Который час, милый? – спросила Амелия, садясь в кровати и выставляя напоказ большую грудь. Она потянулась, зная, что он наблюдает за ней в зеркало, и приняла соблазнительную позу.
Он снова скривился. Он злобно трахал Амелию прошедшей ночью, ничуть не интересуясь ее чувствами. Во-первых, ее чувства его не беспокоили, черт бы их побрал, а во-вторых – она и сама любила грубый секс. Он повернулся и, прислонясь к бюро, окинул ее откровенно оценивающим взглядом. Амелия лениво улыбнулась и вытянулась на постели, позволив простыне соскользнуть до пухлых бедер. И раскинула ноги.
Ник с отвращением подумал, что Амелия начала жиреть. А может быть, она всегда была такой… перезрелой? В этот момент Амелия слишком напоминала ему корову, и он не мог отогнать от себя вдруг возникший образ Джейн. Он видел ее лишь издали, но она показалась ему стройнее, чем была прежде, и в то же время выглядела невероятно чувственной… она была сиреной, манящей со сцены. Ник попытался припомнить, каким образом – после разрыва, происшедшего два года назад, – он возобновил отношения с наскучившей ему Амелией? Она гонялась за ним с того дня, как он приехал в Лондон той осенью… а ему было все равно, кто сегодня очутится в его постели. И в конце концов он решил, что Амелия просто удобна для него.
– Иди сюда, – промурлыкала Амелия, поглаживая постель возле своего бедра.
Ник внезапно повернулся и вышел, не потрудившись даже закрыть за собой дверь.
– Ну ты и хам! – заорала она ему вслед разочарованным голосом. – Ты стал грубее, чем прежде!
Он не обратил внимания на ее слова. Если ей это не нравится, может убираться; вообще-то, он даже надеялся, что она уйдет. Он распорядился подать экипаж и принялся маленькими глотками пить крепкий кофе; он вдруг почувствовал себя усталым и напряженным, есть ему совершенно не хотелось. Он собирался повидать Джейн. Но сначала еще нужно ее отыскать.
Теперь он сожалел о решении, принятом два года назад, – он тогда обязался поддерживать ее материально, через Роберта Гордона, и сразу дал менеджеру понять, что не желает знать о Джейн хоть что-нибудь. Так что в прошедшие годы он регулярно выписывал чеки, но с Гордоном не перемолвился ни словом. А в результате он даже не знал, где живет Джейн. И теперь ему придется потратить кучу времени на выяснение этого.
Сначала граф отправился на Мэйфер, к Линдлею. Стоило ему вспомнить о том, что он обнаружил Линдлея в гримерной Джейн, как в нем заново вскипел гнев. Ник намеревался разобраться с Линдлеем, но узнал, что того нет дома и что его не ожидают раньше чем к чаю. Ник, конечно, не был уверен в том, что Линдлею известно, где живет Джейн. Впрочем, это зависело от того, насколько хорошо они знают друг друга. А если они – любовники?
Попадись ему Линдлей в эту минуту – Ник убил бы его.
Сбегая по ступеням огромного кирпичного особняка, недавно купленного Линдлеем, Ник старался успокоить себя. И говорил себе, что незачем убивать Линдлея, даже если тот соблазнил… даже если его соблазнила эта маленькая шлюшка. Она наверняка забралась к Линдлею в постель, когда он спал, изрядно выпив, – точно так же, как забралась когда-то к нему самому. Ни один мужчина не сможет устоять при таких обстоятельствах. Да, она была его подопечной, но лишь юридически. Она сама выбрала эту жизнь… без него. Ну так пусть и живет как хочет. Он дает деньги, а уж с кем она трахается, – не его дело. Пусть спит с кем угодно. Включая Линдлея.
Но граф не в силах был успокоиться.
Он знал, где живет Гордон, но того тоже не оказалось дома, и вернуться он должен был лишь поздно вечером, после спектакля. Граф не стал оставлять ему записку.
В театре «Критерион» никто не знал, где живет Джейн; граф чувствовал, что ему говорят правду. И лишь теперь он понял, что Джейн скрывает место своего жительства. Это казалось немного странным, но, вспомнив о пылких поклонниках, ожидавших актрису накануне вечером, Ник решил, что это разумно.
Итак, его поиски оказались тщетными. Ник принялся раздумывать, не нанять ли ему частного детектива, который в несколько дней разузнает о Джейн всю подноготную, но тут же решил, что это будет напрасной тратой времени. Нет, он просто снова поедет к Линдлею в пять часов и посмотрит, что тот ему скажет. А если разговор с Линдлеем не принесет результатов, он просто поймает Джейн перед вечерним спектаклем.
Ей не сбежать от него теперь.
Мужчины напряженно смотрели друг на друга. Наконец Линдлей заговорил. При этом он смотрел Нику прямо в глаза.
– Я не знаю, где она живет.
Граф одарил его яростным взглядом.
– Но ты с ней видишься? Линдлей колебался.
– Мы с ней просто друзья. Граф разозлился.
– Тогда ты должен знать, где она живет!
– Я не знаю, – твердо ответил Линдлей. Слишком твердо.
– Ты лжешь! – Ник был полон недоверия. – Ты лжешь мне! Линдлей помрачнел, но ничего не сказал.
– Черт бы ее побрал! – взорвался вдруг Ник. – Неужели она снова встанет между нами, неужели она разрушит нашу дружбу?!
– Мне очень жаль, – проговорил Линдлей. «Да, черт бы все это побрал, – подумал он. – Она выудила у меня обещание, и я не могу теперь его нарушить!» Он внимательно посмотрел на графа. – Я обещал ей ничего не говорить тебе, – резко произнес он.
Граф нервно прошелся по комнате.
– Я и сам узнаю. Держи свое слово. Ты с ней трахаешься?
– Нет.
Граф достаточно хорошо знал своего друга, чтобы понять: тот говорит правду. И почувствовал огромное облегчение.
– Но почему тебя все это так волнует? – мягко спросил Линдлей. – Ведь не потому же, что юридически она твоя подопечная?
– Ничто меня не волнует, – ровным тоном откликнулся граф. – Я всего лишь хочу знать факты.
– Ну а меня волнует, – сказал Линдлей. – Меня интересует Джейн. Она добрая, она не похожа на других, она заслуживает счастья. Оставь ее в покое, Шелтон. Потому что она, уж не знаю почему, не хочет тебя видеть. Так что просто оставь ее в покое.
Граф, повернувшись спиной к Линдлею, резкими, широкими шагами вышел из комнаты и из дома.
– Мне бы очень хотелось поехать с тобой в Чаринг-Кросс, милая, но я не могу, – ворковала Джейн, обнимая Николь. И тут же она бросила тревожный взгляд на Молли: – Ты все взяла? Деньги? Запасные одеяла? Теплые кофточки?
– Я все-все уложила, мэм, не беспокойтесь, – ответила Молли, протягивая руки к Николь. Они стояли на крыльце дома Джейн. Наемная карета ждала на улице, чтобы отвезти их на вокзал Чаринг-Кросс. Джейн, чтобы избежать любопытных взглядов соседей, надела изящную шляпку с густой непрозрачной вуалью.
Она еще раз прижала к себе дочку.
– Ну, до свиданья, милая, это ведь всего на недельку! – Она протянула малышку Молли и поцеловала горничную в пухлую щеку. – Когда приедете, сразу отправь мне телеграмму, и каждый день посылай! Только не упоминай в телеграммах Николь, просто сообщай, как у вас дела.
– Да, мэм. Не беспокойтесь, мэм, все будет хорошо.
– Да, да, – нервно откликнулась Джейн. Она снова расцеловала их обеих, и Молли, держа в одной руке девочку, а в другой – небольшой чемодан, направилась к карете, стоящей у ворот. Джейн чувствовала, как ее охватывает отчаяние, но она понимала, что в ней говорит глупый материнский инстинкт – она просто боится этого первого расставания с дочерью.
Джейн старалась не думать о завтрашнем дне. Потому что намеревалась завтра встретиться с графом Драгморским.
Он ждал перед театром, на другой стороне улицы, ничуть не скрываясь; но его, заслоняли идущие мимо прохожие, да еще на него падала тень от навеса над окнами аптеки. Он полагал, что она скорее подъедет с боковой улицы, чем с Пикадилли, и оказался прав. Но чего он никак не ожидал, так это увидеть с ней рядом телохранителей.
Ошеломленный и разъяренный, граф проследил взглядом за Джейн, вышедшей из кареты в сопровождении троих мужчин – огромных и мускулистых, вооруженных револьверами и дубинками; нетрудно было понять, что это частные сыщики. Все они исчезли в дверях запасного выхода театра. С ними шел и Гордон.
Ну, по крайней мере, с ними не было Линдлея.
Граф ни секунды не сомневался в том, что Джейн знает: он охотится за ней; сыщики были призваны защитить ее от встречи.
Но чего она так боялась? Неужели она думала, что он способен причинить ей боль? Прошло почти два года с тех пор, когда она без приглашения забралась в его постель. Без приглашения? Ха! Он желал ее каждую минуту в течение того недолгого времени, когда она жила у него в доме и прекрасно осознавал это! Он ничуть не сомневался, что, вздумай она соблазнить его, когда он был бы абсолютно трезв и мрачен, как мировой судья, он ответил бы ей точно тем же.
Но ведь с тех пор прошло два года. Почему она боится его?
Что она скрывает?
Это была не та Джейн, которую он знал, – честная и открытая, прямая и простодушная. У нее появились тайны. И еще… вчера, перед тем, как она сбежала, Ник явственно слышал в ее голосе отчяние, страх и отчаяние.
Любопытство и подозрение Ника возросли.
Но он терпеливо ждал.
И когда спустя несколько часов Джейн вышла из театра, все так же сопровождаемая телохранителями, он побежал за ее каретой, оставаясь на безопасном расстоянии. Граф был в отличной форме, и ему это было совсем нетрудно. Более того, он наслаждался охотой, преследованием. Он держался в тени, подальше от уличных фонарей. Он вспомнил юность, проведенную в диких прериях, и в нем взыграла кровь команчей.
И его охватила яростная радость, когда карета остановилась наконец перед домом на Глосестер-стрит. Он ни на секунду не усомнился, что Джейн живет именно здесь. Дом очень подходил ей – он был уютным и веселым, по металлической ограде вилась жимолость, ставни были выкрашены в желтый цвет, а дверь – в цвет королевского пурпура; на подоконниках стояли ящики с пышно цветущими анютиными глазками. Джейн вошла в дом, а охранники, пожелав ей спокойной ночи, вернулись в карету, и Гордон вместе с ними. Карета укатила.
Граф просто не мог поверить своей удаче.
Он нетерпеливо прошагал по дорожке и постучал. Через мгновение дверь распахнулась и появилась Джейн.
– Роберт?
Их взгляды встретились.
Во взгляде графа светилось торжество; глаза Джейн расширились и тут же наполнились страхом. Она попыталась захлопнуть перед ним дверь, но опоздала. Граф поднажал плечом и без особых усилий вошел внутрь. Джейн отчаянно вскрикнула, ударяясь спиной о стену. Ник остановился. Его сердце бешено колотилось. Джейн не сводила с него огромных голубых глаз.
– Что тебе нужно?
Ник, сохраняя на лице полное спокойствие, закрыл дверь. И медленно повернулся. В ушах у него звенело. Он посмотрел на Джейн.
Боже, как она была прекрасна!
– Что тебе нужно? – снова выкрикнула она.
– Не знаю.
Джейн словно примерзла к стене. Она была похожа на зайца, окруженного борзыми.
Взгляд Ника скользнул вниз, оторвавшись от бледного лица. Джейн изменилась, она созрела и налилась, она стала чувственной. Ее грудь пополнела, она приподнималась над низким декольте платья… а талия, кажется, стала еще тоньше; но, возможно, ему это лишь почудилось. Но ее бедра определенно стали круглее и мягче. Прежде она напоминала жеребенка, а теперь… хотя она и сохранила худощавость, но изгибы ее тела были так совершенны… что в чреслах графа пробудилось безумное желание.
Он ненавидел собственную похоть.
Он ненавидел Джейн за то, что она делала с ним.
– Может быть, – наконец язвительно сказал он, – я хочу того же, чего хочет и Линдлей.
Джейн застыла. Она вздернула подбородок, ее глаза пылали.
– Убирайся!
Он улыбнулся опасной мужской улыбкой и прошагал мимо Джейн в гостиную. Быстрым взглядом он окинул комнату. Он слышал, как Джейн идет следом за ним.
Он снова вышел в коридор, прошел по нему, открыл дверь в одну из комнат – та явно принадлежала горничной.
– Что ты делаешь? – резко спросила Джейн. – Ты не имеешь права ходить по моему дому так, словно он твой собственный!
Граф окатил ее бешеным взглядом:
– Но я это делаю.
И, не обращая внимания на Джейн, он пошел дальше, чтобы осмотреть маленькую столовую и кухню. Джейн, разъяренная, следовала за ним.
– Что ты хочешь сказать? Что значит – «я это делаю»? За дом плачу я! И если ты не уйдешь, я позову полицейских!
Он остановился в холле и прислонился к стене, небрежно сложив руки на груди.
– Ты сама платишь за дом, Джейн? Или это делает Гордон? Джейн вспыхнула.
– Не твое собачье дело!
– О, киска отрастила коготки! – буркнул он.
– Киска сейчас запустит их тебе в глазки!
– Это Гордон поселил тебя здесь, – безмятежно произнес граф. – А деньги ему даю я – каждый месяц, на твое содержание.
Потрясенная, Джейн уставилась на него.
Он сменил позу и, выпрямившись, навис над ней.
– Ну и что? Где твоя благодарность? О, как же я мог забыть! Женщина, которая сбегает посреди ночи, не попрощавшись, вряд ли станет кого-либо благодарить. Но я, видишь ли, – язвительно добавил он, – человек долга. Ты не забыла, Джейн, что ты – моя подопечная?
– Ты даешь Роберту деньги…
– С того дня, как ты сбежала.
Джейн отвернулась, чтобы скрыть смятение.
– И… и сколько? Сколько я тебе должна?
– Ничего.
Она резко вскинула голову:
– Сколько я тебе должна, черт побери?! Сколько?! Граф с ужасом обнаружил, что она плачет.
– На конец года – две тысячи фунтов.
Джейн задохнулась. Две тысячи фунтов были целым состоянием, и, насколько Джейн понимала, за такие деньги она могла жить в куда более роскошном доме, чем этот.
Но ведь она так хотела сама зарабатывать столько, чтобы обеспечивать себя и Николь. А Роберт постоянно пытался всучить ей несколько лишних фунтов и купить для нее красивые вещи – но она не желала ничего принимать. Нечего удивляться, что Роберт позволял себе такую щедрость – она ведь была за счет графа! Джейн была уверена, Роберт ни слова не говорил ей о деньгах графа, потому что знал: она наотрез откажется принимать их.
Джейн закусила губы. У нее не было денег, чтобы рассчитаться с графом. Сейчас не было. Пока. Но, может быть, в следующем году она сумеет заработать такую сумму.
– У меня нет таких денег, – с трудом произнесла она.
– Это не имеет значения.
– Это имеет значение! – взорвалась Джейн. – Я не желаю брать хоть что-то у тебя, это понятно?!
– Когда-то ты говорила, что любишь меня. – Ник рассмеялся хриплым, отрывистым смехом. – А теперь ты меня ненавидишь.
Джейн не стала опровергать его слова. Она просто смотрела на него полными слез глазами.
В душе графа вспыхнула терзающая боль. Когда-то, когда он был готов жениться на ней, он говорил себе, что не станет обращать внимания на ее ненависть, если Джейн однажды возненавидит его. Но он не мог быть безразличным к этому, нет, не мог! Он потер грудь. Боль не проходила.
– Зачем ты пришел?
– Из любопытства, – сказал он, пожимая плечами. – Да не бойся ты, больше я не приду.
– Прекрасно, – огрызнулась она, – потому что ты здесь – нежеланный гость. Ну, надеюсь, твое любопытство удовлетворено? Теперь уходи.
Он с трудом отвел от нее глаза. Но его ноги наотрез отказывались идти к выходу. Он посмотрел на открытую дверь гостиной. Ему хотелось туда.
Там во всем ощущалось присутствие Джейн. Гостиная была теплой и уютной, светлой и веселой. Стены были светло-желтыми, драпировки – кремовыми. На полу лежал яркий пестрый ковер. Диван обтянут нежно-зеленой тканью, на которой выделялось брошенное вязание – детская кофточка чудесного розового цвета. А в вазах стояли не розы, а дикие цветы, но…
Детская кофточка?!.
Взгляд графа метнулся к вязанию. Кофточка была почти готова, оставалось закончить один рукав. Сердце Ника сжалось; секунду спустя оно вдруг заколотилось так, что, казалось, ударяется о ребра. Он быстро шагнул в гостиную и схватил крохотную вещицу.
– Что это такое?!
Вопрос требовал ответа. Ник обернулся и увидел, что Джейн стала бледнее привидения. Он впился в нее взглядом.
– Это… Молли забыла, – пробормотала она. – У Молли есть ребенок.
Он все смотрел на нее. Первой его мыслью, конечно, была мысль о том, что это его ребенок, но шансы на это были невелики, а сексуальные аппетиты Молли он хорошо знал. Потом он вдруг прищурился.
– Молли, твоя горничная, сидит в твоей гостиной и вяжет одежду для своего ребенка? – И по страху в глазах Джейн он понял, что это и есть тайна, которую она хотела сохранить.
Джейн вспыхнула.
– А почему бы и нет? – Она пожала плечами.
Она лгала, и Ник это видел. И впервые с того момента, как он вошел в ее дом, выглядела спокойной и собранной.
– Я хочу видеть ребенка, – сказал он.
– Зачем?
– Зачем? Да затем, что ублюдок может быть и моим. Джейн покраснела еще сильнее.
– Ты же знаешь Молли. Она… она слишком любит мужчин. Поверь, ты тут ни при чем.
Голос Джейн звучал слишком твердо. Граф цинично улыбнулся.
– Ну, все равно, я подожду.
– Их здесь нет.
– Вот как? Ну, надеюсь, ты не станешь возражать, если я осмотрю все вокруг?
Джейн с криком побежала за ним.
– Стой! Это мой дом! Я позову полицейских!
Он не обращал на нее внимания. С сильно бьющимся сердцем он подошел к двери комнаты Молли и распахнул ее. Потом зажег лампу. Как он и предполагал, здесь не было ни детской кроватки, ни других признаков младенца.
– И где же спит ее ребенок?
Джейн смертельно побледнела. Она не нашла в себе сил что-либо ответить.
А ему хотелось придушить ее.
Взбешенный, он помчался вверх по лестнице. На этот раз Джейн не последовала за ним. Она словно приросла к полу. Граф рывком распахнул первую слева дверь, зажег свет и увидел, что это спальня Джейн. Лишь на мгновение он задержался взглядом на кровати под белым кружевным покрывалом. И тут же бросился к следующей двери. До него донесся крик Джейн, которая вдруг помчалась наверх как сумасшедшая. Но он уже взялся за ручку двери. Однако Джейн с яростным воплем схватила его руку, и ногти женщины впились в его кожу.
– Нет! Уходи! Я хочу, чтобы ты сейчас же ушел!
Он разжал ее пальцы и оттолкнул. Джейн, задыхаясь, прислонилась к стене; ее грудь тяжело вздымалась. И тут же снова попыталась наброситься на графа. На этот раз ее острые длинные ногти целились в лицо Ника, и она даже сумела здорово царапнуть его, оставив след от виска до подбородка.
Тут он взорвался. Он мгновенно завернул руки Джейн ей за спину и прижал женщину к стене. Но, к его стыду и ярости, его мужское естество мгновенно восстало от соприкосновения их тел, и Джейн не могла не почувствовать этого. Она изо всех сил рвалась из его рук, но он от этого лишь сильнее разгорался. А потом она вдруг внезапно затихла.
Ее глаза наполнились слезами. Джейн задыхалась. Граф тоже дышал с трудом. Он чувствовал, что его с головы до ног пробирает дрожь. Он по-прежнему хотел Джейн, хотел так, как ни одну женщину в своей жизни. Их лица были так близки… и он склонился, чтобы поцеловать ее.
– Я тебя ненавижу!
Он застыл на мгновение, потом улыбнулся, сверкнув белыми зубами:
– Хорошо сказано.
И тут же его улыбка растаяла. Он рывком прижал к себе Джейн, желая, чтобы она ощутила его болезненное, пульсирующее возбуждение. Джейн задрожала. Он решил, что ему нравится ее страх. Пусть себе думает, что он сейчас ее изнасилует, дурочка! Лживая, двуликая сучка!
– Так что же ты скрываешь, Джейн? Она молча смотрела на него.
Он еще на секунду-другую задержал ее, ожидая, что она испугается сильнее, но этого не произошло. Наоборот, Ник почувствовал, что напряжение оставило Джейн, что она расслабилась. Он увидел, как она смотрит на его грудь, видную в расстегнутый ворот рубашки, на повлажневшую кожу, что была в дюйме от ее губ.
Да, она была соблазнительницей, хитрой женщиной, явно пытавшейся отвлечь его внимание. Ник резко шагнул в сторону. И, войдя в комнату, зажег свет… и замер.
Это была детская.
Ник сразу охватил ее взглядом: клоуны на обоях, лошадка-качалка, куклы, ярко расписанная кроватка… пустая кроватка.
У Джейн был ребенок.
Ник медленно повернулся. Сердце колотилось у него чуть ли не в горле.
– И кто же отец?!
Джейн стояла в дверях, похожая на привидение.
– Роберт!
Граф думал, он надеялся, что это его ребенок, и боль при мысли о том, что у Джейн был другой мужчина и она родила от него, вдруг пронзила Ника. Он пошатнулся и отступил на шаг.
– Ты лжешь!
Но, говоря это, он понимал: шансы на то, что он стал отцом, проведя с Джейн одну лишь ночь, слишком малы. И боль усилилась.
– Это Роберт! – повторила она, и по ее лицу хлынули слезы. Она зарыдала.
– Где он?
– Роберт живет…
– Где ребенок?!
Джейн посмотрела на него полными отчаяния глазами, и, ослабев, прислонилась к дверному косяку, всхлипывая.
– Боже, прости меня! – воскликнула она. – Я не могу этого сделать, не могу! Роберт тут ни при чем, это твой ребенок…
Ошеломленный, граф не в силах был двинуться с места.
А Джейн плакала, обхватив себя руками.
Ребенок. У него есть ребенок, ребенок Джейн! Потрясение отступило. Граф начал понимать. Понимать чудовищность ее обмана, ее лжи. Ему хотелось убить Джейн.
Она почувствовала перемену и, перестав плакать, отступила на шаг назад.
– А ты вообще собиралась сказать об этом мне? Джейн промолчала. И это был очень ясный ответ. Граф подошел к ней; в нем нарастал гнев. Джейн не шевелилась. Если бы она попыталась что-то сделать, он, наверное, причинил бы ей боль… но ее неподвижность пробудила в графе здравомыслие… а может быть, дело в том, что он ощутил в ней желание страдания? Он остановился, опустив руки.
– Боже! – с болью в голосе воскликнул он.
– Мне очень жаль, – прошептала она.
– Где он?
– Она в Брайтоне, с Молли.
Так значит, это была девочка… у него была дочка! И рядом с болью в сердце Ника зародилось ликование.
– Дочка, – мягко сказал он. – Как ее зовут? На глазах Джейн снова выступили слезы.
– Николь…
Графа словно ударили под ложечку – он не мог вздохнуть. Джейн отвернулась от него, ссутулив плечи. Во всей ее позе чувствовалось безмерное горе. Граф тут же забыл о себе. Ему захотелось обнять Джейн, прижать ее к своему сильному телу, приласкать, успокоить… но он не сделал ни шагу.
– Я поеду в Брайтон и заберу ее. Где они остановились?
Джейн мгновенно обернулась:
– Нет! Я сама поеду! Подожди здесь!
Она по-прежнему боялась его, а он не понимал почему. Но его это уже не интересовало. Он просто хотел увидеть свою дочку.
– У тебя утром спектакль, – холодно сказал он. – Ты не можешь никуда ехать. Я отправлюсь немедленно. Где они остановились?
– Нет, нет, нет! – закричала Джейн.
Он устал от ее криков и, пройдя мимо Джейн, спустился в холл. Брайтон невелик, и он сам их отыщет. Джейн побежала за ним.
– Ты не можешь ехать ночью! Он не потрудился ответить. Она споткнулась на лестнице.
– Неужели ты не можешь подождать до утра? Мы тогда поедем вместе!
Он задержался на секунду:
– А как же твой утренний спектакль?
– Я его отменю! – яростно воскликнула она.
Он взял ее за подбородок. Она попыталась вырваться, но он лишь крепче сжал пальцы. Джейн приоткрыла губы.
– Неужели ты думаешь, мне хочется ехать вместе с такой истеричкой? – сказал граф, злобно фыркнув. – Ты, как и все женщины, эгоистичная лгунья. Я тебя видеть не могу! – Он отпустил Джейн. – Держись от меня подальше! – предостерег он.
Хлопнув дверью, он исчез.
Его слова пригвоздили Джейн к месту.
«Я не эгоистка, я не лгунья», – мысленно твердила она, и слезы лились из ее глаз. Силы оставили ее, и она прислонилась к перилам лестницы. И вдруг поняла, что Ник говорил правду. Она действительно лгунья и эгоистка. Она обманывала его, скрывала от него дочь.
– Боже, прости меня! – прошептала Джейн.
И ее страстное желание защитить, спрятать дочь вдруг стало еще сильнее.
Она должна остановить Ника. Должна уберечь от него Николь. Ведь он заберет девочку, и Джейн больше никогда ее не увидит… да, ведь граф так разъярен! Сердце Джейн снова сжалось от боли… ничего, она переживет ненависть Ника. Он ведь никогда не интересовался ею, не заботился о ней… а если хорошо подумать, то станет ясно: он всегда ее ненавидел. Так не все ли ей равно, как он относится к ней сейчас? Значение имела одна лишь Николь.
Джейн схватила плащ и выбежала на улицу. И, лишь очутившись на пустынной мостовой, осознала, что ее положение весьма затруднительно. Ей нужно было пройти довольно большое расстояние до оживленной улицы, чтобы найти карету в этот поздний час. Она была женщиной, без сопровождающего. А ночью на улицах полным-полно воров, проституток, бездомных бродяг. Конечно, соседями Джейн были благопристойные люди, никаких подонков, но в нескольких кварталах от ее дома можно было встретить худших представителей общества. Но Джейн заколебалась лишь на мгновение. Мысль о дочери придала ей храбрости. Джейн почти бегом направилась вдоль домов, думая о том, как ей остановить графа. Она должна сейчас поехать прямиком в Брайтон, забрать Николь и скрыться, сбежать. Но у нее было мало денег, она нуждалась в помощи. Она подумала о Роберте, но тут же отбросила эту мысль. Гордон с легкостью уступит графу. Он всегда неодобрительно относился к тому, что Джейн скрывала от Ника существование дочери. Линд-лей… Да, Линдлей, большой, сильный и ничуть не боится графа Драгморского. И он достаточно богат, чтобы помочь ей.
Идти по Лондону ночью, пешком, было очень страшно. На углах улиц стояли проститутки, на каменных ступенях перед домами спали бродяги. В какой-то момент Джейн пришлось задержаться, чтобы спрятаться от банды шумных подростков, готовых разгромить все вокруг, и у Джейн от испуга душа ушла в пятки. И еще ей пришлось прокрасться мимо двух взломщиков, трудившихся над дверью в какую-то лавку. Куда этой ночью подевались все полицейские? Джейн, поймав наконец кеб, час спустя оказалась перед домом Линдлея.
Несмотря на то, что было уже два часа ночи, Джейн не испытывала ни малейших сомнений. Она принялась колотить в массивную входную дверь, одновременно дергая звонок, и подняла отчаянный шум. Во дворе за домом залаяли собаки. Зажглись огни в окнах – сначала в боковом крыле, потом наверху, а потом и во всем доме. Джейн вдруг поняла, что снова начала плакать. Она молилась, чтобы Линдлей оказался дома. Наконец дверь открыл заспанный слуга в незастегнутой куртке; видно было, что одевался он слишком поспешно.
– Я должна увидеть графа! – закричала Джейн, проскакивая мимо слуги. И тут же увидела Линдлея, сбегающего по лестнице. На нем была домашняя куртка винно-красного цвета.
– Джейн!..
– Милорд, простите меня, но эта женщина… – заговорил слуга.
Но Джейн уже бросилась к Линдлею, и он обнял ее. Она вцепилась в его плечи.
– В чем дело? Что случилось? – спросил Линдлей, не на шутку встревоженный.
Джейн схватилась за отвороты его куртки.
– Это он! Граф! Он узнал о Николь! Он поехал за ней в Брайтон! Вы должны помочь мне, я вас умоляю!
Линдлей смотрел на нее во все глаза, начиная понемногу понимать, чего от него требуют. Он осторожно обхватил Джейн за плечи.
– Мы поговорим в моем кабинете. Ричард, принеси чаю и тостов.
– Вы не понимаете! Нельзя терять время!
Линдлей привел ее в огромный, великолепный кабинет-библиотеку и заставил сесть на диван. Устроившись рядом с ней, он взял в свои ладони маленькую холодную руку Джейн.
– Да, я не понимаю. Ну-ка, Джейн, отдышитесь и объясните, что вас так расстроило.
Джейн на мгновение закрыла глаза.
– Джон, я отравила Николь в Брайтон, с Молли. Я боялась, что граф прослышит о ней, уже прослышал… а иначе зачем ему вдруг понадобилось видеть меня? Но он, оказывается, ничего о ней не знал. Не понимаю, с чего вдруг в нем проснулся интерес ко мне. Сегодня вечером он явился ко мне. И тут-то и понял, что у меня есть ребенок. А теперь он едет за ней в Брайтон. Вы должны мне помочь! Пожалуйста… вы мне поможете?
– Разумеется! Но я по-прежнему не понимаю…
– Он же заберет ее у меня, что тут непонятного?! – воскликнула Джейн. – Я должна приехать в Брайтон первой, забрать Николь и спрятаться! Можете вы поехать со мной, помочь мне, дать взаймы денег, чтобы я могла уехать во Францию?
Линдлей вытаращил глаза.
Джейн умоляюще смотрела на него.
– Но, Джейн, это не метод! Разве Шелтон сказал, что собирается отнять у вас дочь?
– Нет…
– Но тогда…
– Он это сделает! Вы же знаете, что он за человек! И он так меня ненавидит!
– Хорошо, – сказал Линдлей. – Мы поедем в Брайтон. Мы заберем Николь. Но потом вы с Шелтоном должны поговорить.
Джейн открыла рот, чтобы возразить, но тут же закрыла его опять. Не надо спешить. Все в свое время. Они поедут в Брайтон и заберут Николь. Пусть Линдлей думает, что она готова к переговорам с графом. Как только Николь очутится у нее в руках, она сбежит… хоть в Индию, если понадобится.
Линдлей улыбнулся, сжимая ее руку.
– Мы отправимся на рассвете.
– Нам нужно ехать прямо сейчас! Прошу вас! – И она снова вцепилась в его куртку.
Ее лицо было так близко, Линдлей мог поцеловать ее. И, не в силах удержаться, он так и сделал – нежно коснулся губами ее щеки, но лишь на мгновение.
– Хорошо. Похоже, я не способен сказать вам «нет». Джейн расслабилась и облегченно вздохнула. Как раз на это она и рассчитывала.
Однако, когда они с Линдлеем добрались до Брайтона, было уже поздно. Николь и Молли исчезли.
К тому времени, когда Джейн и Линдлей вернулись в Лондон, было уже за полдень, и Джейн, смертельно уставшая, чувствовала себя совершенно истощенной. Что бы ни говорил ей Линдлей, ее ничто не могло успокоить. И в ее воображении вспыхнули самые страшные картины, когда в резиденции Шелтона им сказали, что графа нет дома со вчерашнего вечера и где он – никому неизвестно.
– Он увез ее в Драгмор! – стонала Джейн.
Линдлей скривился, потому что это было похоже на правду.
– Отправляйтесь домой, Джейн, поешьте хоть немного и обязательно поспите. Завтра поедем в Драгмор и поговорим с Шелтоном. Не знаю, какого черта с ним происходит!
– Он просто хочет досадить мне! – взорвалась Джейн. И со стоном откинулась на спинку мягкого сиденья кареты Линдлея. Линдлей приказал кучеру ехать на Глосестер-стрит.
– Я хочу поехать в Драгмор сегодня вечером, – сказала Джейн, поворачиваясь к Линдлею. Она положила пальцы на его руку. – Пожалуйста! Я только возьму кое-что из вещей.
– Джейн, вы слишком утомлены. Вы доведете себя до болезни!
– Неважно. Моя дочь должна быть со мной!
Линдлей пытался сопротивляться, но ему это оказалось не под силу.
– Хорошо. Но нужны свежие лошади, эти совсем выдохлись. Возьмите необходимые вещи… но, Джейн, вы должны обязательно принять горячую ванну и хорошенько поесть. Я чуть позже заеду за вами.
Джейн неохотно согласилась.
– Спасибо, – серьезно сказала она Линдлею, одаривая его благодарным взглядом. И снова коснулась его руки.
Он осторожно взял ее за подбородок и приподнял ее лицо. Он ждал. Джейн не пыталась отвернуться. Линдлей знал, что она испытывает к нему лишь благодарность, но он так надеялся на большее… и, вопреки своим лучшим намерениям, он воспользовался моментом. И чувственно, нежно поцеловал девушку. Джейн не ответила, но и не отпрянула.
– Дайте мне шанс, – проговорил Линдлей, отодвигаясь от нее.
Она промолчала.
Карета остановилась перед домом Джейн. Линдлей проводил девушку до входа и подождал, пока она отопрет дверь.
– Я заеду за вами в десять, – сказал он.
– Спасибо вам, большое спасибо! – хрипло пробормотала Джейн, целуя его в щеку. Он улыбнулся и ушел, а Джейн, войдя в дом, закрыла дверь.
– Мэм, да где же вы были!
Джейн от испуга подпрыгнула. Обернувшись, она увидела веселую Молли.
– Где Николь?!
– Николь наверху, спит, – послышался голос графа Драгморского из двери гостиной.
Джейн побледнела.
– Где ты была? – небрежно поинтересовался он. Джейн прислонилась к двери. Он не увез Николь в Драгмор. Он не разлучил ее с дочерью. Он просто привез девочку домой, на Глосестер-стрит. Глаза Джейн медленно наполнились слезами облегчения и усталости, и она, скользнув вдоль косяка, тяжело опустилась на пол.
– Мэм! – вскрикнула Молли, падая рядом с ней на колени. – Что с вами, вы заболели?
Джейн была настолько измучена, что просто не могла шевельнуться. Она закрыла глаза и прислонилась головой к двери, с трудом прошептав: «Нет…» Она почувствовала, как Молли приложила ладонь к ее лбу, опасаясь лихорадки.
Он не пытался похитить Николь.
Вдруг ее коснулись руки графа, подняли ее. Джейн мгновенно напряглась и открыла глаза, пытаясь возразить. И увидела его бледное лицо… а его тело было таким большим, крепким, теплым и надежным. Все мысли о протесте исчезли из головы Джейн. Джейн опустила ресницы и прислонилась щекой к груди графа; ее подбородок ощутил обнаженную кожу, поскольку рубашка графа, как всегда, была распахнута. И улыбнулась.
Он не пытался разлучить ее с дочерью.
Граф стоял под дверью спальни Джейн; ожидание тянулось бесконечно. Граф не мог понять, что случилось. Неужели она заболела? И какого черта он переживает из-за нее? Он напомнил себе, что она обманула его, но… но все равно не смог отойти от двери.
Наконец появилась Молли, и граф, вытянув шею, заглянул в спальню. Джейн уснула, свернувшись клубочком на кровати. Граф видел ее профиль. Платиновые волосы стекали с постели на пол. Джейн выглядела совершенным ангелом, и тело графа мгновенно откликнулось на представшее зрелище. Но Молли захлопнула дверь у него перед носом.
– Как она? Что случилось? Я хочу, чтобы ты сбегала за доктором, – сказал Ник.
Молли улыбнулась:
– Да она просто устала, вот что. Она же весь день провела в дороге, ездила в Брайтон, милорд.
– Что?! Молли кивнула.
– Да, она ни минутки не спала, так она сказала. С ней все хорошо, просто она вымоталась.
– Да какого черта ее носило в Брайтон, если я сказал, что привезу Николь? – спросил граф. Молли благоразумно промолчала.
Граф запустил пальцы в волосы. Он чувствовал, что напряжение понемногу оставляет его. Он именно сегодня намеревался сообщить Джейн о своем решении, но теперь разговор можно было немного отложить. Он уже сотни раз пытался представить себе, как она отреагирует на его слова. Гнев, слезы, упрямое сопротивление? Но, вообще-то, втайне от самого себя он воображал, что ее лицо просияет счастьем.
Граф помрачнел. Зачем он предается глупым фантазиям? Джейн явно ненавидит его… но он и не собирается приставать к ней с нежностями. Она лгунья, обманщица, и он ей этого никогда не простит. Она пыталась скрыть от него дочь, его собственную плоть и кровь! Она была его врагом, и ему следует помнить об этом.
Но она была еще и матерью его ребенка.
Граф поневоле ощутил сильное волнение.
Он подошел к двери детской и заглянул внутрь. Его дочка мирно спала, но граф не улыбнулся при виде дочери. Нет, Джейн не будет счастлива, когда он сообщит ей о своем решении. Он ни на секунду не мог усомниться в том, что она будет сопротивляться изо всех сил, когда он скажет, что они должны пожениться.
И это очень огорчало графа.
Проснувшись на следующий день, Джейн ничуть не удивилась, обнаружив в своем доме графа Драгморского. Но, правда, сердце ее подпрыгнуло, когда на столике в холле она увидела его небрежно брошенные перчатки и хлыстик.
– Молли!
Горничная выскочила из кухни.
– Доброе утро, мэм! Как вы себя чувствуете? В гостиной графа не было.
– Спасибо, хорошо. А где Николь? Где граф?
– Гуляют.
Охваченная волнением, Джейн поспешила в кухню. Она помедлила у двери, ведущей во двор за домом, приоткрыла ее, но не торопилась выходить. Представшая взгляду Джейн картина развеселила ее.
Здоровенный граф взгромоздился на маленькие розовые качели. Выглядел он преглупо. Вообще-то, похоже было на то, что качели вот-вот рухнут под его весом. На его коленях сидела Николь; граф осторожно раскачивал качели, отталкиваясь от земли мощными ногами. Николь вертелась и пищала, и беспрестанно повторяла те слова, которые она уже научилась произносить. Чаще всего звучало «мама».
Джейн не смогла удержаться от улыбки. У нее стало невероятно тепло на душе. Хуже того, на ее глаза набежали слезы, мешая смотреть. Джейн была тронута, и ей вдруг стало стыдно из-за того, что она так долго не позволяла встретиться отцу и дочери.
Теперь-то Джейн было ясно, что граф не намерен отбирать у нее малышку. Может быть, он просто потребует, чтобы ему было дозволено видеть девочку, когда он захочет?
Должно быть, Джейн невольно выдала свое присутствие, потому что граф поднял голову и, увидев ее, тут же вскочил на ноги. Николь протестующе завизжала. Граф смущенно посмотрел Джейн в глаза.
– Я решил погулять с ней немножко, – сказал он так, словно пытался оправдаться. – Ей нравятся качели.
Джейн старательно скрыла улыбку.
– Да, нравятся, – ровным тоном откликнулась она. Но, видит Бог, ее сердце при этом рвалось к Нику. Джейн вежливо спросила: – Может быть, войдешь и позавтракаешь с нами?
Граф остолбенел. Но тут же глаза его вспыхнули серебряным огнем, и он шагнул вперед, крепко держа вертящуюся во все стороны Николь.
В это утро граф был спокоен, и Джейн тоже. И она очень остро ощущала его присутствие. Его рост… она и забыла, какой он высокий. И какие у него широкие плечи. И какой он сильный, мощный… казалось, он заполнил собой крошечный дворик. Она и забыла, как он хорош собой. Забыла, что у него серебристые глаза, густые брови, высокие скулы, крепкий подбородок, прямой красивый нос. Он был великолепным мужчиной. И по-прежнему не обращал внимания на условности.
Рубашка на графе была наполовину расстегнута. И Джейн видела его широкую грудь и черные волоски на ней. Но среди черных мелькали и седые. Бриджи графа были по колено испачканы… неужели он играл с Николь на газоне? И бриджи эти были облегающими, плотно облегающими, он всегда носил такие… они слишком подчеркивали кое-что. И Джейн, не успев и сама понять, что делает, уставилась на его пах… но тут же отвернулась, чтобы пропустить графа и Николь в дом.
Щеки Джейн порозовели. И ей стало тепло… так тепло… и в теле возникла легкая ноющая боль. Джейн отчетливо припомнила вчерашний вечер. Его тело, прижимающееся к ней. Его силу, жар… возбуждение…
Она по-прежнему желала его.
Крепко сжав губы, Джейн вслед за графом вошла в веселую бело-голубую кухню.
– Молли, граф позавтракает с нами.
Она жестом пригласила Ника следовать за ней в столовую. Она старалась не встречаться с ним взглядом. Забрав у него Николь, она усадила девочку на детский стульчик. Николь радостно смеялась, хлопая по столику пухлыми ладошками. Она любила поесть.
Джейн села на свое обычное место, во главе небольшого обеденного стола на восемь человек. Граф неловко устроился слева от нее, напротив дочки. Они с Джейн не обменялись ни словом. Джейн принялась кормить Николь, говоря ей всякие милые глупости, а граф, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, бесстрастно наблюдал за обеими.
Джейн поневоле думала о том, как они выглядят… словно семейная пара… Если бы только он захотел жениться на ней!
И он поневоле думал о том же… Если бы она не сбежала, они бы давно поженились, и каждый день сидели бы вместе за столом.
Молли подала им оладьи на пахте и сливки. Джейн не прикасалась еще к своей тарелке, кормя дочь. Граф покончил со своей порцией и продолжал наблюдать за ними. Наконец он сказал Джейн:
– Ешь сама. Я ее покормлю.
Джейн застыла, держа ложку с кусочком оладьи у рта девочки. Она боялась посмотреть на графа.
– Все в порядке, я всегда завтракаю после нее.
Граф встал, быстро обошел стол и втиснулся между ними, отобрав у Джейн ложку. И улыбнулся Николь:
– Ты ведь проголодалась, малышка, да? Открой ротик, папа тебе что-то даст!
От звука его голоса, от тепла его тела, от зрелища того, как он кормит их маленькую дочку, на Джейн вдруг нахлынуло такое желание, что она задохнулась. Николь засмеялась, и граф сунул ложку ей в ротик. Джейн уставилась в свою тарелку. Это было нестерпимо. Почему с ней он никогда не говорил таким нежным, теплым голосом.
Джейн ковырялась в еде, не в силах проглотить ни куска. Граф продолжал забавлять Николь, и та вела себя на удивление хорошо и спокойно. Наконец граф положил ложку и посмотрел на Джейн:
– После того как ты позавтракаешь, я хотел бы кое о чем поговорить с тобой. – Граф произнес это спокойным тоном, и нельзя было угадать, что предвещают его слова.
– Я уже поела, – сказала Джейн вставая. – Молли! Пожалуйста, забери Николь.
Граф направился в гостиную, и Джейн пошла за ним, стараясь не смотреть на его широкие плечи, на талию… и в особенности на узкие бедра. Граф закрыл дверь гостиной, едва Джейн переступила порог. И твердо посмотрел на девушку:
– Мы должны пожениться, Джейн. Джейн не верила собственным ушам.
– Что, никаких возражений? Отлично, значит, все идет лучше, чем я предполагал, – небрежно сказал граф, сверля ее взглядом. – Мы обвенчаемся на следующей неделе, и вы с Николь переедете в мой лондонский дом.
Джейн наконец опомнилась. В первое мгновение ее охватил безумный восторг, но тут же его место заняла рассудочность. Джейн уже не была так наивна, как два года назад, и ничуть не сомневалась, что Ник решил жениться на ней только ради дочери. Но захочет ли она выходить замуж за человека, разбившего ей сердце? Который женится на ней лишь из чувства долга? Ответ был несомненно отрицательным.
Но, если рассуждать спокойно, она должна в первую очередь заботиться об интересах Николь. Однако граф обеспечивал Джейн деньгами, даже не зная о существовании ребенка, и, безусловно, он не откажет ей в помощи теперь, узнав о Николь. Джейн вдруг рассердилась:
– Нет!
– Это не предложение, – насмешливым тоном пояснил граф. – Я просто сообщаю тебе, что будет.
Джейн задохнулась от такой наглости.
– Ты не можешь заставить меня выйти за тебя замуж! Я не хочу выходить за тебя… мне это не нужно! Я за тебя не выйду, и все на этом! – И Джейн повернулась, намереваясь уйти из гостиной.
Он одной рукой схватил ее за плечо, а другой придерживал дверь, не позволяя Джейн открыть ее, вздумай та все же попытаться выскочить в коридор. Но Джейн не стала этого делать.
– Пожалуйста, убери руку, – холодно произнесла она, хотя внутри у нее все задрожало.
Он развернул ее, и Джейн опять задохнулась.
– У тебя нет выбора. Лучше посмотри на все с другой стороны, ведь так будет гораздо лучше для Николь.
– Лучше для Николь! И это значит, – что у меня нет выбора?! Я же говорю тебе, я не желаю с тобой венчаться! – Джейн уже кричала.
– Похоже, ты забыла? – сказал граф мягко, так мягко и тихо, что Джейн насторожилась. А он улыбнулся. – Я ведь твой опекун, а ты еще несовершеннолетняя. Так что мы поженимся на следующей неделе.
Наконец Джейн поняла, о чем он говорит. И в ужасе уставилась на него. Он собирался жениться на ней, нравится ей это или нет… а у нее и вправду не было выбора!
Граф ушел. Джейн тяжело опустилась на бархатный диван, все еще не оправившись от потрясения. Она достаточно хорошо знала графа, чтобы понять: если в его власти жениться на ней, он это сделает, и неважно, чего это будет стоить. У нее просто не было возможности избежать брака.
У Джейн разболелась голова. Она потерла виски, пытаясь обдумать ситуацию, разобраться в своих чувствах и решить, что же ей делать.
Одно было предельно ясно. Этот ублюдок разбил ей сердце. А она не могла быть равнодушной к нему, не могла! Наоборот, ее физически чрезвычайно тянуло к этому человеку. К тому же ее то и дело охватывало сострадание к нему. И выходить за него замуж при таких обстоятельствах было просто невозможно! Уж конечно, он не упустит случая снова причинить ей боль.
Джейн пыталась ненавидеть его. Но не могла: хотя, конечно, она злилась, чертовски злилась и была к тому же ужасно разочарована.
Но во всей этой проклятой путанице была, конечно, и одна светлая сторона. У Николь будет отец, она не вырастет незаконнорожденной. Может быть, все это и к лучшему. Но как сложатся их отношения с Ником?
И тут вдруг Джейн осознала, что повлечет за собой венчание – и ужаснулась.
Она станет его законной женой. Будет заботиться о Чеде и Николь, о его доме, о нем самом. И… Джейн представила их вместе, в постели. Задрожав, она резко встала и пошла наверх, в свою спальню.
Граф сказал, что приедет завтра повидать Николь. Но до завтра еще слишком долго.
Джейн переоделась и поехала на Тависток-сквер. Она была так полна решимости, так погружена в собственные мысли, что даже не заметила улыбки Томаса, провожавшего ее в утреннюю гостиную, где она принялась ждать графа.
Джейн нервно шагала по комнате. Ее щеки пылали, сердце колотилось, в ушах стучало. Она сжала кулаки так, что пальцам стало больно. Когда дверь гостиной открылась, Джейн резко обернулась. Граф улыбался.
– Что, так хотелось увидеть меня, что не могла подождать до завтра?
– Хотелось? Не слишком, – холодно ответила она. Подойдя к двери, она резко захлопнула ее за спиной графа. Граф с интересом посмотрел на нее.
– Насколько я понимаю, мы поженимся, как бы я тому ни сопротивлялась, – сказала Джейн. – Верно?
– Верно. – Он продолжал внимательно смотреть на нее.
– Тогда мы должны обсудить условия брака. Граф поднял брови.
– Во-первых, – заговорила Джейн, – я продолжаю работать. Ты не вмешиваешься в мою карьеру. Это понятно?
– Да наплевать мне на твою карьеру, – беспечно произнес граф, но его взгляд был при этом тверже алмаза. – Мы будем жить в Лондоне, пока продолжается театральный сезон. Ну а остальное время будем проводить в Драгморе, и ты будешь делать все, что положено делать матери.
Джейн стиснула зубы.
– Ты обвиняешь меня в том, что я плохая мать?
– Я просто напоминаю, что Николь должна быть для тебя на первом месте.
– До сих пор я была неплохой матерью, несмотря на то, что много работаю!
– Невозможно быть неплохой матерью, много работая. – И граф язвительно улыбнулся.
Джейн поняла, что бьется головой о стену. И разозлилась.
– Довольно об этом! Я играю в театре, а потом на два месяца еду в Драгмор.
– На три.
– Два!
– Три. Не испытывай мою щедрость, Джейн.
– Да ты просто ублюдок! – злобно прошипела она. Он безразлично пожал плечами:
– Что дальше?
– У нас будут раздельные спальни.
Выражение лица Ника ничуть не изменилось. Граф был совершенно невозмутим.
– Сейчас это модно.
– Нет, ты не понял! Я не желаю видеть тебя в моей постели! Ты ко мне не прикоснешься!
Он вытаращил глаза.
Джейн улыбнулась, но ее улыбка отнюдь не была доброй.
– Это ведь твоя идея, не моя. И раз уж мы женимся только ради Николь. Ты можешь развлекаться где угодно и с кем угодно, но меня не трогай!
Граф развел руками. И тоже улыбнулся, криво и злобно:
– Ты полагаешь, я горю вожделением к тебе? И хотя у тебя есть ребенок, Джейн, но тебе всего лишь девятнадцать, и для меня ты не больше чем школьница.
Это задело Джейн. Она гордо вскинула голову:
– И ты вообще не будешь вмешиваться в мою личную жизнь!
Он сжал кулаки и шагнул вперед:
– А в чем состоит твоя личная жизнь, Джейн? Точнее, в ком? В Линдлее?
– Это не твое дело! – яростно выкрикнула она.
Он оглядел ее с таким отвращением, что Джейн поняла – он люто ненавидит ее. А потом он многозначительно скривил губы:
– Прелестно. Наслаждайся своими любовниками. Но я требую, чтобы ты вела себя осторожно. Я не хочу, чтобы о Николь говорили, что она – дочь шлюхи.
– Ты беспокоишься о Николь? – усмехнулась Джейн, стараясь не показать, как задели ее его слова. – Или о себе?
– Мне до тебя нет дела. – Он подошел к двери и остановился, – Есть еще предложения?
Джейн почувствовала, как к глазам подбираются слезы, но, собрав всю свою волю, прогнала их. Она не должна плакать сейчас, у него на виду.
– Нет.
– Отлично. – И он, шагая широко и громко, вышел из гостиной и направился к входной двери, крича, чтобы ему немедленно подали карету.
Джейн охватила дрожь. Она подошла к окну, посмотрела, как он садится в экипаж, и тут уже ничем не сдерживаемые слезы наполнили ее глаза. Ублюдок! Эгоистичный, грубый, совершенно бесчувственный ублюдок, он презирает ее! Но это лишь к лучшему. Если бы он ненавидел ее не так сильно, она бы, пожалуй, смягчилась и, может быть, снова полюбила бы его. Бог оградил ее от этого! Любить такого человека равносильно самоубийству. В его душе горит темный, мрачный огонь, и вряд ли ей удалось бы погасить это пламя.
Джейн отвернулась от окна, собираясь с силами. Ничего, она живучая. Она пережила его отказ почти два года назад, она и теперь все переживет.
Будет вполне естественно, думал Ник, если он сообщит своему лучшему другу о скорой женитьбе. Ник вошел в клуб на Сэйнт-Джеймс-стрит. Его не исключили из «Уайта» во время суда лишь благодаря твердой поддержке Линдлея и, как подозревал Ник, благодаря раздаваемым им щедрым взяткам. Комнаты клуба были отделаны темным деревом, на полу лежали темные ковры. Граф нашел Линдлея сидящим с двумя мужчинами, бароном и виконтом. Линдлей первым заметил графа.
– Шелтон! Присоединяйся к нам!
– Спасибо. – Граф рухнул в огромное кожаное кресло. В то же мгновение рядом возник официант в белой куртке, и Ник заказал свой обычный скотч.
В душе графа скопились горечь и гнев, и он слишком хорошо осознавал это. Чувства кипели и бурлили, словно лава в вулкане. Разговор с Джейн, его будущей женой, еще не изгладился из его памяти.
– Предлагаю тост, – сказал он, с улыбкой поднимая стакан. Трое мужчин последовали его примеру. – За прекрасную актрису, за лондонского Маленького Ангела – который скоро станет моей женой!
За его словами последовало молчание. Барон с виконтом переглянулись. Ник рассмеялся, представляя, с какой скоростью распространится по Лондону эта новость. Властелин Тьмы (убивший свою жену) женится на Маленьком Ангеле – на актрисе! На незаконнорожденной внучке Вестона!
А вскоре и существование Николь перестанет быть секретом. Да, скандал был неизбежен. Но графа это ничуть не заботило. Он не беспокоился о себе и, уж конечно, ничуть не беспокоился об этой сучке Джейн (Раздельные спальни, подумать только! Да он не прикоснулся бы к ней и десятифутовой удочкой!) Он тревожился только за Николь. Но к тому времени, когда она станет достаточно взрослой, чтобы что-то понять, все это уже будет забыто. Линдлей побледнел:
– Это что, шутка?
Граф осушил свой стакан и со стуком поставил его на стол.
– А в чем дело, Джон? Ты на что-то рассчитывал? Линдлей вытаращил глаза.
– Ну, старина, – сказал барон, пытаясь улыбнуться, – вот фокус так фокус!
– Да уж, – сухо откликнулся Ник. Он выслушал их сдержанные поздравления; только Линдлей промолчал. Наконец барон с виконтом удалились – без сомнения для того, чтобы поскорее поделиться со знакомыми сногсшибательной новостью. Ник посмотрел на друга:
– Ну что? Никакой радости, никаких пожеланий?
– Это из-за Николь, – медленно проговорил Линдлей. – Верно?
Ник удивленно глянул на него:
– Какого черта…
– Я недавно о ней узнал. Джейн взяла с меня обещание не говорить тебе. Мне очень жаль, Ник, но ей ничего не стоило обвести меня вокруг пальца, а уж если я дал слово – я вынужден был его держать.
– Ах ты сукин сын… – запинаясь, пробормотал потрясенный граф. – И ты даже не собирался сказать мне, что у меня есть дочь? Ты, дерьмовый друг?!
Линдлей потер ладонью лицо:
– Я надеялся убедить Джейн сказать тебе все.
Это облегчило боль в сердце графа, но горький осадок все же остался.
– Ты не должен на ней жениться, – сказал Линдлей. – Тебе не следует заходить так далеко. Она… она хочет выйти за тебя? – В его тоне послышался страх.
Графа охватила жгучая ревность, и он внезапно проникся острой неприязнью к своему другу.
– Я женюсь на ней. Николь – моя дочь, и она вырастет в моем доме. Что касается Джейн – нет, она не хочет выходить за меня, так что можешь расслабиться. Ей даже мысль об этом противна.
Линдлей и вправду расслабился, это было видно по его лицу.
– Но если она этого не хочет…
– Она моя подопечная. Я не дам ей возможности выбора. Линдлей ужаснулся:
– Ты не можешь жениться на ней против ее воли!
– Нет? – Ник рассмеялся. – Ну-ну, попробуй мне только помешать! – Он встал. – Скажи-ка мне, Линдлей… я что, женюсь на твоей любовнице? – И он скривил губы в пародии на улыбку.
Линдлей во все глаза уставился на него, потом наконец покачал головой:
– Нет. Нет.
Граф внезапно отвернулся. Впервые в жизни он не верил Линдлею. Он сомневался в друге, он был уверен, что тот лжет. Ему хотелось кому-нибудь врезать как следует. Может быть, ей…
Ведь она его не хотела.
И пока он ждал свою карету у дверей клуба, эта мысль полностью завладела его сознанием. Она не хочет его. Как и Патриция. Джейн презирает его. Как и Патриция, она сбежала от него. Как и Патриция, она мучила его. А он во второй раз вступал в брак с ненавидящей его женщиной.
Но на этот раз он не любил свою будущую жену. На этот раз он и сам ее презирал.
После венчания, на котором присутствовали лишь Молли и Линдлей, Николь и Чед, да еще гувернантка Рэндал, они поехали в дом на Тависток-сквер. Все вещи Джейн и Николь были заранее уложены и этим утром перевезены в дом графа. Поскольку Джейн принадлежала к англиканской церкви, священник не стал затягивать церемонию. Но Джейн настолько устала и отупела за прошедшую неделю, что даже не обратила внимания на это.
А теперь Джейн крепко держала Николь и стояла в холле верхнего этажа, в хозяйском крыле городского дома графа. Ее муж, ни разу не улыбнувшийся за этот день, но не проявивший и никаких признаков гнева, стоял рядом с ней, глубоко засунув руки в карманы. Джейн не обращала внимания на графа, хотя и чувствовала, что он смотрит на нее. Наконец она вошла в свою личную гостиную.
Гостиная была обставлена с ошеломляющей роскошью; впрочем, ничего другого Джейн и не ожидала. В комнате было две двери, кроме той, через которую вошла Джейн. Опасения Джейн возросли. Она быстро прошла по толстому персидскому ковру к одной из дверей и распахнула ее. За ней оказалась спальня, в которой главное место занимала огромная кровать под дамастовым балдахином. Окинув спальню быстрым внимательным взглядом, Джейн вернулась в гостиную, где неподвижно, как статуя, стоял ее муж. Джейн снова не обратила на него внимания, хотя ее сердце безжалостно колотилось; она пошла к другой двери, и отрыв ее, обнаружила отделанную мрамором ванную комнату с проточной водой. А где же спальня графа? Значит, он помнит об их уговоре?
– Ну, удовлетворена? – саркастически поинтересовался граф.
Она посмотрела ему в глаза:
– А где твои комнаты? Он насмешливо улыбнулся:
– О, ты уже передумала, Джейн? Она надменно задрала нос:
– Напротив! Я хочу быть уверенной, что дверь между нашими комнатами крепко заперта!
Серые глаза графа вспыхнули. Не говоря ни слова, он повернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Николь тут же заплакала.
– Тише, тише! – сказала Джейн, гладя волосы девочки. – Все в порядке. На тебя он не сердится. – Она уже сожалела о собственной грубости… ей хотелось бы иметь железное сердце, чтобы выстоять перед собственными чувствами.
В этот день Джейн обедала одна, ее муж куда-то ушел. А Джейн была слишком горда, чтобы спросить Томаса, куда отправился граф, и она сказала себе, что ее это ничуть не интересует.
Она встретилась с ним лишь вечером, после того как приняла ванну, собираясь вскоре отправиться в театр. Но ей нужно было выпить стакан молока, и она, прямо в халате, отправилась за ним. Она всегда нервничала перед спектаклем, но никогда ее нервы не были так напряжены, как в этот вечер. Она твердила себе, что это все из-за прошедшей недели… из-за того, что в театр «Критерион» каждый вечер приходило все меньше и меньше зрителей. Но пьеса шла всего шесть недель, и это был очень плохой знак. Лишь раз за прошедшую неделю зрительный зал был полон, почти полон. Роберт уже говорил, что, похоже, пьеса отжила свое.
Но Джейн еще не была готова к этому. Роль удавалась ей в последние дни как никогда. Хотя критики, казалось, не замечали этого – вообще-то, надо сказать, они едва упоминали о Джейн всю неделю, да если и говорили, то лишь затем, чтобы сравнить ее красоту с красотой матери. Хуже того, Джейн ведь не забывала о том соглашении, которое заключила с мужем: как только пьеса сойдет со сцены, она должна будет уехать в Драгмор на три месяца. А это ее пугало до полусмерти.
Они встретились на лестнице; Джейн поднималась наверх со стаканом молока в руке, граф спускался вниз. Сначала они просто уставились друг на друга. Потом он кивнул. Она тоже кивнула. Они прошли мимо друг друга, всячески стараясь избежать соприкосновения, без единого слова. Граф был в элегантном вечернем костюме. При встрече обоих охватила неловкость, они почувствовали напряжение. Джейн совсем не ощущала себя женой, хозяйкой дома… но и любовницей она себя не могла считать. Скорее она была нежеланной гостьей. Но она пыталась угадать – куда он идет… а главное – с кем?
В этот вечер она играла изумительно – увы, перед полупустым залом.
После спектакля Роберт утешал ее в гримерной.
– Джейн, ты чрезвычайно выросла как актриса! Я вижу, ты играешь все лучше и лучше!
– Тогда почему в театре нет публики?! – Джейн сгорбилась, сидя перед туалетным столом с большим зеркалом. Ей не хотелось возвращаться в дом графа. Ей хотелось в свой маленький домик на Глосестер-стрит.
– У каждой пьесы свой срок жизни, – ответил Гордон. – Не тревожься, как только этот спектакль сойдет со сцены, мы подыщем для тебя новую роль.
Джейн лишь молча посмотрела на него. Она слишком устала, чтобы вдаваться в объяснения; Гордон ведь не знал, что ей предстоят трехмесячные «каникулы».
В этот вечер Джейн подвезла Гордона до дома в карете графа Драгморского, с черно-золотыми гербами на дверцах. Прежде чем выйти, Гордон наклонился к актрисе.
– Джейн, у тебя все в порядке?
Она знала, о чем и о ком он спрашивает. И сумела улыбнуться в ответ.
– Думаю, да.
– Если тебе что-нибудь понадобится, – с пылом сказал Гордон, – не смущайся, говори сразу!
Джейн благодарно взглянула на него. Ей повезло, у нее есть друг, на которого всегда можно положиться.
– Спасибо.
Она вернулась домой. Томас, одетый, как всегда, безупречно, несмотря на поздний час, встретил ее у дверей. Когда он подал легкий ужин, Джейн небрежным тоном поинтересовалась, спит ли граф. Выражение лица Томаса было непроницаемым.
– Нет, миледи.
Джейн, не отводя глаз от моркови на тарелке, аккуратно подцепила кусочек на вилку.
– Так он в библиотеке? – Ну, вообще-то, ее совсем не интересовало, где он.
– Граф еще не вернулся, – ответил Томас.
Как ни устала Джейн, однако, навестив Николь, она решила немного почитать. Оставив дверь в коридор чуть приоткрытой, она устроилась на диване в своей гостиной и взяла книгу. Днем она выяснила, что комнаты графа расположены напротив ее собственных, через холл, так что она обязательно услышала бы его шаги – ведь ему поневоле придется пройти мимо ее комнат. Конечно, она вовсе не ждала его, ее ничуть не интересовало, когда именно он вернется. И тем не менее она вдруг обнаружила, что не читает, а прислушивается к ночной тишине. Однако она не могла различить ни шагов по лестнице, ни стука колес кареты под окнами. Охваченная раздражением, Джейн захлопнула книгу и посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке. Было два часа ночи.
Когда же до нее, наконец, донесся стук колес, топот копыт и голоса под распахнутым окном, она, взяв часы, поднесла их поближе к глазам, чтобы в свете звезд разобрать, сколько сейчас времени. Часы показывали половину пятого утра.
Джейн перевернулась на живот, чувствуя острую боль в душе и теле. Конечно, у него есть любовница, конечно, он был у нее. Но это не ее дело. Она ведь сама разрешила ему делать все, что вздумается. Но почему же, почему ей так больно?
Джейн, несмотря на свою профессию, никогда не спала допоздна и обычно поднималась около восьми. Но в такой час она не ожидала увидеть графа, так как помнила, что в Драгморе он вставал с рассветом и почти сразу уезжал из дома. Правда, в Суссексе он не проводил ночи напролет с любовницами. В общем, Джейн спокойно отнеслась к тому, что, войдя в столовую, обнаружила за длинным золоченым столом графа, читающего лондонскую «Тайме».
Сердце Джейн забилось немножко быстрее. Граф едва взглянул на нее. На столе Джейн увидела накрытый прибор для себя и еще чей-то, кто уже позавтракал. Джейн вдруг сообразила, что, наверное, здесь был Чед. Накануне Джейн видела мальчика лишь мельком и была поражена тем, как он изменился и вырос за прошедшее время. Ему уже исполнилось семь лет, и он был в восторге от встречи с Джейн и от того, что она выходит замуж за его отца. «Ну по крайней мере хоть один член семьи рад случившемуся», – мрачно подумала Джейн.
Она села справа от графа. Граф промолчал, лишь зашелестел газетой. Но Джейн решила, что не обменяться приветствиями – это уж слишком для цивилизованных людей. «Доброе ут-ро», – выразительно произнесла она, не глядя на графа, и взяла серебряный кофейник, чтобы налить себе кофе.
Граф хрюкнул.
Джейн положила себе на тарелку круассан. Потом, принявшись намазывать его маслом, она дерзко поинтересовалась, по-прежнему не глядя на Ника:
– Хорошо провел время прошлой ночью?
– Очень.
«Ублюдок», – думала она, яростно размазывая масло. А он отложил газету и внимательно посмотрел на нее:
– А ты?
– Просто замечательно, – равнодушным тоном произнесла она. – Можно? – Она показала на «Тайме».
Граф лениво откинулся на спинку кресла, похожего на трон – с резным подголовником и на львиных лапах. Джейн взяла газету и стала просматривать театральное обозрение. Но прежде всего ей бросилась в глаза колонка светских новостей с кричащим заголовком: «ВЛАСТЕЛИН ТЬМЫ ОБВЕНЧАЛСЯ С ЛОНДОНСКИМ АНГЕЛОМ!» Джейн задохнулась, уставясь на огромные буквы.
Граф улыбнулся:
– В чем дело? Разве ты еще не привыкла к известности? Язвительность его тона больно задела Джейн. Аккуратно сложив газету, она положила ее туда, откуда взяла – на стол возле его правой руки.
– На что именно ты намекаешь?
– Разве я на что-то намекаю?
– Думаю, да.
– Так скажи, на что? Что ты думаешь?
– Я думаю, сэр, что вы ужасный грубиян.
Он расхохотался. Его зубы были такими белыми.
– Ну, это мне уже говорили. – Он внезапно встал, – Приятного аппетита, Джейн!
Джейн была крайне взволнована. Она волновалась весь вечер – с того момента, как выглянула в зрительный зал перед началом спектакля. Зал был набит битком. И Джейн, зная об этом, играла со всей страстью. А когда в последний раз упал занавес, Джейн вышла и раскланялась под бешеные аплодисменты.
Но это были не те овации, что сопровождали выступления ее матери, когда публика вставала в едином порыве. Вообще, сегодняшним аплодисментам чего-то не хватало, Джейн уловила это сразу. В них слышалось что-то натянутое, вежливое. Джейн ощутила пропасть между собой и публикой, но не могла понять, в чем тут причина; она раскланивалась, сохраняя на лице улыбку. Если пришло так много зрителей, то почему аплодисменты звучат так вяло, бесстрастно? К ногам Джейн упали розы. Она машинально нагнулась и грациозно подняла их, тут же бросив одну в зал с воздушным поцелуем. Какой-то мужчина, стоявший в проходе между креслами, пылко закричал: «Ангел, Ангел!»
Джейн повернулась, чтобы уйти; аплодисменты уже угасали. И тут до нее донесся резкий голос:
– Это и есть Ангел Властелина Тьмы?
Джейн на мгновение застыла в полуобороте к публике, но тут же направилась за кулисы. И там сразу остановилась, словно прилипнув к полу, и вслушивалась, как зрители кричат: «Ангел, Ангел…» – но ей слышалось и другое: «Тьма, Драгмор, Тьма…»
О Боже…
Она обхватила себя руками, внезапно ужасно испугавшись.
– Джейн, ты была фантастична! – воскликнул подошедший Гордон.
Душа Джейн впала в оцепенение, но ум продолжал работать. Какой-то зритель – или зрители – выкрикивали его имя, имя ее мужа. Было ли это на самом деле? Не могла ли она просто вообразить такое? Нет! Невозможно! Она была профессиональной актрисой и не могла так ошибиться.
Репортеры ждали ее в коридоре перед гримерной. Сердце Джейн сжалось от предчувствия. Она знала их всех и через силу улыбнулась, все еще потрясенная, и в ее взгляде вспыхнула тревога. Она увидела на лицах репортеров жадный, нездоровый интерес… ну, по крайней мере, ей так показалось.
– Джейн! – воскликнул мужчина из «Стар». – Вы сегодня были великолепны! Это замужество так на вас повлияло?
Вперед протиснулась женщина.
– Как вы с ним познакомились? Это была любовь с первого взгляда? Вы его не боитесь? – И она, сделав большие глаза, театрально повела плечами.
Джейн отпрянула.
Репортер «Стар» придвинулся ближе.
– А почему вы поженились тайно? Когда он сделал вам предложение? Когда вы решили пожениться? Он и в самом деле убил свою жену?
– Довольно! – закричала Джейн, внезапно побледнев и почувствовав себя больной. Укрывшись за спиной Гордона, она пробралась в свою гримерную.
Но голос женщины-репортера догнал ее и там:
– Он действительно убил свою жену? А вы не боитесь, что он и вас тоже убьет?
Гордон резко захлопнул дверь перед ее носом. Джейн, похолодевшая и дрожащая, остановилась посреди комнаты. Она была смертельно бледна.
– О Боже!
– Забудь об этом! – решительно сказал Гордон. – Невелика беда, подумаешь – репортеры! Да, в конце концов, не каждый день известная актриса выходит замуж за знатного лорда!
Джейн прижала ладонь к горлу.
– Кровожадные варвары! – прошептала она. – А зрители… ты слышал? Они сегодня выкрикивали его прозвище!
– Любопытство… – начал Гордон.
– Любопытство! – истерически выкрикнула Джейн. – Так они сегодня пришли в театр из любопытства?! Я что, стала цирковым клоуном? – Глаза Джейн наполнились слезами. – Я так много работаю, я чертовски много работаю, я плачу за свой успех куда больше, чем он того стоит, а они являются лишь затем, чтобы посмотреть на новую жену Властелина Тьмы! Их не интересую я, Джейн Беркли!
– Ты просто слишком устала, – сказал Гордон. – Ну успокойся же, Джейн!
– Сборы в последние дни падали. Вчера мы поженились, сегодня газеты уже сообщили об этом, и с каким смаком! «Лондонский Ангел обвенчался с Властелином Тьмы»! – с горечью кричала Джейн. – И вечером они все решили полюбоваться на такое чудище, как я! Я сразу поняла, что дело неладно, как только услышала аплодисменты!
Гордон обнял ее за плечи.
– Ты устала, Джейн. Ну может быть, некоторые из них и в самом деле решили немножко поглазеть на тебя, но большинство пришло ради спектакля. – Гордон старался утешить Джейн, но она без труда уловила нотку сомнения в его голосе.
Джейн ладошкой вытерла слезы и отодвинулась от Гордона.
– Я его ненавижу! – прошептала она. – Он меня просто погубил!
Гордон промолчал.
Дрожащая, разгневанная и расстроенная, Джейн села к туалетному столу и принялась снимать грим. Она даже не посмотрела на шерри, предложенный ей Робертом.
– Как мне все это пережить?
– Все утихнет через несколько дней, – сказал Гордон. – Вот увидишь.
Джейн уставилась в зеркало на свое бледное лицо. Да, похоже, в словах Гордона был смысл. И это пробуждало надежду. Джейн потерла виски.
– Придешь домой, отдохнешь, – сказал Гордон, – и сразу почувствуешь себя лучше.
Джейн рассмеялась.
– Вот уж куда мне меньше всего хочется идти, так это домой! И кого мне меньше всего хочется видеть… – Она сжала кулаки. Она просто обезумела от огорчения, и, кроме того, все еще не пришла в себя от потрясения.
– Тогда, может быть, где-нибудь поужинаем? – мягко предложил Гордон.
Джейн не была голодна, но чувствовала себя слишком расстроенной, чтобы ехать домой и чтобы увидеться там с графом. И она с облегчением посмотрела на Гордона.
– Спасибо, Роберт. Это прекрасная идея.
Гордон повез ее в один из их любимых ресторанов на Хэй-маркет. В нем было сумеречно и уютно, а поскольку его владельцем и шеф-поваром был француз, пища там была прекрасной и ресторан этот был популярен среди театральных завсегдатаев и тех, кто любил погулять допоздна. Метрдотель, прекрасно знавший Джейн и Гордона, сразу повел их к столику в дальнем углу. Джейн привыкла к тому, что на нее везде и всегда обращают внимание, но не знала, из-за чего это: то ли из-за ее красоты (как ей постоянно твердили), то ли из-за того, что узнавали в ней актрису. Но здесь, в «Чезоз», где она ужинала по меньшей мере раз в неделю, после представлений, к ней давно привыкли. Но сегодня все было по-другому.
Головы поворачивались ей вслед, жужжали шепчущие голоса. До Джейн доносилось его имя, черт бы его побрал, и она чувствовала, как ее щеки заливает румянец. Джейн высоко вскинула голову, не желая ни с кем встречаться взглядом. Взволнованный Гордон помог ей сесть за стол.
– Извини… – виновато пробормотал он.
Она смотрела только на Гордона, хотя сидела лицом к залу и могла видеть всех посетителей ресторана.
– Ты же сам сказал, – с деланным безразличием пожала она плечами, – что все это скоро утихнет.
– Ты привлекаешь всеобщее внимание, Джейн, – улыбнулся Гордон. – Как твоя мать.
Этим вечером у Джейн не было ни малейшего желания выслушивать сравнения с матерью, даже от лучшего друга. Она отвернулась, небрежно скользнув взглядом по сторонам. И тут она увидела его – и застыла.
Ничего худшего просто не могло произойти.
Он сидел через несколько столиков от них, почти в центре зала. Ее муж. С Амелией.
Ошеломленная, Джейн уставилась на них. Граф, в черном фраке, выглядел прекрасно; Амелия ошеломляла своей изумрудно-зеленой тафтой и бриллиантами. Они были изумительной парой. Джейн почувствовала, как болезненно сжалось ее сердце; и ей стало еще хуже, когда она увидела, что граф смотрит на нее. Джейн знала, что ее щеки загорелись, и, черт бы побрал этого Ника, ей отчаянно захотелось разреветься.
– Поверить не могу! – воскликнул разъяренный Гордон. Джейн отвернулась, стараясь выглядеть спокойной, и положила ладонь на его руку. Но улыбка ее была жалкой.
– Прошу, Роберт, не вмешивайся. Меня не интересует, с кем он встречается, лишь бы он держался подальше от меня. – Голос Джейн подозрительно задрожал.
– Да он просто сукин сын! – взбешенный, прошептал Гордон.
– Совершенно верно. – Джейн не могла посмотреть на графа, на них. Она знала, что ее лицо стало красным, как свекла, и теперь ей стало понятно, почему ее появление возбудило такой жадный интерес. И не могла понять, кого она ненавидит сильнее – графа или Амелию.
– Уйдем отсюда, – предложил Гордон, отодвигая стул. Джейн остановила его.
– Нет, останемся. – Она сумела улыбнуться. – Я, пожалуй, не откажусь от кусочка палтуса. – Она чуть наклонилась к Гордону, ее глаза вспыхнули. – Ему не выставить меня отсюда!
Гордон подозвал метрдотеля и тут же скривился.
– Они уходят, – сообщил он Джейн, упорно смотревшей в другую сторону. – Приготовься. Они пройдут мимо нас.
Джейн ненавидела графа. И, несмотря на то, что ее сердце отчаянно колотилось, воля Джейн была непоколебима. Она небрежно и грациозно повернулась, окинула взглядом приближающуюся пару. Джейн была элегантна и равнодушна.
Граф остановился рядом с ее столиком; Амелия маячила за его спиной. Лицо Ника было совершенно бесстрастным.
– Привет, Джейн, – сказал он, пристально глядя на нее. И в его глазах светилась такая сила, что Джейн не смогла отвести взгляд. Он взял руку жены и неторопливо поцеловал ее, жадно прижавшись губами к нежной коже. – Как прошел спектакль?
Так значит, он решил поиграть в вежливость, несмотря на то, что выставил ее дурой перед всеми!
– Не делай вид, что тебя это интересует! – прошипела она, сверкая взглядом. Он не выпускал ее руку, и когда Джейн попыталась выдернуть пальцы, ей это не удалось. Она знала, что на них смотрит весь ресторан, и потому оставила попытку освободить руку.
Граф наконец отпустил ее и напряженно подтолкнул Амелию вперед, кивнув Гордону.
– Мы как раз собирались уходить, – сказал он с ледяным выражением лица.
Амелия весело скалила зубы.
– Привет, Джейн! Вот сюрприз так сюрприз! Надо же было тебе с твоим другом явиться именно сюда! Как тесен мир! Ник потребовал, чтобы мы ушли, но мы еще и не ужинали! Может быть, поужинаем все вместе?
Джейн прекрасно знала, что ей не пережить ужина вместе с графом и его наглой шлюхой. На ее щеки снова набежал румянец. Но тут граф схватил Амелию за локоть и грубо потащил прочь, а она от ярости каркнула, как ворона. Граф все еще не отводил взгляда от Джейн., и огонь, горевший в его глазах, отчаянно смущал Джейн.
– Всего доброго, – сказал граф. – Скоро увидимся, дома.
– Вот как? – язвительно откликнулась Джейн. – Что-то я сомневаюсь. – И она фыркнула.
Он бросил на нее еще один взгляд, а потом повернулся и ушел, волоча за собой ухмыляющуюся Амелию.
– Ну, это уж слишком! – со слезами в голосе воскликнула Джейн.
– Джейн, уйдем отсюда. Зачем заниматься самоистязанием?
– Нет, – мрачно сказала Джейн. – Нет и нет. Если я и не желаю куда-нибудь идти сегодня вечером, так это домой!
Ты что, не собираешься зайти? – сердито спросила Амелия.
– Не сегодня, – спокойно ответил граф. Они стояли на ступенях перед входом в особняк Амелии. Карета графа ждала под газовым фонарем, у кованых ворот.
– Ну милый, на самом деле! – надулась Амелия, обнимая его за шею и прижимаясь к нему всем своим пышным телом. – Не будь таким нехорошим!
Он спокойно взял Амелию за руки и отодвинул от себя.
– Доброй ночи, Амелия.
Он хотел повернуться и уйти, но Амелия схватила его за руку.
– Ты что, намерен хранить ей верность? – закричала она, побледнев от ярости. Ясно было, что она имеет в виду Джейн.
Лицо графа на мгновение исказила жесткая гримаса, и он крепко ухватил Амелию за подбородок.
– Моя жена тут ни при чем.
– Вот как? Что-то я в этом сомневаюсь! Кажется мне, ты с ней чересчур нежен!
Граф рассмеялся, сверкнув белыми зубами.
– Не рассчитывай затащить меня в постель, Амелия!
– Позволь мне затащить тебя туда, – хрипло прошептала она и, протянув руку, прижала ее к брюкам графа, к его вялому пенису, и принялась мягко поглаживать его.
Граф нетерпеливо отбросил ее пальцы:
– Ты хоть иногда думаешь о чем-нибудь, кроме секса?
– Но ты и прошлой ночью не пришел!
– Уверен, тот дюжий молодой конюх, на которого ты положила глаз, вполне тебя удовлетворил, Амелия! – насмешливо сказал граф.
– О-о! – выдохнула она, потрясенная и напуганная огнем в его глазах.
Он усмехнулся.
– Не пытайся меня дурачить, дорогая, никогда не пытайся, – низким голосом, угрожающе произнес Ник. – Меня тебе не обмануть. – Он повернулся к ней спиной и зашагал к воротам.
– Ублюдок! – прошипела она. – Да как ты смеешь обвинять меня в подобном!
В ответ до нее донесся насмешливый, уверенный хохот. Граф сел в карету с гербом Драгмора и крикнул кучеру:
– Домой, Эдди!
Он даже не обернулся, чтобы взглянуть на разъяренную любовницу.
Графа снова охватило тяжелое напряжение. Он сидел выпрямившись, глядя прямо перед собой, на противоположное сиденье, но видел он только Джейн. Бледную, потрясенную, страдающую. Невероятно прекрасную и хрупкую, как ангел, и такую же невинную. У него было такое ощущение, будто кто-то повернул воткнутый в него нож.
Он не хотел причинять ей боль.
Никогда.
Но ведь она сама причиняла ему боль. Она лгала, обманывала его, скрывала от него дочь. Она бросила его после того, как он предложил ей выйти за него замуж, – после того, как он понял, что любит ее. Она никогда его не любила, теперь он это знал. С ее стороны это было всего лишь детское увлечение, и оно давно прошло. А он по-прежнему мучился от старой, старой боли.
Да еще к ней прибавилась ревность.
Она всего лишь кажется невинной, яростно твердил себе он.
Ему не нравилась дружба Джейн с Гордоном. Гордон был не слишком стар, ему не было и пятидесяти, и он всегда выглядел аккуратным и элегантным; конечно, в свое время он мог вести себя по отношению к Джейн вполне по-отечески, но… Граф не верил в волшебные сказки. Джейн превратилась в восхитительную женщину, и любой мужчина, имеющий глаза, видел это, и ни один мужчина не смог бы устоять перед странным и загадочным сочетанием невинности и чувственности, присущих Джейн… включая и Гордона.
А если он – один из ее любовников?
И еще Линдлей… Лгал ли он? Не были ли они с Джейн слишком близки?
Граф знал, что понапрасну терзает себя этими мыслями, но ничего не мог поделать. Когда он, узнав о существовании Николь, предложил Джейн немедленно пожениться, он и думать не думал, что она поставит такие условия. Наоборот, он представлял Джейн в своей постели, обнаженную и разгоряченную, извивающуюся под ним, пока он утоляет свою ненасытную страсть к ней. Он надеялся, что она подарит ему еще детей, прекрасных светловолосых, голубоглазых куколок. А вместо этого он проводит время со своей сексуально озабоченной любовницей, а Джейн – со своими приятелями.
Граф грохнул кулаком по сиденью кареты. Его душа болела, сердце мучительно ныло. Черт бы ее побрал… он ненавидит ее!
Ему хотелось вернуться к Амелии и трахнуть ее как следует. Доказать, что он – мужчина, доказать, что ему безразлична собственная жена. Но он знал, что не сделает этого, не может сделать, знал, что просто обманывает себя, твердя, что ничуть не желает Джейн. Ох, конечно же, он ее желал, да еще как!
Но он ни за что не станет унижаться перед ней.
Не станет умолять ее о милости.
Никогда.
Едва карета остановилась у дома на Тависток-сквер, как граф выскочил из нее одним прыжком. Томас уже стоял у двери.
– Моя жена дома? – резко спросил граф.
– Нет, сэр, – ответил Томас.
Ник выругался и пошел к себе в кабинет. Было лишь половина второго. Она, конечно, еще в ресторане. Он может лечь спать, а может еще пойти погулять немного. Но он не сделал ни того, ни другого.
Он швырнул фрак и галстук на диван, не обратив внимания на то, что они тут же соскользнули на пол, и расстегнул рубашку. И беспокойно зашагал по комнате, словно лев в клетке, который чует добычу, но не может вырваться на свободу из-за решеток. Он выпил полстаканчика виски, но больше ему не захотелось. Ночь была жаркой и влажной, и кожа Ника стала липкой, сырой. Он содрал с себя рубашку, рыча, как лев, напоровшийся на колючки, и, скомкав ее, бросил в сторону. А его плоть пульсировала, билась от гнева и ревности и от неудовлетворенного желания.
Было половина четвертого, когда вернулась Джейн. Половина четвертого.
До графа донеслись долгожданные звуки стука колес, топота копыт… залаяли собаки, и наконец послышался нежный голос Джейн, которая благодарила слугу, открывшего ей.
Сжав кулаки, граф встал в дверях библиотеки; сзади на него падал свет, обрисовывая его силуэт. Джейн, завидя его, чуть не подпрыгнула.
Он бесцеремонно уставился на нее. И сразу отметил, что прическа Джейн в полном порядке, ни один волосок не выбился из искусно уложенного шиньона. Джейн была бледна, глаза ее, огромные и яркие, смотрели достаточно спокойно, на губах не было следов поцелуев. Ее платье с низким декольте выглядело безупречно. Граф вдруг обнаружил, что его глаза сами собой остановились на ее груди, и он представил, как сжимает в ладонях эти роскошные грозди. Когда же он оторвался от волшебного видения, то увидел: на щеках Джейн вспыхнул румянец.
– Какого черта, где тебя носило? – резко спросил он. Она изумленно уставилась на него; голубые глаза вспыхнули.
– А это, милорд, не ваше дело! – язвительным тоном ответила она.
– Ну нет, это мое дело! – с мягкой угрозой в голосе произнес он, шагая ей навстречу. Она отступила. – Ну, где ты была?
– А ты где был? – Она царственно вздернула светлые брови.
Он схватил ее прежде, чем она сумела увернуться, и стиснул ее тонкую талию, не позволяя вырваться.
– Отвечай, Джейн! – зловеще прошипел он.
– Ты прекрасно знаешь, что я ужинала с Робертом Гордоном!
– Где? – прорычал он.
– А уж это тебя не касается! – Она попыталась вырваться, но ей это не удалось.
– Я твой муж, и меня касаются все твои дела, черт побери!
– Мы заключили соглашение! – воскликнула она. – Разве ты забыл об этом?
– Забыл?! – пробормотал он, прижимая ее к себе. Она задохнулась, коснувшись грудью его груди, ногами – его колен… – Да разве я могу об этом забыть?
На несколько мгновений Джейн просто лишилась дара речи. Его лицо было так близко. Смуглое, угрожающее лицо… и светящиеся серебром гневные глаза, горячие, страстные… и такой чувственный рот, так близко от ее губ… Джейн даже чувствовала его дыхание, она ощущала тепло и влажность обнаженного торса Ника. Он желал ее, и она это знала. Он собирался поцеловать ее. Сердце Джейн готово было выпрыгнуть из груди.
– Да этого мне не забыть никогда!
Слова Ника обожгли Джейн. Она снова попыталась вырваться из его рук, и снова неудачно.
– Это верно, ты отлично все помнишь! – закричала она. – Похоже, ты вовсю пользуешься нашим договором! – Джейн как наяву увидела перед собой довольную Амелию.
– Пользуюсь, не сомневайся, – согласился граф.
– Отпусти меня!
– А он хорош? – спросил граф. – Он тебя удовлетворяет, Джейн? Неужели такой старик способен дать тебе наслаждение?
Джейн задохнулась, уставясь на него.
А он рывком прижал ее к себе, мертвой хваткой вцепившись в ее талию, притиснув ее грудь к своему обнаженному торсу, и грубо поцеловал ее. Джейн охватила паника. Он был так силен, так темен и гневен, что сопротивление просто не имело смысла. Но, пока мысли Джейн метались в страхе, ее тело не замедлило откликнуться… соски ее затвердели от желания, выдавая все, что происходило внутри.
– Ты предпочитаешь целовать его, а не меня, твоего законного мужа?
Джейн разъярилась. С нее было довольно. Да как вообще могло ему прийти в голову, что они с Робертом – любовники?! Но, подумав о том, как граф проводит время… с Амелией… она решила ничего не отрицать.
– Отпусти меня! – сказала она с деланным спокойствием.
– Что-то не хочется.
И она продолжала стоять в его объятиях, и ее тело отзывалось на его прикосновение, и она уже теряла силы…
– Похоже на то, – сладким голосом заговорила она, – что Амелия тебя не удовлетворила.
Он замер.
– Потому что иначе, – чуть громче продолжила Джейн, – у тебя не осталось бы сил на то, чтобы мучить меня! Или это просто в твоем стиле – прыгать из одной постели в другую? А может быть, это просто новая мода? Может быть, теперь модно являться на публике с любовницей на другой день после венчания?
В это мгновение его объятия стали крепче, и Джейн увидела, как лицо Ника исказили гнев и боль. Она затихла, лишь ее сердце забилось еще сильнее. А он вдруг отпустил ее.
Джейн отступила назад, тяжело дыша. Граф прислонился к стене, и его губы скривила насмешливая улыбка.
– Можешь возвращаться к своему любовнику, Джейн, – устало сказал он. – Мне ты не нужна.
Гнев Джейн мгновенно угас, словно огонь, на который хлынул поток воды. И пока ее пульс медленно приходил в норму, она не отводила взгляда от Ника. Всей душой она желала сказать ему правду; всей душой она стремилась к нему, ей хотелось погладить его, согнать боль с его лица, заставить забыть все жестокие слова. Но рассудок и гордость не позволили ей сделать первый шаг. На глазах Джейн вскипели слезы. Она отвернулась и вышла из библиотеки, чтобы скрыться в убежище своей спальни.
Джейн, вконец измученная бессонной ночью, спустилась вниз. Она смогла ненадолго задремать лишь после рассвета и в результате поднялась слишком поздно – было уже половина десятого. Ну, по крайней мере, ей не придется столкнуться за завтраком с графом; к этому часу он наверняка уже ушел к себе в библиотеку, а то и вовсе уехал из дома. После тех грубых слов, что они вчера наговорили друг другу, Джейн не хотелось видеть его. Но, войдя в столовую, она резко остановилась у двери, потому что граф сидел во главе длинного позолоченного стола. Сердце Джейн упало.
Он не взглянул на нее. Николь сидела рядом с ним, в своем детском стульчике, играя ложкой и круассаном. Граф, глядя в «Тайме», прихлебывал кофе; он явно тоже проспал. Неужели и он провел бессонную ночь? Джейн вдруг осознала, что сдерживает дыхание; и против собственной воли она вдруг вспомнила его крепкое тело, его горячие и сильные губы.
Рассердившись на себя, Джейн решительно двинулась вперед, к Николь. Малышка радостно вскрикнула, увидев маму, и тем самым заставила графа обратить наконец внимание на появление жены. Николь взмахнула ложкой, стукнула ею по столу, а потом принялась ее грызть.
– О нет, милая, – мягко сказал граф, отбирая у девочки ложку, несмотря на ее бурный протест. – Ложки не едят.
Николь заплакала.
Ник погладил ее по голове и сунул в пухлую ручку девочки круассан, но Николь оттолкнула его. Джейн наблюдала за ними, ожидая, призовут ли ее на помощь, но не чувствуя удовлетворения из-за того, что Ник не мог успокоить дочку, – наоборот, ее сердце болезненно сжалось при виде этой картины: отец и дочь…
– Солнышко, круассан свеженький, его испекли утром, – продолжал уговаривать малышку Ник. Его голос звучал низко и мелодично, и Николь вдруг перестала визжать и уставилась на него, а он улыбнулся и сунул ей в рот маленький кусочек булки. – Не хочешь поделиться булочкой с папой? – спросил он.
– Папа! – закричала Николь, размахивая пухлыми кулачками. Ник снова протянул ей круассан, и на этот раз девочка крепко вцепилась в него. – Мама! – тут же завопила она, победоносно тыча в Джейн булкой.
Граф вернулся к газете, явно заинтересованный новостями. Джейн подошла к дочери, обняла и поцеловала ее. Потом она села справа от Николь, скользнув взглядом по погруженному в газету мужу. Он отвратительно разговаривал с ней вчера вечером… не говоря уже о том унижении, которое он заставил ее пережить, появившись на публике со своей шлюхой. А теперь он вдобавок ко всему не обращал на нее внимания. Что ж, Джейн решила тоже не замечать его.
Отложив «Тайме», граф подозвал Томаса и распорядился подать карету, а потом вызвал Молли, официально ставшую няней Николь.
– Одень Николь для прогулки в парке, – сказал он, поднимаясь из-за стола.
Наконец он посмотрел на Джейн. И коротко кивнул.
– Ты собираешься повезти Николь в парк? – с трудом проговорила Джейн, взволнованная его вниманием и его близостью. Встав, он навис над ней, как башня, и Джейн невольно остановила взгляд на его сильных ногах, туго обтянутых бриджами.
– Похоже, ты что-то имеешь против?
– Нет конечно, – погрустнев, сказала Джейн. Она представила, как они отправляются на прогулку все вместе, в открытой коляске – она, Николь, граф… Ей хотелось поехать с ними. Она ждала приглашения – но его не последовало. Граф просто еще раз кивнул ей и вышел.
Джейн совсем лишилась аппетита, хотя он и так был невелик в этот день. Молли увела Николь, чтобы одеть ее потеплее, потому что утро было прохладным, и Джейн осталась одна в огромной столовой. Может быть, ей следовало самой попросить, чтобы граф взял ее на прогулку? Джейн вдруг показалось, что ничего не может быть лучше катания по парку… и они могли бы взять с собой и Чеда, пусть один раз пропустил бы утренние уроки. Сердце Джейн взволнованно билось, но у нее не хватило храбрости встать со стула и пойти следом за графом.
Десять минут спустя она услышала, как отъезжает карета, и закусила губы, готовая совсем по-детски расплакаться.
Да что с ней такое происходит?
Да, как мужчина граф мог быть настоящим дерьмом, но как отец он был безупречен… впрочем, она давно это знала. Так почему же она так огорчилась сейчас из-за того, что он всего лишь повез их малышку погулять в парк? Почему ее это так тронуло? Наверное потому, что это не было обычным поступком – среди знати не принято было вести себя так неэлегантно, несветски. Выехать на прогулку с младенцем! Да, это ее тронуло. Но в то же время… она была его женой, матерью его ребенка, а он не пригласил ее с собой.
И Джейн почувствовала себя очень виноватой из-за того, что так долго скрывала от Ника дочку.
– Миледи, – послышался от двери голос Томаса, – к вам гость.
Джейн удивленно обернулась.
– Это граф Равесфорд, – с легким неодобрением в голосе пояснил Томас.
– Но вы сказали ему, что лорд Шелтон только что уехал?
– Да, миледи. Но он пришел к вам. Я проводил его в утреннюю гостиную.
Джейн попросила Томаса подать чай и пирожные и поспешила в гостиную, удивленная и встревоженная, но в то же время обрадованная тем, что Линдлей зашел навестить ее. Она не видела его с того дня, как граф объявил об их женитьбе, и ничуть не сомневалась в том, что Ник потребовал от друга держаться подальше от его жены. Так что же сегодня привело к ней Линдлея?
Линдлей стоял у окна гостиной, глядя на лужайки и клумбы. При звуке шагов Джейн он обернулся, глаза его радостно вспыхнули. Джейн обнаружила, что искренне рада видеть его, и весело улыбнулась.
– Джон, как хорошо, что вы зашли!
Он шагнул вперед и склонился над ее рукой, тепло и внимательно посмотрев на нее.
– Вы и вправду рады? Как вы поживаете, Джейн? Джейн жестом пригласила его сесть.
– Думаю, неплохо, – ответила она, избегая его взгляда. Линдлей коснулся пальцем ее подбородка, заставив повернуть голову.
– У вас утомленный вид, вы как будто не спали, – мягко сказал он, не спеша убрать руку.
Джейн вспыхнула. Ей очень хотелось пожаловаться Линдлею, но она ни за что не стала бы этого делать. Она не могла предать мужа, рассказав постороннему человеку о своих семейных проблемах, – как бы сильно ни нуждалась она в дружеской поддержке.
– Просто мне снились кошмары.
Вошел Томас, катя перед собой серебряный столик с закусками и напитками. Линдлей опустил руку, Джейн выпрямилась. Она порозовела, не зная, что подумает о ней Томас.
– Принести еще что-нибудь, миледи? – спросил Томас, и его взгляд утратил обычное бесстрастное выражение.
– Нет, пока ничего не нужно, – сказала Джейн, чувствуя себя виноватой. Но из-за чего? Она не сделала ничего плохого, она просто встретилась со старым другом. Впрочем, она прекрасно знала, в чем тут проблема: в том, что Линдлей по-прежнему испытывал к ней влечение.
Все равно об этом узнают рано или поздно, думал граф. Так пусть это произойдет прямо сейчас.
В парке им встретилось уже немало экипажей и всадников, и все они таращили глаза на экипаж графа Драгморского с его дерзкими черно-золотыми гербами. Ник сидел сбоку, а рядом с ним в детском креслице расположилась Николь. Напротив пристроилась Молли, не сводившая глаз с малышки. Николь трясла погремушку и заливалась счастливым смехом. Все встречные оборачивались, чтобы как следует рассмотреть удивительную картину. Граф ни на кого не обращал внимания, и когда ему надоело сидеть сбоку, он, не задумываясь, устроился поудобнее, усадив Николь к себе на колени. Николь, придя из-за этого в полный восторг, не замедлила сообщить всему миру о своей радости, завизжав во все горло.
К их коляске осторожно подъехал ближе чей-то экипаж. Графа это не удивило; наоборот, он как раз и ожидал, что кто-то обязательно наберется храбрости, чтобы заговорить с ним. И вот рядом оказался кабриолет с гербом Хэддерли, и Ник увидел молодую графиню, недавно вышедшую замуж, а с ней какую-то из ее подруг и знакомого ему барона.
– Доброе утро, милорд! – графиня одарила Ника сверкающей улыбкой и во все глаза уставилась на Николь.
– Доброе утро, – спокойно ответил Шелтон, никак не реагируя на то, что вся троица слишком уже бесцеремонно таращилась на него и его дочь.
– Чудесный день для прогулки, – бодро продолжила графиня.
– Согласен.
– Осмелюсь ли я спросить, что это за ребенок у вас на коленях?
Граф, как будто не замечая сарказма в голосе леди, ответил благодушным тоном:
– Это моя дочь Николь.
– Дочь! – одновременно воскликнули обе дамы, задохнувшись от изумления.
– Н-но… – взволнованно забормотала очаровательная графиня. – Я… я и понятия не имела, что у вас есть дочь, сэр!
Графу очень хотелось сказать: «Я тоже понятия не имел», – но он благоразумно промолчал. Внезапно графиня что-то сообразила, и ее глаза стали похожи на блюдца.
– И ее мать – ваша жена?
– Это ведь вполне естественно, не так ли? – спокойно сказал Ник.
Графиня была до глубины души потрясена новостью.
– Всего доброго, – с вежливой улыбкой кивнул ей граф. И приказал кучеру ехать побыстрее. Любопытная компания осталась позади.
Итак, дело было сделано. Существование Николь перестало быть тайной. Она его дочь, в один прекрасный день должна будет войти в общество. Граф радовался тому, что сейчас Николь слишком мала, чтобы понимать, какой скандал вызвало ее рождение. Ну а когда она вырастет, все уже давным-давно забудется. Граф поднял взгляд и увидел, что Молли смотрит на него весьма неодобрительно.
Он чуть было не принялся объяснять горничной, зачем он так поступил, но вместо этого нахмурился, и Молли тут же смущенно покраснела и отвернулась. А граф распорядился везти его назад, на Тависток-сквер.
Первым, что увидел граф, приблизившись к дому, был экипаж Равесфорда, стоявший на подъездной дороге; кучер и лакей Линдлея болтали в сторонке, ожидая хозяина. В душе графа все перевернулось. Он передал дочку Молли и, не ожидая, пока кучер откроет дверцу, выскочил из коляски и бегом направился в дом.
Молли с девочкой поспешила наверх, а граф остановился в холле. До него донесся нежный смех Джейн. Счастливый смех. В его присутствии Джейн так не смеялась… Граф мрачно повернулся к Томасу.
– Давно приехал Линдлей?
– Сразу после того, как вы отправились на прогулку, милорд, – Томас даже чуть фыркнул от явного неодобрения происходящего.
Ник почувствовал, как в нем закипает гнев.
– Ты сказал ему, что меня нет, что я вернусь не раньше, чем через час?
– Он хотел видеть миледи Джейн, милорд, – объяснил Томас.
Гнев Ника усилился. И к нему добавились ревность и подозрения. Так, значит, Линдлей явился с визитом к Джейн? И надо же ему было приехать именно тогда, когда его не было дома! Он что, выжидал где-нибудь неподалеку? Граф постарался отогнать самые непристойные мысли, твердя себе, что впадает в излишнюю подозрительность. Но, черт бы их всех побрал, он не позволит своему лучшему другу наставлять ему рога прямо в его доме!
Широко шагая, он направился в утреннюю гостиную.
Они сидели на одном диване, правда примерно в футе друг от друга. Линдлей рассказывал что-то веселое, и Джейн улыбалась. Они выглядели такими близкими, устроились так уютно. При виде графа Линдлей умолк на полуслове, а улыбка Джейн внезапно растаяла. Да, похоже, они ему не слишком обрадовались. Граф натянуто улыбнулся:
– Привет, Линдлей! Равесфорд встал:
– Привет, Шелтон. – Но он не улыбнулся.
– Вот сюрприз так сюрприз, – саркастическим тоном протянул граф, переводя взгляд с Линдлея на Джейн. Джейн в розовом домашнем платье выглядела на редкость привлекательно; ее светлые сияющие волосы падали на плечи, обрамляя прелестное лицо. Она чуть порозовела. Неужели от поцелуев Линдлея?
– Выпьешь чаю? – вежливо спросила Джейн.
– Боюсь, я вам помешал, – с горечью произнес граф, внимательно вглядываясь в Линдлея. – Ведь помешал, правда?
Линдлей сунул руки в карманы.
– Нет, Ник, ты ничему не помешал, – тихо ответил он.
– Нет? Забавно, но мне так показалось. У вас был такой вид… – Его глаза вспыхнули серебряным огнем.
– Не будь дураком, – воскликнула Джейн вставая. – Твой лучший друг пришел, чтобы засвидетельствовать свое почтение, а ты… Я твоя жена, тебя не было дома. В чем дело? Неужели мне следовало выставить его?
– А ты бы это сделала, Джейн? – резко спросил граф. Линдлей чувствовал себя неловко.
– Пожалуй, мне лучше уйти, – сказал он.
Графу хотелось рявкнуть: «Прекрасная мысль!» – но он промолчал. Он лишь окинул Линдлея взглядом.
– Что вдруг заспешил? Останься, пожалуйста. Похоже, моей жене нравится твое общество. – Он ухмыльнулся.
– У меня еще назначено несколько встреч, – сказал Линдлей и склонился над рукой Джейн. К счастью для него, он не коснулся ее губами. Потом, неуверенно (виновато, как показалось Нику) кивнув, он вышел.
Джейн сжала кулаки; на ее щеках запылал жаркий румянец.
– Ты нестерпимо груб!
– Груб? Я же пригласил его побыть здесь еще.
– Ты его выгнал!
– Я помешал твоим планам? – с угрозой в голосе поинтересовался Ник.
– Планам? Я не понимаю, о чем ты говоришь!
– Не понимаешь? А почему ты так разозлилась из-за его ухода? Или из-за моего возвращения?
– Ты грубиян! Я злюсь потому, что ты безобразно обошелся со своим лучшим другом! Потому, что ты вел себя ужасно! – закричала Джейн.
– Да какое тебе дело до моего поведения? – Ему хотелось услышать, что ее беспокоит его поведение просто потому, что он – ее муж… но ему пришлось разочароваться.
– Какое дело? Да такое, что Линдлей – наш друг, и он гость в нашем доме!
– А, так Линдлей и твой друг тоже, да, Джейн? Ах, как же я мог забыть! Он же увивался за тобой задолго до нашего венчания! Как я мог забыть? Он знал, где ты живешь, но мне не сказал об этом ни слова. Знал о Николь, но скрыл это от меня. Вы были очень близки, не так ли? И давно ли он твой друг?
Джейн отпрянула, задохнувшись.
– Ты отвратителен!
Он стиснул кулаки, пытаясь совладать с собой; ему очень хотелось как следует встряхнуть Джейн.
– Давно ли он стал твоим другом, Джейн?
Джейн сжала губы, ее глаза пылали; вскинув голову, она уставилась на Ника.
– Я не позволю, чтобы мне наставляли рога в моем собственном доме, – прошипел он сквозь стиснутые зубы, хватая Джейн за плечо.
Она вывернулась, тяжело дыша.
– Не прикасайся ко мне!
– А ему можно к тебе прикасаться? Ему ты позволяешь! А что еще ему позволено?!
Джейн размахнулась и закатила ему основательную пощечину.
Ошеломленный граф, замер; Джейн тоже была испугана. И в гостиной воцарилось тяжелое молчание.
Потом Джейн вдруг судорожно вздохнула, ее губы задрожали, и она отступила на шаг назад:
– И-извини…
Он злобно скривил губы.
– Опоздала, – рыкнул он и схватил жену.
Ее протестующий крик был заглушен его губами. Он стиснул Джейн в железных объятиях и впился в ее рот, с силой раздвинув ее губы, ворвавшись языком внутрь. Джейн даже пискнуть была не в силах. Сжав ладонью одну из ягодиц жены, он прижал Джейн к своему вздувшемуся паху. А потом ладонь Ника скользнула по ее спине, лаская, гладя… а его губы смягчились. И Джейн смягчилась. Он почувствовал, как она раскрывается ему навстречу, как ее язык осторожно касается его языка. Застонав, он стал целовать ее еще крепче, он готов был проглотить Джейн. А она страстно прижалась к нему.
Ник совсем утратил способность связно мыслить.
Не отрываясь от губ Джейн, он опустился на колени, увлекая жену за собой. Она не сопротивлялась. А когда он опрокинул ее на спину, ее ноги сами собой раскинулись, давая Нику возможность очутиться там, куда он стремился. Это было нестерпимым наслаждением. Ник готов был взорваться в любую секунду.
– Джейн! – прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы, прижимаясь к изгибу шеи… и, дрожа, потянулся к ее юбке. Он слышал ее тяжелое, неровное дыхание. Когда его рука коснулась ее обнаженного колена, Джейн задохнулась. Когда он положил ладонь на внутреннюю поверхность ее бедра, она застонала и выгнулась. Он дерзко прижал пальцы к ее горячей женской плоти и почувствовал, что она повлажнела. Повлажнела для него. От его ласк.
– Джейн, Джейн… – услышал граф собственный прерывистый голос, и его рука скользнула под шелк белья, коснувшись пылающей кожи.
Джейн закричала, цепляясь за него, сжимая его в объятиях, судорожно извиваясь… она сгорала от желания.
Он не мог больше ждать. Он резким движением расстегнул бриджи и услышал:
– Николас, Николас!
Это было рыдание, это была мольба…
Он отыскал ее губы и, выпустив на свободу свое естество, вонзился в жену. Он почувствовал горячую, обжигающую, нестерпимо сладкую тесноту… ему было так же тесно в Джейн, как в самый первый раз… и он знал, что погиб.
– Нет! – закричал он, погружаясь в нее. – Нет, нет, я не хочу кончать, не сейчас… – И в то же мгновение он извергся в нее, и семя все выплескивалось и выплескивалось. И сквозь туман пылающего экстаза он слышал ее голос, выкрикивающий его имя, и ощущал, как она сжимает его в объятиях и как сжимается вокруг него – снова и снова.
Джейн наконец опомнилась и поняла, что лежит на жестком полу.
А на ней лежал теплый и тяжелый граф. Его лицо прижималось к шее Джейн, она чувствовала его влажное, горячее дыхание, чувствовала его губы, слышала тяжелое биение его сердца у своей груди. Граф крепко обнимал Джейн, и он все еще был внутри ее.
О Боже!..
Джейн ощутила, как к ее глазам подбираются слезы, грозя вот-вот выплеснуться наружу. Ей неудержимо хотелось разрыдаться. Джейн боролась с собой, как никогда в жизни, – она не могла заплакать у него на виду. Не сейчас.
Неожиданно граф перекатился в сторону, лег на спину и мгновенно затих. Джейн не понимала, почему ее сердце терзает такая боль. Если бы она не держала себя в руках, она давно бы уже истерически рыдала. Но почему? Просто потому, что она любила этого прекрасного и гневного человека? Потому, что он женился на ней ради их дочери, а не ради нее самой? Потому, что сейчас он овладел ей лишь из-за гнева, ревности и похоти? Джейн была смущена и расстроена, ее чувства спутались, и она никак не могла разобраться в них.
Она чуть шевельнулась, желая вытереть слезы, пока граф не заметил их.
Граф внезапно встал. Джейн услышала, как он пересек комнату и захлопнул дверь. А Джейн и не замечала до сих пор, что та раскрыта. Джейн отвернулась; по ее щекам медленно сползали слезы. Она чувствовала, что Ник смотрит на нее.
– Боже… – испуганно прошептал он. – Джейн… я что, сделал тебе больно?
Джейн боялась раскрыть рот; она лишь отрицательно покачала головой. И она боялась смотреть на него мокрыми глазами.
– Прости, – хрипло пробормотал он.
В его голосе прозвучала такая боль, что Джейн тут же приподнялась на локте и взглянула на Ника. Его лицо было напряженным и измученным. Он потирал грудь ладонью, словно у него болело сердце.
– Прости, – повторил он, и Джейн поняла, что он казнит себя за случившееся.
Она хотела возразить; ей невыносимо было видеть его таким. Он посмотрел на нее, и его глаза расширились.
– Почему ты плачешь? Ч-черт!
И тут же он отвернулся, и Джейн увидела, как ссутулились его плечи.
– Я задал идиотский вопрос! – Он не хотел поворачиваться к ней лицом. – Прости. Это не повторится… я обещаю.
– Ты не виноват, – сказала Джейн вставая. Она колебалась; ей хотелось утешить его. – Мы оба взрослые люди. Я ведь не пыталась остановить тебя.
Он не шевельнулся. Джейн услышала, как он выругался под нос. Джейн смотрела на густые пряди волос, спадающие ему на шею. Она неуверенно подошла к графу и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул как от удара.
– Не трогай меня! Джейн отшатнулась.
– Я обещаю тебе, – хрипло повторил граф поворачиваясь. Его глаза потемнели от боли, от глубокого внутреннего страдания. – Я пришлю к тебе Молли.
И он ушел.
Больше в тот день Джейн его не видела. Казалось, он ее избегает. А она, успокоившись после происшедшего, смогла наконец связно подумать обо всем. Без сомнения, граф первым нарушил их договоренность, хотя она и сама была отнюдь не сопротивляющейся стороной с того самого момента, как он поцеловал ее. И Джейн совсем не могла сердиться на Ника. Она могла лишь вспомнить тот восторг, который охватил ее от прикосновения его рук, и его отчаяние… ей было не до гнева.
И еще Джейн очень тревожилась о Нике. Что за темные силы терзали его? Что за темный огонь горел в его мрачной душе? И почему, почему ей так страстно хотелось утешить его, заставить улыбаться, смеяться?
Даже корда Джейн уже приехала в театр «Критерион» и стала готовиться к вечернему спектаклю, она не могла выбросить Ника из головы. Роберт сообщил ей, что зал снова полон. Это отвлекло Джейн.
Она знала, что играет не слишком хорошо, и знала, что это из-за Ника. Как она ни старалась, она не могла полностью сосредоточиться на роли. В глубине ее памяти то и дело всплывали картины, которые она не могла прогнать. А потом, потом, после вежливых прохладных аплодисментов, на нее снова набросились репортеры. – Это ваш ребенок?
Почему вы держали это в тайне?
Он возил малышку в Регент-парк и признал, что это его дочь. Ваши комментарии?
Правда ли, что вы были подопечной графа Драгморского летом семьдесят четвертого года?
А не значит ли это, что вы и теперь его подопечная?
Он злоупотребил своим положением? Это действительно его и ваш ребенок?
Так в то лето вам было семнадцать?
А почему он не женился на вас сразу?
Джейн прорвалась в гримерную, и Гордон захлопнул за ней дверь.
Джейн, ошеломленная и похолодевшая, не могла опомниться, не могла перевести дыхание.
– Боже праведный! – воскликнул Гордон. – Боже! Ну и наглость! Джейн, ты в порядке?
Она прижала руку к груди. Ее расширенные глаза смотрели прямо перед собой. Она не могла двинуться с места. Ее лицо залила смертельная бледность.
– Боже, а что будет дальше?
От бренди графу ничуть не стало легче.
– Милый, да что с тобой сегодня?
Он не слышал слов Амелии. Она раздраженно и разочарованно фыркнула. Они находились в ее гостиной; Амелия одевалась для выхода. Граф был в бриджах, ботинках и полурасстегнутой рубашке, помятой и выбившейся из-под ремня. Лицо графа было мрачным, но еще мрачнее были его глаза. Граф уже выпил полбутылки, но ничуть не опьянел. Напротив, он становился все трезвее и угрюмее.
– Дерьмо, – яростно рыкнул он и швырнул бутылку на пол, на турецкий ковер.
– Ник! – вскрикнула обозленная Амелия. И наклонилась, чтобы поднять бутылку.
– Не трогай! – заорал он.
Она выпрямилась и уперлась руками в пухлые бедра.
– Ты сегодня ведешь себя как ублюдок! Мы идем на прием к Синклерам или нет?
Он впервые за весь вечер посмотрел на нее. oн презирал Амелию, он всегда ее презирал. И все же он был здесь – потому что ему нужно было держаться подальше от своей жены.
Любой ценой.
– Ты – пойдешь, – процедил он сквозь зубы.
– И какого черта я с тобой связалась! – взорвалась Амелия. Ник так стиснул подлокотник кресла, что дерево треснуло.
Он сегодня в гневе и ярости овладел Джейн. Он изнасиловал ее.
Как Чейвз.
Он был таким же, как Чейвз.
Сердце Ника болезненно колотилось. Но куда болезненнее были воспоминания о ее тонком, нежном лице, пылающем от его поцелуев, и о слезах, стекающих по ее щекам.
Как он мог это сделать? Как?!
И как теперь исправить случившееся?
Он должен держаться подальше от нее. Может быть, ему даже следует уехать из Лондона, в Драгмор. Но неужели ему суждено вечно прятаться от своих жен?
И от самого себя?
– Джейн, прости меня! – простонал он – Я не хотел, не хотел причинять тебе боль!
Уже близилась полночь. Граф слышал, как Амелия отдает перед уходом какие-то распоряжения горничной. Ему стало легче от того, что она уходила. Уже двенадцать; спектакль у Джейн только что закончился. Поедет ли она прямо домой? Или отправится куда-нибудь с Гордоном? А то и с Линдлеем?
Сегодня граф не испытывал ревности, ему было лишь очень больно.
К тому же все это было неважно. Поедет она домой или нет, ему не следует к ней приближаться. Граф встал с кресла и растянулся на диване; прижав ладонь ко лбу, он уставился в расписной потолок. Он мог думать только о Джейн, Джейн, Джейн… Джейн на сцене – динамичная, прекрасная, как ангел. Джейн, приехавшая в Драгмор, – застенчивая и трепещущая при их первой встрече. Джейн в его объятиях – горячая, страстная, выкрикивающая его имя.
Он закрыл глаза. Он так устал. Он думал, что ему ни за что не заснуть. Но когда его глаза снова открылись, часы показывали почти четыре, а над ним склонилась Амелия, говорившая тем тоном, который был ему особенно противен.
– Милый, ты утомился! Идем со мной, в постельку! – Она погладила его по волосам.
Граф сел, внезапно полностью проснувшись и не обращая внимания на ласки Амелии. Потом он поднялся с дивана и огляделся в поисках своего смокинга. Отыскав его за креслом, граф оделся.
– Ты уходишь?
– Я слишком устал, – сказал он, направляясь к двери. Амелия помчалась следом за ним.
– В таком случае я заведу другого любовника!
Он чуть не улыбнулся, но Амелия не видела его лица.
– У тебя и сейчас есть другие любовники, Амелия, – сказал он выходя. Так и не взглянув на женщину, он пошел к своему экипажу.
Его мысли снова захватила Джейн, и граф испугался. Ему не нравилось, что ее образ преследует его, и он не верил себе, боясь, что не сумеет удержаться в стороне от жены. Однажды он уже заставил ее страдать, так неужели он сделает это снова? Простит ли она его, хоть когда-нибудь, за все, что случилось? И будет ли ему прок в ее прощении?
Приехав домой, граф сразу пошел наверх и тут же почувствовал близость Джейн. Он остановился на площадке второго этажа. Она была совсем рядом, в своей спальне… ему стоило лишь пройти несколько шагов по коридору. Он точно знал, что сегодня Джейн не отправилась ужинать ни с кем из своих любовников.
Он подошел к ее двери и немного постоял неподвижно, затем взялся за ручку и вошел. Бесшумно пройдя через гостиную, он очутился в спальне.
В открытые окна лился лунный свет. Легкий ветерок шевелил занавески и кружевной полог над кроватью. В комнате Джейн пахло лилиями. Сама Джейн спала, лежа на боку и свернувшись клубочком, как ребенок.
Граф, не в силах удержаться, подошел к кровати.
Перед ним лежал спящий ангел – его ангел, его жена…
Его жена, которую он заставлял страдать, которую он изнасиловал самым диким образом. Графа снова охватила боль, он задохнулся. И почувствовал, что его глаза обожгли слезы… и ему ужасно захотелось расплакаться как мальчишке.
– Прости меня, Джейн, – прошептал он.
Она не шевельнулась. Рука графа сама собой потянулась к ее волосам и коснулась густой пряди, потом зарылась в медовую массу. Джейн вздохнула.
– Прости меня, – снова прошептал он, опускаясь на колени рядом с кроватью. Ее лицо было так близко… – Я виноват. Джейн, простишь ли ты меня когда-нибудь?
Ответа не было. Но разве он его ждал?
– Я люблю тебя, – услышал граф собственный голос, и ничуть не удивился… эти слова давно звучали в его душе.
– Джейн, я люблю тебя, – повторил он. А потом встал и вышел из спальни.
Джейн проснулась, чувствуя себя несчастной.
Еще не было и восьми часов, но Джейн была не в состоянии оставаться в постели, хотя и заснула лишь после трех ночи. И его в тот час еще не было дома. Расстроенная и подавленная, Джейн оделась. Вчера днем граф занимался любовью с ней, а вечером отправился к одной из своих любовниц! Джейн представила его с Амелией – это казалось невыносимым.
К тому же в ее душе остался гадкий осадок от того, что случилось после спектакля в «Критерионе».
Джейн ожидала увидеть графа в столовой, за завтраком, и ее ожидания сбылись. Выглядел граф не слишком хорошо. Чед, уже расправившийся с едой, восторженно завопил, приветствуя Джейн.
– С добрым утром, – сказала она мальчику, ероша его волосы и целуя его в щеку. Чед просиял.
Джейн заметила, что граф исподтишка присматривается к ней. И испугалась, увидев темные круги под его глазами. Он казался таким же усталым, как и она, и сердце Джейн невольно смягчилось. Ей пришлось сделать усилие над собой, чтобы вспомнить – он вернулся домой очень, очень поздно! Джейн обняла дочку и села за стол.
– С добрым утром, – сказал граф.
– С добрым утром, – вежливо ответила Джейн. Их взгляды на мгновение встретились, но тут же скользнули в стороны.
Николь устроила мешанину из хлеба и клубничного варенья; ее руки были измазаны по локоть. Джейн занялась дочерью. Она чувствовала, что граф наблюдает за ними. Николь счастливо бормотала что-то, потом принялась колотить по своему столику.
– Красный, красный! – кричала она.
– Чего она хочет? – спросил Чед сморщившись.
– Ты должна кушать, а не играть! – увещевала малышку Джейн, стряхивая последние крошки с платья Николь и намазывая для нее вареньем новый кусок булки. – Ну-ка!
– Папа, можно мне выйти? – спросил Чед вставая. Граф мягко улыбнулся.
– Да.
Чед бросился было к двери, но граф вернул его. Чед весело обнял отца и опять направился к выходу.
– Чед! А как насчет Джейн?
Чед засмеялся, подбежал к Джейн, поцеловал ее и удрал.
– Учись хорошенько! – крикнула ему вслед Джейн. Николь разинула рот и со смаком откусила кусок булки с вареньем.
– У нее недурной аппетит, – заметил граф. Джейн быстро глянула на него и тут же отвела глаза.
– Как и у ее отца.
За этим последовало молчание. Джейн вдруг покраснела, подумав, что у отца девочки не только на еду аппетит хорош. Но и на женщин тоже.
Граф вертел в руках «Таймс», то и дело поглядывая на Джейн. А она старательно наполнила свою тарелку, хотя ей совсем не хотелось есть. Краем глаза она следила за его крупными, сильными руками, отчетливо вспоминая их прикосновение. Она пыталась думать об изменах графа, но ей никак не удавалось рассердиться на Ника.
– Можно? – спросила она, показывая на газету.
– Разумеется, – ответил граф, протягивая ей «Таймс». И тут же принялся наливать себе новую чашку кофе; потом, спохватившись, наполнил чашку Джейн. – Извини. – Его щеки чуть заметно порозовели.
– Все в порядке, – застенчиво откликнулась она, тронутая его заботой.
Их взгляды снова встретились, и они долго молча смотрели друг на друга. Граф отвел глаза первым.
Джейн понемножку отщипывала кусочек за кусочком от гренка, запивая его кофе и перелистывала «Тайме». Она так остро ощущала присутствие мужа, что новости не занимали ее внимания. Но вдруг ей на глаза попался крупный наглый заголовок, и Джейн задохнулась.
«ПАДШИЙ АНГЕЛ!»
Статья сопровождалась двумя иллюстрациями, изображавшими Джейн и графа. Джейн просмотрела страницу и убедилась, что репортер вызнал все подробности их с Ником знакомства и подал их в самом грязном виде. В статье говорилось, что Джейн была подопечной графа, что она – мать его годовалой незаконнорожденной дочери, что они недавно поженились, что он продолжает встречаться со своими любовницами, а менеджер Джейн является ее «близким другом».
– Что такое? – резко спросил граф.
– Посмотри! – воскликнула бледная, потрясенная Джейн. – Ты только посмотри на это!
Граф взял протянутую ему газету и стал читать. И тут же помрачнел.
– Вчера вечером они накинулись на меня с отвратительными вопросами насчет тебя, меня и Николь, они пытались расспрашивать о прошлом! – яростно заговорила Джейн. – И то же самое было накануне! Пьеса уже потеряла популярность, но в последние дни зал был полон! Но все они пришли не ради спектакля! Они явились поглазеть на Падшего Ангела! Я больше не актриса – я чудище из паноптикума!
– Мне очень жаль, – хрипло произнес граф. – Видит Бог, мне очень жаль!
Она повернулась к нему, не в силах скрыть гнев и разочарование.
– Как ты мог! – закричала она вставая. – Как ты мог вчера повезти Николь в парк?! Как ты мог это сделать?!
– Джейн, она моя дочь!
– Ты мог хотя бы предупредить меня! Мы бы придумали что-нибудь! Ты что, сделал это нарочно?
– Николь – моя дочь. И какого черта таить ее от всего мира? Если я хочу гулять с ней, я буду это делать!
– Мне не пережить этот скандал! Моя карьера! Я погибла!
Граф тоже встал:
– Ну и что ты предлагаешь? Прятаться? Как ты пряталась от меня?
– Да! – закричала Джейн, окончательно утратив способность рассуждать здраво. – Да! Если тебе наплевать на то, что ты унижаешь меня. – Тут она на мгновение вспомнила об Амелии. – Если тебе наплевать на меня, так, по крайней мере, пожалей собственную дочь!
– Именно о Николь я и думаю! – заорал в ответ граф. – И черт меня побери, если я не добьюсь для нее приличного места в свете! Именно это меня и беспокоит, можешь поверить!
– Да, конечно, – с горечью сказала Джейн. – Ты можешь думать только о Николь… но не обо мне.
– Николь моя дочь. И я имею право представить ее всем.
– И при этом погубить меня! Но ведь это тебя ничуть не беспокоит, верно? И никогда не беспокоило!
Граф замер.
– Все это утихнет. Им это надоест.
– Утихнет. – мрачно повторила она. – Тебе легко говорить. Не твоя карьера погублена!
Он вздрогнул.
– Джейн, думай, прежде чем говорить.
Джейн опомнилась. Ведь графу гораздо больше досталось от репортеров, чем ей, гораздо больше. В конце концов, он был ее опекуном. И его могут обвинить, и не шутя обвинить, в совращении подопечной, невинной беззащитной девицы.
– Мне не следовало жениться на тебе. Черт побери, я сделал это из эгоизма, я хотел заполучить Николь, я просто не в состоянии был думать!
Джейн его слова причинили жестокую боль. Он ведь признался, что ему нужна была только дочь. Но Джейн видела и то, что граф отчаянно винит себя во всем… и внезапно она пожалела о сказанном, о брошенных ему обвинениях, несмотря на то, что сама она была ему не нужна без дочери. Джейн подумала о том, каково жилось графу в последние шесть лет – в обстановке постоянного скандала, окружающего его имя… в душевной темноте и одиночестве. Она поспешно подошла к нему.
– Это я эгоистка. Прости меня. Я с этим справлюсь. Ты прав. Все утихнет.
Он обернулся и насмешливо посмотрел на нее:
– Что такое? Ты подобрела?
Она внимательно посмотрела на него. Ей хотелось дотронуться до мужа, обнять его.
А в его глазах вспыхнул гнев.
– Не смей меня жалеть!
– Я и не жалею.
Но было уже поздно. Он в ярости выбежал из столовой, и грохот захлопнувшейся двери прокатился по всему дому, как раскат грома.
Граф собирался уходить.
Оглядев себя в зеркале, он поправил черный галстук и белоснежную рубашку под жилетом из серебряной парчи. Потом надел фрак. Прошло два дня с тех пор, как разразился скандал, и три дня после того, как он занимался любовью со своей женой. Они оба намеренно избегали друг друга – и виделись лишь случайно, в коридорах, холодно кивая при встрече. После их ссоры Джейн не спускалась к завтраку.
Ему бы следовало радоваться этому, но он не мог. Он злился, он даже был подавлен.
У графа были свои источники информации, и потому он знал, что театр «Критерион» был набит битком каждый вечер со дня его женитьбы на Джейн. Джейн была права, когда говорила, что все эти люди приходят просто посмотреть на нее – на Падшего Ангела, полюбоваться на жену Властелина Тьмы, мать прижитой от него девочки. Знал он и о том, что в адрес Джейн постоянно раздаются неприятные выкрики из зала – в основном после того, как опускается занавес, но как-то раз такое случилось и во время представления. Репортеры все так же гонялись за ней, раз уж им не добраться было до самого графа.
Граф хотел помочь ей, но не представлял, как это сделать.
Он с отвращением уставился на свое отражение. Стоило Джейн выйти за него, как он увлек ее за собой прямиком в ад. Она стала его женой – и все его несчастья тут же свалились на нее. Если бы он мог предвидеть такое, он ни за что не женился бы на ней, даже ради Николь, потому что ему невыносимо было видеть ее страдания и то, как стойко она их переносит. Он-то плевать хотел на скандалы и остракизм, но Джейн была слишком хрупкой, несмотря на всю ее храбрость. И она была такой доброй и хорошей. Она не заслужила такой судьбы.
Сильнее всего графа мучила мысль, что Джейн страдает из-за него.
Он тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Когда он проходил по коридору, его шаги невольно замедлились при звуках смеха Чеда. Смех звучал в гостиной Джейн. Потом граф услышал и ее голос, но не мог разобрать слов. Граф остановился у слегка приоткрытой двери.
«Но что же нам делать?» – воскликнула Гретель. Она боялась злой колдуньи…
«Не тревожься! – ответил Ганс. – У меня есть отличная идея. Мы возьмем камушки, Гретель, и будем бросать их по одному, так что потом мы легко найдем обратную дорогу!..»
Джейн с воодушевлением читала сказку.
– А он умный! – взволнованно воскликнул Чед. – Я бы тоже так сделал!
– Правда? – с любовью в голосе произнесла Джейн.
Граф тяжело сглотнул. Джейн читала его сыну волшебную сказку… и он не смог отойти от двери. Наоборот, он сделал шаг вперед и заглянул в комнату.
Джейн продолжала читать. Она сидела на диване, обтянутом муаровым шелком, поджав под себя ноги. Николь притулилась сбоку под ее рукой и с довольным видом сосала собственный палец. Чед сидел на полу перед Джейн, прислонившись к дивану и восторженно таращась. Чистокровный щенок-лабрадор, подаренный Чеду на последний день рождения, прыгал вокруг них.
Граф затаил дыхание. Он слушал нежный, мягкий голос Джейн, он не мог оторвать от нее глаз. Она распустила волосы, и они падали на ее плечи в восхитительном беспорядке. Николь решила, что одна из прядей вполне подходит для того, чтобы ее пососать, но Джейн не заметила этого, а может быть, просто не обратила внимания. Она была так прекрасна… и она была такой хорошей матерью.
Граф на мгновение прикрыл глаза. Он ведь собирался пойти в гости с Амелией. Снова посмотрев на Джейн, Ник почувствовал, что в горле у него застрял тяжелый ком, который никак не удавалось сглотнуть. Графу не хотелось никуда уходить. Ему хотелось войти в гостиную Джейн, сесть рядом с женой на диван и слушать, как она читает сказку их детям. Ему так сильно захотелось этого, захотелось до боли.
Но он боялся. Ничто на свете не заставило бы его войти туда. И при этом он никак не мог заставить себя отойти от этой двери.
А потом Джейн подняла голову, потому что Чед завизжал из-за какого-то эпизода сказки, и увидела графа.
Ее глаза раскрылись широко-широко.
Граф словно прирос к полу.
– Папа! – завопил Чед вскакивая. Он бросился к графу и обхватил его за ноги. – Пойдем к нам, послушай про ведьму!
Граф посмотрел на Джейн; его сердце билось так сильно, что в ушах у него гремело. Джейн не шевельнулась; она была похожа на маленькую испуганную птичку. И она не пригласила его войти.
Графа охватило острое разочарование.
Взяв себя в руки, он погладил сына по голове.
– Мне очень жаль, сынок, но у меня назначена встреча. Чед на мгновение надулся, но потом вернулся на место и сел у ног Джейн. Джейн опустила глаза в книгу, и ее лицо загорелось легким румянцем.
– Желаю хорошо провести вечер, – напряженным голосом сказала она.
– Спасибо, – также неестественно произнес он. – И вам тоже.
Ноги графа словно одеревенели, но он сумел все же повернуться и отойти от гостиной. И, спускаясь по лестнице, он продолжал прислушиваться к звукам голоса Джейн.
Джейн никак не могла выбросить из головы мысли о графе. Хотел ли он присоединиться к ним? Следовало ли ей пригласить его? Джейн чувствовала себя виноватой, ей казалось, что она поступила грубо… хотя граф и сказал Чеду, что у него назначена встреча. Ха! Встреча! С этой чертовой шлюхой Амелией, можно не сомневаться!
Джейн было больно. Ее ранили даже мысли об Амелии, но она не могла перестать думать об этом, как не могла перестать дышать. Джейн и вообразить не могла, что ее замужество окажется таким мучительным.
Она устала, она была просто истерзана напряжением последних дней – ее отношения с графом (хотя они почти и не виделись), скандал, который по-прежнему будоражил весь Лондон… Театральный зал снова был полон, хотя уже и не набит битком, но зато крикуны из зрителей вели себя гораздо активнее, и весь последний акт из зала доносились до ушей актрисы самые разнообразные эпитеты. Джейн не обращала на них внимания, но то, что ее называли Падшим Ангелом, было ей совсем не безразлично. Джейн тяжело опустилась на диван в своей гримерной в «Критерионе».
– Я знаю, как вас развеселить! – сказал вошедший Линдлей.
Джейн почувствовала, как к ее глазам внезапно подступили слезы. Это были слезы отчаянной жалости к себе, и вызвал их не кто иной, как Линдлей.
– Ну, что это еще такое! – воскликнул он, садясь рядом с Джейн и беря ее за руки. – Джейн, да вы никак плачете?
Джейн шмыгнула носом и постаралась справиться со слабостью; но ей так хотелось рассказать Линдлею о своих трудностях.
– Нет, нет, все в порядке. Просто я устала.
Он осторожно коснулся ее виска, отводя прядь волос.
– Этот чертов скандал, да? Джейн мрачно кивнула.
– Это пройдет.
– Все так говорят.
Он внимательно смотрел на нее, и Джейн знала, о чем он хочет спросить – о ее жизни с графом, об их отношениях. Но Линдлей был джентльменом, и, не выпуская ее рук из своих, он чуть отодвинулся.
– Давайте поедем повеселиться.
– Не могу, – тут же ответила Джейн. – Я слишком утомлена.
– О, но это не какой-нибудь прием! Тут есть одно местечко, где собираются художники и богема, и студенты, и там всегда полно вина, вкусной еды, там весело, там музыка! Доверьтесь мне! – добавил он, искренне глядя на нее теплыми карими глазами.
Джейн улыбнулась:
– Откуда вам знать художников и богему, Джон? Он усмехнулся:
– Не скажу!
Джейн подумала о возвращении домой – в то время как граф где-то развлекается с Амелией… и вдруг ей очень захотелось увидеть веселые лица и развлечься самой, почувствовать себя живой.
– Хорошо! Подождите, пока я сниму грим и переоденусь.
Кабачок, в который Линдлей пригласил Джейн, располагался в подвале старого здания на Стрэнд-стрит, неподалеку от Темзы. Это было что-то вроде авангардистского кафе в парижском стиле. Еще когда Линдлей и Джейн спускались по шатким деревянным ступеням, они уже слышали отчаянный шум. Линдлей крепко держал Джейн под руку, потому что она чувствовала себя не слишком уверенно в своих красных туфельках на очень высоких каблуках. Но вот они вошли через стеклянную дверь внутрь.
Кафе, битком набитое и основательно прокуренное, было освещено не слишком ярко. В зале стояло множество маленьких столиков, и все они были заняты. В проходах между ними тоже толпились люди. Джейн обнаружила, что здесь много людей из общества, одетых в элегантные костюмы и явно пришедших сюда из театров, оперы или с частных приемов; но было здесь и немало студентов в небрежных твидовых пиджаках. Джейн увидела даже нескольких женщин в брюках, с сигаретами в зубах. Возле рояля стояла ошеломительная африканка; она пела, а усатый аккомпаниатор яростно колотил по клавишам. Рядом с роялем танцевали несколько пар явно богемного вида; кое-где между столиками тоже виднелись танцующие.
Уныние Джейн мгновенно рассеялось. Она посмотрела на ухмыляющегося Линдлея и засмеялась.
– Давайте танцевать! – воскликнула она.
Линдлей был восхищен. Он тут же обнял Джейн и закружил ее по проходу между столами. Это не было вальсом, это было что-то ритмичное и оригинальное, представлявшее собой сплошную импровизацию. За столиками стали аплодировать. Еще несколько пар вскочили и присоединились к ним.
Песня закончилась, и африканка запела другую, на этот раз грустную, меланхоличную, медленную. Линдлей не колебался ни секунды; он тут же крепче прижал к себе Джейн. Она сразу насторожилась.
– Джон, что вы делаете?
– Вы же сказали, что хотите танцевать, – грубовато откликнулся он.
Линдлей был так близко, что Джейн ощущала каждый дюйм его тела. Но она была совсем не уверена, что ей это нравится. Она подумала о графе, и ее охватило чувство вины. Но она была так одинока, так нуждалась в чьей-то поддержке. И в таком вот интимном танце было что-то восхитительное, хотя и нескромное. Джейн постаралась расслабиться.
– Вы чертовски прекрасны, – прошептал Линдлей, и его дыхание обожгло щеку Джейн.
Джейн не знала, что на это ответить, а потому промолчала. Песня закончилась, и Линдлей отодвинулся от Джейн. Она чувствовала себя и смущенной и взволнованной.
– Найдется тут место, чтобы сесть? – неуверенно спросила она.
– Попробуем найти, – сказал он, взяв ее за руку. Линдлей попытался провести Джейн в глубину зала, но узкий проход загородила какая-то пара. Мужчина был огромен; и, хотя в тусклом свете мерцающих свечей и в плывущих клубах табачного дыма его трудно было разглядеть, он сразу показался знакомым. Он напряженно шагнул им навстречу. Это был граф Драгморский.
Джейн не могла поверить собственным глазам.
А он уставился на нее яростным взглядом, но тут же отвернулся к Линдлею. Линдлей первым нарушил тяжелое молчание:
– Привет, Шелтон, Амелия!
И лишь теперь Джейн заметила рыжую красотку. Как всегда, Амелия выглядела роскошной и прекрасной… и она ухмылялась.
– Привет, Джон! – промурлыкала она.
Граф снова посмотрел на Джейн. Джейн ответила ему открытым взглядом, но в ее душе вспыхнуло опасение. Она знала, что граф пришел в ярость, увидев ее с Линдлеем, несмотря на то, что и сам был не один. «Да, прелестная ситуация», – подумала Джейн, внезапно почувствовав себя слабой и несчастной. Но инстинкт заставил ее броситься вперед, чтобы предотвратить зреющий взрыв.
– Привет, Николас, – тихо сказала она. Он отпрянул при звуке собственного имени, словно его ударили. – Добрый вечер, Амелия.
Граф обжег ее взглядом.
– Надеюсь, тебе тут весело, Джейн? – язвительно поинтересовался он.
Она грустно посмотрела на него огромными глазами.
– Нет. У меня тут голова разболелась.
Амелия захохотала и прилипла к графу, прижавшись к нему всем телом.
– Может быть, вам лучше отправиться домой, в постельку, – фальшивым тоном протянула она, явно намекая на то, что рядом с Джейн должен быть Линдлей.
– Вы совершенно правы, – спокойно ответила Джейн и повернулась к Линдлею. – Вы не проводите меня? Мне что-то не по себе от этого шума и дыма.
– Разумеется, – мгновенно откликнулся Линдлей. И посмотрел на графа; – Конечно, если Ник не захочет сделать это сам.
Джейн внезапно похолодела, ее сердце подпрыгнуло от глупой надежды.
Но граф скривился, обнажив белые сверкающие зубы.
– Она приехала с тобой, пусть с тобой и уезжает. У меня другие планы.
Джейн прикрыла глаза. Его грубые слова задели ее. Ах, если бы она могла его возненавидеть. Она взяла Линдлея под руку, и они направились к выходу, с трудом пробираясь сквозь толпу.
И, конечно, она не видела, как граф смотрел им вслед.
– Да пусть их идут! – надула губы Амелия.
– Заткнись! – рявкнул он, не отводя глаз от удаляющейся пары. Он сделал шаг вперед, как будто его толкала неведомая сила, потом злобно выругался и запустил пальцы в волосы. Он смотрел на свою жену, пока она не исчезла за дверью.
И в его душе завывали ехидные демоны.
Всю дорогу до дома на Тависток-сквер Джейн не произнесла ни слова, и Линдлей после нескольких неудачных попыток завязать беседу оставил ее в покое. Когда они приехали, он помог Джейн выйти из кареты и проводил до входа в дом. Томас открыл им дверь.
Линдлей остановился в холле; ему явно не хотелось уходить.
– Не позволяйте ему огорчать вас, Джейн. Вы заслуживаете только счастья, – сказал он тихим, низким голосом. Томас отошел в сторону, убирая бархатную пелерину Джейн.
Джейн с трудом пожала плечами.
– Я прекрасно себя чувствую, правда.
– Как насчет глоточка бренди? – спросил Линдлей. – Еще совсем не поздно.
– Джон…
– Бога ради, Джейн, друг я вам или нет? Вы знаете, что можете мне доверять! А он сейчас с Амелией.
Джейн печально кивнула и попросила Томаса принести им немного паштета и холодного цыпленка. Томас чуть слышно хрюкнул, уходя с видом явного неудовольствия. Линдлей следом за Джейн прошел в гостиную.
– А раньше я ему нравился, – сухо заметил он.
– Ну, по крайней мере, хоть он предан графу, – сказала Джейн.
– Вы о нем беспокоитесь, верно? – удивленно произнес Линдлей. – И это после всего, что он с вами сделал?
Джейн, порозовев, села на край огромного дивана.
– Он мой муж. И потому я тоже предана ему.
– К черту вашу преданность! – воскликнул Линдлей, садясь рядом с ней. Джейн хотела было отодвинуться, но не смогла, потому что и так сидела уже на самом краю. Линдлей схватил ее за руку.
– Он не достоин вас! – страстно заговорил Линдлей.
– Прошу вас, замолчите!
– Я думал, что знаю Ника. Но я его не знаю! – яростно заявил Линдлей. – Появляться на людях с этой толстой шлюхой, едва обвенчавшись с вами!
Джейн опустила глаза. Это была больная, очень больная тема, и слова Линдлея задели ее, к глазам подступили давно копившиеся слезы.
– О Джейн, простите меня! – Схватив руки Джейн, он прижал их к своей груди. – Я совсем не хотел вас расстраивать!
– Все в порядке, – мягко ответила она, не поднимая глаз. – Мы с ним… заключили соглашение.
– Что еще за соглашение? Она посмотрела на него.
– Я позволила ему иметь любовниц, – не слишком уверенным тоном пояснила Джейн и глубоко вздохнула. – Не тревожьтесь обо мне, Джон.
Он осторожно погладил ее по щеке.
– Не тревожиться о вас? – Он грустно засмеялся. – Джейн, милая, я вас люблю, и оттого, что знаю, как вы несчастны, просто схожу с ума!
Джейн похолодела от изумления.
– Это правда, правда, – тихо сказал Линдлей, одну за другой целуя руки Джейн. – Я люблю вас. Вы заслуживаете гораздо больше того, что имеете. Вы достойны любви и поклонения, а не грубости. Боже… – Он снова поцеловал ее руку и прижался к ней щекой. И посмотрел на Джейн. – Я хочу вас, Джейн… я страстно желаю вас.
Она попыталась выдернуть руку, и Линдлей, почувствовав ее волнение, отпустил ее пальцы. Джейн тут же вскочила и отошла в сторону.
– Я уже говорила вам – я не могу стать вашей любовницей.
– Но почему? У него есть Амелия. И многие другие. Почему нет? Я могу сделать вас счастливой. – Линдлей тоже встал. – По крайней мере, я буду стараться изо всех сил. Позвольте мне попробовать! Дайте мне шанс!
Джейн покачала головой, чувствуя себя онемевшей, оцепеневшей.
– Разве вы не понимаете? – Она помолчала. – Мне очень жаль, Джон, но я вас не люблю.
Линдлей долго смотрел на нее.
– Да, я понимаю, – сказал он наконец. – Но я думаю, вы со временем меня полюбите, если сами себе позволите это.
– Я замужем.
– Ч-черт! – Линдлей прошелся по гостиной. – Но вы же и его не любите, Джейн!
Джейн закусила губы, глядя на него огромными глазами.
– Боже… вы… вы любите его!
Она склонила голову, охваченная невыразимой печалью.
– Мне очень жаль, Джон. Прошу вас, останемся друзьями!
– Лучше мне уйти, – хрипло проговорил Линдлей, и в его голосе послышалась глубокая боль.
Джейн стиснула зубы, чтобы не заплакать. Линдлей не смотрел на нее. Ей было так его жаль. Ну почему жизнь так сложна? Она посмотрела ему вслед.
Появился Томас со столиком на колесах, накрытым на двоих, и выкатил его на середину гостиной.
– Я поужинаю одна, Томас, – сказала ему Джейн. Она налила себе белого вина и понемножку пила его, пока Томас снимал крышки с блюд. Потом он вышел. Джейн ни чуточки не была голодна – просто чудовищно устала и измучилась душой.
Джонатан Линдлей влюблен в нее, и она причинила ему боль. Граф сейчас с Амелией. Скандал в Лондоне. А она сидит здесь, такая одинокая, совсем одна. Ей вдруг захотелось, чтобы Линдлей был здесь.
Но случилось так, что Джейн не осталась совсем одна.
– Что, нет аппетита?
Джейн задохнулась, обнаружив, что ее муж стоит в дверях и насмешливо смотрит на нее.
– Я… я не слышала, как ты вошел.
В его улыбке не было и следа теплоты.
– Это кровь краснокожих, – сказал он, входя в гостиную. Сняв галстук, граф швырнул его на кресло.
– Что?
Он снова саркастически усмехнулся.
– Может быть, в один прекрасный день я расскажу тебе некую историю. – Он швырнул смокинг на другое кресло; тот скользнул на пол. – Правдивую историю, – сказал он, подходя ближе к Джейн.
Джейн не шевелилась, осторожно наблюдая за ним. Она просто не могла отвести от него глаз. В нем чувствовалась некая угроза, с трудом сдерживаемая сила. Он напомнил ей пантеру, подкрадывающуюся к жертве. Он подкрадывался к ней, Джейн. И тут же на нее нахлынули обжигающие воспоминания об их слиянии на полу.
Граф остановился возле накрытого столика, разглядывая его.
– Ужинаешь одна? А почему? Тут накрыто на двоих. Джейн посмотрела на него. Ее глаза блестели.
– Только не утверждай, – он грубо расхохотался, – что ты ждала меня!
– А почему бы тебе и не поужинать со мной? – с трудом проговорила Джейн. Ее сердце отчаянно колотилось. Она чувствовала, как кровь кипит в каждой клеточке ее тела. Она вдруг ощутила собственное тело, как никогда прежде… ощутила желание, от которого потяжелели ее груди и бедра… ощутила себя пылающей, живой, жаждущей.
– Как это любезно с твоей стороны, милая женушка, – сказал граф, резко придвигая стул и садясь. – Ну, жаль, что так вышло, только я уже поужинал. Позволь предложить тебе что-нибудь?
– Спасибо, – беспомощно пробормотала она.
Он положил ей на тарелку кусок цыпленка, салат и морковь. Потом наполнил свою тарелку. Джейн следила за его сильными смуглыми руками, за движениями его длинных красивых пальцев. Потом посмотрела на его склоненное лицо – на сильный подбородок, высокие скулы, орлиный нос, чувственный изгиб губ. Граф взглянул на нее, сверкнув зубами:
– Не обращай на меня внимания. Джейн ковырялась в тарелке.
А граф набросился на еду.
Джейн просто не могла есть. И, даже не глядя на мужа, видела, как тот яростно опустошает свою тарелку, с той же бешеной энергией, которую она ощущала в его теле. Наконец он отодвинул тарелку и поднял бокал с вином.
– За тебя, супруга!
Джейн не шевельнулась. Граф осушил бокал. А поставив его на стол, сверкающим взглядом уставился на грудь Джейн.
У Джейн перехватило дыхание. Она вовсе не пыталась обманывать себя, она знала, чего ей хочется сейчас – ощутить его прикосновение. Она хотела его. Вопреки всей боли и унижениям, вопреки Амелии… сейчас, прямо сейчас она желала, чтобы он стиснул ее в железных объятиях и любил, любил ее.
Их взгляды встретились. Джейн чуть заметно наклонилась вперед. Ей хотелось, чтобы он откликнулся на ее призыв. Но он вдруг вскочил и с яростным проклятием вышел из гостиной.
От разочарования Джейн задрожала.
Она долго еще сидела в гостиной, не в силах шевельнуться, пытаясь ни о чем не думать. Он не желал ее, наверное потому, что только что переспал с Амелией. От этого было очень больно. Наконец Джейн медленно поднялась, прихватив с собой бокал с вином. Она подошла к открытому французскому окну и невидящим взглядом уставилась в ночь, на луну и звезды. А потом пошла наверх.
У своей двери она помедлила. Она знала, что Ник рядом, через коридор. Ее тело запылало при этой мысли. Она ведь может зайти к нему, чтобы просто пожелать спокойной ночи. Она не должна этого делать, напомнила себе Джейн, и она этого не сделает. Но… она только заглянет к нему.
Она не постучала. Она просто рывком распахнула дверь в его спальню. Он стоял посередине комнаты, без рубашки, в расстегнутых брюках, с нераскуренной сигарой в руке. Взгляд Ника метнулся к Джейн.
Его бронзовая кожа была гладкой и блестящей, она туго обтягивала мощные мышцы. Он был великолепным, безупречным самцом. Джейн пожирала его глазами.
– Что тебе нужно? – хрипло спросил он, делая шаг ей навстречу и тут же останавливаясь.
Джейн попыталась дышать ровно, однако ей это не удалось.
– Я… я просто хотела… пожелать тебе спокойной ночи.
Джейн тяжело сглотнула, прижав ладонь к животу; ее грудь нервно вздымалась.
– Ч-черт! – прорычал он. – Ч-черт! Что, Линдлей тебя не удовлетворил?
Его слова с трудом проникли в ее сознание, и она тут же забыла о них. Она знала одно: если он сейчас не прикоснется к ней, она умрет. А если он к ней прикоснется…
– Нет? – ревел граф, стиснув кулаки и делая еще шаг вперед. Его тело содрогалось. Его кожа блестела в свете лампы.
– Нет… – прошептала Джейн. Ее взгляд опустился с его лица к плоскому животу Ника, а потом – к расстегнутым брюкам. Его мужское естество выпирало под тонким бельем. – Линдлей просто мой друг…
Ник неотрывно смотрел на нее, тяжело дыша. Она посмотрела ему в глаза.
– Джейн, – хрипло проговорил он, – ты сама пришла. Если ты не уйдешь сию секунду…
Джейн не отвела глаз. И не тронулась с места. Видно было, что Ник отчаянно борется с собой.
– Николас… – мягко прошептала Джейн и дерзко шагнула к нему, чтобы коснуться его живота.
На мгновение он задохнулся, и они оба уставились на ее маленькую белую руку, лежащую на его темной коже. А потом он, застонав, накрыл ее пальцы ладонью и, схватив ее руку, положил ее на свой исстрадавшийся пенис.
И тут же он схватил Джейн в объятия, бешено целуя ее, и понес к кровати. А Джейн гладила его, наслаждаясь ощущением тепла. Он бросил ее на постель, упал на нее и впился в губы жены голодным ртом. Джейн просунула руку под его трусы и сжала напряженный член. Он был огромным и твердым и слегка задвигался в ее ладони.
Ник задыхался, стараясь крепче прижаться к ее пальцам.
– Джейн! – выкрикнул он, заглядывая ей в глаза.
– Да, – простонала она, – прошу тебя…
Он мгновенно поднял ее юбку, одним движением разорвав тонкое французское кружево белья. А Джейн, ощутив на коже его горячке сильные пальцы, всхлипнула. И сама указала ему путь…
И он вошел в нее. Они одновременно вскрикнули, они одновременно напряглись, достигли пика страсти. Он яростно погружался в нее, она выгибалась ему навстречу, ухватившись руками за изголовье кровати и содрогаясь от остроты ощущений… и через мгновение оба закричали, и граф, обессиленный, упал на жену.
Джейн не шевельнулась, когда граф передвинул свое тяжелое тело и лег рядом с ней на спину. Его рука по-прежнему касалась ее.
Джейн прислушивалась к дыханию Ника; оно понемногу становилось ровное, как и ее собственное. Но едва немного утих огонь страсти, как на Джейн вновь нахлынули чувства, с которыми она не в силах была справиться. Ей хотелось зарыдать. И теперь Джейн с безнадежной ясностью понимала: это оттого, что она любит графа.
Она полюбила его два года назад, со всей наивностью и пылом школьницы. Но теперь ее любовь стала сильнее и глубже. Джейн осознала, что без Ника ее жизнь была пустой и незавершенной. Да, она по-прежнему испытывала к графу сильное физическое влечение, с которого началось ее чувство, но теперь в ее душе было и что-то другое, куда более серьезное. Она нуждалась в его силе, в его защите, несмотря на то, что давно стала взрослой и независимой женщиной. И она была уверена, что могла бы избавить Ника от демонов, терзающих его душу, могла бы внести свет и радость в его жизнь. Ох, как ей хотелось сделать это!
Ей хотелось касаться его, обнимать его.
Ей хотелось сделать что-нибудь для него. Она чувствовала потребность сказать ему что-то важное, необходимое им обоим. Джейн была совершенно уверена, что они не могут больше спать в разных спальнях и что граф должен бросить своих любовниц… она должна мягко, но твердо направить его на путь истинный.
И заставить любить ее. Хоть немножко.
«Какая же я дура», – подумала Джейн. Она ведь знала, каков характер графа. Знала, что он вряд ли полюбит какую-нибудь женщину, и в особенности – ее. Но, может быть, когда-то, в один прекрасный день, он начнет все же заботиться о ней – как друг, защитник, муж.
Джейн повернулась на бок и прижалась к Нику, уткнувшись лицом в его плечо, коснувшись грудью его руки. Он мгновенно напрягся.
Джейн тоже была напряжена. Но она не отодвинулась. Ее полураскрытые губы поцеловали его влажную кожу. И тут же она почувствовала, как он расслабился, а потом вдруг рванулся к ней и заключил в объятия.
Он стал целовать ее. Сначала медленно и немножко лениво, но очень скоро его кровь вновь закипела. И рука Ника скользнула по спине Джейн, лаская ее все более требовательно. Джейн прижималась к нему, отвечая на ласку. Наконец он приподнялся над ней и посмотрел ей прямо в лицо. Она уверенно встретила его взгляд. Ей хотелось улыбнуться, но она не смогла.
Потом он заговорил, низко и хрипло.
– Ты так прекрасна…
И тогда улыбка появилась сама собой.
– Ты тоже… Он усмехнулся:
– Не уверен, что это комплимент.
– Но это так.
Его глаза потемнели. В их глубине засветилось искреннее отчаяние, причины которого Джейн никак не могла понять, но она видела его, чувствовала. Ник жадно целовал ее – лицо, шею, грудь…
Казалось, он никак не мог насытиться поцелуями, а может быть, боялся, что это мгновение – всего лишь мгновение, и больше оно не повторится. Джейн уловила его страх, его желание. И в ней вспыхнула ответная страсть.
А потом, когда они лежали, обняв друг друга, сердце Джейн наполнилось радостью и в то же время готово было разорваться от печали. Джейн любила этого человека, и боль любви казалась просто невыносимой. Но она должна была вынести все, и знала, что вынесет.
Сейчас он уйдет, в отчаянии подумала Джейн, когда он перевернулся на бок. Но он снова прижался к ней, и обнял, и поцеловал в плечо. А потом Джейн обнаружила, что граф заснул.
По ее щекам потекли слезы. Она, не смущаясь, придвинулась к нему ближе, коснувшись его всем телом, и всмотрелась в его лицо. Резкие черты смягчились во сне. Сердце Джейн глухо стукнуло. Она молилась о том, чтобы он не проснулся сейчас, чтобы он провел с ней всю ночь, ведь это целая вечность…
Да, Джейн исполнилась решимости. С этого дня и навсегда они должны стать мужем и женой в полном смысле этих слов.
Когда Джейн проснулась и увидела яркие солнечные лучи, бьющие в окно, постель рядом с ней была пуста.
Джейн, улыбаясь, зарылась лицом в его подушку. Она почти не спала в эту ночь, она не могла спать рядом с ним. Ближе к утру он проснулся и вышел в туалет. Но Джейн подумала, что он покинет ее и останется в кабинете. Она притворилась спящей, едва справившись с охватившим ее разочарованием. Но он вскоре вернулся, лег рядом с ней и обнял ее. Поцеловал в шею, погладил по спине, сжал ее ягодицы… и вскоре они уже снова занялись любовью.
Джейн засмеялась, потягиваясь, как кошка. Граф был изумительным мужчиной. Он был хорош собой, энергичен, умен… и она без памяти любила его.
Будут ли они вместе и следующей ночью?
Если он уйдет к Амелии, она этого не переживет.
Ей хотелось любыми средствами удержать его, но пока что было рано требовать многого. Пожалуй, не следует сразу приглашать его поужинать с ней после спектакля. Ей следует просто сразу из театра вернуться домой… и она будет надеяться, что он окажется здесь, ожидая ее.
Когда Джейн спустилась вниз, Томас доложил ей, что граф уехал на деловую встречу, и Джейн почувствовала себя разочарованной. Ей казалось, что в ней что-то угасло, и она оживет лишь тогда, когда вновь увидит его. Она сказала себе, что незачем быть такой простодушной дурой. Но так трудно было справиться с сердцем… впрочем, при воспоминании о прошедшей ночи Джейн показалось, что у нее выросли крылья и она готова взлететь. Да она и вправду весь день словно парила в облаках, и ее мысли были полны Ником.
. После того как дети поужинали, Джейн взяла книгу, чтобы почитать им; это уже вошло в обычай. Джейн выбрала следующую волшебную сказку и уже начала чтение, как вдруг почувствовала присутствие графа и подняла голову. Впрочем, она ведь не случайно оставила дверь распахнутой настежь.
Граф, в бриджах и твидовой куртке, стоял у входа, держа в руке галстук. Он смотрел на Джейн упорно, не мигая, настойчиво.
– Папа! – закричал Чед, бросаясь к отцу и обнимая его.
– Папа! – заверещала Николь, подражая брату. И замахала лентой, зажатой в пухлом кулачке.
Граф, глядя только на Джейн, погладил сына по голове. Наконец он перевел взгляд.
– Привет, сынок.
– Хочешь послушать сказку? – горячо спросил Чед. Держа руку на волосах сына, граф посмотрел на Джейн, и на этот раз в его глазах был вопрос.
Джейн, сидевшая на диване с поджатыми ногами, обняла Николь и улыбнулась.
– Пожалуйста, побудь с нами.
Граф шагнул вперед. Сняв куртку, он бросил ее на кресло, откуда она, само собой, тут же свалилась на пол. Чед радостно прыгал вокруг отца, потом наконец вернулся на свое место, у ног Джейн. Граф опустился на диван совсем рядом с подогнутыми коленями жены.
Они посмотрели друг на друга.
Сердце Джейн, подскочив, забилось где-то у самого горла. Ей хотелось коснуться мужа, наклониться и поцеловать его в щеку… но она не осмелилась.
– Привет, солнышко, – ласково сказал граф счастливой Николь. Он посадил ее к себе на колени, и малышка радостно завизжала.
– Она любит своего папу, – заметила Джейн, с трудом справляясь с сердцебиением.
Граф был так огромен, что диван сразу показался маленьким и тесным для двоих. Его бедро коснулось колена Джейн.
Граф улыбнулся такой редкой для него искренней, доброй улыбкой. На его щеках появились ямочки.
– Да, любит, – сказал он, и его серебристые глаза снова остановились на Джейн. Джейн знала, что он думает о прошедшей ночи… как и она.
– Джейн, – дернул ее за юбку Чед, – давай читать, ты что, забыла про сказку?
Джейн, усмехнувшись, взъерошила его волосы и раскрыла книгу. И стала читать.
Джейн протянула Томасу свой плащ. И негромко спросила:
– Граф дома?
Томас чуть заметно улыбнулся:
– Он в библиотеке, миледи.
Сердце Джейн радостно запело. Пытаясь никак внешне не проявить своего удовольствия, она поправила уложенные в узел волосы, разгладила шелковый лиф платья. На ней был изумрудно-зеленый туалет, который, как прекрасно знала Джейн, особенно хорошо подчеркивал ее цвет лица и фигуру; она поспешила в кабинет графа. Граф сидел на диване с газетой в руках; рядом на столике стоял графин с виски, лежала в пепельнице дымящаяся сигара. Джейн пришла в окончательный восторг, увидя, что граф одет в брюки и кашемировую домашнюю куртку – а ведь ни один джентльмен не наденет такую куртку, если собирается выйти из дома.
Ник поднял голову, и в его серебристых глазах вспыхнуло пламя.
– Добрый вечер, – сказала Джейн, внезапно занервничав.
– Добрый вечер, – ответил он. – Голос его звучал вежливо, но глаза горели. Он пожирал Джейн взглядом, он рассматривал ее с головы до ног и, наконец, уставился на грудь, дерзко выглядывающую из глубокого декольте. И отложил газету. – Как прошел спектакль?
– Замечательно, – сказала она. – Ты никуда не собираешься?
Он чуть заметно улыбнулся.
– Сегодняшние приглашения показались мне слишком неинтересными. – Его взгляд стал еще острее.
Джейн с трудом удалось скрыть восторг.
– Можно мне… – она смущенно показала на столик.
– О, конечно. – Граф мгновенно вскочил. – Шерри?
– Это было бы замечательно, – сказала Джейн, направляясь к дивану. Граф поспешил налить для нее бокал. Джейн грациозно села, выбрав место в середине дивана, но и не на самом краю. Граф вернулся, протянул ей бокал и сел – почти в середине дивана, почти коснувшись ее юбки.
– Попросить Томаса подать нам ужин?
– А ты еще не ужинал? – Джейн была удивлена и осмелилась предположить, что граф ждал ее.
Щеки Ника чуть порозовели.
– Я зачитался, – неубедительно объяснил он. – Просто забыл о еде.
– Я просто умираю от голода, – соврала Джейн. У нее не было ни малейшего аппетита, но она не сомневалась, что в компании графа ей захочется есть.
Граф встал и позвонил, а когда появился Томас, распорядился подать ужин в кабинет. Томас удалился, даже не пытаясь скрыть свою радость. Джейн понемножку прихлебывала шер-ри, глядя в пол и чувствуя напряжение во всем теле.
Граф пил виски. Похоже, оба они не могли найти подходящую тему для разговора.
– А ты… – начала было Джейн.
– А было… – одновременно произнес граф.
Они оба улыбнулись, и каждый ждал, что скажет другой.
– Ну?.. – сказал граф.
– Твое деловое свидание прошло успешно? – спросила Джейн.
– Да. Я вложил деньги в Вест-Индскую компанию.
– О! А чем они торгуют?
– Специями, шелком, коврами, всякой экзотикой, – объяснил граф.
И снова повисло молчание, не менее неловкое. Граф осторожно нарушил его.
– Как прошел спектакль? Джейн вздохнула.
– Зал уже не был полон. Едва на две трети. – Она поставила бокал. – Новизна исчезла, и, боюсь, пьеса скоро сойдет со сцены.
– Мне очень жаль, – сказал он.
Джейн передернула плечами:
– Таков театральный бизнес. Каждый спектакль живет определенное время – мы говорим, «стоит на ногах». Полагаю, мы тогда поедем в Драгмор?
– Да, я на это рассчитывал. Если только у тебя нет каких-то причин остаться в Лондоне.
Джейн представила себе жизнь в Драгморе – вдали от света, вдали от чудовищных сплетен, вдали от Амелии и ей подобных… и ей вдруг страстно захотелось поскорее уехать. Они будут жить там своей семьей – она, граф и дети. Она готова была отправиться в Драгмор прямо завтра.
– Нет, у меня нет таких причин, – сказала она, намеренно скрывая радость. – Я ведь обещала тебе, к тому же в Драгморе так хорошо. И это полезно для детей.
– Да, – согласился граф. – Я тоже так думаю.
Они осторожно посмотрели друг на друга. Потом их взгляды стали смелее. И от горячего блеска глаз Ника у Джейн перехватило дыхание, сердце сжалось в груди. Он мягко сказал:
– В этом платье ты выглядишь потрясающе.
Джейн хотела поблагодарить его, но в это мгновение появился Томас, кативший перед собой столик с ужином. Серебряные блюда под крышками сверкали, искрился хрусталь. Граф подвел Джейн к столу и придвинул для нее стул. Улыбнувшись ее удивлению, он, усадив жену, сел сам. И жестом показал Томасу, что тот может разливать вино и наполнять тарелки.
А сам неотрывно смотрел на Джейн.
Джейн была прекрасна, и в этот вечер сильнее чем когда-либо в ней ощущались и невинность, и чувственность, и это странное сочетание притягивало и завораживало. Графу совсем не хотелось ужинать. Ему хотелось лишь одного: смотреть на Джейн, слушать ее голос, быть с ней рядом.
Ее образ преследовал его весь день.
И он ежеминутно вспоминал об их страстной ночи.
Граф и не думал о том, чтобы куда-нибудь отправиться этим вечером. Это было невозможно, потому что и его мысли, и всю его душу заполнила Джейн. Он надеялся, что из «Критериона» она приедет прямо домой и с трудом сумел скрыть радостное возбуждение, когда так оно и случилось. Может быть, она, как и он сам, хотела побыть вдвоем?
А вдруг она позовет сегодня его к себе в спальню?
Он страстно желал ее, даже сейчас, сидя за столом, и лежавшая на его коленях салфетка не могла прикрыть его возбуждения. Граф рад был бы умереть тысячу раз за то, чтобы еще раз очутиться в ее объятиях. Весь день его терзала мысль о том, что Джейн может вдруг вспомнить об их «соглашении». Насчет отдельных спален. И настолько боялся услышать ее ответ, что и не пытался спрашивать.
Граф знал, что это эгоистично с его стороны, но ему очень хотелось, чтобы пьеса, в которой играла Джейн, сошла со сцены, и поскорее. Ему хотелось забрать свою семью – своих детей и жену – и отправиться в мирное уединение Драгмора, чтобы наслаждаться там жизнью с ними, с ней. Мысль о сельской жизни волновала Ника.
Но все же он пытался отогнать ее, потому что хотел, чтобы Джейн была счастлива, а ее счастьем была сцена.
Граф попытался проглотить хоть кусок. Ему это удалось лишь с большим трудом, и он заметил, что аппетит Джейн тоже не слишком хорош. Граф старался не думать о том, что может произойти после ужина. Но в его голове сами собой рождались разные картины…
… Они поднимаются наверх, останавливаются у двери ее спальни, она желает ему спокойной ночи – и уходит, оставив его в коридоре…
… Она останавливается у двери, краснеет, не в силах поднять на него взгляд, и ее голос, низкий и робкий, звучит почти неслышно, когда она спрашивает, не хочет ли он войти…
… Или, еще лучше, она смотрит на него прямо, дерзко и призывно, предлагая вновь разделить с ней то чувственное наслаждение, которое они уже познали, и им не нужно слов. И он входит в спальню следом за ней, принимая ее молчаливое приглашение, и яростно впивается в нее…
Граф неловко передвинулся на стуле, чувствуя явное неудобство. Им не следовало слишком быстро заканчивать ужин. Граф просто боялся его окончания, боялся самого себя, боялся возможного отказа.
Джейн вздохнула и аккуратно положила вилку и нож рядом в знак того, что она покончила с едой. Граф тут же оттолкнул свою тарелку и позвал Томаса. Пока дворецкий убирал ненужные приборы, граф смотрел на склоненную голову Джейн, на ее маленькие руки, спокойно лежащие на белой льняной скатерти. Джейн носила только одно кольцо – перстень с рубином, доставшийся ей от матери; на ее руках не было браслетов. Граф тут же решил, что купит ей разные драгоценности. Джейн подняла голову; ее взгляд был неуверенным, но она посмотрела прямо на графа и чуть улыбнулась. Графу захотелось схватить ее и стиснуть в объятиях.
– Кофе, миледи? Не хотите ли отведать свежего пирожного с малиной? – спросил Томас.
– Нет, спасибо, – ответила Джейн. – Я ничего больше не хочу. – И она снова посмотрела на графа.
У него екнуло сердце… он весь сжался. И жестом отпустил Томаса.
– На сегодня все, спасибо, – онемевшими губами выговорил он. А потом встал, подошел к Джейн и отодвинул ее стул, когда она поднималась. Его руки коснулись ее плеч. И от этого прикосновения по спине графа пробежала дрожь.
– Спасибо, – с робкой улыбкой сказала Джейн.
– Хочешь еще немножко вина?
Она закусила губу, глядя на него огромными голубыми глазами.
– Нет, я… спасибо, я… пожалуй, я пойду наверх.
Он долго молча смотрел на нее, потом кивнул. Она пошла вперед, а он – следом.
Казалось, прошла целая вечность, пока они поднялись на второй этаж. Сердце графа колотилось глухо и болезненно. Пригласит ли она его? Пригласит ли? Этот вопрос, бесконечно повторяясь, мучил графа, терзал его, полностью заняв его ум.
У двери в спальню Джейн остановилась, не поворачиваясь к графу. Он стоял позади ожидая. Наконец она полуобернулась и посмотрела на него так странно, так неуверенно. Это не было приглашением. Но это не было и отказом. И долгое-долгое мгновение они смотрели друг на друга.
А потом граф услышал собственный охрипший голос:
– Ты не хочешь, чтобы я вошел?
Следующие секунды он выдержал с трудом.
– Хочу, – шепнула она, наконец, заливаясь краской.
Граф почувствовал, как на него нахлынула безумная радость. Его глаза засверкали, он улыбнулся. И Джейн улыбнулась. Граф протянул руку и распахнул дверь, и они вошли в спальню рука об руку.
Едва начав просыпаться, Ник протянул руку к Джейн.
Но его рука нащупала лишь теплую простыню в том месте, где должна была быть его жена, и задержалась там, пока Ник окончательно сбрасывал сон. И с ясностью в его сознании вспыхнули воспоминания о прошедшей ночи и о том, как пару часов назад он, проснувшись, разбудил Джейн поцелуями, и они снова занялись любовью. В первый раз это было яростно, в последний – нежно и неторопливо. Ник с удивлением обнаружил, что совсем не пресыщен, что снова желает Джейн.
Он открыл глаза и посмотрел на шелковый, персикового цвета полог над кроватью, прислушиваясь и ожидая ее возвращения. По его лицу расплылась довольная улыбка, смягчившая резкие черты лица. Он никогда не думал, что может чувствовать себя так прекрасно, быть таким спокойным и расслабленным, таким довольным. «Поскорее возвращайся, Джейн. Я хочу тебя, дорогая…»
Он закрыл глаза. Наберется ли он храбрости, чтобы сказать Джейн, как много она для него значит? Что без нее у него впереди – лишь мрак и отчаяние? Что она – и солнечный свет, и радость его жизни? Что он любит ее?
Он был трусом. Он боялся ее из-за того, что его чувства к ней были необъятны…
И тут он услышал отчетливые звуки рвоты.
Граф мгновенно вскочил с кровати; звук в туалетной комнате повторился. Мрачный и решительный, он бросился туда и обнаружил Джейн стоящей на коленях и склонившейся над раковиной. Лицо ее было бледным до зелени.
– В чем дело? – воскликнул он, охваченный паникой. Он опустился рядом с ней, обнял ее, и она устало прислонилась к мужу.
– Джейн, ты больна!
– Ну, я думаю, это пройдет, – пробормотала она, уткнувшись ему в грудь.
Он погладил ее по волосам и вдруг застыл, осознав смысл этого утреннего нездоровья. Утренняя тошнота… Он отодвинулся от Джейн и внимательно посмотрел на нее, внезапно насторожившись; он чувствовал себя ужасно, его охватила ярость. Разве утренняя тошнота появляется у женщин не через месяц или около того после зачатия? Ведь не через пару же дней. А Джейн вдруг снова склонилась над раковиной, и ее вырвало еще раз.
Граф изучающе разглядывал ее, и когда Джейн стало лучше, помог ей подняться на ноги. И продолжал наблюдать за ней, пока она умывалась, полоскала рот и мыла руки. И, как ни странно, в это мгновение тело Джейн ничуть не возбуждало его, хотя и было обнаженным, нежным и гибким, с такими соблазнительными формами. Джейн повернулась к нему со смущенной улыбкой и тут же встревоженно спросила:
– Николас, что случилось?
Он горько улыбнулся, с трудом раздвинув губы:
– Наверное, тебе лучше знать.
– Но в чем дело? – недоуменно сказала она, и в ее голосе прозвучало искреннее беспокойство. Она коснулась его руки, но он отдернул пальцы. – Ник! – воскликнула она.
– Ты беременна, – ровным тоном произнес он, глядя на нее холодно и бесчувственно. – И это определенно не мой ребенок.
Джейн уставилась на него.
– Чей он?!
– Бог мой… – прошептала Джейн, касаясь груди Ника, и на ее лице медленно расплылась улыбка.
Но он продолжал хмуриться.
– Так кто же отец, Джейн?
– Я не беременна, – сказала она. – Это просто невозможно… ну, разве что это твое дитя.
– А мне кажется, что ты беременна, но от меня ли? Утренняя тошнота не может появиться так быстро!
– Да ты просто балбес! – воскликнула Джейн. – Говорю же тебе, это невозможно, вряд ли это беременность! Ну а если и так, то причиной можешь быть только ты, Ник. Да нет, это просто грипп, я уверена.
Сердце Ника сжалось. Он схватил Джейн за плечи.
– Да что ты говоришь! Она погладила его по щеке:
– У меня не было никого, кроме тебя.
– Я не понимаю.
– У меня никогда не было другого мужчины, Николас, вообще никогда.
Он ошеломлено таращился на нее, нервно сглатывая. А она ослепительно улыбнулась, снова касаясь его щеки.
– Если я и беременна, милый, то причиной последние несколько дней… или тот день, в библиотеке. Это же так просто!
– Боже… – простонал Ник. – Джейн, это правда? – Он внезапно охрип и едва мог шевелить языком.
– Да.
У нее не было никого, кроме него. Она никогда не отдавалась никому другому. Она была предана ему. Ник внезапно обнял Джейн и прижал к себе, чуть покачиваясь, и по его лицу потекли горячие слезы. «Я люблю тебя, – думал он, видит Бог, я люблю тебя!»
Но он не произнес ни слова.
А потом он в очередной раз подумал о том, любит ли она его. Эта мысль заставила его сердце забиться сильно и болезненно. Но она должна любить его! Иначе, почему бы она хранила ему верность все эти годы? Боже, она должна!
И он вдруг почувствовал, как старое проклятье свалилось с него, что он благословен любовью.
Ник зарылся лицом в волосы Джейн, обнимая ее.
– Николас, – прошептала она, гладя его по спине. – Что с тобой?
Он не ответил. Он лишь крепче сжал ее в объятиях.
Два дня спустя, вечером, граф отправился в гримерную жены. Он снова просидел в полупустом зале, не в силах отвести глаз от сцены, от Джейн. Она завораживала его своей игрой, и он знал, что навсегда к ней привязан.
Когда Ник входил, из гримерной вышел темноволосый человек в очках. Это был менеджер «Критериона», и он коротко кивнул графу. Рядом с Джейн сидел Гордон, серьезный и мрачный, но граф смотрел только на жену. Она устроилась на диване, бледная и напряженная, а вокруг лежали десятки белых роз; розы заполнили всю гримерную. Это были его белые розы, и граф улыбнулся.
– Я вас оставлю, – сказал Гордон. – Доброй ночи, Джейн, Шелтон.
– Николас! – горестно воскликнула Джейн, как только за Гордоном закрылась дверь.
В одно мгновение он очутился рядом с ней, схватил ее руки и осыпал их поцелуями.
– Милая, что случилось?
– Ты не должен присылать мне столько цветов, – просто сказала она.
– Пьеса снимается?
Она кивнула, глядя на него огромными светящимися глазами. Он обнял ее, и она уютно устроилась в его объятиях, закрыв глаза.
– Будут и другие пьесы, Джейн. А ты была прекрасна. Это я могу засвидетельствовать.
Она вздохнула.
– Думаю, ты не слишком объективен. – Она улыбнулась, но тут же снова посерьезнела. – Но это всегда так печально – когда спектакль отживает свое. Как будто кто-то умирает.
Он гладил ее по волосам, касался пальцем виска. Он хотел только одного: забрать ее и детей и уехать в Драгмор. Но теперь он передумал.
– Мы останемся в Лондоне, – сказал он. – Не поедем в Драгмор.
– Что?!
Он нежно улыбнулся:
– Я ведь понимаю, как много значит для тебя сцена. Найдется другая пьеса. Все будет в порядке. Забудь о том глупом соглашении, которое мы заключили. Ты прекрасная мать и изумительная актриса, и ты уже доказала, что можешь совмещать эти занятия.
Глаза Джейн наполнились слезами. Она прижалась к мужу и расплакалась.
– Джейн… – Ник растерялся. Что он сделал не так? Он просто хотел, чтобы она была счастлива. – Милая, если я что-то не то сказал…
Она затрясла головой, шмыгая покрасневшим носом.
– Ты просто ангел, Николас, – мягко сказала она. – Ты великолепен. И твое предложение чудесно.
Он попытался скрыть удовольствие от ее комплимента, но ему это не удалось.
– Ну… – Он пожал плечами, но улыбался при этом от уха до уха.
– Но я сама хочу поехать в Драгмор, – заявила Джейн, гладя его по щеке. – Я хочу побыть наедине с тобой и детьми. Ты ничего не имеешь против?
– Против? – Он чуть не заорал от восторга. Потом расхохотался, прижимая к себе жену. – Джейн, – низким голосом произнес он, – меня ни разу в жизни не называли ангелом!
Джейн стояла перед туалетным столом в своей спальне, и по ее лицу бродила мечтательная улыбка, пока Молли застегивала пуговки на спине ее платья. Она ужасно, греховно заспалась сегодня. Но ведь она заснула лишь перед самым рассветом. Улыбка Джейн стала шире. Она вспомнила прошедшую ночь.
Граф пригласил ее на ужин в один из лучших ресторанов Лондона. Потом они поехали танцевать, потом гуляли вдоль Темзы, рука об руку, а потом…
Джейн на мгновение прикрыла глаза. Одна лишь мысль об их ночи заставила все ее тело сжаться от желания.
– Ну, все в порядке, мэм, – сообщила Молли. – Вы так чудесно сегодня выглядите! Лучше чем всегда, если мне можно так сказать.
Джейн, улыбаясь, оглядела себя в зеркало. Ее глаза были невероятно яркими, они дерзко сверкали глубокой голубизной; щеки горели естественным румянцем, и, конечно, она и вправду сегодня выглядела как никогда.
– Можно, Молли, – мягко сказала она, и ее душа пела. Она потянулась к заколке для волос, унизанной жемчугом, но замерла, увидя на подзеркальнике маленькую коробку, перевязанную лентой, с засунутой под бант визитной карточкой.
Молли тоже увидела ее.
– Еще одна! – взвизгнула она.
Джейн попыталась нахмуриться, но безуспешно. Она взяла карточку с золотым обрезом. На ней, как и на предыдущих, было написано коротко: «Моей жене, Джейн, от Николаса». Джейн покачала головой. В футляре лежало бриллиантовое колье, стоившее, пожалуй, несколько тысяч фунтов. Молли задохнулась.
За прошедшую после их примирения неделю граф подарил Джейн чудесный сапфировый гарнитур, невообразимой красоты браслет с рубинами и изумрудами, изысканную нитку жемчуга. А о белых розах уж и говорить не стоило. И теперь еще этот достойный королевы дар. Он явно сошел с ума, этот граф!
– Должно быть, он вас очень любит, – с трудом выговорила полная обожания Молли. – А вы его не примерите?
Джейн заставлять было не нужно. С помощью Молли она надела колье. Оно состояло из трех ниток бриллиантов, с крупным камнем-каплей в центре. И оно было безумно дорогим. Ну как ей носить такое?
– А где граф?
– Он еще в столовой. – Молли усмехнулась. – Он тоже проспал.
Джейн смущенно порозовела. И поспешила вниз. Сердце ее трепетало, и она даже не пыталась совладать с ним.
Как всегда, при виде графа у нее перехватило дыхание. Его темноволосая голова была склонена, он что-то читал. Он был невероятно хорош собой, с бронзовой кожей и черными локонами… а когда он увидел Джейн, его глаза вспыхнули серебром. При виде колье он улыбнулся.
– С добрым утром, – сказал он интимным, чувственным тоном, заставив Джейн снова вспомнить моменты пылкой страсти, завладевшей ими ночью.
– Николас… – Она попыталась говорить строго.
Он уже встал и подошел к ней, обнял за плечи, поцеловал. Джейн, конечно, тут же потеряла голову и ответила со всем пылом… и ему пришлось самому отодвинуться от нее.
– Может быть, нам лучше подняться наверх? – поддразнил он жену.
Если бы он сказал это всерьез, ему не пришлось бы долго уговаривать Джейн.
– Николас, ты не должен больше ничего мне дарить!
– Тебе это не понравилось? – тут же огорчился он.
– Это восхитительно! – воскликнула Джейн. – Но это же безумие! Да мне и не нужно столько драгоценностей, ну и, кроме того, ты можешь просто разориться!
Граф расхохотался, откинув голову.
– Позволь мне самому заботиться о наших финансовых делах, Джейн! Драгмор приносит неплохой доход, можешь быть уверена!
– Нет, пожалуйста, – сказала она, садясь. – Не нужно больше подарков.
– Ну, пообещать не могу, – сказал он, хитро улыбаясь, и Джейн поняла, что не сумела его убедить. И подумала, что Молли, наверное, права. Он любит ее.
Когда граф наливал Джейн кофе и добавлял сливки, она увидела, что перед ним на столе лежит письмо.
– От кого это, Николас?
И увидела, что вся беззаботность графа мгновенно растаяла. Он очень серьезно ответил:
– Это от моих родителей. Из Техаса.
Джейн почувствовала какую-то непонятную тревогу в его голосе.
– Замечательно! Хорошие новости? Он чуть заметно улыбнулся:
– Похоже, мой плутоватый братец наконец-то попался в ловушку – его поймала суфражистка, не кто-нибудь! Он собирается жениться.
Джейн очень мало знала о младшем брате Ника, Рете. Ник говорил лишь, что Рет обаятелен, хорош собой, преуспевает в делах и постоянно меняет подруг. Но, похоже, теперь его вольные деньки кончились.
– Должно быть, это романтическая история, – с легкой задумчивостью заметила Джейн. – Он не похож на тех, кто с легкостью влюбится в девицу, носящую брюки!
Улыбка Ника была весьма сухой.
– Да, это не в его духе, верно. – И тут же нахмурился. – Вот паршивец! Влюбился – и ничего мне не написал!
– Ты его очень любишь, – мягко сказала Джейн. Граф покраснел до самых бровей.
– Он мой брат, – грубовато бросил он.
– А твоя сестра? Она в Сан-Франциско?
– Ну, она замужем, и счастлива, у нее двое детей, и недавно они переехали в новый дом. – Ник улыбнулся. – Наверное, и теперь тоскует по диким денечкам.
– Диким?
Ник явно смягчился.
– Она была настоящим сорванцом, Джейн, и ужасно упрямой. Я до сих пор понять не могу, как это она умудрилась стать настоящей леди.
– Тебе их не хватает. Граф отвел взгляд.
– Давай съездим к ним.
Граф молча посмотрел на нее, и Джейн заметила что-то темное и тревожное в глубине его глаз; хуже того, она ощутила тревогу.
– Разве Чеду не следовало бы познакомиться с тетей и дядей, с кузенами, с бабушкой и дедушкой?
Граф, уставясь в стол, вертел в руках нож.
– Да.
Джейн умолкла. Что было не так? Она не хотела быть настойчивой, не сейчас, когда их отношения были еще слишком хрупкими, но она чувствовала страдания Ника, отчаяние – что-то такое, темное и тяжелое, что требовало помощи.
Граф наконец тяжело вздохнул.
– Я уже думал о том, чтобы свозить Чеда в Техас. Это ведь его наследство, такое же, как Драгмор. – Полные боли глаза Ника посмотрели на Джейн. – Я ведь там родился и вырос.
Джейн промолчала.
– Это было так давно, – пробормотал граф, и Джейн поняла, что он говорит о своей последней встрече с родителями.
– Твои родители здоровы?
– Да. – Он с трудом улыбнулся. – Они хотят, чтобы я приехал домой. Они уже несколько лет просят меня, чтобы я отправился к ним на запад.
– Похоже, они очень по тебе скучают, – сказала Джейн. – А ты хочешь поехать?
Он колебался, переводя взгляд со стола на окно.
– Да… Нет…
Джейн накрыла его руку ладонью.
– Когда бы ты ни решил ехать, я буду готова.
Он посмотрел ей в глаза, не скрывая благодарности.
– Спасибо, Джейн.
В этот же день, поздно вечером, граф остановился на пороге спальни жены. Джейн читала, сидя в постели; в рубашке из тонких французских кружев, с распущенными волосами она являла собой потрясающее зрелище. Она оставила гореть лишь одну лампу, так что спальня была едва освещена. Джейн была воплощением Красоты, и Ник любил ее…
Ощутив его присутствие, она подняла голову и улыбнулась, откладывая в сторону роман.
Но он не улыбнулся в ответ. Просто не смог. И не смог шагнуть вперед. Он смотрел на нее. И внутри у него все было натянуто до предела.
– Николас? – в голосе Джейн прозвучало легкое беспокойство. – Что случилось?
Ему следует быть готовым. Ему следует понимать, что она может отвергнуть его так же, как отвергла Патриция. Но он все-таки надеялся, что она не возненавидит его, когда узнает, что он на четверть индеец. Ему никогда не забыть ужас и истерику Патриции. А он тогда любил Патрицию… хотя то чувство и сравнивать нечего с тем, что он испытывал к Джейн. И если Джейн откажется от него (а какая-то часть души графа твердила, что скорее всего так оно и будет), он просто не будет знать, что ему делать, как жить. Ему нечем было защититься от презрения и насмешки, которых он ожидал и боялся. А в том, что они последуют, как только она узнает правду, он был уверен. Но все равно он не мог уйти, не испытав Джейн. Ему необходимо было знать.
– Николас! – Джейн напряженно выпрямилась и побледнела. – Что-то случилось! Ты меня пугаешь!
Он наконец медленно вошел в спальню, двигаясь как сомнамбула, и остановился в ногах кровати. Он смотрел на Джейн. Отвергнет ли она его?
– В чем дело? – умоляюще воскликнула Джейн.
– Я хочу кое-что тебе сказать, – ровным тоном, не выдающим никаких чувств, произнес он.
– Что?
– Мой отец был полукровкой, – сказал он и замолчал, ожидая ее реакции.
Джейн непонимающе моргнула.
– Извини?
– Мой отец, – повторил он, повышая голос, – Дерек Брэгг. Он полукровка, наполовину индеец, наполовину белый.
Глаза Джейн расширились.
– Так что я, – хрипло продолжил граф, – на четверть краснокожий. Ты поняла?
Она смотрела на него во все глаза.
Он ждал, не осмеливаясь дышать, и ему становилось все хуже; он предвидел взрыв презрения, отвращения, ненависти.
Неожиданно Джейн улыбнулась, но тут же постаралась скрыть улыбку.
– О, извини, я подумала кое о чем забавном… но, похоже, сейчас не время веселиться. Николас, иди ко мне.
– Что ты подумала? – напряженно спросил он, не обращая внимания на ее призыв. Да, теперь она может и посмеяться над ним. На это он почему-то не рассчитывал.
Губы Джейн изогнулись:
– Я подумала, что именно поэтому у тебя такая темная кожа!
Он заморгал:
– Не понял?
Джейн, вскочив с постели, подошла к нему и, сунув руки в расстегнутый ворот его рубашки, погладила бронзовую кожу.
– Ты поэтому такой темный. – Она посмотрела ему в глаза и соблазнительно усмехнулась. – Мне определенно нравятся смуглые мужчины.
Сердце графа вдруг яростно заколотилось.
– У тебя это не вызывает отвращения?
– Нет конечно, – мягко сказала она, гладя его по щеке. – С какой стати?
Он почти не мог поверить этому, он был просто ошеломлен. А она с улыбкой погладила его плечи, руки, обхватила его бедра, сжала ягодицы.
– Мне определенно нравятся смуглые мужчины! Он зарычал и подхватил ее на руки.
– Лучше бы тебе нравился только один смуглый мужчина, – завопил он и набросился на нее с яростными поцелуями, словно желая съесть ее. А она крепко обнимала его в ответ.
Он отнес ее на кровать, уложил и мгновенно очутился на ней. Он дрожал от страсти – и от облегчения.
Джейн с трудом оторвалась от его жадных губ и погладила мужа по плечу.
– Николас, все хорошо, – прошептала она. – Все в порядке.
Он вжал ее в постель, зарываясь лицом в ее шею, в волосы, и застонал, низко и протяжно, освобождаясь от тяжкой душевной муки. Она гладила его по волосам, по спине, а он содрогался с головы до ног, лежа на ней, все его мышцы сводило судорогой. Наконец он поднял голову.
– Позволь мне любить тебя, Джейн… – умоляюще прошептал он.
В ответ она обхватила ладонями его лицо и осыпала страстными поцелуями… и ощутила губами слезы.
Граф лежал на спине, глядя на полог над головой. Джейн лежала рядом, на боку, прижавшись к нему. Они говорили о том, чтобы в начале следующей недели уехать в Драгмор.
– Джейн, – спросил граф, поворачивая голову, – ты уверена, что не хочешь еще остаться в Лондоне и поработать?
Она поцеловала его в плечо.
– Ты милый… Нет, я твердо решила уехать в Драгмор. – Она усмехнулась. – А ты ведь знаешь, какая я упрямая.
Он улыбнулся, влюбленно глядя на нее.
– Ты, в самом деле, упрямая?
– С самого детства! – заявила она. – Если уж я решила что-то сделать, то я это сделаю.
– Например, решила напугать деревенского хулигана и напугала? Как там его звали?
– Тимоти Смит, – сказала Джейн. – Ну, он этого заслужил! Только это ерунда! Знаешь, я однажды выиграла сто фунтов в мужском клубе, в «Будли»!
– Что?!
Джейн расхохоталась.
– Это был спор… ну что я не смогу пройти в «Будли». Мне было четырнадцать, и это случилось как раз перед тем, как я оставила труппу и переехала жить к Матильде и Фреду. Несколько молодых актеров поспорили со мной; они были уверены, что выиграют пари. Но выиграла, само собой, я! – И она презрительно сморщила нос.
– Ну нет, не верю!
– Но я это сделала! Я переоделась мальчишкой, немножко подгримировалась и отправилась туда с двумя лордами, имевшими репутацию любителей юношей. Они решили, что им ночью предстоит отличное развлечение, и были просто в восторге. Им и в голову не приходило, что я девушка. И никто и не подумал остановить меня, когда я подошла к игорным столам – наверное, там решили, что забавно понаблюдать за молодым дураком, ищущим удачи.
Граф зарычал:
– А потом? Как ты избавилась от этих развратных покровителей?
– Сбежала! – просто ответила Джейн.
Они замолчали. Джейн придвинулась ближе к мужу и стала ласкать плоский, твердый, как железо, живот графа. Он снова уставился на полог кровати.
– Я хочу рассказать тебе одну историю, – произнес он наконец очень тихо.
Джейн посмотрела на него, но глаза графа были закрыты.
– Жила однажды молодая женщина, недавно вышедшая замуж и недавно овдовевшая. Она была ошеломляюще прекрасна, но очень хрупка… она была даже изящнее, чем ты. Воспитывалась она в монастырской школе во Франции… – Он замолчал.
Джейн с удивлением смотрела на него, пытаясь угадать, что это за история и зачем граф решил рассказать ее. А он все не открывал глаз.
– Она жила в Техасе, на самой границе. Когда она добиралась туда из Франции – пешком вдоль Миссисипи, она случайно встретила одного человека, команчеро, наполовину индейца. Он был поражен ее красотой и захотел заполучить ее. И он, вообще-то, сумел ее похитить перед ее первым замужеством, но техасские рейнджеры спасли ее вовремя, он не успел причинить ей вреда. – Граф снова замолчал.
Джейн тревожно пошевелилась. Она хотела спросить, знал ли граф эту женщину… впрочем, она и так была в этом уверена и побоялась перебивать мужа. Он говорил таким ровным, странным тоном и старался не проявлять никаких чувств, – и это пугало Джейн.
– Ее первый муж умер – погиб в обычной на границе стычке. На границе тогда была жестокая, суровая жизнь. Она снова вышла замуж – за рейнджера, спасшего ее. Это случилось очень быстро, и в этом не было ничего необычного, потому что в той глуши женщина просто не могла выжить одна. И вот однажды, когда ее муж был на дежурстве в полку, на их дом напал команчеро со своими людьми и увез ее.
Джейн, не удержавшись, воскликнула:
– Боже! И что случилось?
– Он изнасиловал ее, – невыразительно ответил граф.
– Но… но он ее не убил?
– Нет. К счастью, неделей позже рейнджеры отыскали его лагерь, уничтожили всю банду и освободили женщину. А ее муж сам убил команчеро Чейвза.
Джейн содрогнулась.
– Какая ужасная история… Николас?
Он открыл глаза и снова уставился на полог.
– А девять месяцев спустя она родила ребенка. Но это не был ребенок рейнджера. Это был сын команчеро.
Джейн прижалась к нему, почувствовав, что он нуждается в ласке, и погладила по груди.
– А потом?
Он передернул плечами:
– Это все. Обычная приграничная история.
Джейн задумалась. Зачем он рассказал ей об этом ужасе?
– А что стало с ребенком? Граф заколебался ненадолго.
– Я не знаю.
Джейн ткнулась носом в его плечо.
– Зачем ты рассказал мне об этом?
Он повернулся к ней, но она ничего не смогла прочесть в его потемневших глазах.
– Я вырос на границе, а там жестокость – обычная вещь, без нее там просто не выжить. Но я родом именно оттуда.
Джейн взволнованно посмотрела на него.
– Там и сейчас так же?
– Нет. Теперь там куда спокойнее, ничего подобного уже нет.
– Ты знаешь ту женщину?
Он окинул взглядом лицо жены. И после долгого молчания ответил:
– Да.
– Бедняжка, бедняжка… – искренне тронутая, сказала Джейн. – А это… это не разрушило ее брак? С рейнджером?
Граф покачал головой:
– Нет. Он любил ее, он и сейчас ее любит больше жизни. И она любит его.
На глазах Джейн выступили слезы.
– Как это романтично! Любовь победила все!
– Почему ты плачешь?
Джейн встряхнула головой:
– Это очень страшная история, но она и прекрасна тоже… ведь трагедия не помешала этим людям любить друг друга!
Граф промолчал и лишь внимательно посмотрел на жену. Потом подался вперед и вытер ее слезы крупными крепкими пальцами. Джейн с удивлением заметила, что глаза Ника подозрительно блестят.
– Ник…
– Тише, тише… – прошептал он, нежно касаясь губами ее губ… и они снова слились в страстном объятии.
В Лондон явилось лето во всем своем великолепии. Был прекрасный день; в ветвях вязов распевали малиновки, безоблачное небо сияло голубизной, и было настолько тепло, что можно было отправиться на прогулку в самой легкой одежде, без курток и шалей. Экипаж графа Драгморского, с черно-золотыми гербами, катил по Гайд-парку, влекомый четверкой великолепных гнедых. Граф и Джейн сидели бок о бок, касаясь друг друга плечами и коленями. Ни-коль, на удивление тихая, сидела на коленях у матери, а Чед расположился напротив, с любопытством разглядывая все, мимо чего они проезжали, и болтая всякую ерунду.
– Просто замечательно, что ты предложил нам эту прогулку, – сказала Джейн, задерживая взгляд на красивом лице мужа. Она не сомневалась, что ее любовь к нему без труда увидит любой и каждый.
– Ну, гувернантка Рэндал была не особенно этим довольна, – заметил граф. Он ведь отменил утренние уроки Чеда.
– Да ну ее к черту! – сказала Джейн с чопорным выражением на лице.
Граф расхохотался и, схватив руку жены, сжал ее.
– Тише! Не при детях!
Джейн сделала глупо-серьезное лицо, и граф снова расхохотался. Он не выпускал ее руку, и Джейн устроилась поудобнее, прислонившись к нему. Оба они не обращали ни малейшего внимания на всадников и пассажиров колясок и кабриолетов, таращащих на них глаза и сплетничающих вовсю.
– Папа, – взволнованно воскликнул Чед, – а нельзя ли нам покататься на лодке?
Они как раз подъезжали к озеру, и их взору открылись гребные лодки, качающиеся на воде; леди в кружевах, под зонтиками, заливались веселым смехом, мужчины энергично работали веслами.
– Почему бы и нет? – ответил граф. И повернулся к Джейн: – Если мама захочет.
Джейн посмотрела ему в глаза. Его слова взволновали ее, и она невольно наклонилась и нежно поцеловала мужа в губы.
– Конечно, я с удовольствием!
Граф смущенно порозовел; он не мог скрыть радости.
– Джейн, – сказал он несколькими мгновениями позже, когда их коляска остановилась перед деревянным зеленым домиком у причала, – ты помнишь ту историю, что я рассказал тебе ночью?
Джейн удивленно посмотрела на него:
– Разумеется, помню!
Тут их прервал Чед, спросивший, можно ли ему посмотреть на лодки поближе. Граф кивнул, и мальчик выскочил из коляски. Граф и Джейн не спешили спускаться на землю. Он смотрел на жену.
– Та женщина, Джейн, – сказал он, – моя мать. Джейн задохнулась.
– А я – тот мальчик.
Джейн смотрела на него, и ее мысли бешено метались; она непроизвольно сжала руку мужа.
– Ох, Николас, какой тяжелый крест пришлось вам нести! Его глаза изумленно расширились.
– Милый, – воскликнула Джейн, – неужели ты все эти годы терзал себя из-за того, за что не можешь отвечать? – И она осторожно погладила его по щеке.
– Тебя это не пугает? – хрипло спросил он.
– Мне страшно из-за того, что это причиняет боль тебе, – воскликнула Джейн. – Зачем они рассказали тебе об этом кошмаре! – И ее охватил гнев, когда она поняла, как все перепуталось в его душе, и в чем была причина темной, обжигающей муки, которую она так часто замечала.
– Они мне не говорили, – тихо пояснил Ник. – Я узнал об этом сам, как раз перед тем, как ушел на войну. Они и не догадываются, что мне известна правда. Мой отец… – Граф заколебался. – Я имею в виду Дерека… он не знает. Но ведь он мне не отец, мой отец – команчеро Чейвз…
Джейн вцепилась в его руку. Боль в голосе Ника была острой и очевидной.
– Милый, я уверена, он любит тебя как сына. Да ты и есть его сын! Он вырастил тебя, он всю жизнь заботился о тебе!
– Он замечательный человек, – сказал граф. Интуиция помогла Джейн понять, какими должны быть ее слова.
– Он и есть твой настоящий отец, Николас, – произнесла она упрямо. – Ты стал мужчиной благодаря ему. Ты должен повидаться с ним! – воскликнула она пылко. – Это ужасно, он ведь наверняка чувствует, что с тобой что-то неладно! Ты должен ему все сказать!
– Джейн, – неуверенно спросил граф, – а тебе не кажется, что я похож на него?
Джейн прекрасно поняла, что «он» – это команчеро…
– Ты добрый и хороший… и никогда больше не говори ничего подобного!
– Я почти изнасиловал тебя, – низким голосом произнес граф. – А ведь тебе было всего семнадцать, ты была почти школьницей, но я желал тебя! Я ни о чем больше не мог думать. Это разврат.
Она закрыла его рот ладошкой.
– Мы оба желали друг друга. Ничего тут нет порочного, Николас, это просто судьба. Наша судьба.
Он порывисто обнял ее.
– Боже, – воскликнул он, глядя ей в глаза, – да чем я заслужил такое счастье?!
– Нет, Николас, – сказала Джейн, гладя его по волосам. – Это я должна спросить: заслужила ли я счастье быть с тобой?
Они смотрели друг на друга. Глаза графа блестели… но и глаза Джейн – тоже.
Наконец граф глубоко вздохнул.
– Ладно, – сказал он, откашлявшись. – Пойдем?
Лакей ожидал их, стоя на приличном расстоянии. Граф жестом подозвал его и помог Джейн выйти из коляски. Тут же на них налетел Чед, и граф ласково взъерошил волосы сына.
– Идем, сынок, поможешь выбрать лодку.
– Правда? – завопил обрадованный Чед. Он бегом помчался к причалу, а граф пошел за ним. На мгновение он приостановился и оглянулся:
– Подожди нас здесь, Джейн.
Слова были совершенно невинными, но о взгляде графа сказать этого было нельзя. В них светилось нечто особенное.
– Мы вернемся через несколько минут.
Джейн кивнула. И пока граф занимался выбором лодки, она обдумывала то, что узнала, прекрасно понимая важность этой новости. И в ней возникла твердая решимость навсегда избавить графа от чувства вины, рожденного тем, что он – сын команчеро. Она поможет ему понять и поверить, что он – замечательный человек… тем более что это было чистой правдой. И, что было не менее важно, Джейн решила любыми средствами заставить встретиться отца и сына.
Джейн была счастлива. Это было начало новой жизни, и день вокруг сиял радостью, предвещая им счастье. Они забудут мрачное прошлое. Они будут жить настоящим, наслаждаясь любовью, страстью, и их будущее будет безоблачным.
День на озере пролетел как один миг; они смеялись и радовались. А когда коляска с гербами Драгмора повезла их домой, Джейн обнаружила, что ей хочется задремать, как уже сделал Чед, прислонившись к отцовскому плечу. Она уткнулась носом в другое плечо графа, ее веки отяжелели. Ладонь графа погладила ее руку, и Джейн заснула.
– Мы дома, дорогая, – послышался у ее уха голос графа. – Чед, сынок, проснись!
Сонная компания выбралась из коляски. Николь зевала и вертелась на руках у Джейн, Чед держался за руку графа. Томас и Молли встретили их у двери. Молли тут же бросилась вперед, чтобы забрать Николь. Дворецкий был бледен как привидение.
– Томас, что случилось? – резко спросил граф.
Джейн тут же полностью и окончательно проснулась. Томас был разъярен, что случалось с ним крайне редко; он вытаращил глаза, и они сверкали на фоне побелевших щек.
– Милорд, – воскликнул он, – это ваша жена!
– Моя жена? – недоуменно переспросил граф, взглянув на Джейн. Джейн, внезапно почувствовав опасность, прижалась к нему.
– Не леди Джейн, – выдохнул Томас. – Та, другая!
Глаза графа внезапно широко раскрылись, но тут же прищурились.
– Ты, похоже, свихнулся, Томас! – угрожающе произнес он.
– Там леди Патриция! – закричал Томас. – Она здесь!
– Что?!
– Она в гостиной, живая… нисколько не мертвая!
И в это мгновение позади Томаса в холле появилась ослепительная блондинка. С величественным презрением она окинула взглядом всех их – Чеда, Джейн, Николь и Молли, графа.
– Привет, милорд! – холодно сказала она.
– Бог мой… – пробормотал ошеломленный Ник. Джейн уставилась на прекрасную женщину – его жену.
И тут же земля покачнулась у нее под ногами, и ее поглотила спасительная тьма.
Подхватывая Джейн на руки и внося ее в дом, граф бросил на Патрицию взгляд, полный недоверия и ненависти.
– Томас! – крикнул он. – Принеси чаю и виски, холодный компресс и нюхательную соль!
Он быстро зашагал в кабинет. И уложил Джейн на диван так бережно, словно она была сделана из тончайшего китайского фарфора. Потом осторожно отвел с ее лба волосы.
– Джейн, – тихо и нежно окликнул он. – Джейн, очнись! Потом, хотя Джейн еще не издала ни звука, он почувствовал, что она понемногу приходит в себя, и, успокоенный, повернулся к своей первой жене, остановившейся в дверях и смотревшей на него.
– Ах как трогательно! – язвительно бросила она.
– Сука! – прошипел он и снова отвернулся к Джейн.
– Папа! – воскликнул бледный Чед, вбегая в библиотеку. Следом за ним спешила гувернантка Рэндал. – Папа, что случилось с Джейн? Она умерла?
Чед был готов разрыдаться, хотя и весьма мужественно сдерживал слезы.
– У нее просто небольшой обморок, – объяснил граф. – Чед, будь мужчиной, иди наверх с мисс Рэндал. Джейн скоро очнется, и ты увидишь, что с ней все в порядке. Ты и так сегодня пропустил уроки.
С явной неохотой Чед позволил Рэндал взять его за руку. Он вышел из библиотеки, то и дело оглядываясь на Джейн. Джейн тихо застонала. Граф коснулся ее лица, утешая.
– Очнись, милая, – прошептал он. – Джейн, очнись! Пришел Томас и принес влажную салфетку и виски.
– Чай будет готов через минуту, – сказал он, подавая Нику графин. Он самым величественным образом не замечал Патрицию.
Наконец ресницы Джейн затрепетали; она открыла глаза. Граф помог ей сесть.
– Ты была слишком потрясена, – мрачно сказал он. – Как и все мы. Ну-ка выпей вот это! – И он поднес к ее губам стакан.
Джейн сделала глоток, закашлялась и, повернувшись, увидела Патрицию. И замерла. Граф яростно обернулся.
– Ты можешь подождать моих распоряжений в гостиной, – процедил он сквозь стиснутые зубы.
Глаза Патриции сверкнули, но она все же была явно напугана и потому, пренебрежительно пожав плечами, удалилась.
– О Боже! – воскликнула Джейн, падая на диван и закрывая лицо руками.
– Мы все устроим, Джейн, – пообещал граф, но в его голосе звучало отчаяние.
Джейн снова села.
– Я хочу подняться в свою комнату, – с трудом проговорила она. Она была ужасающе бледна, когда подняла на графа полные боли голубые глаза – Как она могла оказаться живой? Как? – воскликнула Джейн. – И почему вернулась именно теперь?
– Я не знаю, – мертвым голосом ответил граф. – Я не знаю…
Граф, войдя в гостиную, закрыл за собой дверь и прислонился к ней. В его глазах светилась ненависть.
Патриция Вестон, сидевшая, словно королева, точно в центре дивана, выглядела ослепительно прекрасной; она была одета в золотистый шелк и парчу и уверенно посмотрела прямо в глаза графу. Уголки ее губ тронула улыбка.
– В это невозможно поверить, – сказал граф. – Наверное, ты очень весело жила последние шесть лет, да, Патриция?
Она презрительно скривилась:
– Ну, скорее, это ты весело проводил время. Граф сжал кулаки:
– Какого черта ты вернулась? И где, будь ты проклята, ты была все это время?!
– Ну, я в основном жила в Америке, – сказала она так, словно объясняла, куда уезжала на воскресенье. – А вернулась я просто затем, чтобы получить то, что мне принадлежит. – И взгляд ее зеленых глаз стал жестким.
– Вот как? Ты имеешь в виду Кларендон? – Граф засмеялся. – Но Кларендон принадлежит Чеду. А я женат.
– В самом деле? Ты имеешь в виду эту маленькую штучку? Но твоя жена – я, а она всего лишь любовница. То есть по закону, само собой.
– Ты чертова сука! Ты рассчитываешь занять место в моем доме в качестве супруги? Ну-ну, подумай еще раз!
– Мы вполне можем найти удовлетворительное для нас обоих решение, Ник. – Патриция разгладила юбку. – Конечно, я буду жить где-то в другом месте. И нам совсем незачем встречаться. Ты должен всего лишь обеспечивать мне приличное существование и вернуть мне мою собственность.
– Я с удовольствием выплачу тебе те десять тысяч фунтов, которые стоит твое поместье, – прошипел граф. – Мне они не нужны. – Но тут он осознал всю чудовищность ситуации. – Боже! – воскликнул он, поняв, что перед Богом и людьми его жена – Патриция, а не Джейн.
– Да не беспокойся ты, тебе незачем ее бросать! Меня это даже устраивает! Но, конечно, вы не должны жить вместе, – добавила Патриция. – Это было бы уж слишком нескромно.
Граф взвился. Ему хотелось придушить Патрицию.
– Похоже, я должен сделать то, за что меня терзали и в чем обвиняли последние годы, – прорычал он. – Похоже, мне следует и в самом деле тебя убить!
Патриция побледнела.
– И не вздумай, – предостерегающе сказал граф, делая шаг вперед, – не вздумай ставить мне ультиматумы!
– И-извини… – пробормотала она, со страхом глядя на него.
– Ты хоть знаешь, что меня привлекли к суду по обвинению в твоем убийстве?! – Граф дрожал от бешенства. Он увидел, как в глазах Патриции снова вспыхнул страх. – Ты пряталась, делая вид, что умерла – а меня чуть не засадили в тюрьму!
– Я не знала…
Ник был уверен, что она лжет, он видел это по ее лицу.
– Ты невероятно эгоистичная и самоуверенная сука! Могу я предположить, что ты провела эти годы с Болтэмом? Он ведь уехал в Америку сразу после судебного расследования, не так ли? – Ответ был написан в глазах Патриции. – Ты и слезинки не пролила по сыну, наверняка! – прорычал граф.
– Чед – твой сын, – сказала она, пожимая плечами и вскидывая голову. Ее губы скривились от отвращения. – Полностью твой!
Граф мысленно сравнил Патрицию с Джейн – прекрасной, добросердечной Джейн – и просто поверить не мог тому, что когда-то любил эту женщину.
– Кто погиб в огне? – резко спросил он.
– Моя горничная, ирландская девчонка. – Патриция небрежно махнула рукой. – Эта дурочка споткнулась второпях, упала и ударилась головой. Мне просто пришлось оставить ее там!
– Это ты подожгла дом, Патриция?
– Нет.
Но граф знал, что и это – ложь. Патриция возмущенно воскликнула:
– Ты не можешь ничего доказать!
– Ты пошла на все это, чтобы сбежать от меня? И ты не чувствуешь ни капли вины за смерть бедной девочки?
– Я тебя ненавижу! – неожиданно прошипела Патриция. – Я всегда тебя ненавидела, с первой нашей встречи! Я просто вынуждена была сделать это! И я бы снова это сделала!
Графу внезапно пришла в голову некая идея.
– Кто тебя видел? Кроме слуг? Кто знает, что ты жива?
– Никто из знакомых, – ответила Патриция. – Ну кроме Болтэма, конечно.
– Я дам тебе денег больше, чем ты сможешь истратить, – злобно сказал граф. – Но я хочу, чтобы ты уехала из Англии и никогда больше не возвращалась. Понятно?
Патриция язвительно улыбнулась.
– Чтобы ты смог жить со своей новой женушкой, как будто я и вправду умерла? Забудь об этом! Я устала от Америки. И Болтэм мне надоел. К тому же у него теперь нет ни гроша. Я хочу вернуться в общество. И никуда не поеду. Мне надоело быть безымянной знатной англичанкой!
– Ты просто сука! – в бессильной злобе прорычал граф.
Все было кончено. Все было кончено еще до того, как по-настоящему началось. И жизнь кончилась. Их совместная жизнь. Его жена, его первая любовь, вернулась, чтобы заявить о своих правах и занять место рядом с ним. А, иначе зачем бы ей являться? Джейн обняла подушку и зарыдала.
Как жестоко обошлась с ней судьба, заставив встретить Николаса, а потом разведя их в разные стороны! Как, как ей теперь жить?
И они даже не женаты по-настоящему. Его жена – Патриция, а она, Джейн, просто любовница перед Богом и законом. Джейн зарыдала еще громче.
А если он до сих пор любит Патрицию?
Что тогда?
– Джейн, – послышался голос графа, вошедшего к ней без стука.
– Нет! – с трудом выговорила она, крепче вцепляясь в подушку. Она лежала на кровати, сжавшись в тугой комок. – Не сейчас!
– Но нам нужно поговорить, – возразил граф.
– Уходи! Иди к ней! Иди к своей настоящей жене! – истерически закричала Джейн.
Он сел рядом с ней и обнял. Джейн принялась отбиваться.
– Я не хочу ее видеть, – грустно сказал граф. – Джейн, мы должны взять себя в руки. Нам просто необходимо поговорить.
Джейн все не отпускала подушку. Глаза у нее покраснели, в висках стучало, все вокруг казалось нереальным. И ей было очень страшно.
– Я не хочу говорить! Не сейчас!
Любит ли он еще ее? Почему он так спокоен?
– Джейн, не надрывай себе душу. Все будет в порядке, – поклялся он. – Вот увидишь. Мы все уладим.
Но такое было невозможно, и Джейн прекрасно это знала. Нечего тут было улаживать. Патриция была его женой, а Джейн – нет. Патриция вернулась потому, что она – его жена. Разве не так?
– Чего она хочет? – услышала Джейн собственный голос, показавшийся ей совершенно незнакомым и донесшийся как бы издали. И, хотя она знала, какой услышит ответ, она молилась о том, чтобы услышать что-нибудь другое.
Граф долго молчал, и Джейн увидела, как в его глазах промелькнуло нечто вроде отчаяния. Но тут же в его взгляде не осталось ничего, кроме железной решимости, и Джейн поняла, что все было лишь игрой ее воображения.
– Прошу тебя, Джейн, – сказал он, – не терзай себя. Доверься мне. Ты же знаешь, я всегда буду заботиться о тебе и о Николь. Всегда! Мы найдем решение. Я обещаю.
Джейн чуть не рассмеялась. Ей бы следовало понять это, почувствовать в то самое мгновение, когда она увидела Патрицию. Решение тут могло быть только одно. Ясно же, что Патриция воскресла лишь затем, чтобы вернуться к старой роли – жены Ника. А в таком случае для Джейн остается только одна роль – любовницы. Николас «будет заботиться» о ней. Но Джейн знала: не в ее силах уступить Николаса другой женщине, а уж в особенности – его первой любви. Она не станет, она просто не может стать его любовницей после того, как была женой. Джейн стиснула кулаки. И все это именно теперь, когда он начал понемножку любить ее!
– Не плачь, – измученным голосом сказал граф. – Она, в любом случае, уедет в Кларендон. Она и сама не захочет остаться здесь.
Джейн подняла голову.
– Люби меня, Николас, – отчаянно прошептала она. – Люби меня, сейчас.
– Джейн…
Она вскинула руки и запустила их в его волосы, и заставила его наклониться, и поцеловала его со всей страстью и любовью, что кипели в ее душе. Он не сопротивлялся… а через секунду уже откликнулся, ее жажда передалась ему. Джейн упала на спину, увлекая его за собой, разрывая на нем рубашку… пуговицы градом посыпались на пол. Он яростно целовал ее, придавливая ее грудь.
Это было в последний раз, Джейн знала.
– Иди ко мне, – стонала она, впиваясь в его губы. – Иди ко мне, скорее.
– Джейн…
Она расстегнула его брюки, выпуская на свободу мужское естество. Граф задохнулся, когда она укусила его в шею, впилась ногтями в его спину.
– Николас! – с рыданием в голосе вскрикнула она.
Он мгновенно поднял ее юбки и ворвался в заветную глубину.
Они соединились в отчаянии, они цеплялись друг за друга, их горячие слезы смешались. А потом… потом Джейн уже не могла плакать, потому что душа ее опустела.
Граф обнимал ее, гладя по лицу, по волосам.
– Мы все устроим, – снова сказал он. Джейн попыталась улыбнуться, но безуспешно.
Граф вызвал своего адвоката. И теперь, несчастный и напряженный, стоял посреди кабинета, не в силах успокоиться. Он то и дело принимался шагать взад и вперед. Черт бы побрал эту женщину! Граф невольно постоянно ловил себя на желании, чтобы Патриция и в самом деле умерла. Одна лишь мысль о ней приводила его в ярость!
До него донесся из холла голос Джейн, просившей Томаса распорядиться насчет кареты. В одно мгновение граф очутился у двери – и застыл на месте.
Джейн медленно подняла на него взгляд.
А он смотрел во все глаза, но не на нее, а на сундуки и чемоданы, стоявшие в холле, и кровь отливала от его лица… от всей его души.
– Я не могу оставаться здесь, Николас, – спокойно сказала Джейн.
Он бешено сверкнул глазами:
– Ты меня бросаешь?
– Мне лучше вернуться на Глосестер-стрит, – сказала она, и ее губы задрожали.
– Ты не можешь уехать!
– Я не могу остаться! – воскликнула она. Джейн была еще бледнее, чем граф. – Я ведь больше не жена тебе, Николас, неужели ты забыл?
Сердце графа пронзила нестерпимая боль.
– Джейн, я же говорил тебе, все устроится!
– О да! – с горечью откликнулась она. – Решение очевидно. И оно единственное. – Глаза Джейн наполнились слезами. – Но, как ни посмотри, твоя жена вернулась, и я не могу оставаться в твоем доме.
– Не уезжай, – хрипло попросил граф.
– Подумай, Ник! Подумай о детях! Мы не можем ввергнуть их в новый скандал, видит Бог! – Джейн закусила губы, и слезы потоком хлынули по ее щекам.
Если бы дело касалось только графа, он бы наплевал на все скандалы в мире. Но ему приходилось теперь думать о Джейн и детях, защищать их. Да, если бы Джейн осталась в его доме, после возвращения Патриции, это было бы воспринято светом как крайнее неприличие и аморальность. Но от этих рассуждений графу не становилось легче, боль его не ослабевала.
– Я… я, пожалуй, пойду, – сказала Джейн после долгого тяжелого молчания.
Граф не ответил. Он смотрел, как она уходит, не зная, как ему вытерпеть, перенести все это. Но потом он попытался утешить себя тем, что она ведь будет совсем недалеко, на Глосестер-стрит, так она сказала, и это действительно единственное в этот момент решение. Но где же этот чертов адвокат?!
Ник вышел из дома следом за Джейн. Она уже садилась в карету, в которую забралась Молли с Николь на руках. Граф бросился к Джейн, схватил ее, развернул и впился в ее губы обжигающим, безумным поцелуем. Джейн не ответила, она была слишком потрясена, и ее душа оцепенела.
– Я приеду к вам утром, – пообещал граф. На ее глазах снова заблестели слезы.
– Прощай, Николас.
– До завтра, Джейн, – твердо сказал он, а потом долго стоял у двери, провожая взглядом карету, которая катила по подъездному пути, к кованым воротам, на Тависток-сквер…
Адвокат графа, Генри Фелдинг, был высоким, худощавым, немножко нервным человеком. Но как юрист он был великолепен. Он явился четвертью часа позже.
– Где вас носило? – зарычал на него Ник.
– Прошу прощения, милорд, но в это время слишком сильное движение на улицах. Как поживает ваша супруга? – вежливо поинтересовался Фелдинг.
– Моя жена, черт бы побрал ее грязную душу, воскресла! Фелдинг был явно ошарашен.
– Моя первая жена! – скрипнув зубами, пояснил Ник. – Патриция Вестон Шелтон! Она жива, она в Лондоне!
Фелдинг сел на ближайший стул.
– Ох черт!.. – пробормотал он.
– Да уж, без черта тут не обошлось! – Граф схватил стул, тоже уселся и тут же наклонился вперед и уставился на адвоката. – Неужели по закону я и теперь на ней женат? Она пропала шесть лет назад, ее признали мертвой, и вам это хорошо известно.
Фелдинг достал носовой платок и вытер вспотевшее лицо.
– Да, конечно, я помню эту шумную историю. Ох… да, она и теперь ваша жена – и по закону, и в глазах церкви.
Ник яростно выругался. Фелдинг покраснел.
– А кем в таком случае мне приходится Джейн?
– Боюсь, у Джейн в таком случае нет официального положения, да.
– Я хочу развестись.
– О, аннулировать брак будет совсем нетрудно, – просветлел Филдинг. – Поскольку леди Патриция жива, церковь с готовностью расторгнет ваш брак с Джейн.
– Да нет же! Я хочу развестись с этой дерьмовой сукой, с Патрицией! Немедленно начинайте подготовку к процессу!
Фелдинг разинул рот. Развод, конечно, не был исключительным событием, в особенности в высших кругах общества, но все же это был крайний выход, и он грозил немалым скандалом.
– Вы уверены?
– На все сто процентов. Сколько времени это займет?
– Обычно такой процесс занимает около года.
– Ч-черт!
– Но… – Фелдинг обрадованно улыбнулся. – В данном случае мы имеем особые обстоятельства. Ваша жена бросила вас, признана погибшей, вы снова женились… ну, с учетом всех сторон дела… думаю, можно будет это немного ускорить.
– О Боже! – закричал граф. – Боже!
– Я сейчас же начну подготовку материалов, – сказал Фелдинг, доставая блокнот и карандаш и что-то записывая.
Граф направился к своему письменному столу и вернулся с двумя конвертами в руках.
– Это вам… аванс за хорошую работу, – сказал он. Фелдинг смутился.
– Благодарю вас, милорд, но в этом нет необходимости…
– А это – на тот случай, если вам придется платить кому-нибудь за помощь. Я хочу, чтобы все было сделано как можно быстрее, – сказал граф, всовывая в руку адвоката второй конверт. В каждом из конвертов лежало по тысяче фунтов.
– О, это, безусловно, облегчит мою задачу! – сказал Генри Фелдинг.
Едва пробило одиннадцать, как экипаж графа Драгморского, с черно-золотыми гербами на дверцах, остановился перед домом в Кларендоне.
Поместье Кларендон располагалось в Кенте, в пяти часах езды от Лондона. Оно раскинулось на двенадцати тысячах акров, большую часть которых давным-давно, из-за плохого управления, пришлось отдать в аренду. Сам особняк, в стиле Тюдор, был выстроен в царствование Генриха VII, а впоследствии, в царствование королевы Елизаветы, к нему были сделаны пристройки; но потом постепенно добавлялись все новые и новые строения – ив результате возникло огромное бестолковое сооружение, довольно уродливое. Нику никогда не нравилось это место.
Ник твердо решил сообщить Патриции о предстоящем разводе. И чтобы сделать это, он весь вечер провел в пути. Граф решительно спрыгнул на землю; навстречу ему выбежали бледные, перепуганные слуги, без сомнения так же потрясенные появлением Патриции, как и сам граф. Граф знал, что она приехала сюда не более шести часов назад.
– Миледи спит, – доложил Нику дворецкий, имени которого граф никогда не мог запомнить; в голосе слуги звучало явное пренебрежение.
Граф высокомерно остановился в обширном холле; его губы скривила жестокая усмешка.
– Так разбудите, ее. Я буду ее ждать в библиотеке через пятнадцать минут. Если она не явится, я поднимусь наверх и сам приведу ее. Даже если придется вытащить ее из постели.
Дворецкий шарахнулся прочь.
Граф быстро прошагал через холл и принялся открывать одну дверь за другой в поисках библиотеки. Он обнаружил большой танцевальный зал, музыкальную комнату, маленькую гостиную, большую гостиную. Наконец он отыскал нужное ему помещение и сразу направился к буфету и налил себе французского «бордо». Вино оказалось весьма неплохим.
Патриция появилась не через пятнадцать, а через двадцать минут, и сна у нее не было ни в одном глазу.
– Что все это значит? – надменно поинтересовалась она, явно чувствуя себя уверенно в доме своих предков.
Он оглядел ее бархатный халат.
– У меня есть новости, которые необходимо обсудить.
– Именно сейчас? Посреди ночи?
– Именно сейчас, посреди ночи. Я развожусь с тобой. Патриция.
Она побледнела.
– И я честно предупреждаю тебя об этом. Но должен заметить, что честности с моей стороны ты ничем не заслужила. Но я и не позволю тебе всю жизнь мешать мне и связывать меня. Ты получишь поместье и обеспечение, но Кларендон принадлежит Чеду. Впрочем, я могу позволить тебе пожить здесь какое-то время.
– Ах ты, жалкий ублюдок! – прошипела Патриция. – Я не желаю разводиться! Это скандал! Мне его не пережить!
– Патриция, ты, похоже, не в состоянии разумно рассуждать, – сказал граф. – Ты уже вызвала скандал, воскреснув из мертвых.
– Но у меня есть прекрасное объяснение! Я с трудом спаслась из огня и от страха потеряла память! – бешено закричала Патриция. – Я стану любимицей света, вот увидишь!
– Вообще-то, мне твое согласие не нужно, – сообщил ей граф. – Ты ничего не сможешь сделать после того, как бросила меня и ребенка.
– Но я ничего не помню! – сказала она, уже взяв себя в руки, и по ее лицу скользнула ледяная усмешка.
Он с улыбкой посмотрел на нее:
– Ты хочешь сразиться со мной? И полагаешь, что можешь победить?
Она лишь самоуверенно взглянула ему в глаза.
Его улыбка стала шире; сверкнули белые, ровные зубы.
– Патриция, если я не получу развода, я превращу твою жизнь в ад!
Она уставилась на него сверкающими глазами; ее ноздри расширились, щеки порозовели.
– Ты когда-то отвергла меня… из-за моей индейской крови. – Он снова сверкнул зубами и шагнул к Патриции. – Но ведь в моих венах по-прежнему течет все та же кровь. Мои предки любили снимать скальпы с бледнолицых вроде тебя, Патриция. А потом вешали эти скальпы, страшные и окровавленные, себе на пояс.
Патриция побелела.
– Осмелюсь предположить, – продолжал граф, – что и мой отец снял скальп-другой… тебе это понятно, Патриция?
– Ты лжешь, – потрясено прошептала она. В ответ он зарычал.
– Тебе бы лучше молиться о том, чтобы я поскорее получил развод, Патриция. Потому что если его не будет, между нами не останется никаких соглашений, никаких раздельных спален и прочего. Я стану твоим мужем в полном смысле этого слова и буду обладать тобой, когда мне вздумается, и наплевать мне будет на твои чувства! А если ты начнешь сопротивляться, я тебя буду брать силой. И все то время, пока мы будем женаты, твоя жизнь будет настоящим адом!
На глазах Патриции выступили слезы.
– Ублюдок!
– Это точно, – согласился он.
– Ну и получай свой развод, получай! – закричала она. – Я всем расскажу свою историю, и мне все будут сочувствовать, и я найду себе нового мужа! И не какого-нибудь индейца-полукровку!
– Я и не сомневаюсь, что ты встанешь на все четыре лапы, как кошка, – беспечно бросил граф и тут же раскланялся. – Я буду сообщать тебе о ходе процесса.
Граф подъехал к дому на Глосестер-стрит, когда рассвет лишь начинался и небо еще было розовато-лиловым.
Он на секунду остановился перед воротами. Утро было туманным, и клубы густого тумана окутывали все вокруг. Дом казался неживым, пустынным, слишком тихим. Но, конечно, ему это лишь показалось, ведь там, в доме, были Джейн и его дочь, и они мирно спали. Граф зашагал вперед, стремясь поскорее сообщить Джейн хорошие новости и упросить потерпеть, продержаться совсем немного, пока минует этот тяжкий период.
Очень скоро он разведется, и они с Джейн поженятся заново.
Сердце Ника затрепетало при этой мысли. Но чем ближе он подходил к дому, тем все более мрачнел. Что-то показалось ему не так, в душу закралось странное подозрение. В доме было чертовски тихо! И все ярко-желтые ставни были плотно закрыты. Это поразило его сильнее всего. Он напрягся, стараясь услышать хоть какой-нибудь звук, может быть голосок Николь, всегда просыпавшейся чуть свет. Но он ничего не услышал, совсем ничего, даже птицы не чирикали возле дома. Граф, конечно, понимал, что еще слишком рано и даже молочники еще не появлялись на улицах.
Он позвонил у двери, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Уж Молли-то наверняка встала, она должна готовить завтрак для своей хозяйки. Ответа не последовало, и граф позвонил еще раз, потом еще и еще… Он попытался заглянуть в одно не закрытое ставнями окно, но занавески внутри были плотно задернуты.
Граф вдруг испугался.
Он, что есть силы, ударил кулаком в дверь и закричал:
– Молли! Открывай! Это я, граф Драгморский!
Но внутри по-прежнему было тихо, словно дом опустел.
Но это невозможно, подумал граф, поспешно направляясь к черному ходу. Маленький дворик, в котором он качал Николь на розовых качелях, зарос травой. Граф подергал дверь кухни, но она оказалась запертой. Однако окна кухни не были занавешены, и граф заглянул внутрь. Там было аккуратно прибрано и все выглядело холодным… словно никто давным-давно уже не заходил туда.
Графу стало нехорошо.
Их не было в доме. Граф внезапно понял это.
Граф яростно огляделся по сторонам и решительно схватил валявшийся неподалеку камень. Он мгновенно разбил стекло задней двери и, небрежно отшвырнув ногой посыпавшиеся осколки, просунул руку внутрь и отпер замок. Дверь распахнулась.
Граф ворвался в пустую безупречно прибранную кухню, оттуда стремительно прошел в столовую с покрытым пылью столом и, перескакивая через две ступеньки, помчался наверх. Он рывком открыл дверь спальни Джейн и позвал жену. Но спальня была пуста, кровать застлана.
Не веря собственным глазам. Ник бросился к гардеробной… но она тоже была абсолютно пуста.
Джейн здесь не было.
Она сюда не приезжала, она не входила в этот дом.
Это открытие настолько ошеломило графа, что он, как во сне, подошел к окну и, отодвинув занавеску, тупо уставился в туман.
Где она? Куда она уехала? И почему, великий Боже?
И вдруг граф завыл, глядя в туман, завыл, как волк. Она бросила его. Она снова бросила его.
– Джейн! – закричал он, зажмурив глаза. – Джейн, Джейн, ты не можешь меня оставить! Ты не можешь снова оставить меня!
Но ответа не было.
Дом хранил тишину, дом молчал…
– Но почему?! – выкрикнул граф, стиснув кулаки. – Почему?!