Отвернувшись, чтобы муж не заметил ее слабости, она выбежала из комнаты на лестничную площадку. Это лишь недолгая отсрочка. Колин все равно пойдет следом, но сейчас, когда ее лицо покрыто красными пятнами, нос распух и в голове полный сумбур, она не могла с ним разговаривать. Толстые каменные стены, казалось, сжимали ее, и Ферн захотелось просто сбежать. Она решительно подавила это желание и осторожно спускалась по ступеням, еще больше замедлив движение на опасном неогороженном пролете лестницы, который вел на первый этаж.
Глядя под ноги, она чуть не уткнулась в Доркас Рестон, когда шагнула на каменный пол зала. Удивление миссис Рестон перешло в неприкрытое самодовольство, что вызвало у Ферн неожиданную ярость. Она бесцеремонно оттолкнула Доркас в сторону, игнорируя ее оскорбленный вздох. Когда Ферн оказалась наконец во дворе с колодцем, девушка, набиравшая воду, явно встревожилась, увидев, в каком состоянии была хозяйка. Но Ферн это не волновало, она думала, куда ей направиться. Идти по дороге не имело смысла, та вела к деревне, где сейчас люди, а Ферн как раз хотелось избежать с ними встречи. Идти по болоту не стоит даже пытаться. Но есть... дорожка, которая ведет от угла заросшего внутреннего двора в противоположную сторону от деревни. Овечья тропа.
Шмыгая носом, Ферн направилась туда. Ей было стыдно за нелепую истерику, но все же хотелось свернуться клубочком и выплакаться. Пока она удалялась от главной башни, низкорослый папоротник хватал ее за подол, земля вокруг нее постепенно становилась болотным лабиринтом, расстилавшимся до горизонта. Но тропа, идущая вверх, была сухой и твердой, несмотря на вчерашний дождь. Ферн поднималась по ней, пока башня не исчезла из виду, потом, обнаружив в изгибе дорожки холмик, защищенный от ветра тремя валунами, она села, игнорируя свои шелковые юбки.
Сверху болото уже не казалось ей таким огромным, сжавшись для нее до размеров гнездышка из вереска и сплетения трав. Здесь было почти уютно: шуршание подлеска от слабого ветра, серое небо, как потолок над головой. Ферн сунула пальцы, еще пахнувшие кровью, в мягкую землю, чтобы исчезли неприятные следы.
Постепенно до нее стало доходить, что вереск шуршит не только от ветра. Открыв глаза, она увидела идущего к ней Колина, и лицо у него весьма суровое.
– Ты поранилась?
– Нет. – Ферн поспешно вытерла слезы, запоздало поняв, что оставила на щеках грязь. – Я отдыхаю.
– Ты о чем думала? – рассердился он. – Ты могла по ошибке шагнуть в трясину, которая тебя бы засосала. Могла упасть в запруду, покрытую ряской, и утонуть.
– Я шла по овечьей тропе, – спокойно возразила Ферн. – Если уж целые стада проходили здесь и не падали в болото, значит, я была в полной безопасности.
Колин молча стоял над ней, хотя в глазах у него еще сверкали молнии.
– Почему ты на самом деле сердишься? – тихо спросила она.
– Что ты имеешь в виду?
– Лишь то, что сказала. Почему ты на самом деле сердишься? Не потому ли, что я убежала? Ведь ты знал, что я в безопасности, как только пошел за мной.
Колин вздохнул, и, казалось, все напряжение сразу покинуло его. Он сел на траву рядом с ней, и одно его присутствие согрело Ферн. Она чувствовала его душевный пыл, который очень ее порадовал.
– Знаешь, я не привык к этому. Такое... ощущение все время. Иногда я чувствую себя так, будто мои нервы прожигают мне кожу.
– Я знаю это по себе.
– И как ты живешь с этим, день за днем?
– Так бывает не всегда, – ответила Ферн, глядя на крошечную орхидею, растущую возле ноги. – Обычно это не так. Но после нашей брачной ночи... Думаю, нам обоим следует подождать и выяснить.
– Наверное, ты права, – сказал Колин, поразмыслив. – Я рассчитывал, мы приедем сюда, я узнаю... нечто особенное... и все встанет на свои места.
– Что-то определенно встало, – неуверенно улыбнулась Ферн. – Правда, я сомневаюсь, что ты имел в виду крышу.
Он фыркнул, хотя взгляд зеленых глаз остался внимательным.
– Когда я подумал, что уже начал узнавать это особенное, мы оказались среди людей и все было не так, как я ожидал. А я не привык к тому, что противоречит моим ожиданиям.
– И что же ты узнал?
Колин пожал плечами.
– Я узнал тебя, узнал себя, но до сих пор не знаю, что делать с каждым из нас. Жизнь тут кажется неправильной, я бы сказал, это жизнь вне жизни.
– Вне времени, – ответила Ферн более страстно, чем намеревалась. – Это осколки жизни других людей. Старая мебель, дом, который никому больше не нужен, письма, сумасшедший бред из другого времени. Мне здесь не нравится, Колин. Для меня нет места среди всех этих воспоминаний, то время ушло. Здесь не осталось ничего, чтобы создать новое.
– А где сейчас наше место, Ферн? – нахмурился Колин. – Дай мне... дай нам еще немного времени. Неделю, не больше.
– Неделю, – повторила она. – Не так я думала провести свой медовый месяц. Но я также не представляла, что выйду за человека, с которым могла бы разговаривать. Я не тебя имею в виду. Я никогда не представляла, насколько это важно. Теперь мне кажется странным, что я не интересовалась, смогу ли разговаривать с человеком, с которым проведу остаток жизни. Когда я поняла важность этого, то испугалась, что было уже слишком поздно что-то изменить, что наш выбор пригоден лишь для простого обмена «да, нет». – Ферн покачала головой. – Но выходит, мы можем разговаривать, и нам требуется лишь тема для разговора.
Колин чуть заметно улыбнулся.
– О чем бы ты хотела поговорить прямо сейчас?
– Я все еще считаю, что нам следовало бы лучше узнать друг друга, – серьезно ответила Ферн.
– И как мы собираемся это сделать?
– Обычно два человека рассказывают друг другу о себе, прежде чем они смогут действительно узнать друг друга, – объяснила Ферн, приняв его поддразнивание за чистую монету.
– Я думаю, мы уже познали друг друга, в библейском смысле, причем неоднократно, – вежливо сообщил Колин.
– И что эти слова означают?
– Постоянно забываю, какая ты еще наивная, – усмехнулся он.
– В Библии говорится о таких делах? – возмутилась она.
– «Да лобзает он меня лобзаньем уст своих! Ибо ласки твои лучше вина», – процитировал Колин, тут же подтвердив слова делом.
Когда он в конце концов оторвался от нее, Ферн, слегка задыхаясь, оттолкнула мужа.
– Ты снова пытаешься меня провоцировать, да?
– Если честно, то нет. Все потому, что я очень хотел тебя поцеловать, едва увидел здесь, только не мог найти предлог. Сделать это раньше выглядело бы неподобающим.
– Я думала, мы собирались драться, – призналась Ферн.
– Я тоже. Это еще одно новое, что мы теперь знаем друг о друге. Мы не так хороши в драке, как считали.
Она засмеялась:
– Я рада.
– Конечно. Что еще ты хочешь узнать обо мне?
– Я уже знаю, что у тебя нет любимого цвета.
– Я ошибался. У меня есть любимый цвет, это цвет твоих глаз.
– Лжец, – беззлобно сказала Ферн.
Он пожал плечами.
– Я старался.
– Если бы ты мог отправиться в путешествие, куда бы ты предпочел уехать?
– Я не... Я уже побывал во Франции, в Италии, Швейцарии. Полагаю, если бы я мог вообще куда-нибудь отправиться, то снова в Рим, только в античный.
– И стал бы рабом, брошенным на растерзание львам? Или варваром-гладиатором, захваченным в битве против римских завоевателей?
– Ни тем, ни другим. Я поужинал бы языками фламинго и жарким из сони, а потом отправился бы предупредить Цезаря... в намного более понятных выражениях, чем сделал этот предсказатель, припасенный для него в древнеримском сенате на мартовские иды. После чего, пока он казнил бы заговорщиков, я проник бы в дом, где он держал Клеопатру, и уж уговорил бы ее бежать со мной.
– Ты шутишь, – упрекнула его Ферн.
– Шучу. Куда бы я отправился? При желании я мог бы отправиться куда угодно, если бы не привычки да моя нелюбовь к опасностям большинства путешествий, которые удерживают меня дома. Исключите на время опасности, и мне понравится увидеть что-нибудь первым. Забраться первым на совершенно неприступную вершину или, возможно, первым достичь полюса.
– Я знаю, что хотела бы снова увидеть Париж, но еще мне очень хочется увидеть Испанию.
– Почему Испанию? – спросил Колин.
– Потому что она так часто касается истории Англии. Меня всегда интересовало, какой должна быть страна, породившая мужчину вроде Филиппа Второго или женщину вроде Изабеллы Кастильской.
– Логично, – признал Колин. Она почувствовала, как его пальцы нежно крутят локон, выбившийся из ее пучка. – Я должен был сделать распоряжение насчет горничной, которая сопровождала бы тебя в Рексмер. Это не умышленно, я просто не думал об этом.
Ферн слегка повернула голову, чтобы видеть его лицо.
– Это извинение?
Он выглядел опечаленным.
– Видимо, менее успешное, чем я надеялся.
– Поэтому ты отпустил своего камердинера, вместо того чтобы заменить мою служанку?
– Нет. Ты видела этот трактир, ни одной подходящей там не было.
– А ты был слишком горд, чтобы признать свою ошибку.
– Был слишком раздражен твоей наглостью, – поправил Колин.
– Наглостью! – Она пыталась казаться возмущенной, но вместо этого засмеялась. – Ты искупил вину, хотя и несколько странным образом, став таким же грязным, как и я. Обычно ты весьма тщательно и со вкусом одет.
– Просто я нанял очень хорошего камердинера. С ним бы случился удар, если бы он увидел меня сидящим на земле в дорогих серых брюках.
Ферн улыбнулась и, помолчав, с некоторым удивлением сказала:
– Мне только что пришла в голову любопытная мысль.
– О чем?
– Я подумала, ты мог бы стать очень хорошим другом.
– Другом? – скептически произнес Колин.
– Вот именно. С тобой мне хотелось бы часто разговаривать. Я не ожидала этого от мужа, и я рада.
– Я тоже.
Он повернул ее к себе и поцеловал в губы, такие мягкие, горячие, продолжавшие удивлять его не только страстью, но и словами. Ферн с готовностью ответила ему, запустила пальцы в его волосы и потянула за собой в папоротник. Когда поцелуй закончился, она еще несколько секунд лежала с закрытыми глазами, слегка нахмурив брови, отчего выглядела такой наивно решительной. Потом открыла глаза, в серой глубине которых теплилось желание.
– Это совсем не по-дружески, – сказала она.
– А я и не имел это в виду.
– Сделай это здесь, – приказала она, хотя и с долей стеснительности. – Вдали от этого отвратительного дома и отвратительных Рестонов. Я хочу тебя здесь.
– Я твой, – поклялся Колин.
Он снова поцеловал ее, на этот раз со всем пылом, наслаждаясь влажностью маленького рта, чувствуя, как ее пальцы вцепились ему в волосы, как напрягается в ожидании его тело.
– Сейчас. Пожалуйста.
Колин быстро отстегнул клапан брюк, выпустив на свободу нетерпеливую часть тела, она подняла юбки, и он легко вошел в ее влажную глубину. Ферн с таким желанием приняла его, что он едва не потерял контроль над собой. Он чуть передвинулся, чтобы ему не мешал корсет.
– Что... – Но вздох удовольствия оборвал ее вопрос, глаза у нее расширились. – О Боже!
Усмехнувшись сквозь зубы, он постепенно вошел в ритм, соответствующий ее желаниям, и когда у нее вырвался подавленный крик облегчения, тогда и он позволил себе расслабиться. На один прекрасный миг по его телу прошла огненная пульсирующая волна и схлынула, оставив после себя теплую усталость.
– Быстро... может быть хорошо... тоже, – произнесла Ферн и вытянулась рядом с ним. – Особенно... я думаю... Похоже, начинается дождь.
Колин поднял лицо к небу. С тех пор как они вышли из дома, облака стали ниже и значительно потемнели.
– Идем, – сказала он, вскочив с земли.
– Не беспокойся. Сейчас я не буду возражать против небольшого дождя.
– Если не заболеешь. – Он протянул ей руку, и Ферн неохотно позволила ему поднять ее на ноги.
– Думаешь, мы очень далеко от дома? – спросила она.
Прямо над ними прогремел гром.
– Слишком далеко, – твердо сказал Колин. – Смотри, там хижина или что-то вроде сарая.
Ферн посмотрела. На склоне холма, в сотне ярдов от них, стояло маленькое каменное строение без окон, полускрытое разросшимся кустарником.
– А ты уверен, что там есть крыша?
– Это близко. Давай выясним.
Колин направился к сооружению, и, поскольку он еще держал ее за руку, Ферн тоже пришлось идти.
Чем ближе они подходили, тем невзрачнее выглядела эта лачуга. Посеревшая от времени дверь слегка покосилась, в известковом растворе, скреплявшем камни, виднелись трещины. Но, толкнув дверь и шагнув внутрь, Колин против своего ожидания увидел не пустой овечий загон, а небольшую заставленную комнату. Главенствовали в ней квадратный рабочий стол с аккуратными стопками бумаг и полки с различными банками.
– Как странно, – пробормотала Ферн, обходя вокруг стола. – Похоже, кто-то хранил тут все бумаги, какие мог найти. Газеты... список покупок... деловая корреспонденция. Одним не больше десятка лет, но другие... – Она подняла клочок бумаги. – Я уверена, в этом столетии никто уже так не пишет.
Колин положил руку ей на спину, и она прислонилась к нему. Он поразился своему желанию защитить ее, но отогнал посторонние мысли. Ферн была права: стопки бумаг сложены как попало, без определенной цели.
– Что бы он мог тут делать? – размышляла она.
– Не знаю. Я рад, что крыша в порядке. – Колин обследовал банки. – Одна еда. Желе, мясо, овощи.
– Хотела бы я знать, сколько им лет, – сказала Ферн, разглядывая пыльные этикетки.
Пожав плечами, он сел на один из стульев, она со вздохом заняла второй и достала из кармана письма.
– Совсем забыла про эти.
– Не хочешь их почитать? Кажется, у нас уже вошло в привычку читать во время грозы.
– Нет. Если даже все давно умерли, такое ощущение, будто читаешь их тайком.
Едва Ферн сунула пачку в карман, на пороге возник Джозеф Рестон в непромокаемом пальто, с которого стекала вода. Он сердито прищурился, увидев, что Ферн держит руку в кармане. Она побледнела и быстро вынула ее.
– Моя жена сказала, вы ушли. Я подумал, лучше вас найти, пока вода не стала подниматься и болото еще не такое ненадежное. Я принес это вам. – Рестон вытянул руку, на ней висели два прорезиненных плаща.
Ферн не шелохнулась, но Колин принял их, встав между ним и женой.
– Благодарю, – произнес он и с вызовом посмотрел ему в глаза.
По взгляду мужа Ферн встала, и тот завернул ее в плащ. Края подкладки, уже мокрые от дождя, оставили темные пятна на серой тафте платья. Колин набросил второй плащ, и сырое место неприятно начало тереть голую шею.
Джозеф Рестон тем временем подозрительно оглядывал комнату, переводя взгляд с одной стопки бумаг на другую.
– Вы ничего не тронули. – Его ворчание было полувопросом-полуутверждением.
– Мы только посмотрели, – ответила Ферн. – Это ваш... коттедж?
– Относится к поместью. Но мой отец жил тут порой, когда уставал от всех нас. Тут и умер. Никто теперь сюда не ходит, только я.
– Умер, – повторила Ферн, но Рестон уже замкнулся, что-то буркнув ей в ответ.
– Нам лучше поспешить. Вода поднимается.
Колин подал руку Ферн, она взяла ее, натягивая капюшон на голову. Он сделал то же самое, когда вышел под дождь. Хотя гроза была не такой сильной, как вчера, без частого грома и молний, но дождь лил с тем же упорством, не выказывая намеков на прекращение.
Колин держал Ферн поближе к себе и насколько мог прикрывал ее своим телом. Лицо у нее было мокрым от дождя, темное пятно расползалось по юбке. Хорошо бы Рестон сообразил принести еще и зонт.
К счастью, дом оказался не слишком далеко, и минут через десять они уже входили через заднюю дверь на кухню.
– Я собираюсь помочь людям очистить чердак – сказал Джозеф Рестон. – Нижний этаж вполне безопасный, а наверх не ходите, пока мы все не сделаем.
И он повернул к тюдоровскому крылу, оставив их в полутемной кухне. Из-за толстых колонн доносилось звяканье посуды, где-то здесь кто-то стряпал или убирался. Колин очень надеялся на первое.
– Его отец умер в той хижине? – спросила Ферн.
– Полагаю, каждый должен где-то умереть, – пожал плечами Колин.
– Почему он рассказал это нам?
– Рестон не слишком нас любит, и ему очень не понравилось наше присутствие в той хижине. Ты видела, как он смотрел на бумаги, желая убедиться, что мы их не трогали?
– Они же не имеют никакого значения, – возразила Ферн. – Это мусор.
– У людей бывают странные причуды. Вероятно, его отец не мог умереть дома, в собственной постели. Рестон лишь пытается скрыть это от нас.
– Полнейшая нелепость.
– Ты слишком многого ждешь от людей, – сухо заметил Колин.
Они уже вошли в главный зал, когда Ферн радостно закричала:
– Огонь!
В огромном камине действительно горел небольшой огонь, почти смехотворный для такого громадного дымохода, но Ферн быстро опустилась на колени, протянув руки к скромному пламени.
– Ты замерзла?
– Нет. Просто я люблю огонь, а здесь его очень долго не было. – Она выпрямилась, изучая другие перемены. – Теперь зал кажется менее пугающим.
Колин тоже осмотрелся. Хотя остатки гобеленов еще висели на стенах, но заплесневелая куча ткани внизу была убрана, пол тщательно подмели, кресла отполировали, столешницу отскребли и накрыли стол на двоих.
– Мне следовало руководить уборкой, – сказала Ферн, глядя на тяжелые глиняные тарелки. – Я не должна была прятаться от Доркас Рестон, и уж тем более убегать.
– Ты устала, – спокойно произнес Колин. – И это не входит в обязанности жены джентльмена.
Ферн неуверенно засмеялась.
– Я устала. Доркас Рестон меня испугала, несмотря на всю глупость этого утверждения, и когда я прикоснулась к той крови... – Она вздрогнула. – Мне здесь не нравится. Я повторяю одно и то же как попугай, но я действительно чувствую это всеми фибрами души.
– Мы скоро уедем. Обещаю.
– Неделя, ты сказал.
– Надеюсь, даже скорее.
Ферн улыбнулась, серые глаза радостно блеснули.