Тени в ночи

Глава 7

Хотя это было невероятным, но Ферн действительно заснула. Открыв глаза, она поняла, что карета остановилась. Колин уже распахнул дверцу, и Ферн неуверенно сошла за ним по железным ступенькам.

– Где мы?

Они стояли во дворе трактира и платной конюшни, единственных построек возле ухабистой проселочной дороги.

– В Ротергеме, – ответил Колин. – Если мы поедем дальше, это будет наша четвертая смена лошадей.

– Но мы не едем?

– На ночь я решил остановиться здесь. После Ротергема мы уже не сможем часто менять лошадей, и нам придется ехать медленно. Да и спешить тоже ни к чему.

– Видимо, то место, Куда мы направляемся, очень далеко. – Желудок у Ферн свело от мрачного предчувствия.

– Не знаю, я никогда там не был, – равнодушно сказал Колин. – Но место, кажется, отдаленное.

С трактирщиком, встретившим их у двери, Колин договорился, что берет две из четырех спален над общей комнатой: одну для них, а вторую для камердинера с кучером. Затем протянул ему два запечатанных; письма и в ответ на удивленный взгляд Ферн сухо улыбнулся.

– Наследнику виконта не полагается исчезать без следа. Иначе у моих братьев возникнет мысль, что следующим виконтом может стать один из них.

– О, – произнесла Ферн, не уверенная, шутит ли он, и не зная, что ему ответить.

Колин приказал трактирщику принести ужин наверх и повел ее по лестнице, положив одну руку ей на спину, а в другой сжимая ключ. Она вошла в открытую им комнату. Слуги внесли багаж и поставили в углу – сундук Колина на ее сундук, – где они заняли чуть ли не половину свободного пространства спальни.

После ухода слуг Ферн осмотрела маленькую комнату. Места для камина здесь не хватало, из обстановки лишь кровать и стул. Пока она с неясным беспокойством смотрела на старое стеганое одеяло, Колин протиснулся мимо нее, сдернул покрывала и вскоре удовлетворенно кивнул:

– Чисто.

Ферн недоверчиво смотрела на постель. Ее беспокойство насчет паразитов значительно уступало страху перед мужем и тому, что они могли делать тут ночью.

– Кажется, у вас большой опыт в таких делах.

– Естественно. – Уголок его рта насмешливо дернулся, но взгляд остался скучающим.

Она посмотрела на сундуки. Ее багаж находился внизу, а в комнате не было места, чтобы поставить сундуки рядом, и она не могла достать свои вещи. В пределах досягаемости был только ее саквояж с туалетными принадлежностями.

– Завтра я велю Дэвису передвинуть сундуки, чтобы вы смогли переодеться, – сказал Колин. – А ночью вы обойдетесь без этого.

– Я не хочу обходиться без этого, – возразила Ферн. – Я с утра не переодевалась. И мне надо освежиться.

– Второе легко исправить, – ответил Колин, игнорируя ее возражения и тон. – Вместе с обедом трактирщик принесет воду для умывания.

– Где мы будем есть? Мы тут едва помещаемся.

– Снимите кринолин.

– Что?! – воскликнула Ферн, не веря своим ушам.

– Снимите кринолин, – бесстрастно повторил он.

– К обеду я должна одеться, а не раздеться. Быть за обедом без кринолина – отвратительно и вульгарно.

Глупое, почти детское утверждение, однако неизвестность заставляла ее держаться за нечто знакомое. Она могла не знать, почему она здесь или куда едет, даже кто ее муж, зато ей хорошо известно, в чем нужно выходить к обеду, а платье без обручей совсем не тот наряд.

– Снимите его, или я сделаю это за вас, – ответил Колин, будто она и не говорила.

– Не сделаете! – ответила Ферн, совсем не уверенная в этом.

Он прищурился скорее с выражением досады, а не как мужчина, которого прогневала непокорная жена. Когда он протянул руку, Ферн отпрянула к двери в тщетной попытке воспротивиться его намерению. Колин схватил ее за потемневшее от синяков запястье, круто развернул и начал расстегивать крючки широкого бархатного пояса. Не смея возражать, хотя внутри у нее все кипело от ярости, она проклинала свое предательское тело, реагировавшее на близость его рук. Он бесцеремонно стянул лиф, одну за другой развязал ленты нижних юбок и, добравшись до кринолина, сдернул его. Хитроумное приспособление со стуком упал на пол.

– Вот и все. Теперь можете сесть. Здесь достаточно места.

Ферн протиснулась мимо него к единственному стулу, переступив через поверженные обручи. Колин отшвырнул их ногой под кровать в тот момент, когда в дверь постучали. Ферн, не успевшая завязать юбки, быстро сложила руки на коленях, а муж почти с ухмылкой взглянул на нее и открыл дверь.

– Вода для мытья и ужин, сэр.

Неряшливая девушка, стоявшая в узком коридоре, протянула Колину поднос. Забрав его и поставив на сундуки, тот уже начал закрывать дверь, но потом остановился.

– Как тебя зовут?

– Пеготи, сэр, – пробормотала служанка.

– Пеготи, – повторил он. – А это моя жена, миссис Редклифф.

Ферн пристально смотрела на него, гадая, зачем он представляет ее деревенской служанке.

– Миссис Редклифф настоящая леди, – продолжал Колин, – и она глубоко оскорблена тем, что ваше заведение не предоставляет ей возможность переодеться к обеду. Но это ничто по сравнению с тем, как она будет оскорблена вот этим.

Наклонившись, он прижал Ферн к спинке стула, обеими руками насильно приподнял ей голову и поцеловал. На миг она замерла от потрясения, потом начала молотить его по груди, пыталась лягнуть и укусить. Но поскольку она не могла сдвинуть его с места, ей осталось только вцепиться мужу в волосы и дернуть изо всех сил.

Лишь тогда он с наглой улыбкой отстранился и взглянул на служанку, которая стояла открыв рот.

– Благодарю тебя, Пеготи. – И он захлопнул перед ее носом дверь.

– Вам нравится унижать меня? – выпалила Ферн.

– Считайте это предупреждением. Как только вы открыто поставите меня в неловкое положение, я отплачу вам тем же, – спокойно ответил Колин. – И, поверьте, как женщина вы пострадаете больше.

Ферн лишь головой покачала. Она могла поклясться, что ее поведение, каким бы вызывающим оно ни было, не имело никакого отношения к его неприличной демонстрации. Колин взял с подноса тарелку, положил на нее серебряные приборы и сунул ей. Это был холодный язык. Ферн терпеть не могла холодный язык, но слишком напряженный день заставил ее проголодаться, так что она старалась игнорировать вкус мяса, пока жевала и глотала.

Наблюдая, как жена ест, Колин чувствовал странное душевное волнение. Когда Ферн ударила его, в нем вдруг что-то ожило. Никто еще не бил его, ни любовница, ни братья, ни отец, ни учителя или нянька, ни товарищи-студенты в Итоне.

Колин обнаружил, что внезапная боль от удара... действует возбуждающе. Это не просто какая-то грубая плотская реакция, хотя похоть здесь тоже присутствовала, но главное было в другом. Он почувствовал себя как слепец который внезапно обрел зрение и увидел чудесный восход солнца. Ему страстно хотелось удержать свое ощущение, безрассудно побуждая Ферн причинять ему боль и всякий раз это было как обжигающее клеймо на темноте его души...

Он понимал, что все это неправильно, очень неправильно, только не мог сказать, в чем заключалась неправильность. Он хотел снова испытать то ощущение, но ведь не просить же Ферн сделать ему больно. На такое он просто не способен.

Рексмер. Были другие маленькие поместья, куда он мог поехать, охотничьи домики, пустовавшие в этом сезоне, уединенные коттеджи, принадлежавшие семье никогда должным образом не используемые. А он вдруг отправился в место, которое очень ему досаждало и столь же не вписывалось в его четкую жизнь, как жена и то, что сейчас между ними происходило. Он хотел удвоить свои пытки и сомнения? Или же это эквивалент его браку и тайнам самого древнего семейного поместья?

Колин не знал. Поэтому медленно ел холодный язык с картошкой, запивая их темным элем и обдумывая свои вопросы. Стук приборов по тарелке заставил его повернуться к жене. Она закончила есть и теперь смотрела на него с возбужденным блеском понимания в серых глазах.

– Вам нравится боль, – заявила она. – Вы получаете от нее удовольствие.

Колин начал возражать против такого заявления, но Ферн движением головы остановила его.

– Прежде чем ответить, хорошенько подумайте. Если вы скажете мне, что я ошиблась, тогда я очень постараюсь не делать вам больно.

Холодная невозмутимость, столь необычная для его жены, удивила Колина. Откуда у нее взялась твердость характера... почему именно теперь? Скрестив руки на груди, он смотрел на Ферн и с удовольствием заметил, что она слегка побледнела.

– Никогда? – испытующе спросил он.

– Никогда, – дрогнувшим голосом ответила Ферн.

– Что бы я с вами ни сделал? – настаивал Колин.

– Что бы вы ни сделали, – прошептала она.

Несмотря на явный страх жены, Колин не сомневался, что она говорит правду и, насколько это будет в ее силах, поступит как сказала. Он подождал немного, пока Ферн изучала пустую тарелку на коленях, затем произнес:

– Мне это не доставляет удовольствия.

Она с недоверием посмотрела на него.

– Мне это не доставляет удовольствия, – с нажимом повторил он. – Не совсем. Но я этого хочу. Мне это необходимо.

– Почему? – беспомощно спросила она.

Колин невесело усмехнулся:

– Потому что я каким-то образом меняюсь. И я не хотел оставаться в Брайтоне, на глазах общества, зная что такое может случиться, что другие могут увидеть...

– Что увидеть? – Ферн была озадачена.

– Что они могут увидеть меня, – глупо закончил он – Я хочу, чтобы вы делали мне больно. Потому я и спросил: вы тоже хотите?

Взгляд Ферн стал напряженным.

– Это заставляет меня чувствовать, будто внутри у меня гудит, как говорится в лекциях об электричестве.

– Значит, вы сделаете это снова, – с удовлетворением произнес Колин.

– Я не должна и не хочу делать... такое снова.

– Полагаю, вы имеете в виду то, что в изысканно обществе называют «заниматься любовью».

– Меня совершенно не интересует, как это называется. И в этом ничего привлекательного нет.

– Вы так не считаете.

– Конечно, считаю. – Ее ответ был слишком поспешным.

Забрав у нее пустую тарелку, Колин поставил ее на крышку верхнего сундука.

– Вы этого хотите. Так говорит мне ваше тело. Даже когда я поцеловал вас при служанке, ваше тело сказало мне, что вы этого хотели.

– Неправда.

– Тогда мы попробуем еще раз, и вы можете попытаться меня остановить. – Колин склонился к ней. – Укусите меня, оцарапайте.

– Я не хочу этого делать.

Одной рукой приподняв ее, другой он выхватил из-под нее стул и, даже не притворяясь нежным, толкнул на кровать.

– Нет! – воскликнула Ферн. Но ее руки уже сомкнулись на его шее, а ноги сжали его бедра.

– Если бы я поверил, что вы действительно не хотите, я бы остановился. Больно только в первый раз.

– Меня не волнует боль. Я могу даже хотеть этого, совсем немножко, чтобы получить... остальное. Но я не желаю, чтобы меня снова обокрали.

– Тогда возьмите у меня. Возьмите больше, чем я. Вы знаете, как это сделать, вас это возбуждает. Я чувствую. И, держу пари, вы хотели этого всю дорогу.

Колин вел рукой по внутренней стороне ее бедра под нижними юбками, пока не ощутил влажное тепло входа. Ферн прерывисто дышала, тело напряглось, глаза расширились.

– Остановите меня, – приказал он.

– Не могу, – чуть слышно выдавила Ферн.

Он грубо ввел в нее два пальца, и она содрогнулась, радушно открывшись ему.

– Остановите меня, – повторил он.

Когда она покачала головой, его пальцы начали двигаться. С исказившимся лицом Ферн лихорадочно сжимала руки, пока ее ногти в конце концов не впились ему в шею.

Тело Колина мгновенно ответило вихрем сложных ощущений, жизнь в нем раскрылась, как цветок. Он чувствовал слабый запах белья под острым мускусным запахом женственности и требовательного желания Ферн. Чувствовал швы простыней под ладонями, горячее тело жены под ее одеждой, приятную влагу интимных мест под своими пальцами, но больше всего чувствовал себя. Каждый нерв его тела воспевал жизнь, это была не обычная неясная потребность удовлетворить свою похоть, безотлагательное стремление испить весь источник нового переживания.

Серые глаза Ферн по-кошачьи сузились, рот приоткрылся, и она провела ногтями по его шее, огненные бороздки восхитительно разрисовали его тело. Узор жизни.

– Тебе нравится это, – хрипло сказал он.

– Тебе это нравится больше, – прошептала Ферн.

– Ты уже не так бессильна, – заметил Колин.

Она выглядела почти удивленной и медленно улыбнулась ему.

– Полагаю, что да.

Ферн изучающе двинулась к мочке уха, сжала ее ногтями. Колина опалило жаром, и он порывисто ее поцеловал. Кажется, она впервые ожидала этого и поняла, что нужно делать, не тратя времени на борьбу мысли с инстинктом. Ее рот был влажным, розовые бутоны губ неприлично требовательными, он пил ее поцелуй, даже когда она слегка отодвинулась. Расстегнув панталоны, Колин освободил свое копье, и она запустила пальцы ему в волосы.

– Теперь я этого хочу, но медленно, – то ли приказала, то ли попросила она. – Медленнее, чем в прошлый раз.

Колин не ответил, но вместо того, чтобы грубо задрать юбки, как ему хотелось, он спокойно поднимал их, пока они не собрались на ее животе. Рука скользила вверх по бедру, и она лишь тихо постанывала. Наконец он вошел в нее, упиваясь напряженностью ее тела, когда оно сжало его, и острой болью, когда Ферн крепко схватила его за волосы, чуть не вырвав их с корнем. Он двигался у нее внутри, и боль пробуждала его лишенные жизненной силы нервы, заставляя непроизвольно убыстрять темп.

– Не спеши.

Ферн так дернула его за волосы, что он едва не потерял самообладание, но подчинился. Глаза у нее были крепко зажмурены, на лице абсолютная сосредоточенность, как будто она пыталась что-то вспомнить или найти. Потом дыхание стало прерывистым, и она выгнулась ему навстречу.

– Да! – крикнула она, дернув его голову вниз для поцелуя.

Колин погрузился в раскаленное добела освобождение. Как и прежде, ощущение было скоротечным, хотя оно в чем-то изменило его чувства. Только прочно укоренившаяся вежливость многих предыдущих связей не позволила ему всей тяжестью упасть на Ферн, когда его настигла волна усталости.

Должно быть, так и полагается себя чувствовать, думал он со все еще бешено колотившимся сердцем. Не удивительно, что молодые самцы не могут думать ни о чем другом. Раньше близость с женщиной казалась ему приятной в значительной степени потому, что давала облегчение. Половой акт был для него средством для снятия избыточного физического напряжения. А такого он никогда еще не испытывал. Это делало его неуверенным в себе, неуверенным во всем.

Потому он и стремился в Рексмер, где уладит финансовые неурядицы, вычеркнет из жизни тени прошлого, а если повезет, разберется с этими неизвестными ощущениями. Чем скорее он расставит все по своим местам, тем скорее вернется к своей нормальной, уединенной жизни без всяких потрясений.

Но, лежа с затуманенным рассудком, Колин уже не был уверен, что не хочет чего-то ещё.