Тени в ночи

Глава 20

Колин стоял, глядя на распахнутую дверь, и его обуревали незнакомые противоречивые чувства.

Во-первых, его реакция на письмо. С одной стороны, она казалась вполне естественной, учитывая его поведение. Но с другой стороны – совершенно неуместная для будущего пэра. Внебрачный ребенок. Его внебрачный ребенок, даже не оправданный страстью, чтобы уменьшить его ответственность. Ему впервые пришло в голову, что Эмма вообще не может быть хорошей матерью, если бы даже муж, игнорируя ее неверность, принял ребенка как собственного. Сгоряча передав будущее неизвестного создания жене, он вдруг понял, что не мог бы принять лучшего решения. Она более отзывчива, чем он, и, возможно, благоразумнее. Слова в письме Эммы, бесстрастные, практичные, врезались ему в память, и он содрогнулся, что когда-то считал это самым желательным видом отношений с противоположным полом.

Но ребенок еще не был для него реальным, а Ферн была, и, когда она с такой болью в глазах смотрела на него, он понял, что может ее потерять. Конечно, они будут жить вместе, даже с соответствующей приличию регулярностью делить постель, и тем не менее она может избегать его. Подобная возможность не приходила ему в голову, то ли он слишком эгоистичен, то ли слишком близорук, но эта мысль заставила его похолодеть. Колин почувствовал знакомую безжизненность.

«Это не моя вина», – сказал он себе. Ферн не имела права чего-то ждать от него, она не задавала вопросов, не предъявляла никаких требований, когда они поженились. Она не имела права читать его письма. Его грехи, какими бы они ни были, это его грехи.

Но все это не имело значения. Важны лишь ее взгляд, который она бросила на него, уходя, и та страшная печаль, которую он видел в ее глазах. Важно, что это он был причиной ее печали, которая могла разрушить все, что они создали вместе.

Нет, он этого не допустит. Не позволит боли снова наполнить ее глаза, не позволит себе, ожив, увянуть снова.

Он дал ей время. Сколько? Он боялся решения, к которому она могла прийти в глубинах мрачного замка. Он шагал по комнате, глядя, как за окном усиливается гроза, до тех пор, пока уже не мог больше этого вынести. Он вышел из комнаты и спустился по головокружительной лестнице.

– Колин!

Голос был очень слабым. Это Ферн или его больное воображение, играющее с ним шутку? Главный зал под ним был тих и пуст.

– Колин, на помощь!

Так и не решив, что это, он бросился вниз по крутым ступеням неогороженной лестницы.

– Колин!

Последний, отчаянный крик замер, и сердце у него подпрыгнуло. Где Рестон? Эта мысль не давала ему покоя. Он благополучно оставил его в деревне, видел из окна соседнего коттеджа, где договаривался с мальчиком, как Ферн одна, без назойливых попутчиков, шла по дороге к дому. Но где Рестон сейчас?

Он даже не заметил, что ступени кончились, и споткнулся на ровном полу. Выбрав лестницу на кухню, он понесся вниз, потом от нетерпения перемахнул через деревянный поручень и благополучно приземлился на каменный пол. В кухне было тихо, массивные колонны закрывали ему обзор. Куда теперь? Он бросился к двери на задний двор. Заперта. К ней все так же прислонен зонт Ферн. Если бы она тут проходила, то взяла бы его. С растущим страхом Колин побежал в тюдоровское крыло, пронесся через столовую, распахнул дверь в кабинет – пусто, нырнул в коридор. У самого входа в главный зал услышал шаги и замер. Вот опять – шаги наверху.

Прыгая через три ступеньки, Колин выскочил на первый этаж, но тяжелые шаги все еще были у него над головой. Последним усилием он взлетел на чердак и увидел ее.

Ферн стояла на краю зияющей дыры в крыше, вытянув руку, из которой вылетали какие-то белые клочки, а Рестон что-то неразборчиво кричал и шел на нее. Сердце у Колина сжалось от страха.

– Ферн! – крикнул он, бросившись к Рестону.

Дальше произошло нечто странное, даже бессмысленное: она вдруг покачнулась и сползла вниз, раскинув белые руки, барахтаясь в юбках. Потом он врезался в Рестона, оба тяжело рухнули на половицы, а сквозь них полетели дальше в облаке гнилого дерева и штукатурки, ударившись внизу обо что-то твердое.

Колин тряхнул головой и оттолкнулся от Рестона, понимая опасность близости к человеку, который больше и сильнее. Противни к лежал, оглушенный, поперек секретера.

Когда Колин споткнулся, наступив на обломки, плечо ему пронзила боль. Он подвигал рукой, которая поворачивалась свободно, и выкинул из головы мысль о боли. Ему хватило одного взгляда, чтобы сориентироваться: это была спальня, где они провели с Ферн первую ночь. Тем временем Рестон уже оттолкнулся от секретера и с ревом бросился на него. Колин нащупал за спиной ручку кувшина, стоявшего на прежнем месте, и по широкой дуге изо всех сил ударил им нападавшего. Что-то треснуло, когда он попал ему в голову, и Рестон снова упал, теперь к его ногам.

Колин ткнул его носком сапога, готовясь в случае необходимости превратить толчок в полновесный удар. Рестон не шевельнулся. Глубоко вздохнув, чтобы наполнить воздухом протестующие легкие, Колин снова бросился по лестнице на чердак и едва не заплакал от облегчения, когда увидел Ферн, сидящую на краю рухнувшей крыши.

– Слава Богу, – прохрипела она. – Корсет. Не могла дышать.

– Я уже думал, что потерял тебя. Никогда больше так не делай. – Он хотел обнять ее, поцеловать и не решился: казалось, она сейчас опять упадет в обморок.

– Не буду. Обещаю. – Ферн еще тяжело дышала. – Он хотел письма, не бумаги, а письма.

– Теперь идем. Вставай, мы поговорим об этом сумасшедшем позже. Я обезвредил его, только не знаю, надолго ли. Слава Богу, что не убил.

Колин помог ей встать и стиснул зубы от боли в плече. Ферн сделала два неуверенных шага, затем ноги подвели ее, и она покачала головой. Взяв ее на руки, Колин начал быстро спускаться по лестнице.

– Он хотел письма, – уже более разборчиво повторила Ферн. – Во второй пачке. Это бумаги, которые он искал.

– Рестон говорил, что бумаги у них, – возразил Колин.

– Он сам не знал... не умеет читать. Наверное, думал, что они в хижине, только не мог разобраться, какие из них. Жене он не говорил, может, стыдился, или боялся, или слишком гордый.

– Боже мой, зачем ему эти письма? – спросил Колин.

– Из-за тайны. В них говорится, что второй Джон Редклифф был внебрачным ребенком, и даже не сыном Шарлотты Горсинг.

– Незаконнорожденный, – медленно произнес Колин. – Наш титул виконта может быть оспорен.

–Да... Я не знаю, каким был бы исход... – сказала Ферн.

– Но даже если бы мы выиграли, это могло стать губительно дорогой победой, – закончил Колин. – Ферн...

– Я не могла ему этого позволить. Я уничтожила их: раскрошила в кармане и швырнула под дождь.

– Ты бежала от него. Глупая. Очень глупая. Нужно было отдать их ему. Это же просто куски пергамента.

– Они могли стать ножами, чтобы тебя зарезать, Колин. Я не могла позволить, чтобы они попали к нему, я слишком люблю тебя.

Колин резко остановился.

– Что ты сказала?

– Прости, – чуть слышно прошептала она. Лицо у нее снова побледнело, даже губы опасно побелели. – Не следовало... я хотела сказать другое...

– Ты действительно так думаешь?

Ферн закрыла глаза.

– Да.

Слово оглушило его как удар грома. Только осознание того, что Рестон еще лежит на чердаке, заставило его передвигать ноги к двери.

– Я не уверен, так ли себя чувствуют влюбленные, но я чертовски уверен, что тоже люблю тебя.

Тихо вскрикнув, Ферн открыла глаза, изучающе посмотрела на него и слабо улыбнулась.

– Ты действительно так думаешь?

– Хотя я все еще считаю тебя дурочкой из-за того, что ты не отдала ему письма, но да, я так думаю, – ответил Колин.

– Тогда я с радостью буду твоей дурочкой.

– Теперь мы должны идти в дом священника. Лучше нам быть подальше от Рестона и послать за ним сюда нескольких крепких мужчин, – сказал у двери Колин. – Вряд ли вся деревня сошла с ума, как Рестоны.

– Похоже, их не слишком любят все остальные. Теперь я могу идти, – добавила Ферн, когда он слегка передвинул ее, чтобы открыть дверь.

– Ты уверена? – спросил он, хотя руки у него дрожали от напряжения, а боль в плече стала невыносимой.

– Да.

Колин позволил ей осторожно соскользнуть на пол. Она стояла твердо, не качаясь, но лицо еще оставалось бледным.

– Идем.

Ферн толкнула дверь и вышла под дождь, а Колин, идя следом, накинул ей на плечи сюртук.

– Бери это, – сказал он тоном, пресекающим любые возражения.

Она хотела отказаться, затем лишь покачала головой. Он взял ее под руку, поскольку она еще неуверенно шла по неровному булыжнику.

– Он серьезно ранен?

Вода текла по лицу Ферн, капала на его сюртук, но она, похоже, этого не замечала.

– Не знаю, – коротко бросил Колин, понимая, кого она имеет в виду. – Надеюсь, что нет.

– Почему?

– Потому что мне хочется увидеть его в тюрьме и быть уверенным, что я не окажусь там.

– О! У тебя был нож?

Колин замедлил шаг.

– Проклятие. Я совсем про него забыл. А если бы вспомнил, то проткнул бы сумасшедшего.

Он содрогнулся при этой мысли. Расследование смерти по вине будущего пэра. Все политические враги отца, которые назовут это покушением на убийство, будут злословить, что он пытался убить человека ножом для резки мяса в сотне шагов от обеденного стола... Конечно, его бы вряд ли повесили. Но было бы недалеко от этого.

Ферн поскользнулась, и он крепче сжал ее руку.

– Чуть не забыла! – сказала она, вывернув свободной рукой карман, откуда высыпались клочки пергамента, тут же подхваченные ветром. И с удовлетворением добавила: – Теперь все!

Их появление в деревне неожиданно собрало толпу. Дома, которые раньше показывали им лишь темные окна, теперь извергли своих обитателей под дождь, чтобы те увидели знакомых уже хозяина и хозяйку Рексмера в столь плачевном состоянии.

– Джозеф Рестон напал на мою жену, – объявил Колин жителям деревни.

Некоторые были удивлены, но большая часть толпы возмутилась, и возмущение было вызвано скорее отсутствующим Рестоном, чем хозяином. Маленький узел страха у Колина развязался. Каким бы непопулярным ни был этот человек, он все же один из них, а Колин, будущий лорд или нет, оставался посторонним. На всякий случай он притянул Ферн к себе.

– Я обезвредил Рестона, но теперь его надо взять под стражу, и, возможно, ему потребуется медицинская помощь.

– Я пойду, – сказал один большой и сильный человек, на его лице было почти нечестивое удовольствие.

Еще с полдюжины добровольцев уже направились по дороге к поместью.

Доркас Рестон, побледневшая и безмолвная, стояла чуть в стороне от толпы. Уход мужчин, казалось, лишил ее остатков благоразумия.

– Убийца! – пронзительно крикнула она, указывая дрожащей рукой на Колина. – Вор и убийца! Ты украл наши бумаги и убил моего мужа!

– Ваш муж скоро придет в чувство, мадам, – холодно ответил Колин.

– И нет уже никаких бумаг, – невозмутимо сказала Ферн. – Ничего, только пыль и грязь.

– Не пройдет и двух недель, как вы с мужем будете стоять перед судом, чтобы ответить за незаконное присвоение средств, – безжалостно продолжал Колин.

При этом заявлении Доркас Рестон открыла рот, будто ей не хватало воздуха, потом развернулась и влетела в свой коттедж. Блестящая дверь захлопнулась, вызвав смех толпы. Но кое-кто был явно раздражен или огорчен, среди них миссис Уиллис и старый Джим, но толпа развеселилась еще больше. Смех превратился в хохот, долгий и громкий, бивший по безмолвной зеленой двери.

– Мы пойдем искать приют в доме священника, – заявил Колин, когда люди отсмеялись. – Но я буду очень признателен, если кто-нибудь из женщин принесет моей жене сухую одежду. Боюсь, она может простудиться.

И тут сразу нашлись добровольцы. После их ухода Колин, попрощавшись с толпой, увел Ферн за церковь и осмотрелся. В поле зрения не было никого, кто мог бы ее смутить, поэтому он решительно повернул жену и приподнял ей подбородок.

– Я так хотел это сделать, что мне даже больно.

Он долго и страстно целовал ее, но в конце концов ему пришлось ее отпустить. Ферн вздохнула, открыла глаза и сказала:

– Спасибо.

Колин молча посмотрел на нее, улыбнулся и постучал в дверь.

Прошло много времени, прежде чем они снова остались наедине. Сначала они все объяснили преподобному Биггсу, затем послали человека в ближайшую деревню, где был мировой судья. Им обоим дали слуг и обеспечили сухой одеждой с чердака викария, пока не принесут их сундуки.

Вскоре Ферн устроили с Абби в небольшой спальне для гостей, а Колин получил в свое распоряжение личную спальню его преподобия. Хотя Ферн была рада возможности сменить одежду, но предпочла бы остаться и в мокрой, только в обществе мужа. Ей нужно еще кое-что сказать Колину, и она боялась разрушить этим то, что они сейчас нашли.

Волнение на улице заставило Ферн выглянуть в окно. Толпа перестроилась в ряд на краю деревни, когда из поместья вернулись мужчины, которые несли Джозефа Рестона.

Стоявшая позади нее Абби вытянула шею.

– Его несут. Думаете, он... нет, посмотрите-ка на него. Дергается, как рыба на крючке. – В голосе служанки не было ни сожаления, ни злобного удовольствия.

– Что ты обо всем этом думаешь, Абби? – спросила Ферн.

Та пожала плечами.

– Рестоны держатся свысока, как будто они лучше всех нас. Или они сделаются настоящей знатью, или наткнутся на отповедь, я так себе представляю. Хотя не буду рада, если недобрые люди, как они, начнут устраивать тут свои танцы.

Ферн наконец увидела, что Колин вышел из дома священника.

– Я тоже пойду, – с внезапной решимостью сказала она.

– Но, мэм, волосы еще не...

– Какое это имеет значение! – воскликнула Ферн и выбежала из комнаты.

Платье, в котором она была, принадлежало более высокой женщине, поэтому она спускалась по лестнице с той быстротой, какую могла позволить себе без риска свернуть шею. К тому времени, когда она вышла на тропинку, Колин уже был на дороге. Сильная фигура мужа в обносках преподобного Биггса выглядела так же замечательно, как и в превосходном лондонском костюме. Она догнала его в тот момент, когда несущие Рестона поравнялись с толпой.

– Ферн, – улыбнулся Колин, предлагая ей руку, и она крепко ухватилась за нее, уверенная в поддержке.

Затем уже он обратил внимание на Рестона. Тот лежал на самодельных носилках из одеяла и двух палок, что-то бормотал и метался, но мужчины стоически выдерживали его тяжесть.

– Что с ним? – прозвучал над толпой голос Колина.

Один из мужчин хохотнул. Ферн его вспомнила: этот человек называл себя местным ветеринаром, намекая, что, в случае нужды, может пользовать и людей.

– Ничего особенного. Получил хороший удар по голове и еще лучшую дозу лауданума внутрь, когда вздумал бороться с нами. Скоро будет в порядке. А пока лопочет как ребенок.

– Куда вы его несете? – спросил Колин.

– Да в курятник Роба Стерна, – ответил другой. – Я говорил, что он построил его как тюрьму. Скоро увидим, прав ли я.

По мере приближения носилок слова Рестона становились все яснее.

– ...этот проклятый человек, ненормальный старик. Ты никогда ведь никому не доверял, верно, па? Прятал бумаги, не пускал меня в школу, бил за мои попытки научиться читать. Всегда бумаги. Тебе эти бумаги всегда были важнее, чем я. Ненормальный. Прятался на болотах, подбирал каждый обрывок бумаги, обманывал меня, чтобы я не вышел из-под твоей власти. А чем кончил? Умер там совсем один, так и не сказал своему единственному сыну, где настоящие бумаги. Хотя собирался. Ха! – Рестон на миг приподнялся, невидяще глядя перед собой, и опять повалился на одеяло.

Носильщики флегматично игнорировали его, делая свое дело, толпа шла за ними по улице. Колин остался на месте и смотрел им вслед.

– Не думаю, что он бы меня убил, – осторожно начала Ферн.

Колин фыркнул.

– Значит, не думаешь. Ты ужасно глупая, Ферн Редклифф, и я чертовски рад, что ты вышла за человека, который может уберечь тебя от твоих добрых намерений.

– Я тоже чертовски рада, что вышла за тебя.

– Давай вернемся в дом, – предложил он. – Если мы сейчас же не исчезнем, то весь день на нас будет глазеть полдеревни, выдумывая предлоги, чтобы пройти мимо.

Так они и сделали, передав через викария, что с утра они будут в распоряжении жителей. Затем поднялись в гостевую спальню его преподобия, мягко отказавшись даже от его попыток организовать им чай.

Ферн со вздохом облегчения заняла единственное кресло.

– Я как-то представляла, что после такого приключения конец дня окажется более впечатляющим, чем пребывание в старинной гостевой спальне викария.

– Например? – приподнял бровь Колин.

– Например, отъезд в карете, направляющейся к цивилизации.

– Завтра утром, как мне обещали.

– Надеюсь, кучер сдержит слово. – Ферн помолчала, глядя в камин и обдумывая то, что должна сказать. – Ну вот, огонь скоро погаснет, а я промокла до нитки.

– Да, – ответил Колин, облокотясь на каминную полку. – Что-нибудь не так?

– Вовсе нет.

Он смотрел, как она сжимает и разжимает руки. Она чувствовала его взгляд, однако не могла заставить себя перейти к ненавистной теме.

– Не желаешь поговорить со мной о погоде, Ферн?

– Ты совершенно прав. Видимо, я слишком труслива или не в меру щепетильна, чтобы начать самой. – Она сделала глубокий вдох. – Так вот, до появления Джозефа Рестона я успела все обдумать, и у меня возникли некоторые сомнения. Ты сказал, что изменился, и я верю, что так оно и есть. Вопрос в том, насколько может измениться мужчина всего за неделю, если ты называешь меня, как называл свою любовницу в день нашей свадьбы? Это первое. Второе. Да, ты изменился, но что удержит тебя от измен в будущем, смогу ли я верить твоим клятвам верности лишь потому, что сейчас они кажутся серьезными? Третье. Что мы должны сделать, чтобы не пострадал ребенок?

Лицо у Колина застыло.

– И твои ответы?

– Не знаю, – призналась Ферн. – У меня есть только вопросы. Думаю, на первые два, если не сейчас, то со временем, я смогу ответить, а что касается третьего... Я не знаю, настолько ли я хороша, чтобы поступить наилучшим образом. Боюсь, что нет. – Она устало вздохнула. – Но если у меня пока нет ответов, это не значит, что я не могу рискнуть. Я люблю тебя, Колин, а это меняет все или не меняет ничего.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу притвориться, что у нас есть ответы, лучшие из возможных, и я хочу сделать их реальностью. Любовь к тебе не улучшила мою способность заглядывать в будущее, не увеличила мое великодушие или здравомыслие. Но в другом смысле, надеюсь, самом важном, любовь к тебе изменила в моей жизни все. Заставила меня быть оптимисткой, поскольку я осознала, что это то, ради чего стоит рисковать всем.

– Я был зол на тебя за чтение моей корреспонденции, пока не понял, что, в сущности, это не имеет значения, не в этом причина трещины между нами, просто она была. Я сказал тебе правду, я теперь другой человек.

– И я верю, – ответила Ферн.

– Но человек слаб, я понимаю, – закончил Колин. – Тем не менее я хочу разделить твой оптимизм и твои мечты.

– Правда? – Ферн едва могла поверить тому, что слышала.

– Правда, – ответил Колин.

Она засмеялась и бросилась ему на шею. Он тоже засмеялся, неловко, хрипло, но она подумала, что вполне может к этому привыкнуть.

Он крепко поцеловал ее, после чего им долго было не до разговоров.

Внимание!

Текст предназначены только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.