Тень твоего поцелуя

Глава 19

– Мне хотелось бы поездить сегодня по городу, Малколм, – объявила Луиза, расправляя юбки, падавшие изящными складками вокруг седла.

– Галопом по улицам не поскачешь, миледи, – заметил Малколм, вскакивая на своего коня.

– Может, и нет, но мне надоели парк и река. Я почти не видела города, так что хорошо бы добраться до городских стен. Ты слышал о таком месте – Олдергейт?

– Олдгейт, – поправил Малколм.

– Насколько я поняла, там очень оживленно. Полно народу. Есть на что посмотреть, – продолжала Луиза с восторженной и обезоруживающей улыбкой.

– Все верно, да больно уж там шумно и грязно. Собственных мыслей, и то не услышишь! – возразил он.

– О, неплохо бы для разнообразия очутиться среди шума и грязи! Ты и не представляешь, что за скучную жизнь я веду.

– Мне-то все нипочем, да вот Криме вряд ли понравится.

– Моя Крима – чистое золото, она все вытерпит. – Луиза наклонилась и потрепала кобылу по холке. – Ей полезно побывать в давке: научится себя вести на людях.

– Она и так умеет. Только, помяните мое слово, ей это будет не по душе.

– В таком случае мне следует взять другую лошадь. Наверняка подойдет какая-нибудь из конюшни дона Аштона.

– Мистер Аштон не держит лошадей для дам, – объявил Малколм, качая головой, – так что, кроме Кримы, никого нет.

– И что же нам делать? – жалобно спросила Луиза.

– Так и быть, поедем в город, – флегматично ответил конюх, направляясь к воротам.

Луиза с улыбкой последовала за ним. Сердце взволнованно стучало. Да, нелегкая задача ей выпала. Посмотрим, сумеет ли она перехитрить умницу Малколма. Пусть триумф будет недолгим, но она должна, должна оттачивать свою сообразительность!

Благодаря поездкам с Робином уличные сцены были совсем не так уж незнакомы ей, как считал Малколм. Она отвела глаза от страшных сцен травли медведей, с дрожью сочувствия взглянула на бродягу с ушами, прибитыми к позорному столбу, и умелой рукой управляла Кримой, осторожно ступавшей по грязным булыжникам и перебиравшейся через сточные канавы, полные всякой дряни.

Малколм с обычной невозмутимостью приглядывал за ней, вполне понимая желание дамы сменить место для прогулок. Они оставили позади Королевскую биржу 4 и поехали по Ломбард-стрит. Впереди замаячили городские стены. В ворота и из ворот вливались и выливались людские потоки. Олдгейт был уже совсем рядом.

Луиза неожиданно натянула поводья.

– Малколм, я хотела бы зайти в лавку серебряных дел мастера, – объявила она, показывая хлыстом на темную внутренность лавчонки, предмет торговли которой был обозначен серебряным молотком, висевшим над притолокой. – На следующей неделе у доньи Бернардины день рождения, и я хотела бы купить ей серебряный наперсток. Как я могу что-то купить, если никогда не бываю в лавках и на рынках!

Малколм рассудил, что девушка права, и, спешившись, снял ее с седла.

– Совсем не обязательно меня сопровождать, – предупредила Луиза, опуская на лицо мантилью. – Не хотелось бы оставлять Криму на уличного мальчишку.

Малколм заглянул в полумрак лавки. Ничего подозрительного. Ни одного покупателя. Хозяин натирает пару серебряных подсвечников.

Он взял поводья обеих лошадей и кивнул:

– Хорошо, миледи. Я подожду здесь.

– Спасибо, Малколм.

Он не увидел ее торжествующего лица за черным кружевом мантильи. Только услышал теплый приветливый голос и, благосклонно кивнув, стал обозревать улицу.

Луиза переступила порог лавки. Серебряных дел мастер поспешил навстречу, выжидающе потирая руки.

– Чем могу служить, миледи?

– Покажите наперстки, – велела она, оглядывая полутемное пыльное помещение. То, что она искала, находилось в глубине. – Соберите все, что у вас есть, а я через пять минут вернусь и выберу.

Хозяин мгновенно просиял и исчез в арочном проходе, зиявшем справа от стола, на котором он работал. Луиза метнулась к задней двери. Насколько она успела узнать в своих походах с Робином, подобные двери обычно ведут в темные переулки. Они соединены между собой, вьются через весь город, подобно змеям, и идут приблизительно параллельно главным улицам.

Она вышла на свет. Сегодня на небе ослепительно сияло солнце. Было уже около полудня. Двое крохотных полуобнаженных детишек приковыляли из омерзительно вонявшего двора на дорожку. Луиза поспешила пройти мимо. Она уже видела Олдгейт с Ломбард-стрит и знала, в каком направлении следует идти. Три-четыре минуты, и она на месте.

Луиза почти бежала, высоко подняв юбки, чтобы не вывозить подол в лужах и жидкой грязи немощеного переулка. Страха она, к своему удивлению, не чувствовала, хотя для хорошо одетой женщины было по меньшей мере безрассудно появляться одной в этой части города. И все же она отчего-то казалась себе неуязвимой. А может, некая аура неприкосновенности окружала ее, потому что, если не считать нескольких любопытствующих взглядов, никто не попытался встать на пути.

Дорожка изгибалась множеством поворотов и уперлась в Олдгейт в самом начале Ломбард-стрит. Луиза остановилась, чтобы немного отдышаться. Как она, спрашивается, отыщет Робина в такой толпе? Он, разумеется, собрался уезжать из города, значит…

Она стала проталкиваться к воротам, отражая бесчисленные толчки, тычки и щипки. На нее кричали. Сдавливали со всех сторон. При этом сторож стоял в стороне, не думая ничего предпринимать. Ворота стояли открытыми до самой ночи, когда въезд в город запрещался. Днем их закрывали только в крайнем случае и по особому приказу. Луиза отыскала свободное местечко у стены и стала ждать, обшаривая взглядом лица, стараясь унять дрожь в ногах. Если через ближайшие несколько минут Робин не появится, придется возвращаться к Малколму.

И тут она его заметила! Он ехал рядом с закрытым экипажем, и при виде его лица Луиза тихо ахнула. Он никогда еще не выглядел таким расстроенным, рассерженным и таким… таким холодным. Она привыкла к его смеху, шуткам, легкому флирту, а иногда и к блеску глаз, от которого пело сердце. Но сейчас перед ней был совершенно незнакомый человек.

Не успев сообразить, что делает, она преградила ему дорогу.

– Робин!

Он уставился на нее с таким удивлением, словно "не узнал.

– Луиза?

Карета остановилась. С запяток спрыгнул парнишка лет тринадцати.

– Так мы едем, сэр? – осведомился он, с любопытством поглядывая на женщину с закрытым лицом.

– Погоди минуту, Джем, – велел Робин, спешиваясь. – Позволь спросить, Луиза, что ты здесь делаешь?

– Так… небольшое приключение. Я хотела проверить, смогу ли ускользнуть от… ладно, не важно. В чем дело, Робин? Что случилось? – Она взирала на Робина с нескрываемой тревогой и сочувствием.

Дверца кареты отворилась. Оттуда спустилась Пиппа.

– Почему мы остановились?

– Это всего лишь я, – сообщила Луиза, откидывая мантилью. – Решила немного позабавиться. Но теперь понимаю, как была глупа. – Она подошла к Пиппе, протягивая руки. – Вы выглядите ужасно. Оба. Пожалуйста, скажите, что произошло? Чем я могу вам помочь?

При встрече с девушкой Пиппа ощутила лишь нетерпеливое раздражение. У них нет времени стоять на улице, предаваясь бессмысленным разговорам с назойливой, ничего не понимающей в жизни девчонкой.

– Ничем, Луиза, – небрежно отмахнулась она, вновь поворачиваясь к карете. Но тут вдруг нахлынуло безумное, непреодолимое желание хоть несколько мгновений побыть в обществе другой женщины, утешиться присутствием подруги, способной пролить немного бальзама на глубокие раны, нанесенные предательством мужчин.

Но ей нужны ее мать или сестра. Луиза слишком молода и наивна, чтобы понять всю подлость и злобу этого мира. Девушку следует не просвещать, а защитить от напастей.

Она попыталась закрыть дверцу, но Луиза поспешно вскарабкалась следом.

– Вы можете считать, меня совершенно никчемной глупышкой, леди Нилсон, – бросила она, упрямо поджимая губы, – но мне так не кажется. Я намеревалась повернуть назад, как только поговорю с Робином. Но теперь знаю, как мне поступить.

В карету заглянул Робин.

– О Господи, Луиза, да вылезай же! Что ты тут делаешь одна?

– Не имеет значения. Я еду с тобой. Леди Нилсон вполне может быть моей компаньонкой, так что репутация не пострадает и приличия будут соблюдены. Я же вижу, как она нуждается в моей помощи!

«У нас нет для этого времени», – подумала Пиппа, ощущая, однако, невольное восхищение настойчивостью Луизы. К тому же она понимала страсть девушки к приключениям, поскольку сама обладала подобным качеством.

А сейчас? Сумела ли его сохранить? Или оно растоптано тяжелыми сапогами ужаса?

А вдруг Луиза действительно поможет ей вернуть хотя бы часть прежней стойкости, которая даст ей силы удержать голову над поверхностью болота? Если же нет, веселость и жизнерадостность девушки хотя бы отвлекут ее. И пропади пропадом все угрызения совести, осторожность и осмотрительность! Если Луиза ищет на свою голову неприятностей, так тому и быть.

– Пусть едет, Робин.

Робин покачал головой.

– Ради Бога, Луиза! Донья Бернардина… твой опекун… они с ума сойдут от волнения.

– Я найду способ их известить, – пообещала Луиза, окидывая брата и сестру проницательным взглядом. – Когда сделать это будет достаточно безопасно.

Да, ничего не скажешь, донья Луиза не дурочка.

– Робин, – сказала Пиппа, кривя губы в подобии улыбки, – если ты не собираешься силой выкинуть Луизу из экипажа, думаю, ей стоит нас сопровождать. И с нашей стороны будет неучтиво посылать ее домой через весь город, а ведь нам нельзя задерживаться ни единой лишней минуты.

Робин понял, что проиграл. Оспаривать утверждения сестры невозможно. Кроме того, Луиза прочно устроилась напротив Пиппы, и, чтобы вытащить ее из кареты, понадобятся усилия не одного мужчины. Он воздел к небу руки, с грохотом захлопнул дверцу и вскочил на мерина.

Лайонел почти не слышал разговора, который вели советники Филиппа. Пальцы нервно гладили тонкую ножку винного кубка, глаза невидяще смотрели на солнечный зайчик, пляшущий на дубовой столешнице.

– Дон Аштон, как случилось, что леди Нилсон нарушила сегодня утром эдикт короля? – осведомился Гомес, подавшись к нему.

Лайонел вынудил себя вернуться к действительности.

– Это моя ошибка. Прошлым вечером я разрешил ей покататься и велел выезжать с кузнечного двора, а когда его величество выразил желание посетить этот двор, я ничего не сказал в уверенности, что леди Нилсон не поднимется так рано. – Он пожал плечами и осушил кубок. – Солнце едва встало. Придворные дамы обычно встают гораздо позже.

– Если только они не фрейлины королевы, – немедленно вмешался Ренар. – Ее величество становится на молитву задолго перед рассветом, а потом занимается государственными делами.

Лайонел ничего не ответил на эту восхищенную реплику. Только протянул кубок пажу. Тот поспешно его наполнил. Но вино, казалось, не производило на Лайонела никакого действия, хотя сегодня он пил больше обычного.

– Вы на диво рассеянны сегодня, дон Аштон, – заметил Филипп, опираясь локтем о широкий резной подлокотник кресла и задумчиво потирая пальцем подбородок.

– Нет, сир, нисколько, – заверил Лайонел, отставив кубок. – Просто размышляю, не будет ли лучше для всех заинтересованных лиц, если перевезти леди Нилсон в мой дом. Там уже живут моя воспитанница и ее дуэнья, так что ни о каком нарушении этикета и ущербе репутации дамы не может быть и речи. И так будет куда легче следить за ее передвижениями. Во дворце это сделать невозможно, если только не посадить даму под замок. Не думаю, что это будет таким уж мудрым шагом. Домашний арест вызовет гнев и недовольство сторонников Елизаветы, а нам необходима временная передышка и, следовательно, их бездействие.

– А как насчет ее мужа?

– Уверен, что лорд Нилсон не станет возражать. Пусть объяснит окружающим, что, поскольку крайне занят государственными делами, не в силах оказать достаточного внимания жене. К тому же ей полезно женское общество, тем более что сейчас ее семьи нет в Лондоне.

– После небольшого происшествия со своим любовником Нилсон и пикнуть не осмелится, – заметил Ренар, презрительно скривив губы. – Мои люди доложили, что все прошло как по маслу.

– Вероятно, нам стоит принять совет дона Аштона, – заключил Филипп. – Мы с ее величеством больше не желаем слышать об этом деле.

«Пока в этом не возникнет необходимости». Эта невысказанная мысль бродила в головах всех сидевших за столом. Но никто не посмел высказать сомнения относительно успешного исхода беременности королевы.

Лайонел встал и отодвинул стул.

– Я немедленно этим займусь.

Он поклонился и покинул зал.

Увезти Пиппу из дворца сейчас жизненно необходимо. Только так можно обеспечить безопасность ее и ребенка. Лайонел уже несколько недель обдумывал этот план, предполагая, что он будет хорошо воспринят, особенно Пиппой. Но так было до сегодняшних разоблачений. Теперь придется долго ее уговаривать, чтобы восстановить утерянное доверие и приобрести союзника, а не врага. Его стыд и раскаяние были так велики, что трудно представить, как он станет смотреть ей в глаза. Но ничего не поделаешь, придется.

Он громко постучал в дверь спальни. Тишина. Он снова постучал. Обычно в спальне находится камеристка!

Он попытался открыть дверь.

Заперто.

Лайонел, поколебавшись, шагнул к соседней комнате.

На его стук тоже не ответили, но он услышал чьи-то шаги и решительно нажал на ручку.

Стюарт, держа в руке свернутый пергамент, порывисто отвернулся от камина.

– Что вы тут делаете? – спросил он, бледнея.

– Я искал вашу жену, – спокойно сообщил Лайонел. – Ее дверь заперта, а на стук никто не подходит.

– Может, она спит, – пробормотал Стюарт, поспешно опуская дрожащую руку и стараясь спрятать пергамент в складках плаща. Он нашел письмо Пиппы, едва войдя в комнату.

Лайонел нахмурился и, устремившись к смежной двери, попробовал ее открыть. Дверь не поддавалась.

– У вас наверняка есть ключ.

– Да… то есть… нет…

У Стюарта не было времени оправиться от потрясения, вызванного письмом жены. Осознание того, что теперь ей известен весь ужас ее положения, было невыносимо.

Аштон ворвался как раз в тот момент, когда он дочитывал последние строчки, а ведь даже в обычных обстоятельствах этот человек обладал способностью низводить Стюарта до положения трусливого, жалкого идиота.

– Да? Или нет? – осведомился Лайонел тем самым отрешенным тоном, который так ненавидел Стюарт. Настоящий призрак: его вечно отчужденный вид надежно маскировал мысли и чувства.

– Нет! – воскликнул он, энергично тряся головой.

– Бросьте! Невозможно поверить, что у вас нет ключа от спальни жены, – хмыкнул Лайонел, повелительно протягивая руку. – Немедленно отдайте.

Интересно, как, по мнению Пиппы, он должен два дня держать ее исчезновение в секрете от человека, которому приказано наблюдать за ней? Кто может выдержать жесткий взгляд Аштона? Не послушаться его надменного голоса?

Сам того не желая, Нилсон устремил взгляд на стоявший у окна сундук. Лайонел, заметив, куда он смотрит, подошел к сундуку и взял лежавший там медный ключ.

– Вы знаете, где она? – спросил он так же ровно при виде пустой комнаты.

– Нет.

Последнее по крайней мере было правдой. Лайонел снова повернулся к Стюарту.

– В таком случае вам лучше отдать мне это письмо.

Он показал на безвольно висевшую руку Стюарта.

Тот беспомощно и молча кивнул.

Лайонел прочел письмо, смял и бросил в огонь.

– Да представляете ли вы, какая ей грозит опасность? – гневно выпалил он.

Это явно задело Стюарта. Гордо выпрямившись, он прошипел:

– Еще бы! Воображаете, будто я не знаю, почему на Гейбриела напали прошлой ночью? Пусть я грешник и негодяй, но никак не слепой глупец!

В этот момент Лайонел не мог найти в себе обычного презрения к Стюарту Нилсону. Что уж бросать камни в человека, который одного с тобой поля ягода!

– Пиппа, вероятно, уехала со своим братом. Больше ей ведь не к кому обратиться?

– Я по крайней мере никого другого не знаю.

– Прекрасно. Получается, что мы сможем утаить ее побег, хоть и ненадолго. Король дал мне разрешение перевезти ее в мой дом, где с ней постоянно будут находиться моя воспитанница и ее дуэнья. Все посчитают, что сейчас она у меня.

– А вы тем временем отправитесь на поиски?

– Разумеется, – резко бросил Лайонел. – Если Пиппы не окажется у брата, он наверняка знает, где ее найти. А его я отыщу через французского посла.

– Откуда она узнала? – с неприязненным удивлением вопросил Стюарт. – Как могла открыть истину?

Лайонел, поколебавшись, объяснил:

– Она обнаружила вашу тайну случайно, несколько недель назад. Что же до остального… похоже, у нее сохранились какие-то обрывочные воспоминания о проведенных с Филиппом ночах. Она требовала все ей сказать.

– И вы так и сделали? – ахнул потрясенный Стюарт.

– Она заслуживает правды, – коротко бросил Лайонел. – Это самое малое, что я могу сделать для нее после всех ужасов, которые ей пришлось вынести.

– В таком случае почему бы не позволить Пиппе уехать с братом… теперь, когда она все знает? – с поразительной силой и решимостью выкрикнул Стюарт.

– Вы действительно воображаете, будто Филипп и его сообщники просто пожмут плечами и пожелают ей счастливого пути? – нетерпеливо объяснил Лайонел. – Если я не опережу их, ее жизнь не стоит и су. Вы понимаете это не хуже меня. Как и то, что только я сумею ее защитить.

Лицо Стюарта еще больше побелело. Он молча отвел глаза от стоявшего перед ним разгневанного, взволнованного Лайонела.

– С меня довольно, Аштон. Отныне я в эту игру не играю. И не позволю себя шантажировать.

– И как вы намереваетесь поступить? – саркастически осведомился Лайонел. Больше он не испытывал жалости к Стюарту Нилсону. Пусть его собственные поступки не выдерживают никакой критики, но до начала всех ужасающих событий он не знал Пиппы. Не был связан с ней обетом верности. Не предавал ничьего доверия.

Стюарт просто пожал плечами. Он не собирался излагать врагу свои намерения.

– Ради вашей жены умоляю: не натворите глупостей, – посоветовал Лайонел. – Никому не проговоритесь о ее исчезновении.

Он повернулся и вышел, хлопнув за собой дверью.

Стюарт медленно разжал кулаки. Он избавлен от Пиппы. Пусть теперь Аштон о ней заботится. Его же долг – по возможности исправить причиненное ей зло.

Епископ Винчестерский услышит честное признание лорда Нилсона об отношениях с Гейбриелом. Ему придется сохранить тайну исповеди, зато он согласится аннулировать брак четы Нилсон. После этого Стюарт пошлет уведомление о расторжении брака с объяснением причин лорду и леди Кендал. По крайней мере Пиппа освободится от него и больше никогда не увидит своего вероломного супруга.

Вот тогда Стюарт заберет Гсйбриела, и они тайно покинут страну. Придется действовать быстро, чтобы застать врагов врасплох. Правда, за ним неусыпно наблюдают, считая при этом, что он их по-прежнему боится. А когда все обнаружится, он и Гейбриел будут уже далеко, в бушующем море.

Лайонел отправился к французскому послу и был немедленно принят. Антуан де Ноай с искусством истинного дипломата сумел скрыть удивление и естественное любопытство при виде столь редкого гостя.

– Мистер Аштон! Какое неожиданное удовольствие! Могу я предложить вам вина?

– Давайте не будем ходить вокруг да около, де Ноай! Мне нужно знать, куда отправился Робин из Бокера. Мы кое о чем потолковали прошлым вечером… может, он упоминал об этом.

Посол разлил вино и вручил гостю кубок.

– Прошу садиться, сэр.

Благодарю. Предпочитаю постоять. – Разглядывая хозяина поверх края кубка, Лайонел сухо добавил: – И давайте не будет состязаться в хитростях, месье де Ноай. Времени нет. У меня есть все причины считать, что лорд Робин взял с собой сестру. Она в опасности, и, хотя лорд Робин имеет все основания считаться истинным придворным и опытным шпионом, один он не сумеет уберечь даму.

– О, согласен, до вас ему далеко, – чуть пожав плечами, буркнул посол. – Странно, откуда такое желание защитить ее, ведь отчасти именно вам она обязана столь отчаянным положением.

На щеке Лайонела дернулся мускул, но, если не считать этого признака слабости, лицо оставалось по-прежнему бесстрастным. Сунув руку во внутренний карман камзола, он вытащил маленькую шкатулку.

– Надеюсь, это оживит нашу беседу.

Он поставил шкатулку на стол.

Де Ноай поднял ее и, прежде чем открыть крышку, бросил на посетителя быстрый, понимающий взгляд. На бархатном ложе лежала печатка в форме скарабея.

– Ваши верительные грамоты? – осведомился он, осторожно взвешивая на ладони скарабея.

– Да, если вы их примете, – сухо усмехнулся Лайонел. – Надеюсь, вы понимаете, что только чрезвычайные обстоятельства вынудили меня их предъявить.

– Разумеется.

Посол положил скарабея в шкатулку и вернул Аштону.

– Даже у меня нет такого. Сколько их существует?

– Вы не хуже меня знаете, что их три. Всего три.

– И вам известно, у кого остальные? – с жадным любопытством прошептал Антуан.

– Нет, – рассмеялся собеседник. – Мы, дорогой сэр, весьма избранная публика. И я только что выдал себя. А теперь объясните, где я могу найти лорда Робина.

– Прежде всего расскажите, что вы намереваетесь сделать, дабы помешать испанцам добраться до ребенка, которого носит леди Пиппа, не обнаружив при этом себя.

– У меня нет иного выбора, кроме как обнаружить себя, – вздохнул Лайонел. – Рано или поздно это обязательно происходит. Я надеялся сохранить свою личину почти до самого конца, но… – Он пожал плечами. – Приходится идти, когда черт гонит. Иначе говоря, чего не сделаешь, когда нужда заставит! – И, еще раз взглянув на скарабея, он сунул шкатулку в карман. – Главное – помешать Испании отнять у Англии независимость. Это стоит любых разоблачений.

– Скажите… – начал де Ноай, хитро посматривая на него, – что вы слышали о беременности Марии?

– Вероятно, то же, что и вы. Что все это чистое притворство… что беременность существует исключительно в ее воображении… плод навязчивых идей…

Посол кивнул.

– Я слышал, что фрейлины шепчутся, будто нечто подобное у королевы бывало и раньше. Чрево распухает, как бывает при грыже.

– Но врачи ее обнадежили.

– Потому что не желают оказаться в немилости.

– И кто может их за это осуждать, – усмехнулся Лайонел, сардонически покачивая головой. – И все же я дождусь от вас ответа?

– Видимо, придется сказать, хотя я не получил от вас никаких гарантий безопасности дамы.

Уголки губ Лайонела мрачно опустились.

– Клянусь могилой своей сестры, что спасу Пиппу и нерожденного младенца.

Посол немного помолчал, встревоженный зловещими интонациями гостя. Только последний дурак попытается надуть Лайонела Аштона.

– Робин отправился в Вудсток, – признался он наконец. – Остановится по пути у сэра Томаса из Тейма. Вы запустили кота в голубятню, дорогой сэр, своими разговорами о скарабеях. Я изменил пароль, и Робин должен уведомить Перри и леди Елизавету, что среди их окружения, возможно, имеется шпион.

– Конечно, есть, и не один, – пренебрежительно бросил Лайонел. – Но, как видите, сэр, это не я. Вам нет необходимости менять пароль.

– Тут вы правы. Если подождете минуту, я дам вам письмо для лорда Робина, которое все объяснит и, надеюсь, позволит ему увидеть вас в новом свете.

Последнее заявление было подчеркнуто ироническим надломом бровей.

Лайонел молча наклонил голову и поставил бокал на стол. Посол быстро набросал несколько фраз, запечатал послание и отдал ему.

– Спасибо, – буркнул Лайонел, сунув пергамент в карман. – В таком случае я направлюсь в Тейм. Пока что испанцы уверены, что Пиппа живет в моем доме, в обществе моей воспитанницы и ее дуэньи. Так что у нас есть выигрыш во времени.

– Я постараюсь, чтобы все знали только это и ничего больше, – заверил посол. – Да пребудет с вами Бог, мистер Аштон.

– Обойдусь и удачей, – отозвался Лайонел. – С богами любого рода я стараюсь не связываться… Слишком много зла делается с их именами на устах.

Малколм был человеком терпеливым. И долго стоял на солнышке у лавки серебряных дел мастера, держа под уздцы лошадей, глазея на прохожих и не думая о времени. Он знал, как любят женщины заниматься покупками, ходить по магазинам и рассматривать товары, а донья Луиза к тому же почти не бывает в городе. И если у нее уйдет полчаса на выбор наперстка, он ничуть не возражает.

Наконец, однако, и до него дошло, что она очень уж задерживается. Малколм привязал уздечки к железному кольцу, ввернутому в стену лавки, и ступил через порог. Хозяин, услышав шаги, немедленно выскочил из задней комнаты.

– Ах, вы вернулись, миледи! Я…

Приветливый голос замер при виде посетителя, ничем не напоминавшего молодую даму, просившую показать наперстки.

– О, прошу прощения. Я думал, что вы…

– Где та леди, которая недавно входила сюда? – осведомился Малколм, оглядывая пустую лавку и замирая от дурного предчувствия.

– Она просила принести все наперстки, что у меня есть. Пообещала вернуться через пять минут. А прошло уже с полчаса.

– Ад и дьявол! – пробормотал Малколм. Донья Луиза по какой-то причине решила ускользнуть от него. Как он мог позволить одурачить себя этой невинной улыбке?!

Малколм подскочил к задней двери и вышел в переулок. Двое полуголых чумазых пострелят возились в грязной луже.

– Здесь проходила леди? – спросил он. Малыши уставились на него широко раскрытыми непонимающими глазенками. Малколм снова выругался и бросился назад.

– Значит, она возвращается, сэр? – обрадовался хозяин, перед этим безутешно перебиравший наперстки на подносе.

– Сомневаюсь, – отмахнулся Малколм и направился к передней двери, возле которой оставил лошадей. Вскочив на своего коня, он подхватил уздечку Кримы, объехал лавку и снова оказался в переулке.

Она что-то говорила про Олдгейт. Значит, стремилась именно туда и нашла обходной путь.

Женщина, которая развешивала белье, сказала Малколму, что видела даму с закрытым лицом, пробежавшую мимо ее домишка.

– Уж больно она спешила, эта особа, – заметила женщина, расправляя рубашки. – Так мне сразу и сдалось, что неспроста это. Такие расфуфыренные барышни здесь не ходят.

Малколм поблагодарил ее и стал пробираться к Олдгейту, где с отчаянием принялся рассматривать толпу: вопящих разносчиков, уличных торговцев, путников, бродяг…

Обстановка была оживленной и могла удовлетворить любую потребность в разнообразии, но доньи Луизы и след простыл. Он заглянул в три таверны, хотя не мог представить, что столь нежное создание может очутиться в вонючей пивной. Потом спросил бездельника-сторожа, не проходила ли через ворота молодая женщина в черной вуали. Тот покачал головой и сплюнул соломинку, которую все это время жевал.

– Не-а, не было здесь никакой леди. По крайней мере пешком она не шла.

– Верхом ехала?

– Нс-а. В экипаже.

– И давно?

Сторож вынул из-за уха очередную соломинку и сунул в рот.

– Стало быть, с полчаса, а то и больше. Да еще и жентельмен рядом ехал,

– Опиши его.

Сторож пожал плечами:

– Да я вроде и не разглядывал его. Жентельмен как жентельмен. В зеленом плаще. И на вороном мерине.

Джентльмен в зеленом плаще и на вороном мерине приезжал в дом Аштона сегодня утром, и донья Луиза, как показалось Малколму, необычайно обрадовалась гостю. Малколм собственными ушами слышал восторженное восклицание. Правда, девушка немедленно осеклась, но все же…

Он мог бы сам отправиться за беглецами, но не знал, по какой дороге они поехали, а если упустит их или погонится не за той парочкой, драгоценное время будет потеряно зря. Кроме того, ее могли похитить по пути к Олдгейту, когда она вышла из лавки серебряных дел мастера, хотя Малколм так не считал. Домик видевшей Луизу женщины находился как раз на том месте, где дорожка подходила к Олдгейту.

Нет. Малколм уже все понял. Донья Луиза сбежала по собственной воле, так что непосредственная опасность ей не грозит. Пусть мистер Аштон решит, что делать. Ему придется предотвратить скандал, а если Малколм устроит сцену на большой дороге, скандала не избежать. Кроме того, Аштон, вероятно, знает о лорде Робине много такого, что неизвестно Малколму. Поэтому сейчас следует торопиться. Каждая минута дорога.

Он пустил коня в галоп и, ведя за собой Криму, стал пробираться сквозь толпу.